Страница:
Распуганной стаей ворон сорвался и заметался общий крик:
– Позор!
– Честь!
– Смерть!
Отвага поднял руку, в которой оказалась труба, и медный голос прорезал какофонию воплей. Стало снова тихо. И эту ждущую тишину труба наполнила сигналом отступления. Затем Отвага опустил руку, облизал сведенные судорогой губы и повторил:
– Я сказал вам, что все мы – дерьмо, и готов повторить это тысячу раз! Кого мы готовимся защищать, дети мои, братья мои?
Теперь голоса звучали недружно, вразнобой:
– Огнедума!
– Властителя!
– Во дает!
– Мутант!
– Напился!
Выждав, Отвага закричал:
– Черта лысого! Нет никакого Огнедума! Фьють! Был да сплыл! Сбежал! Драпанул! Как последняя штафирка! Бросил нас умирать и сбежал! А тени воплотились! Ольгерд вернулся! Ясно вам? В лаборатории погром! Субстрат… – Тут голос Отваги сорвался, и младший лейтенант, выронив трубу, заплакал.
Но никого это уже не могло теперь удивить. Почему-то сразу стало понятно, что сообщенное Отвагой полностью соответствует действительности. Известие о трусливом и позорном бегстве Огнедума положило предел всем слухам и недомолвкам. Стройные ряды «факелов» смешались. Одни готовились умереть за честь в неравном бою, другие в тоске рвали с одежды нашивки. Отвага, не стесняясь слез, закричал снова:
– Как ваш последний командир приказываю: снять все знаки различия и уходить! Занимайте в городе пустые дома, смешивайтесь с населением! Присягайте Ольгерду и служите ему! У нас нет больше чести, нет больше Дела Огнедума – у нас осталась только наша жизнь, так проживем ее достойно! Разойдись!
Снова топот сапог, лязг железа, грохот. Разбирали баррикады у входа, перелезали через нагромождения коек и столов. «Факела» покидали казарму. Осталось только несколько, холодных и внешне спокойных.
– Иди, брат, – сказал один из них Отваге. – Твой долг выполнен – теперь мы выполним свой.
Отвага по очереди обнял их, ни о чем не спросил, легко перескочил через завал и исчез в темноте. Спустя четверть часа казармы были охвачены пожаром.
Держа Марион за руку, Ольгерд водил ее по всем-всем залам своего замка. Показал будуары и кордегардию, библиотеку и тронный зал, гардеробные, Золотой зал для танцев и маскарадов, Ореховую пиршественную, Палату Важных Совещаний, ротонду, комнату-обманку и многое другое.
Придворные то и дело попадались им навстречу, со слезами целовали руки короля и его невесты. Дамы обнимали Марион и нашептывали ей добрые пожелания.
Возле каждой колонны Ольгерд брал лицо Марион ладонями и целовал в лепечущие уста, а Марион жмурилась.
Согласно распоряжению короля, по всем кладовым замка разыскивались припасы. В кухне исходили паром гигантские котлы. Повсюду собирали и выносили скамьи и столы – его величество приказал накормить своих добрых подданных и выдать им также некоторое количество муки. Дамы спешно несли в общий сундук свои драгоценности, чтобы король мог закупить хлеб на нынешнюю зиму. Кроме того, нужно было помочь деревням, где, конечно же, нечего сеять. Охотники готовили луки и стрелы. Две бойкие субретки, распугав в сундуках моль, повытаскивали старые платья и принялись мастерить чучело Огнедума, которое предполагалось сжечь во время большого празднества и пира.
Брат Дубрава обосновался на стене замка – он смотрел на оживающий город. Кандела дремал, пригревшись у него за пазухой.
Со стороны Оранжерейной слободки тянуло дымом – там догорали казармы. Внизу звенело битое стекло – по приказу Ольгерда субстратная и лаборатория были уничтожены.
Штранден показывал Мэгг Морриган библиотеку, Людвиг знакомил Гиацинту с конюшней и псарней, Гловач листал перед паном Борживым папки с портретами фей. А Зимородок спал в тихой кладовой – впервые за долгое время спал спокойно, зная и во сне, что теперь ему можно опять заботиться только о самом себе.
Суета тем временем разрасталась. Уже начали собираться толпы женщин с очень голодными лицами. Они усаживались за пустые еще столы и ждали, провожая взглядом всех проходящих мимо.
В городе преследовали и истребляли гомункулусов. Один отряд «факелов» численностью в сорок человек, сохраняя боевой порядок, дошел до замка, и командир попросил встречи с королем Ольгердом, чтобы дать ему присягу на верность. Ждали с тревогой: каков еще этот король окажется? Топтались в кордегардии под хмурыми взглядами придворных кавалеров.
Король явился скоро. Выслушал рапорт. Велел принести чашу побольше и налить туда выпивки – любой. Хоть старого киселя. (Нашлось, впрочем, пиво.)
Высоко подняв над головой чашу, король сказал:
– Огнедум вас предал – я вас не предам!
И выпил с «факелами» круговую, а затем поцеловался с их командиром и касательно них распорядился для начала так:
– Чтоб бесчинств на празднике не творилось сверх обыкновенного, назначаю «факелов» на дежурство! А чтобы никто лишних вопросов не задавал, повелеваю им одеться в придворное платье и покрыть стриженые головы изящными шляпами!
Так, раздавая приказы, поцелуи и милости, непрерывно ходил король Ольгерд по своему замку и повсюду встречал он такие любезные ему лица слуг, лейб-гвардейцев, поваров и псарей.
А затем отправились они с Марион на гауптвахту, где обнаружили двух влюбленных, очень избитых, закованных в цепи. И король освободил их и принял от них присягу на верность, а затем посвятил их в рыцари.
Коротко говоря, в тот же день король Ольгерд Счастливый женился на Марион, его сенешаль Людвиг фон Айзенвинтер – на девице Гиацинте, философ Штранден – на Мэгг Морриган, Лихобор – на Лютояре, а придворная дама Лорелея Дратхаар из легкомыслия и добросердечия, а также и для равного счета, предложила себя в жены пану Борживою, и таким образом в Королевстве Пяти Рек сыграли сразу пять свадеб.
По первому снегу отправился обоз – закупать хлеб, и Зимородок взялся проводить его. Марион тепло простилась со следопытом и долго смотрела ему вслед из окна самой высокой башни замка. Скоро лес в теплом пушистом кружеве снега обступил Зимородка. Плащ из легкого меха обнимал его плечи, шапка с хвостом лиходея-волка нахлобучена по самые брови. Зимородок шагал и думал о «Придорожном Ките», где его встретят телячьими отбивными и пылающим глинтвейном, о Старине Зозуле, который так обрадуется табаку – подарку Ольгерда, а пуще того – известию о скором появлении Людвига во всей его первозданной красе и со сворой охотничьих собак, о Косоруком Кукольнике, который забрал у Марион тряпичного уродца и унес его в своей котомке, и о феях Смарагдового леса, и еще о многом… и о том, что теперь, если захочет, он всегда может найти себе дом в королевстве Ольгерда за Синей рекой.
– Позор!
– Честь!
– Смерть!
Отвага поднял руку, в которой оказалась труба, и медный голос прорезал какофонию воплей. Стало снова тихо. И эту ждущую тишину труба наполнила сигналом отступления. Затем Отвага опустил руку, облизал сведенные судорогой губы и повторил:
– Я сказал вам, что все мы – дерьмо, и готов повторить это тысячу раз! Кого мы готовимся защищать, дети мои, братья мои?
Теперь голоса звучали недружно, вразнобой:
– Огнедума!
– Властителя!
– Во дает!
– Мутант!
– Напился!
Выждав, Отвага закричал:
– Черта лысого! Нет никакого Огнедума! Фьють! Был да сплыл! Сбежал! Драпанул! Как последняя штафирка! Бросил нас умирать и сбежал! А тени воплотились! Ольгерд вернулся! Ясно вам? В лаборатории погром! Субстрат… – Тут голос Отваги сорвался, и младший лейтенант, выронив трубу, заплакал.
Но никого это уже не могло теперь удивить. Почему-то сразу стало понятно, что сообщенное Отвагой полностью соответствует действительности. Известие о трусливом и позорном бегстве Огнедума положило предел всем слухам и недомолвкам. Стройные ряды «факелов» смешались. Одни готовились умереть за честь в неравном бою, другие в тоске рвали с одежды нашивки. Отвага, не стесняясь слез, закричал снова:
– Как ваш последний командир приказываю: снять все знаки различия и уходить! Занимайте в городе пустые дома, смешивайтесь с населением! Присягайте Ольгерду и служите ему! У нас нет больше чести, нет больше Дела Огнедума – у нас осталась только наша жизнь, так проживем ее достойно! Разойдись!
Снова топот сапог, лязг железа, грохот. Разбирали баррикады у входа, перелезали через нагромождения коек и столов. «Факела» покидали казарму. Осталось только несколько, холодных и внешне спокойных.
– Иди, брат, – сказал один из них Отваге. – Твой долг выполнен – теперь мы выполним свой.
Отвага по очереди обнял их, ни о чем не спросил, легко перескочил через завал и исчез в темноте. Спустя четверть часа казармы были охвачены пожаром.
Держа Марион за руку, Ольгерд водил ее по всем-всем залам своего замка. Показал будуары и кордегардию, библиотеку и тронный зал, гардеробные, Золотой зал для танцев и маскарадов, Ореховую пиршественную, Палату Важных Совещаний, ротонду, комнату-обманку и многое другое.
Придворные то и дело попадались им навстречу, со слезами целовали руки короля и его невесты. Дамы обнимали Марион и нашептывали ей добрые пожелания.
Возле каждой колонны Ольгерд брал лицо Марион ладонями и целовал в лепечущие уста, а Марион жмурилась.
Согласно распоряжению короля, по всем кладовым замка разыскивались припасы. В кухне исходили паром гигантские котлы. Повсюду собирали и выносили скамьи и столы – его величество приказал накормить своих добрых подданных и выдать им также некоторое количество муки. Дамы спешно несли в общий сундук свои драгоценности, чтобы король мог закупить хлеб на нынешнюю зиму. Кроме того, нужно было помочь деревням, где, конечно же, нечего сеять. Охотники готовили луки и стрелы. Две бойкие субретки, распугав в сундуках моль, повытаскивали старые платья и принялись мастерить чучело Огнедума, которое предполагалось сжечь во время большого празднества и пира.
Брат Дубрава обосновался на стене замка – он смотрел на оживающий город. Кандела дремал, пригревшись у него за пазухой.
Со стороны Оранжерейной слободки тянуло дымом – там догорали казармы. Внизу звенело битое стекло – по приказу Ольгерда субстратная и лаборатория были уничтожены.
Штранден показывал Мэгг Морриган библиотеку, Людвиг знакомил Гиацинту с конюшней и псарней, Гловач листал перед паном Борживым папки с портретами фей. А Зимородок спал в тихой кладовой – впервые за долгое время спал спокойно, зная и во сне, что теперь ему можно опять заботиться только о самом себе.
Суета тем временем разрасталась. Уже начали собираться толпы женщин с очень голодными лицами. Они усаживались за пустые еще столы и ждали, провожая взглядом всех проходящих мимо.
В городе преследовали и истребляли гомункулусов. Один отряд «факелов» численностью в сорок человек, сохраняя боевой порядок, дошел до замка, и командир попросил встречи с королем Ольгердом, чтобы дать ему присягу на верность. Ждали с тревогой: каков еще этот король окажется? Топтались в кордегардии под хмурыми взглядами придворных кавалеров.
Король явился скоро. Выслушал рапорт. Велел принести чашу побольше и налить туда выпивки – любой. Хоть старого киселя. (Нашлось, впрочем, пиво.)
Высоко подняв над головой чашу, король сказал:
– Огнедум вас предал – я вас не предам!
И выпил с «факелами» круговую, а затем поцеловался с их командиром и касательно них распорядился для начала так:
– Чтоб бесчинств на празднике не творилось сверх обыкновенного, назначаю «факелов» на дежурство! А чтобы никто лишних вопросов не задавал, повелеваю им одеться в придворное платье и покрыть стриженые головы изящными шляпами!
Так, раздавая приказы, поцелуи и милости, непрерывно ходил король Ольгерд по своему замку и повсюду встречал он такие любезные ему лица слуг, лейб-гвардейцев, поваров и псарей.
А затем отправились они с Марион на гауптвахту, где обнаружили двух влюбленных, очень избитых, закованных в цепи. И король освободил их и принял от них присягу на верность, а затем посвятил их в рыцари.
Коротко говоря, в тот же день король Ольгерд Счастливый женился на Марион, его сенешаль Людвиг фон Айзенвинтер – на девице Гиацинте, философ Штранден – на Мэгг Морриган, Лихобор – на Лютояре, а придворная дама Лорелея Дратхаар из легкомыслия и добросердечия, а также и для равного счета, предложила себя в жены пану Борживою, и таким образом в Королевстве Пяти Рек сыграли сразу пять свадеб.
По первому снегу отправился обоз – закупать хлеб, и Зимородок взялся проводить его. Марион тепло простилась со следопытом и долго смотрела ему вслед из окна самой высокой башни замка. Скоро лес в теплом пушистом кружеве снега обступил Зимородка. Плащ из легкого меха обнимал его плечи, шапка с хвостом лиходея-волка нахлобучена по самые брови. Зимородок шагал и думал о «Придорожном Ките», где его встретят телячьими отбивными и пылающим глинтвейном, о Старине Зозуле, который так обрадуется табаку – подарку Ольгерда, а пуще того – известию о скором появлении Людвига во всей его первозданной красе и со сворой охотничьих собак, о Косоруком Кукольнике, который забрал у Марион тряпичного уродца и унес его в своей котомке, и о феях Смарагдового леса, и еще о многом… и о том, что теперь, если захочет, он всегда может найти себе дом в королевстве Ольгерда за Синей рекой.