Страница:
Женщина склонилась к мужу.
– Ганс, к тебе пришли, – закричала она ему в самое ухо, как кричат глухим.
– Что? Пришли? Кто, интересно? – Ганс, прищурившись, посмотрел на посетителей и потянулся к очкам с толстыми стеклами в проволочной оправе. Не спеша, заправив дужки за уши, он посмотрел на незваных гостей и нахмурился. – Кто они? Я их не знаю.
Женщина тоже нахмурилась и сурово уставилась на Хеберле.
– Это что, шутка? – сердито спросила она. Защищая мужа, она притянула его голову к груди.
– Подождите в гостиной, – бросил Хеберле Элен.
Она с благодарностью кивнула и с облегчением покинула душную кухню с калекой-садистом и дьявольскими побрякушками на стене. Из кухни до нее донеслись сердитые голоса. Подойдя к окну, она раздвинула тонкие занавески и увидела работавшие бульдозеры. «О чем они спорят там, на кухне?» – подумала она. Странно, что семья Шмидт так откровенно обороняется. Ей представлялось, что они принесут искренние извинения, будут просить у нее прощения. Видимо, они не сожалеют о случившемся. Конечно, нет, иначе, зачем все эти ужасные медали и фотографии вывешены на стену?
Через десять минут появился Хеберле, а следом фрау Шмидт. Элен, задвинув занавески, обернулась. Глаза фрау Шмидт вспыхнули ненавистью. Она со злостью заговорила на плохом французском.
– Вы думать, мы хотел войну? – кричала она, размахивая руками. – Мы есть мирный народ! Почему вы приходить сюда и обвинять мой Ганс все эти вещи?
Элен молча смотрела на нее.
Женщина негодующе махнула рукой в сторону кухни.
– Мало мой Ганс страдал? Он отдал свой ноги, чуть не потерял свой жизнь! Думать, он хотел это? Он был… – Она вопросительно посмотрела на Хеберле.
– Призван, – подсказал Хеберле.
– Призван! – повторила она почти торжественно, словно пробуя слово на вкус. – Вы это понимать? У него не был выбор!
Элен в упор посмотрела на нее. Она больше не могла безучастно молчать и чувствовать себя виноватой.
– Нет, не понимаю, – проговорила она.
Фрау Шмидт негодующе уставилась на возмутительницу спокойствия.
– Даже я… женщин… должен был работать на Гитлер. Мы не любить его. У нас не был выбор! Я нес трудовой повинность. Я работал на ферме, добывал еду, чтобы наш народ не был голодным. Я плохой человек делать это? Добывать еду?
Элен взглянула на Хеберле.
– Вы выяснили что-нибудь о втором? – Он кивнул.
– Идемте в машину, – сказала Элен и, бросив презрительный взгляд на фрау Шмидт, добавила: – Я здесь просто задыхаюсь!
– Вы… все знать лучше всех! – продолжала кричать фрау Шмидт. – Вам нравится мужчина без ног? Я едва добился жалованья от нашего правительства за то, что был Hausmeisterin.
– Что-то типа консьержки, – объяснил Хеберле, увидев вопросительный взгляд Элен.
Та резко повернулась и гневно сверкнула глазами.
– У меня была мать, фрау Шмидт, – проговорила она сквозь зубы. – Она была беременна. Нацисты били ее по животу до тех пор, пока не убили ребенка. А потом сожгли ее в печах Аушвица. А моя старшая сестра? Одному Богу известно, что с ней случилось. А моя малютка-сестра? – Дрожащим пальцем Элен указала в сторону кухни. – Этот ваш муж… ваш Ганс… пытал ее. Маленького ребенка! Совсем крошечного! Он жег ей живот. Вот здесь. – Элен, задрав блузку, ткнула себя в пупок. – Как вы думаете, откуда мне все это известно? – Элен посмотрела на фрау Шмидт. – Это чудовище жгло мою сестру прямо у меня на глазах!
Повернувшись, Элен ринулась по коридору к двери и, распахнув ее, бросилась вниз по лестнице. Вслед ей донеслась еще одна злобная тирада:
– Вы, молодой, все знать! Как вы можешь знать, что это такой? Мы не любить Гитлер! Всякий раз как радио сказал, что у нас победа, мы должен был повесить флаги на окнах! Вы считать, что мы любить это?
Хеберле опустил стекло в машине и закурил, глубоко затянувшись. Лицо его словно окаменело. Элен же трясло как в лихорадке.
– Что он сказал вам? – наконец спросила она.
– Не хотите заехать в «Гастхаус»? – вопросом на вопрос ответил Хеберле. – Похоже, вам не мешало бы выпить.
– Нет! – отрезала Элен. – Расскажите все здесь. – Хеберле побарабанил пальцами по рулю.
– Хорошо, – сказал он спокойно, – я вам расскажу, но, по-моему, облик того человека на кухне красноречиво говорит сам за себя. Шмидт доведен до отчаяния и подавлен.
– А весь этот… этот хлам на стене?
– Неужели не понятно? – Хеберле горько усмехнулся. – У него ничего не осталось, кроме прошлого. Он до сих пор в нем живет. Именно тогда он был мужчиной.
– Мужчиной? – рассмеялась Элен. – Как можно назвать мужчиной того, кто пытает ребенка?
– Речь сейчас не об этом, – раздраженно заметил Хеберле. – Я говорю о его физическом состоянии.
– Я видела, что у него нет ног, но не думаю, чтобы это что-то меняло.
Хеберле покачал головой.
– Там, на кухне, женщина заставила его спустить шорты. У него отсутствуют гениталии, а не только ноги. Он подорвался в России на мине.
Элен закрыла глаза. Все обернулось совсем не так, как она ожидала. Она воображала себя ангелом-мстителем с карающим мечом в руке, который вершит правосудие. Какой такой меч она может поднять против безногого человека, который к тому же уже и не мужчина? Она сокрушенно покачала головой. Ничего у нее не получилось. Ничего!
– Расскажите мне о втором! – закричала она, ударив кулаком по приборному щитку. – Об этом проклятом альбиносе!
Хеберле глубоко затянулся.
– Должен вас предупредить, что, связавшись с ним, вы выпустите джинна из бутылки. Он птица высокого полета.
– Я слушаю, – овладела собой Элен.
– Его зовут Карл фон Айдерфельд, и он сама респектабельность. Около десяти лет назад он начал свой нефтяной бизнес и занялся грузоперевозками. С тех пор его компания разрослась и ворочает миллионами. Она называется «Фон Айдерфельд индустри» и находится в Дюссельдорфе. Я абсолютно ничего не слышал о самом фон Айдерфельде. Уверен, в печати никогда не появлялись его фотографии, статьи о нем. Ни в «Штерне», ни в «Шпигеле». – Нахмурив лоб, Хеберле задумался. – Чуть ли не обо всех промышленниках писали восторженные статьи как о послевоенном чуде, о нем же – никогда. А я уверен, что он внес большой вклад в восстановление промышленности. Вполне возможно…
В голове Элен вдруг мелькнула догадка.
– Его компания была создана сразу после войны? – спросила она.
– Это еще надо выяснить, но думаю, что да.
– Значит, у него с войны остались какие-то связи. Такой огромный индустриальный комплекс не может вырасти за одну ночь. Значит, за всем этим что-то кроется. Наверняка ничего хорошего.
– Его компания считается очень консервативной.
– Понятно. – Элен сложила руки, словно для молитвы и склонила голову. – Я хочу, чтобы вы начали расследование, – продолжила она, чеканя каждое слово. – Найдите тех, кто как-то связан с фон Айдерфельдом, особенно в послевоенный период. Составьте на него досье. Используйте документы, паспортные фотографии, все, что попадется. Подкараульте его и сфотографируйте. Мне бы хотелось посмотреть на него. Но самое главное – докопайтесь до его темного прошлого. Я хочу знать его военную карьеру от А до Я, чтобы иметь возможность обвинить его. Игра стоит свеч. Все материалы надо запротоколировать. Все должно быть доказуемо. – Элен повернулась к Хеберле, и в ее фиалковых глазах вспыхнула ненависть. Она чувствовала – нет, знала, – что сейчас на правильном пути. Была ли это женская интуиция или что-то другое, но ее охватило странное ощущение: он здесь, совсем рядом, – здоровый и полный жизненных сил.
– Задача непростая, – протянул Хеберле.
– Уверена, вам по плечу. – Элен едва заметно улыбнулась. – Если все пойдет не так быстро, как бы хотелось, я не буду вас за это ругать.
Хеберле посерьезнел.
– Я должен вас предупредить, – произнес он. – Фон Айдерфельд – это не просто деньги. Это власть.
– Ну и что? – засмеялась Элен. – У каждого есть своя ахиллесова пята. Найдется она и у фон Айдерфельда. Приступайте!
День клонился к вечеру, когда машина свернула, наконец, в обсаженную тополями аллею при въезде в Отеклок. Перед глазами Элен промелькнул знакомый, высеченный из камня герб де Леже. В сгущающихся сумерках лев и саламандра выглядели на удивление усталыми и скучными. Элен выпрямилась. Издалека вся надменность и неприступность замка выглядела не более чем элегантной маской. В сиреневых сумерках все дышало покоем. Сейчас Отеклок выглядел не таким грозным, как в те времена, когда Элен впервые его увидела.
– Ждите меня здесь, – проинструктировала Элен шофера, взяв дипломат.
Поднявшись по мраморной лестнице, она дважды постучала в дверь медным молоточком. Ожидая, когда ей откроют, она печально усмехнулась. Впервые они с де Леже встречаются на его собственной территории.
Ливрейный лакей открыл тяжелую резную дверь, и на ступени упала широкая полоса света.
– Мадам? – Он важно надул щеки.
– Я мадам Ковальская, – сухо сказала Элен. – Полагаю, что граф ждет меня.
С выражением полного безразличия на лице слуга впустил ее в вестибюль и медленно закрыл тяжелую дверь.
– Пожалуйста, подождите здесь, мадам. Я доложу месье графу.
Ожидая приглашения, Элен посмотрела вокруг. Да, в те времена ее очень задевало, что она вынуждена ходить не через эту парадную дверь… Что ж, за пять лет многое изменилось, по крайней мере, для нее.
– Граф примет вас, – вернувшись, провозгласил лакей. – Он ждет вас в Круглом зале. Пожалуйста, следуйте за мной.
Элен кивнула и последовала за ним через анфиладу комнат. С тех пор как она обедала с семьей де Леже, комната ничуть не изменилась. Только обитые голубым муаром стены слегка поблекли. Шедевры живописи висели на своих местах и по-прежнему освещались мягким светом бронзовых ламп. А вот и Рафаэль, которым она когда-то так восхищалась.
Заложив руку за спину, граф неподвижно стоял у окна и задумчиво смотрел на погруженный в темноту парк. На какой-то момент Элен показалось, что он не заметил ее присутствия, но он тотчас повернулся и неодобрительно сверкнул глазами.
– Привет, Филипп, – тихо сказала она.
– Мне казалось, я тебе ясно дал понять, что больше никогда не захочу тебя видеть, – холодно произнес он, подойдя к ней поближе.
– Похоже, у меня появилась привычка неожиданно возникать, когда меня совсем не ждут, – рассмеялась Элен.
– Похоже. Что тебе надо?
– Зачем так резко, Филипп? Мы ведь не чужие. – Граф промолчал и только знакомым жестом предложил ей сесть. Элен опустилась на ближайшую кушетку. Это была та же самая кушетка, на которой она когда-то сидела с графиней. Неужели и впрямь прошло целых пять лет?
Когда-то она испытывала благоговейный ужас перед де Леже, была легкоранима и слепа, но с тех пор многое изменилось. Теперь она хорошо их узнала. Де Леже были заняты только собой. Они только брали и брали и никогда ничего не давали взамен. Они всему установили свою цену. Граф соблазнил ее всякими побрякушками, а потом бросил. Графиня тоже была не лучше, иначе не использовала бы мадам Дюпре для пошива дубликатов одежды великих кутюрье. Для них все люди были пешками, которые легко можно сбросить с доски. Видимо, они считали, что им все сойдет с рук, всегда чувствовали себя непобедимыми. Элен с холодной улыбкой посмотрела на графа. Что ж, если он сам установил правила игры, ей остается только принять их. Он даже не подозревает, что у нее в колоде главный козырь. Элен тотчас приступила к делу:
– Причина, по которой мой солиситор связался с вами, заключается в том, что у меня к вам деловое предложение.
Голубые глаза графа помутнели, и он тяжело опустился в кресло напротив Элен. «Так вот в чем дело, – подумал он. – Она такая же, как и все другие». Рано или поздно, но все они появляются вновь. До чего же они глупы, эти девочки, если считают, что в любой момент могут прийти и потребовать денег. Он хорошо изучил их уловки. Они под разными предлогами приходят повидаться с ним. Все начинается с милой беседы, потом бедняжки закидывают свою удочку… Он уже давно привык ко всему этому и еще ни разу не поддался, к какой бы тактике они ни прибегали.
– У меня мало времени, – сухо сказал граф. – Я был бы очень тебе признателен, если бы ты сразу приступила к делу.
– Прекрасно, – ответила Элен. – Не знаю, слышал ли ты, что я теперь вдова?
Граф не выразил ей соболезнования, а только сказал:
– Кажется, мне говорили об этом. Значит, ты стала довольно обеспеченной женщиной.
– Обеспеченной – да, но чтобы ужасно богатой – нет. Дело в том, что у меня появилась масса свободного времени. По-моему, когда носишь траур, лучше быть чем-то занятой, а?
Граф поднялся.
– Не знаю, куда ты клонишь, – начал он раздраженно, – но я очень занятой человек. Прошу извинить, но…
– Сядь! – ледяным тоном приказала Элен. Взгляды бывших любовников встретились. В ее глазах читался вызов, мягкий аметист словно бы превратился в бриллиант с острыми гранями. Граф не торопясь, сел.
Элен сложила на коленях маленькие изящные ручки, взгляд ее смягчился, а голос стал тихим и ровным:
– Возможно, ты помнишь, Филипп, я когда-то говорила о своем желании стать издателем журнала.
– Да, – уклончиво ответил он. – Ну и что с того?
– Дело в том, что корпорация уже создана. Я продаю часть ее акций.
– Боюсь, ты ошиблась адресом.
– Нет, Филипп, – рассмеялась Элен. – Я пришла к тому человеку, который мне нужен. Ты купишь у меня десять процентов акций «Ле Эдисьен Элен Жано».
– Ценю твои крепкие нервы. – Граф развалился в кресле поудобнее.
– Не стоит говорить о том, о чем не имеешь ни малейшего представления, – многозначительно изрекла Элен. – У тебя есть магнитофон?
– Магнитофон? – удивился граф. – Зачем он тебе? – Элен положила себе на колени дипломат и, вытащив из него бобину с пленкой, потрясла ею в воздухе.
– Думаю, тебе стоит послушать.
Поначалу у графа просто отвалилась челюсть, затем он принялся хохотать.
– Дешевый трюк! – смеясь, воскликнул он. – Это даже неоригинально! Одна из твоих предшественниц уже пыталась проделать со мной такое!
– Неужели? – с невинным видом спросила Элен. – И что же она сделала?
– Записала на пленку наши любовные разговоры, а затем предъявила мне ультиматум.
– Интересно, какого рода?
– Не строй из себя невинность, – сердито оборвал ее граф. – Она требовала денежной компенсации… В противном случае обещала передать пленку моей жене. Ты ведь достаточно умна, чтобы понять, что это не сработает. Шантаж здесь абсолютно исключен, так как графиня давно знает о доме на бульваре Майо и что там происходит.
Элен опустила глаза.
– Не устраивай дешевых представлений, Филипп, – сказала она тихо.
– Это ты ведешь себя как дешевка! – бросил он. – А сейчас, полагаю, ты уже исчерпала отведенное тебе время.
– Я все же советую тебе послушать пленку, – настаивала Элен. – У тебя есть единственный шанс. Если у тебя нет магнитофона, можешь воспользоваться моим. Он в машине.
– У меня есть магнитофон в библиотеке. Пройдем туда. Элен проследовала за графом в богато обставленную двухъярусную библиотеку. Граф указал рукой на покрытый зеленым сукном стол, где стояла аппаратура.
– Хочу предупредить, Филипп, что это только копия, – проговорила она, заправляя ленту. – Оригинал хранится в сейфе у моего адвоката. Нет нужды говорить о том, что это совсем не тот человек, который организовывал встречу.
– Хватит угроз. Жми на кнопку. Пора с этим кончать. – Элен кивнула и с улыбкой нажала зеленую пластиковую кнопку.
Сначала слышалось только какое-то шипение, потом раздался звук шагов, скрип отодвигаемого стула. Наконец полилась прекрасная музыка увертюры к «Клитемнестре».
Элен взяла стул и села рядом с графом.
– Как тебе известно, мой покойный муж был великим пианистом, известным во всем мире.
– Охотно верю, – отозвался граф. – Лично я предпочитаю Горовица.
Элен пожала плечами.
– О вкусах не спорят, – сказала она. – Но давай лучше послушаем.
Внезапно музыка смолкла, послышался какой-то резкий звук, быстрые шаги, и наступила тишина.
– В самом деле, Элен…
– Еще немного, Филипп. – Элен жестом заставила его молчать. – Потерпи.
Теперь среди шипения безошибочно угадывался звук набираемого по телефону номера и снова быстрые шаги, потом трубку бросили на рычаг.
«Что ты делаешь?» – прохрипел кто-то.
Граф невольно подался вперед, сразу узнав голос сына. Элен удовлетворенно кивнула, но через минуту она совсем забыла о графе и унеслась мыслями в прошлое.
Спустя какое-то время Элен увидела, как вспыхнули глаза графа, но вот он поднялся и отвернулся к стеллажам с книгами, так что ей были видны только его опущенные плечи.
«…говорю тебе, несчастный случай! – кричал Юбер. – Он сам споткнулся!»
«Не верю тебе», – безжизненным голосом отозвалась Элен.
«Хорошо, не верь! – взвизгнул Юбер. – Да, я хотел убить его! Ты совершенно права. Хотел убить с того самого дня, как вы повстречались. Он был слишком стар для тебя! Он был чертовски старым и чертовски безобразным! Я рад, что убил его!»
Наступила пауза, затем послышался ее голос:
«Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?!»
«Само собой! Но если ты заявишь на меня в полицию, я буду все отрицать. Я скажу, что ты врешь! Он был хилым старикашкой, и даже женщина легко могла столкнуть его со скалы!»
Граф внезапно подскочил к магнитофону и сорвал бобину. Размахнувшись, он со злостью швырнул ее в стену. Он как-то сразу постарел и дрожащими руками вцепился в столешницу.
– Филипп, когда происходил этот разговор, я знать не знала, что магнитофон работает. Станислав записывал музыку, которую мы только что слышали, и, видимо, оставил аппаратуру включенной, когда я закричала, потому что Юбер напал на меня в саду.
Граф медленно выпрямился и повернулся к Элен.
– Юберу нет прощения. – В глазах его стояла боль, но взгляд был твердым.
– Не кажется ли тебе, что «непростительное поведение» – слишком мягкий термин для убийства?
– Меня совершенно не заботит, как ты квалифицируешь его поведение, но я не позволю себя шантажировать, – с достоинством ответил граф. – Никому, никогда и ни по какой причине.
Элен даже глазом не моргнула.
– Я уезжаю. Пленку можешь оставить себе. Как я уже говорила, оригинал у меня в сейфе. Я без труда сделаю сколько угодно копий. Могу разослать их в полицию, газеты и даже в «Иси Пари» и «Ле Монд интернасьональ».
– Ты не посмеешь!
– Не посмею? – хмыкнула Элен. – Посмотрим, Филипп.
Граф не проронил ни слова.
– Я привезла с собой все необходимые документы на покупку акций «Ле Эдисьен Элен Жано», – продолжала Элен. – Должна заметить, все они оформлены на имя Юбера и должны быть подписаны им, а не тобой. В контракте специально оговорено, что он ни при каких обстоятельствах не может продавать свои акции и должен в обязательном порядке посещать все собрания акционеров. Он обязан поддерживать со мной постоянный контакт и сообщать мне обо всех своих перемещениях, чтобы в. случае острой необходимости я могла легко найти его. Нет нужды говорить о том, что, если он нарушит хоть одно из этих условий, пленка немедленно попадет… скажем, так – в нужные руки. Граф по-прежнему молчал.
– К тому же десять процентов акций компании будут стоить всего один миллион франков. Это честная рыночная цена. Я владею девяноста процентами акций и, следовательно, вложила в корпорацию девять миллионов франков. Так что это вовсе не шантаж. Добавлю еще, что дивиденды будут выплачиваться ежеквартально.
– Ты прекрасно все просчитала, да? – с горечью спросил граф.
– Хотелось бы надеяться. Оставляю тебе документы, можешь показать их своим юристам. На решение этого вопроса я даю тебе семь дней. Если к концу срока я не получу подписанные документы и перевод на миллион франков в банк Ротшильда… – Элен беспомощно развела руками.
Граф ударил кулаком по столу.
– Мне они не нужны! – закричал он. – Я не позволю себя шантажировать!
Когда Элен ушла, он без сил опустился на стул. Внезапно на него навалилась усталость. Закрыв глаза, он долго сидел в полной тишине.
Через три дня, когда Элен вернулась в Париж, документы уже лежали у нее на столе. Она внимательно их просмотрела. Каждая копия была подписана Юбером де Леже и заверена одним из семейных юристов. Она позвонила в банк Ротшильда. На ее счет уже был переведен миллион франков. Итак, журнал «Ле Мод» приобрел свое будущее. Правда, дело принимало странный оборот. Она хотела торжества справедливости, а что получилось? Бессонными ночами она часто размышляла над этим. Было ли это действительно справедливое возмездие или просто-напросто месть? Спустя какое-то время она тем более не могла сказать ничего определенного.
Глава 11
– Ганс, к тебе пришли, – закричала она ему в самое ухо, как кричат глухим.
– Что? Пришли? Кто, интересно? – Ганс, прищурившись, посмотрел на посетителей и потянулся к очкам с толстыми стеклами в проволочной оправе. Не спеша, заправив дужки за уши, он посмотрел на незваных гостей и нахмурился. – Кто они? Я их не знаю.
Женщина тоже нахмурилась и сурово уставилась на Хеберле.
– Это что, шутка? – сердито спросила она. Защищая мужа, она притянула его голову к груди.
– Подождите в гостиной, – бросил Хеберле Элен.
Она с благодарностью кивнула и с облегчением покинула душную кухню с калекой-садистом и дьявольскими побрякушками на стене. Из кухни до нее донеслись сердитые голоса. Подойдя к окну, она раздвинула тонкие занавески и увидела работавшие бульдозеры. «О чем они спорят там, на кухне?» – подумала она. Странно, что семья Шмидт так откровенно обороняется. Ей представлялось, что они принесут искренние извинения, будут просить у нее прощения. Видимо, они не сожалеют о случившемся. Конечно, нет, иначе, зачем все эти ужасные медали и фотографии вывешены на стену?
Через десять минут появился Хеберле, а следом фрау Шмидт. Элен, задвинув занавески, обернулась. Глаза фрау Шмидт вспыхнули ненавистью. Она со злостью заговорила на плохом французском.
– Вы думать, мы хотел войну? – кричала она, размахивая руками. – Мы есть мирный народ! Почему вы приходить сюда и обвинять мой Ганс все эти вещи?
Элен молча смотрела на нее.
Женщина негодующе махнула рукой в сторону кухни.
– Мало мой Ганс страдал? Он отдал свой ноги, чуть не потерял свой жизнь! Думать, он хотел это? Он был… – Она вопросительно посмотрела на Хеберле.
– Призван, – подсказал Хеберле.
– Призван! – повторила она почти торжественно, словно пробуя слово на вкус. – Вы это понимать? У него не был выбор!
Элен в упор посмотрела на нее. Она больше не могла безучастно молчать и чувствовать себя виноватой.
– Нет, не понимаю, – проговорила она.
Фрау Шмидт негодующе уставилась на возмутительницу спокойствия.
– Даже я… женщин… должен был работать на Гитлер. Мы не любить его. У нас не был выбор! Я нес трудовой повинность. Я работал на ферме, добывал еду, чтобы наш народ не был голодным. Я плохой человек делать это? Добывать еду?
Элен взглянула на Хеберле.
– Вы выяснили что-нибудь о втором? – Он кивнул.
– Идемте в машину, – сказала Элен и, бросив презрительный взгляд на фрау Шмидт, добавила: – Я здесь просто задыхаюсь!
– Вы… все знать лучше всех! – продолжала кричать фрау Шмидт. – Вам нравится мужчина без ног? Я едва добился жалованья от нашего правительства за то, что был Hausmeisterin.
– Что-то типа консьержки, – объяснил Хеберле, увидев вопросительный взгляд Элен.
Та резко повернулась и гневно сверкнула глазами.
– У меня была мать, фрау Шмидт, – проговорила она сквозь зубы. – Она была беременна. Нацисты били ее по животу до тех пор, пока не убили ребенка. А потом сожгли ее в печах Аушвица. А моя старшая сестра? Одному Богу известно, что с ней случилось. А моя малютка-сестра? – Дрожащим пальцем Элен указала в сторону кухни. – Этот ваш муж… ваш Ганс… пытал ее. Маленького ребенка! Совсем крошечного! Он жег ей живот. Вот здесь. – Элен, задрав блузку, ткнула себя в пупок. – Как вы думаете, откуда мне все это известно? – Элен посмотрела на фрау Шмидт. – Это чудовище жгло мою сестру прямо у меня на глазах!
Повернувшись, Элен ринулась по коридору к двери и, распахнув ее, бросилась вниз по лестнице. Вслед ей донеслась еще одна злобная тирада:
– Вы, молодой, все знать! Как вы можешь знать, что это такой? Мы не любить Гитлер! Всякий раз как радио сказал, что у нас победа, мы должен был повесить флаги на окнах! Вы считать, что мы любить это?
Хеберле опустил стекло в машине и закурил, глубоко затянувшись. Лицо его словно окаменело. Элен же трясло как в лихорадке.
– Что он сказал вам? – наконец спросила она.
– Не хотите заехать в «Гастхаус»? – вопросом на вопрос ответил Хеберле. – Похоже, вам не мешало бы выпить.
– Нет! – отрезала Элен. – Расскажите все здесь. – Хеберле побарабанил пальцами по рулю.
– Хорошо, – сказал он спокойно, – я вам расскажу, но, по-моему, облик того человека на кухне красноречиво говорит сам за себя. Шмидт доведен до отчаяния и подавлен.
– А весь этот… этот хлам на стене?
– Неужели не понятно? – Хеберле горько усмехнулся. – У него ничего не осталось, кроме прошлого. Он до сих пор в нем живет. Именно тогда он был мужчиной.
– Мужчиной? – рассмеялась Элен. – Как можно назвать мужчиной того, кто пытает ребенка?
– Речь сейчас не об этом, – раздраженно заметил Хеберле. – Я говорю о его физическом состоянии.
– Я видела, что у него нет ног, но не думаю, чтобы это что-то меняло.
Хеберле покачал головой.
– Там, на кухне, женщина заставила его спустить шорты. У него отсутствуют гениталии, а не только ноги. Он подорвался в России на мине.
Элен закрыла глаза. Все обернулось совсем не так, как она ожидала. Она воображала себя ангелом-мстителем с карающим мечом в руке, который вершит правосудие. Какой такой меч она может поднять против безногого человека, который к тому же уже и не мужчина? Она сокрушенно покачала головой. Ничего у нее не получилось. Ничего!
– Расскажите мне о втором! – закричала она, ударив кулаком по приборному щитку. – Об этом проклятом альбиносе!
Хеберле глубоко затянулся.
– Должен вас предупредить, что, связавшись с ним, вы выпустите джинна из бутылки. Он птица высокого полета.
– Я слушаю, – овладела собой Элен.
– Его зовут Карл фон Айдерфельд, и он сама респектабельность. Около десяти лет назад он начал свой нефтяной бизнес и занялся грузоперевозками. С тех пор его компания разрослась и ворочает миллионами. Она называется «Фон Айдерфельд индустри» и находится в Дюссельдорфе. Я абсолютно ничего не слышал о самом фон Айдерфельде. Уверен, в печати никогда не появлялись его фотографии, статьи о нем. Ни в «Штерне», ни в «Шпигеле». – Нахмурив лоб, Хеберле задумался. – Чуть ли не обо всех промышленниках писали восторженные статьи как о послевоенном чуде, о нем же – никогда. А я уверен, что он внес большой вклад в восстановление промышленности. Вполне возможно…
В голове Элен вдруг мелькнула догадка.
– Его компания была создана сразу после войны? – спросила она.
– Это еще надо выяснить, но думаю, что да.
– Значит, у него с войны остались какие-то связи. Такой огромный индустриальный комплекс не может вырасти за одну ночь. Значит, за всем этим что-то кроется. Наверняка ничего хорошего.
– Его компания считается очень консервативной.
– Понятно. – Элен сложила руки, словно для молитвы и склонила голову. – Я хочу, чтобы вы начали расследование, – продолжила она, чеканя каждое слово. – Найдите тех, кто как-то связан с фон Айдерфельдом, особенно в послевоенный период. Составьте на него досье. Используйте документы, паспортные фотографии, все, что попадется. Подкараульте его и сфотографируйте. Мне бы хотелось посмотреть на него. Но самое главное – докопайтесь до его темного прошлого. Я хочу знать его военную карьеру от А до Я, чтобы иметь возможность обвинить его. Игра стоит свеч. Все материалы надо запротоколировать. Все должно быть доказуемо. – Элен повернулась к Хеберле, и в ее фиалковых глазах вспыхнула ненависть. Она чувствовала – нет, знала, – что сейчас на правильном пути. Была ли это женская интуиция или что-то другое, но ее охватило странное ощущение: он здесь, совсем рядом, – здоровый и полный жизненных сил.
– Задача непростая, – протянул Хеберле.
– Уверена, вам по плечу. – Элен едва заметно улыбнулась. – Если все пойдет не так быстро, как бы хотелось, я не буду вас за это ругать.
Хеберле посерьезнел.
– Я должен вас предупредить, – произнес он. – Фон Айдерфельд – это не просто деньги. Это власть.
– Ну и что? – засмеялась Элен. – У каждого есть своя ахиллесова пята. Найдется она и у фон Айдерфельда. Приступайте!
День клонился к вечеру, когда машина свернула, наконец, в обсаженную тополями аллею при въезде в Отеклок. Перед глазами Элен промелькнул знакомый, высеченный из камня герб де Леже. В сгущающихся сумерках лев и саламандра выглядели на удивление усталыми и скучными. Элен выпрямилась. Издалека вся надменность и неприступность замка выглядела не более чем элегантной маской. В сиреневых сумерках все дышало покоем. Сейчас Отеклок выглядел не таким грозным, как в те времена, когда Элен впервые его увидела.
– Ждите меня здесь, – проинструктировала Элен шофера, взяв дипломат.
Поднявшись по мраморной лестнице, она дважды постучала в дверь медным молоточком. Ожидая, когда ей откроют, она печально усмехнулась. Впервые они с де Леже встречаются на его собственной территории.
Ливрейный лакей открыл тяжелую резную дверь, и на ступени упала широкая полоса света.
– Мадам? – Он важно надул щеки.
– Я мадам Ковальская, – сухо сказала Элен. – Полагаю, что граф ждет меня.
С выражением полного безразличия на лице слуга впустил ее в вестибюль и медленно закрыл тяжелую дверь.
– Пожалуйста, подождите здесь, мадам. Я доложу месье графу.
Ожидая приглашения, Элен посмотрела вокруг. Да, в те времена ее очень задевало, что она вынуждена ходить не через эту парадную дверь… Что ж, за пять лет многое изменилось, по крайней мере, для нее.
– Граф примет вас, – вернувшись, провозгласил лакей. – Он ждет вас в Круглом зале. Пожалуйста, следуйте за мной.
Элен кивнула и последовала за ним через анфиладу комнат. С тех пор как она обедала с семьей де Леже, комната ничуть не изменилась. Только обитые голубым муаром стены слегка поблекли. Шедевры живописи висели на своих местах и по-прежнему освещались мягким светом бронзовых ламп. А вот и Рафаэль, которым она когда-то так восхищалась.
Заложив руку за спину, граф неподвижно стоял у окна и задумчиво смотрел на погруженный в темноту парк. На какой-то момент Элен показалось, что он не заметил ее присутствия, но он тотчас повернулся и неодобрительно сверкнул глазами.
– Привет, Филипп, – тихо сказала она.
– Мне казалось, я тебе ясно дал понять, что больше никогда не захочу тебя видеть, – холодно произнес он, подойдя к ней поближе.
– Похоже, у меня появилась привычка неожиданно возникать, когда меня совсем не ждут, – рассмеялась Элен.
– Похоже. Что тебе надо?
– Зачем так резко, Филипп? Мы ведь не чужие. – Граф промолчал и только знакомым жестом предложил ей сесть. Элен опустилась на ближайшую кушетку. Это была та же самая кушетка, на которой она когда-то сидела с графиней. Неужели и впрямь прошло целых пять лет?
Когда-то она испытывала благоговейный ужас перед де Леже, была легкоранима и слепа, но с тех пор многое изменилось. Теперь она хорошо их узнала. Де Леже были заняты только собой. Они только брали и брали и никогда ничего не давали взамен. Они всему установили свою цену. Граф соблазнил ее всякими побрякушками, а потом бросил. Графиня тоже была не лучше, иначе не использовала бы мадам Дюпре для пошива дубликатов одежды великих кутюрье. Для них все люди были пешками, которые легко можно сбросить с доски. Видимо, они считали, что им все сойдет с рук, всегда чувствовали себя непобедимыми. Элен с холодной улыбкой посмотрела на графа. Что ж, если он сам установил правила игры, ей остается только принять их. Он даже не подозревает, что у нее в колоде главный козырь. Элен тотчас приступила к делу:
– Причина, по которой мой солиситор связался с вами, заключается в том, что у меня к вам деловое предложение.
Голубые глаза графа помутнели, и он тяжело опустился в кресло напротив Элен. «Так вот в чем дело, – подумал он. – Она такая же, как и все другие». Рано или поздно, но все они появляются вновь. До чего же они глупы, эти девочки, если считают, что в любой момент могут прийти и потребовать денег. Он хорошо изучил их уловки. Они под разными предлогами приходят повидаться с ним. Все начинается с милой беседы, потом бедняжки закидывают свою удочку… Он уже давно привык ко всему этому и еще ни разу не поддался, к какой бы тактике они ни прибегали.
– У меня мало времени, – сухо сказал граф. – Я был бы очень тебе признателен, если бы ты сразу приступила к делу.
– Прекрасно, – ответила Элен. – Не знаю, слышал ли ты, что я теперь вдова?
Граф не выразил ей соболезнования, а только сказал:
– Кажется, мне говорили об этом. Значит, ты стала довольно обеспеченной женщиной.
– Обеспеченной – да, но чтобы ужасно богатой – нет. Дело в том, что у меня появилась масса свободного времени. По-моему, когда носишь траур, лучше быть чем-то занятой, а?
Граф поднялся.
– Не знаю, куда ты клонишь, – начал он раздраженно, – но я очень занятой человек. Прошу извинить, но…
– Сядь! – ледяным тоном приказала Элен. Взгляды бывших любовников встретились. В ее глазах читался вызов, мягкий аметист словно бы превратился в бриллиант с острыми гранями. Граф не торопясь, сел.
Элен сложила на коленях маленькие изящные ручки, взгляд ее смягчился, а голос стал тихим и ровным:
– Возможно, ты помнишь, Филипп, я когда-то говорила о своем желании стать издателем журнала.
– Да, – уклончиво ответил он. – Ну и что с того?
– Дело в том, что корпорация уже создана. Я продаю часть ее акций.
– Боюсь, ты ошиблась адресом.
– Нет, Филипп, – рассмеялась Элен. – Я пришла к тому человеку, который мне нужен. Ты купишь у меня десять процентов акций «Ле Эдисьен Элен Жано».
– Ценю твои крепкие нервы. – Граф развалился в кресле поудобнее.
– Не стоит говорить о том, о чем не имеешь ни малейшего представления, – многозначительно изрекла Элен. – У тебя есть магнитофон?
– Магнитофон? – удивился граф. – Зачем он тебе? – Элен положила себе на колени дипломат и, вытащив из него бобину с пленкой, потрясла ею в воздухе.
– Думаю, тебе стоит послушать.
Поначалу у графа просто отвалилась челюсть, затем он принялся хохотать.
– Дешевый трюк! – смеясь, воскликнул он. – Это даже неоригинально! Одна из твоих предшественниц уже пыталась проделать со мной такое!
– Неужели? – с невинным видом спросила Элен. – И что же она сделала?
– Записала на пленку наши любовные разговоры, а затем предъявила мне ультиматум.
– Интересно, какого рода?
– Не строй из себя невинность, – сердито оборвал ее граф. – Она требовала денежной компенсации… В противном случае обещала передать пленку моей жене. Ты ведь достаточно умна, чтобы понять, что это не сработает. Шантаж здесь абсолютно исключен, так как графиня давно знает о доме на бульваре Майо и что там происходит.
Элен опустила глаза.
– Не устраивай дешевых представлений, Филипп, – сказала она тихо.
– Это ты ведешь себя как дешевка! – бросил он. – А сейчас, полагаю, ты уже исчерпала отведенное тебе время.
– Я все же советую тебе послушать пленку, – настаивала Элен. – У тебя есть единственный шанс. Если у тебя нет магнитофона, можешь воспользоваться моим. Он в машине.
– У меня есть магнитофон в библиотеке. Пройдем туда. Элен проследовала за графом в богато обставленную двухъярусную библиотеку. Граф указал рукой на покрытый зеленым сукном стол, где стояла аппаратура.
– Хочу предупредить, Филипп, что это только копия, – проговорила она, заправляя ленту. – Оригинал хранится в сейфе у моего адвоката. Нет нужды говорить о том, что это совсем не тот человек, который организовывал встречу.
– Хватит угроз. Жми на кнопку. Пора с этим кончать. – Элен кивнула и с улыбкой нажала зеленую пластиковую кнопку.
Сначала слышалось только какое-то шипение, потом раздался звук шагов, скрип отодвигаемого стула. Наконец полилась прекрасная музыка увертюры к «Клитемнестре».
Элен взяла стул и села рядом с графом.
– Как тебе известно, мой покойный муж был великим пианистом, известным во всем мире.
– Охотно верю, – отозвался граф. – Лично я предпочитаю Горовица.
Элен пожала плечами.
– О вкусах не спорят, – сказала она. – Но давай лучше послушаем.
Внезапно музыка смолкла, послышался какой-то резкий звук, быстрые шаги, и наступила тишина.
– В самом деле, Элен…
– Еще немного, Филипп. – Элен жестом заставила его молчать. – Потерпи.
Теперь среди шипения безошибочно угадывался звук набираемого по телефону номера и снова быстрые шаги, потом трубку бросили на рычаг.
«Что ты делаешь?» – прохрипел кто-то.
Граф невольно подался вперед, сразу узнав голос сына. Элен удовлетворенно кивнула, но через минуту она совсем забыла о графе и унеслась мыслями в прошлое.
Спустя какое-то время Элен увидела, как вспыхнули глаза графа, но вот он поднялся и отвернулся к стеллажам с книгами, так что ей были видны только его опущенные плечи.
«…говорю тебе, несчастный случай! – кричал Юбер. – Он сам споткнулся!»
«Не верю тебе», – безжизненным голосом отозвалась Элен.
«Хорошо, не верь! – взвизгнул Юбер. – Да, я хотел убить его! Ты совершенно права. Хотел убить с того самого дня, как вы повстречались. Он был слишком стар для тебя! Он был чертовски старым и чертовски безобразным! Я рад, что убил его!»
Наступила пауза, затем послышался ее голос:
«Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?!»
«Само собой! Но если ты заявишь на меня в полицию, я буду все отрицать. Я скажу, что ты врешь! Он был хилым старикашкой, и даже женщина легко могла столкнуть его со скалы!»
Граф внезапно подскочил к магнитофону и сорвал бобину. Размахнувшись, он со злостью швырнул ее в стену. Он как-то сразу постарел и дрожащими руками вцепился в столешницу.
– Филипп, когда происходил этот разговор, я знать не знала, что магнитофон работает. Станислав записывал музыку, которую мы только что слышали, и, видимо, оставил аппаратуру включенной, когда я закричала, потому что Юбер напал на меня в саду.
Граф медленно выпрямился и повернулся к Элен.
– Юберу нет прощения. – В глазах его стояла боль, но взгляд был твердым.
– Не кажется ли тебе, что «непростительное поведение» – слишком мягкий термин для убийства?
– Меня совершенно не заботит, как ты квалифицируешь его поведение, но я не позволю себя шантажировать, – с достоинством ответил граф. – Никому, никогда и ни по какой причине.
Элен даже глазом не моргнула.
– Я уезжаю. Пленку можешь оставить себе. Как я уже говорила, оригинал у меня в сейфе. Я без труда сделаю сколько угодно копий. Могу разослать их в полицию, газеты и даже в «Иси Пари» и «Ле Монд интернасьональ».
– Ты не посмеешь!
– Не посмею? – хмыкнула Элен. – Посмотрим, Филипп.
Граф не проронил ни слова.
– Я привезла с собой все необходимые документы на покупку акций «Ле Эдисьен Элен Жано», – продолжала Элен. – Должна заметить, все они оформлены на имя Юбера и должны быть подписаны им, а не тобой. В контракте специально оговорено, что он ни при каких обстоятельствах не может продавать свои акции и должен в обязательном порядке посещать все собрания акционеров. Он обязан поддерживать со мной постоянный контакт и сообщать мне обо всех своих перемещениях, чтобы в. случае острой необходимости я могла легко найти его. Нет нужды говорить о том, что, если он нарушит хоть одно из этих условий, пленка немедленно попадет… скажем, так – в нужные руки. Граф по-прежнему молчал.
– К тому же десять процентов акций компании будут стоить всего один миллион франков. Это честная рыночная цена. Я владею девяноста процентами акций и, следовательно, вложила в корпорацию девять миллионов франков. Так что это вовсе не шантаж. Добавлю еще, что дивиденды будут выплачиваться ежеквартально.
– Ты прекрасно все просчитала, да? – с горечью спросил граф.
– Хотелось бы надеяться. Оставляю тебе документы, можешь показать их своим юристам. На решение этого вопроса я даю тебе семь дней. Если к концу срока я не получу подписанные документы и перевод на миллион франков в банк Ротшильда… – Элен беспомощно развела руками.
Граф ударил кулаком по столу.
– Мне они не нужны! – закричал он. – Я не позволю себя шантажировать!
Когда Элен ушла, он без сил опустился на стул. Внезапно на него навалилась усталость. Закрыв глаза, он долго сидел в полной тишине.
Через три дня, когда Элен вернулась в Париж, документы уже лежали у нее на столе. Она внимательно их просмотрела. Каждая копия была подписана Юбером де Леже и заверена одним из семейных юристов. Она позвонила в банк Ротшильда. На ее счет уже был переведен миллион франков. Итак, журнал «Ле Мод» приобрел свое будущее. Правда, дело принимало странный оборот. Она хотела торжества справедливости, а что получилось? Бессонными ночами она часто размышляла над этим. Было ли это действительно справедливое возмездие или просто-напросто месть? Спустя какое-то время она тем более не могла сказать ничего определенного.
Глава 11
Покинув Отеклок, Элен направилась в Сен-Назер. Она приказала шоферу остановиться на ночь в Рошфоре, в отеле «Субис». На следующий день, в полдень, они прибыли в Нант. И вот уже снова она едет по берегу Луары. День выдался пасмурным и серым, над землей нависли тучи; извилистая река в своем песчаном ложе в точности повторяла серые краски неба. В начале второго они уже достигли окраин Сен-Назера.
Как только она увидела дорожный указатель с названием города, странное чувство охватило ее. Она не сразу поняла, чем оно вызвано, и лишь потом до нее дошло, что это от стыда и испуга. Это был не просто страх от возможной встречи с тетей Жанин – нет, все было гораздо глубже Ведь любой встречный может узнать ее: школьные учителя, владельцы магазинов, покупатели, которые приходили в теплицу. В Париже она стала человеком, здесь же так и осталась просто Элен Жано, неловким ребенком, которого растила выжившая из ума старуха, державшая теплицы. Здесь ее всегда будут помнить именно такой, и тут уж ничего не поделаешь. Нельзя возвращаться туда, откуда когда-то уехал навсегда. Себе же хуже.
Элен посмотрела в окно. Город сильно изменился. Строились новые здания, особенно на окраинах. Ей невольно вспомнился Шульберг. И здесь жилые дома в новых кварталах здорово смахивали на коробки: та же холодная чистота, острые углы и оштукатуренные стены. Неужели красота уже не имеет никакого значения?
– Поезжайте к церкви, – попросила она водителя. Шофер сразу нашел церковь. Он медленно объехал обнесенный стеной церковный двор и подъехал к главному входу. Остановившись у обочины, помог Элен выйти из машины. Она нерешительно огляделась. На противоположной стороне улицы была мастерская каменщика, который специализировался на надгробных плитах и изваяниях. Рядом располагалась лавка флориста Эррио. Присмотревшись, Элен оторопела. Знакомое старинное здание было снесено, а на его месте выросло новое!
Элен решила заглянуть в магазинчик, но внезапно остановилась. Вместо привычной вывески «Эррио» над дверью висела вывеска «Жанин Пегюй». «Значит, старая дама процветает, – сделала заключение Элен, – и теперь царит во всем городе».
Она вернулась к машине. Увидев Элен, шофер быстро затянулся, намереваясь бросить окурок в канаву. Элен остановила его.
– Курите, – махнула она рукой. – Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу?
– Да, мадам?
Открыв сумочку, Элен вытащила из нее несколько хрустящих купюр и протянула их шоферу.
– Купите мне цветов, пожалуйста. – Немного подумав, она добавила: – Какое-нибудь растение в горшке. Главное, чтобы было красиво.
Шофер кивнул, подождал, пока проедет машина, и скрылся в магазине. Через несколько минут он вернулся с горшком, завернутым в цветную папиросную бумагу.
– Спасибо. Я скоро, – бросила Элен, забирая цветы. Шофер проследил, как она скрылась за воротами кладбища. Элен смотрела на аккуратные ряды крестов и каменных памятников. Кладбище напоминало собой план некоего города: прямые чистые дорожки, прямоугольные участки земли, отделенные друг от друга мраморными или гранитными плитами. В центре каждой могилы располагался цветник или стояли каменные вазы для цветов. Обхватив купленное растение обеими руками, Элен смущенно осмотрелась.
Недалеко от нее в вырытой по колено яме стоял морщинистый старик. Что-то ворча себе под нос, он не торопясь делал свое дело.
– Простите, месье… – подошла к нему Элен. Старик перестал копать и, опершись на лопату, шумно отхаркался. Потом, утерев рукавом пот, улыбнулся девушке беззубой улыбкой.
– Скажите, вы, случайно, не знаете, где находится могила мадам Дюпре? – спросила Элен.
Могильщик задумчиво поскреб небритый подбородок, затем в глазах его вспыхнул живой огонек, и он махнул рукой в глубь кладбища.
– Это там, по ту сторону церкви. Третий ряд от стены, почти, что в самом центре. Там маленькая серая дощечка с черными буквами. Я хорошо запомнил могилу, потому что плиту положили, прежде чем осела земля.
Элен довольно быстро нашла могилу. Могильщик оказался прав: могильный памятник и гранитное ограждение были поставлены слишком рано и потому перекосились, а гранит даже треснул в трех местах. Могила выглядела запущенной, сквозь гравий пробивались сорняки. Элен посмотрела на соседние могилы. На той, что справа, был большой красивый цветник. Дорогое надгробие так и сверкало, а это значит, один из супругов все еще жив. Присмотревшись, Элен увидела аккуратную позолоченную надпись: «Пьер Пегюй. 1918—1955».
Элен посуровела, глаза недобро блеснули. Выходит, он умер. Неудивительно, что могила так хорошо ухожена тетей Жанин. Чья же еще преданность может быть такой слепой? Для нее Пьер был своего рода святым. Печально покачав головой, Элен вернулась к скромной могилке мадам Дюпре. Подоткнув дорогую юбку от Одиль Жоли, она опустилась на колени и принялась выдергивать сорняки. Потом врыла в землю глиняный горшок с розовой гортензией, отряхнула руки и оценивающим взглядом окинула свою работу: стало лучше, но тем не менее… Ладно, она зайдет в граверную мастерскую, ту, что через улицу, и закажет там ограждение и новое надгробие. Конечно, из мрамора. Мадам Дюпре всегда ценила качество.
Как только она увидела дорожный указатель с названием города, странное чувство охватило ее. Она не сразу поняла, чем оно вызвано, и лишь потом до нее дошло, что это от стыда и испуга. Это был не просто страх от возможной встречи с тетей Жанин – нет, все было гораздо глубже Ведь любой встречный может узнать ее: школьные учителя, владельцы магазинов, покупатели, которые приходили в теплицу. В Париже она стала человеком, здесь же так и осталась просто Элен Жано, неловким ребенком, которого растила выжившая из ума старуха, державшая теплицы. Здесь ее всегда будут помнить именно такой, и тут уж ничего не поделаешь. Нельзя возвращаться туда, откуда когда-то уехал навсегда. Себе же хуже.
Элен посмотрела в окно. Город сильно изменился. Строились новые здания, особенно на окраинах. Ей невольно вспомнился Шульберг. И здесь жилые дома в новых кварталах здорово смахивали на коробки: та же холодная чистота, острые углы и оштукатуренные стены. Неужели красота уже не имеет никакого значения?
– Поезжайте к церкви, – попросила она водителя. Шофер сразу нашел церковь. Он медленно объехал обнесенный стеной церковный двор и подъехал к главному входу. Остановившись у обочины, помог Элен выйти из машины. Она нерешительно огляделась. На противоположной стороне улицы была мастерская каменщика, который специализировался на надгробных плитах и изваяниях. Рядом располагалась лавка флориста Эррио. Присмотревшись, Элен оторопела. Знакомое старинное здание было снесено, а на его месте выросло новое!
Элен решила заглянуть в магазинчик, но внезапно остановилась. Вместо привычной вывески «Эррио» над дверью висела вывеска «Жанин Пегюй». «Значит, старая дама процветает, – сделала заключение Элен, – и теперь царит во всем городе».
Она вернулась к машине. Увидев Элен, шофер быстро затянулся, намереваясь бросить окурок в канаву. Элен остановила его.
– Курите, – махнула она рукой. – Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу?
– Да, мадам?
Открыв сумочку, Элен вытащила из нее несколько хрустящих купюр и протянула их шоферу.
– Купите мне цветов, пожалуйста. – Немного подумав, она добавила: – Какое-нибудь растение в горшке. Главное, чтобы было красиво.
Шофер кивнул, подождал, пока проедет машина, и скрылся в магазине. Через несколько минут он вернулся с горшком, завернутым в цветную папиросную бумагу.
– Спасибо. Я скоро, – бросила Элен, забирая цветы. Шофер проследил, как она скрылась за воротами кладбища. Элен смотрела на аккуратные ряды крестов и каменных памятников. Кладбище напоминало собой план некоего города: прямые чистые дорожки, прямоугольные участки земли, отделенные друг от друга мраморными или гранитными плитами. В центре каждой могилы располагался цветник или стояли каменные вазы для цветов. Обхватив купленное растение обеими руками, Элен смущенно осмотрелась.
Недалеко от нее в вырытой по колено яме стоял морщинистый старик. Что-то ворча себе под нос, он не торопясь делал свое дело.
– Простите, месье… – подошла к нему Элен. Старик перестал копать и, опершись на лопату, шумно отхаркался. Потом, утерев рукавом пот, улыбнулся девушке беззубой улыбкой.
– Скажите, вы, случайно, не знаете, где находится могила мадам Дюпре? – спросила Элен.
Могильщик задумчиво поскреб небритый подбородок, затем в глазах его вспыхнул живой огонек, и он махнул рукой в глубь кладбища.
– Это там, по ту сторону церкви. Третий ряд от стены, почти, что в самом центре. Там маленькая серая дощечка с черными буквами. Я хорошо запомнил могилу, потому что плиту положили, прежде чем осела земля.
Элен довольно быстро нашла могилу. Могильщик оказался прав: могильный памятник и гранитное ограждение были поставлены слишком рано и потому перекосились, а гранит даже треснул в трех местах. Могила выглядела запущенной, сквозь гравий пробивались сорняки. Элен посмотрела на соседние могилы. На той, что справа, был большой красивый цветник. Дорогое надгробие так и сверкало, а это значит, один из супругов все еще жив. Присмотревшись, Элен увидела аккуратную позолоченную надпись: «Пьер Пегюй. 1918—1955».
Элен посуровела, глаза недобро блеснули. Выходит, он умер. Неудивительно, что могила так хорошо ухожена тетей Жанин. Чья же еще преданность может быть такой слепой? Для нее Пьер был своего рода святым. Печально покачав головой, Элен вернулась к скромной могилке мадам Дюпре. Подоткнув дорогую юбку от Одиль Жоли, она опустилась на колени и принялась выдергивать сорняки. Потом врыла в землю глиняный горшок с розовой гортензией, отряхнула руки и оценивающим взглядом окинула свою работу: стало лучше, но тем не менее… Ладно, она зайдет в граверную мастерскую, ту, что через улицу, и закажет там ограждение и новое надгробие. Конечно, из мрамора. Мадам Дюпре всегда ценила качество.