Страница:
И Лешка, стиснув в руке горлянку, бочком направился в противоположном от сосны направлении.
Ветки закачались, с них сорвался пласт снега. Лешка испуганно застыл на месте. Ему показалось, что холодный демон увеличился в размерах… или приблизился… Вдруг мальчик совершенно четко ощутил – демону от него что-то нужно.
«Он хочет со мной поговорить! – замирая от страха, понял Лешка. – Елки, что делать?! Как между со6ой общаются элементали? Ах, если бы здесь был сянь! Может, он просто захотел со мной поздороваться, а я сделаю что-нибудь не то, и тогда…» Лешка сделал еще шаг в сторону, и от холодного демона пришел новый, более сильный импульс. Враждебности в нем не было, скорее, нетерпение – какое возникает, когда сто раз твердишь одно и то же, а собеседник не понимает. Холодный демон определенно что-то требовал от «родственника». Лешка чувствовал себя так, словно кто-то пытается говорить с ним на почти незнакомом языке – каком-нибудь польском или чешском – лишь иногда проскальзывают осмысленные обрывки фраз.
«А не на горлянку ли он нацелился?» – промелькнула у Лешки мысль.
Ответный эмоциональный импульс, пришедший от холодного демона, был однозначен:
«Да, да! Дошло, наконец-то, до дурака!» Лешка поглядел на горлянку и неожиданно возмутился так сильно, что даже перестал бояться.
«Это что же, он хочет забрать мою горлянку? – Он прижал к себе добычу и с вызовом взглянул на ветки сосны. – После таких усилий? Не отдам!»
Тут в его сознании словно прорвало плотину. Все стало простым и понятным. «Языковой барьер» исчез под напором мощных эмоционально-смысловых импульсов элементаля. Это были не мысли, и не картинки, и даже не совсем чувства. Это были непривычные, но внятные ощущения, своего рода телепатия. Лешка понял, что демон действительно искренне считает его сородичем-элементалем. Молоденьким, слабеньким и бестолковым водяным. То, что Лешка общался с ним с таким трудом, холодный демон списывал на его глупость. Как более старший и сильный, он считал себя вправе «учить жизни» младшего Но главное – демон не собирался причинять «своему» вреда. В частности, силой отбирать горлянку.
Все это пронеслось в Лешкином сознании за одно мгновение.
Потом холодный демон «заговорил»: «Слушай меня, маленький дурачок. Оставь находку… (дальше шло понятие, приблизительно означающее „опасность /сокровище/ демоническая материя/ хищное животное/песня") там, где ты ее нашел, и поищи себе другой добычи».
– Это еще почему? – пискнул Лешка.
«Моему… (последовало сложное понятие, включавшее в себя „старший родственник", „проводник" и „высшее существо в адской иерархии" – впрочем, Лешка и так понял, что речь идет об Эрлине)… нужна твоя находка».
– Я все равно не отдам, – храбро заявил Лешка. «Упрямый маленький водяной!»
Импульс, пришедший от холодного демона, включал в себя слегка покровительственное, добродушное презрение – так пятнадцатилетний гопник относится к безмозглому младшему брату, от которого одни проблемы.
«Скоро сюда придет хозяин. Я наведу его на твой след. Тебя все равно скоро найдут. Найдут, заберут находку и накажут. Больно накажут!»
«Значит, сам холодный демон меня тут задерживать не будет. Ну и черт с ним тогда», – сделал вывод Лешка.
– Да пошел ты, – огрызнулся он, не без труда затолкал горлянку в свой рюкзак и, не оборачиваясь, пошел в сторону озера. Дойдя до кустов, он оглянулся. Холодный демон сидел все там же и смотрел ему вслед, не пытаясь задержать.
«Ему, наверно, велели караулить, – думал Лешка, пробираясь через кусты к берегу озера. – Слуги Эрлина ведь тоже могли знать, что у сяня в доме было спрятано оружие. Сами они ушли – увезли сяня – и оставили демона в засаде. Ох, если бы я пришел туда без льдинки! А теперь пора отсюда сваливать. Холодный демон наверняка передаст своему хозяину, что на пожарище приходил какой-то глупый молодой водяной и унес горлянку. А уж Эрлин сделает правильные выводы…»
Размышляя в таком духе, Лешка быстро перешел по льду на другой берег Верхнего Суздальского озера и поймал там первую попавшуюся маршрутку, которая повезла его куда-то в Коломяги. Лешке было все равно, куда ехать, – лишь бы подальше от озера.
Глава 39
Глава 40
Ветки закачались, с них сорвался пласт снега. Лешка испуганно застыл на месте. Ему показалось, что холодный демон увеличился в размерах… или приблизился… Вдруг мальчик совершенно четко ощутил – демону от него что-то нужно.
«Он хочет со мной поговорить! – замирая от страха, понял Лешка. – Елки, что делать?! Как между со6ой общаются элементали? Ах, если бы здесь был сянь! Может, он просто захотел со мной поздороваться, а я сделаю что-нибудь не то, и тогда…» Лешка сделал еще шаг в сторону, и от холодного демона пришел новый, более сильный импульс. Враждебности в нем не было, скорее, нетерпение – какое возникает, когда сто раз твердишь одно и то же, а собеседник не понимает. Холодный демон определенно что-то требовал от «родственника». Лешка чувствовал себя так, словно кто-то пытается говорить с ним на почти незнакомом языке – каком-нибудь польском или чешском – лишь иногда проскальзывают осмысленные обрывки фраз.
«А не на горлянку ли он нацелился?» – промелькнула у Лешки мысль.
Ответный эмоциональный импульс, пришедший от холодного демона, был однозначен:
«Да, да! Дошло, наконец-то, до дурака!» Лешка поглядел на горлянку и неожиданно возмутился так сильно, что даже перестал бояться.
«Это что же, он хочет забрать мою горлянку? – Он прижал к себе добычу и с вызовом взглянул на ветки сосны. – После таких усилий? Не отдам!»
Тут в его сознании словно прорвало плотину. Все стало простым и понятным. «Языковой барьер» исчез под напором мощных эмоционально-смысловых импульсов элементаля. Это были не мысли, и не картинки, и даже не совсем чувства. Это были непривычные, но внятные ощущения, своего рода телепатия. Лешка понял, что демон действительно искренне считает его сородичем-элементалем. Молоденьким, слабеньким и бестолковым водяным. То, что Лешка общался с ним с таким трудом, холодный демон списывал на его глупость. Как более старший и сильный, он считал себя вправе «учить жизни» младшего Но главное – демон не собирался причинять «своему» вреда. В частности, силой отбирать горлянку.
Все это пронеслось в Лешкином сознании за одно мгновение.
Потом холодный демон «заговорил»: «Слушай меня, маленький дурачок. Оставь находку… (дальше шло понятие, приблизительно означающее „опасность /сокровище/ демоническая материя/ хищное животное/песня") там, где ты ее нашел, и поищи себе другой добычи».
– Это еще почему? – пискнул Лешка.
«Моему… (последовало сложное понятие, включавшее в себя „старший родственник", „проводник" и „высшее существо в адской иерархии" – впрочем, Лешка и так понял, что речь идет об Эрлине)… нужна твоя находка».
– Я все равно не отдам, – храбро заявил Лешка. «Упрямый маленький водяной!»
Импульс, пришедший от холодного демона, включал в себя слегка покровительственное, добродушное презрение – так пятнадцатилетний гопник относится к безмозглому младшему брату, от которого одни проблемы.
«Скоро сюда придет хозяин. Я наведу его на твой след. Тебя все равно скоро найдут. Найдут, заберут находку и накажут. Больно накажут!»
«Значит, сам холодный демон меня тут задерживать не будет. Ну и черт с ним тогда», – сделал вывод Лешка.
– Да пошел ты, – огрызнулся он, не без труда затолкал горлянку в свой рюкзак и, не оборачиваясь, пошел в сторону озера. Дойдя до кустов, он оглянулся. Холодный демон сидел все там же и смотрел ему вслед, не пытаясь задержать.
«Ему, наверно, велели караулить, – думал Лешка, пробираясь через кусты к берегу озера. – Слуги Эрлина ведь тоже могли знать, что у сяня в доме было спрятано оружие. Сами они ушли – увезли сяня – и оставили демона в засаде. Ох, если бы я пришел туда без льдинки! А теперь пора отсюда сваливать. Холодный демон наверняка передаст своему хозяину, что на пожарище приходил какой-то глупый молодой водяной и унес горлянку. А уж Эрлин сделает правильные выводы…»
Размышляя в таком духе, Лешка быстро перешел по льду на другой берег Верхнего Суздальского озера и поймал там первую попавшуюся маршрутку, которая повезла его куда-то в Коломяги. Лешке было все равно, куда ехать, – лишь бы подальше от озера.
Глава 39
Мальчик и богиня
Полупустая маршрутка, петляя по закоулкам, приехала в Коломяги и свернула к промзонам. Лешка вышел на какой-то горке, с которой открывалась роскошная панорама освещенных закатным солнцем новостроек Комендантского Аэродрома, и несколько минут топтался на остановке, думая, куда ему податься дальше. Щеки пощипывал мороз, в спину упиралась горлянка. Мимо один за другим проезжали грузовики. Далеко позади, за Удельным парком, остались Суздальское озеро, пепелище и караулящий его элементаль. Впрочем, Лешка не знал, имеет ли значение расстояние, когда дело касается демонов
«Куда пойти? – размышлял Лешка, задумчиво глядя, как солнце окрашивает белые высотки и дома-„корабли" в цвет темного пламени. – Только не домой. Там они будут меня подкарауливать в первую очередь. Может, к Славке или Димке? Нет, лучше не надо – зачем их подставлять… И сяня больше нет…»
Лешка так привык рассчитывать на помощь Виктора, что его сознание никак не могло смириться с реальностью. А реальность была такова, что скоро его начнут – если уже не начали – искать слуги Эрлина.
«Демон сказал, что наведет их на мой след, – думал Лешка. – Похоже, пришло время выкинуть льдинку. Они ведь будут искать маленького глупого водяного, а не человека. Но что это даст, кроме отсрочки? Эрлин все равно догадается, что утащивший горлянку водяной и „мальчишка-жертва" – одно и то же лицо. А я, выкинув льдинку, останусь совсем без защиты…»
Лешка поежился. Он чувствовал себя беспомощным и одиноким. Сколько он сможет пробегать, прежде чем Эрлин его поймает?
Окинув взглядом лабиринт багровеющих домов-«кораблей», Лешка неожиданно принял решение.
«Надо потеряться, – подумал он. – Невозможно найти человека, который сам не знает, где находится…»
Лешка вытащил из кармана коробок с нетающей льдинкой, поглядел на него с сожалением и бросил в кювет. Потом поправил лямки рюкзака и пошагал с горки в сторону Комендантского Аэродрома.
Через час солнце ушло за горизонт, и на Комендантский опустилась ночь. Зажглись фонари, багровые «корабли» погасли и превратились в геометрические тени, усеянные бессчетными огоньками. Свет и тени поменялись местами, мир словно вывернулся наизнанку. Только сквозняки все так же задували в проходных дворах, на проезжей части вилась поземка, и усиливался мороз.
Лешка добился своей цели – заблудился в новостройках. И хотя его еще никто не поймал, и следов погони не наблюдалось, он уже не был уверен, что это была очень хорошая идея. Он замерз, проголодался, упал духом. Вдобавок, ему непрерывно казалось, что кто-то крадется у него за спиной. Теперь он почти жалел, что не отдал холодному демону горлянку.
«Все равно в ней не было оружия, – уныло думал он, бредя по какому-то пустынному и выстуженному, как дорога в ледяной ад, проспекту. – А теперь все кончено. Скоро меня найдут и убьют. Да, да. Догонят и заморозят до смерти…»
Лешка оглянулся – ему почудилось, что позади промелькнула тень, – но на тротуаре было пусто. Казалось, в мире не осталось ничего, кроме холода, снега и электрических огней в чужих окнах. Внезапно Лешка ощутил, что сейчас все станет ясно. Как будто ему показали ключи ко всем тайнам мира. «Вот они, – сказал ему кто-то, – Посмотри, как близко ты подошел к разгадке. Не останавливайся, иди дальше!»
Ощущение ясности мира промелькнуло и пропало, словно отступило в тень. Лешка резко остановился. «Что со мной? – испуганно подумал он. – Меня догнали?» Он почувствовал смутную опасность. Казалось, если он поддастся на увещевания голоса и пойдет дальше, то свернуть с этого пути уже не сможет.
Испуг отрезвил Лешку. Он вдруг вспомнил, что ужасно замерз. «Надо зайти куда-нибудь погреться», – решил он. Эта простая мысль отогнала видения и как будто влила в него новые силы. Лешка огляделся, метрах в трехстах увидел неоновую вывеску какого-то кафе и рванул туда.
Кафе «Колобок» оказалось убогой прокуренной закусочной, пропитанной столовскими ароматами кислых щей и бочкового кофе. Немногочисленные посетители соответствовали интерьеру – пара-тройка одиноких алкашей плюс полупьяная компания чумазых автослесарей. Но Лешке «Колобок» показался просто раем. Там было божественно тепло! Лешка купил стакан чая и минут десять расслабленно сидел за столиком, чувствуя, как постепенно оттаивают руки и ноги. Вместе с кровообращением восстанавливался и оптимизм. Казалось бы, чему тут радоваться, иронически подумал Лешка: вот он сидит один, неизвестно где, по пятам идут демоны, в рюкзаке горлянка со свитком, который, если верить сяню, супероружие, но как с ним обращаться?
«Чего я не понял? – размышлял Лешка. – Если холодного демона так заинтересовала горлянка, значит, это не просто так…»
Лешка нагнулся, поднял с пола рюкзак, расстегнул его и, не вынимая горлянку наружу, открутил у нее крышку. Он решил еще раз рассмотреть фигурку старика на свитке. Свитка в горлянке не было!
Лешка на миг опешил, но потом вспомнил, что сам же сунул свиток в карман куртки, как раз перед тем, как к нему подкрался демон.
«А демон-то хотел именно горлянку, – сообразил вдруг Лешка. – Хотя перед этим долго следил за мной и наверняка видел, как я клал свиток в карман…»
Лешка заглянул в темное горлышко тыквы, но ни-чего не смог разглядеть – оно было слишком узкое. Тогда он достал горлянку из рюкзака и потряс. Так и есть – изнутри донеслось отчетливое постукивание и шорох. Лешку бросило в жар. Он быстро закрыл тыкву, сунул ее обратно в рюкзак, прижал рюкзак к себе и несколько секунд сидел, успокаивая дыхание. L «Идиот! – обругал он себя. – Тормоз! Как же до меня не дошло сразу! В горлянке, кроме свитка, было что-то еще!»
Он застегнул рюкзак, встал и оглянулся. Не заметив ничего подозрительного, он прошел через зал к двери туалета.
«Там мне никто не помешает распотрошить эту тыкву…» – с азартом думал он, проходя внутрь. Но закрыть дверь ему не позволили.
Кто-то перехватил дверную ручку. Прямо над ухом приглушенный женский голос сказал:
– Не советую это делать.
Лешка резко обернулся и увидел незнакомую женщину. Самую обычную тетку средних лет в светло-сером турецком пуховике, с приятным, но каким-|то замученным лицом и глубокими, жутковатыми темными глазами. Эти глаза ему кого-то напомнили.
– Не надо взламывать горлянку, – тихо сказала женщина. – Особенно здесь. Это может быть опасно. И наверняка тут же привлечет внимание тех, кто тебя преследует.
– Вы кто? – изумленно спросил Лешка, застыв в дверях туалета.
– Я мама твоей одноклассницы, Вероники Покрышкиной. О тебе я слышала от Тиля. Ты – мальчик-жертва.
– Мама Покрышкиной?! Но откуда вы знаете про…
В голове у Лешки сразу возникло столько вопросов, что он только раскрывал рот, не в силах вымол-вить ни слова. Людмила ободряюще ему улыбнулась
– Что, удивлен? Пошли-ка выпьем кофе, и я тебе кое-что расскажу. Только быстро, времени у нас в обрез.
История, которую рассказывала Лешке мама Вероники Покрышкиной, совершенно не сочеталась с ее будничным тоном и заурядным лицом. А также с обстановкой кафешки, музыкой от «Радио шансон» и вообще со здравым смыслом.
Впрочем, Лешка не был особенно шокирован. От сяня он слышал истории и похлеще. Единственное отличие – говоря о богах, сянь никогда не говорил «мы».
– …Мы родились в этих местах триста лет назад, вместе с городом. Не гляди, что я так плохо выгляжу, по меркам богов мы просто дети. Нас породил город. Вернее, населяющие его люди. Чем больше становилось людей, тем мы становились сильнее.
Мы – это я и мой покойный супруг, бог-хранитель Петербурга.
– Погодите, – перебил ее Леша. – А его случайно зовут не святой Петр?
– Нет, – улыбнулась Людмила. – Святой Петр – тоже хранитель, но он служит Доброму Богу. Наши сферы действия не пересекаются. Он оберегает души жителей города, а мы – сам город и землю, на которой он стоит. Не перебивай, пожалуйста, у нас и так мало времени.
Все началось, когда в городе появился Эрлин. Ничего необычного в этом не было – здесь много приезжих, в том числе и нелюдей. Сказал, что его изгнали, попросился пожить и несколько лет вел себя очень тихо, о нем даже забыли. Но оказалось, что все это время Эрлин готовил переворот. Что тогда случилось, никто не понял. Время было смутное, тяжелое, и моему мужу было совершенно не до чужих богов… Ясно одно – произошло предательство. В одночасье власть поменялась. Бог-хранитель был низвергнут, убит и заточен в Нижнем мире, где, как это принято среди богов, по праву сильнейшего принял верховную власть. Но вернуться в наш мир он не может. Он царь, но в то же время узник.
– Это Мертвый бог, что ли? – догадался Лешка.
– Бог смерти, который прежде был богом жизни, – подтвердила Людмила. – Для города очень плохо, что он ушел. Он был истинным правителем, сильным и милосердным…
Загадочно взглянув на Лешку, она добавила:
– Ты понимаешь, что такое милосердие? Правитель может быть жесток с врагами, но при этом не должен обижать беззащитных. Только и всего. Карая врагов, не давить заодно и тех, кто слаб. Если сильный человек милосерден, он станет великим правителем. Но такое сочетание – большая редкость. Обычно человек все свое милосердие утрачивает, пока обретает силу. Запомни эти слова, мальчик. Они сейчас прозвучали не случайно.
Лешка растерянно кивнул.
– Чужеземный демон, занявший место бога-хранителя, – узурпатор, обманщик и тиран. Но его ждет возмездие, и оно уже близится. Когда моего мужа-царя убили, а мне было сказано – отныне и навсегда ты служанка Эрлина, я пробралась к мертвому телу мужа, волшебством пробудила в нем глубоко скрытые жизненные силы и зачала ребенка, которому суждено было стать мстителем. Это произошло четырнадцать лет назад. Так появилась свет Ники.
– То есть Покрышкина, получается…
– Вероника – дочь Мертвого бога. Много лет тех пор как муж был убит, я прожила в плену у Эрлина, ежечасно опасаясь за жизнь дочери. Я была вынуждена лицемерить и скрывать от нее все, что можно, потому что знала: Эрлин властен причинить ей любое зло. Ничего, он еще получит свое! – Людмила вздохнула и добавила с мрачным удовлетворением. – С одним предателем, неверным слугой, я уже разделалась!
– Только вот я не понял, – проговорил Лешка, – зачем вы мне все это говорите?
Людмила поглядела ему в глаза взглядом пророчицы.
– Я хочу, чтобы ты защитил мою дочь.
Чего-чего, а такого Лешка не ожидал.
– Защитить Покрыт… то есть Веронику? От кого?
– От Эрлина и его демонов.
– Но почему я?!
– Больше некому, – исчерпывающе объяснила Людмила.
– Да она же меня ненавидит! Я ее худший враг! И вообще – она же сама на стороне Эрлина!
Глаза Людмилы вспыхнули от гнева.
– Она обманута, – мрачно сказала она. – Но обстоятельства переменились. Думаю, скоро она разберется, что к чему… если успеет.
– А почему вы сами ей не поможете?
– Я уже помогаю, разве ты не заметил? Я отвлеку на себя демонов Эрлина и дам тебе время, чтобы найти Веронику.
Лешка упрямо помотал головой. Просьба этой женщины не лезла ни в какие ворота.
– Нет, – решительно отказался он. – Это нереально. Во-первых, Вероника и сама не захочет, чтобы я ей помогал. А во-вторых, ну сами подумайте – чем я могу ей помочь? Против Эрлина! Я и себя-то защитить не могу!
– Как это не можешь? – удивилась Людмила. – у тебя же есть оружие!
– Какое? То, что в горлянке?
– Вот именно. Но для человека оно смертельно опасно. Поэтому я и говорю – отыщи Веронику и отдай горлянку ей. Она дочь бога, рожденная для мести. Она с ней разберется. Ну что, договорились?
Лешка открыл было рот, чтобы отказаться.
– Ты спасешь не только мою дочь, но и себя, – добавила Людмила. – И, возможно, своего наставника, которого вчера захватил в плен Эрлин.
«Наставник? – удивился Лешка. – А, она про сяня!»
И, уже без колебаний, сказал:
– Я согласен.
На лице Людмилы появилось облегчение.
– Хорошо, – сказала она. – Я опасалась, что у тебя не хватит храбрости. А храбрость тебе еще понадобится. Отплачу тебе услугой за услугу. В конце ноября ты попал под машину. Знай – это не было случайное жертвоприношение. Это было заказное убийство. Его организовал Эрлин, но заказчиком был не он. Если хочешь узнать кто – спроси старуху.
– Какую еще старуху? – пробормотал Лешка. У него голова шла кругом от этих новостей.
– Вероника знает. Она считает ее своей бабушкой.
Людмила, нахмурившись, призналась:
– Стыдно сказать, но за все эти годы я так и не разобралась, кто она такая. Прежде я считала ее просто одной из служанок Эрлина, тюремщицей при нас с дочкой. Но постепенно кое-что поняла. У старухи свои интересы, и она не работает на Эрлина. Она не менее сильна, чем он, и очень опасна. Берегитесь ее.
Несколько секунд они просидели за столом молча Лешка переваривал сведения. «Богиня, – подумал он покосившись на Людмилу. – Сидит со мной за столом и пьет кофе. Нет, не верится».
Людмила поглядела куда-то поверх его головы, словно увидела там нечто, видимое только ей одной.
– Демоны Эрлина уже в Коломягах. Тебе надо поторопиться. Метро в двух кварталах отсюда, направо вдоль трамвайных путей…
Лешка поспешно встал из-за стола и натянул куртку, закинул за плечи рюкзак. Людмила осталась за столом.
– Я подожду их здесь, – сказала она, мстительно улыбаясь.
– Где мне искать Веронику? – спросил Лешка.
– Я не знаю, где она сейчас. Но знаю, куда она пойдет, если ее ничто не задержит…
«Куда пойти? – размышлял Лешка, задумчиво глядя, как солнце окрашивает белые высотки и дома-„корабли" в цвет темного пламени. – Только не домой. Там они будут меня подкарауливать в первую очередь. Может, к Славке или Димке? Нет, лучше не надо – зачем их подставлять… И сяня больше нет…»
Лешка так привык рассчитывать на помощь Виктора, что его сознание никак не могло смириться с реальностью. А реальность была такова, что скоро его начнут – если уже не начали – искать слуги Эрлина.
«Демон сказал, что наведет их на мой след, – думал Лешка. – Похоже, пришло время выкинуть льдинку. Они ведь будут искать маленького глупого водяного, а не человека. Но что это даст, кроме отсрочки? Эрлин все равно догадается, что утащивший горлянку водяной и „мальчишка-жертва" – одно и то же лицо. А я, выкинув льдинку, останусь совсем без защиты…»
Лешка поежился. Он чувствовал себя беспомощным и одиноким. Сколько он сможет пробегать, прежде чем Эрлин его поймает?
Окинув взглядом лабиринт багровеющих домов-«кораблей», Лешка неожиданно принял решение.
«Надо потеряться, – подумал он. – Невозможно найти человека, который сам не знает, где находится…»
Лешка вытащил из кармана коробок с нетающей льдинкой, поглядел на него с сожалением и бросил в кювет. Потом поправил лямки рюкзака и пошагал с горки в сторону Комендантского Аэродрома.
Через час солнце ушло за горизонт, и на Комендантский опустилась ночь. Зажглись фонари, багровые «корабли» погасли и превратились в геометрические тени, усеянные бессчетными огоньками. Свет и тени поменялись местами, мир словно вывернулся наизнанку. Только сквозняки все так же задували в проходных дворах, на проезжей части вилась поземка, и усиливался мороз.
Лешка добился своей цели – заблудился в новостройках. И хотя его еще никто не поймал, и следов погони не наблюдалось, он уже не был уверен, что это была очень хорошая идея. Он замерз, проголодался, упал духом. Вдобавок, ему непрерывно казалось, что кто-то крадется у него за спиной. Теперь он почти жалел, что не отдал холодному демону горлянку.
«Все равно в ней не было оружия, – уныло думал он, бредя по какому-то пустынному и выстуженному, как дорога в ледяной ад, проспекту. – А теперь все кончено. Скоро меня найдут и убьют. Да, да. Догонят и заморозят до смерти…»
Лешка оглянулся – ему почудилось, что позади промелькнула тень, – но на тротуаре было пусто. Казалось, в мире не осталось ничего, кроме холода, снега и электрических огней в чужих окнах. Внезапно Лешка ощутил, что сейчас все станет ясно. Как будто ему показали ключи ко всем тайнам мира. «Вот они, – сказал ему кто-то, – Посмотри, как близко ты подошел к разгадке. Не останавливайся, иди дальше!»
Ощущение ясности мира промелькнуло и пропало, словно отступило в тень. Лешка резко остановился. «Что со мной? – испуганно подумал он. – Меня догнали?» Он почувствовал смутную опасность. Казалось, если он поддастся на увещевания голоса и пойдет дальше, то свернуть с этого пути уже не сможет.
Испуг отрезвил Лешку. Он вдруг вспомнил, что ужасно замерз. «Надо зайти куда-нибудь погреться», – решил он. Эта простая мысль отогнала видения и как будто влила в него новые силы. Лешка огляделся, метрах в трехстах увидел неоновую вывеску какого-то кафе и рванул туда.
Кафе «Колобок» оказалось убогой прокуренной закусочной, пропитанной столовскими ароматами кислых щей и бочкового кофе. Немногочисленные посетители соответствовали интерьеру – пара-тройка одиноких алкашей плюс полупьяная компания чумазых автослесарей. Но Лешке «Колобок» показался просто раем. Там было божественно тепло! Лешка купил стакан чая и минут десять расслабленно сидел за столиком, чувствуя, как постепенно оттаивают руки и ноги. Вместе с кровообращением восстанавливался и оптимизм. Казалось бы, чему тут радоваться, иронически подумал Лешка: вот он сидит один, неизвестно где, по пятам идут демоны, в рюкзаке горлянка со свитком, который, если верить сяню, супероружие, но как с ним обращаться?
«Чего я не понял? – размышлял Лешка. – Если холодного демона так заинтересовала горлянка, значит, это не просто так…»
Лешка нагнулся, поднял с пола рюкзак, расстегнул его и, не вынимая горлянку наружу, открутил у нее крышку. Он решил еще раз рассмотреть фигурку старика на свитке. Свитка в горлянке не было!
Лешка на миг опешил, но потом вспомнил, что сам же сунул свиток в карман куртки, как раз перед тем, как к нему подкрался демон.
«А демон-то хотел именно горлянку, – сообразил вдруг Лешка. – Хотя перед этим долго следил за мной и наверняка видел, как я клал свиток в карман…»
Лешка заглянул в темное горлышко тыквы, но ни-чего не смог разглядеть – оно было слишком узкое. Тогда он достал горлянку из рюкзака и потряс. Так и есть – изнутри донеслось отчетливое постукивание и шорох. Лешку бросило в жар. Он быстро закрыл тыкву, сунул ее обратно в рюкзак, прижал рюкзак к себе и несколько секунд сидел, успокаивая дыхание. L «Идиот! – обругал он себя. – Тормоз! Как же до меня не дошло сразу! В горлянке, кроме свитка, было что-то еще!»
Он застегнул рюкзак, встал и оглянулся. Не заметив ничего подозрительного, он прошел через зал к двери туалета.
«Там мне никто не помешает распотрошить эту тыкву…» – с азартом думал он, проходя внутрь. Но закрыть дверь ему не позволили.
Кто-то перехватил дверную ручку. Прямо над ухом приглушенный женский голос сказал:
– Не советую это делать.
Лешка резко обернулся и увидел незнакомую женщину. Самую обычную тетку средних лет в светло-сером турецком пуховике, с приятным, но каким-|то замученным лицом и глубокими, жутковатыми темными глазами. Эти глаза ему кого-то напомнили.
– Не надо взламывать горлянку, – тихо сказала женщина. – Особенно здесь. Это может быть опасно. И наверняка тут же привлечет внимание тех, кто тебя преследует.
– Вы кто? – изумленно спросил Лешка, застыв в дверях туалета.
– Я мама твоей одноклассницы, Вероники Покрышкиной. О тебе я слышала от Тиля. Ты – мальчик-жертва.
– Мама Покрышкиной?! Но откуда вы знаете про…
В голове у Лешки сразу возникло столько вопросов, что он только раскрывал рот, не в силах вымол-вить ни слова. Людмила ободряюще ему улыбнулась
– Что, удивлен? Пошли-ка выпьем кофе, и я тебе кое-что расскажу. Только быстро, времени у нас в обрез.
История, которую рассказывала Лешке мама Вероники Покрышкиной, совершенно не сочеталась с ее будничным тоном и заурядным лицом. А также с обстановкой кафешки, музыкой от «Радио шансон» и вообще со здравым смыслом.
Впрочем, Лешка не был особенно шокирован. От сяня он слышал истории и похлеще. Единственное отличие – говоря о богах, сянь никогда не говорил «мы».
– …Мы родились в этих местах триста лет назад, вместе с городом. Не гляди, что я так плохо выгляжу, по меркам богов мы просто дети. Нас породил город. Вернее, населяющие его люди. Чем больше становилось людей, тем мы становились сильнее.
Мы – это я и мой покойный супруг, бог-хранитель Петербурга.
– Погодите, – перебил ее Леша. – А его случайно зовут не святой Петр?
– Нет, – улыбнулась Людмила. – Святой Петр – тоже хранитель, но он служит Доброму Богу. Наши сферы действия не пересекаются. Он оберегает души жителей города, а мы – сам город и землю, на которой он стоит. Не перебивай, пожалуйста, у нас и так мало времени.
Все началось, когда в городе появился Эрлин. Ничего необычного в этом не было – здесь много приезжих, в том числе и нелюдей. Сказал, что его изгнали, попросился пожить и несколько лет вел себя очень тихо, о нем даже забыли. Но оказалось, что все это время Эрлин готовил переворот. Что тогда случилось, никто не понял. Время было смутное, тяжелое, и моему мужу было совершенно не до чужих богов… Ясно одно – произошло предательство. В одночасье власть поменялась. Бог-хранитель был низвергнут, убит и заточен в Нижнем мире, где, как это принято среди богов, по праву сильнейшего принял верховную власть. Но вернуться в наш мир он не может. Он царь, но в то же время узник.
– Это Мертвый бог, что ли? – догадался Лешка.
– Бог смерти, который прежде был богом жизни, – подтвердила Людмила. – Для города очень плохо, что он ушел. Он был истинным правителем, сильным и милосердным…
Загадочно взглянув на Лешку, она добавила:
– Ты понимаешь, что такое милосердие? Правитель может быть жесток с врагами, но при этом не должен обижать беззащитных. Только и всего. Карая врагов, не давить заодно и тех, кто слаб. Если сильный человек милосерден, он станет великим правителем. Но такое сочетание – большая редкость. Обычно человек все свое милосердие утрачивает, пока обретает силу. Запомни эти слова, мальчик. Они сейчас прозвучали не случайно.
Лешка растерянно кивнул.
– Чужеземный демон, занявший место бога-хранителя, – узурпатор, обманщик и тиран. Но его ждет возмездие, и оно уже близится. Когда моего мужа-царя убили, а мне было сказано – отныне и навсегда ты служанка Эрлина, я пробралась к мертвому телу мужа, волшебством пробудила в нем глубоко скрытые жизненные силы и зачала ребенка, которому суждено было стать мстителем. Это произошло четырнадцать лет назад. Так появилась свет Ники.
– То есть Покрышкина, получается…
– Вероника – дочь Мертвого бога. Много лет тех пор как муж был убит, я прожила в плену у Эрлина, ежечасно опасаясь за жизнь дочери. Я была вынуждена лицемерить и скрывать от нее все, что можно, потому что знала: Эрлин властен причинить ей любое зло. Ничего, он еще получит свое! – Людмила вздохнула и добавила с мрачным удовлетворением. – С одним предателем, неверным слугой, я уже разделалась!
– Только вот я не понял, – проговорил Лешка, – зачем вы мне все это говорите?
Людмила поглядела ему в глаза взглядом пророчицы.
– Я хочу, чтобы ты защитил мою дочь.
Чего-чего, а такого Лешка не ожидал.
– Защитить Покрыт… то есть Веронику? От кого?
– От Эрлина и его демонов.
– Но почему я?!
– Больше некому, – исчерпывающе объяснила Людмила.
– Да она же меня ненавидит! Я ее худший враг! И вообще – она же сама на стороне Эрлина!
Глаза Людмилы вспыхнули от гнева.
– Она обманута, – мрачно сказала она. – Но обстоятельства переменились. Думаю, скоро она разберется, что к чему… если успеет.
– А почему вы сами ей не поможете?
– Я уже помогаю, разве ты не заметил? Я отвлеку на себя демонов Эрлина и дам тебе время, чтобы найти Веронику.
Лешка упрямо помотал головой. Просьба этой женщины не лезла ни в какие ворота.
– Нет, – решительно отказался он. – Это нереально. Во-первых, Вероника и сама не захочет, чтобы я ей помогал. А во-вторых, ну сами подумайте – чем я могу ей помочь? Против Эрлина! Я и себя-то защитить не могу!
– Как это не можешь? – удивилась Людмила. – у тебя же есть оружие!
– Какое? То, что в горлянке?
– Вот именно. Но для человека оно смертельно опасно. Поэтому я и говорю – отыщи Веронику и отдай горлянку ей. Она дочь бога, рожденная для мести. Она с ней разберется. Ну что, договорились?
Лешка открыл было рот, чтобы отказаться.
– Ты спасешь не только мою дочь, но и себя, – добавила Людмила. – И, возможно, своего наставника, которого вчера захватил в плен Эрлин.
«Наставник? – удивился Лешка. – А, она про сяня!»
И, уже без колебаний, сказал:
– Я согласен.
На лице Людмилы появилось облегчение.
– Хорошо, – сказала она. – Я опасалась, что у тебя не хватит храбрости. А храбрость тебе еще понадобится. Отплачу тебе услугой за услугу. В конце ноября ты попал под машину. Знай – это не было случайное жертвоприношение. Это было заказное убийство. Его организовал Эрлин, но заказчиком был не он. Если хочешь узнать кто – спроси старуху.
– Какую еще старуху? – пробормотал Лешка. У него голова шла кругом от этих новостей.
– Вероника знает. Она считает ее своей бабушкой.
Людмила, нахмурившись, призналась:
– Стыдно сказать, но за все эти годы я так и не разобралась, кто она такая. Прежде я считала ее просто одной из служанок Эрлина, тюремщицей при нас с дочкой. Но постепенно кое-что поняла. У старухи свои интересы, и она не работает на Эрлина. Она не менее сильна, чем он, и очень опасна. Берегитесь ее.
Несколько секунд они просидели за столом молча Лешка переваривал сведения. «Богиня, – подумал он покосившись на Людмилу. – Сидит со мной за столом и пьет кофе. Нет, не верится».
Людмила поглядела куда-то поверх его головы, словно увидела там нечто, видимое только ей одной.
– Демоны Эрлина уже в Коломягах. Тебе надо поторопиться. Метро в двух кварталах отсюда, направо вдоль трамвайных путей…
Лешка поспешно встал из-за стола и натянул куртку, закинул за плечи рюкзак. Людмила осталась за столом.
– Я подожду их здесь, – сказала она, мстительно улыбаясь.
– Где мне искать Веронику? – спросил Лешка.
– Я не знаю, где она сейчас. Но знаю, куда она пойдет, если ее ничто не задержит…
Глава 40
Бездонная яма в Полюстрово
Несмотря на решение всю ночь не спать и ждать момента, когда Толик с бабушкой уйдут, чтобы можно было удрать из больницы к маме, Ники все-таки уснула. Она проспала до утра крепким здоровым сном и проснулась бодрой, не чувствуя никаких признаков простуды. Это был первый и единственный приятный сюрприз за все утро. Ники приподнялась в кровати и увидела, что на стуле у двери дремлет бабушка.
Движение Ники ее разбудило. Бабка раскрыла глаза, встрепенулась, и ее лицо тут же приняло скорбное и одновременно мрачно-удовлетворенное выражение. Ники это выражение было хорошо знакомо. Оно называлось: «Я всегда говорила, что это добром не кончится!»
Опять случилось что-то плохое, поняла Ники.
– Ну, вот мы и дождались! – особенно сухим и резким тоном объявила бабушка. – И все к этому шло! И с самого начала было ясно! Помню, как только я увидела этого кромешника, харю его буржуйскую, так сердце и екнуло – вот он, окаянный! И по роже видно, что душегуб…
Ники встревожилась. Бабкины слова, в принципе, были лишены какого-либо смысла, кроме эмоционального: она могла обозвать «кромешником» и «душегубом» кого угодно, вплоть до контролера в трамвае. Что же произошло?
– Ну да, может, оно и к лучшему. Пусть Людка, дурища, жизнь себе поломала, так хоть от изверга избавилась…
Услышав имя, Ники наконец поняла, что речь идет о ее матери, и мгновенно забыла о подслушанных ночью разговорах перед лицом нового страха.
– Бабушка, что случилось? – спросила она с тревогой, садясь в кровати.
Выцветшие глаза бабки скользнули по верхней одежде, в которой спала Ники, но никаких комментариев не последовало.
– Что теперь? – не отвечая на вопрос, продолжала она. – Под суд пойдет. Сломала жизнь и себе, и ребенку…
Внезапно бабушка решила сменить тональность пригорюнилась и завела:
– Ох, горюшко, наказание мое за грехи…
Эта тема была Ники тоже знакома: бабка готовилась устроить нечто вроде ритуального погребального плача на тему «загубили вы мою жизнь», который не вдруг прервешь. Глядя на нее, было невозможно понять, искренне ли она печалится, или искусно лицемерит, получая удовольствие от самого лицедейства. Ники об этом и не думала. Все ее мысли были о маме.
– Да что случилось-то? – рявкнула она.
– Сиротка ты теперь! – простонала бабка. Ники осознала ее слова и побелела.
– Что с мамой? – выговорила она непослушными губами.
– …И пойдет теперь беспутная Людка по этапу… в Сибирь, на Колыму… – с подвыванием самозабвенно выводила бабка.
– Бабушка! Что с ней?!
– Сожителя своего убила! – трагически объявила бабка, неохотно прервав «плач». – Буржуя толстомордого!
– Толика, что ли?
У Ники невольно отлегло от сердца. Хоть новость была и ужасной, но не настолько, как она было подумала.
– Труп найден у нее в квартире, – доложила бабка в стиле «криминальной хроники». – На полу в кухне, задушенный. И отпечатки пальцев Людкины на евонной шее.
– А где мама? В тюрьме?
– Нет, – как будто с сожалением сказала бабка. – Ищут. Сбежала куда-то, хахаля укокошив. Не иначе как умом тронулась. Я всегда говорила, что этим и закончится…
Бабка принялась рассуждать о дурной наследственности, склонности к психическим болезням, а потом о разных уголовных статьях.
– Может, и послабление выйдет, если убийство в состоянии аффекта или психическое отклонение. Не в тюрьму упекут, так в психушку, хрен редьки не слаще…
Ники не слушала. Ужасная новость не укладывалась в голове. Как ее мягкая, тихая, безвольная мама смогла убить…
– Когда это случилось? – сдавленным голосом спросила Ники.
– Сегодня ночью. Около четырех, по заключению врача. По окоченению определили…
Бабка снова принялась рассуждать, теперь о диагностике времени момента смерти по состоянию трупа. Возникало ощущение, что эти подробности доставляют ей удовольствие.
«В два часа ночи Толик был у меня в палате и разговаривал со мной, – мысли Ники обратились к ночным событиям. – Потом он говорил в коридоре с бабкой, и она что-то ему сказала, что его ужасно испугало… И он поехал отсюда прямо к маме. И она его… убила?»
– Это точно мама? – вслух спросила Ники.
– Кто же еще. Сказала же – отпечатки ее…
Ники снова задумалась. И чем больше она думала, тем безотраднее ей казалось будущее.
– Что же с нами дальше будет? – вырвалось у нее.
Бабка прервала болтовню, выпрямила спину, поджала губы, и на глазах превратилась в пожилую эсэсовку, надзирательницу из концлагеря. Это была одна из самых неприятных ее ипостасей. Она означала: «Приказы тут отдаю я. За неповиновение – газовая камера!»
– Что-что? Мамашу твою скоро найдут и отправят в женскую колонию лет на десять. А ты, – безапелляционным тоном закончила она, – будешь теперь жить у меня, у своей ближайшей родственницы. Собирайся.
Дорога казалась бесконечной. Они ехали и ехали на северо-восток, куда-то в Полюстрово. Трамвай подолгу стоял на остановках, на светофорах, пропускал автомобили, тащился по многокилометровым проспектам и все никак не мог доехать в нужное место. Бабушка жила ужасно далеко. Ники и не думала, что в Питере есть такие отдаленные районы. Чуждые, как будто это был другой город, или даже другой мир. Параллельная вселенная с незнакомыми новостройками, рекламными щитами, одинаковыми ларьками у перекрестков. Садясь в трамвай, Ники прочитала на его боку название конечной остановки: «крематорий». Офигеть можно!
Настроение у Ники и до того было отвратительное. Как она ни рвалась домой, бабка ее не пустила. В ответ на просьбу собрать вещи категорически отказала – дескать, все равно квартира опечатана, там милиционер в засаде сидит… Теперь Ники сидела, с фальшивым интересом уставясь в немытое окно трамвая, и всерьез обдумывала идею побега. Надо вернуться домой, думала она. Затаиться во дворе и ждать маму. Вдруг она не знает, что в доме ее караулит милиционер? Даже если мама действительно убила Тиля, Ники ее ни секунды не осуждала. Но по поводу убийства у нее были серьезные сомнения. Не может быть, чтобы ее хрупкая, слабая мама задушила такого бугая, как Толик. «Ее подставили, – думала Ники, мрачно косясь на сидящую напротив бабушку. – Надо ее найти и все ей рассказать. В первую очередь – то, что подслушала ночью в больнице. Потом – про Эрлина, про Арсана… Мамочка, что с нами творится?»
Блочные девятиэтажки по сторонам проспекта сменились бетонными заборами, железными воротами и безликими корпусами заводов. Трамвай въехал в промзону. Ники вдруг стало неуютно. В ее душу вселилась смутная, необъяснимая тревога. И чем дальше в неизвестные места увозил ее трамвай, тем тревожнее ей становилось.
– Долго еще? – буркнула Ники. – По-моему, мы уже за город выехали.
Бабка ответила не сразу. Всю дорогу она поражала Ники непривычной молчаливостью.
– Мне надо на работу заехать, – проронила она. – На пять минуток.
– А я думала, ты на пенсии.
– Попробуй-ка проживи на пенсию в этой стране.
– А где ты работаешь? Не в крематории, надеюсь?
– Нет, конечно, – оскорбилась бабка, – на «Полюстровских минеральных водах». Вахтером.
Внимание Ники отвлек вид за окном. Бетонные заборы неожиданно расступились, трамвай выехал на заснеженное поле и поехал по дуге, объезжая какое-то место в центре. Туда вела раскатанная дорога, неожиданно обрываясь на середине поля. По этой дороге один за другим подъезжали самосвалы, доверху нагруженные грязнущим снегом, высыпали снег и уезжали. При этом никаких куч в центре поля заметно не было.
Движение Ники ее разбудило. Бабка раскрыла глаза, встрепенулась, и ее лицо тут же приняло скорбное и одновременно мрачно-удовлетворенное выражение. Ники это выражение было хорошо знакомо. Оно называлось: «Я всегда говорила, что это добром не кончится!»
Опять случилось что-то плохое, поняла Ники.
– Ну, вот мы и дождались! – особенно сухим и резким тоном объявила бабушка. – И все к этому шло! И с самого начала было ясно! Помню, как только я увидела этого кромешника, харю его буржуйскую, так сердце и екнуло – вот он, окаянный! И по роже видно, что душегуб…
Ники встревожилась. Бабкины слова, в принципе, были лишены какого-либо смысла, кроме эмоционального: она могла обозвать «кромешником» и «душегубом» кого угодно, вплоть до контролера в трамвае. Что же произошло?
– Ну да, может, оно и к лучшему. Пусть Людка, дурища, жизнь себе поломала, так хоть от изверга избавилась…
Услышав имя, Ники наконец поняла, что речь идет о ее матери, и мгновенно забыла о подслушанных ночью разговорах перед лицом нового страха.
– Бабушка, что случилось? – спросила она с тревогой, садясь в кровати.
Выцветшие глаза бабки скользнули по верхней одежде, в которой спала Ники, но никаких комментариев не последовало.
– Что теперь? – не отвечая на вопрос, продолжала она. – Под суд пойдет. Сломала жизнь и себе, и ребенку…
Внезапно бабушка решила сменить тональность пригорюнилась и завела:
– Ох, горюшко, наказание мое за грехи…
Эта тема была Ники тоже знакома: бабка готовилась устроить нечто вроде ритуального погребального плача на тему «загубили вы мою жизнь», который не вдруг прервешь. Глядя на нее, было невозможно понять, искренне ли она печалится, или искусно лицемерит, получая удовольствие от самого лицедейства. Ники об этом и не думала. Все ее мысли были о маме.
– Да что случилось-то? – рявкнула она.
– Сиротка ты теперь! – простонала бабка. Ники осознала ее слова и побелела.
– Что с мамой? – выговорила она непослушными губами.
– …И пойдет теперь беспутная Людка по этапу… в Сибирь, на Колыму… – с подвыванием самозабвенно выводила бабка.
– Бабушка! Что с ней?!
– Сожителя своего убила! – трагически объявила бабка, неохотно прервав «плач». – Буржуя толстомордого!
– Толика, что ли?
У Ники невольно отлегло от сердца. Хоть новость была и ужасной, но не настолько, как она было подумала.
– Труп найден у нее в квартире, – доложила бабка в стиле «криминальной хроники». – На полу в кухне, задушенный. И отпечатки пальцев Людкины на евонной шее.
– А где мама? В тюрьме?
– Нет, – как будто с сожалением сказала бабка. – Ищут. Сбежала куда-то, хахаля укокошив. Не иначе как умом тронулась. Я всегда говорила, что этим и закончится…
Бабка принялась рассуждать о дурной наследственности, склонности к психическим болезням, а потом о разных уголовных статьях.
– Может, и послабление выйдет, если убийство в состоянии аффекта или психическое отклонение. Не в тюрьму упекут, так в психушку, хрен редьки не слаще…
Ники не слушала. Ужасная новость не укладывалась в голове. Как ее мягкая, тихая, безвольная мама смогла убить…
– Когда это случилось? – сдавленным голосом спросила Ники.
– Сегодня ночью. Около четырех, по заключению врача. По окоченению определили…
Бабка снова принялась рассуждать, теперь о диагностике времени момента смерти по состоянию трупа. Возникало ощущение, что эти подробности доставляют ей удовольствие.
«В два часа ночи Толик был у меня в палате и разговаривал со мной, – мысли Ники обратились к ночным событиям. – Потом он говорил в коридоре с бабкой, и она что-то ему сказала, что его ужасно испугало… И он поехал отсюда прямо к маме. И она его… убила?»
– Это точно мама? – вслух спросила Ники.
– Кто же еще. Сказала же – отпечатки ее…
Ники снова задумалась. И чем больше она думала, тем безотраднее ей казалось будущее.
– Что же с нами дальше будет? – вырвалось у нее.
Бабка прервала болтовню, выпрямила спину, поджала губы, и на глазах превратилась в пожилую эсэсовку, надзирательницу из концлагеря. Это была одна из самых неприятных ее ипостасей. Она означала: «Приказы тут отдаю я. За неповиновение – газовая камера!»
– Что-что? Мамашу твою скоро найдут и отправят в женскую колонию лет на десять. А ты, – безапелляционным тоном закончила она, – будешь теперь жить у меня, у своей ближайшей родственницы. Собирайся.
Дорога казалась бесконечной. Они ехали и ехали на северо-восток, куда-то в Полюстрово. Трамвай подолгу стоял на остановках, на светофорах, пропускал автомобили, тащился по многокилометровым проспектам и все никак не мог доехать в нужное место. Бабушка жила ужасно далеко. Ники и не думала, что в Питере есть такие отдаленные районы. Чуждые, как будто это был другой город, или даже другой мир. Параллельная вселенная с незнакомыми новостройками, рекламными щитами, одинаковыми ларьками у перекрестков. Садясь в трамвай, Ники прочитала на его боку название конечной остановки: «крематорий». Офигеть можно!
Настроение у Ники и до того было отвратительное. Как она ни рвалась домой, бабка ее не пустила. В ответ на просьбу собрать вещи категорически отказала – дескать, все равно квартира опечатана, там милиционер в засаде сидит… Теперь Ники сидела, с фальшивым интересом уставясь в немытое окно трамвая, и всерьез обдумывала идею побега. Надо вернуться домой, думала она. Затаиться во дворе и ждать маму. Вдруг она не знает, что в доме ее караулит милиционер? Даже если мама действительно убила Тиля, Ники ее ни секунды не осуждала. Но по поводу убийства у нее были серьезные сомнения. Не может быть, чтобы ее хрупкая, слабая мама задушила такого бугая, как Толик. «Ее подставили, – думала Ники, мрачно косясь на сидящую напротив бабушку. – Надо ее найти и все ей рассказать. В первую очередь – то, что подслушала ночью в больнице. Потом – про Эрлина, про Арсана… Мамочка, что с нами творится?»
Блочные девятиэтажки по сторонам проспекта сменились бетонными заборами, железными воротами и безликими корпусами заводов. Трамвай въехал в промзону. Ники вдруг стало неуютно. В ее душу вселилась смутная, необъяснимая тревога. И чем дальше в неизвестные места увозил ее трамвай, тем тревожнее ей становилось.
– Долго еще? – буркнула Ники. – По-моему, мы уже за город выехали.
Бабка ответила не сразу. Всю дорогу она поражала Ники непривычной молчаливостью.
– Мне надо на работу заехать, – проронила она. – На пять минуток.
– А я думала, ты на пенсии.
– Попробуй-ка проживи на пенсию в этой стране.
– А где ты работаешь? Не в крематории, надеюсь?
– Нет, конечно, – оскорбилась бабка, – на «Полюстровских минеральных водах». Вахтером.
Внимание Ники отвлек вид за окном. Бетонные заборы неожиданно расступились, трамвай выехал на заснеженное поле и поехал по дуге, объезжая какое-то место в центре. Туда вела раскатанная дорога, неожиданно обрываясь на середине поля. По этой дороге один за другим подъезжали самосвалы, доверху нагруженные грязнущим снегом, высыпали снег и уезжали. При этом никаких куч в центре поля заметно не было.