Страница:
Элен выслушала эту историю с большим интересом, но теперь ей стало ясно, что Фоллсворт отнюдь не жилой дом, а скорее национальная сокровищница, которая требует от своих владельцев безраздельного внимания, любви и самоотверженности.
– Я еще никогда не видел Найджела таким счастливым, – изрек герцог. – Очаровательная молодая леди! – Он снова уткнулся в газету. Это специальное издание «Тайме» для королевской семьи в Букингемском дворце было отпечатано на тряпичной бумаге и доставлялось сюда со спецпосыльным.
Раздвинув тяжелые шторы, герцогиня пристально посмотрела на парочку, идущую к дому. Вернувшись на место, она прикрыла глаза и лениво проговорила:
– Да. Она чрезвычайно… удивительная женщина.
Обед был сервирован в фамильной столовой. Ее стены были отделаны белыми панелями с золотистой лепниной, на окнах висели красные бархатные шторы. Поражал воображение мраморный камин высотой в семь футов. Повсюду стояли старинные китайские ширмы, радовали глаз огромные полотна Рубенса. Стол сверкал уотерфордским хрусталем, столовым серебром эпохи короля Георга V, золотыми канделябрами. А еще здесь стояли старинные золотые кубки, которыми были жалованы Сомерсеты за своих лошадей, выигравших на скачках на ипподроме «Аскот» еще в девятнадцатом веке.
И все же когда обед наконец закончился, Элен с облегчением вздохнула. Сомерсеты перешли в гостиную, чтобы выпить кофе, и спустя приличествующее время они с Найджелом снова отправились на прогулку. На улице уже стемнело, воздух был прозрачен и свеж. Слышался стрекот кузнечиков. Они дошли до павильона и сели на садовую скамью.
– Мне кажется, тебе здесь не по себе, – произнес, наконец, Найджел.
Элен задумчиво посмотрела на светящиеся желтые окна.
– В том нет твоей вины, Найджел, – отозвалась она. – Просто Фоллсворт подобен… – она вздохнула, – …музею.
– Согласен. Но мы и не будем здесь жить. – Он с чувством сжал ее руку. – Думаю, нам следует обзавестись своим собственным домом в Лондоне. И пусть там будет не как в музее.
– Ты даже не представляешь, как ты меня порадовал! – воскликнула Элен.
Он привлек ее к себе и улыбнулся:
– Я и не собирался жениться на хранительнице музея! – Элен рассмеялась.
– Большой дом мне не нужен, – предупредила она. – Пусть будет что-нибудь поддающееся управлению…
– И чтобы слуги не вертелись под ногами…
– Но он должен быть просторным и современным. На дворе все-таки тысяча девятьсот шестидесятый год.
– Да, главное, чтобы дом был уютным…
– И с красивым садом…
– Где мы будем прогуливать наших детей…
Элен замерла, словно громом пораженная и посмотрела на огромный дом – дом, который требовал продолжения династии. А ведь ее тело никогда не сможет…
– Нет, Найджел, – решительно выдернула она свою руку.
– В чем дело? – удивился он. – Я тебя обидел? – От мучительной боли Элен закрыла глаза.
– Не знаю, почему я раньше тебе не сказала… Думала, это не имеет значения. Идиотка! Я думала только о нас.
– Конечно, прежде всего, мы с тобой, дорогая, но я никак не могу понять, о чем ты?
– О детях.
– То есть?
– У меня никогда не будет детей.
– Прости, дорогая, я не знал. – Найджел крепко обнял любимую. – Это и правда не имеет значения. В конце концов, мы всегда можем усыновить кого-нибудь. Хоть целый выводок, если захочешь!
– Это несправедливо! – горячо возразила Элен, вырываясь из его объятий. – Твой род корнями уходит в века. Если у тебя не будет детей, то он на тебе и закончится.
– Думаешь, для меня это так важно? Я гораздо больше ценю нашу любовь. Ведь она чего-нибудь да стоит?
– Да, – согласилась Элен. – Просто я поступлю несправедливо и по отношению к твоим родителям, и по отношению к твоим предкам.
– Почему тебя волнуют мои предки и моя семья?
– Видимо, сказывается война, – прошептала Элен. – Я знаю, как это важно – иметь семью. Зачем тогда так много работать, стремиться к успеху, создавать собственное дело, если не для того, чтобы потом передать все детям?
– А ты? Почему же ты столько работаешь, если тебе некому передать свою империю?
– Есть кому, – с гордостью произнесла Элен. – Моей племяннице. Она мне как дочь.
– А что плохого, если она унаследует и Фоллсворт?
– Ты не шутишь, Найджел? – Голос Элен дрогнул.
– Конечно, нет, дорогая. Без тебя… – Он мучительно подбирал слова. – Без тебя моя жизнь не имеет смысла.
И только его поцелуй заставил Элен поверить, что все слова любимого – правда. Она была на седьмом небе от счастья.
Элен погасила свет, собираясь лечь спать. Как же все хорошо! С самого приезда в Фоллсворт ее не покидала тревога, она все время ждала какого-то подвоха. Сейчас ей стало ясно: ничего плохого уже не случится.
В дверь вдруг тихо постучали. Найджел пришел разделить с ней постель! Стараясь сдержать волнение, она крикнула:
– Одну минуту!
Быстро включив ночник, она накинула на плечи пеньюар, пригладила волосы и поспешила к двери.
На пороге стояла герцогиня Фаркуарширская. Улыбка застыла на губах Элен.
– Простите, что побеспокоила вас, дорогая. – Герцогиня выглядела смущенной. – Можно мне войти? Мне хочется немного поболтать с вами.
– Пожалуйста… входите, – справилась с замешательством Элен.
Герцогиня вошла, и Элен закрыла дверь.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
– Я еще никогда не видел Найджела таким счастливым, – изрек герцог. – Очаровательная молодая леди! – Он снова уткнулся в газету. Это специальное издание «Тайме» для королевской семьи в Букингемском дворце было отпечатано на тряпичной бумаге и доставлялось сюда со спецпосыльным.
Раздвинув тяжелые шторы, герцогиня пристально посмотрела на парочку, идущую к дому. Вернувшись на место, она прикрыла глаза и лениво проговорила:
– Да. Она чрезвычайно… удивительная женщина.
Обед был сервирован в фамильной столовой. Ее стены были отделаны белыми панелями с золотистой лепниной, на окнах висели красные бархатные шторы. Поражал воображение мраморный камин высотой в семь футов. Повсюду стояли старинные китайские ширмы, радовали глаз огромные полотна Рубенса. Стол сверкал уотерфордским хрусталем, столовым серебром эпохи короля Георга V, золотыми канделябрами. А еще здесь стояли старинные золотые кубки, которыми были жалованы Сомерсеты за своих лошадей, выигравших на скачках на ипподроме «Аскот» еще в девятнадцатом веке.
И все же когда обед наконец закончился, Элен с облегчением вздохнула. Сомерсеты перешли в гостиную, чтобы выпить кофе, и спустя приличествующее время они с Найджелом снова отправились на прогулку. На улице уже стемнело, воздух был прозрачен и свеж. Слышался стрекот кузнечиков. Они дошли до павильона и сели на садовую скамью.
– Мне кажется, тебе здесь не по себе, – произнес, наконец, Найджел.
Элен задумчиво посмотрела на светящиеся желтые окна.
– В том нет твоей вины, Найджел, – отозвалась она. – Просто Фоллсворт подобен… – она вздохнула, – …музею.
– Согласен. Но мы и не будем здесь жить. – Он с чувством сжал ее руку. – Думаю, нам следует обзавестись своим собственным домом в Лондоне. И пусть там будет не как в музее.
– Ты даже не представляешь, как ты меня порадовал! – воскликнула Элен.
Он привлек ее к себе и улыбнулся:
– Я и не собирался жениться на хранительнице музея! – Элен рассмеялась.
– Большой дом мне не нужен, – предупредила она. – Пусть будет что-нибудь поддающееся управлению…
– И чтобы слуги не вертелись под ногами…
– Но он должен быть просторным и современным. На дворе все-таки тысяча девятьсот шестидесятый год.
– Да, главное, чтобы дом был уютным…
– И с красивым садом…
– Где мы будем прогуливать наших детей…
Элен замерла, словно громом пораженная и посмотрела на огромный дом – дом, который требовал продолжения династии. А ведь ее тело никогда не сможет…
– Нет, Найджел, – решительно выдернула она свою руку.
– В чем дело? – удивился он. – Я тебя обидел? – От мучительной боли Элен закрыла глаза.
– Не знаю, почему я раньше тебе не сказала… Думала, это не имеет значения. Идиотка! Я думала только о нас.
– Конечно, прежде всего, мы с тобой, дорогая, но я никак не могу понять, о чем ты?
– О детях.
– То есть?
– У меня никогда не будет детей.
– Прости, дорогая, я не знал. – Найджел крепко обнял любимую. – Это и правда не имеет значения. В конце концов, мы всегда можем усыновить кого-нибудь. Хоть целый выводок, если захочешь!
– Это несправедливо! – горячо возразила Элен, вырываясь из его объятий. – Твой род корнями уходит в века. Если у тебя не будет детей, то он на тебе и закончится.
– Думаешь, для меня это так важно? Я гораздо больше ценю нашу любовь. Ведь она чего-нибудь да стоит?
– Да, – согласилась Элен. – Просто я поступлю несправедливо и по отношению к твоим родителям, и по отношению к твоим предкам.
– Почему тебя волнуют мои предки и моя семья?
– Видимо, сказывается война, – прошептала Элен. – Я знаю, как это важно – иметь семью. Зачем тогда так много работать, стремиться к успеху, создавать собственное дело, если не для того, чтобы потом передать все детям?
– А ты? Почему же ты столько работаешь, если тебе некому передать свою империю?
– Есть кому, – с гордостью произнесла Элен. – Моей племяннице. Она мне как дочь.
– А что плохого, если она унаследует и Фоллсворт?
– Ты не шутишь, Найджел? – Голос Элен дрогнул.
– Конечно, нет, дорогая. Без тебя… – Он мучительно подбирал слова. – Без тебя моя жизнь не имеет смысла.
И только его поцелуй заставил Элен поверить, что все слова любимого – правда. Она была на седьмом небе от счастья.
Элен погасила свет, собираясь лечь спать. Как же все хорошо! С самого приезда в Фоллсворт ее не покидала тревога, она все время ждала какого-то подвоха. Сейчас ей стало ясно: ничего плохого уже не случится.
В дверь вдруг тихо постучали. Найджел пришел разделить с ней постель! Стараясь сдержать волнение, она крикнула:
– Одну минуту!
Быстро включив ночник, она накинула на плечи пеньюар, пригладила волосы и поспешила к двери.
На пороге стояла герцогиня Фаркуарширская. Улыбка застыла на губах Элен.
– Простите, что побеспокоила вас, дорогая. – Герцогиня выглядела смущенной. – Можно мне войти? Мне хочется немного поболтать с вами.
– Пожалуйста… входите, – справилась с замешательством Элен.
Герцогиня вошла, и Элен закрыла дверь.
Глава 8
Отбросив одеяло, Найджел вскочил с постели и поднял голландские жалюзи. Яркий солнечный свет заливал парк.
Молодой человек порывисто распахнул окна, впуская в спальню солнце и прохладный утренний воздух. Он – снова нарушил правила Фоллсворта, согласно которым все окна в доме держались закрытыми, чтобы солнечный свет не испортил хранящиеся в нем ценности. Ему хотелось купаться в солнечном свете, хотелось, чтобы он наполнил каждую клеточку его тела. Жизнь прекрасна! С того самого дня, когда Элен, просияв, воскликнула: «Да! О, Найджел, да!» – теплое чувство бесконечного счастья переполняло его. Их взаимная с Элен любовь была дороже всех богатств Фоллсворта.
В это же самое время Элен смотрела в другое окно. На высоте двадцати тысяч футов над Англией. Далеко внизу под серебряным крылом самолета простиралось побережье. Тянущиеся вдоль пляжей волнорезы сливались в одну сплошную линию. Но вот побережье исчезло из виду, и перед ней открылась серая гладь воды. Она снова летела над Ла-Маншем.
– Вам что-нибудь налить, мисс?
Элен недоуменно посмотрела на склонившуюся к ней стюардессу, молча покачала головой и отвернулась. Солнце слепило ей глаза, мимо проплывала гряда облаков, но, глядя на них, Элен видела лишь спальню Фоллсворта и стоявшую перед ней герцогиню. А вот и она сама, охваченная внезапным ужасом.
– Пожалуйста… входите.
Герцогиня кивнула и вошла, окинув ее тяжелым взглядом своих аристократических глаз. Элен закрыла дверь.
– Присядете?
Герцогиня с царственным видом села на элегантный стульчик. Элен с тревожно бьющимся сердцем опустилась на другой. Интуиция уже подсказала ей, с какой целью пришла незваная гостья.
Та, вздохнув, посмотрела на Элен.
– Мой сын, – издалека начала она, – выразил желание жениться на вас.
– Да, – звенящим голосом ответила Элен, – мы любим друг друга.
– Это прекрасное чувство, – натянуто улыбнулась герцогиня. – Допускаю, что вы очень любите Найджела. – Она взволнованно взмахнула руками. – Мы, Сомерсеты, – древний род. Хочу надеяться, вы понимаете это.
Элен молча кивнула.
Виктория Холлингсворт Сомерсет была рождена от графа и названа в честь королевы. С детства ей внушали, что она должна сделать хорошую партию. Виктория вышла замуж за герцога не столько по любви, сколько из-за его титула. Это была весомая причина для брака. В их обществе любви не ищут. Любовь – удел черни. И герцогиня стала отличной хозяйкой Фоллсворта. Сейчас, впрочем, она питала искреннюю привязанность к старому герцогу. Так же искренне ей нравилась и Элен Жано. Она уважала всякого, кто постоянно трудился и своим трудом многого достиг, и ей вовсе не хотелось расстраивать Элен. Но она была хранительницей Фоллсворта и прекрасно знала свои обязанности. Имя Сомерсетов должно храниться как драгоценность, как все те богатства, что собраны в этом огромном доме. Еще ни разу королевская кровь, которая течет в жилах Сомерсетов, не была разбавлена выходцами из народа, и герцогиня призвана проследить, чтобы такого не случилось и на сей раз.
Задумчиво склонив голову, герцогиня вновь посмотрела на Элен:
– Скажите, дорогая, мой сын обсуждал с вами свое будущее?
Элен изо всех сил старалась казаться невозмутимой. «Его будущее. Об их общем будущем и речи нет. Все понятно».
– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
Герцогиня вздохнула: похоже, без серьезного разговора не обойтись.
– Тогда я сформулирую иначе. У моего сына есть определенные политические амбиции.
– Да, – согласилась Элен.
– И думаю, вы понимаете, что для будущего герцога подходящая партия – один из главных аспектов его жизни.
Элен почувствовала подвох и постаралась искусно обойти его:
– Каждому мужчине нужна та, кого он любит. Стабильный брак является важным моментом при любых обстоятельствах.
– А вы уверены, что, выйдя за него замуж, станете гарантом такой стабильности?
– Я не совсем вас понимаю, – нахмурилась Элен.
– Попытаюсь объяснить. Социальное положение Найджела очень прочно, по крайней мере, так было до сих пор. Но, дорогая… такая жена, как вы?..
– Вам не нравится то, что я деловая женщина? – спросила Элен.
– Я бы не сказала, что мне это не нравится, – как ни в чем не бывало, ответила герцогиня. – Но существует общественное мнение. У среднего англичанина свой взгляд на вещи. Мужчина, участвующий в предвыборной кампании, жена которого занята своим собственным бизнесом… вряд ли народ поймет это. Это так… вульгарно! – Герцогиня с явным отвращением произнесла это слово. – Лично я ничего не имею против, как вы понимаете, но народ. Народ хочет, чтобы мы оставались… благородными.
Элен поняла, в чем дело.
– Вы не хотите, чтобы я выходила замуж за Найджела, – проговорила она.
– Я забочусь о том, чтобы ему было лучше, – ответила герцогиня с печальной улыбкой.
– И вы знаете, как это сделать?
– Я знаю, как будет лучше для семьи.
Элен вмиг побледнела и сникла. Сбылись ее худшие опасения! Сомерсеты не принимают ее. Для них она человек посторонний, иностранка. Ее взгляд упал на кольцо. «Солнце Сомерсетов», казалось, насмешливо подмигивало ей.
Немного помолчав, герцогиня заговорила снова:
– Неужели вас не заботит судьба моего сына? Если вы его любите…
– Да, я люблю его, – повторила Элен.
В наступившей тишине взгляды женщин встретились.
– Неужели вам не хочется, чтобы Найджел использовал в будущем свое право по рождению? – спросила, наконец, тихим голосом герцогиня.
Элен промолчала.
– А так все впустую, – продолжила женщина. – Все кончилось, даже не успев начаться.
– У Найджела есть будущее! – горячо воскликнула Элен.
– К сожалению, не с вами.
– Я буду ему хорошей парой! – Герцогиня встала и посмотрела на Элен.
– Если вы его так сильно любите, то ради всего святого отпустите его!
– Не могу! – Элен в упор взглянула на герцогиню. Глаза аристократки потемнели.
– Тогда вы не оставляете мне выбора. Я не допущу этого брака.
Элен едва не задохнулась. Роскошная спальня вмиг приобрела для нее новые очертания: цветочки мака на постельном белье превратились в капли крови, а сфинксы, украшавшие туалетный столик, теперь, казалось, жаждали ее плоти.
– Что… что вы собираетесь сделать? – спросила она срывающимся голосом.
– Я, конечно, проконсультируюсь со своими солиситорами, но пока совершенно определенно могу сказать вам одно: Найджел не унаследует ни пенни. Фоллсворт будет навечно закрыт для него.
– У меня достаточно денег, – вызывающе отозвалась Элен. – Мы сможем жить на них.
Герцогиня насмешливо улыбнулась:
– Да, но как будет жить Найджел с осознанием того, что семья подвергла его остракизму? Что двери знати в Великобритании будут для него закрыты?
– Вы не посмеете!
– Посмею. И вероятнее всего, ваша обоюдная любовь очень скоро угаснет. Этот брак продлится недолго. – Герцогиня победно рассмеялась. – Неужели вы думаете, что мой сын согласится жить на деньги жены?
Элен была сломлена.
– Что вы хотите? – проговорила она побелевшими губами.
– Оставьте его! – воскликнула герцогиня. – Он принадлежит к аристократическому обществу и должен оставаться среди равных.
Элен молча поднялась. Посмотрев на «Солнце Сомерсетов», она молча сняла его с пальца и протянула герцогине.
– Я не хочу быть членом такой непривлекательной семьи, – заявила она дрожащим голосом. – Вы не достойны вашего сына. Я предпочитаю оставаться Элен Жано, нежели становиться Элен Сомерсет. – Она глубоко вздохнула и спокойно продолжила: – Не откажите в любезности прислать мне вашего шофера. Я сейчас же упакую вещи.
– Я попрошу подготовить самолет, – отозвалась герцогиня.
– Не стоит себя утруждать. Я полечу коммерческим рейсом.
– Как хотите. А что сказать Найджелу? – Герцогиня потупила взгляд.
Элен посмотрела на нее, но их взгляды не встретились.
– Думаю, правду.
Герцогиня молчала. Элен громко, едва ли не истерически рассмеялась:
– Вы, наверное, хотите, чтобы я написала ему записку и сообщила, что разрываю нашу помолвку?
– Если вас не затруднит.
– Затруднит, но я слишком люблю Найджела, чтобы заставлять его ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь. Уж пусть лучше ненавидит меня.
Молодой человек порывисто распахнул окна, впуская в спальню солнце и прохладный утренний воздух. Он – снова нарушил правила Фоллсворта, согласно которым все окна в доме держались закрытыми, чтобы солнечный свет не испортил хранящиеся в нем ценности. Ему хотелось купаться в солнечном свете, хотелось, чтобы он наполнил каждую клеточку его тела. Жизнь прекрасна! С того самого дня, когда Элен, просияв, воскликнула: «Да! О, Найджел, да!» – теплое чувство бесконечного счастья переполняло его. Их взаимная с Элен любовь была дороже всех богатств Фоллсворта.
В это же самое время Элен смотрела в другое окно. На высоте двадцати тысяч футов над Англией. Далеко внизу под серебряным крылом самолета простиралось побережье. Тянущиеся вдоль пляжей волнорезы сливались в одну сплошную линию. Но вот побережье исчезло из виду, и перед ней открылась серая гладь воды. Она снова летела над Ла-Маншем.
– Вам что-нибудь налить, мисс?
Элен недоуменно посмотрела на склонившуюся к ней стюардессу, молча покачала головой и отвернулась. Солнце слепило ей глаза, мимо проплывала гряда облаков, но, глядя на них, Элен видела лишь спальню Фоллсворта и стоявшую перед ней герцогиню. А вот и она сама, охваченная внезапным ужасом.
– Пожалуйста… входите.
Герцогиня кивнула и вошла, окинув ее тяжелым взглядом своих аристократических глаз. Элен закрыла дверь.
– Присядете?
Герцогиня с царственным видом села на элегантный стульчик. Элен с тревожно бьющимся сердцем опустилась на другой. Интуиция уже подсказала ей, с какой целью пришла незваная гостья.
Та, вздохнув, посмотрела на Элен.
– Мой сын, – издалека начала она, – выразил желание жениться на вас.
– Да, – звенящим голосом ответила Элен, – мы любим друг друга.
– Это прекрасное чувство, – натянуто улыбнулась герцогиня. – Допускаю, что вы очень любите Найджела. – Она взволнованно взмахнула руками. – Мы, Сомерсеты, – древний род. Хочу надеяться, вы понимаете это.
Элен молча кивнула.
Виктория Холлингсворт Сомерсет была рождена от графа и названа в честь королевы. С детства ей внушали, что она должна сделать хорошую партию. Виктория вышла замуж за герцога не столько по любви, сколько из-за его титула. Это была весомая причина для брака. В их обществе любви не ищут. Любовь – удел черни. И герцогиня стала отличной хозяйкой Фоллсворта. Сейчас, впрочем, она питала искреннюю привязанность к старому герцогу. Так же искренне ей нравилась и Элен Жано. Она уважала всякого, кто постоянно трудился и своим трудом многого достиг, и ей вовсе не хотелось расстраивать Элен. Но она была хранительницей Фоллсворта и прекрасно знала свои обязанности. Имя Сомерсетов должно храниться как драгоценность, как все те богатства, что собраны в этом огромном доме. Еще ни разу королевская кровь, которая течет в жилах Сомерсетов, не была разбавлена выходцами из народа, и герцогиня призвана проследить, чтобы такого не случилось и на сей раз.
Задумчиво склонив голову, герцогиня вновь посмотрела на Элен:
– Скажите, дорогая, мой сын обсуждал с вами свое будущее?
Элен изо всех сил старалась казаться невозмутимой. «Его будущее. Об их общем будущем и речи нет. Все понятно».
– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
Герцогиня вздохнула: похоже, без серьезного разговора не обойтись.
– Тогда я сформулирую иначе. У моего сына есть определенные политические амбиции.
– Да, – согласилась Элен.
– И думаю, вы понимаете, что для будущего герцога подходящая партия – один из главных аспектов его жизни.
Элен почувствовала подвох и постаралась искусно обойти его:
– Каждому мужчине нужна та, кого он любит. Стабильный брак является важным моментом при любых обстоятельствах.
– А вы уверены, что, выйдя за него замуж, станете гарантом такой стабильности?
– Я не совсем вас понимаю, – нахмурилась Элен.
– Попытаюсь объяснить. Социальное положение Найджела очень прочно, по крайней мере, так было до сих пор. Но, дорогая… такая жена, как вы?..
– Вам не нравится то, что я деловая женщина? – спросила Элен.
– Я бы не сказала, что мне это не нравится, – как ни в чем не бывало, ответила герцогиня. – Но существует общественное мнение. У среднего англичанина свой взгляд на вещи. Мужчина, участвующий в предвыборной кампании, жена которого занята своим собственным бизнесом… вряд ли народ поймет это. Это так… вульгарно! – Герцогиня с явным отвращением произнесла это слово. – Лично я ничего не имею против, как вы понимаете, но народ. Народ хочет, чтобы мы оставались… благородными.
Элен поняла, в чем дело.
– Вы не хотите, чтобы я выходила замуж за Найджела, – проговорила она.
– Я забочусь о том, чтобы ему было лучше, – ответила герцогиня с печальной улыбкой.
– И вы знаете, как это сделать?
– Я знаю, как будет лучше для семьи.
Элен вмиг побледнела и сникла. Сбылись ее худшие опасения! Сомерсеты не принимают ее. Для них она человек посторонний, иностранка. Ее взгляд упал на кольцо. «Солнце Сомерсетов», казалось, насмешливо подмигивало ей.
Немного помолчав, герцогиня заговорила снова:
– Неужели вас не заботит судьба моего сына? Если вы его любите…
– Да, я люблю его, – повторила Элен.
В наступившей тишине взгляды женщин встретились.
– Неужели вам не хочется, чтобы Найджел использовал в будущем свое право по рождению? – спросила, наконец, тихим голосом герцогиня.
Элен промолчала.
– А так все впустую, – продолжила женщина. – Все кончилось, даже не успев начаться.
– У Найджела есть будущее! – горячо воскликнула Элен.
– К сожалению, не с вами.
– Я буду ему хорошей парой! – Герцогиня встала и посмотрела на Элен.
– Если вы его так сильно любите, то ради всего святого отпустите его!
– Не могу! – Элен в упор взглянула на герцогиню. Глаза аристократки потемнели.
– Тогда вы не оставляете мне выбора. Я не допущу этого брака.
Элен едва не задохнулась. Роскошная спальня вмиг приобрела для нее новые очертания: цветочки мака на постельном белье превратились в капли крови, а сфинксы, украшавшие туалетный столик, теперь, казалось, жаждали ее плоти.
– Что… что вы собираетесь сделать? – спросила она срывающимся голосом.
– Я, конечно, проконсультируюсь со своими солиситорами, но пока совершенно определенно могу сказать вам одно: Найджел не унаследует ни пенни. Фоллсворт будет навечно закрыт для него.
– У меня достаточно денег, – вызывающе отозвалась Элен. – Мы сможем жить на них.
Герцогиня насмешливо улыбнулась:
– Да, но как будет жить Найджел с осознанием того, что семья подвергла его остракизму? Что двери знати в Великобритании будут для него закрыты?
– Вы не посмеете!
– Посмею. И вероятнее всего, ваша обоюдная любовь очень скоро угаснет. Этот брак продлится недолго. – Герцогиня победно рассмеялась. – Неужели вы думаете, что мой сын согласится жить на деньги жены?
Элен была сломлена.
– Что вы хотите? – проговорила она побелевшими губами.
– Оставьте его! – воскликнула герцогиня. – Он принадлежит к аристократическому обществу и должен оставаться среди равных.
Элен молча поднялась. Посмотрев на «Солнце Сомерсетов», она молча сняла его с пальца и протянула герцогине.
– Я не хочу быть членом такой непривлекательной семьи, – заявила она дрожащим голосом. – Вы не достойны вашего сына. Я предпочитаю оставаться Элен Жано, нежели становиться Элен Сомерсет. – Она глубоко вздохнула и спокойно продолжила: – Не откажите в любезности прислать мне вашего шофера. Я сейчас же упакую вещи.
– Я попрошу подготовить самолет, – отозвалась герцогиня.
– Не стоит себя утруждать. Я полечу коммерческим рейсом.
– Как хотите. А что сказать Найджелу? – Герцогиня потупила взгляд.
Элен посмотрела на нее, но их взгляды не встретились.
– Думаю, правду.
Герцогиня молчала. Элен громко, едва ли не истерически рассмеялась:
– Вы, наверное, хотите, чтобы я написала ему записку и сообщила, что разрываю нашу помолвку?
– Если вас не затруднит.
– Затруднит, но я слишком люблю Найджела, чтобы заставлять его ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь. Уж пусть лучше ненавидит меня.
Глава 9
Как это часто бывало в прошлом, «Ле Эдисьен Элен Жано» продолжала оставаться барометром личной жизни самой Элен. Она уже не раз убеждалась, что достижения в компании резко возрастали каждый раз, когда дела на личном фронте шли из рук вон. Просто она с каким-то остервенением тогда принималась за работу, предпринимая для этого нечеловеческие усилия. Зная теперь, что им с Найджелом не суждено быть вместе, она полностью вычеркнула его из своей жизни. Она не отвечала на его звонки и оставляла нераспечатанными письма. Однажды он даже неожиданно нагрянул к ней в офис на Вандомской площади и не собирался уходить до тех пор, пока не увидит ее. Предупрежденная секретаршей о его приезде, Элен незаметно выскользнула через черный ход. Она ни за что не возьмет на себя ответственность за то, что он утратит все, что положено ему с рождения. Иначе ей уже никогда не жить в ладу с самой собой.
Спустя полгода поток писем от Найджела поредел, а затем и вовсе иссяк. И, наконец, однажды в одном из номеров «Пари-матч» она вдруг наткнулась на заголовок: «Светское бракосочетание». На цветной фотографии были запечатлены молодая невеста, некто Памела Грей, и жених, Найджел Сомерсет. Фоном молодым служил, вне всякого сомнения, великолепный Фоллсворт.
Острая боль пронзила сердце Элен. Да, она все еще любит Найджела. И оказывается, его просто невозможно вычеркнуть из жизни и ждать, что вместе с ним исчезнет и ее чувство к нему.
Элен долго смотрела на фотографию. Она попыталась утешить себя тем, что теперь Найджел, по крайней мере, навсегда уйдет из ее жизни, но это было слабое утешение. Вот уже свыше двух месяцев он даже не пытался связаться с ней, а ей так хотелось, чтобы он сам все выяснил. Она так надеялась, но, увы, эти свадебные фотографии являлись бесспорным доказательством того, что она полностью вычеркнута из его жизни.
Прищурившись, Элен тщательно изучила внешность Памелы. Не красавица в общепринятом смысле слова, она была довольно хорошенькой. Свежая и розовая кожа, какая бывает только у англичанок, светлые волосы, большие темные глаза и заученная улыбка – вот, пожалуй, и все. Что же касается наряда, то ее подвенечное платье было того же цвета, что и вуаль, и отличалось пуритански-высоким воротником. И никаких драгоценностей, за исключением кольца «Солнце Сомерсетов» на пальце.
Это было то самое «Солнце Сомерсетов», которое когда-то украшало палец Элен, и которое должно было возвестить всему миру, что она стала шестнадцатой герцогиней Фаркуарширской!
Порадовало ее только одно. Найджел, этот высокородный жених во фраке, вовсе не выглядел счастливым в день своей свадьбы. Так ему и надо! Если, конечно, герцогиня и тут не постаралась.
«Что за глупости!» – пристыдила она себя. Естественно, организовала все его мать. Именно она выгнала ее из Фоллсворта и из жизни Найджела, и этого уже вполне достаточно.
В неописуемом гневе Элен внезапно вырвала страницу из журнала, порвала ее на мелкие кусочки, разбросала их по всему полу и успокоилась только тогда, когда уже ничего невозможно стало разобрать.
Боль утраты на сей раз была такой сильной, что Элен с яростью окунулась в работу, и перед этой яростью все остальное отступило на второй план. И если Элен внешне выглядела прежней, то «Ле Эдисьен Элен Жано» претерпела существенные изменения.
Компания росла как на дрожжах. Общее число сотрудников в Париже и Милане приблизилось к двум сотням человек. Штаб-квартира на Вандомской площади значительно расширилась: освободилось соседнее с ней здание, и Элен с готовностью подписала договор об аренде на два года. Вскоре и этого стало недостаточно: пришлось арендовать еще одно здание. На бульваре Капуцинов. Туда переехала фотостудия с ее декорациями и темными комнатами и отныне стала сильно смахивать на небольшую компанию по производству фильмов с новейшим оборудованием. Теперь уже не надо было посылать фотографов и моделей на тропические пляжи или в горы – все, кроме каких-то исключительных кадров, могло быть выполнено в студии с помощью декораций.
Парижский офис и демонстрационный зал Марчелло д'Итри располагались на улице Камбон. В общем-то, в нескольких минутах ходьбы от главного офиса, но Элен все же ждала, когда освободится еще одно помещение на Вандомской площади. Ей хотелось, чтобы офис д'Итри и его демонстрационный зал были совсем рядом с «Ле Эдисьен Элен Жано», особенно сейчас, когда она жила в апартаментах отеля «Ритц», который располагался как раз через площадь. Жизнь в отеле привлекала ее не только своей непревзойденной роскошью, но еще и теми услугами, которые там оказывались.
Бизнес Элен Жано шел в гору.
К «Ле Мод» и «Ла Мода» добавилось множество других журналов. Список сейчас включал в себя такие журналы, как «Ле Мод Омм», модный журнал для мужчин, и «Боте», урезанная версия основного журнала для молодых женщин. В нем давалась реклама косметики, советы, как модно одеваться, ориентируясь на готовое платье. Журнал предназначался для работающих женщин и раскупался быстрее, чем «Ле Мод», который, однако, по-прежнему возглавлял список и создавал империи ее престиж.
Прогресс не ограничивался одним Парижем. В Милане «Ла Мода» дала рождение новому журналу для мужчин – «Ла Мода Уомо» – итальянский эквивалент «Ле Мод Омм».
В июне тысяча девятьсот шестьдесят третьего года в парижский штат сотрудников компании был включен Эдмонд, как уже вполне созревший адвокат. В течение девяти месяцев он занимался анализом ситуации на рынке и в результате стал руководителем юридического отдела. Через несколько лет ему предстояло возглавлять всю юридическую службу империи. Эдмонд схватывал все на лету: там, где не хватало опыта, помогали ум и интуиция.
Люба тоже продвигалась по службе. Официально она считалась вице-президентом компании «Ле Эдисьен Элен Жано», неофициально – вице-президентом компании Марчелло д'Итри. Правда, последнее держалось в строгом секрете, с тем, чтобы не было видимой связи между сетью ателье и журналами. Несмотря на то что «Ле Мод» и «Ла Мода», поддерживая ателье, несли за них ответственность, важно было сохранять нейтралитет.
Итак, Элен покорила Францию и Италию, но все еще была не удовлетворена. Она внимательно следила за процессом воспитания малышки Элен; с еще большей дотошностью вырабатывала дальнейший курс развития своих журналов и ателье. И все же Парижа и Милана ей было недостаточно. Борьба за успех была для нее важнее, чем сам успех. Она точно знала, куда следует «плыть».
В Нью-Йорк!
Спустя полгода поток писем от Найджела поредел, а затем и вовсе иссяк. И, наконец, однажды в одном из номеров «Пари-матч» она вдруг наткнулась на заголовок: «Светское бракосочетание». На цветной фотографии были запечатлены молодая невеста, некто Памела Грей, и жених, Найджел Сомерсет. Фоном молодым служил, вне всякого сомнения, великолепный Фоллсворт.
Острая боль пронзила сердце Элен. Да, она все еще любит Найджела. И оказывается, его просто невозможно вычеркнуть из жизни и ждать, что вместе с ним исчезнет и ее чувство к нему.
Элен долго смотрела на фотографию. Она попыталась утешить себя тем, что теперь Найджел, по крайней мере, навсегда уйдет из ее жизни, но это было слабое утешение. Вот уже свыше двух месяцев он даже не пытался связаться с ней, а ей так хотелось, чтобы он сам все выяснил. Она так надеялась, но, увы, эти свадебные фотографии являлись бесспорным доказательством того, что она полностью вычеркнута из его жизни.
Прищурившись, Элен тщательно изучила внешность Памелы. Не красавица в общепринятом смысле слова, она была довольно хорошенькой. Свежая и розовая кожа, какая бывает только у англичанок, светлые волосы, большие темные глаза и заученная улыбка – вот, пожалуй, и все. Что же касается наряда, то ее подвенечное платье было того же цвета, что и вуаль, и отличалось пуритански-высоким воротником. И никаких драгоценностей, за исключением кольца «Солнце Сомерсетов» на пальце.
Это было то самое «Солнце Сомерсетов», которое когда-то украшало палец Элен, и которое должно было возвестить всему миру, что она стала шестнадцатой герцогиней Фаркуарширской!
Порадовало ее только одно. Найджел, этот высокородный жених во фраке, вовсе не выглядел счастливым в день своей свадьбы. Так ему и надо! Если, конечно, герцогиня и тут не постаралась.
«Что за глупости!» – пристыдила она себя. Естественно, организовала все его мать. Именно она выгнала ее из Фоллсворта и из жизни Найджела, и этого уже вполне достаточно.
В неописуемом гневе Элен внезапно вырвала страницу из журнала, порвала ее на мелкие кусочки, разбросала их по всему полу и успокоилась только тогда, когда уже ничего невозможно стало разобрать.
Боль утраты на сей раз была такой сильной, что Элен с яростью окунулась в работу, и перед этой яростью все остальное отступило на второй план. И если Элен внешне выглядела прежней, то «Ле Эдисьен Элен Жано» претерпела существенные изменения.
Компания росла как на дрожжах. Общее число сотрудников в Париже и Милане приблизилось к двум сотням человек. Штаб-квартира на Вандомской площади значительно расширилась: освободилось соседнее с ней здание, и Элен с готовностью подписала договор об аренде на два года. Вскоре и этого стало недостаточно: пришлось арендовать еще одно здание. На бульваре Капуцинов. Туда переехала фотостудия с ее декорациями и темными комнатами и отныне стала сильно смахивать на небольшую компанию по производству фильмов с новейшим оборудованием. Теперь уже не надо было посылать фотографов и моделей на тропические пляжи или в горы – все, кроме каких-то исключительных кадров, могло быть выполнено в студии с помощью декораций.
Парижский офис и демонстрационный зал Марчелло д'Итри располагались на улице Камбон. В общем-то, в нескольких минутах ходьбы от главного офиса, но Элен все же ждала, когда освободится еще одно помещение на Вандомской площади. Ей хотелось, чтобы офис д'Итри и его демонстрационный зал были совсем рядом с «Ле Эдисьен Элен Жано», особенно сейчас, когда она жила в апартаментах отеля «Ритц», который располагался как раз через площадь. Жизнь в отеле привлекала ее не только своей непревзойденной роскошью, но еще и теми услугами, которые там оказывались.
Бизнес Элен Жано шел в гору.
К «Ле Мод» и «Ла Мода» добавилось множество других журналов. Список сейчас включал в себя такие журналы, как «Ле Мод Омм», модный журнал для мужчин, и «Боте», урезанная версия основного журнала для молодых женщин. В нем давалась реклама косметики, советы, как модно одеваться, ориентируясь на готовое платье. Журнал предназначался для работающих женщин и раскупался быстрее, чем «Ле Мод», который, однако, по-прежнему возглавлял список и создавал империи ее престиж.
Прогресс не ограничивался одним Парижем. В Милане «Ла Мода» дала рождение новому журналу для мужчин – «Ла Мода Уомо» – итальянский эквивалент «Ле Мод Омм».
В июне тысяча девятьсот шестьдесят третьего года в парижский штат сотрудников компании был включен Эдмонд, как уже вполне созревший адвокат. В течение девяти месяцев он занимался анализом ситуации на рынке и в результате стал руководителем юридического отдела. Через несколько лет ему предстояло возглавлять всю юридическую службу империи. Эдмонд схватывал все на лету: там, где не хватало опыта, помогали ум и интуиция.
Люба тоже продвигалась по службе. Официально она считалась вице-президентом компании «Ле Эдисьен Элен Жано», неофициально – вице-президентом компании Марчелло д'Итри. Правда, последнее держалось в строгом секрете, с тем, чтобы не было видимой связи между сетью ателье и журналами. Несмотря на то что «Ле Мод» и «Ла Мода», поддерживая ателье, несли за них ответственность, важно было сохранять нейтралитет.
Итак, Элен покорила Францию и Италию, но все еще была не удовлетворена. Она внимательно следила за процессом воспитания малышки Элен; с еще большей дотошностью вырабатывала дальнейший курс развития своих журналов и ателье. И все же Парижа и Милана ей было недостаточно. Борьба за успех была для нее важнее, чем сам успех. Она точно знала, куда следует «плыть».
В Нью-Йорк!
Глава 10
Нью-Йорк шестидесятых был крепким орешком. В этом городе бился пульс моды. Прогноз Одиль Жоли, сделанный годыназад, стал явью. Журнал «Вуменс веар дейли» стал библией не только Седьмой авеню, но и большей части международного мира моды. Его любили как за едкие комментарии и сплетни, так и за освещение самого-самого в мире моды. А ведь когда-то, в далеком пятьдесят четвертом, Джон Фэрчайлд, заведующий парижским бюро журнала, во время международного показа сидел в унизительном для себя заднем ряду.
Не менее могущественным был и «Вог». После двадцати семи лет служения «Харперс Базар» Диана Вриланд, покончив с конкуренцией, воцарилась на высоком троне «Вога». Именно она снарядила фотографов в пустыню, дабы сделать там снимки моделей в прозрачном пластике. Диана стала постоянным раздражителем как для Элен, так и для Любы. Казалось, Императрица, как уважительно прозвали неутомимую миссис Вриланд, обладает безграничным воображением. На сей раз Любе встретилась достойная соперница. Все восемь лет, что Диана проработает в «Вог», американские издания «Ле Мод» и «Вог» будут идти «ноздря в ноздрю» в этой постоянной гонке. Сия дружеская непрерывная баталия между Царицей и Императрицей приведет к самым впечатляющим и созидательным идеям в фотографическом искусстве моды. Да, мир такого еще не видел.
Нью-Йорк очаровал Элен. Она лучше других знала, как следует разместить камеру, чтобы получить неповторимый эффект, поэтому без содрогания приняла вызов величественных небоскребов, когда пароход «Соединенные Штаты» приближался к порту. То, что произошло с ней во время трансатлантического путешествия, она расценила как хорошее предзнаменование – Нью-Йорк станет ее городом! Впервые ей встретился мужчина, которого не затмил образ Найджела. И она влюбилась.
Его звали Зигфрид Бавьер, и он не был таким блестящим, как Найджел. Скорее, он был его прямой противоположностью; возможно, именно это в первую очередь и привлекло к нему Элен. С самого начала он повел себя открыто и сразу сказал ей, что женат. Он был таким же, как она, практичным и честным.
Они встретились в коктейль-холле во время одного из самых сильных штормов. Трехметровые волны обрушились на палубу, и если бы Элен и Зигфрид отличались слабыми желудками, их шансы на встречу были бы равны нулю. Она тогда сидела за одним из маленьких столиков и придерживала стакан, чтобы он не соскользнул на пол и не разбился. Странно, но она почувствовала его присутствие еще до того, как он с ней заговорил.
Элен не спеша, повернулась и посмотрела на него. Широкие плечи, могучее телосложение, а также коротко стриженные темные волосы делали его скорее похожим на портового грузчика или боксера-профессионала, нежели на пассажира первого класса. Чувствовалось, что в смокинге ему не по себе. Зато его взгляд выражал уверенность в успехе, и этот взгляд он носил лучше, чем свою одежду.
– Вы позволите мне вас угостить? – спросил он по-английски.
У него был удивительно глубокий, приятный голос.
– Нет, спасибо. – Она улыбнулась и показала на свой стакан. – У меня уже есть.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Компания – сегодня большая редкость. Все куда-то исчезли.
– Прошу… – согласилась Элен.
Она кивком указала на банкетку напротив. Едва незнакомец присел, как лайнер качнуло вправо, и палуба сильно накренилась. Собеседник закачался, словно пьяный и был бесцеремонно отброшен в сторону, отчего виски расплескалось по сторонам.
Элен рассмеялась, но, заметив его сердитый взгляд, прикрыла рот рукой.
– Простите, – покаянно сказала она. – Надеюсь, вы не ушиблись?
– Пострадала только моя гордость. – Он с мрачным видом посмотрел в свой стакан. – Вот черт, все виски расплескалось! – И тут взгляд его упал на ее платье. По нему растекалось темное пятно. – Мне ужасно жаль. – Он заметно смутился. – Похоже, я погубил ваше платье.
– В химчистке удалят, – заявила Элен уверенно и присмотрелась к нему повнимательнее.
На вид ему было не больше сорока, и было в нем что-то очень притягательное. Устроившись на банкетке, он достал из внутреннего кармана пиджака сигару, чиркнул спичкой и несколько раз с наслаждением затянулся. Затем подозвал бармена.
– Еще одно виски! – крикнул он. – Может быть, все-таки вас угостить? – спросил он, склонившись к Элен.
– Спасибо, нет. У меня это уже вторая порция. – Он взглянул в ее стакан.
– Водка?
– Содовая, – рассмеялась Элен. Он поморщился:
– Не понимаю, как вы можете пить эту гадость. У меня от нее пучит живот. – Он рассмеялся, обнажив крепкие, ровные белые зубы. – Между прочим, меня зовут Зигфрид Бавьер, – непринужденно представился он. – А друзья зовут просто Зиги.
Не менее могущественным был и «Вог». После двадцати семи лет служения «Харперс Базар» Диана Вриланд, покончив с конкуренцией, воцарилась на высоком троне «Вога». Именно она снарядила фотографов в пустыню, дабы сделать там снимки моделей в прозрачном пластике. Диана стала постоянным раздражителем как для Элен, так и для Любы. Казалось, Императрица, как уважительно прозвали неутомимую миссис Вриланд, обладает безграничным воображением. На сей раз Любе встретилась достойная соперница. Все восемь лет, что Диана проработает в «Вог», американские издания «Ле Мод» и «Вог» будут идти «ноздря в ноздрю» в этой постоянной гонке. Сия дружеская непрерывная баталия между Царицей и Императрицей приведет к самым впечатляющим и созидательным идеям в фотографическом искусстве моды. Да, мир такого еще не видел.
Нью-Йорк очаровал Элен. Она лучше других знала, как следует разместить камеру, чтобы получить неповторимый эффект, поэтому без содрогания приняла вызов величественных небоскребов, когда пароход «Соединенные Штаты» приближался к порту. То, что произошло с ней во время трансатлантического путешествия, она расценила как хорошее предзнаменование – Нью-Йорк станет ее городом! Впервые ей встретился мужчина, которого не затмил образ Найджела. И она влюбилась.
Его звали Зигфрид Бавьер, и он не был таким блестящим, как Найджел. Скорее, он был его прямой противоположностью; возможно, именно это в первую очередь и привлекло к нему Элен. С самого начала он повел себя открыто и сразу сказал ей, что женат. Он был таким же, как она, практичным и честным.
Они встретились в коктейль-холле во время одного из самых сильных штормов. Трехметровые волны обрушились на палубу, и если бы Элен и Зигфрид отличались слабыми желудками, их шансы на встречу были бы равны нулю. Она тогда сидела за одним из маленьких столиков и придерживала стакан, чтобы он не соскользнул на пол и не разбился. Странно, но она почувствовала его присутствие еще до того, как он с ней заговорил.
Элен не спеша, повернулась и посмотрела на него. Широкие плечи, могучее телосложение, а также коротко стриженные темные волосы делали его скорее похожим на портового грузчика или боксера-профессионала, нежели на пассажира первого класса. Чувствовалось, что в смокинге ему не по себе. Зато его взгляд выражал уверенность в успехе, и этот взгляд он носил лучше, чем свою одежду.
– Вы позволите мне вас угостить? – спросил он по-английски.
У него был удивительно глубокий, приятный голос.
– Нет, спасибо. – Она улыбнулась и показала на свой стакан. – У меня уже есть.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Компания – сегодня большая редкость. Все куда-то исчезли.
– Прошу… – согласилась Элен.
Она кивком указала на банкетку напротив. Едва незнакомец присел, как лайнер качнуло вправо, и палуба сильно накренилась. Собеседник закачался, словно пьяный и был бесцеремонно отброшен в сторону, отчего виски расплескалось по сторонам.
Элен рассмеялась, но, заметив его сердитый взгляд, прикрыла рот рукой.
– Простите, – покаянно сказала она. – Надеюсь, вы не ушиблись?
– Пострадала только моя гордость. – Он с мрачным видом посмотрел в свой стакан. – Вот черт, все виски расплескалось! – И тут взгляд его упал на ее платье. По нему растекалось темное пятно. – Мне ужасно жаль. – Он заметно смутился. – Похоже, я погубил ваше платье.
– В химчистке удалят, – заявила Элен уверенно и присмотрелась к нему повнимательнее.
На вид ему было не больше сорока, и было в нем что-то очень притягательное. Устроившись на банкетке, он достал из внутреннего кармана пиджака сигару, чиркнул спичкой и несколько раз с наслаждением затянулся. Затем подозвал бармена.
– Еще одно виски! – крикнул он. – Может быть, все-таки вас угостить? – спросил он, склонившись к Элен.
– Спасибо, нет. У меня это уже вторая порция. – Он взглянул в ее стакан.
– Водка?
– Содовая, – рассмеялась Элен. Он поморщился:
– Не понимаю, как вы можете пить эту гадость. У меня от нее пучит живот. – Он рассмеялся, обнажив крепкие, ровные белые зубы. – Между прочим, меня зовут Зигфрид Бавьер, – непринужденно представился он. – А друзья зовут просто Зиги.