Страница:
Но это было только начало. При содействии Вернера Кернера (1875-1952),
члена Общества Листа и офицера Прусской Королевской Академии Оружия с 1903,
Лист расширил эти скромные наблюдения до геральдического справочника, в
котором демонстрировалось наличие сохранившихся рун и бесчисленных глифов
арманистского происхождения в, по меньшей мере, пятистах гербах; под многими
из них родились современные аристократы Германии и Австрии. В этом
изобразительном собрании арманистских реликтов Лист нашел тайный ключ для
интерпретации зверей, цветов, линий и эмблем почти каждого герба. Три зверя
-- крот, горностай и петух отличали носителя оружия как члены одного из трех
древних сословий: землевладельцев, королей-священников и воинов. Каждый цвет
и металл строго соответствовали какой-нибудь идее арманистской доктрины,
Красный символизировал слово ruoth, означавшее ариогерманский закон; зеленый
отсылал к надежде и возрождению; серебряный символизировал знание, мудрость
и Бога. Исходя из этих правил, Лист мог расшифровать любой геральдический
знак как запись древнего знания. Некоторые из его решений были просты:
серебро и лазурь эмблемы на оружии Брокхаузена должны были означать: "Храни
закон и священную мудрость", но эзотерические смыслы оказывались более
сложны и менее последовательны; Лист вводил здесь магические знаки из работ
Иоханна Тритемиуса. Геральдический замысел он пытался понять через духа
земли из гравюры Рембрандта "Маг" (1632). Поле, расчетверенное полосами из
золота и лазури с двумя орлами в противоположных красных углах, серебро и
черный цвет в других означало "Я жажду увидеть спасение арманизма, мудрость
и за- кон, потому что приказы небес приходят из тьмы, а божественное
благословение -- из света". Эту произвольную систему интерпретации Лист
завершил, наделив тайными смыслами геральдических животных. Он утверждал,
что дракон, орел, червь и лев символизируют четыре стихии огонь, воздух,
воду и землю, а змея означает пятую (теософскую) стихию -- эфир. Поскольку
грифон был сложным существом, соединившим в себе части различных животных.
Лист пришел к выводу, что он должен означать весь космос.
В практическом отношении Лист был безгранично обязан Кернеру, с его
глубокой погруженностью в геральдический оккультизм. Эмблемы государств,
городов и благородных фамилий интерпретировались им как культурные реликты
древнего ордена. Бургундия, Моравия, Силезия и Карниола хранили в своих
гербах старое знание, городские гербы Кельна, Базеля, Майнца тоже имели
эзотерический смысл. Благодаря своим гербам, знатные фамилии Мекленбурга,
Бранденбурга, Штирии и Каринции оказались законными наследниками старой
иерархии. Лист неустанно множил примеры, чтобы доказать широкую
распространенность арманистской контркультуры по всей Европе и за ее
пределами.
Поскольку генеалогический принцип составлял основную сущность
геральдики, было ясно, что следы наследия ведут к современной аристократии.
Немецкие аристократы, чья политическая власть сильно пошатнулась со времен
французской революции, должны были получить большое удовольствие от
утверждений Листа, о том, что аристократия состоит в основном из "потомков
древних иерократических фамилий". Такое знание служило эзотерическим
оправданием их наследственного превосходства в борьбе с популистскими и
демократическими тенденциями современности. Фридрих Фрайхер фон Гайсберг
(1857-1932), член Общества Листа и вюртембергский дворянин, оказался как
будто создан для листовской версии аристократической власти. В конце века он
учредил Ассоциацию Св. Михаила для изучения сословия пэров и "сохранения их
наследственных интересов как сословных". Лист посвятил Гайсбергу один из
своих "исследовательских отчетов" и интерпретировал его герб следующим
образом: "Спасение! Закон -- сущность арманизма; творческая воля Бога
рассеивает тьму". Речь шла, разумеется, о законах, которые гарантировали
власть аристократии и будили их надежду на возрождение.
Геральдический и генеалогический оккультизм был обращен не только к
аристократии. Существовании объединений, направленных на изучение генеалогии
среднего класса указывает на то, что геральдическо-оккультные изыскания
Листа имели широкую буржуазную аудиторию. Бернард Кернер учредил Ассоциацию
Роланда в Берлине, задумав издание двадцатитомного спра вочника,
посвященного генеалогии среднего класса (1899). Ассоциация Роланда в
Дрездене под руководство Германа Унбешайда занималась vцlkisch исследованиям
геральдических вопросов с января 1902 года. Другая группа под названием
Центральное Агентство Истории Немецких Фамилий была создана Гансом Брейманом
в Лейпциге (февраль 1904). Для тех, кто входил эти группы геральдика и
генеалогия означали поиск собственной сущности в глубине традиции,
драгоценный дар и желанный образ феодального прошлого. Геральдика зримо
воскрешающая рыцарские поединки, феодальные привилегии и старые замки
служила впечатляющей антитезой социокультурным тенденциям настоящего. Все
это обостряло голод по архаичным структурам политической власти, отвергнутой
институтами современного мира. Можно вспомнить, что и Лист и Ланц были
буржуа, самостоятельно добывшими себе дворянство. Средний класс явно
испытывал на себе очарование феодальных приманок и потому геральдический
оккультизм Листа имел большую силу.
Архитектурные увлечения Листа были похожи геральдические и по форме и
по содержанию. В 1889 году он высказал предположение, что выступы на
западной арке собора св. Стефана имеют аллегорический смысл. Средневековые
масоны все скульптурные фopмы понимали как тайный код, смысл которого всегда
остается собственностью братства. Во времена знакомства с Фридрихом фон
Шмидтом (умер в 1891), одним из строителей собора, Лист узнал об этой
масонской тайне. Усвоивший и теософскую символику, он мог развернут
архитектурный оккультизм и в геометрическом смысле. В соответствии с Листом,
священные арманистские знаки -- трискелион, свастика и другие -- могли быть
зафиксированы в позднем готическом криволинейном орнаменте и в круглых
окнах-розетках, датируемых XV веком. Такая техническая форма воплощения
оккультных знаний была наиболее убедительной, что подтверждалось неизменным
обращением к ней оккультистов. Но эта идея имела и два других основания.
Во-первых, современники знали о масонских тайнах; это могло произойти только
если бы средневековые братья вкладывали масонскую мудрость в собственные
творения, предназначая для расшифровки последующим поколениям. Во-вторых,
реагируя на Готическое Возрождение в Германии, Лист полагал, что готовые
ответы на его вопросы можно найти, открывая тайны готической архитектуры. Он
также подчеркивал, что готическая архитектура насыщена атмосферой
арманистского мира и временами выделял жирным шрифтом слово Fraktur в своих
публикациях. Vehmgericht была последней из тех гильдий, с которыми Лист
связал задачу сохранения священного арманистского знания в христианскую
эпоху. Поскольку vehmgericht в действительности была тайной организацией,
призванной отправлять правосудие в священной Римской Империи между XIII и
XVI веками, она казалась Листу наиболее эффективным посредником для передачи
оккультного наследства. Vehinic законы возникли может быть еще до
Каролингов, но приобрели историческое значение только к концу XII века. К
этому времени имперскую юрисдикцию узурпировали новые владетельные князья,
боровшиеся за политическую власть для феодальных сословий. Противодействуя
этой новой тенденции, архиепископ Кельна возглавил старую систему местных
судов, выносивших решения от имени императора. Вышедший из употребления
институт, таким образом, взял на себя новую историческую роль. Из Вестфалии
vehmgericht вскоре распространились по всей империи, повсюду, где
консерваторы пытались помещать власти князей. Впрочем, стабилизация
политической жизни сделала такую систему юстиции избыточной. В начале XVI
века vehmgericht снова существовали только в Вестфалии, а в 1811 исчезли
окончательно.
Организация vehmgericht опиралась на полномочия множества местных
судов. Сессии проводились публично или в тайне, приглашались только члены
данного суда и судья, которому все безусловно повиновались. Новые члены
клялись сохранять в секрете все, что касается vehmgericht и принимали
присягу о том, что они целиком и полностью принадлежат компетенции суда.
Затем им сообщали пароль и условные знаки организации, они получали символы
своей службы: веревку и кинжал, с вырезанными на нем буквами S. S. G. G,
которые означали невразумительный девиз String. Stone. Grass. Gree (Веревка.
Камень. Трава. Зелень). С этого момента новички вступали в борьбу за
феодальные привилегия против тех, кто пытался их узурпировать и предавали
преступников суду.
Такова была историческая реальность vehmgericht, но впоследствии эта
служба стала предметом романтического воображения. Благодаря тайным
средствам и традиционным целям -- защита исторических прав против
централизующих тенденций княжеского уклада vehmgericht стала символизировать
героическую радикальную силу для историков Романтического периода. Ныне
давно забытые готические романы, опубликованные в Германии между 1780 и 1820
годами особенно ответственны за создание впечатляющего образа vehmgericht
как тайной мощной власти, вершащей справедливый суд над местными деспотами и
их приспешниками в давние времена средневековых раздоров. Эти готические
истории целиком были посвящена мистике тайных судов. В полночь офицер
vehmgerich мог чертить приговор на двери осужденного или просто тело,
пронзенное vehrnic -- кинжалом находили под городскими воротами. Повинуясь
приказу, обвиняемый должен был прибыть в назначенное ему место. Это могла
быть залитая лунным светом пустошь или одинокий перекресток; там собиралась
vehmgericht для того, чтобы судить обвиняемого. Если человек был невиновен,
он мог быть помилован; если виновен -- повешен без промедления. Отказ
появиться после предъявления обвинений рассматривался как убедительное
доказательство вины. Беглеца преследовали vehrnic убийцы, они подстерегали
его у кабаков, на лесных дорогах, повсюду, куда бы он ни бежал.
Лист был хорошо знаком с этими впечатляющими образами. В 1891 он описал
сессию vehmgericht, которая предположительно происходила в. замке
Раухенштайя именно в таких псевдосредневековых тонах; приговоры, кинжалы,
тайные путешествия, подземные тюрьмы, ком-. наты пыток и сияние полуночи все
это с успехом послужило для того, чтобы сделать арманистскую гильдию более
живой и правдоподобной для широкой аудитории. Кроме своей популярности
vehmgericht обладала другими признаками, которые превращали ее в удобный
исторический инструмент для оккультной традиции Листа. Во-первых, даже
академические историки признавали, что vehmgerichts произошли из местных
судов дохристианских времен. Лист хотя бы поэтому мог утверждать, что они
являются тайной гильдией арманизма. Поскольку управление и суд являлись
важными функциями королей-священников, можно было также доказать, что
vehmgerichts являлись формой сохранения ариогерманского закона. Лист
использовал также оккультные идеи для того, чтобы доказать это. Непонятные
буквы на vehrnic кинжале были сочтены за транслитерацию двойной sig -- руны,
соответствующей двум свастикам , тогда как "Kalic" слово ruoth
(означающее закон) предполагало, что любой культурный объект либо красный
(rot), либо в форме колеса (Rad) скрывает в себе указание на vehmgericht.
Следуя за этими иррациональными размышлениями, Лист полагал, что все вообще
красные придорожные кресты и мальтийские кресты в католических зонах
Центральной Европы указывают на прежнюю локализацию тайных арманистских
судов; а такие он находил в избытке по всей Нижней Австрии, в Богемии и даже
в пригородах Вены.
Во-вторых, общепризнанные цели vehmgericht совпадали и с листовской
тайной традицией. Лист только приписывал судам другие идеологические мотивы.
Так, в 1905 году он опубликовал небольшое исследование о vehmgerichts,
которые предположительно проводил свои сессии в Ротенкрейце, близ Штеки в XV
веке. Это был период гуситских войн и время беззакония по всей Центральной
Европе. Из обзора Листа ясно, что он рассматривал эти религиозные войны как
чешскую кампанию против германских меньшинств в Богемии. Его vehmgerichts
действовали соответственно как защитники немецких прав против- чешской
тирании. Эта проекция современных националистических чувств в прошлое с
очевидностью была адресована сегодняшним немецким меньшинствам.
Опубликованная в ежегоднике vцlkisch ассоциации в Северной Моравии, эта
история несомненно выглядела как оправдание перед читателями античешских
установок.
Vehmgericht была идеальным агентом для тайного наследства Листа. Она
одновременно культивировала тайный элитаризм и обещала известное
удовлетворение тем, кто страдал от тирании выскочек. Поэтому могли быть
найдены не только ее следы, но и восстановлены ее функции. Vehmgerichts
могли возникнуть снова для того, чтобы восстановить порядок в мире,
современные тенденции которого угрожали некоторым индивидам. Лист и его
сторонники наслаждались образом военизированной вездесущей и все же тайной
силы, обещавшей воскресить новую пангерманскую империю. Эта фантазия во всей
ее мрачной силе воплотилась в результате проигранной войны, когда крайне
правые нациоиалисты назвали себя vehrnic убийцами и совершили убийства
нескольких политических лидеров в новой германской республике.
Лист использовал все возможные способы для того, чтобы доказать,
существование древней национальной культуры в самом сердце наследственных
габсбургских земель. Археологические памятники, местные названия, легенды,
эпос и народные обычаи дунайской области -- все было описано им так, чтобы
убедить окружающих: эта часть центральной Европы всегда являлась частью
универсальной и совершенной Германской цивилизции. Его поиск тайного,
сознательно культивируемой" арманистского наследства, отыскиваемого в
геральдических фигурах, архитектурном орнаменте и прочих древностях также
прогрессировал от простого воспевания старой немецкой славы к анализу
исторической роли, принятой на себя древними королями-священниками. Тайные
смыслы, которые от приписал окружавшей его культуре являлись политическим
завещанием и отражали ожидания последних представителей утраченного единства
ариогерманской нации. Время для реставрации теперь пришло. Тайное наследие
Листа предвещало близкое превращение Австрии и Германии в новую
пангерманскую империю.
Фриц Саксль, немецкий исследователь Ренессанса, прежде всех обратил
внимание на возрастающий интерес к гаданию и предсказанию судьбы в начале
двадцатого века. Он датировал эти перемены 1910 годом, отметив, что
количество журналов, посвященных астрологии за последние десять лет в
Германии резко возросло, их сопровождали специальные учебники, отдельные
gророчества и репринты классиков астрологии. Как и следовало, наряду с
астрологией появились хиромантия, нумерология, каббализм и карты таро и
определили собой научный фундамент для популярного движения, чудовищно
разросшегося в 1920-г годах. Допуская возможную нелепость этих наук с
логической точки зрения, Саксль отмечал, что душевные и религиозные причины
такого движения все же чрезвычайно важны. В теоретическом отношении
вычисление дат, на основе установленных соответствий между естественными
феноменами и человеческими поступками, могло и не иметь научной ценности, но
смысл предсказания отражал желания и нужды людей. Предсказание будущих
событий могло оказаться жизненно важным для тех, кто испытывал тревогу и
подавленность. Во время краха всех ожиданий Саксль увидел в пророчествах
знак растущего социального недовольства. Он рассматривал эти проявления
времени как симптомы Первой Мировой войны.
Пророчества Листа были адресованы немецкой нации в целом, но,
оказалось, могли быть пригодны и для определения индивидуальной судьбы. Он
предсказывал приближение эпохи благополучия, которая облегчит несчастья
немецких националистов в Центральной Европе. Этот оптимистический взгляд в
будущее не противоречил его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание
счастливого национального будущего оказывалось естественным продолжением
ностальгии об утраченном золотом веке, поскольку означало один и тот же
воображаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой две стороны одного
контридеала, возникшего на почве жестокого разочарования в настоящем; тайное
наследство арманизма, пронесенное через ночь христианской эпохи, служило
мостом между двумя идеальными образами; оно одновременно было реликвией
древнего благополучия и предвестником нового порядка. В этой главе мы
исследуем характер пророчеств Листа, оценим их социальное значение и
попытаемся показать как его циклическая концепция времени поддерживала идею
о фундаментальных колебаниях счастья, и как эти настроения позднее были
преображены мыслью о спасении и линейной концепцией истории.
Три источника теологического вдохновения повлияли на циклический образ
времени, в который верил Лист: непосредственно исповедуемая им святость
природы, северная мифология и современная теософия. Мы уже показывали как
содержание арманистских доктрин определялось "законами природы", эти же в
свою очередь зависели от всеобщих планетарных и органических циклов космоса.
Лист часто восхищался этими космическими ритмами еще в своих ранних очерках,
посвященных национальному пейзажу: их устойчивые законы предполагали
неизменный божественный принцип, в его поздних работах превратившийся в
циклический образ времени. Влияние северной мифологии также очень велико в
этом отношении. Упоминания Листа о Fimbulwinter и Gцtterdдmmerung заставляют
предположить, что он был знаком с языческими легендами в соответствии с
которыми ожидался приход жестокой зимы, после чего земля должна была быть
уничтожена огнем и водой для того, чтобы возникнуть снова "богатой, зеленой
и светлой как никогда прежде, свободной от страданий и зла". Согласно этим
мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись непрерывно. Наконец, на
Листа повлияла и теософия с ее космическими кругами и последовательными
перевоплощениями индивидов в каждом круге; все это заставило его поверить в
возвращение вещей.
Такое представление о времени могло уживаться с идеями о спасении и
искуплении, но лишало их наиболее напряженного, конечного пункта. Завершение
каждого цикла конечно означало духовную эволюцию и космическое обновление,
но один цикл сменялся другим: всякий организм предназначался к падению и
возвращению в вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы Лист
предпочитал иудейско-христианскую версию спасения. Используя теософские
материалы для своей космологии, он все же неохотно принимал ее эзотерические
следствия. Надежда на восстановление традиционного мира и национальное
возрождение вели его к западному апокалипсису. Так, в его творчестве
непрерывно спорили между собой концепция линейного времени, окончательного
искупления и циклические моменты, заимствованные из теософии. Помня о
листовских поношениях христианства, нельзя не улыбнуться этой ситуации. В
результате образ пангерманской империи оказался практически полностью
основанным на западном апокалипсисе.
Еврейский и христианский апокалипсис отличаются от других форм
пророчеств утверждением качественного различия между настоящим и будущим.
Дуалистическая и линейная схемы времени соединяют пессимистический взгляд на
настоящее с фантастическими и светлыми образами будущего. В настоящем люди
всегда подвержены лишениям и несчастьям. Апокалиптический писатель часто
говорит о том, что мир есть возрастание морального и физического падения.
Эти жалобы сопровождаются обвинениями: мир во власти Сатаны и злых сил. В
точке совпадения с самим повествованием, исторический обзор превращается в
пророчество. Апокалиптический автор предсказывает, что старые болезни
усилятся, разнообразие их возрастет; он перечисляет несомненные признаки
окончательной катастрофы: жестокие климатические сдвиги, засухи,
землетрясения и пожары. Появляется дух зла, дракон или другое чудовище,
который терзает человечество. С приближением конца времен "страдания мессии"
становятся невыносимы. И тогда внезапно появляется божественный воитель, он
освобождает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает свое
божественное и справедливое царство на земле. Эти действия открывают новый
век, когда радуются избранные и не знают страданий искупленные: этот новый
мир не подчиняется обычным законам природы и физическим ограничениям;
счастье и удача царят здесь вечно.
Основные черты западных апокалиптических пророчеств верно угаданы в
этом общем очерке. Лежащий во зле, век достигает апогея, а когда приходят
новые времена, те, кто страдал, оказываются спасены и возвышены. Разумеется,
такие пророчества имели большую власть над несчастными людьми. Норман Кон
показывал, насколько буквально относятся к таким пророчествам потерявшиеся в
жизни люди. Когда очередные несчастья обрушиваются на них, они уже слышат
"вопли мессии". Тираны обыкновенно отождествляются с апокалиптическим
чудищем последних дней, воплощением Антихриста. Растет ожидание
искупителя-мессии, который исполнит пророчество, установив счастливое
тысячелетие, в котором они будут участвовать как избранные. Эти надежды
заставляли их думать о себе как о мессианском авангарде и бунтовать против
сложившихся структур для того, чтобы завоевать для себя достойное место в
новом мире. Степень их воинственности обычно определялась ощущаемой
близостью спасения.
Воскрешение древних религиозных фантазий в контексте западного
революционного воображения свидетельствует о глубокой укорененности
стремлений к счастью и комфорту во времена насилия и раздоров. Ведь нищета,
эпидемии и войны всегда существовали в средневековой Европе и тем еще не
порождали апокалиптических настроений: идеи золотого века тоже были
традиционны. Однако движение Lebenswelt увидело в апокалиптике
фундаментальную систему объяснения современных признаков упадка.
Предположительный его источник идентифицировался как абсолютное зло, а
уничтожение его означало предвосхищение золотого века. Абсолютные категории
добра и зла, права и греха восстанавливали равновесие в умах
дезориентированных людей. Эсхатологические идеи, таким образом, никогда не
покидали иудео-христианской орбиты религиозного влияния.
Лист продолжал традицию апокалиптики, выражая крайний пессимизм
относительно современного австрийского общества. Его возмущение особенно
возрастало, когда дело касалось национального вопроса. В предшествующее
десятилетие статус немецкого языка и немецкой культуры в Австрии постоянно
подвергался сомнению славянами империи. Процесс этот зашел очень далеко при
правительстве "Железного кольца" которое поддерживало клерикальные,
консервативные и славофильские интересы с 1879 по 1893 годы. Триумф
славофилии наступил в 1897, когда граф Бадени ввел свои законы о языках,
обязав всех гражданских служащих Богемии говорить на чешском и немецком --
мера, явно направленная против немецкого населения. Лист выступил против
клерикальных и социалистических партий, предпочитавших славянские интересы,
под лозунгами Шонерера и движения Los von Rom; он осудил как незаконное
назначение чешских священников в немецкие приходы в этнических провинциях и
отрицал преобладание славян в бюрократической системе гражданской службы.
Его критика современной Австрии затрагивала и более широкие социальные
и экономические вопросы. Так, он был недоволен экономическими тенденциями,
ведущими к капитализму laisser-faire и крупномасштабным предприятиям,
поскольку они подрывали существование художников, ремесленников и владельцев
небольших предприятий, принадлежащих среднему классу. Он сожалел, что
торговое дело утратило свой этический кодекс, и говорил о падении гильдий
как о разрушенном "оплоте бюргерского мира". Собственный план экономического
устройства он ностальгически связывал с докапиталистическими формами
производства, давно уничтоженными процессом обновления. Рост современного
банковского дела и других финансовых институтов он оценивал как махинации
безнравственного меньшинства, спекулирующего бумагами за счет честных людей,
которые занимаются производством реального и качественного товара. Все
финансовые операции он назвал ростовщичеством и сделал это в период
антисемитской кампании, развернутой газетами Шонерера и Аурелиуса Польцера.
Историю банкротства Венской фондовой биржи в 1873 он, конечно, представил
как неизбежный результат современной деловой практики.
Критика Листом новой экономики действительно отражала настроения многих
члена Общества Листа и офицера Прусской Королевской Академии Оружия с 1903,
Лист расширил эти скромные наблюдения до геральдического справочника, в
котором демонстрировалось наличие сохранившихся рун и бесчисленных глифов
арманистского происхождения в, по меньшей мере, пятистах гербах; под многими
из них родились современные аристократы Германии и Австрии. В этом
изобразительном собрании арманистских реликтов Лист нашел тайный ключ для
интерпретации зверей, цветов, линий и эмблем почти каждого герба. Три зверя
-- крот, горностай и петух отличали носителя оружия как члены одного из трех
древних сословий: землевладельцев, королей-священников и воинов. Каждый цвет
и металл строго соответствовали какой-нибудь идее арманистской доктрины,
Красный символизировал слово ruoth, означавшее ариогерманский закон; зеленый
отсылал к надежде и возрождению; серебряный символизировал знание, мудрость
и Бога. Исходя из этих правил, Лист мог расшифровать любой геральдический
знак как запись древнего знания. Некоторые из его решений были просты:
серебро и лазурь эмблемы на оружии Брокхаузена должны были означать: "Храни
закон и священную мудрость", но эзотерические смыслы оказывались более
сложны и менее последовательны; Лист вводил здесь магические знаки из работ
Иоханна Тритемиуса. Геральдический замысел он пытался понять через духа
земли из гравюры Рембрандта "Маг" (1632). Поле, расчетверенное полосами из
золота и лазури с двумя орлами в противоположных красных углах, серебро и
черный цвет в других означало "Я жажду увидеть спасение арманизма, мудрость
и за- кон, потому что приказы небес приходят из тьмы, а божественное
благословение -- из света". Эту произвольную систему интерпретации Лист
завершил, наделив тайными смыслами геральдических животных. Он утверждал,
что дракон, орел, червь и лев символизируют четыре стихии огонь, воздух,
воду и землю, а змея означает пятую (теософскую) стихию -- эфир. Поскольку
грифон был сложным существом, соединившим в себе части различных животных.
Лист пришел к выводу, что он должен означать весь космос.
В практическом отношении Лист был безгранично обязан Кернеру, с его
глубокой погруженностью в геральдический оккультизм. Эмблемы государств,
городов и благородных фамилий интерпретировались им как культурные реликты
древнего ордена. Бургундия, Моравия, Силезия и Карниола хранили в своих
гербах старое знание, городские гербы Кельна, Базеля, Майнца тоже имели
эзотерический смысл. Благодаря своим гербам, знатные фамилии Мекленбурга,
Бранденбурга, Штирии и Каринции оказались законными наследниками старой
иерархии. Лист неустанно множил примеры, чтобы доказать широкую
распространенность арманистской контркультуры по всей Европе и за ее
пределами.
Поскольку генеалогический принцип составлял основную сущность
геральдики, было ясно, что следы наследия ведут к современной аристократии.
Немецкие аристократы, чья политическая власть сильно пошатнулась со времен
французской революции, должны были получить большое удовольствие от
утверждений Листа, о том, что аристократия состоит в основном из "потомков
древних иерократических фамилий". Такое знание служило эзотерическим
оправданием их наследственного превосходства в борьбе с популистскими и
демократическими тенденциями современности. Фридрих Фрайхер фон Гайсберг
(1857-1932), член Общества Листа и вюртембергский дворянин, оказался как
будто создан для листовской версии аристократической власти. В конце века он
учредил Ассоциацию Св. Михаила для изучения сословия пэров и "сохранения их
наследственных интересов как сословных". Лист посвятил Гайсбергу один из
своих "исследовательских отчетов" и интерпретировал его герб следующим
образом: "Спасение! Закон -- сущность арманизма; творческая воля Бога
рассеивает тьму". Речь шла, разумеется, о законах, которые гарантировали
власть аристократии и будили их надежду на возрождение.
Геральдический и генеалогический оккультизм был обращен не только к
аристократии. Существовании объединений, направленных на изучение генеалогии
среднего класса указывает на то, что геральдическо-оккультные изыскания
Листа имели широкую буржуазную аудиторию. Бернард Кернер учредил Ассоциацию
Роланда в Берлине, задумав издание двадцатитомного спра вочника,
посвященного генеалогии среднего класса (1899). Ассоциация Роланда в
Дрездене под руководство Германа Унбешайда занималась vцlkisch исследованиям
геральдических вопросов с января 1902 года. Другая группа под названием
Центральное Агентство Истории Немецких Фамилий была создана Гансом Брейманом
в Лейпциге (февраль 1904). Для тех, кто входил эти группы геральдика и
генеалогия означали поиск собственной сущности в глубине традиции,
драгоценный дар и желанный образ феодального прошлого. Геральдика зримо
воскрешающая рыцарские поединки, феодальные привилегии и старые замки
служила впечатляющей антитезой социокультурным тенденциям настоящего. Все
это обостряло голод по архаичным структурам политической власти, отвергнутой
институтами современного мира. Можно вспомнить, что и Лист и Ланц были
буржуа, самостоятельно добывшими себе дворянство. Средний класс явно
испытывал на себе очарование феодальных приманок и потому геральдический
оккультизм Листа имел большую силу.
Архитектурные увлечения Листа были похожи геральдические и по форме и
по содержанию. В 1889 году он высказал предположение, что выступы на
западной арке собора св. Стефана имеют аллегорический смысл. Средневековые
масоны все скульптурные фopмы понимали как тайный код, смысл которого всегда
остается собственностью братства. Во времена знакомства с Фридрихом фон
Шмидтом (умер в 1891), одним из строителей собора, Лист узнал об этой
масонской тайне. Усвоивший и теософскую символику, он мог развернут
архитектурный оккультизм и в геометрическом смысле. В соответствии с Листом,
священные арманистские знаки -- трискелион, свастика и другие -- могли быть
зафиксированы в позднем готическом криволинейном орнаменте и в круглых
окнах-розетках, датируемых XV веком. Такая техническая форма воплощения
оккультных знаний была наиболее убедительной, что подтверждалось неизменным
обращением к ней оккультистов. Но эта идея имела и два других основания.
Во-первых, современники знали о масонских тайнах; это могло произойти только
если бы средневековые братья вкладывали масонскую мудрость в собственные
творения, предназначая для расшифровки последующим поколениям. Во-вторых,
реагируя на Готическое Возрождение в Германии, Лист полагал, что готовые
ответы на его вопросы можно найти, открывая тайны готической архитектуры. Он
также подчеркивал, что готическая архитектура насыщена атмосферой
арманистского мира и временами выделял жирным шрифтом слово Fraktur в своих
публикациях. Vehmgericht была последней из тех гильдий, с которыми Лист
связал задачу сохранения священного арманистского знания в христианскую
эпоху. Поскольку vehmgericht в действительности была тайной организацией,
призванной отправлять правосудие в священной Римской Империи между XIII и
XVI веками, она казалась Листу наиболее эффективным посредником для передачи
оккультного наследства. Vehinic законы возникли может быть еще до
Каролингов, но приобрели историческое значение только к концу XII века. К
этому времени имперскую юрисдикцию узурпировали новые владетельные князья,
боровшиеся за политическую власть для феодальных сословий. Противодействуя
этой новой тенденции, архиепископ Кельна возглавил старую систему местных
судов, выносивших решения от имени императора. Вышедший из употребления
институт, таким образом, взял на себя новую историческую роль. Из Вестфалии
vehmgericht вскоре распространились по всей империи, повсюду, где
консерваторы пытались помещать власти князей. Впрочем, стабилизация
политической жизни сделала такую систему юстиции избыточной. В начале XVI
века vehmgericht снова существовали только в Вестфалии, а в 1811 исчезли
окончательно.
Организация vehmgericht опиралась на полномочия множества местных
судов. Сессии проводились публично или в тайне, приглашались только члены
данного суда и судья, которому все безусловно повиновались. Новые члены
клялись сохранять в секрете все, что касается vehmgericht и принимали
присягу о том, что они целиком и полностью принадлежат компетенции суда.
Затем им сообщали пароль и условные знаки организации, они получали символы
своей службы: веревку и кинжал, с вырезанными на нем буквами S. S. G. G,
которые означали невразумительный девиз String. Stone. Grass. Gree (Веревка.
Камень. Трава. Зелень). С этого момента новички вступали в борьбу за
феодальные привилегия против тех, кто пытался их узурпировать и предавали
преступников суду.
Такова была историческая реальность vehmgericht, но впоследствии эта
служба стала предметом романтического воображения. Благодаря тайным
средствам и традиционным целям -- защита исторических прав против
централизующих тенденций княжеского уклада vehmgericht стала символизировать
героическую радикальную силу для историков Романтического периода. Ныне
давно забытые готические романы, опубликованные в Германии между 1780 и 1820
годами особенно ответственны за создание впечатляющего образа vehmgericht
как тайной мощной власти, вершащей справедливый суд над местными деспотами и
их приспешниками в давние времена средневековых раздоров. Эти готические
истории целиком были посвящена мистике тайных судов. В полночь офицер
vehmgerich мог чертить приговор на двери осужденного или просто тело,
пронзенное vehrnic -- кинжалом находили под городскими воротами. Повинуясь
приказу, обвиняемый должен был прибыть в назначенное ему место. Это могла
быть залитая лунным светом пустошь или одинокий перекресток; там собиралась
vehmgericht для того, чтобы судить обвиняемого. Если человек был невиновен,
он мог быть помилован; если виновен -- повешен без промедления. Отказ
появиться после предъявления обвинений рассматривался как убедительное
доказательство вины. Беглеца преследовали vehrnic убийцы, они подстерегали
его у кабаков, на лесных дорогах, повсюду, куда бы он ни бежал.
Лист был хорошо знаком с этими впечатляющими образами. В 1891 он описал
сессию vehmgericht, которая предположительно происходила в. замке
Раухенштайя именно в таких псевдосредневековых тонах; приговоры, кинжалы,
тайные путешествия, подземные тюрьмы, ком-. наты пыток и сияние полуночи все
это с успехом послужило для того, чтобы сделать арманистскую гильдию более
живой и правдоподобной для широкой аудитории. Кроме своей популярности
vehmgericht обладала другими признаками, которые превращали ее в удобный
исторический инструмент для оккультной традиции Листа. Во-первых, даже
академические историки признавали, что vehmgerichts произошли из местных
судов дохристианских времен. Лист хотя бы поэтому мог утверждать, что они
являются тайной гильдией арманизма. Поскольку управление и суд являлись
важными функциями королей-священников, можно было также доказать, что
vehmgerichts являлись формой сохранения ариогерманского закона. Лист
использовал также оккультные идеи для того, чтобы доказать это. Непонятные
буквы на vehrnic кинжале были сочтены за транслитерацию двойной sig -- руны,
соответствующей двум свастикам
(означающее закон) предполагало, что любой культурный объект либо красный
(rot), либо в форме колеса (Rad) скрывает в себе указание на vehmgericht.
Следуя за этими иррациональными размышлениями, Лист полагал, что все вообще
красные придорожные кресты и мальтийские кресты в католических зонах
Центральной Европы указывают на прежнюю локализацию тайных арманистских
судов; а такие он находил в избытке по всей Нижней Австрии, в Богемии и даже
в пригородах Вены.
Во-вторых, общепризнанные цели vehmgericht совпадали и с листовской
тайной традицией. Лист только приписывал судам другие идеологические мотивы.
Так, в 1905 году он опубликовал небольшое исследование о vehmgerichts,
которые предположительно проводил свои сессии в Ротенкрейце, близ Штеки в XV
веке. Это был период гуситских войн и время беззакония по всей Центральной
Европе. Из обзора Листа ясно, что он рассматривал эти религиозные войны как
чешскую кампанию против германских меньшинств в Богемии. Его vehmgerichts
действовали соответственно как защитники немецких прав против- чешской
тирании. Эта проекция современных националистических чувств в прошлое с
очевидностью была адресована сегодняшним немецким меньшинствам.
Опубликованная в ежегоднике vцlkisch ассоциации в Северной Моравии, эта
история несомненно выглядела как оправдание перед читателями античешских
установок.
Vehmgericht была идеальным агентом для тайного наследства Листа. Она
одновременно культивировала тайный элитаризм и обещала известное
удовлетворение тем, кто страдал от тирании выскочек. Поэтому могли быть
найдены не только ее следы, но и восстановлены ее функции. Vehmgerichts
могли возникнуть снова для того, чтобы восстановить порядок в мире,
современные тенденции которого угрожали некоторым индивидам. Лист и его
сторонники наслаждались образом военизированной вездесущей и все же тайной
силы, обещавшей воскресить новую пангерманскую империю. Эта фантазия во всей
ее мрачной силе воплотилась в результате проигранной войны, когда крайне
правые нациоиалисты назвали себя vehrnic убийцами и совершили убийства
нескольких политических лидеров в новой германской республике.
Лист использовал все возможные способы для того, чтобы доказать,
существование древней национальной культуры в самом сердце наследственных
габсбургских земель. Археологические памятники, местные названия, легенды,
эпос и народные обычаи дунайской области -- все было описано им так, чтобы
убедить окружающих: эта часть центральной Европы всегда являлась частью
универсальной и совершенной Германской цивилизции. Его поиск тайного,
сознательно культивируемой" арманистского наследства, отыскиваемого в
геральдических фигурах, архитектурном орнаменте и прочих древностях также
прогрессировал от простого воспевания старой немецкой славы к анализу
исторической роли, принятой на себя древними королями-священниками. Тайные
смыслы, которые от приписал окружавшей его культуре являлись политическим
завещанием и отражали ожидания последних представителей утраченного единства
ариогерманской нации. Время для реставрации теперь пришло. Тайное наследие
Листа предвещало близкое превращение Австрии и Германии в новую
пангерманскую империю.
Фриц Саксль, немецкий исследователь Ренессанса, прежде всех обратил
внимание на возрастающий интерес к гаданию и предсказанию судьбы в начале
двадцатого века. Он датировал эти перемены 1910 годом, отметив, что
количество журналов, посвященных астрологии за последние десять лет в
Германии резко возросло, их сопровождали специальные учебники, отдельные
gророчества и репринты классиков астрологии. Как и следовало, наряду с
астрологией появились хиромантия, нумерология, каббализм и карты таро и
определили собой научный фундамент для популярного движения, чудовищно
разросшегося в 1920-г годах. Допуская возможную нелепость этих наук с
логической точки зрения, Саксль отмечал, что душевные и религиозные причины
такого движения все же чрезвычайно важны. В теоретическом отношении
вычисление дат, на основе установленных соответствий между естественными
феноменами и человеческими поступками, могло и не иметь научной ценности, но
смысл предсказания отражал желания и нужды людей. Предсказание будущих
событий могло оказаться жизненно важным для тех, кто испытывал тревогу и
подавленность. Во время краха всех ожиданий Саксль увидел в пророчествах
знак растущего социального недовольства. Он рассматривал эти проявления
времени как симптомы Первой Мировой войны.
Пророчества Листа были адресованы немецкой нации в целом, но,
оказалось, могли быть пригодны и для определения индивидуальной судьбы. Он
предсказывал приближение эпохи благополучия, которая облегчит несчастья
немецких националистов в Центральной Европе. Этот оптимистический взгляд в
будущее не противоречил его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание
счастливого национального будущего оказывалось естественным продолжением
ностальгии об утраченном золотом веке, поскольку означало один и тот же
воображаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой две стороны одного
контридеала, возникшего на почве жестокого разочарования в настоящем; тайное
наследство арманизма, пронесенное через ночь христианской эпохи, служило
мостом между двумя идеальными образами; оно одновременно было реликвией
древнего благополучия и предвестником нового порядка. В этой главе мы
исследуем характер пророчеств Листа, оценим их социальное значение и
попытаемся показать как его циклическая концепция времени поддерживала идею
о фундаментальных колебаниях счастья, и как эти настроения позднее были
преображены мыслью о спасении и линейной концепцией истории.
Три источника теологического вдохновения повлияли на циклический образ
времени, в который верил Лист: непосредственно исповедуемая им святость
природы, северная мифология и современная теософия. Мы уже показывали как
содержание арманистских доктрин определялось "законами природы", эти же в
свою очередь зависели от всеобщих планетарных и органических циклов космоса.
Лист часто восхищался этими космическими ритмами еще в своих ранних очерках,
посвященных национальному пейзажу: их устойчивые законы предполагали
неизменный божественный принцип, в его поздних работах превратившийся в
циклический образ времени. Влияние северной мифологии также очень велико в
этом отношении. Упоминания Листа о Fimbulwinter и Gцtterdдmmerung заставляют
предположить, что он был знаком с языческими легендами в соответствии с
которыми ожидался приход жестокой зимы, после чего земля должна была быть
уничтожена огнем и водой для того, чтобы возникнуть снова "богатой, зеленой
и светлой как никогда прежде, свободной от страданий и зла". Согласно этим
мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись непрерывно. Наконец, на
Листа повлияла и теософия с ее космическими кругами и последовательными
перевоплощениями индивидов в каждом круге; все это заставило его поверить в
возвращение вещей.
Такое представление о времени могло уживаться с идеями о спасении и
искуплении, но лишало их наиболее напряженного, конечного пункта. Завершение
каждого цикла конечно означало духовную эволюцию и космическое обновление,
но один цикл сменялся другим: всякий организм предназначался к падению и
возвращению в вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы Лист
предпочитал иудейско-христианскую версию спасения. Используя теософские
материалы для своей космологии, он все же неохотно принимал ее эзотерические
следствия. Надежда на восстановление традиционного мира и национальное
возрождение вели его к западному апокалипсису. Так, в его творчестве
непрерывно спорили между собой концепция линейного времени, окончательного
искупления и циклические моменты, заимствованные из теософии. Помня о
листовских поношениях христианства, нельзя не улыбнуться этой ситуации. В
результате образ пангерманской империи оказался практически полностью
основанным на западном апокалипсисе.
Еврейский и христианский апокалипсис отличаются от других форм
пророчеств утверждением качественного различия между настоящим и будущим.
Дуалистическая и линейная схемы времени соединяют пессимистический взгляд на
настоящее с фантастическими и светлыми образами будущего. В настоящем люди
всегда подвержены лишениям и несчастьям. Апокалиптический писатель часто
говорит о том, что мир есть возрастание морального и физического падения.
Эти жалобы сопровождаются обвинениями: мир во власти Сатаны и злых сил. В
точке совпадения с самим повествованием, исторический обзор превращается в
пророчество. Апокалиптический автор предсказывает, что старые болезни
усилятся, разнообразие их возрастет; он перечисляет несомненные признаки
окончательной катастрофы: жестокие климатические сдвиги, засухи,
землетрясения и пожары. Появляется дух зла, дракон или другое чудовище,
который терзает человечество. С приближением конца времен "страдания мессии"
становятся невыносимы. И тогда внезапно появляется божественный воитель, он
освобождает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает свое
божественное и справедливое царство на земле. Эти действия открывают новый
век, когда радуются избранные и не знают страданий искупленные: этот новый
мир не подчиняется обычным законам природы и физическим ограничениям;
счастье и удача царят здесь вечно.
Основные черты западных апокалиптических пророчеств верно угаданы в
этом общем очерке. Лежащий во зле, век достигает апогея, а когда приходят
новые времена, те, кто страдал, оказываются спасены и возвышены. Разумеется,
такие пророчества имели большую власть над несчастными людьми. Норман Кон
показывал, насколько буквально относятся к таким пророчествам потерявшиеся в
жизни люди. Когда очередные несчастья обрушиваются на них, они уже слышат
"вопли мессии". Тираны обыкновенно отождествляются с апокалиптическим
чудищем последних дней, воплощением Антихриста. Растет ожидание
искупителя-мессии, который исполнит пророчество, установив счастливое
тысячелетие, в котором они будут участвовать как избранные. Эти надежды
заставляли их думать о себе как о мессианском авангарде и бунтовать против
сложившихся структур для того, чтобы завоевать для себя достойное место в
новом мире. Степень их воинственности обычно определялась ощущаемой
близостью спасения.
Воскрешение древних религиозных фантазий в контексте западного
революционного воображения свидетельствует о глубокой укорененности
стремлений к счастью и комфорту во времена насилия и раздоров. Ведь нищета,
эпидемии и войны всегда существовали в средневековой Европе и тем еще не
порождали апокалиптических настроений: идеи золотого века тоже были
традиционны. Однако движение Lebenswelt увидело в апокалиптике
фундаментальную систему объяснения современных признаков упадка.
Предположительный его источник идентифицировался как абсолютное зло, а
уничтожение его означало предвосхищение золотого века. Абсолютные категории
добра и зла, права и греха восстанавливали равновесие в умах
дезориентированных людей. Эсхатологические идеи, таким образом, никогда не
покидали иудео-христианской орбиты религиозного влияния.
Лист продолжал традицию апокалиптики, выражая крайний пессимизм
относительно современного австрийского общества. Его возмущение особенно
возрастало, когда дело касалось национального вопроса. В предшествующее
десятилетие статус немецкого языка и немецкой культуры в Австрии постоянно
подвергался сомнению славянами империи. Процесс этот зашел очень далеко при
правительстве "Железного кольца" которое поддерживало клерикальные,
консервативные и славофильские интересы с 1879 по 1893 годы. Триумф
славофилии наступил в 1897, когда граф Бадени ввел свои законы о языках,
обязав всех гражданских служащих Богемии говорить на чешском и немецком --
мера, явно направленная против немецкого населения. Лист выступил против
клерикальных и социалистических партий, предпочитавших славянские интересы,
под лозунгами Шонерера и движения Los von Rom; он осудил как незаконное
назначение чешских священников в немецкие приходы в этнических провинциях и
отрицал преобладание славян в бюрократической системе гражданской службы.
Его критика современной Австрии затрагивала и более широкие социальные
и экономические вопросы. Так, он был недоволен экономическими тенденциями,
ведущими к капитализму laisser-faire и крупномасштабным предприятиям,
поскольку они подрывали существование художников, ремесленников и владельцев
небольших предприятий, принадлежащих среднему классу. Он сожалел, что
торговое дело утратило свой этический кодекс, и говорил о падении гильдий
как о разрушенном "оплоте бюргерского мира". Собственный план экономического
устройства он ностальгически связывал с докапиталистическими формами
производства, давно уничтоженными процессом обновления. Рост современного
банковского дела и других финансовых институтов он оценивал как махинации
безнравственного меньшинства, спекулирующего бумагами за счет честных людей,
которые занимаются производством реального и качественного товара. Все
финансовые операции он назвал ростовщичеством и сделал это в период
антисемитской кампании, развернутой газетами Шонерера и Аурелиуса Польцера.
Историю банкротства Венской фондовой биржи в 1873 он, конечно, представил
как неизбежный результат современной деловой практики.
Критика Листом новой экономики действительно отражала настроения многих