Страница:
Хисст беспокойно поерзал на месте, грозно глянул на генералов и сказал:
— Ладно, теперь можете идти и пререкаться где-нибудь в другом месте. Но чтобы к завтрашнему дню генеральный план операции лежал на этом столе!
Они встали, адъютанты собрали бумаги, и нестройной толпой все вышли. Какое-то время спустя Ломбар стал осознавать, что Мэдисон все еще в кабинете.
— Я всех отпустил! — недовольно воскликнул Ломбар.
— Я хотел поговорить с вами насчет Гриса, — сказал Мэдисон.
— Грис, Грис, Грис! Нет, на (…) этого Гриса! Он единственный — причина этой заварухи!
— Можно полюбопытствовать, в чем суть всей этой суматохи? — осторожно спросил Мэдисон.
— В амфетаминах! В агентурных сообщениях! — проорал Хисст. — Если завтра не взойдет солнце и я это дело расследую, обещаю тебе, что след приведет к Грису! «Бликсо» в прошлый раз должен был привезти амфетамины — и не привез. С тех пор не посылали ни одного грузовоза! Его агентурные отчеты всегда бывали не на уровне, и вот теперь мы из-за него слепнем.
— Я помогу вам до него добраться! — воскликнул Мэдисон.
До Хисста дошло, но он только покачал головой:
— Я в королевскую тюрьму посылал уже троих убийц, а Грис все живой! Это невозможно!
— Вам же он мертвым не нужен. Он вам нужен говорящим.
— Он упустил Хеллера, — продолжал Ломбар в своей обычной бессвязной манере. — Я убью его!
— Я и Хеллера могу достать, — сказал Мэдисон.
— Хеллер настроил против меня всю Землю, — возмущался Хисст. — Уверен, что в эту самую минуту он гоняет по улицам этой планеты и призывает людей выступить против меня. Он — просто бедствие для нас! Армия и Флот пальцем не пошевельнут, чтобы прихлопнуть его!
— Но послушайте, — взмолился Мэдисон, — давайте говорить откровенно. Может, по какой-то причине вы не хотите, чтобы Грис заговорил?
Ломбар, тип довольно непредсказуемый, вдруг расхохотался. Позже Мэдисон все-таки заметил, что в обществе Ломбара он очень часто чувствовал, что имеет дело с человеком, совершенно выжившим из ума.
— Правда ли, что вы каким-то образом подставили Гриса? — добивался своего Мэдисон.
Ломбар все смеялся. Наконец он сказал:
— Если бы меня в чем-то обвинили, ничего нельзя было бы доказать. Все заказы, что уходили на Блито-ПЗ, все партии грузов, что поступали оттуда, помечены печатью с именем Солтена Гриса. Он жизнь свою припечатал этой печатью!
— Значит, вы бы не возражали, если бы Грис предстал перед судом?
— При чем тут суд?
— Общественный суд, — объяснил Мэдисон, — был публичным. Об этом говорили все средства массовой информации. Зуб за зуб.
— Забавно.
— Вы можете сначала прощупать его в СМИ, а там уж точно суд признает его виновным. Вот так-то и совершаются подобные дела.
— Странно как-то.
— Вы бы стали героем. Это сыграло бы на ваш имидж.
— Ну, суды тут ни при чем, — вдруг рассердился Хисст, — мне бы только добиться содействия Армии и Флота.
— Это очень важно?
— И он еще спрашивает, важно ли это, — пробормотал. Ломбар, как бы задавая вопрос невидимому зрителю, которого не было. — Чтобы оккупировать Землю, мне придется отвлечь все силы Аппарата с Калабара. Ладно, там по крайней мере меня заменят Армия с Флотом!
— Вам необходимо содействие военных, — отчеканил Мэдисон. — Я могу вам это устроить!
Ломбар остановился, подумал и наконец спросил:
— Это как же?
— Дайте мне все, что у вас есть на Гриса. Я сделаю так, что им заинтересуется пресса, а там и суд. Потом я заставлю его обвинить Хеллера. Это можно сделать так ловко, что за Хеллером будут гоняться и Армия, и Флот, как бешеные собаки!
— Правда?
Мэдисон достал свою книжицу с газетными вырезками и, раскрыв, шлепнул ее на стол перед Ломбаром.
— Эти сообщения для прессы — всего лишь пробные шарики. Все написаны мной. Я что ни напишу, они все напечатают. Мне бы только добраться до средств массовой информацией, и вот они в ваших руках — и Армия, и Флот!
Ломбар подозрительно пролистал его книжку, пригляделся к тому, что там написано, и спросил:
— И то, что ты говоришь, они печатают?
— Средства массовой информации всей вашей Конфедерации — просто инструмент в моих руках. С их помощью я могу устроить такую бучу, что вам для ваших дел дадут все, что нужно. Я могу лепить из общественного мнения, как из глины, все что угодно! Вот вам ключ ко всем проектам.
— Чудесно! — проговорил Ломбар, все еще глядя в книгу. — Кроуб? Герой? — Там были ретушированные фотографии Кроуба — с первой страницы! Выше всякой похвалы! Газета за газетой!
— Вот видите? И это пустяки — просто проба сил.
— Мэдисон, если ты способен заставить их поверить, что этот выживший из ума старый уголовник — герой, тогда тебе не составит никакого труда сотворить из такого заслуженного, избранного судьбой человека, как я…
— Императора, — договорил Мэдисон.
Желтые глаза Хисста округлились и загорелись огнем. Он встал, возвышаясь на фут над специалистом по ССО, взял руку Мэдисона и пожал ее. Затем повернулся и прокричал в сторону двери:
— Секретарь! Пусть этот парень, Мэдисон, получит все, что ему нужно! Все, ты понимаешь? Или я голову с тебя сниму!
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
— Ладно, теперь можете идти и пререкаться где-нибудь в другом месте. Но чтобы к завтрашнему дню генеральный план операции лежал на этом столе!
Они встали, адъютанты собрали бумаги, и нестройной толпой все вышли. Какое-то время спустя Ломбар стал осознавать, что Мэдисон все еще в кабинете.
— Я всех отпустил! — недовольно воскликнул Ломбар.
— Я хотел поговорить с вами насчет Гриса, — сказал Мэдисон.
— Грис, Грис, Грис! Нет, на (…) этого Гриса! Он единственный — причина этой заварухи!
— Можно полюбопытствовать, в чем суть всей этой суматохи? — осторожно спросил Мэдисон.
— В амфетаминах! В агентурных сообщениях! — проорал Хисст. — Если завтра не взойдет солнце и я это дело расследую, обещаю тебе, что след приведет к Грису! «Бликсо» в прошлый раз должен был привезти амфетамины — и не привез. С тех пор не посылали ни одного грузовоза! Его агентурные отчеты всегда бывали не на уровне, и вот теперь мы из-за него слепнем.
— Я помогу вам до него добраться! — воскликнул Мэдисон.
До Хисста дошло, но он только покачал головой:
— Я в королевскую тюрьму посылал уже троих убийц, а Грис все живой! Это невозможно!
— Вам же он мертвым не нужен. Он вам нужен говорящим.
— Он упустил Хеллера, — продолжал Ломбар в своей обычной бессвязной манере. — Я убью его!
— Я и Хеллера могу достать, — сказал Мэдисон.
— Хеллер настроил против меня всю Землю, — возмущался Хисст. — Уверен, что в эту самую минуту он гоняет по улицам этой планеты и призывает людей выступить против меня. Он — просто бедствие для нас! Армия и Флот пальцем не пошевельнут, чтобы прихлопнуть его!
— Но послушайте, — взмолился Мэдисон, — давайте говорить откровенно. Может, по какой-то причине вы не хотите, чтобы Грис заговорил?
Ломбар, тип довольно непредсказуемый, вдруг расхохотался. Позже Мэдисон все-таки заметил, что в обществе Ломбара он очень часто чувствовал, что имеет дело с человеком, совершенно выжившим из ума.
— Правда ли, что вы каким-то образом подставили Гриса? — добивался своего Мэдисон.
Ломбар все смеялся. Наконец он сказал:
— Если бы меня в чем-то обвинили, ничего нельзя было бы доказать. Все заказы, что уходили на Блито-ПЗ, все партии грузов, что поступали оттуда, помечены печатью с именем Солтена Гриса. Он жизнь свою припечатал этой печатью!
— Значит, вы бы не возражали, если бы Грис предстал перед судом?
— При чем тут суд?
— Общественный суд, — объяснил Мэдисон, — был публичным. Об этом говорили все средства массовой информации. Зуб за зуб.
— Забавно.
— Вы можете сначала прощупать его в СМИ, а там уж точно суд признает его виновным. Вот так-то и совершаются подобные дела.
— Странно как-то.
— Вы бы стали героем. Это сыграло бы на ваш имидж.
— Ну, суды тут ни при чем, — вдруг рассердился Хисст, — мне бы только добиться содействия Армии и Флота.
— Это очень важно?
— И он еще спрашивает, важно ли это, — пробормотал. Ломбар, как бы задавая вопрос невидимому зрителю, которого не было. — Чтобы оккупировать Землю, мне придется отвлечь все силы Аппарата с Калабара. Ладно, там по крайней мере меня заменят Армия с Флотом!
— Вам необходимо содействие военных, — отчеканил Мэдисон. — Я могу вам это устроить!
Ломбар остановился, подумал и наконец спросил:
— Это как же?
— Дайте мне все, что у вас есть на Гриса. Я сделаю так, что им заинтересуется пресса, а там и суд. Потом я заставлю его обвинить Хеллера. Это можно сделать так ловко, что за Хеллером будут гоняться и Армия, и Флот, как бешеные собаки!
— Правда?
Мэдисон достал свою книжицу с газетными вырезками и, раскрыв, шлепнул ее на стол перед Ломбаром.
— Эти сообщения для прессы — всего лишь пробные шарики. Все написаны мной. Я что ни напишу, они все напечатают. Мне бы только добраться до средств массовой информацией, и вот они в ваших руках — и Армия, и Флот!
Ломбар подозрительно пролистал его книжку, пригляделся к тому, что там написано, и спросил:
— И то, что ты говоришь, они печатают?
— Средства массовой информации всей вашей Конфедерации — просто инструмент в моих руках. С их помощью я могу устроить такую бучу, что вам для ваших дел дадут все, что нужно. Я могу лепить из общественного мнения, как из глины, все что угодно! Вот вам ключ ко всем проектам.
— Чудесно! — проговорил Ломбар, все еще глядя в книгу. — Кроуб? Герой? — Там были ретушированные фотографии Кроуба — с первой страницы! Выше всякой похвалы! Газета за газетой!
— Вот видите? И это пустяки — просто проба сил.
— Мэдисон, если ты способен заставить их поверить, что этот выживший из ума старый уголовник — герой, тогда тебе не составит никакого труда сотворить из такого заслуженного, избранного судьбой человека, как я…
— Императора, — договорил Мэдисон.
Желтые глаза Хисста округлились и загорелись огнем. Он встал, возвышаясь на фут над специалистом по ССО, взял руку Мэдисона и пожал ее. Затем повернулся и прокричал в сторону двери:
— Секретарь! Пусть этот парень, Мэдисон, получит все, что ему нужно! Все, ты понимаешь? Или я голову с тебя сниму!
Глава 4
Солнце уже закатилось. Площадь почти опустела, и "Модель 99" торчала в одиночестве среди булыжников мостовой.
Мэдисон передал Кун огромную кипу распечаток, а Щелку — листок с адресом и влез в машину.
— Мы за вас беспокоились, — сказал Щелк, заводя "Модель 99". — Кун потрепалась с водителем вон того танка, и он сказал, что там собрался весь Генеральный штаб Аппарата и они планируют вторжение на полную катушку. Когда он сказал «Блито-ПЗ», мы так и вздрогнули! Это же ваша планета, разве нет?
Мэдисон погрузился в свои мысли и не ответил.
— Я-то вот с Калабара, — продолжал Щелк. — Эта война там очень меня тревожит. Они вырезают целые города, убивают детей, насилуют женщин, жгут все подряд. Небось, как подумаете, что Аппарат вторгнется на вашу планету, так волосы встают дыбом.
— Ну, война — это просто война, — проговорил Мэдисон задумчиво. — Я специалист по ССО. Большинство войн развязываются средствами связи с общественностью. Так что из-за чего тут волноваться?
— Ты слышала это, Кун? — обратился к телохранительнице Щелк. — Какой хладнокровный! Но сдается мне, что такое отношение под стать тому, кто по профессии убийца. Кстати об убийствах: достань-ка, Кун, свое «жало». Округа, куда мы теперь въезжаем, помечена знаком X.
Они притормозили перед домом, который трудно уже было назвать стоявшим — настолько он развалился. В нос им ударила вонь отбросов. Рискуя вывихнуть лодыжку, Мэдисон поднялся по разбитым ступенькам и постучал в дверь.
Высунулась мужская голова с двумя клочками седых волос, торчащими с обеих сторон, и крикнула:
— Уходите! Я только сию минуту пришел домой. Имею я право немного отдохнуть?!
— Вас зовут Ботч? — осведомился Мэдисон.
Ботч хотел было закрыть дверь, но Мэдисон поставил на порог ногу и объяснил:
— Я приехал к вам за сведениями о человеке по имени Грис.
— Грис! Проваливайте!
— Он в королевской тюрьме, — сказал Мэдисон, — посмеивается над вами всеми. Я пытаюсь подвести его под суд.
— Заходите! — пригласил Ботч.
Полчаса Мэдисон, сидя в лучшем кресле Ботча, слушал, делая для себя множество открытий, затем произнес:
— Так, значит, я мог бы рассчитывать на вас как на свидетеля.
— Я бы пешком прошел Великую пустыню, только бы иметь возможность дать показания, — сказал Ботч.
— А коли я попросил бы вас прочесть о нем лекцию, вы бы сделали это?
— Конечно, — отвечал Ботч. — Теперь, подумав хорошенько, я полагаю, что могу вам сообщить пару имен. Эти люди живут неподалеку, на этой же улице. — Он написал адрес и подал его Мэдисону. У двери Ботч в приливе чувств встряхнул руку гостя. — Рассчитывайте на меня, Мэдисон.
Они свернули за угол и покатили вниз с горки. Остановились перед очень запущенной гостиницей с погнутой вывеской: "Только для господ офицеров".
К двери подошла женщина с грубыми чертами лица. Мэдисон хорошо запомнил свой урок:
— Я пришел сюда, чтобы попросить вас помочь мне повесить Гриса. Полагаю, вас зовут Мили. Когда-то вы сдавали ему жилплощадь.
— Помочь вам повесить… — Она вдруг круто обернулась и крикнула в сторону кухни: — Ске! Иди сюда! Нам везет! Кто-то хочет повесить Гриса?
И вот Мэдисон уже сидел в гостиной и попивал горячий джолт. Он слушал, а старый шофер Гриса, Ске, рассказывал ему свою печальную историю; рассказ прерывался проклятьями и собственными печальными историями Мили. Мэдисон узнал, что Грис дал им обоим фальшивые деньги и, если бы они попытались пустить их в оборот, их бы просто казнили. Но, зная Гриса, Мили и Ске вместе отправились прямиком в финансовую полицию с жалобами. Озлобление против Гриса крепко сплотило их.
О, еще бы, они дадут показания на любом суде. С радостью, с радостью, с радостью! Лекция? Видок у них не очень-то презентабельный, но они с огромной радостью скажут все, что нужно Мэдисону.
Улыбаясь, как зубастик, готовый перекусить тело жертвы, Мэдисон возвратился в свою резиденцию в Городе Радости. Он не стал обедать — времени не было — и созвал весь свой штат.
В брифинг-зале он поднялся на возвышение. Он стоял там, очень гордый и важный.
— Преданные и усердные мои сотрудники, — обратился он к присутствующим, — мы подошли к исторической вехе. Временами ССО оказывается на вершине. Мы готовы теперь влиять на пути, по которым пойдут империи, на судьбу самих звезд. Слушайте меня внимательно.
Мэдисон передал Кун огромную кипу распечаток, а Щелку — листок с адресом и влез в машину.
— Мы за вас беспокоились, — сказал Щелк, заводя "Модель 99". — Кун потрепалась с водителем вон того танка, и он сказал, что там собрался весь Генеральный штаб Аппарата и они планируют вторжение на полную катушку. Когда он сказал «Блито-ПЗ», мы так и вздрогнули! Это же ваша планета, разве нет?
Мэдисон погрузился в свои мысли и не ответил.
— Я-то вот с Калабара, — продолжал Щелк. — Эта война там очень меня тревожит. Они вырезают целые города, убивают детей, насилуют женщин, жгут все подряд. Небось, как подумаете, что Аппарат вторгнется на вашу планету, так волосы встают дыбом.
— Ну, война — это просто война, — проговорил Мэдисон задумчиво. — Я специалист по ССО. Большинство войн развязываются средствами связи с общественностью. Так что из-за чего тут волноваться?
— Ты слышала это, Кун? — обратился к телохранительнице Щелк. — Какой хладнокровный! Но сдается мне, что такое отношение под стать тому, кто по профессии убийца. Кстати об убийствах: достань-ка, Кун, свое «жало». Округа, куда мы теперь въезжаем, помечена знаком X.
Они притормозили перед домом, который трудно уже было назвать стоявшим — настолько он развалился. В нос им ударила вонь отбросов. Рискуя вывихнуть лодыжку, Мэдисон поднялся по разбитым ступенькам и постучал в дверь.
Высунулась мужская голова с двумя клочками седых волос, торчащими с обеих сторон, и крикнула:
— Уходите! Я только сию минуту пришел домой. Имею я право немного отдохнуть?!
— Вас зовут Ботч? — осведомился Мэдисон.
Ботч хотел было закрыть дверь, но Мэдисон поставил на порог ногу и объяснил:
— Я приехал к вам за сведениями о человеке по имени Грис.
— Грис! Проваливайте!
— Он в королевской тюрьме, — сказал Мэдисон, — посмеивается над вами всеми. Я пытаюсь подвести его под суд.
— Заходите! — пригласил Ботч.
Полчаса Мэдисон, сидя в лучшем кресле Ботча, слушал, делая для себя множество открытий, затем произнес:
— Так, значит, я мог бы рассчитывать на вас как на свидетеля.
— Я бы пешком прошел Великую пустыню, только бы иметь возможность дать показания, — сказал Ботч.
— А коли я попросил бы вас прочесть о нем лекцию, вы бы сделали это?
— Конечно, — отвечал Ботч. — Теперь, подумав хорошенько, я полагаю, что могу вам сообщить пару имен. Эти люди живут неподалеку, на этой же улице. — Он написал адрес и подал его Мэдисону. У двери Ботч в приливе чувств встряхнул руку гостя. — Рассчитывайте на меня, Мэдисон.
Они свернули за угол и покатили вниз с горки. Остановились перед очень запущенной гостиницей с погнутой вывеской: "Только для господ офицеров".
К двери подошла женщина с грубыми чертами лица. Мэдисон хорошо запомнил свой урок:
— Я пришел сюда, чтобы попросить вас помочь мне повесить Гриса. Полагаю, вас зовут Мили. Когда-то вы сдавали ему жилплощадь.
— Помочь вам повесить… — Она вдруг круто обернулась и крикнула в сторону кухни: — Ске! Иди сюда! Нам везет! Кто-то хочет повесить Гриса?
И вот Мэдисон уже сидел в гостиной и попивал горячий джолт. Он слушал, а старый шофер Гриса, Ске, рассказывал ему свою печальную историю; рассказ прерывался проклятьями и собственными печальными историями Мили. Мэдисон узнал, что Грис дал им обоим фальшивые деньги и, если бы они попытались пустить их в оборот, их бы просто казнили. Но, зная Гриса, Мили и Ске вместе отправились прямиком в финансовую полицию с жалобами. Озлобление против Гриса крепко сплотило их.
О, еще бы, они дадут показания на любом суде. С радостью, с радостью, с радостью! Лекция? Видок у них не очень-то презентабельный, но они с огромной радостью скажут все, что нужно Мэдисону.
Улыбаясь, как зубастик, готовый перекусить тело жертвы, Мэдисон возвратился в свою резиденцию в Городе Радости. Он не стал обедать — времени не было — и созвал весь свой штат.
В брифинг-зале он поднялся на возвышение. Он стоял там, очень гордый и важный.
— Преданные и усердные мои сотрудники, — обратился он к присутствующим, — мы подошли к исторической вехе. Временами ССО оказывается на вершине. Мы готовы теперь влиять на пути, по которым пойдут империи, на судьбу самих звезд. Слушайте меня внимательно.
Глава 5
Два дня спустя в лекционном зале на восьмидесятом этаже таунхауса собралась весьма избранная аудитория из 90 женщин, отдающих себе отчет в том, что их особо отметили, пригласив на эту чрезвычайно многообещающую лекцию знаменитого доктора Кроуба.
Сознавали они также и то, что, если они откажутся от сотрудничества, им больше никогда не представится возможность «излечиться» на Острове Передышки, хотя об этом никогда нигде не говорилось. Кроме того — хотя и об этом никогда не говорилось тоже, — если бы они заартачились, кое-кто мог бы забыть пополнить их даровой запас марихуаны.
Они принялись обсуждать между собой вот какой вопрос: как членам высшего света им вменялось в обязанность использовать свое положение — и положение своих мужей, — чтобы творить добро. Хоть название не произносилось вслух, но все они являлись членами очень элитного клуба, состоящего из тех, кому повезло стать «просвещенными» на Острове Передышки.
С Кроубом у Мэдисона возникли кое-какие хлопоты. Доктор принял сверхдозу ЛСД, и двум громилам пришлось подержать его под контрастным душем, чтобы привести в чувство.
Теперь он стоял на лекторской трибуне, отдавая себе отчет в том, что если будет валять дурака, то его слегка тряхнет через скрытый от посторонних глаз электроошейник, и старался привести себя в уравновешенное состояние.
— Леди, — начал он, повторяя то, что слышал в наушниках, — вы знаете, что как принадлежащие к избранному кругу немногих посвященных, вы при вашем общественном положении имеете… имеете… кое-какие обязанности. Общество, в котором мы живем, является… является, к несчастью, свалкой безудержного безумия и чудовищных преступлений. Скрываясь от непросвещенного взгляда, мозги мужчин кипят похотью и невообразимой жестокостью. Меня пугает, когда я вижу, каким опасностям подвергается наше общество и как плохо оно… оно… оно справляется с ними. Это требует суровых, очень суровых мер! — Кроуб сделал глубокий вдох и, опершись о трибуну, постарался собраться с мыслями. Затем продолжил нести околесицу: — Наклонитесь вперед… Произошел случай, такой, знаете ли, чудовищный… что я даже говорить вам о нем не хочу… подайтесь назад. Вы же все-таки благородно воспитанные дамы, и я не должен говорить о нем, чтобы не оскорбить вашего слуха… не настаивайте.
— Нет-нет! — выкрикнула из первого ряда леди Артрит Чопор, считавшая себя лидером этой избранной группы. — Продолжайте, продолжайте! Не бойтесь оскорбить наш слух.
— Да-да, продолжайте! — послышалось отовсюду.
— Похоже, вас нужно упрашивать, — пробормотал Кроуб.
— Нас не нужно упрашивать! — прокричала какая-то женщина. — Скажите!
— Продолжайте…
— Итак, дорогие дамы, этот случай такой, знаете ли, отвратительный, что вы просто съежитесь от страха. Этот случай уникальный. Настолько уникальный, что совершенно выпадает из поля зрения фрейдистской психосексуальной патологии!
— Нет, не может быть! — раздались выкрики.
— Это случай, — говорил Кроуб, — не оральный. Он не генитальный! Он даже не латентный! Орите во всю глотку.
Женщины испуганно уставились на доктора. Кроуб вдруг упал в кресло.
— Сюда явилась женщина, — сказал он, — чтобы описать этот случай как очевидец. Представьте ее.
На трибуну робко поднялась Мили. Несмело огляделась. И, увидев полные ожидания лица слушательниц, обрела уверенность.
— Все, что он говорит, правда, — заговорила она. — Я сдавала ему жилье. Он никогда не водил к себе женщин. Всегда запирал комнату, когда уходил в ванную. Ни с кем не общался. А когда бывал у себя, то безвылазно сидел в своей грязище. И день и ночь строил планы, как бы подвести меня под монастырь. А я-то всегда улыбалась ему и вежливо с ним здоровалась. Когда он съехал, мы не могли найти ни одного постояльца, который согласился бы занять его комнату. О ней ходило столько скверных разговоров, что она все еще пустует! — Мили разразилась рыданиями, и ее увели с трибуны.
Ее место занял Ске.
— Я долгое время был его шофером, — сказал он. — И столько от него натерпелся, что душа моя словно обуглилась. Это был самый жуткий период в моей жизни. Бывало, сидит в аэромобиле и старается скрыть, как скрежещет зубами. Я служил ему верой и правдой, а он пытался меня подставить. Невозможно даже описать, какие мерзости он творил. — Тут он умолк, как ему было велено, и спустился с трибуны.
Наступила очередь старого Ботча.
— Я был его главным клерком, и это погубило меня. Вереницу преступлений этого человека можно было вытянуть на полвселенной. Наивысшей точки его безумства достигли тогда, когда он приказал лишить меня жизни.
И Ботч покинул трибуну. Его место вновь занял Кроуб, на сей раз несколько оживший.
— Итак, леди, теперь вы убедились, что безумие свирепствует. Диагноз этого случая настолько чудовищен, что во всех анналах психиатрии аналога ему не найти. Я просто… держите себя в руках… по-профессорски привел вам этот случай, дабы продемонстрировать, что когти безумия вонзились в самые глубины нашего общества… держите себя так, будто скоро закончите.
— Подождите! — крикнула леди Артрит. — Кто он, этот больной, и где он сейчас?
— Посмотрите на дверь. Тот человек, что информировал меня об этом случае, еще здесь?
— Да, — тотчас ответил служащий-распорядитель.
В зал неуверенно вошел актер, одетый как надсмотрщик королевской тюрьмы. На нем была маска.
— Доктор Кроуб, — сказал он, — я сообщил вам об этом для пользы общества. Если узнают, что я информировал вас о том, что делает правительство, я могу лишиться работы.
— Скажите им, скажите, они не будут требовать, чтобы вы открылись.
Актер повернулся к аудитории и заговорил:
— Этого человека содержат в королевской тюрьме, чтобы спасти его от суда. Он сидит в камере, под охраной. Опасаются, что, представ перед судом, он разгласит такое, что потрясет правительство до самых основ. Даже если его отдадут под суд, то судить будут тайно. Мы, надсмотрщики, вот чего боимся: выпустят его в общество через заднюю дверь — и он засыплет улицы жутко обезображенными телами бедняков и невинных людей. И хотя я ничего не смыслю в вашей психиатрии, но, понаблюдав за ним в камере, могу сказать, что за все время службы повидал всяких злодеев, но хуже этого человека еще не встречал. Он просто неописуем! И тем не менее его прячут и берегут.
— Как его зовут? — возмущенно спросила леди Артрит Чопор.
— А зовут его, — проговорил актер, — Солтен Грис!
Сознавали они также и то, что, если они откажутся от сотрудничества, им больше никогда не представится возможность «излечиться» на Острове Передышки, хотя об этом никогда нигде не говорилось. Кроме того — хотя и об этом никогда не говорилось тоже, — если бы они заартачились, кое-кто мог бы забыть пополнить их даровой запас марихуаны.
Они принялись обсуждать между собой вот какой вопрос: как членам высшего света им вменялось в обязанность использовать свое положение — и положение своих мужей, — чтобы творить добро. Хоть название не произносилось вслух, но все они являлись членами очень элитного клуба, состоящего из тех, кому повезло стать «просвещенными» на Острове Передышки.
С Кроубом у Мэдисона возникли кое-какие хлопоты. Доктор принял сверхдозу ЛСД, и двум громилам пришлось подержать его под контрастным душем, чтобы привести в чувство.
Теперь он стоял на лекторской трибуне, отдавая себе отчет в том, что если будет валять дурака, то его слегка тряхнет через скрытый от посторонних глаз электроошейник, и старался привести себя в уравновешенное состояние.
— Леди, — начал он, повторяя то, что слышал в наушниках, — вы знаете, что как принадлежащие к избранному кругу немногих посвященных, вы при вашем общественном положении имеете… имеете… кое-какие обязанности. Общество, в котором мы живем, является… является, к несчастью, свалкой безудержного безумия и чудовищных преступлений. Скрываясь от непросвещенного взгляда, мозги мужчин кипят похотью и невообразимой жестокостью. Меня пугает, когда я вижу, каким опасностям подвергается наше общество и как плохо оно… оно… оно справляется с ними. Это требует суровых, очень суровых мер! — Кроуб сделал глубокий вдох и, опершись о трибуну, постарался собраться с мыслями. Затем продолжил нести околесицу: — Наклонитесь вперед… Произошел случай, такой, знаете ли, чудовищный… что я даже говорить вам о нем не хочу… подайтесь назад. Вы же все-таки благородно воспитанные дамы, и я не должен говорить о нем, чтобы не оскорбить вашего слуха… не настаивайте.
— Нет-нет! — выкрикнула из первого ряда леди Артрит Чопор, считавшая себя лидером этой избранной группы. — Продолжайте, продолжайте! Не бойтесь оскорбить наш слух.
— Да-да, продолжайте! — послышалось отовсюду.
— Похоже, вас нужно упрашивать, — пробормотал Кроуб.
— Нас не нужно упрашивать! — прокричала какая-то женщина. — Скажите!
— Продолжайте…
— Итак, дорогие дамы, этот случай такой, знаете ли, отвратительный, что вы просто съежитесь от страха. Этот случай уникальный. Настолько уникальный, что совершенно выпадает из поля зрения фрейдистской психосексуальной патологии!
— Нет, не может быть! — раздались выкрики.
— Это случай, — говорил Кроуб, — не оральный. Он не генитальный! Он даже не латентный! Орите во всю глотку.
Женщины испуганно уставились на доктора. Кроуб вдруг упал в кресло.
— Сюда явилась женщина, — сказал он, — чтобы описать этот случай как очевидец. Представьте ее.
На трибуну робко поднялась Мили. Несмело огляделась. И, увидев полные ожидания лица слушательниц, обрела уверенность.
— Все, что он говорит, правда, — заговорила она. — Я сдавала ему жилье. Он никогда не водил к себе женщин. Всегда запирал комнату, когда уходил в ванную. Ни с кем не общался. А когда бывал у себя, то безвылазно сидел в своей грязище. И день и ночь строил планы, как бы подвести меня под монастырь. А я-то всегда улыбалась ему и вежливо с ним здоровалась. Когда он съехал, мы не могли найти ни одного постояльца, который согласился бы занять его комнату. О ней ходило столько скверных разговоров, что она все еще пустует! — Мили разразилась рыданиями, и ее увели с трибуны.
Ее место занял Ске.
— Я долгое время был его шофером, — сказал он. — И столько от него натерпелся, что душа моя словно обуглилась. Это был самый жуткий период в моей жизни. Бывало, сидит в аэромобиле и старается скрыть, как скрежещет зубами. Я служил ему верой и правдой, а он пытался меня подставить. Невозможно даже описать, какие мерзости он творил. — Тут он умолк, как ему было велено, и спустился с трибуны.
Наступила очередь старого Ботча.
— Я был его главным клерком, и это погубило меня. Вереницу преступлений этого человека можно было вытянуть на полвселенной. Наивысшей точки его безумства достигли тогда, когда он приказал лишить меня жизни.
И Ботч покинул трибуну. Его место вновь занял Кроуб, на сей раз несколько оживший.
— Итак, леди, теперь вы убедились, что безумие свирепствует. Диагноз этого случая настолько чудовищен, что во всех анналах психиатрии аналога ему не найти. Я просто… держите себя в руках… по-профессорски привел вам этот случай, дабы продемонстрировать, что когти безумия вонзились в самые глубины нашего общества… держите себя так, будто скоро закончите.
— Подождите! — крикнула леди Артрит. — Кто он, этот больной, и где он сейчас?
— Посмотрите на дверь. Тот человек, что информировал меня об этом случае, еще здесь?
— Да, — тотчас ответил служащий-распорядитель.
В зал неуверенно вошел актер, одетый как надсмотрщик королевской тюрьмы. На нем была маска.
— Доктор Кроуб, — сказал он, — я сообщил вам об этом для пользы общества. Если узнают, что я информировал вас о том, что делает правительство, я могу лишиться работы.
— Скажите им, скажите, они не будут требовать, чтобы вы открылись.
Актер повернулся к аудитории и заговорил:
— Этого человека содержат в королевской тюрьме, чтобы спасти его от суда. Он сидит в камере, под охраной. Опасаются, что, представ перед судом, он разгласит такое, что потрясет правительство до самых основ. Даже если его отдадут под суд, то судить будут тайно. Мы, надсмотрщики, вот чего боимся: выпустят его в общество через заднюю дверь — и он засыплет улицы жутко обезображенными телами бедняков и невинных людей. И хотя я ничего не смыслю в вашей психиатрии, но, понаблюдав за ним в камере, могу сказать, что за все время службы повидал всяких злодеев, но хуже этого человека еще не встречал. Он просто неописуем! И тем не менее его прячут и берегут.
— Как его зовут? — возмущенно спросила леди Артрит Чопор.
— А зовут его, — проговорил актер, — Солтен Грис!
Глава 6
Подобно маэстро, дирижирующему большим оркестром, Дж. Уолтер Мэдисон обратился к делу Солтена Гриса.
Самые высокие общественные круги Волтара полнились слухами о скандале, а редакторов и издателей, кроме жен, которые предупредили своих благоверных, терроризировали все кому не лень.
В газетах появились заголовки:
"ТАИНСТВЕННЫЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ, СПРЯТАННЫЙ ВЛАСТЯМИ".
Далее следовало:
"КОГО ПРАВИТЕЛЬСТВО НЕ ЖЕЛАЕТ ОТДАВАТЬ В РУКИ ПРАВОСУДИЯ?"
И наконец:
"ЛИЧНОСТЬ УСТАНОВЛЕНА!
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ — ОФИЦЕР АППАРАТА
СОЛТЕН ГРИС!"
И пошло-поехало! День за днем, выпуск за выпуском газеты печатали подробно документированные перечни преступлений офицера Аппарата Солтена Гриса — один сенсационнее другого.
Первый вышел под заголовком:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС НЕЛЕГАЛЬНО ЭКСПОРТИРОВАЛ МЕТАЛЛЫ".
Второй:
"ОФИЦEР АППАРАТА ГРИС
ОТДАЛ ПРИКАЗ УБИТЬ ГЛАВНОГО
И ОСТАЛЬНЫХ КЛЕРКОВ СВОЕГО ОТДЕЛА"
Далее:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС ПРИКАЗЫВАЕТ УБИТЬ МАТЬ БЕЗЗАЩИТНОГО МАЛЬЧИКА".
Фотография рыдающего Тик-Така и сфальсифицированные фотоснимки тела его убитой матери и ее похорон вызвали в обществе первую волну возмущения.
Именно тогда с лордом Терном связалась по видеофону такая видная общественная деятельница, как леди Артрит Чопор.
— Лорд Терн, — обратилась к нему леди Артрит, — кажется, вы не отдаете себе отчета в том, что общественное мнение нагнетается. Когда же все-таки вы намерены отдать этого заключенного под суд?
— Леди Артрит, — ответил лорд Терн, — прошу вас не совать нос в дела королевской тюрьмы. — И повесил трубку.
Разговор был записан, и газета "Дейли Спикер" разразилась эксклюзивным заголовком:
"СУДЬЯ ГОВОРИТ ОБЩЕСТВУ: "РУКИ ПРОЧЬ ОТ ГРИСА!"
Тут же, разумеется, зашевелились другие газеты — ведь их обошли — и, пытаясь получить дополнительную информацию, принялись названивать лорду Терну. Тот пришел в ярость. И был так зол, что наотрез отказался кому-либо что-либо объяснять. Заголовки становились все злее и хлестче.
А тут, к несчастью для Солтена Гриса, оказалось, что, когда он шантажировал Отдел Провокаций Аппарата, начальник отдела вел радиозаписи разговоров у себя в офисе на реке Уайл. И теперь в видео и аудиозаписи в Отделе Провокаций существовали улики против Гриса во всех совершенных им тогда преступлениях. Не зная об этом и полагая, что с делом покончено, Грис отправил шефа отдела на тот свет. И Мэдисон стал понемногу подкармливать прессу уже этими преступлениями.
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС УБИЛ ГИПНОТИЗЕРА".
И далее:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС УБИЛ ПОЛКОВНИКА-ИНДЕНДАНТА".
И еще:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС ЗАРЕЗАЛ СВЕТИЛО ЭЛЕКТРОНИКИ СПУРКА".
"ДАБЫ СКРЫТЬ СЛЕДЫ ЖЕСТОКОГО
ПРЕСТУПЛЕНИЯ, УБИЙЦА СЖЕГ ТРЕТЬ
РАЙОНА ЭЛЕКТРОННЫХ ФИРМ
ИНДУСТРИАЛЬНОГО ГОРОДА".
Последнее газетное сообщение из этой серии сопровождалось фотографиями тела, падающего с высоты в десять тысяч футов. Заголовок звучал так:
"В ОТЧАЯННОЙ ПОПЫТКЕ СКРЫТЬ
СВОИ ЧУДОВИЩНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
ОФИЦЕР УБИЛ СОБРАТЬЕВ ПО АППАРАТУ".
Видеоматериал показали даже по хоумвидению, которое тоже стало проявлять ко всему этому интерес.
Люди на улицах вслух задавались тревожным вопросом: "Если сотворивший все эти преступления офицер находится в руках правительства, почему же оно не желает предать негодяя суду?"
Но основное блюдо Мэдисон приберегал напоследок.
Когда Ботч крикливо хвастался, что, дескать, "Грис у него теперь в руках", упомянув о какой-то подделке, он вовсе не имел в виду подделку подписи императора. В то время он об этом даже не знал.
Грис безрассудно оставил старое пальто Прахда в своем кабинете у стола. Он-то хотел, чтобы нашли его на берегу реки Уайл. И в пальто он завернул очень скверную подделку — предсмертную записку. К тому же, на свою беду, он написал ее на клочке бумаги, лежавшем под документом, который он проштамповал своим удостоверением по просьбе Ботча. Так что на фальшивой записке от имени Прахда смутно различались очертания оттиска удостоверения Солтена Гриса!
Запись, сделанная ныне покойным офицером Отдела Провокаций, запечатлела встречу Солтена Гриса с Прахдом Бителсфендером.
Все улики для возбуждения уголовного дела были налицо. И Мэдисон с помощью одного из своих репортеров сделал так, чтобы преступлением заинтересовалась внутренняя полиция.
В сопровождении целой орды репортеров внутренняя полиция провела расследование и, обнаружив, что доктора Прахда нигде нет, выдала ордер на арест Солтена Гриса.
Исчезновение молодого доктора Прахда, самого многообещающего целлолога своего времени, его учителя считали настоящей утратой для их профессии. То, что это юное деревце срубили так рано, в пору его цветения, можно было расценивать как тяжкое преступление против всего человечества, столь остро нуждающегося в его услугах. Как дело рук сумасшедшего!
Заголовки на первых полосах!
Затем внутренняя полиция обратилась к лорду Терну с просьбой о выдаче ей под стражу заключенного Гриса, с тем чтобы его могли предать суду и казни. И, разумеется, в этом ей было отказано.
Заголовки на первых полосах!
У широких масс населения возникали недоуменные вопросы. Почему правительство защищает этого взбесившегося маньяка, которого еще называют офицером Аппарата? Почему ему не разрешается предстать перед правосудием?
Мэдисон стал распространять в народе слова и мелодию баллады, написанной бывшим репортером Королевской Академии искусств. Напечатанная всего на одном листке, она выдавалась за творение анонимного автора. Вскоре ее напечатали в прессе и запели повсюду.
Вот ее текст:
Убивал он жертвы от лица властей.
Много душ невинных погубил злодей.
Шавку офицером сделал Аппарат!
Отчего же власти дорог этот гад?
На крови невинных пухнет эта мразь,
Их потом, ликуя, втаптывает в грязь.
И его не схватит за руку закон,
Он за добродетель к небу вознесен.
Крови мы вреднейшей требуем из крыс.
Жизнью поплатиться должен Солтен Грис!
Толпам нравилось таскаться по улицам и распевать эту песню во всю глотку.
Прошло какое-то время, и у Мэдисона появилась полная уверенность, что скоро лорд Терн уступит и скажет местной полиции: "Вот он, берите и судите его, черт с ним".
"Если бы удалось посадить его на скамью подсудимых и заставить обвинять Хеллера, тогда у меня все выгорело бы", — думал Мэдисон.
Но, увы, он оказался в тупике. Клокотавшее на улицах возмущение не впечатляло лорда Терна, гордо восседающего в своем высоком замке.
Требовались другие, более действенные меры.
Самые высокие общественные круги Волтара полнились слухами о скандале, а редакторов и издателей, кроме жен, которые предупредили своих благоверных, терроризировали все кому не лень.
В газетах появились заголовки:
"ТАИНСТВЕННЫЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ, СПРЯТАННЫЙ ВЛАСТЯМИ".
Далее следовало:
"КОГО ПРАВИТЕЛЬСТВО НЕ ЖЕЛАЕТ ОТДАВАТЬ В РУКИ ПРАВОСУДИЯ?"
И наконец:
"ЛИЧНОСТЬ УСТАНОВЛЕНА!
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ — ОФИЦЕР АППАРАТА
СОЛТЕН ГРИС!"
И пошло-поехало! День за днем, выпуск за выпуском газеты печатали подробно документированные перечни преступлений офицера Аппарата Солтена Гриса — один сенсационнее другого.
Первый вышел под заголовком:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС НЕЛЕГАЛЬНО ЭКСПОРТИРОВАЛ МЕТАЛЛЫ".
Второй:
"ОФИЦEР АППАРАТА ГРИС
ОТДАЛ ПРИКАЗ УБИТЬ ГЛАВНОГО
И ОСТАЛЬНЫХ КЛЕРКОВ СВОЕГО ОТДЕЛА"
Далее:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС ПРИКАЗЫВАЕТ УБИТЬ МАТЬ БЕЗЗАЩИТНОГО МАЛЬЧИКА".
Фотография рыдающего Тик-Така и сфальсифицированные фотоснимки тела его убитой матери и ее похорон вызвали в обществе первую волну возмущения.
Именно тогда с лордом Терном связалась по видеофону такая видная общественная деятельница, как леди Артрит Чопор.
— Лорд Терн, — обратилась к нему леди Артрит, — кажется, вы не отдаете себе отчета в том, что общественное мнение нагнетается. Когда же все-таки вы намерены отдать этого заключенного под суд?
— Леди Артрит, — ответил лорд Терн, — прошу вас не совать нос в дела королевской тюрьмы. — И повесил трубку.
Разговор был записан, и газета "Дейли Спикер" разразилась эксклюзивным заголовком:
"СУДЬЯ ГОВОРИТ ОБЩЕСТВУ: "РУКИ ПРОЧЬ ОТ ГРИСА!"
Тут же, разумеется, зашевелились другие газеты — ведь их обошли — и, пытаясь получить дополнительную информацию, принялись названивать лорду Терну. Тот пришел в ярость. И был так зол, что наотрез отказался кому-либо что-либо объяснять. Заголовки становились все злее и хлестче.
А тут, к несчастью для Солтена Гриса, оказалось, что, когда он шантажировал Отдел Провокаций Аппарата, начальник отдела вел радиозаписи разговоров у себя в офисе на реке Уайл. И теперь в видео и аудиозаписи в Отделе Провокаций существовали улики против Гриса во всех совершенных им тогда преступлениях. Не зная об этом и полагая, что с делом покончено, Грис отправил шефа отдела на тот свет. И Мэдисон стал понемногу подкармливать прессу уже этими преступлениями.
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС УБИЛ ГИПНОТИЗЕРА".
И далее:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС УБИЛ ПОЛКОВНИКА-ИНДЕНДАНТА".
И еще:
"ОФИЦЕР АППАРАТА ГРИС ЗАРЕЗАЛ СВЕТИЛО ЭЛЕКТРОНИКИ СПУРКА".
"ДАБЫ СКРЫТЬ СЛЕДЫ ЖЕСТОКОГО
ПРЕСТУПЛЕНИЯ, УБИЙЦА СЖЕГ ТРЕТЬ
РАЙОНА ЭЛЕКТРОННЫХ ФИРМ
ИНДУСТРИАЛЬНОГО ГОРОДА".
Последнее газетное сообщение из этой серии сопровождалось фотографиями тела, падающего с высоты в десять тысяч футов. Заголовок звучал так:
"В ОТЧАЯННОЙ ПОПЫТКЕ СКРЫТЬ
СВОИ ЧУДОВИЩНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
ОФИЦЕР УБИЛ СОБРАТЬЕВ ПО АППАРАТУ".
Видеоматериал показали даже по хоумвидению, которое тоже стало проявлять ко всему этому интерес.
Люди на улицах вслух задавались тревожным вопросом: "Если сотворивший все эти преступления офицер находится в руках правительства, почему же оно не желает предать негодяя суду?"
Но основное блюдо Мэдисон приберегал напоследок.
Когда Ботч крикливо хвастался, что, дескать, "Грис у него теперь в руках", упомянув о какой-то подделке, он вовсе не имел в виду подделку подписи императора. В то время он об этом даже не знал.
Грис безрассудно оставил старое пальто Прахда в своем кабинете у стола. Он-то хотел, чтобы нашли его на берегу реки Уайл. И в пальто он завернул очень скверную подделку — предсмертную записку. К тому же, на свою беду, он написал ее на клочке бумаги, лежавшем под документом, который он проштамповал своим удостоверением по просьбе Ботча. Так что на фальшивой записке от имени Прахда смутно различались очертания оттиска удостоверения Солтена Гриса!
Запись, сделанная ныне покойным офицером Отдела Провокаций, запечатлела встречу Солтена Гриса с Прахдом Бителсфендером.
Все улики для возбуждения уголовного дела были налицо. И Мэдисон с помощью одного из своих репортеров сделал так, чтобы преступлением заинтересовалась внутренняя полиция.
В сопровождении целой орды репортеров внутренняя полиция провела расследование и, обнаружив, что доктора Прахда нигде нет, выдала ордер на арест Солтена Гриса.
Исчезновение молодого доктора Прахда, самого многообещающего целлолога своего времени, его учителя считали настоящей утратой для их профессии. То, что это юное деревце срубили так рано, в пору его цветения, можно было расценивать как тяжкое преступление против всего человечества, столь остро нуждающегося в его услугах. Как дело рук сумасшедшего!
Заголовки на первых полосах!
Затем внутренняя полиция обратилась к лорду Терну с просьбой о выдаче ей под стражу заключенного Гриса, с тем чтобы его могли предать суду и казни. И, разумеется, в этом ей было отказано.
Заголовки на первых полосах!
У широких масс населения возникали недоуменные вопросы. Почему правительство защищает этого взбесившегося маньяка, которого еще называют офицером Аппарата? Почему ему не разрешается предстать перед правосудием?
Мэдисон стал распространять в народе слова и мелодию баллады, написанной бывшим репортером Королевской Академии искусств. Напечатанная всего на одном листке, она выдавалась за творение анонимного автора. Вскоре ее напечатали в прессе и запели повсюду.
Вот ее текст:
Убивал он жертвы от лица властей.
Много душ невинных погубил злодей.
Шавку офицером сделал Аппарат!
Отчего же власти дорог этот гад?
На крови невинных пухнет эта мразь,
Их потом, ликуя, втаптывает в грязь.
И его не схватит за руку закон,
Он за добродетель к небу вознесен.
Крови мы вреднейшей требуем из крыс.
Жизнью поплатиться должен Солтен Грис!
Толпам нравилось таскаться по улицам и распевать эту песню во всю глотку.
Прошло какое-то время, и у Мэдисона появилась полная уверенность, что скоро лорд Терн уступит и скажет местной полиции: "Вот он, берите и судите его, черт с ним".
"Если бы удалось посадить его на скамью подсудимых и заставить обвинять Хеллера, тогда у меня все выгорело бы", — думал Мэдисон.
Но, увы, он оказался в тупике. Клокотавшее на улицах возмущение не впечатляло лорда Терна, гордо восседающего в своем высоком замке.
Требовались другие, более действенные меры.
Глава 7
Мэдисон заработался далеко за полночь, намечая свои планы. Он должен был позаботиться о нескольких вещах и в первую очередь поддержать в Ломбаре Хиссте надежду на успех.
Однажды утром Мэдисон застал Хисста за его рабочим столом у закрытых дверей в императорскую спальню. Тот заново просматривал детали проекта вторжения на Землю.
— Как скоро, — поинтересовался он, поприветствовав Мэдисона, — можем мы, по твоему мнению, рассчитывать на сотрудничество Армии и Флота? Если мы сможем восполнить силы Аппарата, задействованные сейчас на Калабаре, то вторгнемся на Блито-ПЗ и подчиним себе эту планету.
— Я день и ночь работаю над этим проектом, — ответствовал Мэдисон. — В сущности, для этого я к вам и шел — но существует гораздо более важный вопрос: как сделать вас императором. Видите ли, все это очень тонко взаимосвязано.
— Каким образом? — удивился Хисст.
— Весь вопрос в том, каким видит вас общество. Если образ ваш ему импонирует, вы можете делать что угодно. Но мне нужно точно знать, какой именно образ вас устраивает. Как бы вам хотелось, чтобы широкие народные массы воспринимали вас?
Ломбар откинулся на спинку кресла. Его желтые глаза постепенно приняли мечтательное выражение.
— Как грозного владыку, — твердо проговорил он.
— Так я и думал. Как человека с железной волей. Который не потерпит никакой ерунды. Общество жаждет оказаться под властью сильной, беспощадной личности. Этакого грозного бога.
— Точно, — подтвердил Ломбар Хисст. — Наконец-то я понял, почему слушаю тебя. Ты чрезвычайно проницателен и не боишься говорить правду начальству.
— Я лишь исполняю свой долг, — скромно сказал Мэдисон. — Итак, я знаю, что сейчас вы очень заняты. Но так случилось, что в данный момент в Городе Трущоб происходят беспорядки. Вот вам замечательная возможность создать себе имидж. Разбушевавшуюся толпу сдерживают два батальона Аппарата. Я держу неподалеку съемочную группу. Если благоразумие подсказывает вам, что нужно воспользоваться этой бесценной возможностью для создания нужной вам репутации у публики, мы можем вылететь туда на вашем личном танке, и вы моментально появитесь на экранах хоумвидения.
— Толпа? — молвил Ломбар. — Ее нужно разогнать? Где мои фуражка и "жало"?
Полтора часа спустя Ломбар тяжело поднялся по ступеням на подготовленное уже возвышение перед собравшейся толпой из пяти тысяч человек. Главная площадь Города Трущоб была окружена кордоном. Тут уж Мэдисону не пришлось раскошеливаться на актеров или сверхурочные — демонстрация казалась вполне внушительной.
Однажды утром Мэдисон застал Хисста за его рабочим столом у закрытых дверей в императорскую спальню. Тот заново просматривал детали проекта вторжения на Землю.
— Как скоро, — поинтересовался он, поприветствовав Мэдисона, — можем мы, по твоему мнению, рассчитывать на сотрудничество Армии и Флота? Если мы сможем восполнить силы Аппарата, задействованные сейчас на Калабаре, то вторгнемся на Блито-ПЗ и подчиним себе эту планету.
— Я день и ночь работаю над этим проектом, — ответствовал Мэдисон. — В сущности, для этого я к вам и шел — но существует гораздо более важный вопрос: как сделать вас императором. Видите ли, все это очень тонко взаимосвязано.
— Каким образом? — удивился Хисст.
— Весь вопрос в том, каким видит вас общество. Если образ ваш ему импонирует, вы можете делать что угодно. Но мне нужно точно знать, какой именно образ вас устраивает. Как бы вам хотелось, чтобы широкие народные массы воспринимали вас?
Ломбар откинулся на спинку кресла. Его желтые глаза постепенно приняли мечтательное выражение.
— Как грозного владыку, — твердо проговорил он.
— Так я и думал. Как человека с железной волей. Который не потерпит никакой ерунды. Общество жаждет оказаться под властью сильной, беспощадной личности. Этакого грозного бога.
— Точно, — подтвердил Ломбар Хисст. — Наконец-то я понял, почему слушаю тебя. Ты чрезвычайно проницателен и не боишься говорить правду начальству.
— Я лишь исполняю свой долг, — скромно сказал Мэдисон. — Итак, я знаю, что сейчас вы очень заняты. Но так случилось, что в данный момент в Городе Трущоб происходят беспорядки. Вот вам замечательная возможность создать себе имидж. Разбушевавшуюся толпу сдерживают два батальона Аппарата. Я держу неподалеку съемочную группу. Если благоразумие подсказывает вам, что нужно воспользоваться этой бесценной возможностью для создания нужной вам репутации у публики, мы можем вылететь туда на вашем личном танке, и вы моментально появитесь на экранах хоумвидения.
— Толпа? — молвил Ломбар. — Ее нужно разогнать? Где мои фуражка и "жало"?
Полтора часа спустя Ломбар тяжело поднялся по ступеням на подготовленное уже возвышение перед собравшейся толпой из пяти тысяч человек. Главная площадь Города Трущоб была окружена кордоном. Тут уж Мэдисону не пришлось раскошеливаться на актеров или сверхурочные — демонстрация казалась вполне внушительной.