Страница:
Керимбаев же специализировался на поиске: искал Янтарную комнату, казну Наполеона, степной бункер матроса Железняка, клад Емельяна Пугачева. Хоть и не нашли ничего, но работу проделали немалую, много было написано об искателях в прессе, а под конец и наградами не обошли, дали "Знак Почета".
Теперь же подобные деяния совершались хаотически, неподготовленными людьми. Какой-то сомнительный чемпион целый год прожил в племени людоедов-харцтуков в бразильской сельве, обучил гостеприимных и туповатых каннибалов приемам ушу и таеквондо - племя активизировалось, пошло вдоль берегов Амазонки, сметая на своем пути все живое; правительству Бразилии пришлось для нейтрализации людоедов задействовать дивизию тамошнего спецназа. Впрочем, спецназ потерял чуть ли не половину личного состава.
Даже в космос летел кто хотел, отстегивай баксы - и сто в гору. Собирался Барин, куровский бандюган, уже и в состав экипажа включили, но помешал непредвиденный арест - вездесущие руоповцы нашли в багажнике бандитского "BMW" патрон от АКМ и пакетик с героином. Вместо него баба полетела, жена банкира Блюмкина Аза.
А уж поисками занимались все, кому не лень. Какой-то безработный учитель географии нашел - на бумаге, конечно - библиотеку Ярослава Мудрого и предлагал спонсорам профинансировать подземную экспедицию по его карте; парикмахерша модного салона объявила себя колдуньей в третьем поколении и, не выходя из квартиры, указывала места зарытых кладов; отставной военный летчик звал желающих в Сибирь (над которой он всю жизнь летал) и обещал показать разведанные им алмазные месторождения; местонахождение "золота партии" указывали чуть ли не два десятка ясновидцев, экстрасенсов и колдунов. Профессионалам стало тяжело соперничать с дилетантами, потому что за спинами последних вдруг встали мощные издательства, телепрограммы и лимонно-желтые газеты, огребавшие крупные суммы на сенсациях - и чем сенсация была глупей и невероятней, тем больше интереса проявляли к ней зрители, читатели и потребители сопутствующей рекламы.
В общем, Керимбаев не то чтобы выпал из "обоймы" - сама "обойма" переполнилась, к достижениям и спонсорам протянулась длинная очередь. На этом этапе Виктора подобрал Абрам Лукич, которому Керимбаев приглянулся как знакомый тип беззаветного комсомольца-добровольца.
И то: благородные поиски - скажем, пропавшего ребенка - оплачивались скудно; приходилось браться за грязную работу, искать мешок с героином для мафии, украденную дорогостоящую иномарку для жирного молодца с золотой цепью на немытой шее, все это за гроши и без души. А на Абрама Лукича работалось, пусть и души было маловато, зато гроши не переводились, и организация была поставлена по-партийному: сказали: надо, ответил: есть!
ЗЛОЯМОВЦЫ
Злоямовские добровольцы шли к месту падения самолета на лыжах и на энтузиазме. Никаких медикаментов, кроме трех пузырьков йода и негодного желтого пирамидона, в местной санчасти не нашлось. Да и санчасть существовала номинально: последний фельдшер, Володич, умер в числе ещё двенадцати односельчан две недели назад - сволочи-бизнесмены вспомнили, наконец, про Злоямово и завезли по зимничку фуру отравленной водки.
Порыскали по домашним закромам, но находили все больше старушечий корвалол да всякие мази "от ревматизму". Слава Богу, обнаружились у ветеринара бинты. Имелся у коновала и морфин-симплекс для возбуждения сексуальной тяги у домашней твари, но он про него никому не сказал: молча сложил десятикубовые ампулы в сумку и, как единственный медик, зашагал вместе со всеми. По пути ветеринар удалился на некоторое время от посторонних глаз и, как обычно, поддержал ослабевший организм тремя кубиками дурманящего зелья.
Руководил злоямовской группой председатель колхоза Николай Жмутыков, молодой, но уже крепкий хозяйственник. А хозяйство в колхозе было исключительно натуральным: Злоямово более семи лет существовало автономно, подобно атомной подводной лодке, по приказу сидящей на дне у вражеских рубежей. Пекарня была своя и снабжала злоямовцев вполне съедобным хлебушком. Про мясо и овощи можно не говорить: всего этого было в достатке. С конфетами выходила неувязка, но - вдруг научились выпекать медовые пряники - благо, что меду и в тайге и на двух злоямовских пасеках тоже хватало...
Функционировала единственная школа с единственным учителем и директором, доктором биологических наук Станиславом Егоровичем Шуцким. Когда-то Шуцкий, коренной москвич, проиграл приятелю-провинциалу московское распределение (играли, конечно же, в преферанс) и получил в виде утешения Злоямово. За двадцать три года он лишь четыре раза выезжал за пределы района: на защиту кандидатской, на передачу "В мире животных" (изловил ракуку), на защиту докторской и на передачу "Очевидное-невероятное" (демонстрировал клонированного в школьной лаборатории микрозайца). Да и не хотел он никуда уезжать: привык, обзавелся семьей, хозяйством, помогал биологическими изысканиями наращивать колхозную мощь. Статьи Шуцкого печатались в Лондоне и Нью-Йорке. Дети его боготворили.
Станислав Егорович командовал в составе экспедиции школьным подразделением: двумя накачанными подростками из кружка бывших "красных", а ныне "малиновых следопытов". Подростки-акселлераты катили поставленный на две пары лыж так называемый "Иерихон", агрегат Шуцкого, предназначенный для оживления погибших, как предполагалось, пассажиров. Станислав Егорович нес гитару, с которой не расставался ещё со времен легендарного КСП. Хотелось, как в студенческие годы, посидеть у костерка...
ТОЧКА ПАДЕНИЯ
На месте катастрофы уже происходили события. Бандитские посланцы из Москвы, рыская по лесу в поисках чего-либо похожего на дорогу, наткнулись на мишку. А это животное, хоть и зовется косолапым, но в случае необходимости может развить весьма приличную скорость. Такая необходимость и обнаружилась в виде отставшего от бегущих товарищей Юрика Дрючка.
Сначала мишка, догнав, как бы обнял его и повалил на землю, казалось, без признаков злобы... А когда встал, то выяснилось, что у Юрика разорвана грудная клетка, а с головы снят самый настоящий скальп - как в фильмах про индейцев...
Теперь накачанный Дрючок, совсем некстати похожий на индейца, быстро умирал, не видя даже неба, а лишь вонючую бурую шерсть своего убийцы. Медведь же, злой на весь мир за свой не ко времени разбуженный организм, ещё и сократил мгновения жизни жертвы, раскрошив маленький череп Дрючка мощным ударом когтистой лапы. Но, то ли он был сыт рукой председателя Совета директоров компании "Златорусь" Нияза Шалмановича Иванова, то ли чем-то не понравился запах и вкус Дрючка - есть он его не стал, ушел куда-то в лес, рыча и ломая мерзлые ветви.
Бандитов осталось двое, и они не нашли лучшего варианта, чем вернуться ко всем остальным, ближе к руинам лайнера.
Потерпевшие уже развели три костра. Все слышали человеческие крики и медвежий рев в лесу, и поэтому никто не удивился возвращению двоих оттуда, куда ушли трое. И никто ни о чем не спрашивал.
Бандиты присели у огня. Стриженый Чурка (русский по имени Василий) дрожащей рукой вытащил из кармана кожанки пачку "Мальборо", вышиб сигарету. Длинноволосый Теря услужливо поднес золотой "Ронсон".
- Это, понял, масть нам прет, - облизнув пересохшие губы произнес Чурка-Василий.
Теря удивился.
- А Махновец? А Дрючок?
- А чего? Махновец ещё в самолете кони двинул... Вон какой шкворень ему в брюхо въехал... А Дрючок сам виноват - надо было в Москве не качаться до усеру, а трусцой бегать, рывок держать. Ты ж видел: косолапый его на рывке взял. Помнишь, в прошлом году барыгу мочили из "Домгаза"? Я ведь его тоже на рывке взял, даже контрольный забабах не понадобился. У него с первой "маслины" череп наперекосяк пошел... А нам масть прет, я тебе говорю! Главное, не суемся никуда, сидим тихо. И про баксы не забудь, ищи кейс... И вместе со всеми ждем подмоги. Тут, когда падали, я деревню видел, а вот в какой стороне - забыл...
Вася Чурка обо всем говорил одинаково, не напрягаясь. Он привык к чужим смертям, привык "мочить" тех, кого надо было, привык как к комфорту нынешних роскошных "малин" с икрой и коньяком "Хенесси", так и к длительным походам с сухим пайком - то по тайге, то по степи, а то и по песчаной пустыне. Конечно, в голову лезли иногда всякие глупые мысли типа: а что? а зачем? есть ли Бог? почему книжки про любовь щемят сердце? Но Вася отгонял эти мысли, топтал их каблуками ребристых ботинок, а также и босыми ногами. Он не любил быть один - это да, это верно - но никогда ни на кого не полагался, верил лишь себе, своему чутью, давно уже ставшему настоящим звериным.
Пока Вася говорил, Теря согласно кивал головой.
- Колхознички, небось, уже сюда чешут... - произнес он, потянулся, разминая косточки, и даже хотел улыбнуться, но вдруг упал навзничь одновременно с грохотом, похожим на артиллерийский залп.
Вася-Чурка перекатился через лежачую сосну, сделал кувырок, подпрыгнул и затаился за другим деревом. "Ни х.. себе колхоз," - подумал он.
Это не был артиллерийский залп. Разведчик Борьки Сосны, потомственный беспредельщик Кузя Тамбовский, подкравшись к Тере, почти в упор выстрелил ему в спину. А вот разорвало Терю действительно как снарядом, ибо в патрон Кузя набивал обломки гвоздей, гайки и шурупы, взятые при налете на Сахаровский хозмаг в дальнем поселке нефтяников. Вся спина Тери была разворочена железным ассорти, а часть гвоздей, гаек и шурупов вышла через грудь, выломав ребра... Умер Теря сразу.
Люди, пригревшиеся у костра, все ещё находились в некоем оцепенении после катастрофы, поэтому кроме Чурки никто никуда не думал бежать. Однако Сосна для острастки все же пристрелил ещё и пассажира - сивоусого Грицка Иваныча Кондратюка, воронежского хохла, добиравшегося в Зимлаг уговаривать сына ехать с ним после армии в вiльну Украйну. Хохол не успел ничего подумать: упал, сраженный очередью, возле своего большого, довоенного образца, чемодана, наполненного гостинцами.
- Ну што, суки?!!! - истошно заорал Борька. - Гоните бабки, рыжье, брюлики!
Сосна, конечно, был немного ошарашен большим, нежели ожидалось, числом оставшихся в живых пассажиров. Но главное сделано: он правильно определил тех двоих (Чурку и Терю) как самых опасных. Одного Кузя завалил, а где второй?...
Пассажиры медленно снимали с себя золотые безделушки, часы, доставали из карманов и сумок кошельки и бумажники.
Чурка в это время отползал по снежку. Сгущались ранние декабрьские сумерки, и Василию удалось незаметно перевалиться за ещё один лежачий ствол и прикорнуть в узкой полуканавке. Он полез под штанину и осторожно вытащил из-под резинки на левой лодыжке "беретту" с серебряной рукоятью восемнадцать зарядов, заказной полуавтомат, подарок зоновского кента Жихаря Тульского.
Вышла к костру вся сосновская команда, оглядывала дрожащих пассажиров. Чубчик обнаружил симпатичную девушку и с удовольствием изнасиловал бы её, но не мог: во-первых, последствия операции лесника Шумилова были необратимыми, а во-вторых, поддавшись на уговоры соратников, Чубчик сам исполнял посильные девичьи функции. Был он улыбчив и рыжеволос.
- Давай, суки-падлы, распрягайся, кто што! - снова принялся орать Сосна, нагоняя жути на потерпевших.
- Борис, - обратился к нему один из соратников. - Глянь, что я нашел...
В руке соратник держал веером деньги - те самые доллары из Васиного кейса.
- Што это за фуфло? - сплюнул в снег Боря.
- Это баксы. Доллары, значит... Тут штук триста... Можно в Москву отсюда слинять, ксивы купить, прописаться где-нигде...
Сосна задумался. Ему не хотелось покидать обжитое место и возвращаться в опасные городские условия, дважды направлявшие его стопы за решетку и колючку. За три года он полюбил таежную житуху: костры, драки с соратниками, кражи домашнего скота, грабежи селян и магазинов, охоту на лосей, медвежат и редких кабанов. А тут ещё такое необычное дело: в тайгу упал самолет. И пассажиры вот они, сидят, овцы, молчат в тряпочку. Их тут человек пятнадцать, што ли?... Борька вспомнил, как в зоне один старый бомж рассказывал о своем двухгодичном рабстве в Чечне. Что, мол, запродали его в Москве на Казанском вокзале собутыльники - за 200 доперестроечных рублей... Хорошее дело, думал Борька, эх, жаль, Чечня далеко - тут ведь на три тыщи доперестроечных!.. А с "бабками" и здесь хорошо. Можно село какое-нибудь занять, жителей замочить, паспорта переделать - никакой Москвы не надо...
Он больно ткнул соратника стволом автомата в грудь.
- Спрячь и никому не показывай!
Соратник (Кизяк) понимающе (так ему казалось) кивнул. И пошел собирать деньги, ибо часть их уже присыпало снежком.
А Вася Чурка решил, что за здорово живешь эти беспредельные рожи его не возьмут: вальнет пару-троечку, верняк... А то, если масть и дальше попрет, то и всю непонятную кодлу... Патронов хватит. Вон тот рыжий, в голубоватой телогреечке, вылитый пидор. Улыбается, глазенки бегают. Но бешеный, видать, психованный... А общаковые бабки спасать надо, дело святое.
Вася на пробу прицелился в Чубчика. В этот момент совсем рядом хрустнула ветка. Васин палец нервически надавил на курок. "Беретта" пукнула (на ствол был привинчен симпатичный глушитель), и Чубчик упал лицом в костер, не успев подумать ни о смерти, ни о жизни, ни о женщинах, которых он так и не познал ни одной - потому что с четырнадцати лет "чалился" за решеткой, поднимался с режима на режим, и имел дело лишь с тюремно-зоновскими педерастами. А незадолго до гибели сам присоединился к их отверженной касте.
Боря только что собрался было застрелить ещё кого-нибудь из пассажиров, чтобы ввергнуть их сборище в полный атас, чтобы потом, уже безо всяких волнений и сомнений, вычистить наскоро карманы, чемоданы и прочее, опустошить весь район бедствия - и свалить обратно на "базу... но падение Чубчика все испортило.
Чубчик лежал лицом в костре, а в затылке у него темнела небольшая дырочка, из которой вытекала крупными каплями маслянистая кровь.
Почти стемнело. Снег прекратился, расчистилось небо, и выкатилась над соснами яркая и большая луна.
Боря заметался с автоматом, заорал:
- Сюда все, волки позорные! Сюда! Ко мне, быстро, все!...
Через минуту возле него уже сгрудились взволнованные разбойники Кизяк, Рыба, Банан, Кочевряга, Кузя Тамбовский...
Не было только Шикарного - на нем в этот момент сидел Вася Чурка и выдавливал из ослабленного таежной жизнью тела последние остатки духа. Он стягивал вражеское горло широкой тесьмой с небольшим алюминиевым крестиком. Шикарный не сопротивлялся нисколько: сразу осознал - что ждет его через короткое время. Одна только лихорадочная однообразная мысль быстро-быстро вертелась в остывающих извилинах: зачем отошел от костра, чего интеллигентничал, мог бы и на виду отлить, никто б не пикнул...никто...
- Тихо! - заорал Боря на всех сразу и прислушался к лесу. Медленно повернувшись он увидел, что с правой стороны выдвигается какая-то мощная фигура - спокойно, не прячась.
А-а-а, сука, на, получай!
Загремели выстрелы, Боря выпустил в фигуру чуть ли не пол-рожка,
и она вдруг взревела не человечьим, а звериным голосом, потому что оказалась тем самым мишкой, что сожрал руку бизнесмена с "Ролексом" и уничтожил бандита Дрючка. Перепуганный топтыгин развернулся на кривых лапах и через мгновение вновь растворился в темноте леса. Далеко он, впрочем, не ушел, а перевалившись, подобно Васе Чурке, через сосновый ствол, коварно затих, затаился... Ни одна пуля почему-то его не задела.
- Так! Все! - заорал Боря. - Собирай все, что на глазах, и рвем когти! Где Шикарный?
- Да х.. его знает! - откликнулся изрядно нервничающий Кизяк. - Может, отлить пошел?
- Зачем, куда? Здесь нельзя было? Иди, ссы на самолет! - взбеленился главарь. - Вы что, оборзели, сучары? Давай, собирай тряпье, рыжье, бабу с собой забираем...
- Какую? - решил уточнить Кузя Тамбовский. - Тут их три штуки...
- Молодую, дятел! - Боря показал стволом: какую...
Мазурики разбежались исполнять приказ. Кузя срывал с женщин и мужчин последнее, утаенное ранее или забытое... Рыба, Банан и Кочевряга полезли к обломкам самолета. Кизяк продолжил собирание зеленых купюр, торчавших из под снега - луна светила как прожектор, белизна снега способствовала хорошей видимости.
Боря сам, нисколько не доверяя соратникам, отправился на разведку нужно было отыскать Шикарного или хотя бы выяснить: что случилось?..
Боря Шикарным дорожил. Этот додик и интеллигент вносил в деятельность банды красивую струю: никогда не матерился, не похабничал. Даже конвоира при побеге завалил красиво: проткнул ему шею длинной стальной проволокой. Хоть бы кровинка пролилась!
Впрочем, Вася-Чурка уже удавил Шикарного и с приобретенным обрезом сменил свое место на прямо противоположное. Он решил зайти со стороны самолета, от хвостового оперения. Тут он наткнулся на рыщущих среди обломков Рыбу, Банана и Кочеврягу. Те бродили, поочередно зажигая спички: высматривали ценности в развороченных грудах металла и человеческих останках. Вася взял их на прицел.
Тем временем кое-кто из пассажиров оправился от потрясения. Это были: беззаветный супруг, вытащивший свою женушку из-под обломков; девушка Оля во всем кожаном (куртка, юбка, сапоги) - та самая, на которую пал выбор Сосны; девятнадцатилетний чемпион Европы по плаванию на спине Валентин Гоготулин.
Окровавленный пенсионер выглядел бодрее всех, но продолжал безумствовать: время от времени взмахивал руками и что-то шептал.
Юноша-пловец был удручен: его терзали мысли о бесполезности любимого спорта, ведь в тайге негде плыть, да ещё и на спине. Вот если бы он оказался среди жертв кораблекрушения, как в фильме "Титаник", совсем другое дело... А лучше бы занимался лыжами... но где лыжи?
Валентин опасливо перемигнулся с девушкой Олей - ему казалось, что она тоже размышляет о выходе из сложившейся ситуации. Он решил осторожно переползти поближе к ней - может быть, им удастся скрыться в темноте тайги. Четвероногие казались слабее двуногих, непроходимые буреломы пугали гораздо меньше, чем бандитский плен...
Тем более, что рожи у бандитов были не просто бандитские, а настоящие людоедские.
Ольга Ферье, в девичестве - Жилкина, машинально мигнула в ответ Валентину Гоготулину. У неё не было никакого желания бежать отсюда: она предполагала, что "спасатели" вот-вот должны появиться на месте падения-посадки. В её планы не входил побег, потому что в багажном отделении полуразвалившегося лайнера находился важнейший груз. Именно Ольга Ферье сопровождала спецбочонок с "желтым бромом" по личной просьбе Абрама Лукича.
АБРАМ ЛУКИЧ И ЖЕЛТЫЙ БРОМ
Заказ на желтый бром поступил в 1975 году из недр Комитета государственной безопасности - для тайных операций в Африке потребовалось средство генетического выбора. Создавали средство выбора, а вышло средство уничтожения всего негритянского населения, исключая почему-то пигмеев и племя су-су, жившее на территории Гвинейской республики. Коммунисты вовсе не хотели уничтожать негров Африки, да ещё оставлять в живых одних пигмеев и су-су. Поэтому "желтый бром" в его первоначальной молекулярной конфигурации был комитетом отвергнут. Опытный образец и формулы пролежали в архивах вплоть до прихода к руководству Комитетом ренегата Катина, широко открывшего "народу" двери лубянских хранилищ - ради гласности и общечеловеческих ценностей.
В числе народа и даже во главе какой-то его части оказался шустрый и напористый Абрам Лукич Гунидзе. Ему-то, при содействии старого райкомовского дружка полковника Генки Зубкова, достались три ампулы с "желтым бромом" и бумаги с формулами. Абрам Лукич сразу сообразил, какое счастье ему привалило. Он обладал первоначальным капиталом, нажитым методом "хап-хап" в предыдущие годы, и обширным кругом друзей-приятелей, готовых за небольшие (с точки зрения, например, Говарда Хьюза) суммы помочь в организации мафиозной структуры. Впрочем, Абрам Лукич брезговал употреблять подобные выражения из газетного лексикона.
Некоторое время парторга-бизнесмена одолевали мучительные сомнения: то ли продать препарат ближневосточной стране, с которой Абрама Лукича связывала приблудная хромосома; то ли воспользоваться старыми связями на Кавказе (еще одна хромосома). Но победили не чуждые хромосомы, а свое, родное, серое вещество.
Фирму назвали "Инвал" - потому что вкладывали куда попало иностранную валюту; вскоре и как нельзя кстати случилось приятное присоединение к большому государственному фонду, занимавшемуся поддержкой инвалидов. Название обрело иной, как будто даже главный смысл. Уменьшились налоги и увеличились доходы, хотя "Инвал" отчислял круглые суммы на олимпийские заезды в инвалидных колясках, на массовые заплывы безруких в Женевском озере, на обучение пистолетной стрельбе незрячих людей. Вершинами благотворительной кампании стали: парашютный прыжок на Эверест 53-летнего олигофрена Гапона Старопонтова и пятидесятитысячная (в долларах) литературная премия имени Нельдихена, присужденная знаменитой слепоглухонемой транссексуалке Виктории Ерофеевой за книгу "Крематорий русской литературы". А на очереди было покорение Северного полюса группой пензенских долгожителей.
Пока слепые и глухонемые стреляли из пистолетов и получали литературные премии, пока безрукие пересекали Женевское озеро, а умственно отсталые прыгали на Эверест, в недрах "Инвала" постепенно раскручивались шестерни научной работы. Была создана секретная лаборатория, найдены безработные "мозги" - те самые, что зачинали "желтый бром" при советской власти. Из десяти кандидатов и докторов семеро согласились работать на Абрама Лукича. (Один отказался, потому что был неплохо пристроен в солнцевской бригаде, второй - выпросил аванс, запил - и неожиданно умер от попадания в дыхательное горла хлебной крошки с пиджачного рукава...)
Был и ещё один, третий-десятый, а точнее - первый "мозг", занимавшийся проблемами "желтого брома"; к институту астромедицины он прямого отношения не имел, хотя и закладывал, так сказать, фундамент всех последующих исследований. Но, кроме дипломной работы в архиве Ленинки на ст. Левобережная найти ничего не удалось. Станислав Егорович Шуцкий как будто растворился в необъятном русском пространстве. Абрам Лукич полагал, что бывший вундеркинд вполне мог пересечь границу и пристроиться где-нибудь в Беркли или Кембридже. Саддам Хуссейн охотно взял бы такого умника созидать абсолютное оружие, отличающее, например, американцев от иракцев, а евреев от турков. Могли похитить Шуцкого и люди Измарды-Аги - вывезли, небось, в Чуран, посадили в зиндан, ждут выкупа...
Конечно, Абрам Лукич страшно удивился бы, узнав, что Станислав Егорович Шуцкий во главе "малиновых следопытов" спешит сейчас к тому самому месту, где находится спецбочонок с "желтым бромом". А ведь именно дипломная работа Шуцкого заинтересовала в 1974 году комитетчиков и вызвала к жизни страшное средство.
Лаборатория "Инвала", впрочем, сработала на славу и без Шуцкого: "желтый бром" выполз из пробирок и разместился в солидном пятисотлитровом резервуаре.
Абрам Лукич, по большому счету, сам не знал, зачем ему это вещество. Власти он не жаждал, шантажировать правительства стран мира не хотел, не был он и мизантропом, желающим изничтожить род людской. Денег у Абрама Лукича скопилось предостаточно: в одном только "Банке Пьера Лило" в Берне медленно и верно прирастала небольшими и надежными процентами семизначная сумма. Удовольствий жизни Абрам Лукич вкусил с избытком: юность в чине инструктора райкома ВЛКСМ наградила будущего мультимиллионера массандровскими винами, длинноногими комсомолками, закрытыми саунами и распределителями комсомольских съездов с черной икрой по цене кефира. К большим чинам не рвался, но, будучи однажды вставлен в "обойму", кочевал по должностям: то ведал спортом района, то культурой села; недолго, при Андропове, руководил обыкновенной баней - попал под короткие репрессии того времени. Когда грянула долгожданная "перестройка", Абрам Лукич, парторг КБ "ЛЮКС", проявил чуткость, швырнул партбилет прямо на стол большому начальнику и организовал безвозмездную реставрацию нескольких полуразрушенных православных храмов в ближнем Подмосковье - горячо приветствовал духовное возрождение. Действовал энергично, храмы росли на глазах, а фамилии сотрудников, спешивших утром в пивную и опаздывавших к началу литургии, бывший парторг записывал в красную книжечку. Сам он, правда, никак не мог заставить себя подойти перед службой к батюшке и рассказать ему, например, как в детстве он предавался постыдному пороку, в юности - украл у бабки десять рублей, а в зрелом возрасте - аккуратно и бессовестно заложил товарища органам за чтение книги Солженицына.
Теперь же подобные деяния совершались хаотически, неподготовленными людьми. Какой-то сомнительный чемпион целый год прожил в племени людоедов-харцтуков в бразильской сельве, обучил гостеприимных и туповатых каннибалов приемам ушу и таеквондо - племя активизировалось, пошло вдоль берегов Амазонки, сметая на своем пути все живое; правительству Бразилии пришлось для нейтрализации людоедов задействовать дивизию тамошнего спецназа. Впрочем, спецназ потерял чуть ли не половину личного состава.
Даже в космос летел кто хотел, отстегивай баксы - и сто в гору. Собирался Барин, куровский бандюган, уже и в состав экипажа включили, но помешал непредвиденный арест - вездесущие руоповцы нашли в багажнике бандитского "BMW" патрон от АКМ и пакетик с героином. Вместо него баба полетела, жена банкира Блюмкина Аза.
А уж поисками занимались все, кому не лень. Какой-то безработный учитель географии нашел - на бумаге, конечно - библиотеку Ярослава Мудрого и предлагал спонсорам профинансировать подземную экспедицию по его карте; парикмахерша модного салона объявила себя колдуньей в третьем поколении и, не выходя из квартиры, указывала места зарытых кладов; отставной военный летчик звал желающих в Сибирь (над которой он всю жизнь летал) и обещал показать разведанные им алмазные месторождения; местонахождение "золота партии" указывали чуть ли не два десятка ясновидцев, экстрасенсов и колдунов. Профессионалам стало тяжело соперничать с дилетантами, потому что за спинами последних вдруг встали мощные издательства, телепрограммы и лимонно-желтые газеты, огребавшие крупные суммы на сенсациях - и чем сенсация была глупей и невероятней, тем больше интереса проявляли к ней зрители, читатели и потребители сопутствующей рекламы.
В общем, Керимбаев не то чтобы выпал из "обоймы" - сама "обойма" переполнилась, к достижениям и спонсорам протянулась длинная очередь. На этом этапе Виктора подобрал Абрам Лукич, которому Керимбаев приглянулся как знакомый тип беззаветного комсомольца-добровольца.
И то: благородные поиски - скажем, пропавшего ребенка - оплачивались скудно; приходилось браться за грязную работу, искать мешок с героином для мафии, украденную дорогостоящую иномарку для жирного молодца с золотой цепью на немытой шее, все это за гроши и без души. А на Абрама Лукича работалось, пусть и души было маловато, зато гроши не переводились, и организация была поставлена по-партийному: сказали: надо, ответил: есть!
ЗЛОЯМОВЦЫ
Злоямовские добровольцы шли к месту падения самолета на лыжах и на энтузиазме. Никаких медикаментов, кроме трех пузырьков йода и негодного желтого пирамидона, в местной санчасти не нашлось. Да и санчасть существовала номинально: последний фельдшер, Володич, умер в числе ещё двенадцати односельчан две недели назад - сволочи-бизнесмены вспомнили, наконец, про Злоямово и завезли по зимничку фуру отравленной водки.
Порыскали по домашним закромам, но находили все больше старушечий корвалол да всякие мази "от ревматизму". Слава Богу, обнаружились у ветеринара бинты. Имелся у коновала и морфин-симплекс для возбуждения сексуальной тяги у домашней твари, но он про него никому не сказал: молча сложил десятикубовые ампулы в сумку и, как единственный медик, зашагал вместе со всеми. По пути ветеринар удалился на некоторое время от посторонних глаз и, как обычно, поддержал ослабевший организм тремя кубиками дурманящего зелья.
Руководил злоямовской группой председатель колхоза Николай Жмутыков, молодой, но уже крепкий хозяйственник. А хозяйство в колхозе было исключительно натуральным: Злоямово более семи лет существовало автономно, подобно атомной подводной лодке, по приказу сидящей на дне у вражеских рубежей. Пекарня была своя и снабжала злоямовцев вполне съедобным хлебушком. Про мясо и овощи можно не говорить: всего этого было в достатке. С конфетами выходила неувязка, но - вдруг научились выпекать медовые пряники - благо, что меду и в тайге и на двух злоямовских пасеках тоже хватало...
Функционировала единственная школа с единственным учителем и директором, доктором биологических наук Станиславом Егоровичем Шуцким. Когда-то Шуцкий, коренной москвич, проиграл приятелю-провинциалу московское распределение (играли, конечно же, в преферанс) и получил в виде утешения Злоямово. За двадцать три года он лишь четыре раза выезжал за пределы района: на защиту кандидатской, на передачу "В мире животных" (изловил ракуку), на защиту докторской и на передачу "Очевидное-невероятное" (демонстрировал клонированного в школьной лаборатории микрозайца). Да и не хотел он никуда уезжать: привык, обзавелся семьей, хозяйством, помогал биологическими изысканиями наращивать колхозную мощь. Статьи Шуцкого печатались в Лондоне и Нью-Йорке. Дети его боготворили.
Станислав Егорович командовал в составе экспедиции школьным подразделением: двумя накачанными подростками из кружка бывших "красных", а ныне "малиновых следопытов". Подростки-акселлераты катили поставленный на две пары лыж так называемый "Иерихон", агрегат Шуцкого, предназначенный для оживления погибших, как предполагалось, пассажиров. Станислав Егорович нес гитару, с которой не расставался ещё со времен легендарного КСП. Хотелось, как в студенческие годы, посидеть у костерка...
ТОЧКА ПАДЕНИЯ
На месте катастрофы уже происходили события. Бандитские посланцы из Москвы, рыская по лесу в поисках чего-либо похожего на дорогу, наткнулись на мишку. А это животное, хоть и зовется косолапым, но в случае необходимости может развить весьма приличную скорость. Такая необходимость и обнаружилась в виде отставшего от бегущих товарищей Юрика Дрючка.
Сначала мишка, догнав, как бы обнял его и повалил на землю, казалось, без признаков злобы... А когда встал, то выяснилось, что у Юрика разорвана грудная клетка, а с головы снят самый настоящий скальп - как в фильмах про индейцев...
Теперь накачанный Дрючок, совсем некстати похожий на индейца, быстро умирал, не видя даже неба, а лишь вонючую бурую шерсть своего убийцы. Медведь же, злой на весь мир за свой не ко времени разбуженный организм, ещё и сократил мгновения жизни жертвы, раскрошив маленький череп Дрючка мощным ударом когтистой лапы. Но, то ли он был сыт рукой председателя Совета директоров компании "Златорусь" Нияза Шалмановича Иванова, то ли чем-то не понравился запах и вкус Дрючка - есть он его не стал, ушел куда-то в лес, рыча и ломая мерзлые ветви.
Бандитов осталось двое, и они не нашли лучшего варианта, чем вернуться ко всем остальным, ближе к руинам лайнера.
Потерпевшие уже развели три костра. Все слышали человеческие крики и медвежий рев в лесу, и поэтому никто не удивился возвращению двоих оттуда, куда ушли трое. И никто ни о чем не спрашивал.
Бандиты присели у огня. Стриженый Чурка (русский по имени Василий) дрожащей рукой вытащил из кармана кожанки пачку "Мальборо", вышиб сигарету. Длинноволосый Теря услужливо поднес золотой "Ронсон".
- Это, понял, масть нам прет, - облизнув пересохшие губы произнес Чурка-Василий.
Теря удивился.
- А Махновец? А Дрючок?
- А чего? Махновец ещё в самолете кони двинул... Вон какой шкворень ему в брюхо въехал... А Дрючок сам виноват - надо было в Москве не качаться до усеру, а трусцой бегать, рывок держать. Ты ж видел: косолапый его на рывке взял. Помнишь, в прошлом году барыгу мочили из "Домгаза"? Я ведь его тоже на рывке взял, даже контрольный забабах не понадобился. У него с первой "маслины" череп наперекосяк пошел... А нам масть прет, я тебе говорю! Главное, не суемся никуда, сидим тихо. И про баксы не забудь, ищи кейс... И вместе со всеми ждем подмоги. Тут, когда падали, я деревню видел, а вот в какой стороне - забыл...
Вася Чурка обо всем говорил одинаково, не напрягаясь. Он привык к чужим смертям, привык "мочить" тех, кого надо было, привык как к комфорту нынешних роскошных "малин" с икрой и коньяком "Хенесси", так и к длительным походам с сухим пайком - то по тайге, то по степи, а то и по песчаной пустыне. Конечно, в голову лезли иногда всякие глупые мысли типа: а что? а зачем? есть ли Бог? почему книжки про любовь щемят сердце? Но Вася отгонял эти мысли, топтал их каблуками ребристых ботинок, а также и босыми ногами. Он не любил быть один - это да, это верно - но никогда ни на кого не полагался, верил лишь себе, своему чутью, давно уже ставшему настоящим звериным.
Пока Вася говорил, Теря согласно кивал головой.
- Колхознички, небось, уже сюда чешут... - произнес он, потянулся, разминая косточки, и даже хотел улыбнуться, но вдруг упал навзничь одновременно с грохотом, похожим на артиллерийский залп.
Вася-Чурка перекатился через лежачую сосну, сделал кувырок, подпрыгнул и затаился за другим деревом. "Ни х.. себе колхоз," - подумал он.
Это не был артиллерийский залп. Разведчик Борьки Сосны, потомственный беспредельщик Кузя Тамбовский, подкравшись к Тере, почти в упор выстрелил ему в спину. А вот разорвало Терю действительно как снарядом, ибо в патрон Кузя набивал обломки гвоздей, гайки и шурупы, взятые при налете на Сахаровский хозмаг в дальнем поселке нефтяников. Вся спина Тери была разворочена железным ассорти, а часть гвоздей, гаек и шурупов вышла через грудь, выломав ребра... Умер Теря сразу.
Люди, пригревшиеся у костра, все ещё находились в некоем оцепенении после катастрофы, поэтому кроме Чурки никто никуда не думал бежать. Однако Сосна для острастки все же пристрелил ещё и пассажира - сивоусого Грицка Иваныча Кондратюка, воронежского хохла, добиравшегося в Зимлаг уговаривать сына ехать с ним после армии в вiльну Украйну. Хохол не успел ничего подумать: упал, сраженный очередью, возле своего большого, довоенного образца, чемодана, наполненного гостинцами.
- Ну што, суки?!!! - истошно заорал Борька. - Гоните бабки, рыжье, брюлики!
Сосна, конечно, был немного ошарашен большим, нежели ожидалось, числом оставшихся в живых пассажиров. Но главное сделано: он правильно определил тех двоих (Чурку и Терю) как самых опасных. Одного Кузя завалил, а где второй?...
Пассажиры медленно снимали с себя золотые безделушки, часы, доставали из карманов и сумок кошельки и бумажники.
Чурка в это время отползал по снежку. Сгущались ранние декабрьские сумерки, и Василию удалось незаметно перевалиться за ещё один лежачий ствол и прикорнуть в узкой полуканавке. Он полез под штанину и осторожно вытащил из-под резинки на левой лодыжке "беретту" с серебряной рукоятью восемнадцать зарядов, заказной полуавтомат, подарок зоновского кента Жихаря Тульского.
Вышла к костру вся сосновская команда, оглядывала дрожащих пассажиров. Чубчик обнаружил симпатичную девушку и с удовольствием изнасиловал бы её, но не мог: во-первых, последствия операции лесника Шумилова были необратимыми, а во-вторых, поддавшись на уговоры соратников, Чубчик сам исполнял посильные девичьи функции. Был он улыбчив и рыжеволос.
- Давай, суки-падлы, распрягайся, кто што! - снова принялся орать Сосна, нагоняя жути на потерпевших.
- Борис, - обратился к нему один из соратников. - Глянь, что я нашел...
В руке соратник держал веером деньги - те самые доллары из Васиного кейса.
- Што это за фуфло? - сплюнул в снег Боря.
- Это баксы. Доллары, значит... Тут штук триста... Можно в Москву отсюда слинять, ксивы купить, прописаться где-нигде...
Сосна задумался. Ему не хотелось покидать обжитое место и возвращаться в опасные городские условия, дважды направлявшие его стопы за решетку и колючку. За три года он полюбил таежную житуху: костры, драки с соратниками, кражи домашнего скота, грабежи селян и магазинов, охоту на лосей, медвежат и редких кабанов. А тут ещё такое необычное дело: в тайгу упал самолет. И пассажиры вот они, сидят, овцы, молчат в тряпочку. Их тут человек пятнадцать, што ли?... Борька вспомнил, как в зоне один старый бомж рассказывал о своем двухгодичном рабстве в Чечне. Что, мол, запродали его в Москве на Казанском вокзале собутыльники - за 200 доперестроечных рублей... Хорошее дело, думал Борька, эх, жаль, Чечня далеко - тут ведь на три тыщи доперестроечных!.. А с "бабками" и здесь хорошо. Можно село какое-нибудь занять, жителей замочить, паспорта переделать - никакой Москвы не надо...
Он больно ткнул соратника стволом автомата в грудь.
- Спрячь и никому не показывай!
Соратник (Кизяк) понимающе (так ему казалось) кивнул. И пошел собирать деньги, ибо часть их уже присыпало снежком.
А Вася Чурка решил, что за здорово живешь эти беспредельные рожи его не возьмут: вальнет пару-троечку, верняк... А то, если масть и дальше попрет, то и всю непонятную кодлу... Патронов хватит. Вон тот рыжий, в голубоватой телогреечке, вылитый пидор. Улыбается, глазенки бегают. Но бешеный, видать, психованный... А общаковые бабки спасать надо, дело святое.
Вася на пробу прицелился в Чубчика. В этот момент совсем рядом хрустнула ветка. Васин палец нервически надавил на курок. "Беретта" пукнула (на ствол был привинчен симпатичный глушитель), и Чубчик упал лицом в костер, не успев подумать ни о смерти, ни о жизни, ни о женщинах, которых он так и не познал ни одной - потому что с четырнадцати лет "чалился" за решеткой, поднимался с режима на режим, и имел дело лишь с тюремно-зоновскими педерастами. А незадолго до гибели сам присоединился к их отверженной касте.
Боря только что собрался было застрелить ещё кого-нибудь из пассажиров, чтобы ввергнуть их сборище в полный атас, чтобы потом, уже безо всяких волнений и сомнений, вычистить наскоро карманы, чемоданы и прочее, опустошить весь район бедствия - и свалить обратно на "базу... но падение Чубчика все испортило.
Чубчик лежал лицом в костре, а в затылке у него темнела небольшая дырочка, из которой вытекала крупными каплями маслянистая кровь.
Почти стемнело. Снег прекратился, расчистилось небо, и выкатилась над соснами яркая и большая луна.
Боря заметался с автоматом, заорал:
- Сюда все, волки позорные! Сюда! Ко мне, быстро, все!...
Через минуту возле него уже сгрудились взволнованные разбойники Кизяк, Рыба, Банан, Кочевряга, Кузя Тамбовский...
Не было только Шикарного - на нем в этот момент сидел Вася Чурка и выдавливал из ослабленного таежной жизнью тела последние остатки духа. Он стягивал вражеское горло широкой тесьмой с небольшим алюминиевым крестиком. Шикарный не сопротивлялся нисколько: сразу осознал - что ждет его через короткое время. Одна только лихорадочная однообразная мысль быстро-быстро вертелась в остывающих извилинах: зачем отошел от костра, чего интеллигентничал, мог бы и на виду отлить, никто б не пикнул...никто...
- Тихо! - заорал Боря на всех сразу и прислушался к лесу. Медленно повернувшись он увидел, что с правой стороны выдвигается какая-то мощная фигура - спокойно, не прячась.
А-а-а, сука, на, получай!
Загремели выстрелы, Боря выпустил в фигуру чуть ли не пол-рожка,
и она вдруг взревела не человечьим, а звериным голосом, потому что оказалась тем самым мишкой, что сожрал руку бизнесмена с "Ролексом" и уничтожил бандита Дрючка. Перепуганный топтыгин развернулся на кривых лапах и через мгновение вновь растворился в темноте леса. Далеко он, впрочем, не ушел, а перевалившись, подобно Васе Чурке, через сосновый ствол, коварно затих, затаился... Ни одна пуля почему-то его не задела.
- Так! Все! - заорал Боря. - Собирай все, что на глазах, и рвем когти! Где Шикарный?
- Да х.. его знает! - откликнулся изрядно нервничающий Кизяк. - Может, отлить пошел?
- Зачем, куда? Здесь нельзя было? Иди, ссы на самолет! - взбеленился главарь. - Вы что, оборзели, сучары? Давай, собирай тряпье, рыжье, бабу с собой забираем...
- Какую? - решил уточнить Кузя Тамбовский. - Тут их три штуки...
- Молодую, дятел! - Боря показал стволом: какую...
Мазурики разбежались исполнять приказ. Кузя срывал с женщин и мужчин последнее, утаенное ранее или забытое... Рыба, Банан и Кочевряга полезли к обломкам самолета. Кизяк продолжил собирание зеленых купюр, торчавших из под снега - луна светила как прожектор, белизна снега способствовала хорошей видимости.
Боря сам, нисколько не доверяя соратникам, отправился на разведку нужно было отыскать Шикарного или хотя бы выяснить: что случилось?..
Боря Шикарным дорожил. Этот додик и интеллигент вносил в деятельность банды красивую струю: никогда не матерился, не похабничал. Даже конвоира при побеге завалил красиво: проткнул ему шею длинной стальной проволокой. Хоть бы кровинка пролилась!
Впрочем, Вася-Чурка уже удавил Шикарного и с приобретенным обрезом сменил свое место на прямо противоположное. Он решил зайти со стороны самолета, от хвостового оперения. Тут он наткнулся на рыщущих среди обломков Рыбу, Банана и Кочеврягу. Те бродили, поочередно зажигая спички: высматривали ценности в развороченных грудах металла и человеческих останках. Вася взял их на прицел.
Тем временем кое-кто из пассажиров оправился от потрясения. Это были: беззаветный супруг, вытащивший свою женушку из-под обломков; девушка Оля во всем кожаном (куртка, юбка, сапоги) - та самая, на которую пал выбор Сосны; девятнадцатилетний чемпион Европы по плаванию на спине Валентин Гоготулин.
Окровавленный пенсионер выглядел бодрее всех, но продолжал безумствовать: время от времени взмахивал руками и что-то шептал.
Юноша-пловец был удручен: его терзали мысли о бесполезности любимого спорта, ведь в тайге негде плыть, да ещё и на спине. Вот если бы он оказался среди жертв кораблекрушения, как в фильме "Титаник", совсем другое дело... А лучше бы занимался лыжами... но где лыжи?
Валентин опасливо перемигнулся с девушкой Олей - ему казалось, что она тоже размышляет о выходе из сложившейся ситуации. Он решил осторожно переползти поближе к ней - может быть, им удастся скрыться в темноте тайги. Четвероногие казались слабее двуногих, непроходимые буреломы пугали гораздо меньше, чем бандитский плен...
Тем более, что рожи у бандитов были не просто бандитские, а настоящие людоедские.
Ольга Ферье, в девичестве - Жилкина, машинально мигнула в ответ Валентину Гоготулину. У неё не было никакого желания бежать отсюда: она предполагала, что "спасатели" вот-вот должны появиться на месте падения-посадки. В её планы не входил побег, потому что в багажном отделении полуразвалившегося лайнера находился важнейший груз. Именно Ольга Ферье сопровождала спецбочонок с "желтым бромом" по личной просьбе Абрама Лукича.
АБРАМ ЛУКИЧ И ЖЕЛТЫЙ БРОМ
Заказ на желтый бром поступил в 1975 году из недр Комитета государственной безопасности - для тайных операций в Африке потребовалось средство генетического выбора. Создавали средство выбора, а вышло средство уничтожения всего негритянского населения, исключая почему-то пигмеев и племя су-су, жившее на территории Гвинейской республики. Коммунисты вовсе не хотели уничтожать негров Африки, да ещё оставлять в живых одних пигмеев и су-су. Поэтому "желтый бром" в его первоначальной молекулярной конфигурации был комитетом отвергнут. Опытный образец и формулы пролежали в архивах вплоть до прихода к руководству Комитетом ренегата Катина, широко открывшего "народу" двери лубянских хранилищ - ради гласности и общечеловеческих ценностей.
В числе народа и даже во главе какой-то его части оказался шустрый и напористый Абрам Лукич Гунидзе. Ему-то, при содействии старого райкомовского дружка полковника Генки Зубкова, достались три ампулы с "желтым бромом" и бумаги с формулами. Абрам Лукич сразу сообразил, какое счастье ему привалило. Он обладал первоначальным капиталом, нажитым методом "хап-хап" в предыдущие годы, и обширным кругом друзей-приятелей, готовых за небольшие (с точки зрения, например, Говарда Хьюза) суммы помочь в организации мафиозной структуры. Впрочем, Абрам Лукич брезговал употреблять подобные выражения из газетного лексикона.
Некоторое время парторга-бизнесмена одолевали мучительные сомнения: то ли продать препарат ближневосточной стране, с которой Абрама Лукича связывала приблудная хромосома; то ли воспользоваться старыми связями на Кавказе (еще одна хромосома). Но победили не чуждые хромосомы, а свое, родное, серое вещество.
Фирму назвали "Инвал" - потому что вкладывали куда попало иностранную валюту; вскоре и как нельзя кстати случилось приятное присоединение к большому государственному фонду, занимавшемуся поддержкой инвалидов. Название обрело иной, как будто даже главный смысл. Уменьшились налоги и увеличились доходы, хотя "Инвал" отчислял круглые суммы на олимпийские заезды в инвалидных колясках, на массовые заплывы безруких в Женевском озере, на обучение пистолетной стрельбе незрячих людей. Вершинами благотворительной кампании стали: парашютный прыжок на Эверест 53-летнего олигофрена Гапона Старопонтова и пятидесятитысячная (в долларах) литературная премия имени Нельдихена, присужденная знаменитой слепоглухонемой транссексуалке Виктории Ерофеевой за книгу "Крематорий русской литературы". А на очереди было покорение Северного полюса группой пензенских долгожителей.
Пока слепые и глухонемые стреляли из пистолетов и получали литературные премии, пока безрукие пересекали Женевское озеро, а умственно отсталые прыгали на Эверест, в недрах "Инвала" постепенно раскручивались шестерни научной работы. Была создана секретная лаборатория, найдены безработные "мозги" - те самые, что зачинали "желтый бром" при советской власти. Из десяти кандидатов и докторов семеро согласились работать на Абрама Лукича. (Один отказался, потому что был неплохо пристроен в солнцевской бригаде, второй - выпросил аванс, запил - и неожиданно умер от попадания в дыхательное горла хлебной крошки с пиджачного рукава...)
Был и ещё один, третий-десятый, а точнее - первый "мозг", занимавшийся проблемами "желтого брома"; к институту астромедицины он прямого отношения не имел, хотя и закладывал, так сказать, фундамент всех последующих исследований. Но, кроме дипломной работы в архиве Ленинки на ст. Левобережная найти ничего не удалось. Станислав Егорович Шуцкий как будто растворился в необъятном русском пространстве. Абрам Лукич полагал, что бывший вундеркинд вполне мог пересечь границу и пристроиться где-нибудь в Беркли или Кембридже. Саддам Хуссейн охотно взял бы такого умника созидать абсолютное оружие, отличающее, например, американцев от иракцев, а евреев от турков. Могли похитить Шуцкого и люди Измарды-Аги - вывезли, небось, в Чуран, посадили в зиндан, ждут выкупа...
Конечно, Абрам Лукич страшно удивился бы, узнав, что Станислав Егорович Шуцкий во главе "малиновых следопытов" спешит сейчас к тому самому месту, где находится спецбочонок с "желтым бромом". А ведь именно дипломная работа Шуцкого заинтересовала в 1974 году комитетчиков и вызвала к жизни страшное средство.
Лаборатория "Инвала", впрочем, сработала на славу и без Шуцкого: "желтый бром" выполз из пробирок и разместился в солидном пятисотлитровом резервуаре.
Абрам Лукич, по большому счету, сам не знал, зачем ему это вещество. Власти он не жаждал, шантажировать правительства стран мира не хотел, не был он и мизантропом, желающим изничтожить род людской. Денег у Абрама Лукича скопилось предостаточно: в одном только "Банке Пьера Лило" в Берне медленно и верно прирастала небольшими и надежными процентами семизначная сумма. Удовольствий жизни Абрам Лукич вкусил с избытком: юность в чине инструктора райкома ВЛКСМ наградила будущего мультимиллионера массандровскими винами, длинноногими комсомолками, закрытыми саунами и распределителями комсомольских съездов с черной икрой по цене кефира. К большим чинам не рвался, но, будучи однажды вставлен в "обойму", кочевал по должностям: то ведал спортом района, то культурой села; недолго, при Андропове, руководил обыкновенной баней - попал под короткие репрессии того времени. Когда грянула долгожданная "перестройка", Абрам Лукич, парторг КБ "ЛЮКС", проявил чуткость, швырнул партбилет прямо на стол большому начальнику и организовал безвозмездную реставрацию нескольких полуразрушенных православных храмов в ближнем Подмосковье - горячо приветствовал духовное возрождение. Действовал энергично, храмы росли на глазах, а фамилии сотрудников, спешивших утром в пивную и опаздывавших к началу литургии, бывший парторг записывал в красную книжечку. Сам он, правда, никак не мог заставить себя подойти перед службой к батюшке и рассказать ему, например, как в детстве он предавался постыдному пороку, в юности - украл у бабки десять рублей, а в зрелом возрасте - аккуратно и бессовестно заложил товарища органам за чтение книги Солженицына.