— Стакан воды, — повторил король.
   Молчание длилось, и росло напряжение. Роланду чертовски хотелось почесать нос, но он боялся шевельнуться.
   Наконец появилась улыбка на лице короля, и двор снова обрел дыхание.
   — Воды для Барда! — приказал король. — А когда ты освежишься и переоденешься, сэр Бард, — улыбка стала шире, — будем пировать!
   Роланд оказался в центре ярко одетых мужчин и женщин, они смеялись, болтали, шумели вокруг него. Он потерял из виду принцессу, и опять начала болеть нога. Смысл обрывков разговора от него ускользал, и он перестал слушать — это было нетрудно, потому что никто к нему и не обращался. В руку ему вставили серебряный кубок, и он с благодарностью выпил. Теперь он был только усталый, смущенный…
   «И низенький», — добавил он, упираясь лицом в очередную дышащую грудь. Даже женщины были куда выше его шести футов.
   Его подталкивали, тащили и поворачивали, пока он не оказался в маленькой, наполненной паром комнате. Еще там были две девушки и глубокая ванна с горячей водой.
   — …одежду.
   — А? — Последнее предложение было явно адресовано ему. — Простите, я не расслышал.
   Девушка хихикнула и движением пальца закинула за ухо короткий каштановый завиток.
   — Сказала я, сними одежду. Не хочешь ли ты в ней купаться?
   — Да нет.
   Роланд осторожно поставил футляр с гитарой на каменную скамейку и тупо уставился на серебряный кубок у себя в руке.
   Вторая девушка, у которой черные кудри на голове были как барашковая шапка, вздохнула и выступила вперед.
   — Нет у меня охоты тут всю ночь провозиться. Ты лишь спокойно стой, сэр Бард, и справимся мы сами. Ты перестань хихикать, Мот, и помоги…
   Роланд попытался протестовать, когда две пары неожиданно сильных рук стали спускать с него джинсы, но ему просто было невмоготу. Не успел он почувствовать стыд, как уже сидел в ванне, и горячая вода стала успокаивать боль и жжение. Вода, смывая засохшую кровь, порозовела, и он взвизгнул, когда она коснулась открывшейся раны на ноге.
   — Лишь подожди. — Мот его усадила и придержала. — Здесь, в ванне, лекарство для ран, дай лишь ему возможность.
   Особого выбора у Роланда не было, так что он сидел, стиснув зубы, пока боль не прошла. И постепенно ему стало лучше, чем было за — он задумался — за весь день. Все это случилось за один лишь день!
   «Забавно, как быстро ко всему привыкаешь».
   Впервые его посетила эта мысль, когда он смотрел, как ест папа-медведь. Теперь, когда его купали две молодые красавицы, он снова об этом подумал. И еще он осознал, что его тело далеко не так дезориентировано в данной ситуации, как переутомленный разум.
   — Лучше не тратить это зря, сэр Бард, — хихикнула Мот, разминая мыльными пальцами затекшие мускулы его плеч, — а то Ее Высочество разгневается.
   Роланд вспыхнул, дернулся и увидел, что этого никак не скрыть. Мозг неохотно соскочил с холостого хода.
   — Ее Высочество? — заставил он себя спросить.
   — Ты сильно впечатлил ее. — Мот намылила ему волосы и стала энергично их скрести. Закончив, опрокинула ему на голову кувшин теплой воды и добавила: — Сначала будешь пировать, потом — блудить.
   Значение этого слова Роланд помнил и потому решил разработать первую информацию.
   — Я произвел на нее впечатление?
   — Вернее верного. Просьбой своей к Его Величеству отцу ее.
   — Просьбой?
   — Ожиданное было, — сказала сухо вторая женщина, расстилая ему под ноги полотенце, — что ты молить о жизни будешь.
   От этого небольшая физическая проблема решилась сама собой.
   Роланд позволил одеть себя в чужую роскошную одежду и провести в зал пиршеств, всю дорогу надеясь, что, если возникнет необходимость молить, ему еще дадут второй шанс. Эта мысль немедленно исчезла, когда он увидел принцессу, а та зазывно ему кивнула и усадила рядом с собой. Он сел, загипнотизированный ошеломляющим контрастом между белизной кожи и чернотой атласного платья.
   — Эбен и алебастр, — сказал он тихо и вспыхнул, когда она улыбнулась.
   Пир промелькнул калейдоскопом картин. Коротко стриженные слуги были одеты во все цвета радуги, но в одежде тех, кому они служили, было всего три цвета: алый, черный и серебряный. И эти три цвета играли всеми оттенками, искрились и переливались с немыслимой яркостью.
   И звуки. Над шумом еды и питья раскатывался смех, но была в нем какая-то тонкая грань, будто смеющиеся знали тайну, неведомую слышащим смех.
   И вкус. Роланд ел все подряд, погружаясь в блюда, тонкие, как шелк, имевшие вкус солнечного сияния, острого морозца зимнего дня, густой роскоши летней ночи.
   И запах. Его окружил аромат, исходящий от тяжелой волны волос Ее Высочества, и аромат пленял и отравлял, вытесняя другие ароматы и оставляя очень мало места для мыслей.
   Не было ни страха, ни даже усталости. На кого бы он ни взглянул, все были молоды, красивы и почитали его как третьего по рангу после короля и принцессы. И если утром его должны убить, то утром и будет он об этом беспокоиться и, может быть, улыбнется в лицо расстрельной команде. Или ее местному эквиваленту.
   Когда унесли последнюю перемену, в большом зале наступила тишина.
   — А теперь, Мастер-Бард, — произнес король, — не окажешь ли честь нашему обществу своим пением?
   Подошел служитель, поднося вычищенную арфу с натянутыми струнами, ставшую столь красивой, что Роланд захотел к ней прикоснуться. Он ласково провел пальцем по манящему изгибу и улыбнулся.
   — Прошу вашего прощения, сэр, — сказал он, — но я останусь с той леди, которую знаю.
   Тон молчания изменился, но король лишь взмахнул рукой и ответил:
   — Твой выбор, сэр Бард.
   Роланд осторожно двигался, поскольку подозревал, что выпил слишком много густого красного вина, и вот он открыл футляр и взял в руки Терпеливую.
   — Это называется «гитара», — объяснил он, увидев вопросительно поднятую бровь короля. Попробовав струны, он ощутил, что владеет ситуацией, а начав играть, полностью погрузился в музыку.
   Его заставляли играть, пока руки не стало сводить судорогой, а голос не превратился в хриплый шепот. Затем под крики похвал и восторга принцесса взяла его под руку и увела из комнаты.
   Спроси она его, Роланд сослался бы на усталость, но она ни о чем не спрашивала — просто в нетерпении срывала одежды с него и с себя, затем вскочила верхом и гарцевала от оргазма к оргазму. Роланд понятия не имел, откуда взялась энергия, но тело его отвечало на каждый ее порыв, и потому он перестал думать и только наслаждался.
   Проснулся Роланд в кромешной тьме, полностью дезориентированный. В панике захлопал вокруг руками и рывком сел. Комнату постепенно заполнил тусклый серый свет. Роланд заметил поблескивающие гобелены из серебра и алого шелка, большое овальное зеркало и разбросанную в беспорядке одежду. Чуть повернувшись, увидел волну смоляных волос, рассыпавшуюся по груди цвета слоновой кости. Вспомнил все, улыбнулся и снова лег.
   Свет стал меркнуть, и комната вновь погрузилась во мрак.
   Он сел.
   Свет вернулся.
   Лег.
   Свет померк.
   «А неплохо, — подумал Роланд. — Мне начинает нравиться. Хорошая еда, классная одежда, красивая женщина. И музыку здесь ценят».
   Он размечтался о роскошной жизни фаворита двора и снова сел.
   — Ванная, — вздохнул он. Хотел разбудить принцессу и спросить дорогу, но решил, что справится и сам. Руководствуясь обонянием, он нашел за холлом небольшую комнату, явно служившую для этих целей. Когда он вернулся, на него с края кровати уставилась пара ярко-золотых глаз.
   — Откуда ты, черт тебя побери, взялся? — буркнул Роланд, нахмурившись.
   Том требовательно мяукнул и стал точить когти о матрац.
   — Т-ссс! — Роланд приложил палец к губам. — Разбудишь ее!
   Он уронил подобранное платье и задумался.
   — А вообще-то не такая плохая идея. Я теперь отдохнул, и мы наверняка найдем, — чем заняться.
   Скользнув обратно в кровать, Роланд наклонился над рубиновыми устами.
   — Господи Иисусе! — Он резко обернулся и смерил кота взглядом. — Ах ты, дрянь, царапаться? — Роланд схватился за правую щеку и отнял испачканные кровью пальцы. — Да я с тебя шкуру… Господи Иисусе, — повторил он, но теперь уже скорее как молитву. Впервые с той минуты, когда пред ним в лунном свете предстала — принцесса, — черное дерево, изумруд и серебро, — он мог думать ясно.
   Быстрый взгляд на вышеназванную принцессу показал, что она все еще крепко спит. Быстрый взгляд вокруг — и он заметил свои часы.
   — Два сорок три, — пробормотал он, застегивая ремешок. Когда вчерашняя вечеринка затихла, близился рассвет. Значит, два сорок три дня. Роланд снова поглядел на принцессу. Середина дня. А она спит очень крепко. Сначала осторожно, потом все сильнее Роланд потряс ее за плечо. Грудь принцессы поднималась и опускалась, и это было единственным признаком жизни.
   Сердце у него забилось так, что стало больно. Он подскочил к зеркалу и осмотрел шею. Точечных ранок не было.
   Том фыркнул.
   — Ладно, это вполне могло быть, — зашипел на него Роланд, чувствуя себя дураком. — Ты-то откуда, черт возьми, явился? — снова спросил он, нагибаясь и глядя на кота. — Тебя Эван прислал?
   Том изогнулся и стал вылизывать основание хвоста.
   — Спасибо, ты мне очень этим помог!
   Тон был саркастический, но это и на самом деле помогло. Невозможно предаваться отчаянию перед лицом такого глубокого безразличия. Роланд выпрямился и запустил руки в волосы.
   «Надо выбраться, пока она не проснулась», — подумал он. Потому что иначе, Роланд не сомневался в этом, если принцесса опять ему улыбнется, уйти будет невозможно. Пока что все шло прекрасно, но Роланд сильно подозревал, что, как только Высочайший Интерес к новой игрушке пойдет на спад, ситуация может существенно перемениться.
   Он быстро оделся в черный шелк и бархат, в котором был на пиру (не заниматься же поисками джинсов), подхватил Терпеливую и направился к выходу. Том прошлепал наружу, опередив его.
   У кота был такой вид, будто он знает, куда идти, а так как Роланд об этом не имел понятия, то последовал за котом. Лабиринт коридоров вертелся, крутился, раздваивался, возвращался на круги своя с каким-то радостным идиотизмом.
   «К счастью, я слишком растерян, чтобы еще и бояться».
   В этом было мало смысла, но и в жизни последнее время — тоже, так что Роланд решил оставить все как есть. К тому же это было не совсем точно. Казалось, что они с Томом — два последних живых создания. Когда-то Роланд не понимал выражения «гробовая тишина». Теперь же оно так и просилось на язык. Тишина заполняла каждую клеточку его существа.
   А Том шлепал себе вперед, ни на что не обращая внимания.
   Они прошли мимо большой арки, которой Роланд — он был уверен — раньше не видел. Том не останавливался, а Роланд из чистого любопытства туда заглянул. В полутьме виднелся черный прямоугольник с двумя белыми треугольниками по бокам. Роланд ступил еще шаг вперед, и белые треугольники оказались пирамидами из черепов, взиравших на него пустыми глазницами.
   И сразу же фраза «Ожиданное было, что ты молить о жизни будешь» приобрела смысл.
   Роланд поспешил догнать Тома.
   Когда их шаги затихли, чернота над алтарем стала сгущаться в нечто большее, чем просто отсутствие света.
 
   — Ты думаешь, все так просто? — улыбнулся Адепт Тьмы. — Хозяева спят, а ты ускользнешь обратно в свет и даже не скажешь спасибо за гостеприимство? — Улыбка стала жестче, смоляные брови сдвинулись. — Ой, не думаю.
   В небольшом парке было пусто. Он принял для этого меры. Откинувшись на спинку скамейки, Адепт вытянул длинные ноги и подставил лицо солнцу, а его разум в это время блуждал в стране теней.
 
   Когда они достигли большого пиршественного зала, Роланд его едва узнал. Без толпы придворных он выглядел невзрачным и холодным, серебро потускнело до серого, а чернота лишь напоминала, кто правит в этом царстве. Вздрогнув, Роланд придвинулся поближе к Тому, и они пошли к дальней двери через весь зал. На полпути их остановила вопросительная нота. Роланд остановился, вздохнул и обернулся. Как он и ожидал, его взору предстала арфа, прислоненная к подножию черного трона.
   — Хороший способ обращаться с сокровищем, — тихо сказал он и дотронулся в последний раз до ее грациозного изгиба. Ему была невыносима мысль, что надо оставить инструмент, к которому он так нелепо привязался. Одно дело — выскользнуть, пока никто не проснулся, совсем другое — ускользнуть с национальным достоянием. Роланд с сожалением развел руками. — Боюсь, что это прощание.
   Арфа зазвучала снова.
   — Я был бы счастлив взять тебя с собой.
   Роланд спиной почувствовал нетерпеливый взгляд Тома и повернулся к выходу. На этот раз звук арфы был столь отчетливым, что Роланд вздрогнул и оглянулся.
   — Ты же всех перебудишь, — предупредил он. И ощутив, что арфа собирает силы для нового звука, а еще потому, что сам этого хотел, он поднял ее свободной рукой.
   — Это была ее идея, — объяснил он с невинным видом Тому, который сидел у дверей и бил хвостом. Из футляра в знак согласия отозвалась Терпеливая.
   Том фыркнул, вышел из дверей и пошел прямо, как будто к стене. Раздался глухой звук — это кот головой ткнулся во что-то куда более твердое, чем он рассчитывал. Том моргнул, сел и стал озадаченно вылизывать переднюю лапу.
   Роланд нервно стиснул руку на арфе.
   — Ладно, я тебе верю. Ты думал, что получится. — Он оглянулся, и волосы на затылке у него зашевелились: он услышал — или подумал, что услышал, — некий звук. Металлический, повторяющийся где-то там, где кончался серый мягкий свет. С усилием возвращаясь взглядом к Тому, Роланд прошептал:
   — Если ты знаешь путь наружу, я предлагаю выходить.
   Отвергая любые попытки торопить его, Том навел последний глянец на лапу и потрогал ею стену. Хвост заходил из стороны в сторону. Том поджал его, повел головой, как змея, и зашипел.
   Звук становился громче, узнаваемее. Да, металл. Шаги. Не одной пары ног.
   — Том!
   Кот прижал уши и зарычал низким горловым рыком. Внимание его было обращено на стену.
   — Понял. Ты стараешься.
   «Не верю я, что моя жизнь зависит от кота».
   Под мышками стало мокро, черный шелк прилипал к коже. Роланд ощутил запах собственного страха. Почти против воли он глянул в сторону коридора.
   — О черт!
   Из тени вышла фигура в доспехах, похожих на экипировку всадников, только на ней было больше металла и меньше кожи. За ней на расстоянии шага шла другая такая же.
   — Я думал, эта порода спит весь день! — обратил Роланд свой протест к Вселенной в целом.
   «Так нечестно! Может быть, если я отдам арфу…» — Тут до него донесся запах гниющего мяса, и он понял, что этих стражников ничем не проймешь.
   — Только не это! — Он попятился на шаг. В памяти всплыли ухмыляющиеся, тронутые разложением лица из пещеры великанов. — Я не могу… — он глотнул и отступил еще на шаг, — не могу опять!
   Еще шаг и полуоборот перед тем, как обратиться в бегство. Из-под ноги вывернулось что-то мягкое.
   Роланд вскрикнул и от страха, и от боли, потому что Том взвыл и вцепился острыми когтями в чувствительную кожу сзади щиколотки.
   — Я не боец! — крикнул он коту, не проявившему к его словам никакого интереса.
   Но выбора уже не было.
   Уходя от первого взмаха, Роланд повалился на пол, отбросив арфу и гитару в безопасное, как он надеялся, место под стеной. Торец футляра Терпеливой задел струны арфы, и те зазвучали диссонансным контрапунктом к лязганью металла. И Роланд увидел, как летящий к нему по дуге черный меч вдруг сменил направление и ударился острием о каменный пол.
   Арфа. Стражниками управляет арфа. Или лишает их храбрости. Или еще что-нибудь. Роланд отполз от второго удара и ощутил, как его отбросило в сторону, — это вступил в игру второй стражник с палицей.
   «Плечо! Мать твою, он мне плечо сломал!»
   Но это было не совсем так, поскольку пальцы, которыми он быстро пошевелил, работали.
   «Арфа! Надо добраться до арфы!»
   Роланд увернулся от свистнувшего оружия, высекавшего искры из стены, где лежала арфа, упал на пол и покатился.
   Колено врезалось в арфу, и острие меча, направленное ему в глаз, дернулось, чуть задело щеку, оставив тонкую ниточку боли, и исчезло из поля зрения. Здоровой рукой Роланд оттолкнулся от пола и плюхнулся на полированное дерево, поскольку что-то ударило его сзади по почкам. Ослепленный тошнотой и болью, Роланд вцепился в серебряные струны.
 
   Адепт Тьмы слегка пошевелился, подставляя лицо солнцу. Арфа вряд ли будет больше, чем просто неудобством. Без умения на ней играть этот так называемый Бард немногого добьется. Надо быстрее с ним кончать. А то скучно становится.
 
   Роланд, тяжело дыша, заставил себя видеть. Беспорядочный шум, который он извлекал из арфы, удерживал стражников на месте. Они слегка покачивались, скрипела черная броня, руки беспорядочно дергались. На его глазах они повернулись и начали медленно продвигаться к нему. Он замотал пальцами туда-сюда, наполнив звуками коридор. Борясь с ними, стражники продолжали приближаться.
 
   — Парнишка, баксиком не поделишься?
   Выдернутый из царства теней, Адепт Тьмы глухо зарычал, потянулся за силой — и еле успел остановиться. В его планы не входило оставлять маяк для Света. И он только обругал стоявшую перед ним одетую в лохмотья старуху. Ладно, он ее запомнит и потом с ней разберется.
   Старуха щелкнула языком.
   — Нет у тебя баксика, так и скажи. А грубить не надо.
   Она покачала головой, что-то пробормотала насчет современной молодежи и пошла дальше, волоча протестующую тележку.
   Адепт Тьмы скрипнул зубами. Он не был правителем царства теней, хотя там многие и называли его Повелителем, и восстановление контакта потребовало бы времени и сил, чего он не мог себе позволить. Придется стражникам закончить все самим.
   — Надо было с этой старухи кожу заживо содрать, — проворчал он. Но и сейчас еще не поздно.
   Он вскочил на ноги, огляделся…
   Никакой старухи в парке не было.
* * *
   Том неожиданно взвыл, и у Роланда сердце прыгнуло к горлу.
   — Что? — завопил он, поворачиваясь. Когда он увидел, как кот исчезает в сплошной стене, у него отвалилась челюсть. — Ага. Конечно.
   Том завыл еще раз, теперь уже где-то в глубине стены.
   Один из стражников, дергаясь взад и вперед, казалось, вот-вот упадет, а другой шагал на вихляющихся ногах, но оба продолжали приближаться.
   — Верно, — повторил Роланд. На решение оставались секунды.
   «Ладно, все равно хуже не будет».
   Подхватив Терпеливую, он ударился о стену, в последний момент закрыв глаза.
   На его лодыжке сомкнулась металлическая рука.
   Все смешалось в его сознании: темнота, потом серое, потом свет и рвущийся звук чего-то такого, что рваться никак не может.
   Роланд приземлился на траву, теплую, сухую, чуть пахнущую пылью на солнце. Сначала он только дышал, потом с удовольствием бросился на спину и стал дышать еще. Закрывшись одной рукой от солнца, другой он провел инвентаризацию.
   Щека. Плечо. Спина. Бедро. Лодыжка. Лодыжка?
   — О черт!
   Металлические пальцы все еще держали его за ногу.
   Надо было посмотреть, но ему пришлось несколько минут собираться с духом. Наконец он, вздохнув, сел. Черная перчатка тускло блестела на солнце, а на зазубренном крае, где она оторвалась от остального доспеха, чернота была ярче. Роланд попробовал дернуть ногой. Перчатка висела.
   — УБЕРИТЕ ОТ МЕНЯ ЭТО!
   В последовавшей остервенелой тряске перчатка зацепила арфу и отлетела.
   Роланд сделал несколько глубоких вдохов.
   — Твоего мнения никто не спрашивал, — буркнул он Тому, который спокойно сидел, обернув хвост вокруг задних лап, и с интересом наблюдал. Роланд кое-как поднялся на ноги. Посмотрел на перчатку.
   — Пустая. А запах был наведен. Он против меня использовал мои же страх. Вонючий сукин…
   Роланд замахнулся ногой, но передумал и пнул вместо перчатки травяную кочку.
   Том встал, потянулся и медленно затрусил прочь.
   — Ага, понял. Иду.
   Роланд осторожно нагнулся и поднял оба инструмента. Со времен игры в мини-хоккей ему так не доставалось, но черт его побери, если он оплошает на глазах у кота.
   Через час и семь минут они вышли на тропу. Еще через шестьдесят шесть минут тропа раздвоилась, одна дорожка вела в приятную долину, а вторая — на скалистую, обрывистую гору, которая как-то умела оставаться незаметной, пока они не вышли на развилку.
   — Ага, и эту книгу я тоже читал, — вздохнул Роланд, опираясь на подходящую глыбу. — И если ты думаешь, что я собираюсь лезть на эту гору, то, значит, у тебя твоя пушистая крыша съехала. — Он пошевелился, стараясь утишить боль в побитой спине. — Хватит с меня геройских подвигов.
   Том зевнул, завернув кольцом тонкий язычок.
   — Сам ты это слово, пушистый. — Роланд встал, морщась. — Ладно, идем…
   Он посмотрел на коварную тропу, для него опасную вдвойне, поскольку руки были заняты и при лазании не могли помочь, а арфу он не оставит. Это было бы непорядочно после того, что они вместе пережили.
   Том запрыгал впереди, останавливаясь и поджидая Роланда у каждого нового препятствия с выражением превосходства на морде.
   Наступила темнота, и послышался далекий звук охотничьих рогов.
   Роланд попытался лезть быстрее.
   Звук стал громче.
   Наконец тропа кончилась. И гора тоже.
   Ловя ртом воздух, Роланд качнулся на край утеса и посмотрел вниз. Далеко внизу он увидел пушистые белые пятнышки — облака, наверное.
   Еще ниже, у подножия горы, виднелись фигуры в доспехах, посеребренные луной. Они привставали на стременах и орали свой боевой клич.
   — И что теперь? — спросил Роланд в ночь.
   Громко мурлыча, Том потерся о его колени и спрыгнул с обрыва, вытянув хвост, как вымпел.
   — Ну нет. — Роланд отступил на шаг. — Я не прыгаю с обрывов за котами. И думать забудь. Ни за что.
   Он рассмотрел варианты.
   — Уж лучше я попробую договориться с принцессой, чем делать такую идиотскую глупость!
   И перед его мысленным взором возникла шевелящаяся челюсть трупа, когда Адепт Тьмы говорил, что нет отсюда другого выхода, как только воззвать к нему. Роланд расправил плечи.
   — А, черт возьми, может быть, я бы и сам это выбрал…
   И как пловец, кидающийся в холодную воду, он шагнул вперед и бросился в воздух.
   Арфа и Терпеливая подобрали аккомпанемент к его воплю.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   — Позвольте вам помочь?
   Крупная-блондинка-дальше-по-коридору просто расцвела и позволила этому приятному молодому человеку втащить по лестнице ее магазинную тележку.
   — Такая женщина, как вы, — мурлыкал он, — должна нести амфоры, как критская богиня, или цветы, как нимфа весны. А не бакалею.
   Дама жеманно улыбалась, громоздясь вверх по лестнице за неожиданным кавалером, и, хотя у нее обычно не хватало дыхания, чтобы по пути вверх еще и говорить, она смогла выдохнуть:
   — Муж моей сестры всегда говорил, что у меня лучшая фигура из всех, какие он в жизни видел.
   Адепт Тьмы улыбнулся.
   — У мужа вашей сестры прекрасный вкус. — Он терпеливо ждал на втором этаже, пока она подтянется. — Но о чем думает ваш муж, отпуская вас вот так, одну, без провожатых? — Голос его дрогнул. — В этом городе много странных людей, и опасных — тоже. Особенно для одинокой прекрасной женщины.
   — А разве я не знаю? — Она остановилась передохнуть, прижав к сердцу руку — как пухлую колибри среди пурпурных цветов на блузке. Опустила густо накрашенные ресницы. — К сожалению, у меня нет мужа.
   — Мудрое решение — не ограничиваться только одним мужчиной. Такая женщина, как вы, должна быть свободна.
   Всю дорогу дальше по коридору она соглашалась с этой мыслью.
   «Самовлюбленная, тщеславная и глупая, — сделал он вывод, провожая ее до дверей. — Изначально мой контингент».
   — Не хотите ли ненадолго зайти? Выпили бы чаю. Или вина. У меня есть бутылка очень хорошего вина. — Она улыбнулась так, как, по ее мнению, должна улыбаться первая в мире женщина.
   — Буду очень рад зайти. У меня есть на вас виды.
   — Ох! Боже мой! — Она даже не смогла сразу попасть ключом в замок. От почти забытого ощущения — быть желанной — руки стали неуклюжими. К тому времени как из серванта были вынуты бокалы, он уже не считал нужным скрывать свою сущность. Она принадлежала ему.
* * *
   — Давай, парнишка, открывай глаза. У меня есть еще дела, кроме как сидеть тут с тобой весь вечер.
   — Миссис Рут? — Роланд попытался сфокусировать взгляд на старой тряпичнице, но ее лицо ускользало, контуры расплывались. И не стоило усилий держать глаза открытыми, поэтому он их закрыл опять.
   «Что-то мне нехорошо. Хреново мне, честно сказать».
   Болело все тело, но хуже всего было в правом плече, левой ноге, в пояснице и в лице. В правой щеке. Потом в левой. Снова в правой. Он не сразу — мозг болел не хуже тела, — но все же сообразил, что происходит.
   — Миссис Рут… — Он облизнул губы и попробовал снова: — Миссис Рут, пожалуйста, перестаньте меня бить.
   — Сначала открой глаза, парнишка.
   Роланд вздохнул. Чего зря стараться. Левая щека. Правая. Левая…
   — Ой! — Глаза его распахнулись. — Это же больно!
   Миссис Рут сидела около него на корточках с весьма самодовольным видом.
   — Для того и делалось. А теперь шевели задницей. У тебя сегодня еще есть работа.
   — Где я? — вздрогнул Роланд, и старуха нахмурилась. — Ничего, не обращайте внимания. Я посмотрю.