У Пратии с собой оказалась корзина со свадебными яствами, прошедшая дотошный осмотр и проверку на безопасность продуктов. Похожая на золотистую певчую птичку, новобрачная скакала по камере, раскладывая продукты на поблескивающей ткани. Еще до того как они уселись на постель, она засовывала кусочки Грису в рот — и много раз промахивалась. Пища не попадала в рот, потому что Грис одеревенел и не мог раздвигать губы.
   — Подожди-подожди, — тараторила Пратия, — мы сейчас так потешимся. Тебе больше не придется работать, ведь тебя уволят из Аппарата. И все, что от тебя потребуется, — это просто лежать в постели, а я буду бросать тебе корм — вот так. Твои самые тяжелые обязанности будут состоять в двух простых вещах: спать и (…). Ну разве не замечательно? Скушай еще ягодку.
   Грис совсем потерял чувство реальности. Он много месяцев мирно жил в своей башне, имея в качестве сокамерников диктописец и материалы к нему. Изредка из соседней камеры ему стучали в стенку; порой на подоконник садилась птичка — почирикает и улетит. А теперь вся эта суматоха, шум снаружи, вроде бы какой-то нарастающий стон, который трудно было объяснить, ибо ему все еще нельзя было подходить к окну.
   Секс для него теперь во многом утратил привлекательность. Прахд изменил его анатомию, и от женщин он с тех пор не видел ничего, кроме крупных неприятностей. Да и брак этот не позволил ему выиграть время. Грис не верил, что над ним состоится суд.
   Он исповедался в грехах и теперь в лучшем случае мог рассчитывать на самую безболезненную казнь, к которой мог приговорить его лорд Терн. Во время церемонии чем больше он смотрел на Мэдисона, тем меньше верил в то, что говорит этот агент по ССО. У Гриса характеристика Дж. Балаболтера Свихнулсона не вызывала никаких сомнений. Взлетев на какой-то момент на крыльях надежды, Грис снова рухнул на камни реальности.
   — Выпей розовой шипучки. Она самая лучшая из всех и чрезвычайно питательная, — предложила Пратия. — От нее твоя сила возрастет. — И она звонко рассмеялась. — А сила тебе ой как понадобится. — Она погрозила ему пальчиком. — Ну не будь же таким букой! Просто перестань беспокоиться, и все. Тебя же будут защищать трое лучших на всем Волтаре адвокатов. Верь мне!
   — Кажется, все вы просто не понимаете, — сказал Грис. — Я ведь пленник Хеллера. Его величество по какой-то причине не издал постановления о моей казни. Но он это сделает, сделает. Даже если бы вы имели возможность помочь мне, в своей исповеди я сознался во всех своих преступлениях. Я не верю тебе и не верю — да избавят меня от него боги — Мэдисону.
   — Брось, не будь таким мрачным. Глянь в окошко! Уже стемнело! Ну, ты как следует подкрепился? Чувствуешь себя в силе? Чувствуешь. Прекрасно. Теперь повернись спиной, я приготовлю постельку, а потом — уи-и-и!
   Грис сел лицом к голой стене, слыша, как Пратия суетится в каменном алькове. Вдова принесла с собой комплект постельных принадлежностей, и он совсем не догадывался, к чему она все это затеяла.
   Наконец Пратия легонько похлопала его по плечу. Он одеревенело повернулся. Она стояла в прозрачном платье, которое только подчеркивало ее наготу.
   Альков был задрапирован белой газовой тканью, на нем лежало одеяло из мерцающей ткани.
   Вдова Тейл принялась расстегивать одежду Гриса, а он стоял как изваяние и покорно позволял себя раздевать. Лишь когда он вылезал из ботинок и штанов, ему поневоле пришлось подвигаться.
   — У-у-у-ух! — выдохнула Пратия, отступая назад и таращась. — Только посмотрите, что мы тут имеем! У-у-ух! Эй, Солтен, да что же такое с тобой случилось? Вот это усовершенствование! О, Солтен, это, наверное, божественно! Никогда не представляла себе, что он может быть таким!..
   Грис покорно смотрел на нее и молчал, Пратия же выпучила глаза и продолжала:
   — Ничего удивительного, что ты никогда не отвечал на мои почтовые открытки. Небось, женщины ходили за тобой толпами!
   Грис выглядел так, будто его высекли. Вдова Тейл нахмурилась:
   — Но я смотрю, ты не отвечаешь. — Тут ей в голову пришла идея, и она улыбнулась. — О, я знаю, что тебя возбудит. Фото нашего сына. Посмотришь на него — и тебе захочется заиметь второго, точно такого же! — Пратия порылась в сумочке. — Мне его делали только вчера. Ага, вот оно. Правда красавчик?
   Грис взглянул на фото двух-трехмесячного ребенка. Малыш улыбался, вытаращив глазенки.
   Грис внезапно схватил фотографию и подошел к свету. Так оно и есть!
   Волосы цвета соломы! Зеленые глаза! Он гневно взглянул на Пратию и воскликнул:
   — Это ребенок от Прахда!
   — Нет, что ты, он твой. У меня по семейной линии много людей с такими волосами и зелеными глазами. Только то, что у тебя каштановые волосы и карие глаза, ничего еще не значит. Это твой, твой сыночек. В свидетельстве о рождении записано. И начиная с сегодняшнего дня он вполне законный, а не какой-нибудь бастард. Неужели ты не чувствуешь гордости?
   Повторялась история с ребенком медсестры Билдирджины.
   — Он у тебя от Прахда, — упорствовал Грис.
   — Э, да ты ревнуешь! — Пратия восторженно рассмеялась. — Просто чудеса! Значит, ты все-таки немножко любишь меня. Ну иди же, иди в постель и получи от меня весь жар любви, о котором ты мечтаешь!
   Она затащила его на вделанные в стену нары и задернула занавеску.
   Охранник настороженно наблюдал за сценой в камере сквозь прицел своего бластгана.
   Белые занавески, скрывавшие койку, шевелились.
   Из-за них выпорхнуло платье Пратии и упало на пол. Голос ее звучал укоризненно:
   — Ну давай же, Солтен. Нет времени стыдиться и смущаться.
   Охранник не спускал с них глаз, и снова до него донесся голос Пратии:
   — Ну же, Солтен, ну же. Не будь таким бякой. Ты живешь среди сплошного камня — пусть это послужит тебе примером.
   На окошко камеры опустилась птичка и прислушалась. Голос Пратии звучал слегка напряженно:
   — Что ж, наверное, нам, бабам, на роду написано делать всю работу.
   Охранник нахмурился.
   — У-у-ух! — вскричала Пратия, а встревоженная птичка все смотрела. — Какие размеры! — Птичка поспешно улетела.
   Лицо охранника стало сердитым.
   — Ну же, Солтен, будь паинькой. А-а-ах, вот так-то лучше. Теперь постой-ка, дай мне сосредоточиться.
   Белые газовые занавески слегка подергивались.
   Пратия уставилась на потолок, нависавший над вделанной в стенку кроватью.
   Грис взглянул на нее сверху вниз с озадаченным видом.
   Пратия по-прежнему глядела куда-то вверх.
   Грис обернулся, чтобы увидеть, чем она так увлечена.
   Это было трехмерное изображение Хеллера! Крупное, в цвете!
   Грис истошно заорал.
   Потом выскочил из алькова и запутался в занавесках.
   Он орал во все горло, борясь на полу с принесенными вдовой шторками, простынями, занавесочками.
   В камеру ворвались охранники. Грис был уверен, что это за ним.
   Вопли его бились о стены, разносились по коридорам и вырывались из окна в окружающую темень.
   А снаружи из тысяч глоток вырвался стон.
   Съемочные группы пришли в состояние напряженной готовности.
   Машина "скорой помощи" завела мотор.
   Во дворе тюрьмы сигнальные гонги забили сигнал тревоги!
   Напряженная толпа с тревожной мукой смотрела, как открываются громоздкие двери, как внутрь забежала бригада с носилками.
   В темноте двора люди в белом что-то грузили. Один из них был актер: он ловко подбросил под простыню пузырь с кровью, чего никто не видел.
   И затем, в ярких огнях ворот в сопровождении людей в белом перед объективами камер показались носилки.
   И были встречены стоном тысяч людей.
   Послышались вопли ужаса.
   На носилках лежала новобрачная. Из-под покрывала виднелась лишь частица ее лица.
   А с носилок потоком лилась кровь!
   Столпотворение!
   Толпа сделала попытку атаковать тюрьму.
   Охранники пальнули поверх людских голов из оружия, дающего яркие вспышки.
   Чтобы закрыть тюремные ворота, пришлось к ним бросить целый взвод.
   Носилки задвинули в "скорую помощь". И та с ревом взлетела!
   Мэдисон глядел в задние окна "скорой".
   Какой бунт!
   И все на экранах хоумвидения по всей Конфедерации!
   Он присел у носилок, взял руку Пратии Тейл-Грис и похлопал по ней. Его губы растянулись в широчайшую ухмылку.
   — О, ты чудесно сыграла свою роль, — сказал он ей. — Я очень тобой горжусь.
   — Надеюсь, что все это сработает, — отвечала самая одержимая нимфоманка на Волтаре. — Просто не дождусь, когда он снова будет в моих руках. Вы знаете, ведь у него теперь огромный…
   — О, полагаю, что остальное пойдет как по маслу.
   — ССО — замечательная вещь! — похвалила Пратия. — Где ж она раньше-то была?

Глава 5

   Вскоре последовало осуществление и остальной части задуманного Мэдисоном дела. Уже на следующий день, не веря своим ушам, лорд Терн, ужасно сожалеющий, что согласился на этот брак, взглянул на коменданта королевской тюрьмы и воскликнул: "Кто?"
   — Они просят разрешения приземлиться у нас во дворе, — сказал комендант. — Это аэролимузин, а в удостоверении говорится, что в нем находится королева Крошка. Говорят, что, поскольку владелец его — королевская особа, они имеют право приземлиться.
   — Это, наверное, королева-заложница враждебного нам Флистена, — сделал вывод лорд Терн. — Но находящийся в заложниках монарх не имеет доступа в это место!
   — Так я им и сказал. Но они отвечали, что королевская особа есть королевская особа и что у них к вашей светлости имеется срочное дело, не терпящее никакого отлагательства.
   — Ну, это спорный вопрос, — возразил лорд Терн. — А хоумвизионщики все еще околачиваются возле тюрьмы?
   — Нет, ваша светлость.
   — Ладно, никто не заметит. Вряд ли тут что-либо важное. Вероятно, она хочет вызволить кого-то, сидящего под замком, и мне придется ей отказать, но лучше я сделаю это лично, а то флистенцы почувствуют себя оскорбленными. Передай им, что они могут садиться.
   Лорд надел новую мантию и привел свой стол в порядок.
   Немного погодя двое вестников вступили в комнату и остановились по стойке "смирно".
   — Ее величество королева Крошка! — хором провозгласили они. — Всем встать!
   Двое дюжих лакеев в серебристых ливреях внесли в палату крытый паланкин.
   — На колени! — приказали герольды.
   Страдая, лорд Терн вышел из-за стола и встал сбоку от него на колени.
   Лакеи поставили паланкин на пол.
   Рука в синей перчатке отдернула переднюю занавеску паланкина. Молодой голос произнес:
   — Встаньте. Можете сесть за стол.
   Лорд Терн чувствовал раздражение. У находящихся в заложниках монархов здесь не могло быть никаких дел. Но он поднялся с колен и уселся за стол. Затем взглянул на паланкин с отдернутой занавеской. Крошка сидела в нем с короной на голове, скипетром в руке, в золотом одеянии. Глаза и рот королевы были очень большими, но тем не менее ее вполне можно было назвать красавицей. Затем лорд Терн осознал, что она еще почти ребенок, и не мог удержаться от отеческой улыбки. Ну какой такой неприятности можно ждать от совсем еще юного монарха, находящегося в заложниках? Насколько он мог себе представить — никакой.
   — Итак, что я могу сделать для вашего величества? — поинтересовался он, соображая, будет ли учтиво предложить ей конфет.
   — Дело не в том, что вы можете сделать для нас, — молвила Крошка Буфер, — а в том, что мы могли бы сделать для вас.
   — В самом деле?
   — В самом деле, — подтвердила Крошка. — Мы вполне привыкли к судьям, судам и так далее и знаем, в какую большую беду они могут попасть.
   — Из-за чего? — спросил Терн, слегка развеселившись.
   — Из-за Гриса, — отвечала Крошка.
   — Гриса? — вскричал лорд Терн. — О нет! Хватит с меня этого Гриса! — Он уронил седую голову на руки, стиснул ладонями лоб.
   — Да, Гриса, — повторила Крошка. — Он самый отвратительный, самый закулисный и беспринципный мерзавец, какие только существуют на свете! Перед тем как стать флистенской королевой-заложницей, я была королевой киноэкрана на планете Земля.
   — Земля? В какой стране?
   — Мовиола. Но это не имеет значения. Этого Гриса, злодея из злодеев, судили судом моей планеты и приговорили к пожизненному заключению. Но он бежал. Фактически он мой заключенный. Вы избавились бы от больших затруднений, просто передав его мне для отбытия положенного ему срока наказания.
   — О, этого я бы сделать не мог. Это не тот судебный округ. Кажется, я знаю, о какой планете вы говорите. Блито-ПЗ. Читал в газетах. Она еще не завоевана. Нет никаких мирных договоров. Но даже если бы мы говорили о Флистене, это не меняло бы дела. Передать вам Гриса я не могу никак.
   — Никак-никак?
   — Совершенно никак.
   — Вы избавили бы себя от больших осложнений, если бы все-таки передумали.
   — Извините, — вздохнул лорд Терн, — но это невозможно.
   — Ну что ж, — сказала Крошка, — попытались — не вышло. Поэтому, я полагаю, мне придется открыть вам кое-что.
   — Дорогая моя… то есть ваше величество, я бы отдал полголовы, чтобы отделаться от Гриса. Но, к несчастью, не могу. Однако, — и он улыбнулся, — просто не понимаю, как он мог причинить еще какие-то неприятности.
   — Просто вы не знаете Гриса. Он врет, он мошенничает, он ворует. Но на этот раз он действительно отличился. Он совершил преступление прямо у вас под носом, в вашей собственной тюрьме.
   Лорд Терн недоверчиво покачал головой:
   — Это невозможно.
   — Вы не знаете Гриса, — настаивала Крошка. — На этот раз он действительно добился своего. Вот почему я и решила, что нужна моя помощь. Когда я увидела его по хоумвизору, я сказала себе: "Нет! Не может быть! Но вот он — у меня перед глазами! Грис! Он опять провернул это дело!"
   — Дорогая моя… Какое такое дело он провернул опять?
   — То же самое, за которое я приговорила его к пожизненному заключению. Двоеженство!
   Потрясенный, лорд Терн вытаращил глаза. Двоеженство считалось на Волтаре одним из тяжких видов преступления.
   — Нет-нет, это, должно быть, какая-то ошибка. Вы, наверное, говорите о другом человеке. — Он как бы упрашивал свою судьбу: ну пожалуйста, не надо мне больше неприятностей с Грисом.
   — Если бы я могла повидаться с ним, — сказала Крошка, — вы бы сразу же убедились, что это правда.
   — Надеюсь, что это какая-то ошибка, — молвил лорд Терн. И поспешил добавить: — Знаете, ваше величество, мы можем уладить это немедленно. Если вы позволите, чтобы ваш паланкин перенесли в судебный зал, я велю привести туда Гриса.
   Крошка Буфер кивнула, и ее унесли в главный судебный зал. Паланкин поставили перед сиденьем свидетелей, огороженным со всех сторон. Крошка задернула занавески.
   После довольно продолжительного ожидания шестеро вооруженных охранников привели Гриса.
   Грис не знал, зачем его ведут в суд. Задернутый занавесками паланкин ни о чем ему не говорил. Но когда он увидел, что его путь лежит не в камеру казни, а в зал допроса, вероятно, для того, чтобы выяснить какие-либо детали о его преступлениях, то немного приободрился. Грис прошел за барьер, отгораживающий место свидетелей, стараясь произвести хорошее впечатление на лорда Терна, усаживающегося в кресло на своем возвышении для судьи.
   — Грис, — обратился к нему лорд Терн, — вас когда-нибудь приговаривали к пожизненному заключению?
   — Все мои преступления в моей исповеди, ваша светлость.
   — Возможно, и так. Я еще не читал. Так что просто ответьте искренне, вас когда-нибудь судили и приговаривали к наказанию в стране под названием Мовиола?
   Грису выпала очень тяжелая ночка. Но он знал, что выглядеть виновным в чем-то — это уж последнее дело. В конце концов, все его преступления совершены из-за Хеллера, и он объяснил это в своей исповеди. Грис заставил себя непринужденно рассмеяться и сказал:
   — Это нелепо.
   — Здесь есть один свидетель, который утверждает обратное, — заметил лорд Терн и махнул рукой в сторону закрытого паланкина.
   Грису удалось изобразить на лице самоуверенную улыбку.
   — Нет на Волтаре никого, кто мог бы утверждать такое, потому что это ложь. — И он бесстрашно посмотрел на занавески.
   Внезапно их резко раздвинула рука в синей перчатке.
   Крошка!
   Грис побледнел как смерть.
   И отпрыгнул назад!
   Врезавшись в барьер, он проломил перила. Раздался треск. Цепь, удерживавшая его, натянулась до предела и лопнула!
   Он врезался в стену!
   Грис, как сумасшедший, попытался продраться сквозь нее!
   Издав безумный истошный вопль, он понял наконец, что ему не скрыться.
   Он обмяк и лишился чувств.
   Лорд Терн взглянул на разорванную цепь, на осыпавшуюся штукатурку и Гриса, лежащего без сознания на полу, и печальнейшим голосом изрек: "О нет". Затем сделал глубокий вдох, глянул на Крошку и заключил:
   — Что ж, ваше величество, думаю, это решает дело. У меня теперь нет иного выбора, кроме как отдать Гриса под суд за совершение преступления в моей собственной тюрьме.
   — Я предупреждала, что возникнут осложнения, — напомнила Крошка. — Пратия Тейл — это уже его четвертый брак. Он виновен не в двоеженстве — в четырехженстве!
   Двумя часами позже Мэдисон плясал от счастья. План его удался на славу. Гриса будут судить. Уж он позаботится о том, чтобы суд был публичным. Какие заголовки появятся в газетах! И Грис обвинит Хеллера. Мэдисон своего добился! Теперь он это видел! Грандиознейшая охота на человека во всей Вселенной! Флот, Армия, гражданские — все за Хеллером! Заголовки, заголовки, заголовки! Какой исступленный восторг!
   О, как это здорово — обладать гениальным талантом в области связей с общественностью!

Глава 6

   На одинокой вершине горы на планете Калабар стоял Джеттеро Хеллер, слушая завывания ветра, стегающего его по лицу горизонтально несущимся снегом, стоял, ослепленный ночью в окружении тридцати бластганов, готовых в любой момент разделать его на части.
   Ему потребовалось множество дней и применение нескольких вариантов геометрического поиска командной точки, чтобы наконец отыскать штаб-квартиру принца Мортайи.
   На дорогу с Блито-ПЗ ушло всего лишь пять дней. Ничего примечательного за время полета не случилось. Сложности наступили, когда пришлось проходить сквозь планетарную сеть Аппарата, теперь всю взбаламученную лучами и оборонными средствами повстанцев.
   Предъявляя то одно удостоверение, то другое, он все-таки удачно проскользнул, и "Принц Каукалси" остался теперь там, в двадцати милях над его головой, совершенно никому не видимый, но с исключительно важными пассажирами, полная безделушка, если с ним, Хеллером, что-нибудь случится.
   Сам он спустился сюда на космосанях. Хеллер продрог до костей, его запас кислорода истощился, и стоял он на том, что для Калабара являлось «холмом», но тем не менее возвышалось над уровнем моря на тридцать тысяч футов. На далеком горизонте мелькали вспышки орудий, и розовым живым пятном лежал внизу горящий город.
   В пятидесяти футах от Хеллера смутно виднелась человеческая фигура, скрывающаяся за скалой.
   Через маску, снабженную громкоговорителем с усилителем, Хеллер обратился к окружившим его:
   — Мне нужно подойти к вам ближе, чтобы передать сообщение. — Кольцо из тридцати бластганов дрогнуло.
   Из-за скалы донесся пропущенный через усилитель голос:
   — Ты и так стоишь достаточно близко. Я не могу поверить, что знаменитый Джеттеро Хеллер, кумир всего Флота, хочет перейти на сторону мятежников. Я отлично знаю, что может натворить военный инженер. Говори, что хочешь сказать, оттуда, где стоишь.
   — Откуда мне знать, что я говорю с принцем Мортайей?! — прокричал Хеллер, стараясь перекрыть завывание ветра.
   — А откуда мне знать, что ты и есть тот самый Джеттеро Хеллер?
   — Меня вам представили, когда я был кадетом на борту военного корабля «Иллюзорный» двадцать лет назад. Вы тогда носили тапочки, потому что обожгли ноги.
   — Это может быть всем известно. Я встречался с тысячами кадетов.
   — Мне нужно увидеть ваше лицо вблизи, чтобы узнать вас. Сообщение, как я уже говорил вам, предназначено только для ваших ушей.
   — Вот почему ты забрался так далеко. Ребята, свяжите ему руки за спиной и обезоружьте. Только Джеттеро Хеллер может быть настолько сумасшедшим, чтобы попытаться проникнуть за линию фронта и наделать так много шума.
   Двое солдат в герметических костюмах отделились от кольца и очень осторожно приблизились к Хеллеру. Они поискали, но не нашли при нем никакого оружия, связали ему руки и повели к скале. Идти Хеллеру было трудно: кроме ветра мешала большая калабарская гравитация, и ему казалось, что он весит целую тонну.
   Вот он оказался за скалой, и в лицо ему ударил свет. Чья-то рука стянула с него кислородную маску и снова вернула ее на место.
   — Похоже, и точно Джеттеро Хеллер, — сказал грубый голос.
   — Осветите свое лицо, — попросил Хеллер.
   — Это дерзость. Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь с принцем?
   — Я говорю с мятежником, — возразил Хеллер. — И пока вы не выслушаете меня, так и будете им оставаться.
   Его слова были встречены отрывистым смехом и возгласом: "Разразите меня боги! Ну и дерзость!" — после чего луч света вдруг повернулся в обратную сторону и сквозь защитную лицевую пластину Хеллер увидел — а увидев, узнал — рельефные черты и черную густую бороду принца Мортайи.
   — Ладно, — сказал Хеллер. — Даю слово, что я прибыл сюда не для того, чтобы убить вас или как-то вам вредить. Отошлите этих ребят, чтобы они нас не слышали. Мое сообщение действительно предназначено только для ваших ушей.
   — Кометы! С ума сойти. Ладно. Вы, ребята, отойдите назад, но с мушки его не спускайте.
   — У меня ремонтная команда в полном составе, пять судов на подходе. Через несколько недель они будут здесь. Думаю, они вам понадобятся.
   — Я ни в чем не нуждаюсь. Меня поддерживает народ этой планеты: они страшно злы на Аппарат. К тому же части Аппарата отводят отсюда, а Флот и Армия бездействуют. Я выигрываю войну.
   Это известие потрясло Хеллера: если Аппарат отводит свои части, то с единственной целью — напасть на Землю.
   Хеллер огляделся вокруг. Люди Мортайи отошли довольно далеко и подслушать его не могли. Он склонился поближе к принцу и промолвил:
   — Вам этой войны никогда не выиграть без того, что я вам привез.
   Мортайя отрывисто рассмеялся — видимо, это его позабавило.
   — В целом мире нет ничего такого важного, что ты мог бы мне привезти.
   — Я привез вашего отца.
   — Что?
   — Его величество Клинга Гордого.
   — Ну, если это действительно так, то давай его сюда, давай сюда, чтобы я мог его казнить! Но я, разумеется, не верю тебе ни на одно мгновение, поскольку он никак не мог оказаться в твоих руках.
   — Ваше высочество, уверяю вас, он у меня. У меня и символы власти его, и печать. — И Хеллер вкратце рассказал, какими судьбами император оказался у него в руках.
   — Так, значит, он на самом деле бежит от Хисста! — воскликнул Мортайя. — А мое положение мятежника он отменит?
   — Император без сознания.
   — Тогда он не может объявить меня своим преемником.
   — Пока не придет в себя, не может.
   — Постой, постой. Это же опасно! Коли Хисст узнает, что он здесь, то бросит против нас все свои силы! А коль станет известно, что это ты похитил императора, его поддержат Армия и Флот. Это же страшно опасно! Они перебьют нас!
   — Разве от того, что он будет у вас, вы не получите никаких преимуществ?
   — Знает ли Великий Совет, что его нет на Волтаре? — ответил принц вопросом на вопрос.
   — По пути сюда я прошел мимо Волтара. В новостях об этом ничего. Говорят только о человеке по имени Грис, которого я считал мертвым.
   — Так Хисст это скрывает.
   — Думаю, что да, — согласился Хеллер.
   Мортайя прислонился спиной к скале. Над ними выл ветер. Наконец он промолвил:
   — Только что мне пришла на ум поразительная мысль о том, что, должно быть, случилось с моими братьями и другими наследниками трона. Мой отец тут, возможно, и ни при чем. Может, все это Хисст. Хеллер, ты можешь предположить, что у этого человека хватит невероятной наглости попытаться провозгласить себя императором?
   — Он называет себя диктатором. До титула императора всего лишь шаг.
   — Нет, он не может этого сделать. Великий Совет и лорды страны должны иметь основание — тело и символы власти, — чтобы объявить трон свободным и назначить преемника. Если отец и символы власти у тебя, ему придется заполучить их. Проклятье богов, Хеллер, ты меня просто убил своим сообщением! Признает Хисст публично, что император у тебя, или нет, он все равно попытается захватать то, что у тебя имеется, и никому не позволит стоять у него на пути. Ты же просто живая бомба!
   Хеллер хотел заговорить, но Мортайя сделал знак, приказывая ему молчать.
   — Я пытаюсь решить, как мне в этой ситуации поступить. Есть ли какой-нибудь шанс, что отец мой очнется и останется ли в сознании достаточно долго, чтобы отменить указ, объявляющий меня мятежником, и восстановить меня в качестве своего преемника?
   — Это в руках богов.
   — Хеллер, объявит он это или не объявит, ты все равно сидишь на бомбе, которая вот-вот взорвется. Знаю, у тебя хорошая репутация, но кто-нибудь может разжечь страсти, чтобы попытаться найти тебя, и Хисст получит тело и символы власти. Имея их, он может провозгласить себя императором… О, я почти жалею, что прилетел именно сюда, а не забрался куда-нибудь еще!