– Это не моя вина! Меня заставили! Это он меня заставил! – Жокей вытер слезы и дрожащим пальцем указал на Юбера.
   Граф дернулся, как от удара. Он медленно повернул голову и пристально посмотрел на сына. Опустив голову, тот уставился в землю.
   Граф тяжело вздохнул: случилось то, чего он боялся больше всего на свете. Теперь уже сына не спасут ни власть, ни деньги. В душе графа зародилась безнадежная тоска. Неужели этому дураку не ясно, что никто из членов их семьи больше никогда не сможет держаться с гордо поднятой головой? Неужели он не понимает, что покрыл позором весь род де Леже?
   Не говоря ни слова, граф резко выпрямился и тяжелым шагом направился обратно в конюшни. Юбер угрожающе посмотрел на Хименеса. Маленький человечек весь так и сжался от страха.
   Прозвучал второй ружейный выстрел.
   Юбер стал новым графом де Леже.
   Найджел Сомерсет сидел вместе с семейством д'Эрмо в их личной ложе. Будь его воля, он ни за что не пошел бы на эти скачки, и по одной простой причине – так же как он не переносил лихорадочного возбуждения казино, не переносил он и вида возбужденной толпы на скачках. Просто, приехав в Париж по делам, которые он вел совместно с маркизом д'Эрмо, он поддался на его уговоры.
   – Вы просто обязаны пойти, – сказал маркиз. – В скачках принимает участие наш Пипер. Это будут скачки года.
   Что касается лошадей, то Найджел не был здесь новичком. Он всю жизнь ездил верхом. Хорошее образование любого англичанина из высших слоев общества включало в себя верховую езду, посещение частных закрытых учебных заведений и игру в поло. Найджелу нравилось ездить на гюло-пони, и игру он находил забавной, но он давно уже пришел к заключению, что его более интересует бизнес, нежели политика и спорт. Во время скачек социальное положение обязывало его посещать «Аскот»[3], особенно когда там присутствовала королевская семья – его семья. Все в пышных нарядах, королевская ложа украшена гирляндами пурпурно-синих гортензий и белых лилий. Королева, его дальняя кузина, всегда восседала на своем почетном месте под украшенным фестонами балдахином. И хотя здесь, в Отей, присутствовали только самые богатые и знатные, картина была совершенно другой. Лишь англичане умеют устраивать настоящую феерию. Да и вообще он предпочитал ездить верхом на лошадях сам, а не наблюдать за тем, как это делают другие.
   До этих скачек он почти совсем забыл, какими нецивилизованными могут быть другие страны. Поведение жокея де Леже было просто отвратительным. Ни один англичанин, начиная с кокни и, кончая чопорным высшим классом, никогда бы не позволил себе такого. Одно дело – спортивное мастерство, и совершенно другое – неприкрытое убийство. Втоптанный копытами в землю жокей умер. Любой несчастный случай на спортивной арене ужасен сам по себе. Этот же вообще оставил жуткое впечатление.
   Найджел поздравил маркизу с получением тяжелого золотого трофея и отошел в сторону.
   Внезапно он застыл на месте, лицом к лицу столкнувшись с красивой женщиной, державшей за руку ребенка в конопушках и с копной рыжих волос. Сердце его оборвалось. Собравшись с силами, он только тихо выдохнул:
   – Элен…
   Фиалковые глаза Элен смущенно вспыхнули. Женщина постаралась выдавить из себя вежливую улыбку, но она получилась печальной.
   – Найджел, – неестественно протянула она. – Как давно мы не виделись.
   Жаль, что ей не удалось быть с ним холодной и независимой, вести себя как совершенно посторонний человек, а не ворчливая жена.
   – Да, мы не виделись очень давно. Даже слишком.

Глава 5

   Элен полюбила свой замок с первого взгляда. А сейчас, когда в нем был Найджел, он и вовсе приобрел нечто такое!.. Она отослала смотрителей, чету Грез, в их собственный домик и наказала им не появляться здесь целую неделю.
   Уперев руки в бока, мадам недовольно фыркнула:
   – Представляю вас на кухне в шесть часов утра! Черствые булки в бочке у дома.
   Элен кивнула, хотя не поняла, о чем идет речь. Выпроваживая мадам Грез, она заверила ее, что обо всем позаботится.
   Та с негодованием посмотрела на Элен, но, не смея ослушаться, повесила в шкафчик свой белый накрахмаленный фартук и ушла, не сказав больше ни слова.
   Элен делила спальню с Найджелом. Эта любимая ее комната располагалась на втором этаже в одной из угловых башенок, выходящей окнами на пруд. Она была заново оклеена обоями приятного цвета с рисунком из белых овалов, в которых располагались синие вазы с вьющимися растениями. Широкая кровать размещалась в наполовину задрапированном алькове. Потолок здесь был синий, обшитый панелями. На грубо обтесанном каменном полу лежал поблекший от времени восточный ковер, на нем стояли рабочий стол и старинные французские стулья с белыми спинками и обтянутыми золотистым бархатом сиденьями. На стенах в позолоченных рамках висели недорогие, но очаровательные картины.
   В первую ночь они долго не ложились спать. Найджел развел огонь в камине гостиной и потушил свет. Набросав на ковер подушек, они расположились прямо здесь, наслаждаясь близостью, – уютом и терпким коньяком.
   – Нам надо многое наверстать, – прошептал Найджел.
   Элен молча согласилась. Она совершенно расслабилась – то ли причиной тому была его близость, а может, свое дело сделал алкоголь, но у нее кружилась голова, и она была бесконечно счастлива. Элен прильнула к нему, и он, крепко прижав ее к себе, баюкал и дышал ее запахом. Ей уже не нужно было ничего и никого на свете, и она знала, что он чувствует то же самое. Губы его были горячими и требовательными; ее, впрочем, тоже.
   Внезапно она отодвинулась.
   – Найджел?
   Он увидел тревогу в ее глазах и какую-то нерешительность.
   – Да, дорогая, что-нибудь случилось?
   – Нет, – ответила она, не отводя взгляда. – Мне просто хотелось знать… – Она замялась в нерешительности.
   – Говори. – Найджел крепко сжал ее руки.
   – Почему… – Элен никак не могла решиться. – Почему ты не связался со мной, после того как получил мою записку?
   Найджел в недоумении посмотрел на Элен.
   – Записку? О чем ты, дорогая? Какую записку? – Пришлось рассказать ему о внезапной болезни Жанны и о записке, оставленной у него в двери на борту «Евангелии». Оба пришли к одинаковому заключению: Бланш Бенуа уничтожила ее.
   – Она рассказала мне, что столкнулась с тобой, когда ты уезжала, – сказал Найджел. – Вы поговорили по душам, и ты объяснила ей свое бегство тем, что боишься увлечься мною. – Душевная мука исказила лицо Найджела. – Я пытался позвонить тебе тысячу раз, но каждый раз вешал трубку. – Он печально улыбнулся. – Какой же я дурак! Я думал, ты не хочешь меня видеть!
   Эх, если бы она ему позвонила!
   Он крепко обнял ее, и она отдалась его нежному поцелую.
   – Но мы снова вместе, дорогая, – шептал он, целуя ее в губы. – На этот раз ты от меня не ускользнешь. Я ужасно скучал по тебе.
   Найджел торопливо и в то же время нежно стал расстегивать ее блузку, целовать ее в шею. Дрожь, пробежав по ее спине и груди, сосредоточилась где-то внутри тела. Он уже снял ее юбку, туфли, стянул чулки. Она расслабленно лежала на спине и неотрывно смотрела ему в глаза. Он стал торопливо снимать свою рубашку.
   – Нет! – прошептала она. – Лучше я… – Привстав, она расстегнула пуговицы, сняла рубашку.
   Затем расшнуровала его ботинки и, положив ему руки на бедра, осторожно стянула с него брюки.
   Затаив дыхание, она указательным пальцем потрогала его половой бугор, ощутила мягкость мошонки, осторожно провела по члену, с любопытством наблюдая, как он отреагирует. Пенис вмиг напрягся от ее прикосновения. Тотчас с благоговейным страхом она спустила с Найджела спортивные трусы, и пенис вырвался наружу.
   Перевернувшись, Найджел навалился на нее, и по ее телу разлилось тепло желания, которое, разгораясь, становилось невыносимым. Его руки и его губы были повсюду: они ласкали, целовали, исследовали, доводя ее до исступления. Элен вся напряглась от охватившего ее нетерпения.
   – Скорее! – умоляла она срывающимся от страсти голосом.
   – Нет, – прошептал он, лаская языком ее ухо. – Еще рано.
   Став на четвереньки, он губами стал ласкать ее нежное тело, покрывая поцелуями сначала плечи, затем грудь, водя языком по твердым соскам, спускаясь все ниже и ниже, пока…
   – Не останавливайся! – простонала она.
   Он замер, склонившись над ней, и, кося своими золотистыми глазами, снова начал ласкать ее, подымаясь все выше, пока его язык не коснулся груди, и он не обвел им каждый сосок в отдельности. Она с кошачьей грацией изгибалась под его ласками, покоряясь его воле, его просьбе подождать.
   Найджел дразнил ее, оттягивая время, разжигая в ней пожар желания, и когда, наконец, вошел в нее, она была влажной и теплой, готовой его принять. Их истосковавшиеся друг по другу тела действовали слаженно, как в классическом балете. Оборвав неистовый ритм, он вдруг откинулся назад, и они оба предались любовному экстазу.
   Забыв об ожидавшей их, наверху постели, любовники обессиленно упали на подушки и забылись крепким сном. В камине догорели последние угли. Они прекрасно чувствовали себя в объятиях друг друга и спали крепко, без всяких сновидений.
   Утром, когда еще только забрезжил рассвет, Элен проснулась от стука в кухонную дверь. Она протерла глаза, откинула со лба растрепавшиеся волосы и взглянула на будильник. Будильника рядом не было. Не было и кровати. Она все еще лежала в гостиной на подушках, рядом с ней тихо посапывал Найджел. Элен повалилась обратно на подушки и с удовольствием прижалась к нему, чувствуя уют и тепло его тела. Он сонно обнял ее, и она закрыла глаза.
   Но громкий, настойчивый стук продолжался. Наконец Элен не выдержала и, осторожно высвободившись из объятий Найджела, встала, надела юбку и, придерживая на груди блузку, отправилась на кухню узнать, в чем дело. Минутой позже подошел Найджел.
   – Что случилось? – с интересом спросил он.
   – Не знаю, – сонно ответила Элен и открыла кухонную дверь.
   Любовники не могли удержаться от смеха. Лебеди, утки, гуси – все разом стучали клювами в дверь и махали крыльями, настойчиво требуя завтрака.
   Элен сразу же вспомнила инструкции мадам Грез и полезла в бочку за черствым хлебом.
   После завтрака Элен с Найджелом долго гуляли по осеннему лесу, дыша прохладным воздухом и слушая шорох опавших листьев под ногами. Такие прогулки они потом совершали каждое утро. Однажды они вышли на поле, где фермеры жгли сучья и траву, очищая землю для пахоты. В воздухе стоял запах дыма и печеного картофеля. В жизни они не ели ничего вкуснее. Элен казалось, что в этом картофеле сконцентрирована вся сладость, все жизненные соки земли.
   А в один прекрасный день Элен отыскала где-то поваренную книгу и решила поразить любимого своим кулинарным искусством. Она полдня провозилась на кухне, но обед получился на славу. Найджел все время был рядом, что-то читал. «Вот так и должен проходить медовый месяц», – с радостью думала она.
   В субботу вечером Найджел попросил у нее разрешения позвонить в Англию.
   – Конечно, – довольно непринужденно отозвалась она. – Хорошо, что это не Сингапур.
   Но этот звонок растревожил ее, напомнив, что скоро они расстанутся. Завтра вечером они вернутся в Париж, а в понедельник утром… Сейчас ей не хотелось думать о том, что будет в понедельник утром.
   – Я кое-что забыл в Англии, – позвонив, виновато сообщил Найджел. – Пришлют завтра с посыльным.
   – Но завтра вечером мы возвращаемся в Париж.
   – Ничего, успеют.
   Наутро они снова кормили птиц, но только на этот раз волшебство исчезло. После завтрака, оседлав лошадей, они молча катались по лесу, раздвигая ветви деревьев, стояли на вершине холма, глядя на поля и прилегавшую деревню. Не успели они вернуться и сесть за ленч, как прибыл посыльный из Лондона.
   – Давай пройдемся, – предложил Найджел любимой. Через силу улыбнувшись, Элен кивнула и пошла переодеваться.
   Во время прогулки она подобрала обломившуюся ветку, и все время хлестала ею по стволам деревьев. Давно уже она не чувствовала себя так отвратительно.
   На обратном пути возлюбленный вдруг привлек ее к себе.
   – Элен…
   – Найджел…
   Он заглянул ей в глаза и, увидев там глубокую печаль, только крепче прижал ее к себе.
   – Не могу передать тебе, с каким огромным удовольствием я провел эту неделю, – прошептал он.
   С удовольствием?! А она-то все полюбила, все до последней минуты, особенно те часы, что они проводили в постели.
   – Я… я тоже получила удовольствие, – еле слышно отозвалась она.
   – Мне так не хочется расставаться, – сказал он смущенно.
   – Мы увидимся снова.
   – Надеюсь. – Он полез в карман пиджака и достал оттуда бархатную коробочку. На мгновение замялся, а потом решительно протянул Элен. – Посыльный привез, – сказал он.
   Элен осторожно открыла крышку, и у нее сразу же захватило дух: на бархатной подушечке лежало, переливаясь, кольцо с круглым бриллиантом изумительно желтого цвета.
   – Он канареечно-желтый! – прошептала она с восхищением, подставляя его солнечным лучам. Интересно, сколько в нем карат? Тридцать?
   – Двадцать восемь, – отозвался Найджел, словно прочитав ее мысли.
   – В самом деле, Найджел, я… я не могу его принять, – запротестовала она. – Это уж слишком.
   Элен быстро захлопнула коробочку и сунула ее в руки Найджела.
   Тот, в свою очередь, торжественно достал из нее кольцо и надел его на палец любимой.
   – Кольцо – фамильная драгоценность, – произнес он. – Оно передается из поколения в поколение и называется «Солнце Сомерсетов».
   – Но…
   Найджел приложил палец к губам Элен.
   – Позволь мне все объяснить. В нашей семье есть определенные традиции… Вот уже три века как кольцо украшает палец каждой женщины, к которой переходит титул герцогини Фаркуарширской.
   Элен недоуменно захлопала глазами.
   – Неужели ты не понимаешь? – Найджел обнял ее и радостно рассмеялся. – Дорогая, я делаю тебе предложение! Когда я стану герцогом, ты будешь герцогиней!
   Элен ушам своим не верила. Неужели это правда?
   – Я люблю тебя, – сказал Найджел. – Люблю с того самого вечера в Монте-Карло. Скажи «да», дорогая! – Он уже умолял. – Пожалуйста, скажи «да»! Видит Бог, я недостоин тебя, особенно после того, как так легко расстался с тобой. Я знаю, что причинил тебе боль, но я искуплю вину всей своей жизнью.
   На этот раз она приложила палец к его губам.
   – Да, – прошептала она. – О, Найджел, да!
   Они заключили друг друга в объятия. Они будут вместе! Вместе на всю оставшуюся жизнь.
   Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Глава 6

   Самолет компании «Сомерсет холдингз» доставил их из Парижа в Англию. В самолете было как дома: гостиная, две спальни, кухня и ванная.
   – Никогда не видела ничего подобного! – ахнула Элен.
   Толстый ковер на полу, полированные столы, легкие стулья с бордовой обивкой и письменный стол – гостиная была просто роскошной!
   В полете, они пили шампанское, а когда пролетали над Ла-Маншем, им подали великолепный ленч.
   Едва самолет пошел на посадку, как они подсели к одному из иллюминаторов.
   – Вон там до самого горизонта простираются владения Фаркуарширов, – пояснил Найджел.
   Элен посмотрела на темные пятна лесов, полей и игрушечные деревеньки.
   – Ты хочешь сказать, что все это владения твоей семьи? – уточнила она.
   – Не все, но очень многое: нам принадлежат угольные шахты, цинковые рудники, ткацкие фабрики, фермы, сыроварни, поместья, машиностроительные заводы, электростанции, шесть газет…
   – Шесть! – Найджел кивнул:
   – Три в Англии, две в Австралии и одна в Нью-Йорке.
   – Значит, ты тоже занимаешься издательским делом, – улыбнулась Элен и тотчас задумалась.
   Как мало еще она о нем знает! Возможно, она поспешила, приняв его предложение, и ей следовало бы немного подождать, чтобы получше во всем разобраться. Ведь, в конце концов, ей известно о нем только то, что он богат, у него титул, и она любит его. А ведь он наверняка натура сложная.
   По крайней мере, таких, как Найджел, она еще в жизни не встречала. Когда он был рядом, все вокруг оживало. И он так много всего знал: бизнес, международную политику, языки, искусство. Казалось, ничто не может поставить его в тупик. И, однако, она не могла отделаться от мысли, что совсем ему не пара. Ему нужна жена, которой нравится устраивать приемы, которая умеет развлекать гостей и может со знанием дела управлять его многочисленными резиденциями: Фоллсворт осенью; дом в Мейфере во время поездок в Лондон; аббатство Винтроу; замок в Ирландии, Крейгмор, весной; охотничий домик в Шотландии и на Мастике… А что она – сможет ли управляться с таким хозяйством?
   Все эти опасения вдруг тяжкой ношей легли на плечи Элен. Они ведь даже не поговорили еще о совместном ведении бизнеса. Впрочем, время пока терпит.
   Элен посмотрела на камень «Солнце Сомерсетов». Теперь он показался ей источником бесконечных обязательств. Впервые за долгие годы Элен вдруг по-настоящему ужаснулась. Неужели все женщины, которым предстоит встреча с родителями будущего мужа и благословения которых они ждут, испытывают такую же панику? Или это оттого, что родители Найджела титулованы, а она простая смертная? Неизвестно опять же, как они отнесутся к тому, что она иностранка.
   Жаль, что она так мало знает об английской аристократии! И потом, так ли она одета: скромный классический костюм от Одиль Жоли, строгая шелковая блузка с высоким воротником и бантом, фетровая шляпа с большими полями, туфли на низких каблуках – как все это понравится дамам благородного общества? Не доверяя своему собственному чутью в связи с такой важной встречей, она в панике позвонила Любе.
   – Не переусердствуй с модной одеждой, – посоветовала Царица. – И держись очень, очень скромно. Надеюсь, тебе известно, что все эти люди ведут наискучнейший образ жизни?
   Элен до мельчайших подробностей выполнила указания Любы. Единственными украшениями были золотые серьги, изящные золотые часики и «Солнце Сомерсетов».
   – Мы уже почти дома, – прервал ее тревожные мысли Найджел.
   Элен попыталась улыбнуться.
   – Волнуешься?
   Она кивнула.
   – Не стоит. Тебя никто не съест.
   Но Элен даже не отреагировала. Дурные предчувствия черными тучами роились в ее голове. А вдруг по той или иной причине Сомерсеты отвергнут ее? Она просто не переживет этого!
   Нечто подобное она испытывала много лет назад в Отек-локе, после того как Юбер сделал ей предложение. Тогда она впервые почувствовала огромную социальную пропасть между ними, и вот это чувство пришло снова.
   Самолет произвел мягкую посадку на частной посадочной полосе, и к нему тотчас подрулил старомодный, похожий на катафалк «роллс-ройс».
   – Добрый день, мистер Найджел, – приложил руку к козырьку столь же древний шофер.
   Он погрузил их багаж в машину, и они двинулись по извилистому загородному шоссе в Фоллсворт, родовое поместье Сомерсетов. За окном все слилось в одно расплывчатое пятно: очаровательные деревушки, аккуратные поля, небольшие островки леса.
   – Как красиво! – выдавила из себя улыбку Элен, но, судя по всему, она заметно волновалась.
   – Расслабься. – Найджел взял ее руку. Она только молча кивнула.
   Через полчаса они подъехали к воротам Фоллсворта. Здесь машина остановилась, и им пришлось долго ждать, пока привратник откроет ворота.
   Оказалось, что он проработал в семье Сомерсетов свыше шестидесяти лет и им приходится мириться с его медлительностью.
   Узнав об этом, Элен немного успокоилась: по крайней мере герцогу и герцогине не чуждо нечто человеческое.
   Но вот «ролле» въехал в имение и по узкой, обсаженной деревьями дороге помчался к особняку.
   За поворотом с вершины холма ей открылся Фоллсворт. Мужество вмиг покинуло Элен. Особняк смотрелся так величественно, что по сравнению с ним ее собственный замок казался лишь домиком фермера. Впрочем, он не подавлял своей роскошью, как Отеклок. Вычурное солидное здание из светлого песчаника с позеленевшей от времени медной крышей и высокими узкими окнами, оно, подобно колоссу, вздымалось над английским парком с его подстриженными тисовыми кустами. На фронтоне красовался герб герцогов Сомерсет.
   – Ну, как, нравится? – поинтересовался Найджел.
   – Впечатляет, – ответила Элен дрогнувшим голосом.
   – Дом как дом, – хмыкнул Найджел и, словно прочитав ее мысли, добавил: – Мне больше нравится твой замок.

Глава 7

   – Еще чашку чая, дорогая?
   Элен взглянула на изящную женщину. Герцогиня Фаркуарширская подавляла своей величественной статью и королевской осанкой. Она была женщиной того самого типа, который британская аристократия пестовала веками, и тип этот, как ни странно, не менялся со временем.
   Фоллсворт – вполне подходящая резиденция для герцогини. Огромные комнаты и высокие позолоченные потолки особняка явно контрастировали с мягкой мебелью, небольшими столиками и старинными коврами, которые придавали всей здешней роскоши какой-то домашний уют.
   – Спасибо, – вежливо ответила Элен. – Чай просто великолепен! – Она протянула герцогине свою чашку.
   Герцогиня взяла в свои маленькие белые ручки заварочный чайник эпохи короля Георга V и налила чай.
   – Я выписываю «Ле Мод», – с улыбкой сообщила она Элен. – Он гораздо интереснее, чем «Вог».
   – Вы очень добры ко мне, – ответила Элен и посмотрела на Найджела. Тот ободряюще улыбнулся.
   Элен едва удержалась от смеха: рядом с Найджелом в большом глубоком кресле сидел хрупкий на вид старый герцог и тихо похрапывал.
   – Думаю, тебе пора выпускать английский вариант журнала, – перехватил ее взгляд Найджел. – Здесь для тебя уже готовый рынок.
   – Хорошая идея, – одобрительно кивнула герцогиня. Через четверть часа Найджел поднялся.
   – Я покажу Элен поместье, пока еще светло.
   – Не забудь про птичник, – предупредила герцогиня.
   – Я ему напомню. – Элен встала. – Спасибо за чай. Все было чудесно.
   Они вышли из Зеленого зала и по тихим с мраморными полами коридорам направились к парадному входу. Найджел с улыбкой посмотрел на Элен. – Ну? Ты жива?
   – Твои родители очень добры.
   – Но слишком официальны. – Он добродушно усмехнулся. – Это у британцев в крови. Идем.
   Влюбленные отправились в парк. Широкая, посыпанная гравием дорожка привела их к большому овальному фонтану, где под арками струящейся воды блестели позолоченные скульптуры. Найджел показал ей сад с подстриженными на разный манер деревьями и кустарником, затем они направились к птичнику. Длинное, со стеклянной крышей здание объединяло ряд павильонов. Здесь их встретил щебет экзотических птиц с радужным оперением.
   – Фоллсворт – это целая страна! – с восхищением заключила Элен по окончании прогулки.
   Найджел рассмеялся:
   – Ну, может, не страна, а город. Ты не увидела и малой толики нашего хозяйства. У нас тридцать девять слуг только в одном доме, а за его пределами – пятнадцать садовников и двадцать рабочих. Сейчас напрягу свою память… – Найджел озабоченно нахмурился. – В доме почти восемь тысяч окон, двадцать две ванные комнаты, три акра медной кровли, семьдесят девять часов, которые надо заводить…
   – Шутишь!
   – Я серьезен как никогда, – ответил он и рассказал Элен длинную историю Фоллсворта.
   История эта включала в себя целую цепь постоянных и упорных усовершенствований. Начало ее лежало на заре шестнадцатого века, когда сэр Артур Сомерсет вступил во владение поместьем. Он построил небольшой дом в стиле эпохи королевы Елизаветы, и этот дом был впоследствии-встроен в дальнее крыло. В тысяча пятьсот семьдесят третьем году его первенец-сын получил титул графа Фаркуарширского, в тысяча шестьсот девяносто третьем пятый по счету граф затеял грандиозную перестройку, изменив при этом и внешний вид здания. Сын графа стал первым герцогом. Каждый последующий герцог что-нибудь да прибавлял к первоначальной постройке. Вместо прежних садов посадили новые: из дальних стран привозились целые леса. Изменилось даже русло реки: вода теперь бежала по каналам, проходящим рядом с домом. Девятый герцог объединил все постройки в единое солидное строение. Впрочем, все следующие владельцы, тем не менее, привносили свои изменения, пристраивая к дому новые крылья.
   Но, уделяя столько внимания его внешнему виду, они не забывали и об интерьерах, причем делали это с большой любовью. Постоянно пополнялась величайшая коллекция произведений искусства: Гейнсборо, Буше, Фрагонар, Рейнолдс – их картины здесь были представлены довольно широко; абиссинские ковры, мейсенский и севрский фарфор; лиможские эмали, бовейские гобелены, французские горки. За всей этой роскошью тщательно следили. Жалюзи закрывали окна от попадания прямых солнечных лучей, чехлы и обивка мебели регулярно чистились и реставрировались; с фарфора ежедневно смахивалась пыль. До настоящего времени не было разбито ни единого предмета!
   Шарлотта Сомерсет, четырнадцатая герцогиня, отличалась слабым здоровьем и потому каждую зиму проводила на юге Франции. На это время каждое произведение искусства укладывали в специальный замшевый мешочек, упаковывали в специальные ящики или корзины и помещали в запасники. Весной, когда герцогиня возвращалась, все распаковывали и ставили на свои места. Во время Второй мировой войны в Фоллсворте нашли приют триста детей: надо было спасти их на время бомбежки Лондона. Здравствующие герцог и герцогиня вновь пустили в ход мешочки и ящики Шарлотты. В первый раз за прошедшие шестьдесят лет сокровища были снова упакованы и размещены в обширных запасниках Фоллсворта. И опять ни одна вещь не пострадала.