Хафф Таня. Врата тьмы

   Ангел… Адепт Света… В этом уже был какой-то смысл, и Роланд поразился, как спокойно он это принял. Очевидно, способность удивляться несколько притупилась.
   — Итак, — Эван снова сел на диван и взял свою кружку, — на чем мы остановились?
   — Я сказала, что мне нравится, как ты выглядишь, а ты сказал, что тебе нравится, как я выгляжу, — напомнила Ребекка. — Хочешь еще чаю?
   — Да, спасибо.
   Она взяла у него пустую кружку и шлепнула ее на стол, где под плюшевой грелкой стоял чайник.
   — Роланд, а ты хочешь еще чаю?
   — А кофе есть?
   — Нет, только чай.
   Роланд глянул на дюймовый слой желто-зеленой жидкости в своей кружке.
   — Нет, спасибо.
   Тщательно избегая когтей и зубов, он отодвинул Тома в сторону Эвана и сел. Кот смерил его презрительным взглядом, развернулся и соскользнул с дивана.
   — По-моему, пришло время для объяснений.
   — Да, — ответил Эван, принимая чай с благодарным кивком, — пришло.
   — Можешь начать с того, что ты сделал с миссис Грэнди.
   — Ее так не зовут, — заметила Ребекка, наливая себе чай и снова устраиваясь на полу.
   — Это кличка, — объяснил Роланд. — Так называют любопытных соседок.
   Ребекка повторила имя про себя, запоминая его на будущее. Роланд повернулся к Эвану, а тот снова по-своему — как-то всем телом — пожал плечами.
   — Я просто дал ей увидеть больше Света. К счастью, в ней достаточно добра, чтобы на него отозваться.
   — Она утром снова придет шуметь. Тебе надо было заставить ее забыть, что она видела нас.
   — Не могу. И Свет, и Тьма могут лишь работать с тем, что уже есть. — Эван отпил долгий глоток. — Когда я сказал ей, что утром будет лучше, я дал ей шанс самой придумать объяснение. Может быть, она решит, что все это было сном.
   «И проведет остаток ночи, мечтая о тебе», — подумал Роланд. Вновь видя перед глазами большие белые крылья, он произнес:
   — Мы что, в центре битвы неба и ада?
   — Неба и ада, добра и зла, Света и Тьмы. Имена здесь мало значат.
   — В самом центре?
   — Фактически, — кивнул Эван.
   — Колоссально, просто колоссально! — Роланд спрятал лицо в ладонях, не слушая голосок, ликующий где-то в глубине сознания: «Ну и песня! Вот это песня!» Миссис Рут говорила то же самое, но у Эвана получается более убедительно.
   «Вот цена за попытку быть хорошим: окажи услугу приятелю, и получишь место в первом ряду на представлении Апокалипсиса».
   Он не слышал, как Ребекка спросила, что с ним. Он слышал только, как у него в голове с ревом проносятся все события этой ночи, вдруг разом обрушившиеся на него. Страх и недоумение, но больше страх, бежали по кругу, поднимая волну тревоги. И вместе с тем в нем проявилась уверенность, что он адекватно реагирует на все происходящее.
   Тихое царапанье когтей по пластику выдернуло его из водоворота мыслей, и он зарычал, оборачиваясь:
   — Только тронь еще раз футляр, котяра, и ты чучело!
   Кот не спеша убрал когти и растянулся на полу со скучающим видом.
   — Роланд, — прикосновение Эвана к обнаженному плечу было теплым и приятным, — твое дальнейшее участие не столь необходимо. Если ты захочешь уйти, я пойму.
   И Роланд поверил, что он и в самом деле поймет, но поймет ли Ребекка. Как и когда это случилось, что мнение странной девушки стало для него важным? Сейчас она смотрела на него, уверенная в ответе. И предать эту веру он не мог. Просто не мог.
   — Знаешь, это мой мир. И я для него сделаю все что смогу.
   Признание, понимание, мир. И ему стало хорошо.
   «Страшно донельзя, но хорошо».
   — И что нам делать теперь, Эван? — Ребекка пальцем помешала остывающий чай и сунула палец в рот.
   — Вы знаете, что по вашему миру ходит Адепт Зла такой силы, какие не проникали сюда уже много веков. Но он всего лишь привратник. В Иванову ночь…
   — В следующую пятницу, — уточнила Ребекка. «Откуда она это знает? — удивился Роланд. — Я бы не узнал Иванову ночь, даже если бы меня стукнули ею по лбу».
   — В следующую пятницу, — согласился Эван, слегка поклонившись в знак благодарности, — утончатся барьеры, защищающие этот мир от вторжения сил зла. Темный Адепт откроет в эту ночь врата, и нахлынут его сообщники. Эту лавину надо остановить.
   — Ну, раз у нас есть неделя… — начал Роланд.
   Его прервал звон серебряных браслетов на поднятой руке.
   — Чтобы найти даже смертного в таком огромном городе, неделя — мгновение. А этот тип вооружен всей мощью Тьмы, и он уже начинает смещать равновесие, убивая или изгоняя Свет и Серое.
   — Он убил Александра! — Ребекка сгребла сумку и плюхнула ее на колени Эвану.
   Эван с отвращением потянул свернутое полотенце, осторожно развернул его и достал нож.
   — Да, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Он убил и твоего друга, Леди, и многих других. Много жизней на этом орудии зла.
   — Не касайся его! — предупредила Ребекка.
   Лицо Эвана исказилось странной, жестокой улыбкой.
   — Я и не смог бы.
   Он поднес руку на дюйм к черному лезвию, но даже когда Ребекка надавила сверху своими двумя, это расстояние нисколько не уменьшилось.
   — Сколько крови и жизней охраняют эту мерзость от таких, как я, и сколько крови и жизней понадобилось бы, чтобы эту защиту снять! — Он отвел руку, на секунду задержав в ней ладонь Ребекки. — Слишком большая цена за владение этим ножом.
   Ребекка кивнула и серьезно спросила:
   — А мне что с ним делать?
   — Держи у себя. Стереги. Не касайся.
   — Это я могу.
   — Я знаю, — нежно промолвил он.
   Они так друг на друга смотрели, что Роланду стало неприятно, — а почему, не хотелось думать, — и он прокашлялся, а они оба к нему обернулись.
   — Ну ладно, а как нам этого типа искать?
   — Не знаю, — вздохнул Эван. — Мне даже не известно, где он собирается открыть врата. Если б я только знал…
   — Ты бы его там перехватил и отправил туда, откуда он явился! — Ребекка даже подпрыгнула.
   — Нет, Леди, все не так просто. Мы с Адептом Тьмы наделены равной силой — для равновесия.
   — А почему бы тебе не открыть собственные врата? — предложил Роланд. — И тогда сохранилось бы равновесие между Светом и Тьмой.
   — И такая началась бы между нами война по всему вашему миру, что от него осталась бы пустыня — кто бы ни победил. — Он тряхнул головой, и пряди бесчисленных оттенков плеснули по плечам. — Нет, наш единственный шанс — найти его и обезвредить самим. Чего я боюсь — это что он первым нас найдет…
   — Ребекка!
   Том посмотрел на дверь с присущим ему самообладанием.
   Тук-тук-тук.
   — Ребекка, что там у тебя? Открывай!
   Тук-тук. Бам!
   — Я знаю, что ты уже встала! Я слышу разговор!
   — Это Дару! — Ребекка вскочила на ноги и помчалась к двери.
   Роланд взглянул на часы.
   — Полпятого утра, — пробормотал он.
   Ребекка распахнула дверь, и широким шагом вошла Дару. Ее сари составляло экзотический контраст с выражением ее лица: смесь беспокойства и бешенства примерно в равных долях. Роланд поразился, как может женщина выглядеть одновременно так заботливо и так устрашающе.
   — Что тут творится, Ребекка? — Дару схватила девушку за плечи. — Я возвращаюсь домой и нахожу на автоответчике черт знает что! Ты убила… это еще кто?
   Роланд не заметил на лице Дару того всепоглощающего обожания, которого, на его взгляд, заслуживал Эван. Лицо Дару выражало просто любопытство. Самого же Роланда она просто игнорировала.
   Эван встал и поклонился. Этот жест в исполнении Эвана мог бы выглядеть фальшиво и театрально. Но не выглядел таковым.
   — Я Эвантарин. Адепт Света.
   Дару грациозно склонила голову.
   — А я — Дару Састри, из Столичной Социальной Службы.
   В ее глазах промелькнуло что-то вроде узнавания, но тут же исчезло. Вздохнув, она повернулась к Ребекке.
   — Ребекка, перестань подпрыгивать, закрой дверь и расскажи, что случилось.
   С видимым усилием Ребекка заставила себя твердо поставить ноги на пол, толкнула дверь на место и навесила цепочку.
   — Мы собираемся спасать мир от Тьмы, — вдохновенно объявила она.
   Дару снова вздохнула.
   — Лапонька, у меня был тяжелый день. Может быть, ты заваришь чай и расскажешь все с самого начала?
   — Ладно. Начало было такое, что Александра убили ножом.
   Ребекка пошла на кухню, а Дару проплыла к дивану.
   «Что было раньше, — подумал Роланд, — женщина или сари?» Он никогда не видел, чтобы сари носили там, где женщины не умеют двигаться с грацией королев.
   Эван указал Дару на кресло, с которого только что встал, и она, поблагодарив взглядом, погрузилась в него.
   — Вы на удивление спокойно это восприняли, — обратился к ней Роланд.
   Эбеново-черная бровь приподнялась.
   — Ох, — вспыхнул он. — Меня зовут Роланд. Роланд Чепмен. Я друг Ребекки.
   — Так вот, Роланд, — женщина сбросила сандалии и подобрала под себя маленькую ножку, — только что я провела двадцать четыре часа подряд со своим многочисленным семейством и совершенно потеряла способность удивляться чему бы то ни было.
   — Это, — задумчиво заметил Эван, устраиваясь поудобнее на полу, — значительно облегчает объяснения.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   В главной спальне императорских апартаментов отеля «Кинг Джордж» сладко почивал на широкой кровати молодой человек. Пробивавшийся сквозь розовые шторы свет разливался по комнате и ласково касался закрытых век. Спящий заворочался и в первые минуты пробуждения испытал блаженство от нежности простыней, твердости матраса под лопатками и мягкости подушек.
   Он невольно улыбнулся и открыл глаза. Чистые и голубые, как летнее небо. Их взгляд скользнул по лепному потолку и проследил завитки узора до стены.
   Молодой человек потянулся, словно пресыщенный кот, спустил босые ноги на пушистый ковер и голым прошлепал к окну. Отодвинул занавеску и выглянул на улицу.
   — Прекрасный день, — мурлыкнул он, отводя с лица густые черные волосы. — Солнечный и жаркий.
   И действительно, день еще только начинался, а воздух уже дрожал и переливался от предвкушения жары.
   Молодой человек положил руку на стекло, расставив длинные пальцы, и парящий голубь вдруг полетел камнем вниз, с седьмого этажа до самой мостовой. Он чуть не зацепил вышедшую на прогулку пожилую пару и упал возле их ног, забрызгав кровью и перьями.
   Раздался истошный крик женщины, и на устах молодого человека вновь заиграла улыбка.
   Потом он стоял под душем и радовался разнообразию ощущений, когда переключал душ с укалывания на массаж и обратно. Тщательно растерся полотенцем, придав белой как сливки коже розовое сияние, потом постоял перед высоким — в полный рост — зеркалом, любуясь игрой мышц. Его тело, выверенное до последнего дюйма, являло собой произведение искусства.
   Он зажал плечом телефонную трубку и стал одеваться, одновременно заказывая завтрак.
   — …и кофе должен быть готов за секунду до выноса из кухни! — Он вытащил из шкафа голубую полотняную рубашку, скользнул в нее, заправил в джинсы и застегнул ширинку. — Да, правильно, я мистер Апотик.
   Он повесил трубку и усмехнулся: удается ему эквилибристика! Апотик — по-гречески тьма, а Тьма — единственное доступное ему имя. Ибо Тьма так тесно держит свои частицы, что не позволяет им иметь собственного имени. Доставая из-под кровати парусиновые туфли, он осмотрел кожаные, в которых был вчера.
   Оказалось, на кожу кровь не попала. Немного странно, потому что ее было порядочно. В огромном городе нетрудно было найти девушку, которая разрешила себя «подцепить», и когда деньги перешли из рук в руки, никакие стоны, крики и шепот «нет!» не могли отменить договор. И поскольку он ее «подцепил» по взаимному согласию, нежелательного нарушения баланса между Светом и Тьмой не случилось. А раз весы не сдвинулись, то он и не привлек к себе внимания, что могло бы осложнить выполнение задачи. Свободный от рамок ритуала, — вчерашняя ночь была только для собственного удовольствия, — он дал волю воображению и прекрасно провел время.
   Прибывший почти тотчас же завтрак был превосходен. Он смаковал ломтики яичницы с колбасой, запеченной с грибами, чесноком и имбирем, и запивал таким свежим соком, словно тот еще был в апельсине, когда его выносили из кухни.
   — Хозяин!
   По каштановой ножке стола вползла похожая на человека фигурка шести дюймов ростом и остановилась у кофейника.
   — Хозяин! Адепт Света проник сквозь барьер!
   — Да, я знаю. — Названный хозяином обсасывал пальцы, слизывая остатки масла и крошки булочки. — Ты думал, я не замечу такого разбаланса?
   — Нет, Хозяин, но… — Человечек поднял согнутые руки, будто собираясь ими всплеснуть.
   — Но? — В голосе прозвучала угроза.
   — Но моя роль — извещать тебя, Хозяин. Я ведь твои глаза и уши.
   — Тогда смотри, слушай, делай что-нибудь полезное и узнай, как сюда пробрался этот Адепт. — Хозяин налил себе кофе, добавил щедрую порцию сливок и сахара, отпил половину и лишь тогда заговорил снова. В это время маленькая тень дрожала и ежилась. — Узнай сегодня же, кто обеспечил проход этому Адепту и что они знают, а заодно посмотри, можно ли их использовать в ритуале.
   — Слушаюсь, Хозяин. Но…
   — Опять «но»?
   Тень задергалась и завопила не своим голосом:
   — Нет, Хозяин! Нет «но»!
   Тень исчезла. Хозяин вздохнул и потянулся. Никуда не годятся эти мелкие кусочки Тьмы, не стоят даже того, чтобы их давить.
   Взгляд его упал на утреннюю газету и задержался на заголовке: «Сойки» против «Тигров» — решающая схватка на пути к финалу!»
   — Бейсбол, — протянул он, пробегая статью. — Это-то мне и нужно. Солнечный день на стадионе. Толпы народу, дух состязания…
   На секунду ему захотелось, чтобы открытие было отложено на пару дней: на следующей неделе в городе будут «Янки».
   — Ладно уж, — он бросил газету на пол, — нельзя же взять все сразу.
   Он сунул ключ от номера в карман, к бумажнику, и направился к двери. Открыв ее толчком, он чуть не сбил горничную, которая тащила охапку полотенец.
   — Дежурн… — Она опустила занесенную для стука в дверь руку и посмотрела на него расширенными от похоти глазами. Она была очень молоденькая и очень хорошенькая, и он грубо брал ее по утрам первые три дня, — доводя до экстаза, когда уже неразличимы боль и наслаждение.
   Сегодня он только взглянул на нее с отвращением и прошел мимо, оттолкнув с дороги.
   Услышав ее плач и ощутив жар ее стыда, он перешел на танцующий шаг. День начинался прекрасно.
 
   — Что у тебя там, Стив? — Констебль Патон вылезла из патрульной машины и хлопнула дверцей. У нее за спиной Джек сделал то же самое. Их смена закончилась, и они направлялись обратно к участку, когда прозвучал вызов. Пришлось повернуть к автостоянке возле супермаркета — проверить, не нужна ли их помощь. Паттон увидела, что констебль Стив Стирлинг, ветеран, прослуживший в полиции многие годы и пользующийся репутацией человека, которого ничем уже невозможно потрясти, непривычно бледен. Его напарницу, новичка в полиции, отработавшую всего пару недель, по всей видимости, только что вырвало, и это вот-вот должно было повториться.
   — На помойке, — коротко бросил Стив, свирепо глядя на собирающуюся толпу.
   Паттон, поморщившись, повернулась в сторону помойки и набрала побольше воздуха, еще не глядя. Смрад стоял такой, что от одного этого могло вытошнить напарницу Стива. Поверх кучи обычного гниющего бакалейного мусора было размазано нечто из ассортимента мясной лавки: отбивные, ребра, бифштексы — и все покрыто толстым слоем мух. И тут до нее дошло, что один из бифштексов — человеческое лицо.
   Стиснув зубы, Паттон бросилась обратно на тротуар, благодаря Бога и всех святых, что последний раз ела несколько часов назад. Подошел Джек, и она схватила его за руку.
   — Не ходи!
   Это не их вызов, и он не обязан смотреть. Он посмотрел на нее, прочел в ее глазах ужас от увиденного, кивнул и отвернулся.
   — Ничего себе денек начинается!
   К ней присоединился Стив, и они вместе смотрели, как подъезжают еще три автомобиля, один из них с полицейским фотографом.
   — А ведь ты могла бы уже сидеть на станции с чашечкой кофе. Жалеешь, что свернула?
   — Да, — сказала она. И что-либо к этому добавлять не имело смысла.
 
   — Хорошо, давайте посмотрим, правильно ли я поняла. — Дару протерла глаза и приняла поданную ей чашку чая. — В следующую пятницу, в Иванову ночь, Адепт Тьмы собирается открыть врата между этим миром и Тьмой. Вы, — она наклонила голову в сторону Эвана, — призваны его остановить. Вы двое, — она показала на Роланда и Ребекку, — собираетесь в этом помочь.
   — Таков сухой остаток, — согласился Роланд.
   — Отлично. Считайте, что я в вашей команде.
   — Как?
   Дару отпила глоток и произнесла кратко и отчетливо:
   — Я тоже собираюсь помочь.
   — То есть вы нам верите? — Роланд изумленно уставился на нее. Остаток ночи ушел на рассказ, и теперь, при свете дня, он сам в это не верил.
   — Я верю собственным глазам, — раздраженно ответила Дару и жестом показала одновременно на Эвана и на черный нож. — Вы что, Шерлока Холмса не читали?
   — А?
   Суровый недосып плюс американские горки, на которые его швыряло при каждом взгляде Эвана («Да ты продолжай себе твердить, что это чисто религиозное чувство!»), совсем лишили Роланда способности соображать.
   — Когда вы исключите невозможное, то, что останется, и будет ответом, как бы невероятно оно ни выглядело. Если Эван существует, а это так… — Эван полыхнул на нее улыбкой через плечо и вновь увлекся игрой света на занавесе, — …и если я верю в то, что он собой представляет, а я верю… — тут даже беглого взгляда на Адепта было достаточно, чтобы заметить сияние славы, — …значит, и все остальное — тоже правда. А если наш мир может быть поглощен Тьмой, — и тут ее губы сжались в ниточку, — я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока это случится.
   «Это точно, — подумал Роланд, — могу поспорить, что такого за тобой не водится». Дару, как куратор Столичной Социальной Службы, каждый день сражалась с Тьмой на переднем крае.
   — Ребекка, деточка, — Дару обернулась и попыталась заглянуть в кухню, — что ты там делаешь?
   Ребекка высунула голову в гостиную.
   — Завтрак. — При свете дня оказалось, что она в старых шароварах и желтом свитере с оторванными рукавами. — У меня там омлет, потому что немножко молока осталось, и колбаса оттаивает в кастрюле. Я разморозила весь пакет, а не три кусочка для себя. И еще тосты я делаю.
   — Все сразу? — усомнилась Дару.
   — Почти всю работу делает плита, — серьезно объяснила Ребекка. — И тостер.
   — А джем у тебя есть? — спросил Роланд. Он бродил по комнате и как раз сейчас оказался около кухни.
   — За кетчупом стоит. Персиковый. — Ребекка высунулась дальше в комнату и подала ему баночку и консервный нож. — Можешь пока Тома покормить.
   Роланд подбросил баночку на ладони, вздохнул и посмотрел на кота.
   Том, отлично зная, что означает банка такого размера вместе с консервным ножом, спрыгнул с дивана и стал плести кружева у ног Роланда. С большим достоинством, с предвкушением и лишь с самой малой долей нетерпения.
   — Ну ладно. — Роланд отошел, поставив банку на стол. — Но я хочу внести ясность, — сказал он в сторону кухни, — это я делаю для тебя, а не для него.
   — Тому все равно, лишь бы ты открыл банку.
   Направляя вниз лезвие консервного ножа, Роланд обратился к Дару:
   — Почему вы разрешаете ей выбрасывать деньги на такую ерунду?
   Дару приподняла бровь.
   — Вы предпочитаете другой сорт? — спросила она с нотками сарказма в голосе.
   — Ладно, проехали.
   Он вскрыл банку и невольно сморщился от запаха, затем поставил ее на пол. Том понюхал, осторожно попробовал, одобрил и начал есть. Дару глянула на Роланда, как ему показалось, с улыбкой превосходства и направилась в ванную. Чувствуя себя в меньшинстве, Роланд достал гитару и для успокоения начал перекладывать на музыку игру света и теней вокруг силуэта стоящего у окна Эвана.
   — Столько боли, — почти неслышно сказал Адепт, глядя на ползущего по стеклу муравья, держащего в челюстях мелкое насекомое. Он набрал в легкие воздуха, ощутив запах бетона, асфальта и стали, вкус скорби, ненависти и боли, и вздохнул. Так много материала найдет здесь Тьма. Но его согрело солнце, а дуновение ветра донесло детский смех, и он не смог бы, да и не захотел, отринуть надежду.
   Роланд видел, как согнулись плечи Эвана, и добавил в мелодию немножко грусти, а когда они распрямились — сменил и ритм, и тональность. Он умел чувствовать публику — талант, отточенный годами на улице: там даже взглядом можно отогнать платящего слушателя и надо учиться смотреть краем глаза.
   Дару стояла возле дивана, переводя глаза с Роланда на Эвана и обратно.
   Под тяжестью ее взгляда Роланд перестал играть и повернулся к ней.
   — Твою музыку просто видно было, — сказала она с удивлением в голосе. — Как зеркало из звука… Я видела…
   Роланд покраснел от смущения и потупился, поигрывая медиатором.
   — Завтрак!
   Ребекка вынесла из кухни полное блюдо, и Роланд, воспользовавшись моментом, подскочил к ней, чтобы взять его. С похвалой он мог справляться, лишь когда она выражалась наличными. Только похвала от Ребекки была исключением, хотя он и не понимал почему.
   Созерцание завтракающего ангела отвлекло Дару и Роланда от собственных тарелок, потому что Эван наслаждался не только вкусом, но и запахом, и эмоциями, превращая процесс поглощения яичницы с ветчиной в чувственный опыт.
   — А там, откуда ты пришел, разве не едят? — спросила Ребекка, когда Эван коснулся тоста, исследовал слой маргарина и облизал кончики пальцев.
   — Конечно, едят. — Он откусил кусок залитой яйцом колбасы, испытывая удовольствие от множества вкусовых ощущений. — Но это — новое. А каждая грань новизны должна быть исследована и превращена в источник наслаждения.
   — Я тоже так думаю, — кивнула Ребекка.
   Дару попыталась скрыть улыбку, вспомнив, как впервые угостила Ребекку пиццей и девушка ткнулась рукой в расплавленный сыр, а потом минут пять изучала, как он умеет вытягиваться.
   «У нее куда приятнее лицо, когда она улыбается, — подумал Роланд, устроившись там, где ему одинаково хорошо было видно и Дару, и Эвана. — Не так похожа на ястреба».
   Роланд только теперь понял, что означает слово «поражает». Не красивая, не привлекательная — а именно поражающая внешность была у Дару. Темно-золотая кожа, черные глаза — такие, что радужка сливалась со зрачком, высокий лоб, гордый изгиб носа, рельефный подбородок, и все это в ореоле густых волос цвета черного дерева. Не то чтобы холодна, но сурова. Он подумал, что стоит попробовать флейту — если он вообще доберется до дома, — потому что для его гитары музыка Дару звучала слишком высоко.
   — Вы мне хотите что-то сказать? — внезапно и резко спросила Дару, заметив его пристальное внимание.
   «И стерва к тому же, — добавил Роланд к мысленной характеристике Дару. — Сурова и стервозна».
   Он заметил, как усмехнулся за завесой светлых волос Адепт, и уже в который раз задался вопросом, сколько из его мыслей тот читает.
   — Вроде бы ничего. — Он поднялся и начал складывать пустые тарелки. — Сегодня опять намечается жаркий денек.
   — Ага, — вздохнул Эван, и улыбка его исчезла. Он легко встал и вернулся к своему месту у окна. — А когда так жарко, и свет слепит, и воздух тяжел и горяч, как пелена расплавленного стекла, лопается людское терпение, и даже хорошие люди могут оказаться на грани — или за гранью.
   — Так ты думаешь, это егоработа? — спросил Роланд, перекрывая шум наполняемой раковины.
   — Да, — не оборачиваясь ответил Эван.
   — Но сейчас лето, — возразил Роланд. — Хоть Канаду и называют Великим Белым Севером, но летом тут жарко.
   — Не так, — задумчиво заметила Дару. — Не так жарко, и не так долго. И не в июне. Неделю-другую в августе — это бывает.
   — И что ты будешь с этим делать? — спросила Ребекка, возвращая разговор на деловую почву.
   — Я уже делаю, Леди.
   Дару повела бровью, впервые услышав, как Эван титулует Ребекку.
   — Там, на юго-западе, собрались дождевые тучи, и я их уговариваю двинуться в нашу сторону. Через два дня в городе будет легче.
   — А почему не раньше? — поинтересовался Роланд, подавая Ребекке стопку чистых тарелок.
   Эван развел руками, браслеты тихо зазвенели.
   — Дождь путешествует как хочет. Передвинь его слишком быстро — он развеется. Слишком медленно — и ему станет скучно, он прольется.
   — Дождю станет скучно?
   — Простое слово, обозначающее сложное… — Он дернул светлую прядь своих волос, подыскивая слово.
   — Сложную вещь? — предположила Ребекка.
   — Да, сложную вещь.
   Они обменялись довольными взглядами, и Роланд почувствовал за этим еще что-то.
   — Есть, кроме сказанного, какие-то вещи, которые мне хотелось бы понять. — Дару заходила по комнате взад и вперед.
   «Вступай в клуб», — подумал Роланд, устраивая Терпеливую у себя на коленях. Последний раз он был в чем-то уверен и что-то понимал до того мгновения, как из-за угла показалась Ребекка.
   — Ты пришел, потому что тебя призвала Ребекка, так?
   — Для этого и Роланд много сделал, но, в общем, верно.
   — Ладно, а онкак сюда попал?
   Молчание, наступившее в ожидании ответа Эвана, нарушал только легкий шелест кошачьего языка — Том вылизывал черные полоски хвоста.
   — Есть две возможности, — произнес наконец Эван. — Либо в этом мире мужчина или женщина совершили зло, призвав при этом Тьму…