Гурова Анна Евгеньевна. Князь Тишины

   – Почему же не предвидится? – пожал плечами Иван. – Для Бога нет ничего невозможного. Будут у него еще дети, не переживай. Дам ему вторую жену… Агарь.
   – Ты ничего не напутал? – спросила Погодина. – В Библии вроде не так…
   – Неважно, – отмахнулся Иван. – В конце концов, это мой мир, что хочу, то и делаю. О, Авраам успокоился, огонь разводит. Надо будет им дать другой обряд жертвоприношения, а то от этого дыма у меня картинка плывет и мутнеет. Ладно, оставлю их на время в покое. Пусть у патриарха новые дети народятся и подрастут, он их воспитает, как надо.
   – От Агари у Авраама был сын Исмаил, – проявила начитанность Погодина.
   – Вот видишь? Все в порядке. Продолжение рода обеспечено.
   – И назовутся его потомки исмаилитами, – с многозначительным смешком изрекла Эзергиль. Но Иван ее намека не уловил. Как выяснилось впоследствии, напрасно.
 
   Воспользовавшись заминкой в беседе, я отозвала Эзергиль в сторону и сбивчиво изложила просьбу относительно клипа.
   – Ты ведь это не сама придумала, – сказала Эзергиль, внимательно меня выслушав. – Кто-то наверняка тебя попросил.
   Я опустила голову. Ну что тут возразишь? Можно возмущаться и оправдываться до посинения, но зачем, если Эзергиль угадала правду? Да, начало разговора было не особенно удачным.
   – Попросили, – согласилась я. – Но ведь не просто для развлечения. Человеку очень надо. Он… собирается стать режиссером-клипмейкером.
   – Ну-ну, – хмыкнула Эзергиль. – Кто такой-то? Твой парень?
   – Друг детства, – ответила я, покраснев по самую макушку. – Не бойся, он никому не скажет. Я взяла с него честное слово…
   – Болтунья ты… А откуда он узнал, что ты занимаешься моделированием реальности?
   – Он тоже учился в художественном училище, только в другом районе, – вовремя вспомнила я. – Может, у них есть своя мастерская реальности?
   – Не можешь узнать, в каком именно? А лучше – знаешь что? – пригласи его сюда. Я сама с ним побеседую, может, чем и помогу. Или действительно Катьку попросим. У нее всякие зловещие штуки получаются неплохо. Ты еще не видела ее домен, Дом Эшеров? Омерзительное местечко, но как сделано! Озеро, похожее на мертвый глаз, белесые деревья-вампиры, сосущие астральную энергию, классический готический замок с полным набором ловушек и лабиринтов…
   – Так я его послезавтра приведу?
   – Давай послезавтра. Только до занятий, чтобы на Тоню случайно не наткнуться.
   – Ну, естественно!
   Словом, все устроилось просто замечательно. Гораздо лучше, чем я ожидала.
 
   Придя домой, я немедленно сообщила Саше радостную новость. Его сдержанная реакция меня слегка огорчила. В ответ на мою восторженную речь он сказал «угу», а потом, как бы вспомнив о вежливости, «спасибо». На предложение встретиться на остановке и поехать к Эзергиль вместе Саша коротко сказал: «Это лишнее», – а потом спросил:
   – Ваша художка – это такое желтое здание типа дворянской усадьбы на улице Савушкина? Знаю, проезжал мимо тысячу раз. Я подойду без пятнадцати четыре прямо туда, чтобы времени не терять.
   – Ладно, – разочарованно сказала я. – Послезавтра встретимся в мастерской.
   Мой трамвай еле тащился сквозь снежный буран, и к без пятнадцати четыре я опоздала. Когда я влетела в мастерскую, ловя ртом морозный воздух, Саша уже заканчивал разговор с Погодиной. Снимая куртку и шапку, я слышала его голос за стеклянной дверью – как всегда высокомерный, но непривычно оживленный и веселый. Иногда у него пробивалась прежняя манера лениво цедить слова, но казалось, он пытается ее преодолеть, благодаря чему выглядел еще обаятельнее. Меня это почему-то задело. «Со мной он никогда не был таким приветливым, – обиженно подумала я. – Лицемер. Ради какого-то клипа…»
   Я вошла в мастерскую и столкнулась с ним в дверях. Он, оказывается, уже уходил.
   – Привет, – переводя дыхание, сказала я. – Договорились?
   – Ну так! – с неимоверным самодовольством бросил Саша, направляясь мимо меня прямо к выходу.
   – Чаю не хочешь? – крикнула я ему вслед, но Саша уже исчез за черной дверью.
   «Ну, почему у него всегда не хватает времени, чтобы поговорить?» – вздохнула я, потопталась немного в предбаннике и прошла в мастерскую.
   – А вот и Геля. Тут твой хахаль приходил, – с невинным видом заявила Эзергиль.
   – Повторяю еще раз для глухих: он мне не хахаль, – сурово сказала я. – Просто друг детства. Ну, решили вопрос?
   – Катьку спрашивай. Катька, будешь помогать красавцу?
   – Почему бы и нет? Работы на пять минут, – буркнула Погодина, деловито пряча в сумку Сашину кассету. – Хотя вообще мысль интересная…
   – И юноша интересный, а? – лукаво заметила Эзергиль.
   Погодина невпопад пожала плечами. Ее мысли явно витали где-то не здесь.
   – Да он же в два раза младше тебя! – ляпнула я, так меня удивила реплика Эзергили.
   Обе мастерицы дружно расхохотались.
   – Смотрите, Гелька ревнует! – обрадовалась Эзергиль. – Катька, я думаю, нам с тобой не стоит тратить на него время. Ейный хахаль, конечно, юноша приятный, да уж больно красоваться любит. Какие мы эффектные в черном свитере в обтяжку, а как мы плечи расправляем и подбородок вздергиваем, а как реснички опускаем и глазками в девушек стреляем…
   Погодина хмыкнула, но от себя, как ни странно, ничего не добавила.
   – Каждый жест-то у нас отрепетирован, – продолжала измываться Эзергиль.
   – Да ты сама такая же! – не выдержала я.
   – Такая же манерная и неестественная?
   – Ну вас всех, – махнула я рукой, осознав, что, защищая Сашу, подставляюсь сама. – Болтайте что хотите, мне абсолютно все равно.
   – И волосы он наверняка перекисью осветляет, – добавила Эзергиль, но не нашла поддержки ни у меня, ни у Погодиной, и тема закрылась сама собой.
   – Кстати, – вспомнила я, – Кать, давай договоримся, когда ты отдашь мне кассету.
   – С чего это я должна ее тебе отдавать? – подняла брови Погодина.
   – Мне же надо будет вернуть ее Саше…
   – Я сама отдам. Саша дал мне телефон. Твое посредничество абсолютно не требуется.
   – Вот, получи! – захохотала Эзергиль. – С Катькой только свяжись…
   А я подумала, что могу защищать Сашу, рисковать ради него жизнью, подставляться и унижать себя просьбами, но на благодарность с его стороны мне, скорее всего, рассчитывать нечего.

ГЛАВА 19
В преддверии весны. Жмурки в доме Хольгеров

   Я жду весну. Ее предвестники мерещатся мне там, где они есть и где их нет. Типично февральское утреннее солнце, которое всю зиму появлялось раз в неделю, радуя народ ослепляющим холодным сиянием, начинает греть: я чувствую прикосновения его тепла на щеке, такие нежные и неуловимые, как будто кто-то, едва касаясь, водит по моей коже пуховкой. За окнами поет невидимая синичка с интонациями человека, который жаждет высказать что-то важное, а мысли обгоняют слова – наверно, ей, как и мне, что-то показалось. Слякоть теперь не бесит, а внушает безосновательный оптимизм.
   Двадцать восьмого февраля, дождавшись, когда стемнеет, мы с мамой пошли выгуливать шубы, дабы та моль, которая ела их всю зиму, могла подышать свежим воздухом и собраться с силами перед весенне-летним сезоном. Медленно, как две копны, мы продвигались по самым неосвещенным дворам и переулкам в окрестностях улицы Савушкина. Темнота была непременным условием, при котором я пару раз в год соглашалась выйти на улицу в этом чудовищном тулупе – даре вологодской тетки, от которого в свое время не удалось отвертеться, а теперь было жалко выбросить. С маминой шубой история была еще печальнее. Шуба была, можно сказать, боярская – норковая, стелющаяся по земле, с широкими рукавами и воротником асимметричной формы на безвкусной золоченой пуговице. От мехового одеяния убийственно разило нафталином, поскольку всю зиму она провисела в шкафу. Мама не носила ее по целому ряду причин, хотя мечтала о ней года два: уговаривала папу, копила деньги. Потом вершился ритуал покупки: каталоги, журналы мод, хождение по магазинам и салонам, примерки, муки выбора. Поначалу мама таскала с собой меня, но чем дальше, тем реже – во-первых, это было мне неинтересно, а во-вторых, я ее компрометировала своим видом и поведением: в салонах хватала руками шиншилловые палантины и к ужасу продавщиц норовила их примерить, на вопль: «Так какую же мне выбрать?!» отвечала: «Возьми вон ту прикольную, с бантом на попе», или: «Да они все какие-то облезлые», или: «Лучше поехали на птичий рынок, найдем там такую же в десять раз дешевле, заодно на хомячков посмотрим», и прочее в том же духе.
   Наконец к середине зимы, свершилось – шуба была куплена. Но тут мама где-то вычитала, что норковые шубы в цивилизованном мире носят только проститутки из стран Восточной Европы. После этого шуба прочно поселилась в шкафу и покидала его пару раз за зиму, когда ее полагалось проветрить, чтобы ее, не дай бог, никто не съел.
   Мы брели дворами, стараясь выбирать неосвещенные участки трассы, и болтали ни о чем, когда у мамы в сумочке заиграл мобильник. С полминуты она с кем-то жизнерадостно чирикала – я не вслушивалась – а, закончив, сказала мне:
   – Гелечка, тетя Наташа приглашает нас на чашечку чаю. Зайдем? Заодно и прогуляемся полчасика.
   Все-таки хорошо, что мы выбирали самые темные дворы и закоулки: мама не увидела, как у меня вспыхнули щеки. Вот это и называется подарок судьбы! Как-то сразу я осознала, что на улице уже почти март – чудесный, прохладный, свежий весенний вечер.
   – Ну, давай зайдем, – равнодушно согласилась я. – Что там у нее, вечеринка?
   – Ничего особенного, – со смешком сказала мама. – Бабьи посиделки. Натка с подругой Майей отдыхают от своих мужиков.
   Так, поняла я, значит, Саши там нет. В этом по крайней мере один плюс – он не увидит, как я захожу в его квартиру в дурацком тулупе. И вообще, если уж мама попадет в гости, то одной чашечкой дело не ограничится, а там, глядишь, и «мужики» вернутся. Мне много о чем хотелось с ним поговорить: например, спросить, добилась ли Погодина успехов с кассетой «Бурзума ». Предвкушая, каждая по-своему, приятный вечер, мы бодрым шагом двинулись в сторону Белой Башни.
   Бабьи посиделки у Хольгеров были организованы основательно. В гостиной витали клубы сизого табачного дыма, проникновенно пел Джо Дассен, за художественно сервированным журнальным столиком восседала с сигареткой массивная тетя Майя с видом полной расслабленности и неги. Тетя Наташа встретила нас в дверях и, не забыв отметить наши доспехи («Ах, какая стильная молодежная дубленочка! Гелечка, почему же ты ее не носишь постоянно?!»), пригласила угоститься тортом «наполеон» собственной выпечки – разумеется, «погубленным и неудавшимся», зато изготовленным по эксклюзивному рецепту. Но не успела я опробовать на себе ее кулинарные эксперименты, как вдруг выяснилось, что мое присутствие на этом празднике жизни вовсе не приветствуется и вроде бы даже лишнее. В самой любезной форме мне было предложено после обещанной чашки чаю перебазироваться на пятый этаж того же дома, в квартиру тети Майи, где в данный момент происходит молодежная вечеринка в честь дня рождения ее сына Дани и где мне, несомненно, будет гораздо веселее, чем в унылой компании трех старых теток. На мое растерянное: «Но я же там никого не знаю!» – тетя Наташа с негодованием воскликнула: «А Сашеньку!» – и я поняла, что попала.
 
   Упиралась я минут двадцать. В ход пошли все аргументы – от «я не одета» до «я не хочу навязываться незнакомым людям». Но тетя Наташа поставила себе цель выжить меня из квартиры Хольгеров и добилась ее. Она позвонила в квартиру Майи, обрадовала собравшихся там вестью о моем приходе, после чего бросила трубку и сообщила, что меня с нетерпением ждут. Пришлось идти.
   Я спустилась на пятый этаж. Там уже была открыта дверь. Меня поджидал симпатичный очкарик. Это оказался тот самый Даня. Он приветливо со мной поздоровался, пригласил внутрь и тут же повел на кухню – знакомить с гостями.
   С кухни доносилась веселая болтовня вперемешку с хохотом. При виде меня все на секунду замолкли.
   – Всем привет, – смущенно сказала я. А потом персонально, робко и с надеждой: – Здравствуй, Саша.
   Часть присутствующих небрежно ответила на приветствие, часть не удосужилась. Саша, как всегда, ограничился кивком и вернулся к прерванному разговору. Даня представил мне гостей. Стоящий рядом с Сашей красавец со стрижкой-«ежиком» одарил меня долгим взглядом прищуренных зеленых глаз. Его звали Леха. Третий, увалень по имени Антон, просто тупо вытаращился и не менее тупо ухмыльнулся. Как звали девиц, я не запомнила: кажется, какая-то из них была Вика. «Боже мой, а девчонки-то какие нарядные!» – в отчаянии подумала я. Бархат и атлас, открытая спина и разрез до середины бедра, вечерний макияж, накладные ногти и все, что полагается… А я в джинсах с масляным пятном на колене и в папином свитере, который не глядя нацепила перед выходом. Позорище! Лучше бы я сюда вообще не приходила!
   Очкарик Даня неловко потоптался рядом со мной и наконец предложил чего-нибудь съесть. Я с радостью согласилась. Он проводил меня в гостиную, к столу с объедками. Вид у парня был слегка растерянный – похоже, он не знал, куда меня пристроить.
   – Вот, угощайся… это все мать наготовила, я думал, за год не съедим, но ребята ничего, справились. Это, кажется, остатки крабового салата, как раз на твою долю хватит… А на селедку под шубой еще никто не покушался…
   При слова «шуба» меня разобрал нервный смех. Даня улыбнулся и спросил:
   – Хочешь вина?
   – То, что надо, – оживилась я. – Если можно, налей мне вот того, фиолетового, с золотой наклейкой. Так у тебя сегодня день рождения?
   – Ну да. Я вообще-то не собирался отмечать, думал, приглашу только Леху с Саней, а они привели с собой Антона и девчонок… Тебя вот еще мать прислала…
   – Ну, извини, я не напрашивалась.
   – Ты не думай, я только рад.
   – А чем вы тут развлекаетесь, кроме вина?
   Даня пожал плечами:
   – Девчонки вроде хотят потанцевать…
   Потанцевать с Сашей! Такого мне не являлось в самых смелых мечтах… Мой взгляд упал на масляное пятно на джинсах, и я снова сникла. Захочет ли он со мной танцевать, когда рядом куча нарядных привлекательных девушек?
   Между тем в коридоре послышались громкие голоса, и с кухни вернулась компания. Шкафообразный Антон споткнулся, упал на стол и едва не своротил всю посуду на пол. Да он не пьян ли часом, заподозрила я. И остальные, кажется, тоже… Девицы громко хохотали, оживленно кокетничая с парнями; Саша и Леха снисходительно принимали знаки внимания, а Антону было, по-моему, уже все по барабану. Компания нравилась мне все меньше и меньше. И даже правильный мальчик Даня, такой тихий, любезный и предупредительный, в этот миг показался навязчивым и неприятным.
   – Я пойду, пожалуй, – неуверенно сказала я, делая движение к двери.
   – Нет, нет, никаких «пойду»! – Дверь загородила одна из девиц. – Сейчас же танцы! Правда, Данька?
   – Раз хотите, значит, будут, – сказал покладистый Даня. – Только организовывайте сами.
   Пожав плечами, я вернулась в комнату и принялась наблюдать за гостями. Парни попытались слинять из комнаты, но не тут-то было. Как-то незаметно погас свет, заиграла музыка, и вот уже красавец Леха обнимает в танце девчонку в голубом атласном платье, а сонный Антон топчется с другой, явно используя ее в качестве подпорки. Чувствуя, что теряю время, я нервно обернулась в поисках Саши, но в полутьме его было не разглядеть.
   – Потанцуем? – раздался позади меня робкий голос. Увы, это был не Саша, а всего лишь Даня.
   – Ну, давай, – без энтузиазма согласилась я. Отказывать безо всяких причин, тем более хозяину квартиры, было неудобно.
   Мы пошли танцевать. Даня прикасался ко мне так осторожно, как будто боялся, что от резкого движения я развалюсь на части. Я невежливо вертела головой. Через несколько минут наконец увидела Сашу – третья девчонка, хихикая, тащила его с кухни за руку. Я в бешенстве отвернулась.
   Черт, и песня, как назло, такая красивая, такая романтичная… Как будто поверженный ангел летит сквозь межзвездное пространство, оставляя за собой шлейф пылающих осколков… Космическая катастрофа и космическая тьма – обе одинаково далекие от мира людей… Саша обнимает меня за талию, мои руки лежат у него на плечах… Мы – вместе; мы не люди, а боги. Или поверженные ангелы…
   Нет, вдруг отчетливо поняла я, не будет Саша со мной сегодня танцевать. И никогда не будет. Судьба такая.
   Как же быть? Неужели может быть такая ситуация, когда я ничего не могу сделать, вообще ничего? Что толку быть демиургом, если я не в состоянии даже…
   Я уныло глядела через Данино плечо в темное окно и вдруг увидела, что из мрака выступает размытый силуэт человеческой фигуры. По затылку побежали мурашки. Долю секунды я надеялась, что это просто глюки, но силуэт приобрел отчетливый синеватый оттенок. Только этого тут не хватало!
   Повеяло холодом. Призрак прошел через окно и растворился в воздухе.
   В голове раздался ехидный голос Князя Тишины:
   – Привет, красавица! Давненько не виделись. Чувствую, меня тут не хватало.
   Я окинула комнаты быстрым взглядом. Никто ничего не замечал, не слышал и не видел. Даня рассеянно смотрел мимо меня в пространство. Леха с девицей самозабвенно висли друг на друге, Антон спал на ходу, Саша со своей «дамой» о чем-то тихо разговаривал.
   – А, это ты, синий, – мысленно приветствовала я призрака. – Ты что, живешь тут?
   – Нет, пролетал мимо по своим делам, смотрю – народ тусуется…
   – Ты как всегда не вовремя. Видишь, я танцую.
   – По-моему, ты от этого не в восторге.
   – Ишь, какой наблюдательный.
   – Кавалер неподходящий, да?
   На глаза у меня неожиданно навернулись слезы.
   – Послушай, – обратилась я к Князю, – раз ты такой умный, такой догадливый, так помоги мне!
   – Да чем же я могу тебе помочь? – изумился синий. – Разве что морально поддержать…
   – Ну почему он меня не пригласил на танец? Что ему стоило?
   – Он. – Князь хмыкнул. – Да-да, конечно. Давай перечислим возможные варианты. Раз – он не любит танцевать. Два…
   – Но с той девчонкой же пошел?!
   – Так она его сама вытащила.
   – Ну и что?
   – А почему ты его не пригласила?
   Я даже остановилась от такого нелепого предположения. Даня удивленно на меня посмотрел. Я сделала вид, что споткнулась, и продолжила танец, не прекращая вести оживленный мысленный разговор.
   – Ты что? Не будет такого, чтобы я за ним бегала!
   – Ну и не бегай, – согласился Князь. – Зачем он тебе? Люби его молча и не мучайся. Высказанная любовь неизбежно теряет свое достоинство.
   – С чего ты взял, что я его люблю?
   – Ну извини, показалось. Так на чем мы остановились? Раз – он не любит танцевать; два – он стесняется приглашать тебя на танец…
   – С чего бы ему стесняться?
   – А вдруг ты откажешься?
   – Это я-то? – Я едва не разразилась хохотом.
   – Он ведь не знает, как ты к нему относишься.
   – Саша Хольгер никогда ничего не стесняется, – сообщила я. – Потому что он страшный гордец.
   – А ты знаешь, что гордость и застенчивость с виду легко спутать?
   – Спасибо за тонкое оригинальное наблюдение. Так что же мне делать-то?
   – Да ничего. Я тебе в таких делах не помощник. И плавно переходим к третьему варианту – ты не хочешь предположить, что абсолютно его не интересуешь?
   – Я и так в этом уверена!
   – Не-а. В глубине души ты надеешься, что он в тебя тоже тайно влюблен.
   – А если и так, – прошептала я, – почему быэтому и не быть на самом деле? Давай, помогай мне! Сам понимаешь – больше мне такого случая никогда не представится.
   Затылком я чувствовала почти осязаемый взгляд Князя. Казалось, он смотрит мне прямо в голову, запросто читая мысли.
   – Запомни: я помогу только тогда, когда тебе действительно будет нужна помощь. Даже если ты сама не будешь об этом знать. Ладно уж, подскажу. Предложи им поиграть в жмурки и увидишь, что будет.
   Ощущение взгляда в спину исчезло, холодный сквознячок прекратился. Я сделала неловкое движение и нечаянно наступила Дане на ногу.
   – Ой, прости! – Даня сразу выпустил меня. – Просто сплю на ходу! Извини, пожалуйста! Это все музыка, натуральная колыбельная, честное слово…
   Я приняла Данины извинения и пошла к столу, чтобы выпить и собраться с мыслями. Вскоре вслед за мной пришли Антон с девчонкой, потом Саша, и через пару песен танцы сами собой закончились. Мы сидели за столом, перекусывали, лениво болтали и думали, чем заняться дальше. Тут я и подкинула свежую мысль насчет жмурок.
   Несмотря на мое опасение, что забаву сочтут детской и скучной, идею с энтузиазмом подхватили, особенно девчонки.
   – Только играть будем в темноте, – заявила одна из них. – Так романтичнее.
   – Ага, – подхватила другая. – Помните, как на день святого Валентина мы играли в темноте в прятки? Когда Тошка забрался на пианино и спрыгнул оттуда на диван, а на диване сидели мы с Викой.
   Антон скорчил выразительную рожу – должно быть, тот прыжок врезался ему в память навсегда. Но Леха с Сашей, кажется, против жмурок не возражали.
   Мебель, типа стола и стульев, мы решили не убирать, чтобы было интереснее бегать в темноте. Девчонка в голубом платье посчитала нас какой-то смехотворной детской считалкой. Водить выпало бедняге Антону. Девицы завязали ему глаза шарфом, как будто естественной темноты было недостаточно, после чего выключили свет и с визгом и хихиканьем попрятались по углам. Меня темнота застала на диване. Поскольку пианино поблизости не наблюдалось, я решила там и остаться. Тем более что на том же диване, буквально в двух шагах от меня, неподвижно сидел Саша. Когда мои глаза привыкли к темноте, комната наполнилась шорохом и блуждающими тенями. Посередине, хватая растопыренными руками воздух, топтался прекрасно видимый на фоне окна Антон. В шаге перед ним, сдавленно хихикая, маячила одна из девиц, пытаясь подманить его к столу. Мигом представив, как Антон натыкается на стол со всей посудой и объедками и обрушивает его на меня, я попыталась скрыться, но споткнулась и упала кому-то на колени. Меня схватили за плечи и усадили на место. Голос красавца Лехи прошипел мне в ухо: «Сиди тихо!» Тем не менее Антон шепот расслышал и с криком: «Ага!» – опрокидывая стулья, рванул к нам.
   За спиной у него хором завизжали девчонки. Я тоже завизжала и кинулась бежать, но снова оказалась на коленях у Лехи. Антон споткнулся о стул и плашмя упал на диван. Раздался грохот, звуки возни и сердитый Сашин голос: «Ты мне шею сломал! Слезай с меня, кабан!»
   Зажегся свет. Пара стульев была перевернута, часть посуды оказалась на полу. Девчонки хохотали. Придавленный Саша ухмылялся. Водить предстояло ему. Пока одна из девчонок завязывала ему глаза шарфом, я незаметно вылезла из-за стола и встала у него за спиной, прислонившись к серванту. Гости умолкли, Даня выключил свет. «Я иду искать», – сообщил Саша. Девчонки, хихикая, шарахнулись к дивану. Я же, наоборот, шагнула к Саше и расположилась прямо напротив него, подворачиваясь ему под руку. Несколько секунд в комнате было тихо, как в межзвездном пространстве. Саша стоял неподвижно и прислушивался. Потом он сказал: «Ага!» – и быстрым движением поймал меня за плечи.
   Мир пропал, остались только я и Саша. Когда Сашины пальцы сжали мои плечи, я почувствовала, что лишилась сил, и если он меня отпустит, то я сразу упаду. Но он не отпускал, а наоборот, сжимал все крепче. Ему нравится прикасаться ко мне, почувствовала я, и меня бросило в жар от радости и волнения. Я никогда не забуду этого мгновения; но в тот миг я не могла ни о чем думать. Прошло несколько бесконечных секунд безграничного счастья. Потом раздался Сашин голос:
   – Вика, ты?
   Только что я была в райском саду, а теперь он превратился в ледяную пустыню. В темноте хихикнули.
   – Ты что ли, Маришка?
   Я промолчала. Саша разжал объятия и стащил с лица шарф.
   – Это Геля, – мрачно сказала я. – Не утруждайся.
   В комнате снова включили свет, и все изменилось – не в лучшую сторону. Только что мы с Сашей были одни во тьме предвесеннего вечера, и он почти держал меня в объятиях, а теперь тени убил электрический свет. Мы снова в неприбранной комнате; нетрезвые парни, встрепанные девчонки, стол с объедками, Саша уже отступил от меня на метр и не смотрит в мою сторону. Ну и пусть.
   Я ушла на кухню да так и осталась там, глядя в звездное небо и россыпи огоньков внизу. Я консервировала мгновение. Убираем то, что раньше, и то, что после, и остается только темная комната и Сашины ладони на моих плечах. Пусть хоть будет о чем вспомнить. Он ведь действительно меня не любит. Как трудно поверить в очевидное…

ГЛАВА 20
Ревность. Горящий лес

   О ты, ставший огнем ада, сделавший его таким ярким!

Омар Хайям

 
   Сегодня моя душа горит невидимым испепеляющим пламенем. Неужели никто вокруг не чувствует этот жар? От него сжимается мой мозг и леденеют ладони. Мысли мечутся, как стая ворон, носятся по кругу и опять возвращаются к одному и тому же ненавистному имени. «Катя» – словно выстрел в сердце. Вчера мы были в гостях у Хольгеров, и тетя Наташа в разговоре с мамой обронила одну фразу. Всего одну, но ее ядовитый смысл отравил меня насмерть. У Саши роман, его девушку зовут Катя.
   «Названивает и названивает! – фальшиво жаловалась тетя Наташа. – Почти каждый вечер, аж телефон перегрелся. Сашенька приходит из школы усталый, а тут она: „Позовите, пожалуйста, Сашу!" И разговаривают чуть ли не часами…»