Страница:
Поскольку дело Гриса было широко разрекламировано в средствах массовой информации, двум Батальонам Смерти оказалось куда труднее сдерживать сбегающийся отовсюду народ, чем наводить порядок среди уже собравшихся — этих просто окружили кольцом из танков.
Мэдисон передал Ломбару текст его выступления. Это была превосходная речь: ее под непосредственным руководством Мэдисона всю ночь сочинял автор "ужастиков".
Ломбар в красной генеральской форме грозно навис над толпой и начал читать речь. Голос его, усиленный громкоговорителями, полетел над площадью:
— Граждане Волтара! Вы в заблуждении. Законность и порядок всегда должны торжествовать над законом толпы. Претензии к вашему правительству не должны нарушать гражданского спокойствия. Я стою здесь, перед вами, сильный и могущественный, грозный и полный решимости раздавить любое проявление враждебности по отношению к суверенному государству. Во мне вы видите образ суровой власти! Я никогда не отступлю от своего сурового долга предать всех преступников и злодеев в руки правосудия.
По, толпе волной прошел шум одобрения. Съемочная группа Мэдисона совместно с тремя группами, направленными сюда директором хоумвидения по собственной инициативе, транслировали эту речь на всю территорию Волтара и с небольшим отставанием по времени на все остальные планеты Конфедерации.
— Я хочу, чтобы вы поняли, — ревел Ломбар, войдя в раж, — что преступления Солтена Гриса не должны бросать тень на остальных офицеров Аппарата. Это достойные люди с незапятнанной честью. Я горжусь тем, что нахожусь в их рядах и являюсь их руководителем. Реки крови, пролитые Грисом, кладбища, забитые трупами, — все это дело рук Гриса, и только Гриса. Этот грязный злодей не должен повредить репутации других офицеров Аппарата, включая и меня!
Все мое существо требует справедливого возмездия. Я своими руками разобрал бы его хребет по позвонкам, и сделал бы это с величайшим наслаждением. Я бы очень желал передать его в руки народа, и пускай бы его разорвали на части!
Задние ряды толпы разразились ликующим ревом, который постепенно докатился до первых рядов. Когда истерия улеглась, Хисст продолжал:
— Но увы, его величество тяжело болен, и его нельзя беспокоить. В час кризиса обществу нужно только спокойствие. Поэтому, исполняя желание его величества, я временно принимаю на себя полномочия диктатора Волтара.
Наступило неловкое молчание. Люди изумленно уставились на генерала. Они никогда не слышали о таком звании или должности.
Но время для дискуссии предусмотрено не было. Ломбар тоже не слышал о такой должности. Речь он заранее не прочел. И понятия не имел, в чем заключаются его новые полномочия. Однако обрадовался невероятно.
Это была та опора, которой искала его нога.
Охваченный восторгом, он принялся читать речь дальше:
— Клянусь честью, что я принесу Волтару мир, народу его — спокойствие и порядок и безжалостно искореню всякие разногласия, могущие повредить государству. За моей спиной — честные и надежные офицеры Аппарата, и я добьюсь поддержки прочих государственных институций, а иначе им несдобровать!
Теперь что касается выдачи Гриса. Ввиду чинимых королевской тюрьмой препятствий в этом вопросе придется прибегнуть к средствам иного свойства. Есть опасность, что это исчадие ада снова окажется на свободе, среди мирных граждан, и опять примется за свои темные делишки. К счастью, имеется одно новое средство, которое можно применить. Оно называется психотерапией. Вот им-то мы и воспользуемся. Я употреблю свою новую власть, чтобы позаботиться о должном его применении. И обещаю вам, что дело Гриса будет благополучно разрешено к общему удовлетворению.
Толпа смущенно помолчала, потом люди решили, что психотерапия — некий вид пытки, и в конце концов разразились одобрительными возгласами.
Ломбар дошел до последнего абзаца своей речи. Он подождал тишины и снова загудел в микрофон:
— Граждане Конфедерации! Обещаю вам, что я и все офицеры Аппарата, честные и преданные своему делу, принесут государству мир и порядок, чего бы нам это ни стоило! Благодарю вас.
Толпа опять заликовала. Ломбар спустился с трибуны, чувствуя, что подрос на несколько футов за то время, пока стоял на ней.
Впечатленные речью, два Батальона Смерти стояли как вкопанные, и командирам пришлось прикрикнуть на солдат, прежде чем те принялись сдерживать напирающую толпу, чтобы Ломбар мог вернуться в свой танк. Присутствующие приветствовали Хисста оглушительным ревом.
Он залез в башню танка и приветственно помахал рукой. Танк взлетел.
— Боги мои, Мэдисон, — проговорил он, — твой гений почти столь же велик, как мой. Но этот пост диктатора… не в обход ли он Великого Совета?
Мэдисон протянул ему указ Великого Совета со всеми печатями и подписями. На совещании присутствовали только два члена, но документ был оформлен правильно — не подкопаешься. Эти двое сделали то, что велела им Крошка.
— Один человек по имени Наполеон, — сказал Мэдисон, — легко из диктатора стал императором.
— Боги! — воскликнул Ломбар, дрожа. Потом уставился в небо и замер.
Несколько минут он сидел так и, лишь когда машина уже летела над Великой пустыней, снова заговорил:
— Знаешь, а ведь теперь мне удастся сговориться с Армией и Флотом. А вместе мы в два счета справимся и с Калабаром, и с Землей. Ты, кажется, решил все проблемы. Но вот только один вопрос мне не дает покоя. Что это за штука такая — психотерапия? Это что, какой-то способ казни на расстоянии?
— Оставьте это мне, — попросил Мэдисон. Ломбар согласно кивнул и тут же забыл об этом.
Часть ВОСЬМИДЕСЯТАЯ
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Мэдисон передал Ломбару текст его выступления. Это была превосходная речь: ее под непосредственным руководством Мэдисона всю ночь сочинял автор "ужастиков".
Ломбар в красной генеральской форме грозно навис над толпой и начал читать речь. Голос его, усиленный громкоговорителями, полетел над площадью:
— Граждане Волтара! Вы в заблуждении. Законность и порядок всегда должны торжествовать над законом толпы. Претензии к вашему правительству не должны нарушать гражданского спокойствия. Я стою здесь, перед вами, сильный и могущественный, грозный и полный решимости раздавить любое проявление враждебности по отношению к суверенному государству. Во мне вы видите образ суровой власти! Я никогда не отступлю от своего сурового долга предать всех преступников и злодеев в руки правосудия.
По, толпе волной прошел шум одобрения. Съемочная группа Мэдисона совместно с тремя группами, направленными сюда директором хоумвидения по собственной инициативе, транслировали эту речь на всю территорию Волтара и с небольшим отставанием по времени на все остальные планеты Конфедерации.
— Я хочу, чтобы вы поняли, — ревел Ломбар, войдя в раж, — что преступления Солтена Гриса не должны бросать тень на остальных офицеров Аппарата. Это достойные люди с незапятнанной честью. Я горжусь тем, что нахожусь в их рядах и являюсь их руководителем. Реки крови, пролитые Грисом, кладбища, забитые трупами, — все это дело рук Гриса, и только Гриса. Этот грязный злодей не должен повредить репутации других офицеров Аппарата, включая и меня!
Все мое существо требует справедливого возмездия. Я своими руками разобрал бы его хребет по позвонкам, и сделал бы это с величайшим наслаждением. Я бы очень желал передать его в руки народа, и пускай бы его разорвали на части!
Задние ряды толпы разразились ликующим ревом, который постепенно докатился до первых рядов. Когда истерия улеглась, Хисст продолжал:
— Но увы, его величество тяжело болен, и его нельзя беспокоить. В час кризиса обществу нужно только спокойствие. Поэтому, исполняя желание его величества, я временно принимаю на себя полномочия диктатора Волтара.
Наступило неловкое молчание. Люди изумленно уставились на генерала. Они никогда не слышали о таком звании или должности.
Но время для дискуссии предусмотрено не было. Ломбар тоже не слышал о такой должности. Речь он заранее не прочел. И понятия не имел, в чем заключаются его новые полномочия. Однако обрадовался невероятно.
Это была та опора, которой искала его нога.
Охваченный восторгом, он принялся читать речь дальше:
— Клянусь честью, что я принесу Волтару мир, народу его — спокойствие и порядок и безжалостно искореню всякие разногласия, могущие повредить государству. За моей спиной — честные и надежные офицеры Аппарата, и я добьюсь поддержки прочих государственных институций, а иначе им несдобровать!
Теперь что касается выдачи Гриса. Ввиду чинимых королевской тюрьмой препятствий в этом вопросе придется прибегнуть к средствам иного свойства. Есть опасность, что это исчадие ада снова окажется на свободе, среди мирных граждан, и опять примется за свои темные делишки. К счастью, имеется одно новое средство, которое можно применить. Оно называется психотерапией. Вот им-то мы и воспользуемся. Я употреблю свою новую власть, чтобы позаботиться о должном его применении. И обещаю вам, что дело Гриса будет благополучно разрешено к общему удовлетворению.
Толпа смущенно помолчала, потом люди решили, что психотерапия — некий вид пытки, и в конце концов разразились одобрительными возгласами.
Ломбар дошел до последнего абзаца своей речи. Он подождал тишины и снова загудел в микрофон:
— Граждане Конфедерации! Обещаю вам, что я и все офицеры Аппарата, честные и преданные своему делу, принесут государству мир и порядок, чего бы нам это ни стоило! Благодарю вас.
Толпа опять заликовала. Ломбар спустился с трибуны, чувствуя, что подрос на несколько футов за то время, пока стоял на ней.
Впечатленные речью, два Батальона Смерти стояли как вкопанные, и командирам пришлось прикрикнуть на солдат, прежде чем те принялись сдерживать напирающую толпу, чтобы Ломбар мог вернуться в свой танк. Присутствующие приветствовали Хисста оглушительным ревом.
Он залез в башню танка и приветственно помахал рукой. Танк взлетел.
— Боги мои, Мэдисон, — проговорил он, — твой гений почти столь же велик, как мой. Но этот пост диктатора… не в обход ли он Великого Совета?
Мэдисон протянул ему указ Великого Совета со всеми печатями и подписями. На совещании присутствовали только два члена, но документ был оформлен правильно — не подкопаешься. Эти двое сделали то, что велела им Крошка.
— Один человек по имени Наполеон, — сказал Мэдисон, — легко из диктатора стал императором.
— Боги! — воскликнул Ломбар, дрожа. Потом уставился в небо и замер.
Несколько минут он сидел так и, лишь когда машина уже летела над Великой пустыней, снова заговорил:
— Знаешь, а ведь теперь мне удастся сговориться с Армией и Флотом. А вместе мы в два счета справимся и с Калабаром, и с Землей. Ты, кажется, решил все проблемы. Но вот только один вопрос мне не дает покоя. Что это за штука такая — психотерапия? Это что, какой-то способ казни на расстоянии?
— Оставьте это мне, — попросил Мэдисон. Ломбар согласно кивнул и тут же забыл об этом.
Часть ВОСЬМИДЕСЯТАЯ
Глава 1
Мэдисон занимался проблемой «психотерапии». Он находился на восьмидесятом этаже таунхауса, через прорезь в стене наблюдал за тем, что происходило в зале, и с довольным видом ухмылялся. Идея должна сработать, и тогда он добьется желанного суда над Грисом. А добившись, наконец получит и Хеллера.
Передовицы газет представляли собой мешанину откликов на речь шефа Аппарата; все авторы их, похоже, недоумевали не меньше, чем сотрудники Мэдисона. Когда Мэдисон вернулся в таунхаус, на него сразу накинулись его репортеры и операторы: "Мы создали диктатора, вот так: раз-два, и готово! Но, шеф, что такое "диктатор"?"
Одни газеты полагали, что «диктатор» — человек, говорящий в диктофон. Другие, поскольку буквально перевели это слово на волтарианский язык, объясняли, что оно означает оратора, который умеет убеждать, и, естественно, происходит из первого названия. Но большинство склонялось к той мысли, что Ломбар принял на себя огромные полномочия и, если Великий Совет никак не отреагирует, придется сделать вывод, что Ломбар совершил переворот, — правда, они понятия не имели, какой именно. Но ни одна газета не обошла стороной тот факт, что Аппарат вдруг стал главной силой государства.
Это не могло не привлечь внимания Аппарата. Его офицеры, за немногим исключением — уголовники, посидевшие в тюрьме, шутили между собой насчет их "безупречной репутации" и «чести». Они заважничали. Раньше они не осмеливались заходить в лучшие отели, рестораны и клубы, а теперь вдруг стали появляться там и задирать официантов и метрдотелей. Солдаты Аппарата разгуливали по улицам, держась за руки и выталкивая прохожих на обочину. Недооплачиваемые или вовсе не получающие жалованья, они стали находить способы сделать так, чтобы им платили.
Но Мэдисон смотрел на все это сквозь пальцы. Его интересовала фигура покрупнее: Хеллер. Тактика и стратегия Балаболтера целиком держались на принципах ССО: метить в самое сердце!
Акция с использованием «психотерапии» началась с обнаружения им в досье Гриса почтовой открытки. В ней говорилось:
Солтен Грис!
Йо-о-хо-о, где бы ты ни был.
Ребенок родился в срок, он красавчик.
Это мальчик.
Вот что: меня вовсе не прельщает необходимость обращаться к твоему начальнику и устраивать скандал. Куда милей было бы забраться с тобой в постель. Так когда же ты собираешься появиться и сделать как положено — жениться на мне?
Пратия
P. S. Любому командиру. Ты можешь повидаться со мной по этому делу в любое удобное для тебя время. Надеюсь, ты красив. Сейчас, когда у меня плоский животик, я снова хороша собой, и мы можем все это как следует обсудить. Что ты любишь есть на завтрак? Меня можно найти в поместье «Резвушка», Холмы Роскоши.
P. P. S. Там самые мягкие постели, чудеснейший плавательный бассейн и даже садовая беседка с кроватью. Чмок. Чмок.
Теперь-то Мэдисон знал, что лучше не соваться в эту ловушку со своей красивой физиономией. Поэтому он отправил туда кинорежиссера и одну из «циркачек», одетых как светские люди, и с ними еще одного актера, загримированного под "офицера Гриса".
В зрительном зале уже сидели в нетерпеливом ожидании сто дам из «клуба». Мэдисон смотрел на них через прорезь в стене и радостно улыбался. Многие из них были уже в годах, но выглядели цветущими. Они возвратили себе кое-что из утраченной юности, которую увидели сквозь дым марихуаны и любовное наваждение, и теперь казались на удивление привлекательными.
На трибуну поднялся Кроуб. На сей раз ЛСД ему не дали, и, надеясь получить-таки дозу, он вел себя хорошо. В ухо ему был вставлен маленький наушник, и от доктора, требовалось только повторять услышанное.
— Дамы высшего света, дамы высшего качества, дамы со сверкающими глазами возрожденной юности, — начал Кроуб. Звучало это довольно неплохо, хоть и говорил он каким-то уж очень бесчувственным голосом. — Я знаю, как вы обеспокоены нежеланием властей отдать под суд обезумевшего маньяка Гриса. Как вы, несомненно, уже читали или видели по хоумвидению, диктатор Волтара Ломбар Хисст пообещал, что по отношению к Грису будет применена психотерапия.
Так вот, дорогие дамы, серьезная опасность состоит в том, что Гриса отпустят на волю абсолютно невменяемым и он будет и дальше убивать, и жечь, и бесчинствовать. Хисст, приняв неверный совет, приказал мне попытаться решить вопрос посредством психотерапии. Решили, что если грязного злодея можно снова сделать нормальным, то можно его и выпустить на свободу.
Я возражал. Я пытался указать, что преступный маньяк Грис совершенно не вписывается в шкалу Фрейда. Большинство из вас слышали лекцию, в которой я поднял этот вопрос… поднял этот вопрос… поднял… поднял.
Я сказал Хиссту: "Шансы на успех так малы, что принимать во внимание их… не стоит". Он тем не менее приказал мне это сделать. Тогда я сказал ему, что любой, кому предложат это сделать, может подписать свой смертный приговор. Но он ответил: "Одной бабой больше, одной меньше — разве это важно? Найди женщину-добровольца и заставь ее это сделать!"
— Скотина! — пробежал по залу шепоток.
— Теперь, как вы знаете… вы знаете… вы знаете… перестаньте повторять… что, согласно учению Фрейда, в основе всего лежит секс. Если бы можно было довести до сознания преступника истинную сексуальную основу его поступков, он бы исправился и стал нормальным. Это проверенный научный факт, каковой является и вся психиатрия.
Поэтому будет сделана попытка просветить Гриса в надежде, что это исправит его, вернет в нормальное состояние и он перестанет быть угрозой обществу.
Женщины закивали.
— Но, — продолжал Кроуб, — как я сказал Хиссту, эксперимент этот при всей его гуманности имеет два недостатка. Первый: шансы обработать человека, совсем не вписывающегося в классификационную шкалу, почти нулевые; и второе: это означает почти стопроцентную смерть для добровольца. Прокричите… однако мы все-таки нашли такого добровольца.
Кроуб умолк, поскольку замолчал и его суфлер. Распорядитель вывел вперед добровольца.
Это была вдова Тейл!
Она была одета во что-то белоснежное и казалась девой непорочной: головка склонена вперед, гладкие прямые волосы упали на лицо. Она молитвенно сложила перед собой руки. Ее хорошенько натаскали, и теперь она знала, как себя вести, чтобы выглядеть невинной девицей, приведенной к жертвенному алтарю.
— Эта женщина, — говорил Кроуб, — из чистейшего патриотизма пожелала рискнуть жизнью ради нашего дела. Я с благоговением воспринимаю ее набожность и бесстрастие, с которыми она готова блудить… служить народу и государству. Я представляю вам Пратию Тейл… ждите аплодисментов.
Женщины, собравшиеся в зале, молча взирали на «жертву», их охватило чувство благоговения. Некоторые заплакали.
— И посему, — закончил Кроуб, — призываю комитет под председательством леди Артрит Чопор обратиться к лорду Терну и настоятельно потребовать, чтобы он разрешил этой женщине и Грису сочетаться браком и провести в королевской тюрьме их первую брачную ночь.
Женщины в зале ахнули. Мэдисон ухмыльнулся.
Передовицы газет представляли собой мешанину откликов на речь шефа Аппарата; все авторы их, похоже, недоумевали не меньше, чем сотрудники Мэдисона. Когда Мэдисон вернулся в таунхаус, на него сразу накинулись его репортеры и операторы: "Мы создали диктатора, вот так: раз-два, и готово! Но, шеф, что такое "диктатор"?"
Одни газеты полагали, что «диктатор» — человек, говорящий в диктофон. Другие, поскольку буквально перевели это слово на волтарианский язык, объясняли, что оно означает оратора, который умеет убеждать, и, естественно, происходит из первого названия. Но большинство склонялось к той мысли, что Ломбар принял на себя огромные полномочия и, если Великий Совет никак не отреагирует, придется сделать вывод, что Ломбар совершил переворот, — правда, они понятия не имели, какой именно. Но ни одна газета не обошла стороной тот факт, что Аппарат вдруг стал главной силой государства.
Это не могло не привлечь внимания Аппарата. Его офицеры, за немногим исключением — уголовники, посидевшие в тюрьме, шутили между собой насчет их "безупречной репутации" и «чести». Они заважничали. Раньше они не осмеливались заходить в лучшие отели, рестораны и клубы, а теперь вдруг стали появляться там и задирать официантов и метрдотелей. Солдаты Аппарата разгуливали по улицам, держась за руки и выталкивая прохожих на обочину. Недооплачиваемые или вовсе не получающие жалованья, они стали находить способы сделать так, чтобы им платили.
Но Мэдисон смотрел на все это сквозь пальцы. Его интересовала фигура покрупнее: Хеллер. Тактика и стратегия Балаболтера целиком держались на принципах ССО: метить в самое сердце!
Акция с использованием «психотерапии» началась с обнаружения им в досье Гриса почтовой открытки. В ней говорилось:
Солтен Грис!
Йо-о-хо-о, где бы ты ни был.
Ребенок родился в срок, он красавчик.
Это мальчик.
Вот что: меня вовсе не прельщает необходимость обращаться к твоему начальнику и устраивать скандал. Куда милей было бы забраться с тобой в постель. Так когда же ты собираешься появиться и сделать как положено — жениться на мне?
Пратия
P. S. Любому командиру. Ты можешь повидаться со мной по этому делу в любое удобное для тебя время. Надеюсь, ты красив. Сейчас, когда у меня плоский животик, я снова хороша собой, и мы можем все это как следует обсудить. Что ты любишь есть на завтрак? Меня можно найти в поместье «Резвушка», Холмы Роскоши.
P. P. S. Там самые мягкие постели, чудеснейший плавательный бассейн и даже садовая беседка с кроватью. Чмок. Чмок.
Теперь-то Мэдисон знал, что лучше не соваться в эту ловушку со своей красивой физиономией. Поэтому он отправил туда кинорежиссера и одну из «циркачек», одетых как светские люди, и с ними еще одного актера, загримированного под "офицера Гриса".
В зрительном зале уже сидели в нетерпеливом ожидании сто дам из «клуба». Мэдисон смотрел на них через прорезь в стене и радостно улыбался. Многие из них были уже в годах, но выглядели цветущими. Они возвратили себе кое-что из утраченной юности, которую увидели сквозь дым марихуаны и любовное наваждение, и теперь казались на удивление привлекательными.
На трибуну поднялся Кроуб. На сей раз ЛСД ему не дали, и, надеясь получить-таки дозу, он вел себя хорошо. В ухо ему был вставлен маленький наушник, и от доктора, требовалось только повторять услышанное.
— Дамы высшего света, дамы высшего качества, дамы со сверкающими глазами возрожденной юности, — начал Кроуб. Звучало это довольно неплохо, хоть и говорил он каким-то уж очень бесчувственным голосом. — Я знаю, как вы обеспокоены нежеланием властей отдать под суд обезумевшего маньяка Гриса. Как вы, несомненно, уже читали или видели по хоумвидению, диктатор Волтара Ломбар Хисст пообещал, что по отношению к Грису будет применена психотерапия.
Так вот, дорогие дамы, серьезная опасность состоит в том, что Гриса отпустят на волю абсолютно невменяемым и он будет и дальше убивать, и жечь, и бесчинствовать. Хисст, приняв неверный совет, приказал мне попытаться решить вопрос посредством психотерапии. Решили, что если грязного злодея можно снова сделать нормальным, то можно его и выпустить на свободу.
Я возражал. Я пытался указать, что преступный маньяк Грис совершенно не вписывается в шкалу Фрейда. Большинство из вас слышали лекцию, в которой я поднял этот вопрос… поднял этот вопрос… поднял… поднял.
Я сказал Хиссту: "Шансы на успех так малы, что принимать во внимание их… не стоит". Он тем не менее приказал мне это сделать. Тогда я сказал ему, что любой, кому предложат это сделать, может подписать свой смертный приговор. Но он ответил: "Одной бабой больше, одной меньше — разве это важно? Найди женщину-добровольца и заставь ее это сделать!"
— Скотина! — пробежал по залу шепоток.
— Теперь, как вы знаете… вы знаете… вы знаете… перестаньте повторять… что, согласно учению Фрейда, в основе всего лежит секс. Если бы можно было довести до сознания преступника истинную сексуальную основу его поступков, он бы исправился и стал нормальным. Это проверенный научный факт, каковой является и вся психиатрия.
Поэтому будет сделана попытка просветить Гриса в надежде, что это исправит его, вернет в нормальное состояние и он перестанет быть угрозой обществу.
Женщины закивали.
— Но, — продолжал Кроуб, — как я сказал Хиссту, эксперимент этот при всей его гуманности имеет два недостатка. Первый: шансы обработать человека, совсем не вписывающегося в классификационную шкалу, почти нулевые; и второе: это означает почти стопроцентную смерть для добровольца. Прокричите… однако мы все-таки нашли такого добровольца.
Кроуб умолк, поскольку замолчал и его суфлер. Распорядитель вывел вперед добровольца.
Это была вдова Тейл!
Она была одета во что-то белоснежное и казалась девой непорочной: головка склонена вперед, гладкие прямые волосы упали на лицо. Она молитвенно сложила перед собой руки. Ее хорошенько натаскали, и теперь она знала, как себя вести, чтобы выглядеть невинной девицей, приведенной к жертвенному алтарю.
— Эта женщина, — говорил Кроуб, — из чистейшего патриотизма пожелала рискнуть жизнью ради нашего дела. Я с благоговением воспринимаю ее набожность и бесстрастие, с которыми она готова блудить… служить народу и государству. Я представляю вам Пратию Тейл… ждите аплодисментов.
Женщины, собравшиеся в зале, молча взирали на «жертву», их охватило чувство благоговения. Некоторые заплакали.
— И посему, — закончил Кроуб, — призываю комитет под председательством леди Артрит Чопор обратиться к лорду Терну и настоятельно потребовать, чтобы он разрешил этой женщине и Грису сочетаться браком и провести в королевской тюрьме их первую брачную ночь.
Женщины в зале ахнули. Мэдисон ухмыльнулся.
Глава 2
Следующим утром очень встревоженный лорд Терн предстал перед дамским комитетом в своих апартаментах. Ничего подобного с ним в жизни еще не случалось. Правда, его никогда в жизни и в прессе не громили, и теперь ему становилось не по себе. Последнее время даже домашние не хотели разговаривать с ним, а среди этих исполненных решимости женщин, которых он видел перед собой, многие были в прекрасных отношениях с его семьей.
— Но как же это, леди Артрит, — взволнованно говорил он, — ничего подобного раньше не было. Чтобы в моей тюрьме сочетались браком? Это что-то неслыханное.
Леди Артрит пробуравила его взглядом:
— Лорд Терн, мы проконсультировались со специалистами по праву. Наши семейные адвокаты говорят, что против этого нет никаких постановлений! На сей раз закон не защищает вас. Всякое возражение с вашей стороны будет чисто личным делом!
Лорд Терн обмозговал эти слова. Он был человеком, придерживавшимся буквы закона, и знал, что она говорит правду. Внезапно это дело показалось ему слишком личным, и он увидел возможный выход из создавшегося положения.
— Брак — такое дело, на которое мужчина должен быть согласен. Очень сомневаюсь, что Солтен Грис захочет жениться.
— Так его нужно спросить, и мы должны услышать, так ли это на самом деле.
Лорд Терн воздел глаза к потолку. На нем нельзя было прочесть никаких постановлений. Он снова взглянул на леди Артрит:
— Ну хорошо. Пойдем спросим Гриса.
Видите ли, Аппарат — это разведывательная служба, и у него имеются свои средства и способы сбора информации. И, на этот раз через жену тюремного надзирателя, Мэдисон узнал, что Солтен Грис уже закончил писать свое признание.
За эти дни Грис немного располнел, так как ел регулярно, а двигался мало. Как раз в данный момент он сидел в своей башенной камере и не знал, как убить время.
Он уже отправил свое обширное признание и после этого пару дней немного тревожился, полагая, что теперь его казнят. Потом он начал отдавать себе отчет в том, что на чтение судьям потребуется много времени и что, возможно, ему дадут еще немного подышать.
Ему не нужно было повторять приказа не подходить к окну: он ничуть не сомневался, что Хисст готов передвинуть планету, чтобы добраться до него. Он слышал не раз, как толпа что-то выкрикивает у тюрьмы, но не осмеливался приблизиться к окну и выглянуть, к тому же он не понимал, что кричали люди: они находились слишком далеко. Никакая информация до него не доходила, и Грис совсем ничего не знал о развернувшейся против него в прессе кампании.
Поэтому его несколько озадачило, когда он услышал шаги множества ног, поднимающихся по башенной лестнице, и гул приближающихся голосов. Женских голосов? Как странно!
Раздалось бренчание ключей и скрип железной двери его камеры. Вошел охранник и наставил на него оружие.
Внезапно комната наполнилась женщинами!
В голове у Гриса все завертелось.
Он не узнал ни одной.
Дамы уставились на него в высшей степени враждебно.
Его охватила паника, а скрыться было некуда.
К нему приблизился человек очень хрупкого телосложения в капюшоне.
Он почувствовал, что в руку ему суют записку.
Почти в истерике он глянул на записку. В ней говорилось:
Если не ответишь, что согласен, я расскажу им о младенце, и они разорвут тебя на части.
Человек перед ним поднял руку, взялся за верхушку капюшона и стянул его с головы. Грис окаменел. Это была Пратия Тейл!
— Ради пользы государства, — проговорила она так, как ее учили, — я вызвалась выйти за вас замуж. — И незаметно для других она ткнула пальчиком в записку.
Грис, чувствуя, что вот-вот лишится чувств, не мог произнести ни слова.
Тут за спинами женщин раздался густой повелительный голос лорда Терна:
— Ну, отвечайте ей, что же вы! Да говорите громко, чтобы мы могли решить, как нам поступить!
— Говори "согласен", — прошипела вдова Тейл.
Грис взглянул в ее прищуренные решительные глаза, взглянул на враждебные лица женщин…
И тут ему в голову пришла мысль, что таким образом он сможет купить себе еще немножечко жизни. Он может отсрочить свою казнь, назначив бракосочетание, например, через месяц.
— Согласен! — прокричал он. Лорд Терн пришел в изумление. Лица женщин осветились надеждой.
— Хорошо, — сказала вдова Тейл, — нас поженят здесь сегодня же днем. Будьте готовы.
Грис открыл было рот.
Но камера опустела, и дверь с лязгом захлопнулась.
— Но как же это, леди Артрит, — взволнованно говорил он, — ничего подобного раньше не было. Чтобы в моей тюрьме сочетались браком? Это что-то неслыханное.
Леди Артрит пробуравила его взглядом:
— Лорд Терн, мы проконсультировались со специалистами по праву. Наши семейные адвокаты говорят, что против этого нет никаких постановлений! На сей раз закон не защищает вас. Всякое возражение с вашей стороны будет чисто личным делом!
Лорд Терн обмозговал эти слова. Он был человеком, придерживавшимся буквы закона, и знал, что она говорит правду. Внезапно это дело показалось ему слишком личным, и он увидел возможный выход из создавшегося положения.
— Брак — такое дело, на которое мужчина должен быть согласен. Очень сомневаюсь, что Солтен Грис захочет жениться.
— Так его нужно спросить, и мы должны услышать, так ли это на самом деле.
Лорд Терн воздел глаза к потолку. На нем нельзя было прочесть никаких постановлений. Он снова взглянул на леди Артрит:
— Ну хорошо. Пойдем спросим Гриса.
Видите ли, Аппарат — это разведывательная служба, и у него имеются свои средства и способы сбора информации. И, на этот раз через жену тюремного надзирателя, Мэдисон узнал, что Солтен Грис уже закончил писать свое признание.
За эти дни Грис немного располнел, так как ел регулярно, а двигался мало. Как раз в данный момент он сидел в своей башенной камере и не знал, как убить время.
Он уже отправил свое обширное признание и после этого пару дней немного тревожился, полагая, что теперь его казнят. Потом он начал отдавать себе отчет в том, что на чтение судьям потребуется много времени и что, возможно, ему дадут еще немного подышать.
Ему не нужно было повторять приказа не подходить к окну: он ничуть не сомневался, что Хисст готов передвинуть планету, чтобы добраться до него. Он слышал не раз, как толпа что-то выкрикивает у тюрьмы, но не осмеливался приблизиться к окну и выглянуть, к тому же он не понимал, что кричали люди: они находились слишком далеко. Никакая информация до него не доходила, и Грис совсем ничего не знал о развернувшейся против него в прессе кампании.
Поэтому его несколько озадачило, когда он услышал шаги множества ног, поднимающихся по башенной лестнице, и гул приближающихся голосов. Женских голосов? Как странно!
Раздалось бренчание ключей и скрип железной двери его камеры. Вошел охранник и наставил на него оружие.
Внезапно комната наполнилась женщинами!
В голове у Гриса все завертелось.
Он не узнал ни одной.
Дамы уставились на него в высшей степени враждебно.
Его охватила паника, а скрыться было некуда.
К нему приблизился человек очень хрупкого телосложения в капюшоне.
Он почувствовал, что в руку ему суют записку.
Почти в истерике он глянул на записку. В ней говорилось:
Если не ответишь, что согласен, я расскажу им о младенце, и они разорвут тебя на части.
Человек перед ним поднял руку, взялся за верхушку капюшона и стянул его с головы. Грис окаменел. Это была Пратия Тейл!
— Ради пользы государства, — проговорила она так, как ее учили, — я вызвалась выйти за вас замуж. — И незаметно для других она ткнула пальчиком в записку.
Грис, чувствуя, что вот-вот лишится чувств, не мог произнести ни слова.
Тут за спинами женщин раздался густой повелительный голос лорда Терна:
— Ну, отвечайте ей, что же вы! Да говорите громко, чтобы мы могли решить, как нам поступить!
— Говори "согласен", — прошипела вдова Тейл.
Грис взглянул в ее прищуренные решительные глаза, взглянул на враждебные лица женщин…
И тут ему в голову пришла мысль, что таким образом он сможет купить себе еще немножечко жизни. Он может отсрочить свою казнь, назначив бракосочетание, например, через месяц.
— Согласен! — прокричал он. Лорд Терн пришел в изумление. Лица женщин осветились надеждой.
— Хорошо, — сказала вдова Тейл, — нас поженят здесь сегодня же днем. Будьте готовы.
Грис открыл было рот.
Но камера опустела, и дверь с лязгом захлопнулась.
Глава 3
У Мэдисона, конечно же, имелись уже готовые для распространения в печати заголовки. К полудню все улицы заполнили газеты с вариациями следующего сообщения:
"НЕВЕСТА ПРИНОСИТ СЕБЯ В ЖЕРТВУ РАДИ ИСПРАВЛЕНИЯ ГРИСА".
Разумеется, печатались и заявления Кроуба, утверждающего, что это почти невозможный подвиг. Он не мог гарантировать никакого успеха ввиду того, что Грис "явился к нему слишком поздно", — обычная психиатрическая увертка, которой пользовались на Земле.
Но всеобщее внимание, как и предполагал Мэдисон, привлекла вероятная судьба красивой женщины. Тысячи и тысячи людей начали собираться на склонах — тех, что пониже холма, на котором стояла королевская тюрьма. Многие плакали, никто не питал никаких надежд, и все считали, что бессердечно посылать женщину на такое дело, что благородство Пратии Тейл выше всяких похвал.
Мэдисон даже не нуждался в собственной съемочной группе. Хоумвидение снимало депутацию на входе и выходе Пратии из тюрьмы, и теперь камеры находились там, внизу, под полуденным солнцем, подавая в эфир «живьем» огромную толпу собравшихся людей и показывая их лица крупным планом, репортеры выспрашивали мнение присутствующих.
Балаболтер радовался, что ему не приходилось давать советы хоумвидению, что делать. Сегодня ему предстояла иная миссия. Имея при себе данные Аппаратом верительные грамоты и одетый в форму офицера нестроевой службы, он собирался выступить в роли "друга жениха", необходимого персонажа брачной церемонии.
Охрана обыскала его на предмет оружия и яда и предупредила, что за ним будут наблюдать в смотровую щель и держать его под прицелом и пусть он только попробует сделать хоть какой-то жест в сторону Гриса. С этим ему позволили войти.
Грис лежал на койке в состоянии коллапса. Не удалось ему выторговать себе месячишко, не удалось. Мысль о женитьбе на вдовушке Тейл смягчалась только тем, что жить ему и так оставалось не очень долго.
Койка, в сущности, представляла собой вмонтированную в камень полку. Когда на ней лежала подстилка, как теперь, высота свободного пространства над ней составляла примерно четыре фута.
Пленник увидел, как к нему впускают офицера нестроевой службы. Это вовсе не означало, что он должен быть из Аппарата. Грис ожидал, что к нему пришлют кого-нибудь, чтобы помочь подготовиться. И точно — у этого парня под мышкой виднелись какие-то коробки. Заметив в смотровой щели наведенный внутрь камеры ствол, он совсем успокоился. А потому просто лежал и смотрел.
И вдруг лицо под фуражкой стало ему кого-то напоминать.
В страшном шоке он резко сел — и ударился головой. От удара он едва не потерял сознание. Это заставило его мозги заработать с бешеной скоростью. Ему показалось, что он находится в доме 42 по Месс-стрит в Нью-Йорке. Впрочем, нет — он, должно быть, на яхте "Золотой закат".
Мэдисон? Это же Мэдисон!
— О нет, — проговорил Грис. — Нет, нет, нет! Мэдисон увидел табурет и сел возле койки.
— Ну, Смит, — сказал он по-английски, — то есть Грис. Мне, разумеется, очень неприятно видеть сотрудника мистера Гробса в беде. Не беспокойтесь. Я появился, чтобы вызволить вас отсюда.
Грис пришел в ужас и стал умолять:
— Ох, пожалуйста, Мэдисон, богами заклинаю тебя, избавь меня от своей помощи в качестве моего агента по ССО!
— Ну что вы, что вы, такого быть не может, — стал урезонивать его Мэдисон. — Я ваш друг. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы выбрались из этого положения в прекрасной форме.
— О нет, нет, пожалуйста, Мэдисон, ну прошу тебя, не надо мне помогать, не надо.
— Э, бросьте нести вздор, Грис. Ведь друзья для того и существуют. А теперь слушайте меня внимательно. Вы с честью выйдете из этой передряги.
— Ты думаешь… ты думаешь, у меня есть хоть один шанс?
— О, больше чем шанс, Смит. Есть люди, которые трудятся день и ночь, чтобы не допустить вашей казни. Вашим друзьям она совсем не нужна!
— У меня есть друзья?
— Разумеется, есть! Вы не представляете себе, сколько уже сделано для вас. Мы хотим, чтобы вас судили.
— Что?
— Ну да. Это будет справедливый суд. Не думаете же вы, что вдове Тейл захочется стать дважды вдовой, а? Нет. Она купается в деньгах и уж постарается нанять самых лучших адвокатов. Могу вас заверить, что впереди у вас очень долгая и интересная жизнь.
— Мэдисон, ради любви к своей матери, не устраивай мне такую пытку. У меня нет ни одного шанса. Ты задумал что-то ужасное. Я знаю!
— Смит, я потрясен. Вы же не мой клиент. Я ведь все еще работаю над делом Хеллера.
— Над делом Хеллера?
— Ну конечно. Мы с вами — всего лишь старая команда, Смит и Мэдисон. Те же, что всегда. Но я не могу говорить с вами весь день, поэтому запомните, пожалуйста, что я скажу. Когда вы взойдете на трибуну, я хочу, чтобы вы представили Хеллера единственной причиной всех ваших бед.
— Но так оно и есть! — воскликнул Грис. — Он причина!
— Отлично! Я знал, что вы согласитесь. Итак, когда власти будут вас судить…
— Не будут они судить меня. Лорды меня просто казнят. Или, если я и выйду когда-нибудь из тюрьмы, люди Ломбара Хисста пристрелят меня в десяти футах от тюремных ворот.
— Выбросьте это из головы. Я являюсь у Ломбара правой рукой — или он у меня, только забыл какой. Поэтому, если мы предоставим вас суду, делайте, что вам велено. Поняли?
— Все, что я должен сделать, — это обвинить Хеллера?
— Правильно.
— Во всех, во всех преступлениях, какие только придут мне в голову?
— Правильно.
Грис стал немного отходить, он увидел свет в окошке.
— И все поймут, что за этим стоит только он один?
— Правильно.
— Я это сделаю.
— Хорошо. Теперь нам нужно подготовить вас к бракосочетанию.
Мэдисону пришлось позаботиться о том, чтобы его улыбочка не расползлась в торжествующую ухмылку. Грис даже и не подозревал, каков его план в действительности: план совершенно дьявольский!
"НЕВЕСТА ПРИНОСИТ СЕБЯ В ЖЕРТВУ РАДИ ИСПРАВЛЕНИЯ ГРИСА".
Разумеется, печатались и заявления Кроуба, утверждающего, что это почти невозможный подвиг. Он не мог гарантировать никакого успеха ввиду того, что Грис "явился к нему слишком поздно", — обычная психиатрическая увертка, которой пользовались на Земле.
Но всеобщее внимание, как и предполагал Мэдисон, привлекла вероятная судьба красивой женщины. Тысячи и тысячи людей начали собираться на склонах — тех, что пониже холма, на котором стояла королевская тюрьма. Многие плакали, никто не питал никаких надежд, и все считали, что бессердечно посылать женщину на такое дело, что благородство Пратии Тейл выше всяких похвал.
Мэдисон даже не нуждался в собственной съемочной группе. Хоумвидение снимало депутацию на входе и выходе Пратии из тюрьмы, и теперь камеры находились там, внизу, под полуденным солнцем, подавая в эфир «живьем» огромную толпу собравшихся людей и показывая их лица крупным планом, репортеры выспрашивали мнение присутствующих.
Балаболтер радовался, что ему не приходилось давать советы хоумвидению, что делать. Сегодня ему предстояла иная миссия. Имея при себе данные Аппаратом верительные грамоты и одетый в форму офицера нестроевой службы, он собирался выступить в роли "друга жениха", необходимого персонажа брачной церемонии.
Охрана обыскала его на предмет оружия и яда и предупредила, что за ним будут наблюдать в смотровую щель и держать его под прицелом и пусть он только попробует сделать хоть какой-то жест в сторону Гриса. С этим ему позволили войти.
Грис лежал на койке в состоянии коллапса. Не удалось ему выторговать себе месячишко, не удалось. Мысль о женитьбе на вдовушке Тейл смягчалась только тем, что жить ему и так оставалось не очень долго.
Койка, в сущности, представляла собой вмонтированную в камень полку. Когда на ней лежала подстилка, как теперь, высота свободного пространства над ней составляла примерно четыре фута.
Пленник увидел, как к нему впускают офицера нестроевой службы. Это вовсе не означало, что он должен быть из Аппарата. Грис ожидал, что к нему пришлют кого-нибудь, чтобы помочь подготовиться. И точно — у этого парня под мышкой виднелись какие-то коробки. Заметив в смотровой щели наведенный внутрь камеры ствол, он совсем успокоился. А потому просто лежал и смотрел.
И вдруг лицо под фуражкой стало ему кого-то напоминать.
В страшном шоке он резко сел — и ударился головой. От удара он едва не потерял сознание. Это заставило его мозги заработать с бешеной скоростью. Ему показалось, что он находится в доме 42 по Месс-стрит в Нью-Йорке. Впрочем, нет — он, должно быть, на яхте "Золотой закат".
Мэдисон? Это же Мэдисон!
— О нет, — проговорил Грис. — Нет, нет, нет! Мэдисон увидел табурет и сел возле койки.
— Ну, Смит, — сказал он по-английски, — то есть Грис. Мне, разумеется, очень неприятно видеть сотрудника мистера Гробса в беде. Не беспокойтесь. Я появился, чтобы вызволить вас отсюда.
Грис пришел в ужас и стал умолять:
— Ох, пожалуйста, Мэдисон, богами заклинаю тебя, избавь меня от своей помощи в качестве моего агента по ССО!
— Ну что вы, что вы, такого быть не может, — стал урезонивать его Мэдисон. — Я ваш друг. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы выбрались из этого положения в прекрасной форме.
— О нет, нет, пожалуйста, Мэдисон, ну прошу тебя, не надо мне помогать, не надо.
— Э, бросьте нести вздор, Грис. Ведь друзья для того и существуют. А теперь слушайте меня внимательно. Вы с честью выйдете из этой передряги.
— Ты думаешь… ты думаешь, у меня есть хоть один шанс?
— О, больше чем шанс, Смит. Есть люди, которые трудятся день и ночь, чтобы не допустить вашей казни. Вашим друзьям она совсем не нужна!
— У меня есть друзья?
— Разумеется, есть! Вы не представляете себе, сколько уже сделано для вас. Мы хотим, чтобы вас судили.
— Что?
— Ну да. Это будет справедливый суд. Не думаете же вы, что вдове Тейл захочется стать дважды вдовой, а? Нет. Она купается в деньгах и уж постарается нанять самых лучших адвокатов. Могу вас заверить, что впереди у вас очень долгая и интересная жизнь.
— Мэдисон, ради любви к своей матери, не устраивай мне такую пытку. У меня нет ни одного шанса. Ты задумал что-то ужасное. Я знаю!
— Смит, я потрясен. Вы же не мой клиент. Я ведь все еще работаю над делом Хеллера.
— Над делом Хеллера?
— Ну конечно. Мы с вами — всего лишь старая команда, Смит и Мэдисон. Те же, что всегда. Но я не могу говорить с вами весь день, поэтому запомните, пожалуйста, что я скажу. Когда вы взойдете на трибуну, я хочу, чтобы вы представили Хеллера единственной причиной всех ваших бед.
— Но так оно и есть! — воскликнул Грис. — Он причина!
— Отлично! Я знал, что вы согласитесь. Итак, когда власти будут вас судить…
— Не будут они судить меня. Лорды меня просто казнят. Или, если я и выйду когда-нибудь из тюрьмы, люди Ломбара Хисста пристрелят меня в десяти футах от тюремных ворот.
— Выбросьте это из головы. Я являюсь у Ломбара правой рукой — или он у меня, только забыл какой. Поэтому, если мы предоставим вас суду, делайте, что вам велено. Поняли?
— Все, что я должен сделать, — это обвинить Хеллера?
— Правильно.
— Во всех, во всех преступлениях, какие только придут мне в голову?
— Правильно.
Грис стал немного отходить, он увидел свет в окошке.
— И все поймут, что за этим стоит только он один?
— Правильно.
— Я это сделаю.
— Хорошо. Теперь нам нужно подготовить вас к бракосочетанию.
Мэдисону пришлось позаботиться о том, чтобы его улыбочка не расползлась в торжествующую ухмылку. Грис даже и не подозревал, каков его план в действительности: план совершенно дьявольский!
Глава 4
Бракосочетание состоялось в тюрьме где-то ближе к вечеру.
Лорд Терн не допустил за ворота съемочные группы, и им пришлось довольствоваться тем, что они могли снять из-за ворот.
Солнце, превратив угрюмый старый замок в темный силуэт, озаряло несчетные тысячи людей, запрудивших склоны холма. В толпе ходили священники, призывающие присутствующих молиться; люди сидели на земле или стояли на коленях, старые и молодые, а над ними витал: непрестанный гул голосов.
Когда священник, проводивший обряд, друг жениха и подруга невесты появились у ворот, святой отец сотворил знак, означавший, что брак заключен. Вниз по холму, вырвавшийся одновременно из всех глоток, пронесся, подобно ветру, единодушный вздох надежды.
Все взгляды устремились теперь на самую высокую из башен, ибо собравшиеся знали, что приносимая в жертву невеста и ненавистный Грис сейчас пребывают там наедине друг с другом. Никто из толпы не ушел: людям было известно, что в полночь жена покинет тюрьму. Они молились за нее, тревожно задаваясь вопросом, подействует ли это лечение, увидят ли они ее снова живой.
Солнце зашло. Луна выплыла на небосклон: она заливала древнюю крепость каким-то зловещим фантастическим светом, отчего смотревшие вверх лица казались в окутавшей холм зеленоватой дымке нереальными.
Толпа не могла не отметить того факта, что снаружи у ворот стоял аэромобиль "скорой помощи" с медицинской бригадой наготове. Как заявил диктор хоумвидения, когда машина попала в объектив камер, она стоит здесь для того, чтобы у людей не пропадала надежда на возможность оказания невесте, как бы ее ни истязали, медицинской помощи и сохранения ее жизни.
Но происходившее в тюрьме было не похоже на то, что происходило за ее пределами.
Во время церемонии Грис был нем как камень. Пратия Тейл с искрящимися глазами, наоборот, трещала, как разболтанное зубчатое колесо. И когда друг и подружка со священником удалились из камеры, ее даже не смутило то обстоятельство, что у смотрового окошка остался караульный, вооруженный бластганом, всегда готовый вмешаться.
Лорд Терн не допустил за ворота съемочные группы, и им пришлось довольствоваться тем, что они могли снять из-за ворот.
Солнце, превратив угрюмый старый замок в темный силуэт, озаряло несчетные тысячи людей, запрудивших склоны холма. В толпе ходили священники, призывающие присутствующих молиться; люди сидели на земле или стояли на коленях, старые и молодые, а над ними витал: непрестанный гул голосов.
Когда священник, проводивший обряд, друг жениха и подруга невесты появились у ворот, святой отец сотворил знак, означавший, что брак заключен. Вниз по холму, вырвавшийся одновременно из всех глоток, пронесся, подобно ветру, единодушный вздох надежды.
Все взгляды устремились теперь на самую высокую из башен, ибо собравшиеся знали, что приносимая в жертву невеста и ненавистный Грис сейчас пребывают там наедине друг с другом. Никто из толпы не ушел: людям было известно, что в полночь жена покинет тюрьму. Они молились за нее, тревожно задаваясь вопросом, подействует ли это лечение, увидят ли они ее снова живой.
Солнце зашло. Луна выплыла на небосклон: она заливала древнюю крепость каким-то зловещим фантастическим светом, отчего смотревшие вверх лица казались в окутавшей холм зеленоватой дымке нереальными.
Толпа не могла не отметить того факта, что снаружи у ворот стоял аэромобиль "скорой помощи" с медицинской бригадой наготове. Как заявил диктор хоумвидения, когда машина попала в объектив камер, она стоит здесь для того, чтобы у людей не пропадала надежда на возможность оказания невесте, как бы ее ни истязали, медицинской помощи и сохранения ее жизни.
Но происходившее в тюрьме было не похоже на то, что происходило за ее пределами.
Во время церемонии Грис был нем как камень. Пратия Тейл с искрящимися глазами, наоборот, трещала, как разболтанное зубчатое колесо. И когда друг и подружка со священником удалились из камеры, ее даже не смутило то обстоятельство, что у смотрового окошка остался караульный, вооруженный бластганом, всегда готовый вмешаться.