Хафф Таня. Врата тьмы

   — Не верю, — пробормотал Роланд. — Такого не бывает.
   Ребекка, склонив голову набок, посмотрела на него через лезвие ножа.
   — Но ты же ВИДЕЛ, — указала она.
   — Да знаю, что видел. Но это ничего не значит. Я много такого видел, во что не верю.
   — Например?
   — Ну, например… например… — он поднял руки и попятился от кровати, — ну, разное… Брысь с дороги, котяра!
   Том отодвинулся от ноги Роланда, но всем своим видом, казалось, говорил, что даже такие, как Роланд, должны знать, что у кота есть право преимущественного прохода. Вспрыгнув на кровать, он обошел вокруг ножа, и от вздыбленной шерсти стал вдвое больше. Когда рука Ребекки приблизилась к периметру его обхода, он зарычал и шлепнул по руке.
   — Я не собиралась его трогать, — возразила она.
   Он сел, обернувшись хвостом, как раз на границе кровавого пятна, и уставился на нож.
   Ребекка смотрела на него минуту, но он не шевелился и не мигал, тогда она пошла в другую комнату посмотреть, что делает Роланд.
   Роланд пытался прибрать разгромленную комнату. Разорванные шторы, разбитые цветочные горшки и раскиданные подушки — с этим он знал, что делать. С убитым порождением воображения Ребекки было посложнее. Кабы кровь и нож исчезли вместе с телом, он мог бы с некоторым усилием убедить себя, что ничего и не было. Но они не исчезли. Роланд понятия не имел, что ему с этим делать — если вообще что-то нужно делать.
   Землю он собрал в банку из-под маргарина, посадил туда герань, один из двух известных ему комнатных цветов, — Роланд надеялся, что второй Ребекка не выращивает, — и поставил банку на широкую полку под окном. Встряхнув диванные подушки, он разложил их по местам и потянулся за большим блокнотом-постером, лежащим в углу, согнутым.
   Согнутым. Как человечек на подушках.
   Это обязательно придется обдумать. Позже.
   В плакате были две дырки, явно предназначенные для подвешивания его на стене напротив окна. Роланд с трудом надел его на крючья — плакат из плотной бумаги два фута на три был тяжеловат — и разгладил верхний лист.
   Там было написано «пятница» и число. Дальше: «Ужин: овощной суп с говядиной и крекеры». И еще: «Постирай: холодная вода, чашка стирального порошка. Сушить в тепле, завернув в простыню». Слова были написаны прописями из азбуки, что вызвало у Роланда воспоминание об уроках в начальной школе. Он заглянул в следующий лист.
   «Суббота» было написано там и стояла дата. «Не забудь поесть. Надевай туфли».
   — Ребекка, — спросил он, читая инструкции на воскресенье и понедельник: «Лечь спать в десять. Взять на работу чистую форму», — что это?
   — Мой список. Мы с Дару составляем его в понедельник, когда приходим из бакалейной лавки. — Она вылезла из-под кухонного стола с пластиковой солонкой в руке. — А потом я делаю, что в них написано. Они за меня помнят, чтобы я могла думать о других вещах. Только я забыла снять список за пятницу. Сними, если хочешь.
   «Постирай. Не забудь поесть. Надень туфли».
   Роланд не мог понять, чем эти списки его смущают, но ему определенно было неловко. Они казались какими-то ужасно тесными рамками, хотя это смешно: его мать, бывало, составляла для отца куда более подробные списки.
   — А что будет, если ты не станешь этого делать?
   — Мне сказали, что меня вернут в групповой дом. — Она задумчиво оттянула пальцами нижнюю губу. — А я туда не хочу.
   — А почему? — мягко спросил он. — Тебя там обижали?
   — Нет.
   Ребекка вздохнула, как показалось Роланду, больше от усталости, чем от чего-либо другого, и на ее лице мелькнуло выражение, которого он не понял.
   — Они просто никогда не оставляли меня одну. — Она поставила солонку на стол. — Что нам делать теперь, Роланд?
   — Ну, мы… хм… — Он неопределенным жестом указал на беспорядок в комнате. — Я думаю, что мы… э-э… должны об этом сообщить.
   — О чем? — забеспокоилась Ребекка.
   — Что кто-то вломился в твою квартиру.
   — Ах это. — Она с облегчением вздохнула и покачала головой. — Это просто они хотели добраться до Александра — они же не знали, что он умер. Том им не дал.
   — Ребекка, но Том — это просто кот!
   — Да.
   Она немного помолчала и, так как Роланду было нечего добавить, повторила:
   — Так что нам делать теперь, Роланд?
   Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Но ни малейшего проблеска у него не возникло.
   — Дару мне поверит, если ты тоже ей скажешь.
   Роланд прикинул: а если сказать Дару, что он вообще ничего не видел? Раз эта женщина давно работает с Ребеккой, она знает, что с девушкой случаются фантастические истории, в которые та верит, как в истинную правду — хотя, судя по сегодняшним событиям, в человеческом обществе слишком поверхностно понимают, что такое правда. Помимо этого, Дару скажет ему спасибо, что он поддержал Ребекку в минуту страха, и его причастность к этим опасным странностям закончится.
   Но, заглянув в глаза Ребекки, он понял, что наряду с верой во все эти странные и волшебные вещи у нее есть вера в него.
   — Позвони Дару, — сказал он, подчиняясь требованиям момента и неожиданно удивился оттого, что это ему приятно. — Я подтвержу все, что ты скажешь.
   Он не мог припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так в него верил.
   Ребекка кивнула, вытащила из-под дивана старый телефон и воткнула его в розетку.
   — Не люблю, когда он звонит, — объяснила она. — Шумно. Я его выключаю, и тогда он молчит.
   На трубке была полоска клейкой ленты, и напечатанный на ней номер был виден с другого конца комнаты. Номер Дару, подумал он, и Ребекка стала его набирать. Подцепив ногой стул, он подтащил его к себе, сел и потянулся к застежкам гитарного футляра. Ему всегда во время игры думалось лучше. Пальцы непроизвольно соскользнули на мотив «Долина красной реки» — первая мелодия, которую он в своей жизни выучил. «Говорят, ты уходишь из этой долины…» Глядя на Ребекку у телефона, он подумал, отчего это ему запомнилась лишь одна строчка.
   Ребекка насупилась, набрала побольше воздуха и заговорила высоким напряженным голосом:
   — Это говорит Ребекка Партридж, и сегодня суббота и вечер, и его звали Александр, и он мне врал, но потом умер. У нас остался нож, но мы незнаем, что делать, и пожалуйста, скажи нам.
   Она помолчала, облизнула губы и добавила:
   — Спасибо.
   Потом повесила трубку.
   — Автоответчик? — спросил Роланд.
   — Ага.
   Она выключила телефон из розетки и сунула его снова под диван.
   — А если Дару позвонит?
   — Ее не будет до понедельника. Так сказал авто-от-ветчик. Роланд, что теперь делать?
   Очень хороший вопрос, подумал Роланд, подбирая минорный аккорд. Сообщить полиции о смерти они не могли — тела не было. Если хорошенько подумать, может быть, даже при наличии тела сообщать в полицию — не слишком удачная мысль. Он поразился, как спокойно это принимает — «это» подразумевало полный переворот в его взглядах на мир — и решил, что с истерикой можно подождать до лучших времен.
   — Я думаю, мы должны дождаться звонка от Дару.
   — Но я хочу сейчас сделать что-нибудь, — запротестовала Ребекка. — Александр был моим другом, и кто-то его убил.
   «И кто-то его убил».
   У Роланда в мозгу щелкнул последний контакт. Маленький человечек не просто умер, он погиб, его убили, убрали, уничтожили грубо и безжалостно. С некоторым усилием Роланд восстановил контроль над собственным мыслительным процессом.
   — Я думаю, мы должны найти того, кто это сделал.
   «А как?»
   Будто прислушавшись к его аргументам, Ребекка заявила:
   — Мы пойдем к миссис Рут. Она знает. Она знает все.
   — Тогда почему ты не пошла к ней сразу? — спросил Роланд, откладывая гитару.
   — Потому что она бы со мной не пошла, а Александр был еще жив.
   — Ладно, — Роланд встал и снял с плеч ремень гитары, — раз миссис Рут знает все, то пойдем к миссис Рут. Надо только нож прихватить. Это наша единственная улика.
   Даже игра в частного сыщика — все лучше, чем сидеть в этой комнате с обличающими следами на кровати. Если у миссис Рут найдутся ответы, то тем лучше для него. До сих пор вечер был заполнен одними вопросами. Роланд посмотрел на часы. Ровно десять.
   Ребекка вынесла из тесной ванной цветастое полотенце и завернула нож, не прикасаясь к нему.
   — Гитару ты берешь? — спросила она, бросая сверток в красную сумку.
   — Она идет туда, куда иду я. Твой кот сможет выйти?
   — Он не мой кот. — Ребекка взяла из шкафа миску фисташек и поставила ее на стол. — Он свой собственный кот.
   Том, не обращая на них внимания, смотрел на дверь. Когда она открылась, он проскользнул в щель и с достоинством направился по собственным делам.
   — Прощайте, плохие новости, — пробормотал ему вслед Роланд и отступил в сторону, давая Ребекке запереть дверь.
   Они вышли на Блур-стрит, и Роланд посмотрел на окружающий мир как будто впервые. Ребекка провела его через тихий окрестный жилой район, о существовании которого вблизи шумного сердца города он даже не подозревал. И Ребекка разговаривала со зверушками, о существовании которых он равным образом подозревать не мог. Точка. Придорожные деревья и кустарники давали приют только белочкам, и глядящие на них из-за решеток водостоков золотые глаза принадлежали не крысам и не тараканам.
   Он пригнулся, ускользая от скрюченных рук, похожего на человека мохнатого существа, свесившегося нижней ветки райской яблони над тротуаром.
   — Откуда взялись все эти твари? — спросил он, глядя на летающих вокруг уличного фонаря явно не мотыльков.
   — Маленький народец? Они всегда здесь были.
   — Ну да! Тогда почему я их никогда не видел?
   Ребекка на секунду задумалась.
   — А ты когда-нибудь смотрел?
   — Смотрел? — Он повел рукой в сторону теней. — Чего это я буду рассматривать то, во что не верю?
   — Потому-то и не видел.
   — Но теперь я их вижу!
   — Теперь ты смотришь, — улыбнулась она.
   — Нет, я не смотрю. Я…
   Но после неопровержимой реальности мертвого маленького человечка как он мог не смотреть? Как мог не верить?
   — Я… Эта чертовщина еще откуда взялась?
   Перед ними лежал газон чуть больше средних размеров, и он колебался вверх-вниз, вверх-вниз, будто покрытая дерном трясина.
   Ребекка остановилась и стала его рассматривать, склонив голову набок, напрягая глаза в неверном свете.
   — Не знаю, — сказала она наконец. — Мы должны выяснить?
   — Нет! — Он схватил Ребекку за руку и потащил дальше по дорожке. — Думаю, нам это не нужно. Думаю, нам нет до этого дела.
   Он тащил ее еще два с половиной квартала, пока не повернул за угол, и только тогда отпустил. Выражение лица у нее было странное, и Роланд надеялся, что она не сердится.
   — Дам пенни за твои мысли, — мягко сказал он.
   — Ладно.
   Он ждал.
   — Ты мне предложил пенни, — напомнила она.
   — Так это же просто… да, сейчас.
   Он вытащил из кармана горсть мелочи, отделил пенни и положил ей в руку. Так проще, чем объяснять.
   — Я думала, почему после шевелящегося газона мы не видели малышей.
   Роланд снова взял ее за локоть.
   — Это плохо?
   — Не знаю.
   — Ну ладно. — Он ускорил шаг. — Далеко еще до миссис Рут?
   — Уже недалеко. Мы почти на Спадина. Видишь? Она протянула руку вперед, и Роланд увидел в конце тихой улицы забитую магистраль; ему померещилось, будто, выходя на свет и шум, они попадают в другой мир.
   «Эти опасности я по крайней мере понимаю». Он вывел Ребекку на дорогу и был немедленно вынужден оттащить ее от мчащегося навстречу грузовика.
   — Ребекка? О черт…
   У девушки глаза вылезали из орбит, голова моталась вперед и назад с такой силой, что казалось, вот-вот оторвется. Автомобиль вильнул, объезжая, и она застыла, вцепившись Роланду в локоть.
   — Господи!
   Рука была зажата как в тисках.
   — Ребекка, отпусти!
   Он не мог освободиться. Мимо прошел автобус, и она завизжала на высокой ноте, от чего у него волосы встали дыбом.
   — Ребекка! С тобой ничего не случится, мы должны перейти улицу. — Он потащил ее за собой: если уж нельзя освободиться, то можно воспользоваться мертвой хваткой.
   «У этой сволочной Спадина ширина четыре полосы», — подумал он, добравшись наконец до противоположного тротуара. Рука начала неметь.
   Она не успокоилась, пока они не отошли в глубь темной стороны улицы. Прислонившись к дереву, она отпустила его руку, и взгляд ее постепенно стал осмысленным.
   — А как ты ходишь одна? — спросил он, наблюдая, как следы ее пальцев из белых становятся красными. Если она так психует при переходе улицы, как эта самая Дару позволяет ей ходить одной?
   — Я иду к светофору…
   Роланд смутно припомнил светофор в квартале отсюда к югу.
   — …и перехожу на зеленый. И никогда не пытаюсь проскочить на желтый. Потом я возвращаюсь на эту улицу по тротуару.
   Она серьезно смотрела на него, все еще учащенно дыша.
   — Переходить без зеленого света нельзя.
   Он вдруг понял, что она боялась не столько мчащихся машин, сколько нарушения правил, которые считала непреложными. Как и списки в ее квартире. Это было ему неприятно. Очень скованно жила Ребекка, хотя, должен был он признать, и безопасно, если всегда переходит на зеленый. Безопаснее по крайней мере, чем он.
   — Ты можешь идти дальше?
   Ребекка кивнула.
   — Мы уже близко, — сказала она, выпрямляясь. — Вот сюда, потом поворот и выход на Блур.
   — А можно пойти там, где свет? — спросил Роланд. По Спадина они вполне могли выйти на Блур-стрит.
   По Спадина пролетели с ревом два джипа и «БМВ», и Ребекка вздрогнула. Ее предпочтение было написано у нее на лице.
   — Ладно, — потрепал ее по плечу Роланд, — пойдем твоей дорогой.
   Она улыбнулась так благодарно, что это окупало риск. Он посмотрел вдоль улицы, на которой громады каштанов, казалось, всасывали в себя свет. Почти весь.
   Шум улицы быстро стих, и они шли в нарастающем безмолвии. Роланд начинал понимать, почему фраза «здесь слишком тихо» стала расхожим клише в фильмах ужасов. Даже звук от трения футляра о джинсы был как-то странно приглушен. Освещенные окна домов казались более отдаленными от тротуара, чем это было на самом деле. Маленького народца не наблюдалось, хотя на этот раз Роланд определенно смотрел. Он чувствовал, что футболка пропитывается потом, и знал — это совсем не из-за жары.
   Ребекка прижалась к его боку скорее осторожно, чем испуганно.
   — Не бойся, детка. — Он надеялся, что его голос звучит ободряюще. — Это только…
   И тут газон, мимо которого они шли, на них напал.
   Только это уже был не газон. Что-то похожее на массивную человеческую фигуру отбросило Роланда в сторону и потянулось к Ребекке.
   Она стояла твердо, крепко зажав локтем сумку с ножом.
   Тварь до нее дотронулась, отпрянула и осыпалась на землю — безобидная куча земли, напоминающая лежащего человека.
   Роланд смахнул с глаз землю и встал. Он расцарапал локоть о тротуар да еще отделался парой синяков.
   — Что это за чертовщина была? — Он сопроводил вопрос нервным вскриком.
   — Мерзкая мысль, — серьезно ответила Ребекка. Она оглядела его, кивнула и, встав на колени, начала горстями сбрасывать землю с асфальта туда, где ей надлежало быть.
   — Как? — переспросил Роланд. Услышав в своем голосе нотку паники, он постарался взять себя в руки. В конце концов все обошлось. Просто на них напали. Газон напал.
   — Хватит с меня всего этого, — пробормотал Роланд. Но он, пожалуй, поздно спохватился. Поздно стало уже тогда, когда он позволил Ребекке себя увести.
   — Мерзкая мысль, — повторила Ребекка, продолжая двумя руками отскребать грязь с тротуара.
   — Понял. — Он осмотрел футляр гитары, хваля себя за то, что не пожалел лишних денег на добротный. — А что она делала?
   — Не знаю, — поморщилась Ребекка. — Но миссис Рут знает.
   — Тогда пойдем к ней, ладно? — Голос все еще звучал неестественно. Удивительно, что человек, не способный перейти улицу без паники, так спокойно переносит подобные вещи.
   — Одну минуту.
   Она сгребла остатки земли в кучку и аккуратно положила ее на искореженный газон. Маленькие островки в городе, где еще может расти что-то зеленое, нужно сохранять. Нахмурившись, она поправила кусочек дерна. Только очень мерзкая мысль может рвать траву в своем доме.
   — Мы, наверное, должны сказать человеку, который здесь живет. Чтобы он смог посадить траву снова.
   — Хмм, лучше не надо.
   — Нет? — Она встала и вытерла руки о джинсы.
   — Нет. Он нам не поверит. Он подумает, что это мы.
   — Но я никогда ничего такого не делаю!
   Даже в темноте Роланд видел, как ей это неприятно.
   — Я знаю, детка. — Он неуклюже потрепал ее по плечу. — Давай-ка пойдем дальше. Становится поздно, как бы нам не застать миссис Рут в постели.
   — Не застанем. — Ребекка тяжело вздохнула и пошла дальше. — Он и взаправду мне не поверил бы?
   — Нет.
   Роланд потер грудь, где должны были появиться синяки вдобавок к следам пальцев Ребекки у него на руке. Получается, что вера не имеет никакого отношения к тому, что есть на самом деле.
   Видимо, у Ребекки были серьезные основания полагать, что миссис Рут они в постели не застанут: постели у нее не было. Она жила в кустах сирени около церкви Святой Троицы.
   «И что теперь?» — думал Роланд, увлекаемый Ребеккой по лиственному туннелю. Потом он встал на колени, пробираясь между двумя тяжело груженными тележками с тряпьем и волоча гитару по траве. «Ладно, здесь не Дельфы, но тоже в центре».
   Наружный фонарь церкви светил прямо на небольшой треугольник между зарослями сирени и зданием, и это было самое освещенное место на всем их пути от дома Ребекки, что являлось, пожалуй, единственным его преимуществом, поскольку воняло оно мочой и немытым телом. Роланд, стараясь дышать через рот, подошел к сидевшей у церковной стены миссис Рут не ближе, чем того требовала необходимость.
   «Тряпичница-оракул. А почему бы нет?»
   Он надеялся, что на лице у него ничего такого не отразилось.
   «Не более странно, чем остальное сегодня вечером. Честно говоря, куда менее странно, чем нападение газона».
   Миссис Рут было на вид под пятьдесят или за пятьдесят, хотя Роланд понимал, что она может быть и моложе: от жизни на улице молодость уходит рекордными темпами. Из-под красного платка выбивались наполовину седые, наполовину каштановые волосы, а глаза между розовыми веками напоминали выцветшие орехи. От морщин ее лицо спасали валики жира, а брови почти отсутствовали. Несмотря на жару, небольшое тело было закутано во много слоев одежды.
   — Ну и шо? — сказала она с южным акцентом. — И чего ты в такой час беспокоишь пожилую даму и приводишь к ней домой чужих?
   — Это не чужие, миссис Рут, — серьезно сказала Ребекка. — Это Роланд.
   — Роланд? — Брови распушились, а акцент исчез. — Ах да, Бард.
   — Музыкант, — поправил Роланд.
   — Слушай, парень, — выцветшие глаза вперились в него, и он почувствовал себя прозрачным, — тебе мой совет нужен или нет?
   — Ну, я полагаю, да…
   — Тогда перестань возражать на каждое мое слово. — Она наставила на него грязный палец. — Я говорю: ты Бард — значит, ты Бард. Я скажу: ты сопляк — значит, ты сопляк. И, — добавила она, — я сильно подозреваю, что ты сопляк.
   — О нет, миссис Рут, он не сопляк. Он ВИДИТ.
   Миссис Рут вздохнула, обдав их запахом мятной жвачки.
   — Ты опять не слушаешь, Ребекка. Я только что сказала, что он Бард, а у всех Бардов есть ЗРЕНИЕ, и у него, значит, тоже. Q.E.D., ^[1]что бы это ни значило. Теперь к делу: зачем вы здесь? Не то чтобы я вам не рада, но у меня и свои дела есть.
   «Посетить безумную распродажу на местной помойке в Иванову ночь», — подумал Роланд, пока Ребекка открывала сумку и разворачивала на траве полотенце, аккуратно расправляя концы и грустно покачивая головой при виде пятен крови.
   Миссис Рут втянула воздух сквозь желтые зубы.
   — Где ты это нашла?
   — В Александре.
   — Кто это есть?
   — Был. Маленький человечек на дереве возле моего дома. Кто-то его убил.
   — И вы полагаете, что я знаю, кто это сделал?
   — А вы знаете? — спросил Роланд.
   — В некотором роде. Это долгая история.
   Она протянула руку, отломила сухую ветку и ткнула ею в нож.
   — Это оружие принадлежит Адепту Двора Тьмы. — На ее губах появилась кривая ухмылка. — Начать с самого начала?
   — Да, пожалуйста, — ответила Ребекка.
   И Роланд понял, что тоже кивнул.
   — Наш мир — нейтральная область, что-то вроде буферной зоны между Двором Тьмы и Светом. Когда-то, в самом начале, творения обоих дворов свободно в нем странствовали и при встрече сражались. Когда в нем появилась своя жизнь, поставили барьеры с обеих сторон, чтобы дать ей шанс развиться без вмешательства, — тут миссис Рут фыркнула, — а то и Свет и Тьма по природе своей очень любят вмешиваться. И свободно проходить через барьеры было дано только серому народу — созданиям, чуждым любому из этих дворов.
   К сожалению, и Тьма и Свет все еще хотят сюда попасть и воспользоваться нашим миром для усиления своего могущества. Тьма дробится у барьеров и проскальзывает мерзкими клочками…
   — На нас напала мерзкая мысль, — перебила Ребекка. — По пути сюда.
   — Их влечет вот это. — Миссис Рут постучала по ножу. — Как она напала?
   — Сделала себе тело из грязи.
   — Из грязи? — снова фыркнула миссис Рут. — Дура.
   — Погодите, — запротестовал Роланд. — Вы хотите сказать, что на нас в самом деле напала мерзкая мысль с телом из грязи?
   — Вы так рассказали, — пожала плечами миссис Рут. — Вы там были.
   — Ну, я… то есть я хотел сказать…
   — Слушай, парнишка, на тебя напал, скажем так, клочок бесформенной тьмы, и покончим с этим. Согласен? Теперь, — она пристально на него уставилась, — если глупые вопросы кончились, я продолжаю. Тьма лезет внутрь где может и как может, но Свет ждет приглашения. На самом деле, — ее голос смягчился, — вы бы удивились, узнав, сколько людей хотели бы внести в свою жизнь немножко Света. Но равновесие сохраняется строго. Свет набирает силу за счет обращения; свободный выбор — часть его природы. Тьме наплевать, как она наберет приверженцев, и самый легкий способ — террор.
   — И таким вот ножом, — миссис Рут глянула вниз, — может действовать лишь Адепт Двора Тьмы. Очевидно, он прошел сквозь барьер.
   — А разве они могут? — спросил Роланд.
   — Слушать надо, парнишка, — посоветовала миссис Рут. — Я только что сказала, что он прошел.
   Она поскребла подбородок, оставив на потной коже грязные следы, и поморщилась.
   — Конечно, на это нужно много силы, а Тьма, как известно, ничего без причины не делает, так что, сдается мне, что-то большое затевается.
   — Что-то большое?
   — Да, такое, что даст им возможность вернуть затраченные силы еще и с добавкой. Что-то такое, чему смерть твоего маленького друга лишь самое начало. Или, проще говоря, вам придется разгребать здоровенную кучу дерьма.
   — Разгребать? — простонал Роланд.
   — Разгребать… или плюнуть… — Миссис Рут пожала плечами. — Вам выбирать. Можете позволить, чтобы мир провалился в вечную Тьму. Позволить, чтобы правил гнев, страх и бесчинство. Просто не встревать.
   Ребекка повернулась к нему с широко раскрытыми глазами, и он вновь увидел, как истекает кровью на ее кровати маленький человечек. Увидел заголовки газет, которые он перестал читать, поскольку войны, болезни и голод ему не грозили. Он вздохнул.
   — Почему я?
   — Понятия не имею, парнишка. Я бы тебя не выбрала.
   — Что нам делать? — спросила Ребекка.
   — Для начала попросите помощи. Вся эта неразбериха нарушила равновесие между Светом и Тьмой, и равный по силе Адепт Света сможет пройти барьер, если его вызвать.
   «Адепт Света? — повторил про себя Роланд. — Все страньше и страньше, как говаривала Алиса».
   — А почему нам нужна помощь?
   Треснутый желтый ноготь постучал по полотенцу рядом с ножом.
   — Ты знаешь, что с этим делать?
   — Нет, — признался Роланд.
   — Так вызови того, кто знает.
   — Вызвать кого-нибудь? Ладно. Координаты можно найти в книге?
   — Да, — сказала миссис Рут, — их можно найти в Книге.
   В ее голосе заглавная буква звучала отчетливо.
   — Только вам ее не достать. Используйте серый народ. Пусть они отнесут послание.
   — Но из всего маленького народца я говорила только с Александром, — возразила Ребекка. И задумалась. — Еще есть тролль, но он никуда не ходит. А ты знаешь, сколько нужно времени, чтобы малыш тебе поверил.
   Миссис Рут вздохнула и потрепала Ребекку по колену.
   — Нет, не знаю. Я никогда не слышала, чтобы серые верили кому-нибудь, кроме тебя. И если у тебя нет времени заводить новых друзей, советую послать весть с мертвым.
   К удивлению Роланда, Ребекка кивнула.
   — Это я могу.
   Он коснулся ее плеча.
   — С мертвым?
   — Ага. — Она улыбнулась. — Знаю я одного призрака.
   — Класс. — Он начал пятиться из кустов. — Тогда давай так и сделаем.
   Самым странным было то, что в знакомство Ребекки с призраком он поверил без всяких колебаний.
   — Я бы не стала на твоем месте волноваться из-за призраков, парнишка, — хмыкнула миссис Рут, верно истолковав выражение его лица. — Если это окажется худшим из всего, с чем ты встретишься в этой истории, то, считай, тебе больше повезло, чем ты заслуживаешь.
   — Это чертовски ободряет, — буркнул Роланд себе под нос, не заботясь, услышит ли старая дама.