Гудмэн Джо. Мое безрассудное сердце

   Пока они шли по трапу, Декер дал Джонне возможность высказать все пожелания и указания. Они дошли до узких ступенек, ведущих наверх, и он приложил к ее губам палец. Она тут же замолчала. Довольный, Декер накинул ей на голову капюшон плаща. На мгновение его руки задержались у ее щек, заключив ее лицо в раму из его ладоней.
   — Впереди или сзади? — спросил он.
   — Что?.. — Она удивленно взглянула на его лицо, на синие глаза, смотревшие на нее решительно и настойчиво. Она не поняла, о чем он спросил.
   — Ты хочешь идти сзади меня или впереди?
   Она решала, что ей больше подходит: чтобы ее тащили или подталкивали.
   — Впереди. — Джонна заметила, что Декер не удержался от улыбки. Наверное, подумала она, он, зная ее характер, ожидал именно такого ответа. Но он не мог знать, что она хотела бы упасть в его объятия, а не на пол, когда потеряет сознание от страха.
   Декер легонько подтолкнул Джонну в спину. Результат превзошел все ожидания. Джонна оказалась наверху лестницы, даже не успев подумать над своими действиями, и Декеру пришлось поспешить за ней. Он едва успел схватить ее за плащ, чтобы удержать от дальнейших шагов. Декер потянул плащ на себя, резко остановив ее, и Джонна задрожала, как напряженная струна.
   На нее сразу обрушилась масса впечатлений: свет зимнего солнца, удивленные возгласы экипажа. Ей стало трудно дышать. Декер стоял позади нее, сомкнув руки у нее на талии. Она почувствовала, как он слегка подталкивает ее голову своим подбородком, и услышала тихое приказание:
   — Дыши.
   Джонна втянула в себя воздух. Холодный ветер Северной Атлантики наполнил ее легкие так, что она едва могла вздохнуть еще раз. На языке она ощутила замерзшие морские брызги.
   — Улыбайся!..
   Она приподняла утолки губ.
   — Открой глаза.
   Тут ее напряженная улыбка превратилась в искреннюю:
   — Они и так открыты!
   — Ты ничего не боишься. Ты можешь посмотреть вокруг?
   Джонна осмелилась перевести глаза с одного члена экипажа на другого, но голова ее не шевельнулась. Когда она заговорила, губы ее двигались с трудом:
   — Нет, я не могу по…
   Тут клипер качнуло, и Джонна почувствовала, что теряет равновесие.
   — Расставь ноги!
   Эти слова, произнесенные интимным шепотом, заставили Джонну обернуться:
   — Что?!
   Декер усмехнулся. Он поднял руки, чтобы помочь ей удержать равновесие.
   — Нужно повернуться навстречу волне, — объяснил он. — Тогда ты будешь тверже стоять на ногах.
   Джонна стыдливо поджала губы.
   — С этого надо было начать, — заметила она.
   — Конечно, нужно было, — с легкостью согласился он, — но в таком случае ты осталась бы такой же неподвижной, как деревянная фигура на носу «Охотницы». С одеревеневшими руками… одеревеневшими ногами… — В его синих глазах играла откровенная насмешка. — С деревянной шеей.
   Джонна подивилась его умению заставлять ее смеяться над собой.
   — Как ты это делаешь? — изумилась она.
   — Что?
   Она смущенно покачала головой:
   — Ничего.
   Напряжение ее ослабло. Джонна повернулась в кольце его рук и совершенно естественно оперлась на него. Она уже смогла кивнуть головой в ответ на приветствия мистера Лидса и удивленного Джереми Додда. Когда корабль опять качнуло, она сразу же перенесла центр тяжести с одной ноги на другую.
   — Я хочу подойти к поручням, — заявила она.
   — Ты уверена?
   — Нет, — честно призналась Джонна. — Но именно это я собираюсь сделать.
   Свежий ветер раздувал плащ Джонны, облепляя юбку вокруг ног. Но, подойдя к борту, она содрогнулась не от ледяного ветра, а от ужаса. Куда бы она ни бросила взгляд, повсюду были видны только водяные валы с белой пеной. Когда волна подбрасывала «Охотницу» вверх, поручни, казалось, опускались так низко, что ей представлялось, будто она сейчас переступит через них и исчезнет в пенной, бурлящей воде.
   — Выше голову! — сказал Декер. — Взгляд на горизонт.
   Но для этого надо было опять открыть глаза. С минуту ей казалось, что лучше всего будет с силой зажмурить их, но Джонна раскрыла глаза. Рука Декера держала ее за плащ. Поняв, что он не собирается ее отпускать, она почувствовала себя в безопасности.
   — Положи руки на поручень.
   Джонна подчинилась.
   — Дыши.
   Что-то похожее на улыбку мелькнуло на ее лице. Хорошо, он напомнил ей о том, что она забыла. Она прерывисто втянула в себя воздух и посмотрела в лицо огромному океану.
   — Ты права, что относишься к нему с уважением, — сказал Декер.
   Джонна через силу засмеялась:
   — Это мягко сказано.
   — Ничуть. На борту нет ни одного человека, который не испытывал бы — хотя бы в малой степени — такой же страх.
   «Интересно, к нему это тоже относится?..» — подумала Джонна. Она хотела обернуться, но Декер повернул ее голову лицом к горизонту.
   — В том числе и я, — сказал он. — И был бы дураком, если бы возомнил, что могу победить эту стихию. Лучшее, на что надеется каждый из нас, — это перехитрить ее.
   Палуба «Охотницы» словно ушла из-под ног, и Джонне показалось, что желудок ее куда-то проваливается. Она с такой силой вцепилась в поручень, что кончики пальцев побелели. Капюшон слетел с головы. Пряди блестящих черных волос прижало к вискам.
   — Спокойно, — прошептал Декер ей на ухо. — Я здесь.
   Джонна припала к поручням, но это ей мало помогло.
   — Наверное, мне лучше спуститься вниз, — сказала она.
   — Хорошо.
   Она хотела, чтобы он попытался отговорить ее. Ей хотелось провести еще несколько минут на палубе. Легкая, немного насмешливая улыбка, обращенная к самой себе, появилась у нее на лице.
   — Что такое? — спросил Декер.
   Сначала она покачала головой, не желая отвечать ему, но потом все-таки ответила.
   — Я снова вспомнила, что моя жизнь — накатанная колея, — сказала она. — Вот я стою меж двух огней — между дьяволом и глубоким синим морем.
   Ей не нужно было видеть его лицо. Она и так знала, что это замечание ему понравилось.
   — А если бы тебе пришлось выбирать?
   Джонна почувствовала, как его рука слегка задержалась на ее талии, спиной почувствовала тепло его тела. Его подбородок упирался в ее волосы. А перед ней был беспокойный северный ветер и океан ледяной воды. Выбор был бы очень прост. Джонна ничего не ответила, но ее колебание говорило само за себя.
   — Не важно, — сказал Декер. — Я не должен был спрашивать.
   Если такое возможно, то ей показалось, что солнце стало холоднее. Декер отступил, чтобы дать ей возможность отойти от поручня, и Джонна тотчас же ощутила себя неуверенно. Она поспешила к дверям, чтобы обрести там поддержку, и побежала к лестнице, держась руками за стены. Она была уже внизу, в коридоре, когда поняла, что Декер не пошел за ней. Обернувшись, она увидела в дверях его силуэт. Лицо его было в тени, но вряд ли он улыбался, подумала Джонна. Никогда еще он не казался таким одиноким.
 
   — Расскажи мне о своих родителях, — сказала она.
   Они лежали на койке бок о бок, глядя в потолок; руки у обоих были напряженно вытянуты, одеяла почти не смяты. Джонна надеялась, что он протянет к ней руки этой ночью, по меньшей мере обнимет за талию. Но он этого не сделал, и она рассердилась на себя за свое разочарование. По ее подсчетам, прошло десять дней, как они были вместе. В последний раз они поцеловались перед тем, как он проводил ее на палубу. Она каждое утро стояла с ним на капитанском мостике и еще раза три по вечерам, но Декер ограничивался тем, что брал ее за руку. Он ничем не показывал, что ему хочется прикоснуться к ней.
   Дьявол стал таким же холодным и чужим, как глубокое синее море.
   — Я не очень хорошо помню их, — сказал он. — В основном по рассказам Колина.
   — Я имею в виду Мари Тибодо и Джимми Грумза. Мерседес сказала мне, что ты считал их своими родителями.
   — Это верно. А что ты хотела бы узнать? Голос его звучал не слишком доброжелательно, но Джонну это не остановило.
   — Они действительно были актерами?
   — Всегда, — сказал он, — и не только на сцене. Каждая наша кража казалась Джимми небольшим спектаклем. У него была к этому определенная склонность, и Мер это очень нравилось.
   — Мер, — тихо повторила Джонна. — Это ведь означает мать, не так ли?
   — Да. Так я ее всегда называл.
   Джонна осторожно повернулась на бок. Она подсунула руку под подушку, чтобы положить голову повыше, и пристально смотрела на слабо освещенный профиль Декера.
   — А у них были другие дети?
   — Нет. Только я. У Мер не могло быть детей. До того как Джимми нашел ее, с ней очень грубо обращались.
   — Она была проституткой?
   Декер слегка улыбнулся, представив себе, как ответила бы на этот вопрос Мари.
   — Она сказала бы тебе, что ты слишком хорошо о ней думаешь. «Пока в моей жизни не появился Джимми, — сказала бы она, — я была шлюхой. Но ты, Понт Эпин, сделал из меня святую».
   — И она была святой?
   — Я так считал. Она была умная, забавная, веселая. Она обладала почти неистощимым источником терпения и любила меня и Джимми до безумия.
   — Она всегда называла тебя этим именем?
   — Почти всегда. Она говорила, что это мое профессиональное имя. Составная часть пьесы.
   — Как же задержали Мари и Джимми?
   Декер ответил не сразу. Наконец он рассказал ей то, чего не рассказывал еще никому.
   — А их не задержали. То есть не совсем.
   — Но…
   — Задержали меня.
   Джонна несколько минут молчала, раздумывая над его словами.
   — Мерседес мне ничего не сказала, — проговорила она спокойно. — Иначе я не стала бы…
   Декер прервал ее:
   — Мерседес этого не знает.
   — Вот как?
   — Мы с Мерседес, Джонна, не делились подробностями своей жизни.
   — Она слишком тонкая натура, чтобы спрашивать прямо о некоторых вещах, ты это хочешь сказать?
   — Приблизительно, — ответил он сухо.
   — Я бываю иногда слишком прямолинейной, как ты знаешь, даже бестактной. И не сильна в дипломатии. У меня для этого не хватает терпения, и я неизлечимо любопытна.
   Все это он давным-давно знал за ней. Ее простодушие по-прежнему обладало властью очаровывать его. Интересно, подумал он, не потянется ли она к нему сегодня ночью? Черт тебя разберет, хотел сказать он. Если она считает, что ее жизнь — накатанная колея, она должна ухватиться за того, кто может изменить это невыносимое для нее положение.
   — Ну? — спросил он наконец. — Допрос окончен?
   Джонна поняла, что ей бросили вызов, но она не приняла его.
   — Как тебя задержали?
   — Я стал беспечным, — начал Декер. — Я позволил своим мыслям витать в облаках, когда пытался украсть цепочку от карманных часов. В тот день я уже дважды успешно сделал это. Я делал это сотни раз с тех пор, как Джимми впервые позволил мне попробовать самому в день моего рождения. Мне тогда исполнилось десять лет. На этот раз я забыл главное правило.
   — Главное правило?
   — Правило Джимми, во всяком случае. Он говаривал, что люди все разные. Иногда кажется, что голова у него чем-то занята, а он, может, как раз сейчас думает о времени. Джимми хотел сказать, что человек бывает занят совершенно не тем, чем кажется с виду. Я протянул руку к цепочке, мой маленький ножик уже готов был срезать ее с бриджей какого-то денди, как вдруг он решил узнать, который час. Он схватил меня за руку, и я воткнул нож ему в ладонь. Я думал, что это заставит его отпустить меня, но он только сильнее сжал мою руку и принялся громко звать констебля.
   Джонна смотрела на него, широко раскрыв глаза, и придвинулась ближе к Декеру.
   — И что было дальше?
   — Джимми и Мер видели все это. Они обрабатывали толпу вместе со мной, и теперь оказались в самом ее центре. Джимми оттащил меня и швырнул к Мер. Она бросилась со мной в сторону, но каким-то образом мой нож задел ее карман. Карман порвался, и вся ее утренняя добыча вывалилась на мостовую. Там были камея, пара серег, несколько шелковых лент. Ее схватили, я попытался пробраться к ней, но толпа вокруг нее сомкнулась. Я думаю, Джимми попытался вытащить ее оттуда, потому что слышал, как кто-то завопил: «Держите его». Кругом все толкались, кричали. Я уже больше не видел их.
   — А про тебя забыли.
   — Я думаю, что денди, которого я ударил ножичком, запомнил меня.
   Джонне показалось, что на его лице промелькнула горькая улыбка.
   — Ты убежал, — сказала она.
   Декер кивнул. Заговорил он не сразу, и теперь его голос звучал хрипло:
   — Мер и Джимми посадили в Ньюгейтскую тюрьму. Я не мог навестить их, опасаясь, что меня тоже схватят. Если уж они рискнули всем, чтобы спасти меня, было бы неблагодарностью с моей стороны оказаться за решеткой. — Декер помолчал. — Так, во всяком случае, говорил я сам себе.
   — Я думаю, ты был прав.
   — Не знаю. Если бы я объявился, нас троих могли бы сослать на каторгу.
   — Или повесили бы всех вместе.
   Декер покачал головой.
   — Их повесили потому, что они отказались выдать меня. Денди, которого я пырнул ножичком, оказался герцогом Уэстпорт-ским, и он чуть не умер от той маленькой ранки, которую я нанес ему. Власти были уверены, что он не выживет, и добились для Мер и Джимми смертной казни за это. Их обвинили в воровстве, но я уверен, что такое условие поставил герцог. Они отказывались навести полицию на мой след и окончили свою жизнь на Тайбернском дереве, то бишь на виселице. — Декер глубоко вздохнул. — Через три дня после этого герцог пошел на поправку. Я решил отомстить и еще раз пырнуть его ножом, но смысла в этом не было: Мер и Джимми уже не было на свете.
   — Что же ты сделал?
   — А почему ты думаешь, будто я что-то сделал?
   Джонна только приподняла бровь.
   — Я ждал три года, пока не нашел место помощника повара в загородном доме герцога. Я удрал с серебряной посудой, потиром из церкви и рубиновым ожерельем, которым владели три поколения этой семьи. — Тут Декер впервые повернулся и посмотрел на Джонну. На лице его было неуловимое выражение. — Это больше или меньше того, что ты ожидала?
   — Как сказать, — ответила она. — Ты оставил эти вещи себе?
   — Нет.
   — Ты их выбросил?
   — Швырнул в реку.
   Улыбка медленно проступила на лице Джонны; она и не подумала ее скрыть.
   — Это именно то, чего я и ожидала. Не больше. И не меньше. — Джонна улыбнулась еще шире, радуясь, что она смогла предугадать. — Сейчас я тебя удивила. Ты думал, что я брошусь судить тебя? На самом деле я сама не могу сказать, что я стала бы делать на твоем месте, но мне нравится думать, что я что-нибудь да сделала бы. — Джонна протянула к нему руку под одеялом и положила ее на запястье Декера. — А ты никогда не думал, насколько иначе сложилась бы твоя жизнь, если бы твоих родителей не убили?
   Декер ответил на этот вопрос уклончиво:
   — Звучит так, будто ты об этом размышляла.
   — Я считаю, тогда ты не стал бы вором.
   И не лежал бы сейчас с ней в ночной темноте, подумал Декер, и ее ладонь не лежала бы так властно на его запястье. Мог ли он сожалеть о прошлом, если все тогдашние события привели его к встрече с Джонной?
   — Я стал бы беспутным средним сыном в титулованной семье, обладателем маленького состояния и охотничьего домика. Я бы баловался политикой и скачками и преуспел бы на поприще повесы и сокрушителя сердец.
   — Нет. — Тут Джонна увидела его беззаботную улыбку. — Впрочем, последнее, может быть, и правда. — Ей не хотелось думать на эту тему. — Ты помнишь, как убили ваших родителей? — спросила она.
   — Речь идет о моих настоящих родителях?
   — Да. Я знаю, что ты был слишком мал.
   — Мне было четыре года, — ответил он. — Не такой уж младенец.
   — Ты не должен…
   — Да нет, ничего, — ответил он. — Я ничего не имею против такого разговора. — В чем он был не совсем уверен. Единственный человек, с которым он когда-либо говорил об этом, был Колин, и разговор он продолжил только ради того, чтобы сравнить их воспоминания. — Я очень долго предпочитал не вспоминать об этом, — начал он, — и вряд ли понимал, что делал это сознательно, но когда Мер и Джимми умерли, притворяться дальше стало бессмысленно. Где-то у меня была другая семья, и серьга служила тому доказательством. Серьга — это единственное, что связывало меня с братьями. Странно, но я гораздо сильнее чувствовал свое родство с братьями, чем с родителями. Я помню, как Колин в ту ночь, когда их убили, сунул мне в руки Грейдона и попросил успокоить его. Я думал, что все произошло по моей вине, ведь я не справился со своей задачей, и родители умерли из-за этого.
   Джонна сжала его запястье.
   — О, Декер!..
   — Я не видел, что происходит вокруг кареты, ни разбойников, ни их коней. Я слышал, как отец предлагал им все деньги, какие были при нем, слышал, как мать умоляла пощадить детей, слышал выстрелы.
   Джонна придвинулась к нему. Положила голову на плечо. Рука ее легла ему на грудь.
   — Колин побежал за ними, но что он мог сделать? Позже, в ту же ночь, нас поместили в работный дом. Никто не понял, что граф Роузфилд — наш дед, а он не знал, что мы ехали навестить его. А в заведении Каннингтона нас разлучили.
   — Но серьга привела тебя к Колину.
   — Совершенно верно.
   — Ты думаешь, что она приведет тебя и Колина к Грейдону?
   — Я думаю, что она приведет Грейдона к нам.
   — Каким образом?
   — Не знаю. — Декер пожал плечами.
   Джонна была спокойна. Она зевнула, закрыв рот рукой.
   — Ты действительно полагаешь, что увлекся бы политикой?
   Декер понял, что она вернулась к оставленной теме.
   — И скачками.
   Джонна сонно улыбнулась:
   — Я думаю, что у тебя хорошо получилось бы и то, и другое, — проговорила она скорее себе, чем Декеру. — Думаю, у тебя может получиться почти все. — Она уткнулась щекой ему в плечо, стараясь поудобнее устроиться подле него. — Можно, я буду спать здесь? — спросила она.
   — Нечего и спрашивать.
 
   «Охотница» приближалась к бостонской гавани. Джонна стояла у поручней, рассчитывая, что Джек Куинси встречает их. И ей хотелось, чтобы он видел ее стоящей на палубе клипера. Много лет Джек пытался, но безуспешно, заставить Джонну подняться на борт одного из ее кораблей. Она знала, что он высоко оценит ее достижения. Приложив к глазам подзорную трубу, она старательно разглядывала пристань, пытаясь найти Джека.
   — Ты уже видела склады?
   Джонна повернулась так резко, что чуть не ударила Декера по голове подзорной трубой. Ему удалось уклониться, Джонна убрала трубу.
   — Поосторожнее с этой штукой. — Декер взял у нее прибор. — Прежде чем начать крутиться в разные стороны, нужно отвести ее от глаз. — Он поднес подзорную трубу к глазам и навел на резкость, чтобы получше рассмотреть выстроенные склады Джонны. — Видно, Джек с рабочими как следует потрудились. Здание вроде завершено. — Он сложил трубу и сунул ее за пояс. — Как и было обещано.
   — Разве я хоть раз высказала сомнение в том, что Джек выполнит обещанное? — спросила Джонна.
   — Вслух — нет, — отозвался Декер.
   Джонна искоса взглянула на него и нахмурилась:
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Я хочу сказать, что в эти последние десять дней ты была явно чем-то озабочена. — Декер вспомнил их разговоры за последнее время. Он много раз спрашивал себя: что он сказал такого? Почему Джонна держится на расстоянии вытянутой руки? Это продолжалось всю оставшуюся часть плавания. Когда она прижалась к нему и спросила, можно ли ей уснуть в его объятиях, у него появилась надежда. С тех пор каждый вечер он чувствовал, что эта надежда постепенно тает. Джонна не делала никаких движений навстречу ему. Может быть, она действительно презирает его, как заявила с самого начала?
   Джонна опять оглядела гавань.
   — Озабочена, — спокойно повторила она. Это была правда, только она не думала, что Декер это заметил. Он всегда казался слишком погруженным в свои капитанские обязанности. — Я не думала, что ты это заметил.
   — Я часто спрашивал у тебя, о чем ты думаешь.
   Она вспомнила, что так оно и было. И каждый раз она отделывалась неизменной улыбкой и что-то придумывала, чтобы успокоить его. Сейчас ей стало ясно, что обмануть его не удалось. Интересно, подумала она, с каких это пор она так ловко стала лгать.
   — Наверное, я слишком хорошо научилась держать свои мысли при себе, — сказала она. — Ты думал, что замужество это изменит?
   — Нет.
   — Ты думаешь, что это изменится в будущем?
   — Мне бы хотелось думать, что ты будешь говорить мне о своих тревогах. Скажи мне, что тебя тревожит сейчас?
   Джонна повернулась к гавани. Команда готовилась войти в порт. Командовал помощник капитана, и на Декера и Джонну никто не обращал внимания. Это была вполне подходящая минута, чтобы рассказать ему о том, что ее беспокоило с того дня, как они отплыли из Лондона.
   — Мне не очень хочется сообщать, что мы вступили в брак. Во всяком случае, не сразу.
   — Разве ты забыла, что мы уже сообщили об этом экипажу? — спросил Декер. — Сколько времени, по-твоему, станут они держать это в тайне?
   — Мы можем попросить их ничего никому не говорить.
   Брови Декера взметнулись. На лице его появилось скептическое выражение.
   — В таком случае будь уверена, что эта новость станет известна каждой матроне и каждому сплетнику в два раза быстрее. — Декер пристально посмотрел ей в лицо. Между темными бровями Джонны пролегла морщинка; она покусывала нижнюю губу. — Это для тебя важно, не так ли?
   Джонна кивнула, не глядя на него. Ей не хотелось смотреть ему в глаза.
   Хотя Декер почти знал ее ответ, он спросил еще раз, уже по-другому:
   — Может быть, тебе хочется, чтобы о нашем браке не знал какой-то определенный человек?
   Джонна не вздрогнула, услышав этот тон, хотя он и уколол ее, словно она прикоснулась к толченому стеклу.
   — Грант, — ответила она. — Мне бы хотелось сказать ему самой.
   — Значит, ему ты намерена рассказать все?
   — Конечно. Я просто считаю, что он должен услышать это от меня.
   — Я не вижу здесь никаких трудностей в том случае, если я пуду при этом присутствовать.
   — В этом нет необходимости, — сказала она.
   — Очень даже есть! — Декер заметил, что она опять собирается возразить ему. Он взял ее за подбородок. — Если бы я всего лишь заподозрил, что ты намерена посетить Шеридана без меня, я бы сделал так, чтобы каждый болтун в Бостоне узнал о нашем браке. — Он дал ей обдумать свои слова. — Значит, если ты не хочешь услышать, как эту новость обсуждает вся улица, ты позволишь мне сопровождать тебя, когда отправишься к своему жениху сообщить о том, что обзавелась мужем.
   — Он никогда не был моим женихом.
   — Вот именно.
   Джонна стояла и смотрела ему вслед. Ее ответ был неубедителен, в то время как его заключительный выстрел оказался спокойным и победным. Какое это имеет значение, хотелось спросить Джонне, если их брак ненастоящий.
 
   Едва Джонна успела ступить на пристань, как Джек Куинси заключил ее в объятия.
   — Как это было замечательно, — искренне сказал старый моряк, — увидеть, что вы стоите на палубе! Поначалу глазам своим не поверил. Думал, вы так и просидите в каюте, пока «Охотница» не подойдет к причалу.
   — До этого я проделала целое путешествие, — задыхаясь, сказала Джонна, когда Джек отпустил ее. — Я немного расхрабрилась на обратном пути.
   Джек отстранил от себя Джонну и, держа за плечи, внимательно оглядел ее. Ее фиалковые глаза блестели, но смотрели настороженно. Улыбка была слишком широкой и при этом странно безжизненной. Казалось, Джонна с трудом сдерживает свою энергию, в основе которой лежало не волнение, а нервозность. Джек ясно видел что Джонна рада ему, но он также заметил, что Джонна несчастна.
   — Склады отстроены, — сказал он ей. — Хотите посмотреть?
   — Хотелось бы.
   Джек взглянул на трап и увидел Декера, который что-то обсуждал с мистером Джефрисом.
   — Может быть, мы подождем капитана Торна?
   — Он присоединится к нам, когда сможет, — сказала Джонна. — Он знает, где нас искать.
   Джек подумал, что голос у нее определенно холоден. Он покачал головой.
   — Наверное, есть вещи, которые одно только время изменить не может.
   Джонна устремила на него удивленный взгляд:
   — Что вы этим хотите сказать?
   — Ну, я просто подумал… — Джек еще раз взглянул на Декера. Капитан Торн стоял в окружении экипажа. — Хотелось бы так думать. — Он отпустил ее плечи и предложил свою руку. — Сюда, мисс Ремингтон. Полагаю, вам весьма понравится то, что вы увидите.
   Джонне понравилось. Никаких следов пожара не осталось. Разрушенные стены были возведены заново из нового кирпича; конторы, расположенные на первом этаже, стали просторнее; вдоль одной из стен первого этажа были сооружены полки для хранения грузов. Контора самой Джонны была отделана и обставлена заново. Пол блестел не хуже, чем письменный стол, а стены были оклеены обоями вместо краски.
   Джонна принюхалась, ожидая, что здесь все еще пахнет дымом. Но вместо запаха дыма она почувствовала сладкий аромат оранжерейных цветов, расставленных по вазам в конторе и секретарской.
   — Можно подумать, что вы ждали меня именно сегодня? — сказала она.
   Джек засмеялся:
   — Все было сделано восемь дней назад. По моим подсчетам, мистер Кэплин менял цветы трижды, поэтому они свежие.
   Джонна улыбнулась, довольная услужливостью своего секретаря.
   — Вы превзошли самого себя, Джек. У вас, конечно, есть записи всех расходов?
   — Конечно, — ответил Джек, широко улыбаясь. Он ничего не мог с собой поделать. Джонна не успела спросить его, какая глупость пришла ему в голову, как у него вырвалось:
   — Черт побери! Разве это не здорово — видеть вас опять у руля фирмы! Запись расходов! Вот уж воистину!