Ее пугала подоплека этого расторжения, но, если Дан­те настаивает, она не будет возражать. Он прав, их женить­ба оказалась совсем не такой, как они ожидали.
   – Это не то решение, Флер, которое меня устраивает. Мы женаты, и я думаю, что нам пора вести себя так, как и положено людям, состоящим в браке.
   – Не по-настоящему…
   – Не по-настоящему женаты. Именно это ты хочешь сказать. Я не настоящий муж. Наше соглашение заставляет тебя думать таким образом. Так же, как и эта запертая дверь. Нам пора признать, что мы женаты. – Он дотронулся кон­чиками пальцев до ее щеки. – Надо также признать, на­ сколько мы желаем друг друга.
   – Это лишь сделает нас несчастными.
   Он поцеловал ее и выждал, чтобы поцелуй подейство­вал, а ее сердце приняло то, о чем просило тело.
   – Разве это делает тебя несчастной, Флер? Когда я об­нимал тебя в саду, это было тебе неприятно?
   Она смотрела в разрез его рубашки, расстегнутой на гру­ди, испытывая смятение чувств. Радость и благодарность сталкивались с воспоминанием о страхе, настолько силь­ном, что она способна была окаменеть.
   – Несчастными мы станем позже. Я не могу дать тебе того, чего ты хочешь.
   Он не ответил. Она подняла на него глаза. Выражение его лица поразило ее. Мужчина, который никогда не знал отказа у женщин, внимательно смотрел на нее, оценивая ее силу и слабость.
   Он приподнял ее и снова поцеловал, вложив в поцелуй всю свою страсть. И эта страсть почти уничтожила корни страха в ней, однако она знала, что он в ней все-таки спо­собен возродиться, И хотя она ответила на поцелуй, чув­ствуя, как набухли и обрели особенную чувствительность ее груди, она тем не менее знала, что даже Данте Дюклерк не способен победить то, что в ней живет.
   Он обнял ее, стал целовать в плечо и шею, в то время как руками через шелк ласкал ее тело.
 
   – Дверь останется незапертой, Флер, и мы разделим ложе.
   – Нет. Ты обещал…
   – Я не собираюсь насиловать тебя, но я никогда не обе­щал, что не сделаю попытки преодолеть в тебе то, что вы­нуждает тебя мне отказывать.
   – Это невозможно преодолеть.
   – Будь я проклят, если соглашусь с этим.
   Он стал яростно целовать ее, как бы подтверждая свою гневную решимость. Одной рукой он властно обхватил ее ягодицы, прижал ее тело к своему, а другой накрыл ей грудь.
   Сладостные ощущения охватили ее тело и наполнили пульсирующим теплом. Возбуждение, которое он столь ис­кусно в ней вызвал, почти всецело завладело ею. На какое-то время, в тот момент, когда он гладил ей сосок, ей пока­залось, что они находятся за зеленой изгородью в Дареме и что это удовольствие будет ограничено во времени и безо­пасно.
   Данте перестал целовать, однако его пальцы продолжа­ли щекотать и тискать ей грудь. Она открыла глаза и увидела, что он наблюдает за ее реакцией.
   Вожделение, написанное на его лице, испугало Флер. Она внезапно осознала реальное положение дел. Они были отнюдь не за живой изгородью. Они находились в его спаль­не, на сей раз он не остановится.
   Опять набежала волна ненавистного страха. Должно быть, Данте это увидел и понял, потому что стал снова ее целовать, как бы желая своей страстью остановить эту волну.
   И ему это почти удалось. Ей передалось его теплое пла­мя, отогнав все другие чувства и оставив лишь ощущения близости и удовольствия.
   Он притянул ее к себе еще плотнее и понес на кровать.
   – Ты будешь спать со мной в эту ночь. В моих объятиях.
   Однако она не могла лгать себе. С каждым шагом ее страх возрастал, угрожая ей тем, что она лишится чувств.
   Ей отчаянно хотелось поверить в то, что она способна победить его. Воспоминание о том, как она спала с ним в Ньюкасле, едва не вызвало в ней слезы умиления и радос­ти. Но если она сейчас окажется в его постели, все будет совершенно иначе. Все будет ужасно и унизительно.
   Ее натура одерживала верх, убивая удовольствие и ра­дость, делая ее несчастной, и она подумала, что никогда сно­ва не будет чувствовать себя счастливой.
   Она прижала руки к его груди.
   – Пожалуйста, не надо, – прошептала она, пытаясь скрыть то, насколько напугана она была.
   – Я ведь сказал, что не стану тебя насиловать. Нет при­чин бояться.
   Причины для страха были. Это был не деликатный друг Данте, предлагающий целомудренную близость. Это был мужчина Данте, король чувственности, страстно ее желаю­щий.
   Она еще сильнее уперлась ему в грудь, и он вынужден был отпустить ее.
   – Я не хочу этого.
   – Флер, ты этого хочешь.
   Она повернулась и бросилась к двери.
   – Что-то во мне не хочет этого, Данте, и даже ты не сможешь его одолеть.

Глава 18

   Данте уже был в столовой, когда Флер спустилась вниз. Ей хотелось бы знать, спал ли он так же плохо, как и она.
   В течение получаса она медленно потягивала кофе, а он читал газеты и почту. Казалось, комната была наполне­на событиями вчерашнего вечера. Тишина сделалась как бы их продолжением.
   Она однажды поймала на себе его взгляд. В нем не чув­ствовалось и тени раскаяния. Ни малейшего желания от­ступить. Он принял решение относительно брака, и ее бегство ничего не изменило.
   Он забрал у нее ключ, так что она не могла теперь запи­рать дверь. Она ожидала, что однажды ночью он войдет че­рез гардеробную к ней и сделает попытку соблазнить ее.
   Это безнадежно. Она хотела, чтобы было иначе, но все обстояло именно так.
   Уильямс объявил, что пришла сестра Данте. Шарлотта вошла в столовую, извиняясь за свой ранний визит.
   – Если ты пришла, чтобы продолжить меня отчитывать, то в этом нет необходимости, – сказал Данте. – Я объяснил Флер, что баронесса не является моей нынешней лю­бовницей.
   Это дерзкое заявление обескуражило Шарл.
   – Вот как.
   –Да, именно так, – подтвердил Данте, поднимаясь из-за стола. – Поскольку вы хотите обсудить в деталях пери­петии бала, я не стану вам мешать.
   Он вышел раньше, чем Шарлотта успела что-либо про­изнести.
   Она взяла Флер за руку:
   – Надеюсь, никакого скандала не было, когда он вернулся домой. Он выглядел очень рассерженным, уходя с бала.
   – Он был недоволен, что вполне понятно, тем более что, по его словам, она не является его нынешней любов­ницей. – Флер не преминула точно процитировать его сло­ва. Они как бы оставляли возможность того, что в настоя­щее время его возлюбленной была другая женщина.
   – То, что ты так посчитала, вполне извинительно. Лю­бая женщина на твоем месте сделала бы точно такой вы­вод.
   Не любая. Этого не сделала бы женщина, которая дове­ряет мужу, как Шарлотта Марденфорду и как Диана Сент-Джону. Женщина, которая разделяет страсть с мужем, а не требует, чтобы он искал удовлетворения на стороне. Кото­рая соглашается на близость с ним, а не бежит прочь.
   – Я рада видеть тебя в добром настроении, потому что вам с Данте в скором времени предстоит совершить короткое путешествие. Если бы он не ушел так поспешно, я бы сообщила ему новость.
   – Путешествие? Куда?
   – В Суссекс. – Шарлотта вынула из ридикюля письмо и помахала им. – Оно пришло сегодня утром из Леклер-Парка. Верджил и Бьянка вернулись.
   У Флер заныло в груди.
   – Это просто чудесно.
   – Пенелопа решила остаться в Неаполе. Верджил уве­ряет меня, что она возвратится в полном здравии и что он объяснит все, когда нас увидит.
   – Он дал понять, что знает о нашем браке? – слабым голосом спросила Флер.
   – Он ничего конкретного об этом не говорит, но ду­маю, что слуги ему рассказали. Данте, по всей вероятности, пожелает туда съездить, если это не нарушает ваших планов.
   Флер вдруг захотелось, чтобы весь ее деловой журнал был заполнен позициями о не терпящих отлагательства пла­нах, которые не позволяют ей выехать в Суссекс. Хотя бы в течение нескольких недель.
   Последний день как-то изменил ее мироощущение, смысл которого она до конца не понимала. Если ей пред­стоит увидеть Леклера, то мир вообще перевернется вверх дном.
   В их поле зрения появилась обширная, в духе средневе­ковья, усадьба. Перед домом играли два мальчика, бросая вверх камешки и наблюдая за тем, насколько высоко они взлетают.
   Звук приближающегося экипажа отвлек их от этого за­нятия. Младший, которому по виду было года четыре, за­прыгал и замахал руками.
   – Кого-то очень разволновал твой визит, – сказала Флер.
   – Это Эдмунд, – ответил Данте. – Старшего зовут Милтон. Младший обожает меня, хотя я и не понимаю, за что.
   – Вероятно, он знает, что ты не станешь его отчиты­вать, если он бросает камешки о стену дома.
   Оба мальчугана загородили дверцу кареты, когда та ос­тановилась, так что Данте с трудом удалось выбраться. Эд­мунд потянул его за сюртук и стал рассказывать о больших кораблях, новом пони, противном учителе и тайном месте на берегу озера, где он вчера видел маленькую змею.
   Данте сжал ладонями лицо малыша и наклонился к нему:
   – Мы скоро увидим нового пони, а днем отправимся и поищем еще змей. А сейчас в карете находится леди. Отой­дите в сторонку, чтобы она смогла выйти, и поприветствуйте ее, как это делают юные джентльмены.
   Милтон протянул руку, чтобы помочь Флер сойти. Не в пример белокурому Эдмунду он был черноволосым и го­лубоглазым, как и его отец.
   – Добро пожаловать, тетя! Мы пока не должны знать, что дядя женился, но я подслушал, как дворецкий сообщал папе эту новость.
   – Женился? – Эдмунд в ужасе посмотрел на Данте. – Скажи Милтону, что он ошибается.
   Данте положил руку мальчику на плечо и слегка стис­нул его:
   – Помни, как делают юные джентльмены, Эдмунд.
   Эдмунд, слегка изменившись в лице, поклонился:
   – Мы рады вас приветствовать.
   Флер наклонилась к расстроенному маленькому джентль­мену.
   – И я очень рада познакомиться с тобой, Эдмунд. – Она заговорщицки подмигнула ему. – Мистер Дюклерк взял с меня слово, что я не буду вмешиваться в такие важ­ные мужские дела, как пони и змеи, так что я вряд ли буду для тебя помехой.
   На лице малыша расцвела улыбка облегчения.
   – Ой, ну тогда – добро пожаловать!
   – Именно, добро пожаловать, – сказал чей-то взрос­лый голос.
   Флер подняла голову и встретилась с пронзительным взглядом голубых глаз виконта Леклера.
   Рядом с ним стояла улыбающаяся Бьянка, его жена. Пока по ступенькам сбегали вниз две девочки, спеша при­соединиться к братьям, Бьянка обняла Флер.
   – Эта новость оказалась для нас чудесным сюрпризом. Мы так рады, что Данте нашел свое счастье.
   Флер играла свою роль предельно старательно. Кстати оказалась и суета с детьми и багажом. Леклер и Данте об­менялись тихими репликами. Поскольку они оба засмея­лись, можно было предположить, что этот визит не будет настолько уж неприятным.
   – Проходите, – сказала Бьянка. – Я провожу вас в ваши комнаты. Я хотела поместить вас вместе, но Верджил настоял, чтобы каждый из вас имел свою.
   Флер посмотрела на Леклера, который поднимал Эд­мунда.
   Бьянка, как выяснилось, не знала истины. Леклер же сделал свои выводы.
   Две лошади бежали по полю. Милтон ехал на новом пони. Данте гарцевал на мерине, держа перед собой в седле Эдмунда.
   Флер наблюдала за ними с террасы дома. Даже со столь далекого расстояния она могла видеть, какое удовольствие получают от езды все трое.
   – Моя жена позволяет малышу ездить на лошади толь­ко со мной, Данте или с ней. Из всех вариантов я меньше всего беспокоюсь, когда он едет с моим братом.
   Флер вздрогнула и обернулась. Леклер стоял в несколь­ких футах от нее и тоже наблюдал за всадниками.
   Флер огляделась вокруг, ища Бьянку, но ее нигде не ока­залось. Они были на террасе вдвоем.
   – Кажется, он очень любит Эдмунда, – сказала Флер.
   – Он идеальный дядя, умеет устраивать заговоры с ними против нас. Каждому мальчишке понравилось бы иметь та­кого дядю. – Леклер подошел к Флер поближе. – Он тоже их любит и получает не меньшее удовольствие от игр с ними. Если у кого и есть темперамент отцовства, то это у Данте.
   Флер сглотнула и продолжила наблюдение за лошадь­ми. Данте устроил небольшую гонку и позволил Милтону и пони выиграть забег.
   – Он мой брат, Флер. Мой брат.
   Флер закрыла глаза, услышав, каким тоном это было произнесено. Он был охвачен тревогой оттого, что она не приняла во внимание их прежнюю дружбу, заманив Данте в брак, не пощадила его из уважения к той их дружбе.
   – Я ведь не ошибаюсь? Ты предложила ему женитьбу на таких же условиях, как когда-то мне?
   – Я была предельно честна. Я не обманывала его. Он знал, какой будет договор, прежде чем сделать свой выбор.
   – Он был по уши в долгах, и ты бросила ему спаситель­ную веревку. Тут вряд ли можно говорить о выборе.
   – У него были другие возможности, разве не так? Он мог опереться на друзей. Мог обратиться к тебе. Он пред­почел этого не делать. Он знал, что обретет и что потеряет в случае этой женитьбы.
   – Он не имеет понятия, что потерял, потому что никог­да этого не имел, а посему не может осознать цену утраты. – Леклер жестом показал на своих сыновей и брата. – Однако он скоро начнет задумываться об этом. Нет детей. Нет бли­зости с женщиной, которую он любит и с которой хочет все­гда быть вместе. Он приговорен существовать все отведен­ное ему время, заводя случайные романы и не имея стержня в жизни. С постоянным юношеским брожением в крови.
   Она оторвала взгляд от лошадей и стала смотреть на тра­ву под террасой. Ей хотелось сказать Леклеру, что он оши­бается, что Данте мало интересуют подобные вещи.
   – Я боялась твоего возвращения, – сказала она. – Я знала, что ты это не одобришь и станешь винить меня в том, что злоупотребляю его добрым отношением.
   Леклер положил руку на ее ладонь, опирающуюся на ка­менные перила.
   – Я не виню тебя. Я прошу прощения, если это прозву­чало как обвинение. Я лишь хочу счастья для него и для тебя.
   Ей было приятно его прикосновение. Целомудренное и ласковое, оно всегда выражало дружескую привязанность и доверие. До Данте (скорее всего ошибка, должно быть Леклер ) он был единственным мужчиной, ко­торого она могла вынести.
   Она полагала, что у них будут такие же дружеские отно­шения с Данте. Однако Данте действовал на нее не так, как Леклер. Как ни один другой мужчина. И это вело их к беде.
   – Ты объяснила ему все, Флер? Я думаю, что это помо­жет, если он поймет причину.
   Она наконец решилась взглянуть на него. Его красивое лицо выражало готовность понять и заботу, в нем не было гнева. Он был старше Данте всего на два года, но тем не менее всегда был старшим братом в семье, даже тогда, ког­да был жив первенец и носил титул. Ответственность легла на него уже в молодом возрасте, и если бы Бьянка не вошла в его жизнь и не перевернула бы все вверх дном, он соста­рился бы до срока.
   – Разумеется. Он понимает, что я такова от природы, и дело не в моем выборе.
   – Я имею в виду, объяснила ли ты, почему ты такая?
   – Этому нет объяснения, Леклер. Я родилась такой.
   Он вскинул голову и некоторое время внимательно смотрел на нее, словно она сказала нечто любопытное.
   –Да, я понимаю, что вряд ли тебе хочется над этим мно­го размышлять, – проговорил он. – Пошли найдем Бьянку. Она очень хочет узнать подробности похищения от тебя. Она считает это весьма романтичным.
   – В таком случае ей просто неизвестна вся история.
   – Нет, Флер. Только трое из нас будут знать об этом.
   Данте понимал, что рано или поздно между ним и Верджилом состоится мужской разговор. Так он обычно назы­вал бурные приватные беседы, которые у них периодиче­ски возникали. Обычно Верджил приходил в бешенство от долгов Данте и из-за его дурного поведения. Данте рассмат­ривал эти беседы как плату за то, что он брат виконта, и за размер жалованья, которое позволяло ему вести приемле­мый образ жизни.
   На сей раз, однако, мужской разговор должен был су­щественно отличаться от предыдущих.
   И Данте предпочел бы его избежать.
   У него были другие дела в графстве, и днем он взял из конюшни лошадь и отправился в путь через парк. Он до­ехал до холма, который служил границей имения, и посмот­рел на огромный соседний дом.
   Он ехал к нему через поле, которое выглядело хорошо ухоженным, и обратил внимание на пару коттеджей, кото­рые были построены после того, как он последний раз ви­дел эту недвижимость.
   Дворецкий взял визитную карточку Данте и повернул­ся, чтобы проводить его в библиотеку.
   Светловолосый мужчина лет тридцати пяти застегивал фрак, когда они туда вошли.
   – Дюклерк, – воскликнул мужчина, – какой прият­ный сюрприз!
   Данте поприветствовал Найджела Кенвуда. Это был ку­зен Бьянки и второй баронет Вудли – этот титул был даро­ван королем деду Бьянки.
   – Поздравляю с женитьбой. Выражаю искреннюю на­дежду, что ты справишься с претензиями Фартингстоуна, – сказал Кенвуд. Он сел в красивое кресло возле фортепьяно. Кенвуд великолепно играл на этом инструменте. Данте на­деялся, что музыка давала ему утешение, пока он жил здесь в глуши и безвестности.
   – Несмотря на твое изгнание, ты уже слышал об этом.
   – Если человек хочет что-то услышать, ему это непре­менно удастся.
   – Я как раз хотел обсудить с тобой эту способность людей.
   Кенвуд проверил, насколько хорошо сидит на нем фрак. Он всегда отличался элегантностью и следил за модой.
   – Я догадывался, что это не просто светский визит, Дюклерк.
   – Пожалуй.
   – Проклятие, это было много лет назад. Леклер при­нимает меня. Лучше бы все это было забыто.
   – В данный момент я не могу забыть. Мне нужно кое-что узнать.
   Глубоко вздохнув, Кенвуд лениво махнул рукой:
   – Ладно, валяй.
   – В том заговоре с применением шантажа, который ты организовал десять лет назад, были такие лица, которые из­ бежали разоблачения?
   – Не было никакого заговора и шантажа. Что касается других, которых я считал друзьями, то они подставили меня…
   – Ты шантажировал Бьянку, так что не разыгрывай из себя невинность.
   Кенвуд надулся и замолчал.
   – Так были там другие фигуранты?
   – Откуда, черт побери, мне знать? Я даже не понимал, что меня задействовали. Что касается Бьянки – да, я при­нимаю твое обвинение. Однако я ничего не знаю о других. Леклер понимает, как все получилось.
   – Но ты чувствовал, что все-таки существуют и другие, помимо тех, о которых мы узнали?
   – Я подозревал, что у Нэнси есть другие любовники.
   – Возможно, что один из них знал, что она делает.
   – Хью Сиддел входил в число тех любовников?
   – Сидддел? Возможно. Я не знаю.
   У Данте было ощущение, что он пытается отщипнуть от гранита. Кенвуд пребывал в неведении тносительно того дела. Вряд ли он мог сейчас пролить свет на эти далекие события.
   – Однако она его знала, – добавил Кенвуд. – Он вра­щался в ее кругах. Он даже захаживал в ее дом. Именно там я познакомился с ним. Я приехал как-то вечером и застал его.
 
   Веки Кенвуда опустились, он задумался. Поднявшись с кресла, он походил по библиотеке, затем остановился перед фортепьяно. Нахмурившись, пробежал пальцами по клавишам, и в комнате полились звуки сонаты Бетхо­вена.
   – Есть кое-что еще. Я раньше никогда об этом не ду­мал, не видел связи.
   – Что именно?
   – Сиддел указал мне на тропку, которую я выбрал. Это было в ту ночь, когда Бьянка впервые играла на сцене. Он находился в коридоре, когда пришел Леклер, чтобы прово­дить ее домой. Он внушил мне, что они любовники. Я по­ чувствовал потребность спасти их обоих от позора и ее на­следство для себя. Я решил, что он прав. Опасение возмож­ного скандала послужило для меня толчком.
   Данте представил, как Сиддел помахивает приманкой перед Кенвудом, после чего некая безрассудная женщина удостоверяется, что приманка проглочена.
   – Это очень полезная информация. Я благодарен тебе за твою готовность поделиться ею.
   Мелодия смолкла.
   – У тебя есть основания полагать, что это всплывет сей­час? Я пытался кое-что пересмотреть в отношении Бьянки и Леклера, но…
   – У меня нет причин думать, что дела прошлого вскро­ются. Ты не должен бежать от жизни.
   – Если это следует сделать, надеюсь, ты предупредишь меня.
   – Я прослежу, чтобы тебя поставили в известность.
   Данте покинул Кенвуда и направился в Леклер-Парк.
   По дороге он проанализировал, что же ему удалось узнать. Не так много, но воспоминания Кенвуда добавили несколь­ко нитей, ведущих к узелку, который завязал Сидцел со­всем недавно и много лет назад.
   – Почему бы нам не выпить портвейна в моем кабинете, Данте?
   Данте едва не засмеялся. Они направлялись в кабинет виконта. Мужской разговор почти всегда начинался с по­добного предложения. Верджил самодовольно надеялся, что стены кабинета не дадут возможности слугам подслушать их спор.
   Не многое изменилось здесь со времени последнего ви­зита Данте. Он заметил новую акварель на стене да еще ма­ленький фургон среди детских игрушек на подоконнике.
   – Это сделал один из сыновей? – спросил Данте, пробуя, как вращаются колеса фургона.
   – Милтон, – ответил Верджил, подавая ему бокал с портвейном.
   – Стало быть, его интересы совпадают с твоими. Ма­шины и прочая техника.
   – Да. Хотя по характеру он напоминает нашего отца и брата.
   – Возможно, он станет знаменитым поэтом. – Данте поднял бокал. – За твое возвращение. Бьянка выглядит, как всегда, прелестно.
   – Игра на сцене вдохнула в нее новую жизнь. Я не мог отказать ей, хотя это означало пренебрежение моими обязанностями здесь и на государственном уровне. Она вели­колепна, Данте. С годами ее голос стал еще чище. Когда-то я плакал, когда она пела. Признаюсь, что такое было и в Неаполе.
   Любовь Верджила к жене всегда восхищала Данте. Он говорил об этом совершенно открыто, и его готовность бро­сить вызов обществу ради любви была поразительна. Дан­те не мог до конца понять глубину чувств Верджила. Но тот факт, что его серьезный, выдержанный брат до такой степени одержим чувством, не мог оставить его равнодуш­ным.
   Однако его сегодняшняя реакция на слова восхищения Верджила была несколько иной. Сейчас он лучше понимал, почему Верджил настолько ценит свою жену.
   – Должно быть, Пенелопе очень понравился Неаполь, если она предпочла не возвращаться домой, – сказал Данте.
   Верджил сел в кресло за письменным столом и поста­вил стакан на столешницу.
   – Я не знаю всей истории с ней. Она получила три письма от герцога, когда мы были там. И внезапно приняла ре­шение остаться после того, как пришло последнее из них.
   – Должно быть, этот мужчина знает теперь, что она не вернется к нему.
   – Кто знает, что он думает. Подозреваю, Пен поняла, что в Неаполе она не должна жить под его тенью. Она заве­ла там друзей, и никому нет дела до того, что она расста­лась с мужем до того, как родила ему наследника. – Он поболтал вино в бокале. – Что касается ее решения остаться там, то я ожидаю, что Хэмптон об этом скоро узнает. Она прислала ему со мной письмо.
   – Он никогда не скажет нам, что она пишет.
   – К сожалению. Его профессиональную сдержанность я приветствую, когда дело касается моих дел., но какая до­сада, когда он держит в секрете то, что хотелось бы знать мне. Например, о твоей женитьбе. Я получил два письма от него, после того как это событие состоялось, но в них не было даже намека на тот сюрприз, который меня ожи­дает.
   – Я решил дождаться твоего возвращения, чтобы ин­формировать об этом счастливом событии. – Данте сел в кресло по другую сторону стола и вытянул ноги.
   Как часто в течение многих лет они садились таким об­разом – Верджил на положении главы семьи с одной сто­роны стола, он – с другой.
   – Хэмптон не советовал мне жениться на ней, – ска­зал Данте, чтобы облегчить начало разговора. – Я ответил ему, что объясню тебе, почему снова поступаю безрассудно.
   – Почему он тебе не советовал?
   – Условия соглашения весьма необычны.
   – Поскольку она нашла тебя в малоприятном месте, ре­зонно ожидать, что она может потребовать тех условий, ко­торые пожелает.
   – Конечно, ты можешь так считать.
   – Я полагаю, что Хэмптон не знает всех условий, – за­метил Верджил.
   – Верно.
   Верджил встал и подошел к окну с игрушками. Посмот­рел в ночное небо.
   – Когда Флер предложила мне фиктивный брак, финансы семьи были совершенно расстроены. Признаюсь, что у меня был соблазн решить проблему с помощью ее денег.
   Это было признанием того, что Верджил понимает муж­чину, который способен соблазниться таким призом. Но не такой реакции ожидал от него Данте.
   – Должно быть, ты был разочарован тем, что она пред­ложила тебе такой брак. Ведь ты ухаживал за ней довольно долго.
   Верджил удивленно обернулся:
   – Ты ошибаешься. Я всегда знал. Все время. Ухажива­ние было не только ее уловкой. Я согласился на это. Более того, я фактически организовал все это. Так что когда она предложила этот брак, я знал, что именно она имеет в виду.
   – Ты знал об этом с самого начала? Она сказала тебе об этом до того, как вы стали близки? В это трудно поверить.
   – Я узнал об этом почти случайно. Однажды, когда я пришел к ней, она призналась мне. Таким образом я узнал правду и причины. В результате все вылилось в дружбу и взаимно выгодную ложь, поддерживаемую нами обоими.