Хафф Таня. Врата тьмы

   Послав нежный взгляд в сторону, где исчез молодой человек, Дару распахнула дверь и вошла в отделение, напрочь позабыв об охватившем ее минуту назад гневе.
 
   — Сыграй опять эту, про единорога. — Ребекка аж подпрыгнула на стуле. — Ту, что твоя подруга написала.
   — Так я ее уже играл, детка. Две песни тому назад.
   — Ну правильно, — подтвердила она, закатывая глаза. — Я же сказала «сыграй опять».
   — Ах, опять, — улыбнулся Роланд. — Извини, не понял.
   Ребекка задумалась, сдвинув брови и увлеченно обрабатывая зубами ноготь большого пальца.
   — Ладно, — сказала она. — Играй, что тебе хочется, только сначала сыграй про единорога.
   — Будь по-твоему, — сдался Роланд, все еще улыбаясь. Он ничего не имел против того, чтобы играть для Ребекки, — даже если она хотела повторения одних и тех же песен снова и снова, — потому что она всегда так внимательно слушала, как будто полностью погружалась в музыку. Таких слушателей было немного, и попадались они редко.
 

 
Он мчится через лес ночной,
О ветви тело рвет впотьмах.
Рога псарей и гончих вой
Все ближе, ближе за спиной
И все сильней холодный страх.
 

 
   Из всего его репертуара Ребекке больше всего нравились простые мелодии со сказочными стихами, которые ему присылала в каждом письме одна его старая подруга уже лет пять или шесть. Пару раз Роланд пытался обмануть ее похожими по теме и строю песнями, но Ребекка всегда распознавала подлог. Однажды он сыграл ей музыку собственного сочинения. Она слушала так же внимательно, склонив голову к плечу, а когда он закончил, сказала: «Очень хорошая песня, Роланд, только неполная». Но не смогла объяснить, отчего же она неполная. Больше он Ребекке своих песен не играл. В основном потому, что был с ней в глубине души согласен.
   Только он допел песню, как в холле послышались голоса, и дверь открылась.
   — Эван! — Ребекка метнулась через всю комнату и оказалась в паре дюймов от Адепта. — С тобой ничего не случилось?
   — Все в порядке, Леди, — улыбнулся он в ответ. Чуть устало, как показалось Роланду. — Спасибо тебе за заботу.
   — Тебя арестовали!
   — Да. — Он отвел с лица прядь волос. — Было.
   Ребекка перевела взгляд на Дару, и глаза ее округлились.
   — Вы цыплят купили!
   — Да, — ответила Дару и отдала ей красный с белым пакет. — Было.
   Ребекка поднесла пакет к лицу, втянула воздух, предвкушая удовольствие, и повернулась к Роланду.
   — Роланд! Они цыплят купили!
   — Я вижу, детка.
   Роланд держал перед собой Терпеливую и рассматривал Эвана, ища признаки… признаки чего-нибудь. Из своего опыта он знал, что копы не очень церемонятся с молодыми людьми без документов, которых прихватывают… скажем, в разных ситуациях.
   — Ты в порядке?
   — Как видишь, — развел руками Эван.
   Роланд продолжал смотреть.
   «Пользуешься случаем, чтобы разглядывать и прятать чувства за маской заботы», — произнес голосок у него в голове.
   Ребекка поставила перед ним тарелку с цыплятами, горкой жареной картошки и зеленого горошка, вытащила из его руки гитару и сунула вместо нее вилку.
   — Ешь, — сказала она, что он не преминул сделать.
   Потом, когда косточки были обглоданы и он снова обрел равновесие, спросил:
   — Что случилось?
   Эван как раз скармливал Тому кусок шкурки — кот появился, как только они сели есть.
   — Я остановил драку, — просто ответил он. — Вытерпеть эту боль и этот страх я не мог. Онушел. Думаю, он знал, что так и случится. Теперь он, наверное, где-то прячется и надо мной смеется.
   Эван за время своего отсутствия осунулся, тонкие черты его лица заострились.
   Дару заговорила и сама не узнала свой голос:
   — Спасая этих людей и упуская его, ты, быть может, обрек весь мир власти Тьмы.
   — Знаю.
   И больше сказать было нечего. Но это единственное слово, так же, как боль, отразившаяся на его лице, могло бы даже из каменного сердца исторгнуть слезы.
 
   Констебль Харпер отодвинул клавиатуру, сплел пальцы и потянулся. Смена шла к концу, и он почти физически ощущал вкус холодного пива, ожидавшего его дома. Только бы отбарабанить оставшиеся полтора часа. А что может случиться в старом добром Торонто в воскресенье вечером в девять тридцать вечера?
   За спиной открылась дверь, и еще не повернувшись, он ясно представил, что сейчас увидит. Кондиционер из последних сил справлялся с жарой, и это новое нападение было явным перебором. Запах грязи, пота, заношенной одежды, и над всем этим доминировала вонь застарелой мочи.
   — Эй, парнишка, есть у тебя минута?
   Стараясь дышать через рот, Харпер медленно поднялся и отошел за барьер. Хуже всего, когда не хватает людей: сейчас пошел бы в туалет, оставив кого-нибудь разбираться с этой теткой. Черт побери все!
   — Чем могу быть полезен? — спросил он, с усилием сохраняя нейтральный тон.
   — Про девушку знаешь, что убили вчера вечером? Так я вроде видела, кто это сделал. Хочешь знать?
   — А?
   Миссис Рут вздохнула и покачала головой.
   — Девушка, что вчера вечером убили, — повторила она медленно. — Я вроде видела, кто это сделал.
   У Харпера был по-прежнему слегка ошеломленный вид, так что она добавила:
   — Я шла себе на помойку и видела, как этот тип уезжал со стоянки. Я тогда ничего не подумала, только пахло от него странно. А потом, когда стали говорить, что стряслось, я решила копам сказать.
   — Странно пахло?
   Интересно, как она могла это учуять.
   — Ага. Не то чтобы духами дорогими или фигней всякой для волос. Кровью пахло. — Ее голос посуровел. — А уж я-то знаю, как пахнет кровь.
   — Но коль вы шли на помойку, вы должны были видеть тело.
   «Каждый раз одно и то же. Как сенсационное убийство, так психи тут как тут».
   Миссис Рут прищурилась.
   — Я не сказала, что пошла на помойку, — отрезала она. — Я сказала, что туда шла. Отвлеклась и прошла мимо. А теперь, ты собираешься кого-нибудь позвать и записать мои показания с приметами этого типа, или мне рассердиться?
   И тут ее голос так живо напомнил Харперу учительницу, которую он в третьем классе боялся до судорог, что палец его надавил на интерком раньше, чем он об этом подумал.
   Миссис Рут улыбнулась.
 
   — …то есть какого это он со мной, как с дерьмом?
   — И в самом деле.
   — Он воображает, будто он хрен знает что, потому как на «БМВ» ездит и работает на этих хреновых компьютерах, а я вот ничуть не хуже!
   — Лучше!
   — Правильно, мать его так!
   Адепт Тьмы наклонился к столу, аккуратно расположив локти между картонными подставками от пивных кружек.
   — Если бы не такие, как вы, чего бы стоили такие, как он? Ведь вы же делаете то, что они жрут!
   — Ага. И это тоже. — Он выплеснул в глотку остатки пива и протянул кружку за новой порцией, давно уже неспособный удивляться, почему это кувшин не пустеет. — А знаешь, чего еще? У этого сукина сына хватило наглости сказать, не ставь, дескать, свой мусор на краю дорожки! У нас эта гребаная дорожка общая, а он говорит, будто я, хрен ему в душу, права не имею!
   — Да, надо бы с ним что-то сделать.
   — Ага. — Он скривился. — Пора бы, на фиг. — Тут он отпихнул стул и встал покачиваясь. Вот прямо сейчас.
   — А у тебя еще стоит ружье в шкафу в коридоре?
   — Ага. — Он прищурился. — Ага. Я этому гаду покажу. Это он поймет.
   И он пошел, натыкаясь на столы, стулья и людей, но ни ругань ему вслед, ни пролитое пиво не отклонили его от пути домой. В шкафу в коридоре. И он проучит этого умника из соседнего дома.
   — Даже как-то слишком просто, — вздохнул Адепт Тьмы. Заметив взгляд официантки, он подозвал ее кивком.
   — Классный мужик, — сказала официантка подруге, хватая поднос под мышку, а другой рукой одергивая юбку.
   Подруга посмотрела в ту сторону.
   — Он, знаешь, на вид опасен.
   — Да для тебя всякий опасен, у кого глаза блестят.
   Вторая официантка тряхнула головой, рассыпав волосы.
   — Этот в самом деле опасен. Он на вид такой, как… как острый нож.
   — Поэтично.
   Облизав ярко-красные губы, первая официантка поплыла к посетителю, на ходу бросив:
   — Ты, лапонька, не волнуйся, я с ним справлюсь.
 
   — Так, это мы решили. — Дару сунула авторучку в сумку и оторвала листок из лежащего у нее на коленях блокнота. — Завтра я туда пойду, сделаю самое необходимое, а потом отпишусь до конца недели. Роланд и Эван начнут обходить отели и показывать рисунок Эвана.
   Она глянула на сделанный Эваном на стадионе набросок Адепта Тьмы. Портрет был хорош, схвачены даже пуговицы на воротнике и странно-презрительное выражение лица.
   — А он точно будет сохранять этот облик? — спросила Дару.
   — Непременно, — заверил ее Эван. — Пока он снова не пройдет сквозь барьер, он так же прикован к этому телу, как я — к своему.
   Дару кивнула, удовлетворившись ответом, а Роланд выпихнул из головы мысль о том, каково быть прикованным к телу Эвана.
   — А завтра после работы, — объявила Ребекка, — я и Эван…
   — Эван и я, — автоматически поправила Дару.
   — Ага. Эван и я попросим маленький народец помочь искать. — Ребекка вздохнула. — Хотела бы я взять выходные до конца недели.
   — Как бы сильно мы ни нуждались в тебе, Леди, там ты нужна больше.
   — Правда, только…
   — Ведь ты говорила, что у вас там три девушки болеют?
   — Верно, три, — снова вздохнула Ребекка. — И нечестно будет перед Леной, если я тоже не приду. Ей придется одной делать все плюшки.
   — Не грусти. — Эван отстегнул значок с веселой рожицей, наклонился и прикрепил его к блузке Ребекки. — Ты на работе видишь много людей, слышишь их разговоры. Обо всем, что покажется тебе необычным, ты нам расскажешь. И может случиться, что какая-нибудь обычная, будничная история подарит нам ключ. Именно в будни онвносит самый большой разлад.
   — Ну ладно, — неохотно кивнула Ребекка и стиснула руку Эвана. Погладила браслеты, улыбнулась их звону и погладила снова. — А почему нам не начать сегодня? Еще не поздно.
   — Куда как поздно, — заявила, поднимаясь, Дару. — Мы все мало спали прошлой ночью, а нам с тобой завтра рано на работу.
   Дару повернулась к Роланду.
   — Мы уходим. А ты, — она снова обратилась к Ребекке, — идешь спать.
   — Может быть, мне остаться? — предложил Роланд.
   — Может быть, тебе поехать домой и надеть чистую рубашку? — ответила Дару.
   — Но ведь… — Он перевел взгляд с Эвана на Ребекку и снова на Дару. У тех на лицах было только любопытство. А у Дару — чуть ли не вызов. — Да, наверное, ты права.
   — Дару почти всегда права, — сообщила Ребекка.
   — И в самом деле. — Он заглянул за спинку дивана в поисках футляра. — Неужто это не утомляет?
   Футляр соскользнул вниз на пол — сидя не достать.
   — Совсем не утомляет, — улыбнулась Дару.
   — А миссис Рут всегдаправа, — громогласно заявила Ребекка.
   Дару закатила глаза.
   — Ребекка, миссис Рут — тряпичница. Это уже само по себе не очень правильное занятие.
   — А ты знакома с миссис Рут? — Роланд обошел диван и взял футляр.
   — Не имела удовольствия.
   — Ты много потеряла, — заметил Роланд, наклоняясь и откидывая незапертую крышку. — Тебе бы… Брысь отсюда, котяра!
   Том поднял глаза, мигнул на свет и зевнул. Спина его была выгнута точно по форме футляра, а все четыре лапы лежали ровно, надежно зацепившись когтями за фетровую обивку.
   — Брысь, сказал! Мотай!
   — Он, наверное, решил, что это кровать для кошек, — предположила Ребекка, пока Том вставал, потягивался и переливался через край футляра.
   — Плевать мне, что он там решил. — Роланд опустился на колени и стал очищать обивку от кошачьей шерсти. Он хмыкнул, когда Том ткнулся в него головой, чуть не сбив с ног, и отпихнул кота подальше. Кот с довольным видом вернулся и ткнулся снова.
   Дару подавила смешок.
   — По-моему, он хочет тебя разозлить. Коты здорово разбираются.
   — В чем? — Он бережно положил Терпеливую на место, захлопнул крышку и выпрямился. — Ладно, пойдем.
   — Ты придешь сюда завтра? — спросил Эван.
   Роланд сразу подобрел.
   — Ага. В восемь тридцать, как договорились. — Он ткнул пальцем в сторону Ребекки. — Побереги его, детка.
   — Обязательно, — ответила Ребекка совершенно серьезно. Она улыбнулась Эвану, и тот улыбнулся в ответ.
   Роланд больше не мог закрывать глаза на то, что здесь происходит.
   — Послушай, если ты думаешь…
   Дару стиснула ему руку выше локтя, вытащила за дверь и захлопнула ее раньше, чем Роланд успел сообразить, что она делает. Она разжала пальцы, Роланд потер руку и уставился на Дару.
   — Ты понимаешь, что там сейчас будет? — зашипел он, брызгая слюной.
   — Понимаю. А ты? — сказала она ледяным голосом.
   — Я-то понимаю! Они там… это…
   Дару вздохнула и заговорила чуть более доброжелательно:
   — Роланд, подумай минутку. Подумай, кто такой Эван. Он же не станет пользоваться беззащитностью бедной недоразвитой девушки. — Она улыбнулась. — И вряд ли Ребекка воспользуется его беззащитностью. Пошли. — Она направилась к лестнице. — Подброшу тебя домой.
   Стараясь осмыслить рассуждения Дару, Роланд еле поспевал за ней.
   — А тебя это не беспокоит? — спросил он, проходя через вестибюль.
   — Чего ради? Эван по своей природе не способен причинить зло, а Ребекка при всей ее дебильности — вполне взрослая женщина, со всеми… — она толкнула дверь, продолжая подыскивать слово, — со всеми соответствующими потребностями.
   — То есть когда она предложила мне спать с ней…
   — …это был эвфемизм? Может быть. — Дару посмотрела в обе стороны, и они стали переходить через Колледж-стрит. — Понимаешь, невозможно так оградить умственно отсталых от мира со всеми его проблемами, чтобы эти люди никогда с ним не столкнулись. У Ребекки есть работа и квартира, почему бы ей не иметь и любовников?
   — Да потому, что она может пострадать!
   — Эмоционально? Так и каждый из нас может. А на самом деле простота спасает ее от многих эмоциональных страданий, которые мы сами себе устраиваем. Физически? От этого ни одна женщина не застрахована. Это мерзко, но это правда. Ты думаешь, у нее не хватит здравого смысла избегать опасных для нее мужчин? Так ты не прав. У нее совершенно детская способность смотреть прямо в душу, и на мошенников, обманщиков и психов она не клюет. Не то чтобы у всех умственно ограниченных был такой особый дар, но у Ребекки он точно есть.
   Дару остановилась возле своей потрепанной малолитражки и стала искать в сумке ключи.
   Роланд поднял голову и увидел, как вдоль водостока ползет что-то черное — определенно не белка.
   — Она видит маленький народец в кустах, — пробормотал он.
   Дару проследила за его взглядом и фыркнула:
   — И ты тоже. — И, отвечая на незаданный вопрос, добавила: — И я. После того как я заглянула в глаза Эвана, я бы удивилась, если бы не видела.
 
   Она влезла в машину, хлопнула дверцей и открыла дверь пассажирского сиденья.
   — И этотебе тоже все равно? — спросил Роланд, просовывая гитару на заднее сиденье.
   — Ну и что с того? — Дару включила передачу и осторожно выехала со стоянки. — У них своя жизнь, у меня своя. Меня больше волнуют нищета, голод и дискриминация. Тебе куда?
   — Ниэл-стрит, к востоку от Пейп и к северу от Данфорт-стрит.
   — Знаю это место.
   Какое-то время они ехали молча, Роланд думал о Ребекке, которая предстала в новом свете. Дару — о дороге.
   — До двенадцати лет, — вдруг сказала Дару, — Ребекка была нормальной девочкой. Однажды в воскресенье за городом в машину, где ехала ее семья, врезался грузовик. Ребекку выбросило из машины, и когда приехали спасатели, автомобиль и грузовик горели ярким пламенем. Выжила только Ребекка. Ее нашли в канаве, покрытую грязью и кровью. Согласно рапорту медиков, у нее в этот день впервые началась менструация — то ли в момент столкновения, то ли сразу после.
   Роланд поежился — от слова «менструация» ему стало куда более неуютно, чем от сообщения о смерти трех человек. «Ладно, чего там, — рассудил он, — это все бабские дела».
   — Самой серьезной травмой оказался перелом черепа: большой осколок кости сдавил мозг. Крови она потеряла столько, что у врачей были серьезные опасения за ее жизнь, но она прошла через все операции к быстрому и полному выздоровлению. Физически полному. Повреждение мозга сказалось очень скоро. Меньше чем за год она почти разучилась читать, полностью забыла арифметику и потеряла способность оперировать абстрактными понятиями.
   — Чем?
   — Абстрактными понятиями. Все эти вещи, которые люди придумали, чтобы осложнить себе жизнь. Лет сто назад, может быть, даже пятьдесят в какой-то части света все было бы нормально. Она бы вышла замуж, воспитывала детей, ухаживала за живностью, то есть проводила время за такими делами, с которыми вполне могла бы справляться. Но в наши дни, — она на секунду развела руками, сняв их с баранки, — такой возможности жизнь ей не дает. Врачи и работники социальных служб скоро обнаружили, что поскольку она не владеет абстрактными понятиями, то не может и выбирать способ действия. Каждый ее шаг должен быть предопределен подробно расписанной схемой. Однако это вовсе не означало отторжения от общества, и потому она жила в нескольких семейных приютах.
   — А родственники?
   — У нее их нет. — Дару яростно включила третью скорость, таким образом срывая злость. — Когда ей было пятнадцать, глава приемной семьи, где она жила, явился в Детскую Помощь и покаялся, что многие годы сексуально преследовал отданных ему на попечение детей.
   Роланду вдруг явилось видение вздернутого на дыбу и четвертованного мужчины. Несомненно, причиной тому был зубовный скрежет, слышавшийся в голосе Дару.
   — Он попробовал так же поступить с Ребеккой. Он не помнил, что было потом, только то, как шел сознаваться. Я видела протокол. Он повторял: «Я не понимал», — и все время ударялся в слезы. А Ребекка только одно сказала — и в протоколе, и потом, когда я с ней говорила: «Я ему показала, что он сделал».
   Дару на секунду прервалась, обгоняя автобус и выруливая на Ниэл-стрит.
   — Так что насчет Ребекки тебе волноваться не стоит. И к тому же я никогда не видела ее в такой хорошей форме, как сегодня.
   — Из-за Эвана?
   — Вряд ли из-за ситуации. — Белозубая улыбка сверкнула в темноте контрапунктом к звучащему в голосе сарказму. — Но это вполне вероятно. Он ведь в конце концов Свет, и естественно считать, что он в каждом вызывает к жизни лучшее. Скажи, где остановиться.
   Роланд показал на дядин дом, и Дару затормозила. Он вылез, вытащил с заднего сиденья гитару, захлопнул дверцу и наклонился к открытому окну.
   — Спасибо, что подбросила. И за информацию спасибо. Я… — Он вздохнул. Эван и Ребекка. Ладно. — Ты мне дала над чем подумать.
   — И еще одно. — Взгляд Дару был так проницателен и прям, что Роланд вспыхнул. — Тебя расстроила Ребекка — готова согласиться. Только ее отсталость тут ни при чем. Ты расстроился, потому что Ребекка будет спать с Эваном, а ты — нет.
   Роланд смотрел, как уменьшаются огни отъезжающего автомобиля, и, когда Дару уже не слышала и спорить не могла, буркнул себе под нос:
   — Это даже не смешно.
   Потом повернулся и пошел в дом, и плевать ему было, кто там шпионит из-за кустов.

* * *

   Эван, полузакрыв глаза, лежал щекой на волосах Ребекки и неглубоко дышал. Она тесно прижалась к его груди, и он улыбнулся сквозь сон, нежно проведя ладонью по ее влажной спине. Час в ее объятиях почти восстановил силы, затраченные на успокоение толпы. Утром он…
   И вдруг равновесие сдвинулось, стало больно, и он едва удержался от крика.
   «А я здесь, — сказала Тьма. — Приди и схвати меня, если посмеешь».
   Он знал, что вызов должен был настигнуть его в минуту слабости, все еще изможденного после борений прошедшего дня. Темный никогда бы не бросил вызов без уверенности в победе и в том, что Свет примет его вызов.
   Он бережно переложил Ребекку на матрац и выскользнул из ее протянутых рук. Она заворочалась и в полусне назвала его имя. Он склонился и тихо поцеловал ее бровь.
   — Спи, Леди, — шепнул он, чувствуя соленый привкус на губах. Он охранит ее сон сегодня, и завтра, и всегда… Она с первого взгляда очаровала его своей светлой душой, и страшно подумать, что сделает Тьма с этой милой простотой…
   Ребекка вздохнула и устроилась поудобнее на подушках. В глазах Эвана она лучилась теплотой и золотистым светом.
   В альков вошел Том и прыгнул на кровать, занимая свое, освобожденное теперь место.
   — Смотри за ней, малыш, — шепнул Эван. — Оставайся с ней, пока меня нет.
   Том вытянул лапу и стал вылизывать между когтями. Указания Эвана были ему совершенно ни к чему.
   Эван выпрямился, одевшись в мгновение ока, еще раз коснулся изгиба бедра Ребекки и вышел навстречу Тьме.
   …Тьма в аллее была гуще обычной ночной. Он услышал голоса и смех и осторожно двинулся вперед.
   — Ой! Не надо!
   Он споткнулся под тяжестью окатившей его рычащей волны Тьмы и бросился бежать.
   В конце аллеи, под мигающим красным огоньком запасного выхода, спиной к стене стоял парнишка лет пятнадцати, прижав к лицу ладони, и между ними текла струйка крови.
   У его ног — другой, лицом вниз, в растекающейся луже.
   Перед ним — пять ржущих теней с ножами.
   В стороне — отлично одетый мужчина с разведенными в приветственном жесте руками и приглашающей улыбкой. Только эту улыбку и видел Эван.
   — Ты теперь уже не такой красавчик, говнюк? — Один из пятерых выступил чуть вперед и стукнул мальчишку по плечу обратной стороной ножа. Мигающий красный свет отражался от бритой головы и окрашивал в пурпур татуировку на ней. — Сейчас мы с тобой позабавимся.
   — А я здесь, — шелковым голосом сказал Адепт Тьмы. — Имеешь шанс.
   Мальчишка, не отводя рук, взвыл, и его светлые брюки вдруг потемнели в паху.
   — Эй! Он обоссался! — Один из пятерых зашелся истерическим смехом.
   — Плохой мальчик, — захихикал другой. — А плохих мальчиков наказывают!
   — Отрезать деточке пипиську? — предложил первый, упирая острие ножа в край пятна.
   — Отрезать! — завопили остальные в неподдельном энтузиазме.
   — А может быть, у тебя есть более срочные дела, — предположил Темный. Он посмотрел на часы. — Тогда поторопись. Я не могу всю ночь ждать.
   Эван двинулся вперед, в круг теней, охваченный холодной яростью оттого, что так легко расточаются жизни, чтобы поймать его в ловушку. Не спасти мальчика он не мог.
   — А это кто тут у нас? — Вожак банды повернулся, учуяв новую добычу. — Этакий гребаный белый рыцарь скачет на выручку?
   Остальные заржали, и вокруг Эвана сомкнулось кольцо. Удовольствие, которое получали они, причиняя боль, ударило по нему, окружило, отделило от мира и со временем могло ослабить.
   — Будьте добры, — тихо сказал он, повернув руки ладонями вверх, — отпустите мальчика. Опустите ножи. Оставьте пути Тьмы.
   Всем созданиям, способным к выбору, должно предоставлять выбор.
   — Оставить пути Тьмы? — Вожак выдвинулся вперед, покачивая нож на открытой ладони. — Джентльмены, у нас тут, мать его, проповедник.
   — А похож на пидора, — прокомментировал бандит с вытатуированными на обеих щеках свастиками.
   А вот емуотрезать хер! — Третий голос просто срывался от возбуждения.
   Вчера Эван на охваченном бойней стадионе явил людям Свет и помог им оттолкнуть Тьму. Эти же пятеро лишь прищурились на сияние и перехватили поудобнее ножи. В них не было Света, к которому он мог бы воззвать.
   Краем глаза он заметил лезвие и поднырнул. Сталь скользнула по волосам, и Эван вдвинул локоть в живот нападавшему. Липкий от крови каблук, нацеленный Эвану в колено, промахнулся, и обратным ударом Эван послал на землю вожака банды.
   — Сука! — взвизгнул вожак, поднимаясь на ноги. — Мочить его!
   Адепт Тьмы хохотал, прислонившись к стене.
   Но раненый парнишка, который мог бы удрать, вместо этого схватил заколку из своих длинных волос и отбил ею нож от ребер Эвана, дал ему силы сделать то, что он сделал.
   Из сложенных ладоней вырос огромный огненный меч.
   И схватка закончилась быстро.
   — «И изгнал Адама, — заявил, потягиваясь, Адепт Тьмы, — и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни».
   Эван вздохнул и втянул в себя полосу света.
   — Вот тебе еще цитата, если хочешь, — ответил он устало, проводя рукой по лицу. — «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир Я пришел принести, но меч».
   — И покроет тьма землю, и помрачатся сердца человеческие.
   — Ты подтасовываешь цитаты. Господь наш этого не говорил.
   — Ну и что? — пожал плечами Адепт Тьмы. Он грациозно двинулся по аллее, уверенный, что Свет чрезмерно растратил свою силу и не будет серьезным противником — теперь. Его даже удивило, что у Света остались силы разогнать банду хулиганов: он знал, скольких трудов стоило успокоить толпы на стадионе. Он прямо тогда мог взять его тепленьким, стереть на время с лица земли — но что за удовольствие, если Свет даже не узнает, кто нанес удар? К счастью, Свет настолько предсказуем, что его ничего не стоит поймать. И, к счастью, его ударные войска истощили Свет еще больше. Он бы ничего не имел против, если бы они эту работу и закончили, но так даже лучше. Адепт Тьмы поднял руку и хлестнул.
   Эван усмехнулся и перехватил удар — куда девалась его видимая усталость! Серебряные браслеты остановили бич Тьмы и разбили его на тысячу безвредных осколков. Откуда столько сил вернулось сразу — Эван не знал, но радовался наплыву мощи. Темный Адепт был ошеломлен. Эван, не давая ему опомниться, с волчьим оскалом бросил с десяток сверкающих дисков и увидел, как один из них пробил наспех воздвигнутую защиту, и Адепт Тьмы вскрикнул от боли. Эван со сверкающими глазами вскинул руки и сомкнул их…