Страница:
Костер едва тлел. Он подбросил в него веток, и пламя тотчас же разгорелось, но ветер крал его тепло, с воем и хохотом унося прочь. Анна лежала на боку лицом к костру, сжавшись в комок и дрожа от холода. Губы ее побледнели, веки отливали голубизной.
Морван прошел на большую поляну, к лагерю. Ураган разбудил кого-то из его людей. Он понял это, едва взглянув на костер, в котором пылали свежие поленья. Воины лежали на огромном ложе из веток. Они тесно прижались друг к другу. Так им было теплее.
Морван вернулся к своему костру, разворошил сучья и подбросил в огонь охапку хвороста. А после стащил со своей походной кровати меховое одеяло, бережно укрыл им Анну и улегся позади нее.
Глава 13
Морван прошел на большую поляну, к лагерю. Ураган разбудил кого-то из его людей. Он понял это, едва взглянув на костер, в котором пылали свежие поленья. Воины лежали на огромном ложе из веток. Они тесно прижались друг к другу. Так им было теплее.
Морван вернулся к своему костру, разворошил сучья и подбросил в огонь охапку хвороста. А после стащил со своей походной кровати меховое одеяло, бережно укрыл им Анну и улегся позади нее.
Глава 13
Анна проснулась незадолго до рассвета. Ей было тепло и уютно под плащом и меховым одеялом. Что-то горячее и мягкое прижималось к ее спине.
Морван… Теперь уже она окончательно стряхнула с себя сон. Первым ее побуждением было тотчас же встать, чтобы вызволить себя из этого компрометирующего положения. Но она не могла даже шевельнуться, не потревожив его. А он ведь так устал, так нуждался в отдыхе. Им предстоял нелегкий путь…
Она закрыла глаза и попыталась снова заснуть. Ведь занимавшийся день сулил немало испытаний и ей самой. Но сон покинул ее и не желал возвращаться. Ей осталось лишь одно – дожидаться рассвета с открытыми глазами.
Вот сквозь ветви деревьев блеснули первые золотистые лучи… И тотчас же Морван одним движением перевернул ее на спину и сам навис над ней, сверкая агатовыми очами.
– Ну наконец-то вы проснулись, – с деланным спокойствием сказала она и попыталась подняться.
– Я давно уже не сплю. – Он приподнял ее локон и пощекотал им свои пухлые, прихотливо очерченные розовые губы. – Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил, что обнимал вас во сне и что вы, пробудившись, не поторопились высвободиться из моих объятий.
Он провел ладонью по ее бедру.
– Я думала, вы еще спите, и не хотела вас тревожить, – призналась она, краснея.
– Несмотря на то что моя ладонь касалась вашей груди, а колено находилось между ваших ног? Что ж, похвальная деликатность.
– Вы сами перебрались на мою постель посреди ночи. Я вас не приглашала. Почему же теперь вы меня в чем-то обвиняете?
– Ночью похолодало. Вы дрожали во сне. Даже воины и те сбились в кучу и тесно прижались друг к другу, чтобы не замерзнуть. – Произнеся это, он наклонил голову и легонько сжал зубами мочку ее уха. Его дыхание щекотало ей шею. Внутри у Анны все сжалось от сладкой истомы. Ей не удалось скрыть от него свое возбуждение. Глаза его по-прежнему изучающе смотрели ей прямо в лицо.
Тесно прижатая к ложу из веток его сильным телом, она даже не пыталась высвободиться.
– Вы не противитесь мне, – сурово произнес он, отстраняясь. – И никогда не пытались уклониться от моих ласк. Выходит, это мне надлежит взять на себя роль святого и охранять вашу добродетель от себя самого. Но способен ли на такое человек, наделенный чувствами? Я ведь не каменный, Анна!
Ей следовало дать ему отпор. Разум твердил об этом не переставая. Но… Ведь чувствами обладал не он один. И ей больше всего на свете хотелось поддаться им, ощущать эту головокружительную радость, этот восторг, равного которому она прежде не испытывала.
Словно прочитав ее мысли, он поцеловал ее страстно, жадно, требовательно. И она ответила ему с не меньшим пылом. А после он против всякого ее ожидания оттолкнулся ладонями от постели из веток и встал на колени. Сквозь дымку наслаждения, застилавшую ее взор, она следила за движениями его рук. Вот он распахнул ее плащ и принялся расстегивать поясной ремень и распускать тесемки камзола.
– Что вы делаете? – Она приподняла голову и плечи.
– Тише. – Властным движением он заставил ее лечь и с еще большим проворством стал высвобождать ее тело из одежды, которая их разделяла. – Не бойтесь. Я не обесчещу вас на холодной земле в полусотне шагов от пятерых своих воинов.
Желание ее сделалось нестерпимым. Она готова была отдать все на свете, пожертвовать жизнью, только бы его удовлетворить. Морван раздвинул ее бедра коленом, она же охватила его голову ладонями и прижала к груди, безмолвно моля его утолить страсть, бушевавшую во всем ее теле. Голод, снедавший ее, с каждой новой лаской Морвана, с каждым его движением делался все острее. Это была нестерпимая пытка и одновременно блаженнейшее наслаждение…
Не имея больше сил сдерживаться, она издала стон. Морван тотчас же отстранился от нее, упал на постель ничком и спрятал лицо в складках мехового одеяла. Тело Анны ненасытно требовало объятий, но она не смела просить Морвана возобновить прерванные ласки.
Несколько минут они лежали неподвижно, сжимая друг друга в объятиях в ожидании, пока уколы стрел желания перестанут быть столь болезненными. Анна понимала, что должна быть благодарна Морвану. Он сумел сдержать себя и не нанес ей бесчестья. Но все же… все же она была глубоко разочарована проявлением его столь похвального самообладания.
Шторм нагонял путников. С побережья он проследовал за ними в глубь острова. Ветер швырял им в лицо пригоршни мокрого снега пополам с дождем. Воины поеживались от холода в своих плащах из промасленной парусины. Лошади едва плелись по размокшей, покрытой грязью дороге.
Морвана снедали мрачные думы. Настроение его было под стать погоде. Недовольство собой, женщиной, которую он так жаждал и которой не мог обладать, становилось все острее. Вдобавок та самая женщина, которая явилась источником этих безрадостных мыслей, ехала всего в нескольких шагах позади него.
В середине дня снегопад стих, и они устроили в лесу привал, чтобы накормить лошадей и наскоро перекусить самим. Голые ветви деревьев были плохой защитой от снега и дождя. Грегори отозвал Морвана в сторону и озабоченно сказал:
– Нынче и думать нечего разбивать лагерь под Божьим небом. К ночи надобно будет отыскать какой-никакой приют для себя и животных.
– Я уже думал об этом, – хмуро кивнул Морван. – В Виндзоре нам будет сложно найти ночлег, если двор и теперь еще там. Остановимся в Ридинге. У меня там есть знакомые, которые нас приютят. Боюсь, нам придется довольствоваться их амбаром, но это все ж лучше, чем ничего.
– А как же леди?
– А для нее наймем комнату на постоялом дворе. Я ее там устрою и сразу же вернусь к вам.
Весь день Анна тряслась в седле позади грозового облака, которое ехало верхом впереди нее и лишь при ближайшем рассмотрении являло ей очертания фигуры Морвана.
Она почти физически ощущала досаду и ярость, исходившие от него. Ей не составило труда догадаться, что причина этого кроется в ней самой.
– Вы сердиты, – сказала она, наконец, чтобы нарушить молчание.
– Ничего подобного, – буркнул он. – Просто не перестаю удивляться, с чего бы это добродетельной деве, которая вознамерилась принять постриг, вздумалось соблазнять мужчину.
– Что такое вы себе вообразили?! Откуда мне знать, как соблазнять мужчин?
– Нынешним утром вам это совсем неплохо удалось, скромница вы этакая. Так что не надо преуменьшать свои таланты. Но учтите, я человек чести и никогда еще не нарушал данное мной слово, но всякому самообладанию есть предел!
Так вот оно что! Выходит, это она во всем виновата!
– Значит, это я посреди ночи улеглась рядом с вами, пока вы спали? – Она сердито сузила глаза. – По-вашему, это я прижала вас к земле, и целовала, и душила в объятиях?!
Ее слова, запальчивый тон, каким они были произнесены, разозлили его еще пуще.
– Вот как?! Значит, вы готовы предоставить мужчине право решать такие вопросы?
– Вот какова мужская логика, – дрогнувшим голосом произнесла Анна. – Соблазнять женщину, а после… Я не знала, что мужчинам нравится стыдить и позорить женщин за все то, что сами они, мужчины, с ними проделывают. – Последние слова она проговорила, задыхаясь от гнева.
Наступило молчание, нарушаемое только шумом деревьев, что росли по обе стороны дороги, и чавкающим звуком, с которым конские копыта опускались в густую грязь.
– Анна, я вовсе не…
– Не смейте говорить со мной! – Она пришпорила лошадь и ускакала вперед, словно надеялась, что оставит позади себя не только Морвана, но и унижение, которому он ее подверг.
Небольшое имение, которым владел приятель Морвана, находилось недалеко от Ридинга. Хозяева любезно предложили Морвану и его спутникам расположиться в пустующем амбаре, где нашлось место и для лошадей.
К вечеру стало еще холоднее. Закончив разговор со своим приятелем-рыцарем, Морван вышел из господского дома и быстрыми шагами направился к амбару. Он стал убеждать Анну, что ей будет неуютно в огромном нетопленом помещении среди грубоватых вояк и лошадей. Поразмыслив, она кивком выразила согласие отправиться с ним в Ридинг, где он собирался устроить ее на ночлег на каком-нибудь постоялом дворе.
Ей не терпелось от него избавиться. Пока он вел переговоры с хозяином первого же постоялого двора, встретившегося им на пути, она ожидала его поодаль, сидя в седле.
– Говорит, у них битком набито, и все из-за непогоды, – сообщил Морван, подходя к ней. – Но, узнав, что вы леди, согласился сдать вам комнату на верхнем этаже, которую они оставляют свободной на случай, если вдруг нагрянут важные гости. Пройдемте в общий зал. Там вы сможете погреться, а слуги пока приведут вашу комнату в надлежащий вид.
Он провел ее в общий зал и усадил за тяжелый дубовый стол у очага, сам же скромно занял место напротив. Вскоре им подали мясо и вино. Потягивая горячий, щедро сдобренный пряностями напиток, Анна разглядывала посетителей трактира, которые угощались за соседними столами. В зале было шумно и душно.
Наконец жена хозяина постоялого двора провела ее на верхний этаж, в башенку, венчающую здание. Там располагалась всего одна комната. Зато в ней был очаг! Почти все пространство комнатки занимала массивная кровать. Анна почти не сомневалась, что это не что иное, как супружеское ложе хозяев постоялого двора, и что сами они принуждены будут провести эту ночь на охапках соломы.
Женщина поспешила откланяться. Морван, прежде чем последовать за ней, назидательным тоном произнес:
– Не выходите отсюда, Анна. Ночами сюда нередко заглядывают дерзкие, нахальные юнцы из Виндзора. Пьянствуют в общем зале, играют в карты. Вам не следует попадаться им на глаза. Утром я за вами приду. Дверь никому, кроме меня, не отпирайте!
Он ушел, и Анна шумно вздохнула, давая выход душившей ее злости. Он по-прежнему обращался с ней как с малым ребенком! Нет, завтра же она положит этому конец. Надо же, какой защитник выискался! А ведь на всем протяжении ее пути из Ла-Рош-де-Роальд единственная опасность, которой она подвергалась, исходила от него самого.
Она задула свечу и улеглась в постель. Утомление от долгого пути давало о себе знать. Какое счастье, что она сейчас здесь, а не на размытой дождем дороге, не в седле, не рядом с человеком, который ее оскорбил.
Морван спустился по лестнице в общий зал и решил ненадолго там остаться, чтобы просушить у очага свое платье, после чего снова вышел под открытое небо, где свирепствовала непогода.
На душе у него кошки скребли. Он не ожидал, что Анна примет его слова так близко к сердцу. И ругал себя на чем свет стоит. Разве можно было в приступе досады бросать ей в лицо упреки, которых она нисколько не заслуживала? А ведь их дружеская приязнь, их взаимное доверие лишь росли и крепли день ото дня. Вплоть до этого рокового момента. О чем, интересно, он думал, когда объяснял ей, что в некоторых случаях женщине не следует верить словам мужчины, будь он даже воплощением рыцарственной чести?!
С небес лил холодный дождь. Он направил коня к городским воротам. Ему отчаянно хотелось перестать думать об Анне. При мысли о ней душу его затопляло горькое чувство утраты.
Он был виноват перед ней и осознавал это. Он перебирал в голове способы искупить свою вину и не мог остановиться ни на одном из них. Анна была восхитительно чувственной женщиной, но совершенно не отдавала себе в этом отчета. Сама страсть ее казалась ему невинной в своей сути, открытой и безыскусной. Это всякий раз, стоило ему только ласково коснуться ее тела, обезоруживало его. Большинство женщин, с какими ему прежде случалось делить ложе, оставались расчетливыми и циничными даже в моменты наивысшего накала страсти. Но Анна… Она отдавалась его ласкам со всей непосредственностью чистой, неиспорченной натуры и, слишком раскованно-пылкая в своей неискушенности, принимала их с радостной готовностью.
Морван горестно вздохнул и пришпорил коня. Городские ворота остались позади. Дождь усилился. Под ледяным ветром капли его застывали инеем на поверхности плаща, на волосах Морвана и на морде его коня. Лужи по краям дороги подернулись льдом. Вот копыто коня скользнуло по замерзшему булыжнику, и конь споткнулся.
Морван остановил его, не зная, на что решиться. Путь до поместья его друга, где ждали Грегори и остальные воины, был неблизкий. А ворота Ридинга он только что миновал. Стоило ли скакать по обледенелой дороге, рискуя великолепным животным? Ведь конь мог, чего доброго, упасть и сломать ногу. Не лучше ли неторопливой рысцой вернуться на постоялый двор и заночевать в общем зале?
Он натянул поводья и повернул назад, к городским воротам.
Спешившись и препоручив своего усталого Дезире заботам трактирного конюха, Морван пообещал себе, что останется на ночь в общем зале. Но это не помогло: ноги сами понесли его к лестнице, что вела наверх, к каморке, где находилась Анна.
Она услышала шаги на площадке у двери, затем – осторожный стук.
– Анна, откройте! – То был голос Морвана.
Сердце ее преисполнилось тревоги. Зачем он возвратился? Наверняка с кем-то из воинов или с лошадьми случилось что-нибудь худое. Она спрыгнула с кровати и распахнула дверь.
Он остановился в дверном проеме, опираясь на косяк. На его черных кудрях, на рукавах плаща и на откинутом капюшоне сверкал иней. Он взглянул на нее в упор и решительно шагнул вперед, принуждая ее отступить в глубь комнаты.
Не говоря ни слова, Морван направился к очагу. Анна притиснулась к стене у двери, чтобы дать ему дорогу. Он снял плащ, стянул с рук перчатки, отряхнул их и как ни в чем не бывало присел на корточки у очага. Лицо его было сплошь покрыто мелкими каплями воды, и он стал вытирать его рукавом своего камзола. Анна подошла к своему мешку, выудила оттуда полотенце и молча протянула ему. Пальцы их соприкоснулись. От этого мимолетного телесного контакта с ним все тело ее сотрясла сладостная дрожь.
Но вот он выпрямился и повернулся спиной к огню. Анна возвратилась на прежнее место у двери. Ей больше негде было расположиться: он занял все пространство между очагом и кроватью.
– Почему вы отворили мне дверь, Анна?
Вот как?! Выходит, он вломился сюда, чтобы лишний раз обвинить ее в уступчивости!
– Я думала, с кем-то из наших людей или с лошадьми случилось несчастье. Вы меня до смерти напугали. Понимаю теперь, это очень глупо, очень по-женски. Вижу, вы уже обсушились. Ступайте. Покойной ночи.
– И не подумаю.
Анна оторопела от такой дерзости и молча смотрела на него, не зная, что сказать.
– Я желаю, чтобы вы покинули мою комнату, – произнесла она наконец.
– Дорога обледенела и стала небезопасна. Я остаюсь здесь.
– Как вам угодно. Но извольте спуститься в общий зал.
– Нет. – Тон его был непререкаем. – Я буду ночевать здесь.
Краска гнева залила ее лицо. Да как он смеет вести себя с ней столь бесцеремонно?! Кем он себя возомнил? За кого принимает ее? Хотя, кажется, ответ на последний вопрос она получила от него нынешним утром. Ловя ртом воздух, она выпалила:
– Вы больше не станете расточать мне свои ласки, потому что я этого не желаю. А на случай, если вам вздумается взять меня силой, напоминаю: я умею за себя постоять!
В глазах Морвана, устремленных на нее, полыхали искры желания, восхищения, гнева, досады…
– Ложитесь-ка в постель, Анна, и постарайтесь заснуть. Я никогда не брал женщин силой и уж тем более не стану проделывать ничего подобного с вами. Я к вам и пальцем не притронусь, если вы сами этого не пожелаете.
Он стоял у очага и, судя по всему, не собирался покидать ее комнату. А она жалась к стене. Ей пришло в голову, что, возможно, оба они за всю ночь не сдвинутся с места.
Но вот он наклонился над ее дорожным мешком, пошарил в нем и извлек кинжал.
– Спите в обнимку с ним, если вы настолько мне не доверяете. – Изящным движением кисти он швырнул кинжал на кровать.
– Я засну спокойно и безмятежно, но только если вы отсюда уйдете.
Он помотал головой.
– Завтра я отвезу вас к своей сестре, и к вашему герцогу, и к Эдуарду. А эту ночь проведу здесь.
Логики его она не поняла, но в том, что он не уйдет, уверилась окончательно. Она забралась в постель, сжала в ладони рукоять кинжала и отодвинулась к стене, укрывшись одеялом по самую шею. И попыталась заснуть.
Через несколько минут она почувствовала, как веревочная сетка кровати спружинила под его телом: он уселся в изножье, спиной к ней. Веки ее сами собой закрылись. Она задремала.
Проснувшись, словно от толчка, она обнаружила, что Морван поднялся и подошел к очагу.
Постояв некоторое время в раздумье, он подбросил в очаг несколько поленьев. Огонь разгорелся вовсю и осветил даже то пространство у стены, где она затаилась. В каморке стало так жарко, что Анна с трудом поборола в себе искушение сбросить одеяло.
Она закрыла глаза, едва только он подошел к краю кровати. Теперь он мог видеть ее лицо, и она сочла за лучшее притвориться спящей. Однако когда он улегся на кровать, вытянувшись во весь рост, она с трудом сдержала негодующий возглас, рвавшийся из груди. Судя по всему, он решил дождаться, пока она уснет, и лишь после этого занять пустовавшую часть ложа. Ей следовало оценить его деликатность. Анна продолжала лежать неподвижно, делая вид, что крепко спит, что она пребывает вне этого мира, в царстве грез и призрачных видений.
– Анна…
У нее отчаянно заколотилось сердце. Тон его был мягким и в то же время настойчивым. Она крепко сжала ладонью рукоять кинжала.
– Анна! Я знаю, вы не спите. Вы ведь все это время за мной наблюдали. Я это заметил.
Его ладонь опустилась ей на плечо.
– Позвольте мне лечь с вами рядом, Анна, – проговорил он глубоким нежным голосом. – Мне никогда больше не доведется изведать этого счастья. Ведь завтра мы приедем в Лондон, и там у нас не будет возможности остаться наедине. А после, когда вы уладите все свои дела… Один Бог знает, что произойдет тогда, что сулит нам будущее. Побудьте же со мной, дайте мне вкусить сладость ваших объятий и поцелуев! Доверьтесь же мне! Вы покинете эту комнату, оставаясь такой же невинной, какой были, когда переступали ее порог.
Глядя в его огромные глаза, пылавшие любовью, она осознала, что давно уже сделала выбор. Вместо того чтобы выпроводить его из своих владений, она распахнула перед ним ворота Ла-Рош-де-Роальд, подвергнув своих слуг и воинов опасности заражения чумой. Она не оттолкнула его, когда он принялся расточать ей свои ласки – ни в первый раз, ни во все последующие. Вот и нынче, едва заслышав его голос, она отворила дверь своей комнаты. Что же до Морвана, то он, вероятно, с самого начала осознавал, в чем заключался ее выбор. Это она пребывала в самообольщении, которое теперь, в этот миг, развеялось без следа. У страсти, которая терзала обоих, не было будущего, но они обладали властью над настоящим, и оно было на их стороне, оно, это настоящее, властно подталкивало их в объятия друг друга. Так почему бы этим не воспользоваться, не ощутить всю полноту счастья, пока оно еще возможно, пока судьба их не разлучила?
Анна отбросила кинжал и наклонилась вперед.
Он тотчас же крепко, страстно сжал ее в объятиях.
Ее тело немедленно отозвалось на этот порыв. Пьянящий восторг охватил ее, и она с готовностью подставила губы под его жадные поцелуи. Ее тело непроизвольно подалось вперед, навстречу его ласкам, она больше ничего на свете не чувствовала, кроме прикосновений к своей коже его ладоней и губ.
Стремительным движением он стянул с нее тунику и приподнял ладонями груди, любуясь ими. Этот взгляд взволновал ее, и она издала слабый стон, предчувствуя прикосновение. Она прижалась к нему бедрами, чтобы утолить сжигавшую ее жажду, и бедра ее начали ритмично двигаться, прижимая самую интимную часть тела к твердой, словно камень, выпуклости между его ногами. Это дарило ей новое острое наслаждение и одновременно сводило с ума. Тело ее требовало большего.
Он понял это и, продолжая целовать ее шею, сжимая губами и легонько посасывая соски, просунул ладонь между ее бедрами и стал ритмично надавливать на влажную впадинку, посреди которой таилось средоточие ее страсти. Анна онемела от мучительного, нестерпимого, волшебно-прекрасного наслаждения, которое сводило ее с ума.
Но вот он бережно положил ее на спину и навис над ней, опираясь на одну согнутую в локте руку всей тяжестью тела. Он смотрел на нее сверху и не мог налюбоваться ее стройным телом, плавными изгибами талии и изящными, тонкими щиколотками. Рука его потянулась к шнурку, который стягивал пояс панталон. Анна прерывисто вздохнула в предвкушении новой, еще не изведанной ею ласки.
– Смотри на меня! – прошептал он. – Я хочу видеть твои глаза, когда это произойдет!
Она с усилием приподняла веки. Их взоры, затуманенные страстью, скрестились. Его рука скользнула под пояс панталон и ниже, пока палец не коснулся средоточия ее восторга и мучений. Наслаждение, которое она при этом испытала, оказалось столь жгучим, что из глаз ее брызнули слезы…
Морван, не сводя с нее восторженного взгляда, вел с самим собой битву не на жизнь, а на смерть. Он клятвенно пообещал себе, что не поступится правилами чести и не нарушит слово, данное им Асканио. Поэтому ему пришлось определить границу, дальше которой он и шагу не смел ступить. Очутившись сам не ведая у запретной черты, он поспешно провел следующую, затем еще одну и еще… Пылкость Анны в очередной раз брала верх над его самообладанием, и это шаг за шагом приближало их обоих к решительной развязке.
Он пытался сдерживать себя, и до сей поры последняя преграда на пути обладания этой пылкой юной девственницей оставалась нерушимой. Но долго ли это продлится? Не слишком ли много он на себя взял, дав обещание не лишать ее невинности? Ведь минуту назад, лаская нежный бугорок между ее ног, слыша страстные стоны и видя слезы восторга, заливавшие ее лицо, он почти не владел собой. Еще немного и… Он тряхнул головой, отгоняя назойливые видения.
– Смотри на меня, – произнес он снова. Анна с трудом открыла глаза с расширенными от страсти зрачками, и он стал следить за ее взглядом. Раздвинув ей бедра, он коснулся пальцем влажного преддверия ее лона. Анна напряглась, инстинктивно противясь неожиданному вторжению, но он просунул кончик пальца чуть глубже, и она расслабилась, отдаваясь этой смелой ласке.
Коснувшись некой преграды, Морван ощутил одновременно восторг и разочарование. Значит, она девственна, и Гюрван бессовестно ее оболгал, хвастаясь своей победой. Впрочем, иного от него нельзя было и ожидать… Но если бы его слова оказались правдой, Морван мог бы позабыть обо всех своих обещаниях. Ничто не помешало бы ему утолить свою страсть.
Анна лежала перед ним обнаженная, томимая желанием. Такая, какой он сотни раз представлял ее в своих мечтаниях.
Сложение ее поражало гармоничностью. Мускулы рук и ног, более развитые, чем у других женщин, лишь подчеркивали совершенство пропорций аристократически удлиненного тела. Упругие крепкие груди вздымались вверх ровными полукружьями, коричневатые соски напряглись и отвердели от вожделения. Она жаждала близости с ним.
Но, продолжая ласкать ее, ловя на себе ее томный, зовущий взгляд, он не мог отделаться от навязчивых мыслей о последствиях поступка, который собирался совершить.
Преисполнившись досады и горьких сожалений о несбыточном, проклиная в душе те возвышенные чувства, которые он к ней питал и которые препятствовали ему совершить то, чего оба они так жаждали, он вдруг резко высвободился из ее объятий и уселся на край кровати.
Его тело бурно протестовало и продолжало требовать своего. Ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя.
Тонкие пальцы коснулись его спины. То был безмолвный вопрос. Морван обернулся. Анна отодвинулась к стене и закуталась в одеяло. Она спрятала лицо в коленях и не отозвалась, когда он произнес ее имя.
В этот миг ему подумалось, что он сейчас уподобился зеленому юнцу, с которым стряслась маленькая мужская неприятность.
– Анна! – Помедлив, он придвинулся к ней.
Но она вытянула вперед руку, отстраняясь от него.
– Не обвиняйте себя в том, что все зашло так далеко, Анна. Я один во всем виноват. Мое обещание… Я ведь чуть было его не нарушил…
– Выходит, мне следует возблагодарить судьбу за то, что та бросила меня в объятия мужчины, столь безупречно владеющего собой, – произнесла она глуховатым от волнения голосом, в котором слышалась горечь.
– Анна…
– Оставьте меня. Я хочу, чтобы вы ушли.
Никогда еще она не чувствовала себя такой униженной. Сидя на кровати, она невидящим взором смотрела на дверь, которую отворила, впуская в каморку Морвана, и которая только что закрылась за ним. Как оказалось, он явился сюда, только чтобы подвергнуть ее соблазну, перед которым она не могла устоять. Он пренебрег даже плодами победы над ней, которые мог бы вкусить. Мог бы, видит Бог, но не пожелал.
Морван… Теперь уже она окончательно стряхнула с себя сон. Первым ее побуждением было тотчас же встать, чтобы вызволить себя из этого компрометирующего положения. Но она не могла даже шевельнуться, не потревожив его. А он ведь так устал, так нуждался в отдыхе. Им предстоял нелегкий путь…
Она закрыла глаза и попыталась снова заснуть. Ведь занимавшийся день сулил немало испытаний и ей самой. Но сон покинул ее и не желал возвращаться. Ей осталось лишь одно – дожидаться рассвета с открытыми глазами.
Вот сквозь ветви деревьев блеснули первые золотистые лучи… И тотчас же Морван одним движением перевернул ее на спину и сам навис над ней, сверкая агатовыми очами.
– Ну наконец-то вы проснулись, – с деланным спокойствием сказала она и попыталась подняться.
– Я давно уже не сплю. – Он приподнял ее локон и пощекотал им свои пухлые, прихотливо очерченные розовые губы. – Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил, что обнимал вас во сне и что вы, пробудившись, не поторопились высвободиться из моих объятий.
Он провел ладонью по ее бедру.
– Я думала, вы еще спите, и не хотела вас тревожить, – призналась она, краснея.
– Несмотря на то что моя ладонь касалась вашей груди, а колено находилось между ваших ног? Что ж, похвальная деликатность.
– Вы сами перебрались на мою постель посреди ночи. Я вас не приглашала. Почему же теперь вы меня в чем-то обвиняете?
– Ночью похолодало. Вы дрожали во сне. Даже воины и те сбились в кучу и тесно прижались друг к другу, чтобы не замерзнуть. – Произнеся это, он наклонил голову и легонько сжал зубами мочку ее уха. Его дыхание щекотало ей шею. Внутри у Анны все сжалось от сладкой истомы. Ей не удалось скрыть от него свое возбуждение. Глаза его по-прежнему изучающе смотрели ей прямо в лицо.
Тесно прижатая к ложу из веток его сильным телом, она даже не пыталась высвободиться.
– Вы не противитесь мне, – сурово произнес он, отстраняясь. – И никогда не пытались уклониться от моих ласк. Выходит, это мне надлежит взять на себя роль святого и охранять вашу добродетель от себя самого. Но способен ли на такое человек, наделенный чувствами? Я ведь не каменный, Анна!
Ей следовало дать ему отпор. Разум твердил об этом не переставая. Но… Ведь чувствами обладал не он один. И ей больше всего на свете хотелось поддаться им, ощущать эту головокружительную радость, этот восторг, равного которому она прежде не испытывала.
Словно прочитав ее мысли, он поцеловал ее страстно, жадно, требовательно. И она ответила ему с не меньшим пылом. А после он против всякого ее ожидания оттолкнулся ладонями от постели из веток и встал на колени. Сквозь дымку наслаждения, застилавшую ее взор, она следила за движениями его рук. Вот он распахнул ее плащ и принялся расстегивать поясной ремень и распускать тесемки камзола.
– Что вы делаете? – Она приподняла голову и плечи.
– Тише. – Властным движением он заставил ее лечь и с еще большим проворством стал высвобождать ее тело из одежды, которая их разделяла. – Не бойтесь. Я не обесчещу вас на холодной земле в полусотне шагов от пятерых своих воинов.
Желание ее сделалось нестерпимым. Она готова была отдать все на свете, пожертвовать жизнью, только бы его удовлетворить. Морван раздвинул ее бедра коленом, она же охватила его голову ладонями и прижала к груди, безмолвно моля его утолить страсть, бушевавшую во всем ее теле. Голод, снедавший ее, с каждой новой лаской Морвана, с каждым его движением делался все острее. Это была нестерпимая пытка и одновременно блаженнейшее наслаждение…
Не имея больше сил сдерживаться, она издала стон. Морван тотчас же отстранился от нее, упал на постель ничком и спрятал лицо в складках мехового одеяла. Тело Анны ненасытно требовало объятий, но она не смела просить Морвана возобновить прерванные ласки.
Несколько минут они лежали неподвижно, сжимая друг друга в объятиях в ожидании, пока уколы стрел желания перестанут быть столь болезненными. Анна понимала, что должна быть благодарна Морвану. Он сумел сдержать себя и не нанес ей бесчестья. Но все же… все же она была глубоко разочарована проявлением его столь похвального самообладания.
Шторм нагонял путников. С побережья он проследовал за ними в глубь острова. Ветер швырял им в лицо пригоршни мокрого снега пополам с дождем. Воины поеживались от холода в своих плащах из промасленной парусины. Лошади едва плелись по размокшей, покрытой грязью дороге.
Морвана снедали мрачные думы. Настроение его было под стать погоде. Недовольство собой, женщиной, которую он так жаждал и которой не мог обладать, становилось все острее. Вдобавок та самая женщина, которая явилась источником этих безрадостных мыслей, ехала всего в нескольких шагах позади него.
В середине дня снегопад стих, и они устроили в лесу привал, чтобы накормить лошадей и наскоро перекусить самим. Голые ветви деревьев были плохой защитой от снега и дождя. Грегори отозвал Морвана в сторону и озабоченно сказал:
– Нынче и думать нечего разбивать лагерь под Божьим небом. К ночи надобно будет отыскать какой-никакой приют для себя и животных.
– Я уже думал об этом, – хмуро кивнул Морван. – В Виндзоре нам будет сложно найти ночлег, если двор и теперь еще там. Остановимся в Ридинге. У меня там есть знакомые, которые нас приютят. Боюсь, нам придется довольствоваться их амбаром, но это все ж лучше, чем ничего.
– А как же леди?
– А для нее наймем комнату на постоялом дворе. Я ее там устрою и сразу же вернусь к вам.
Весь день Анна тряслась в седле позади грозового облака, которое ехало верхом впереди нее и лишь при ближайшем рассмотрении являло ей очертания фигуры Морвана.
Она почти физически ощущала досаду и ярость, исходившие от него. Ей не составило труда догадаться, что причина этого кроется в ней самой.
– Вы сердиты, – сказала она, наконец, чтобы нарушить молчание.
– Ничего подобного, – буркнул он. – Просто не перестаю удивляться, с чего бы это добродетельной деве, которая вознамерилась принять постриг, вздумалось соблазнять мужчину.
– Что такое вы себе вообразили?! Откуда мне знать, как соблазнять мужчин?
– Нынешним утром вам это совсем неплохо удалось, скромница вы этакая. Так что не надо преуменьшать свои таланты. Но учтите, я человек чести и никогда еще не нарушал данное мной слово, но всякому самообладанию есть предел!
Так вот оно что! Выходит, это она во всем виновата!
– Значит, это я посреди ночи улеглась рядом с вами, пока вы спали? – Она сердито сузила глаза. – По-вашему, это я прижала вас к земле, и целовала, и душила в объятиях?!
Ее слова, запальчивый тон, каким они были произнесены, разозлили его еще пуще.
– Вот как?! Значит, вы готовы предоставить мужчине право решать такие вопросы?
– Вот какова мужская логика, – дрогнувшим голосом произнесла Анна. – Соблазнять женщину, а после… Я не знала, что мужчинам нравится стыдить и позорить женщин за все то, что сами они, мужчины, с ними проделывают. – Последние слова она проговорила, задыхаясь от гнева.
Наступило молчание, нарушаемое только шумом деревьев, что росли по обе стороны дороги, и чавкающим звуком, с которым конские копыта опускались в густую грязь.
– Анна, я вовсе не…
– Не смейте говорить со мной! – Она пришпорила лошадь и ускакала вперед, словно надеялась, что оставит позади себя не только Морвана, но и унижение, которому он ее подверг.
Небольшое имение, которым владел приятель Морвана, находилось недалеко от Ридинга. Хозяева любезно предложили Морвану и его спутникам расположиться в пустующем амбаре, где нашлось место и для лошадей.
К вечеру стало еще холоднее. Закончив разговор со своим приятелем-рыцарем, Морван вышел из господского дома и быстрыми шагами направился к амбару. Он стал убеждать Анну, что ей будет неуютно в огромном нетопленом помещении среди грубоватых вояк и лошадей. Поразмыслив, она кивком выразила согласие отправиться с ним в Ридинг, где он собирался устроить ее на ночлег на каком-нибудь постоялом дворе.
Ей не терпелось от него избавиться. Пока он вел переговоры с хозяином первого же постоялого двора, встретившегося им на пути, она ожидала его поодаль, сидя в седле.
– Говорит, у них битком набито, и все из-за непогоды, – сообщил Морван, подходя к ней. – Но, узнав, что вы леди, согласился сдать вам комнату на верхнем этаже, которую они оставляют свободной на случай, если вдруг нагрянут важные гости. Пройдемте в общий зал. Там вы сможете погреться, а слуги пока приведут вашу комнату в надлежащий вид.
Он провел ее в общий зал и усадил за тяжелый дубовый стол у очага, сам же скромно занял место напротив. Вскоре им подали мясо и вино. Потягивая горячий, щедро сдобренный пряностями напиток, Анна разглядывала посетителей трактира, которые угощались за соседними столами. В зале было шумно и душно.
Наконец жена хозяина постоялого двора провела ее на верхний этаж, в башенку, венчающую здание. Там располагалась всего одна комната. Зато в ней был очаг! Почти все пространство комнатки занимала массивная кровать. Анна почти не сомневалась, что это не что иное, как супружеское ложе хозяев постоялого двора, и что сами они принуждены будут провести эту ночь на охапках соломы.
Женщина поспешила откланяться. Морван, прежде чем последовать за ней, назидательным тоном произнес:
– Не выходите отсюда, Анна. Ночами сюда нередко заглядывают дерзкие, нахальные юнцы из Виндзора. Пьянствуют в общем зале, играют в карты. Вам не следует попадаться им на глаза. Утром я за вами приду. Дверь никому, кроме меня, не отпирайте!
Он ушел, и Анна шумно вздохнула, давая выход душившей ее злости. Он по-прежнему обращался с ней как с малым ребенком! Нет, завтра же она положит этому конец. Надо же, какой защитник выискался! А ведь на всем протяжении ее пути из Ла-Рош-де-Роальд единственная опасность, которой она подвергалась, исходила от него самого.
Она задула свечу и улеглась в постель. Утомление от долгого пути давало о себе знать. Какое счастье, что она сейчас здесь, а не на размытой дождем дороге, не в седле, не рядом с человеком, который ее оскорбил.
Морван спустился по лестнице в общий зал и решил ненадолго там остаться, чтобы просушить у очага свое платье, после чего снова вышел под открытое небо, где свирепствовала непогода.
На душе у него кошки скребли. Он не ожидал, что Анна примет его слова так близко к сердцу. И ругал себя на чем свет стоит. Разве можно было в приступе досады бросать ей в лицо упреки, которых она нисколько не заслуживала? А ведь их дружеская приязнь, их взаимное доверие лишь росли и крепли день ото дня. Вплоть до этого рокового момента. О чем, интересно, он думал, когда объяснял ей, что в некоторых случаях женщине не следует верить словам мужчины, будь он даже воплощением рыцарственной чести?!
С небес лил холодный дождь. Он направил коня к городским воротам. Ему отчаянно хотелось перестать думать об Анне. При мысли о ней душу его затопляло горькое чувство утраты.
Он был виноват перед ней и осознавал это. Он перебирал в голове способы искупить свою вину и не мог остановиться ни на одном из них. Анна была восхитительно чувственной женщиной, но совершенно не отдавала себе в этом отчета. Сама страсть ее казалась ему невинной в своей сути, открытой и безыскусной. Это всякий раз, стоило ему только ласково коснуться ее тела, обезоруживало его. Большинство женщин, с какими ему прежде случалось делить ложе, оставались расчетливыми и циничными даже в моменты наивысшего накала страсти. Но Анна… Она отдавалась его ласкам со всей непосредственностью чистой, неиспорченной натуры и, слишком раскованно-пылкая в своей неискушенности, принимала их с радостной готовностью.
Морван горестно вздохнул и пришпорил коня. Городские ворота остались позади. Дождь усилился. Под ледяным ветром капли его застывали инеем на поверхности плаща, на волосах Морвана и на морде его коня. Лужи по краям дороги подернулись льдом. Вот копыто коня скользнуло по замерзшему булыжнику, и конь споткнулся.
Морван остановил его, не зная, на что решиться. Путь до поместья его друга, где ждали Грегори и остальные воины, был неблизкий. А ворота Ридинга он только что миновал. Стоило ли скакать по обледенелой дороге, рискуя великолепным животным? Ведь конь мог, чего доброго, упасть и сломать ногу. Не лучше ли неторопливой рысцой вернуться на постоялый двор и заночевать в общем зале?
Он натянул поводья и повернул назад, к городским воротам.
Спешившись и препоручив своего усталого Дезире заботам трактирного конюха, Морван пообещал себе, что останется на ночь в общем зале. Но это не помогло: ноги сами понесли его к лестнице, что вела наверх, к каморке, где находилась Анна.
Она услышала шаги на площадке у двери, затем – осторожный стук.
– Анна, откройте! – То был голос Морвана.
Сердце ее преисполнилось тревоги. Зачем он возвратился? Наверняка с кем-то из воинов или с лошадьми случилось что-нибудь худое. Она спрыгнула с кровати и распахнула дверь.
Он остановился в дверном проеме, опираясь на косяк. На его черных кудрях, на рукавах плаща и на откинутом капюшоне сверкал иней. Он взглянул на нее в упор и решительно шагнул вперед, принуждая ее отступить в глубь комнаты.
Не говоря ни слова, Морван направился к очагу. Анна притиснулась к стене у двери, чтобы дать ему дорогу. Он снял плащ, стянул с рук перчатки, отряхнул их и как ни в чем не бывало присел на корточки у очага. Лицо его было сплошь покрыто мелкими каплями воды, и он стал вытирать его рукавом своего камзола. Анна подошла к своему мешку, выудила оттуда полотенце и молча протянула ему. Пальцы их соприкоснулись. От этого мимолетного телесного контакта с ним все тело ее сотрясла сладостная дрожь.
Но вот он выпрямился и повернулся спиной к огню. Анна возвратилась на прежнее место у двери. Ей больше негде было расположиться: он занял все пространство между очагом и кроватью.
– Почему вы отворили мне дверь, Анна?
Вот как?! Выходит, он вломился сюда, чтобы лишний раз обвинить ее в уступчивости!
– Я думала, с кем-то из наших людей или с лошадьми случилось несчастье. Вы меня до смерти напугали. Понимаю теперь, это очень глупо, очень по-женски. Вижу, вы уже обсушились. Ступайте. Покойной ночи.
– И не подумаю.
Анна оторопела от такой дерзости и молча смотрела на него, не зная, что сказать.
– Я желаю, чтобы вы покинули мою комнату, – произнесла она наконец.
– Дорога обледенела и стала небезопасна. Я остаюсь здесь.
– Как вам угодно. Но извольте спуститься в общий зал.
– Нет. – Тон его был непререкаем. – Я буду ночевать здесь.
Краска гнева залила ее лицо. Да как он смеет вести себя с ней столь бесцеремонно?! Кем он себя возомнил? За кого принимает ее? Хотя, кажется, ответ на последний вопрос она получила от него нынешним утром. Ловя ртом воздух, она выпалила:
– Вы больше не станете расточать мне свои ласки, потому что я этого не желаю. А на случай, если вам вздумается взять меня силой, напоминаю: я умею за себя постоять!
В глазах Морвана, устремленных на нее, полыхали искры желания, восхищения, гнева, досады…
– Ложитесь-ка в постель, Анна, и постарайтесь заснуть. Я никогда не брал женщин силой и уж тем более не стану проделывать ничего подобного с вами. Я к вам и пальцем не притронусь, если вы сами этого не пожелаете.
Он стоял у очага и, судя по всему, не собирался покидать ее комнату. А она жалась к стене. Ей пришло в голову, что, возможно, оба они за всю ночь не сдвинутся с места.
Но вот он наклонился над ее дорожным мешком, пошарил в нем и извлек кинжал.
– Спите в обнимку с ним, если вы настолько мне не доверяете. – Изящным движением кисти он швырнул кинжал на кровать.
– Я засну спокойно и безмятежно, но только если вы отсюда уйдете.
Он помотал головой.
– Завтра я отвезу вас к своей сестре, и к вашему герцогу, и к Эдуарду. А эту ночь проведу здесь.
Логики его она не поняла, но в том, что он не уйдет, уверилась окончательно. Она забралась в постель, сжала в ладони рукоять кинжала и отодвинулась к стене, укрывшись одеялом по самую шею. И попыталась заснуть.
Через несколько минут она почувствовала, как веревочная сетка кровати спружинила под его телом: он уселся в изножье, спиной к ней. Веки ее сами собой закрылись. Она задремала.
Проснувшись, словно от толчка, она обнаружила, что Морван поднялся и подошел к очагу.
Постояв некоторое время в раздумье, он подбросил в очаг несколько поленьев. Огонь разгорелся вовсю и осветил даже то пространство у стены, где она затаилась. В каморке стало так жарко, что Анна с трудом поборола в себе искушение сбросить одеяло.
Она закрыла глаза, едва только он подошел к краю кровати. Теперь он мог видеть ее лицо, и она сочла за лучшее притвориться спящей. Однако когда он улегся на кровать, вытянувшись во весь рост, она с трудом сдержала негодующий возглас, рвавшийся из груди. Судя по всему, он решил дождаться, пока она уснет, и лишь после этого занять пустовавшую часть ложа. Ей следовало оценить его деликатность. Анна продолжала лежать неподвижно, делая вид, что крепко спит, что она пребывает вне этого мира, в царстве грез и призрачных видений.
– Анна…
У нее отчаянно заколотилось сердце. Тон его был мягким и в то же время настойчивым. Она крепко сжала ладонью рукоять кинжала.
– Анна! Я знаю, вы не спите. Вы ведь все это время за мной наблюдали. Я это заметил.
Его ладонь опустилась ей на плечо.
– Позвольте мне лечь с вами рядом, Анна, – проговорил он глубоким нежным голосом. – Мне никогда больше не доведется изведать этого счастья. Ведь завтра мы приедем в Лондон, и там у нас не будет возможности остаться наедине. А после, когда вы уладите все свои дела… Один Бог знает, что произойдет тогда, что сулит нам будущее. Побудьте же со мной, дайте мне вкусить сладость ваших объятий и поцелуев! Доверьтесь же мне! Вы покинете эту комнату, оставаясь такой же невинной, какой были, когда переступали ее порог.
Глядя в его огромные глаза, пылавшие любовью, она осознала, что давно уже сделала выбор. Вместо того чтобы выпроводить его из своих владений, она распахнула перед ним ворота Ла-Рош-де-Роальд, подвергнув своих слуг и воинов опасности заражения чумой. Она не оттолкнула его, когда он принялся расточать ей свои ласки – ни в первый раз, ни во все последующие. Вот и нынче, едва заслышав его голос, она отворила дверь своей комнаты. Что же до Морвана, то он, вероятно, с самого начала осознавал, в чем заключался ее выбор. Это она пребывала в самообольщении, которое теперь, в этот миг, развеялось без следа. У страсти, которая терзала обоих, не было будущего, но они обладали властью над настоящим, и оно было на их стороне, оно, это настоящее, властно подталкивало их в объятия друг друга. Так почему бы этим не воспользоваться, не ощутить всю полноту счастья, пока оно еще возможно, пока судьба их не разлучила?
Анна отбросила кинжал и наклонилась вперед.
Он тотчас же крепко, страстно сжал ее в объятиях.
Ее тело немедленно отозвалось на этот порыв. Пьянящий восторг охватил ее, и она с готовностью подставила губы под его жадные поцелуи. Ее тело непроизвольно подалось вперед, навстречу его ласкам, она больше ничего на свете не чувствовала, кроме прикосновений к своей коже его ладоней и губ.
Стремительным движением он стянул с нее тунику и приподнял ладонями груди, любуясь ими. Этот взгляд взволновал ее, и она издала слабый стон, предчувствуя прикосновение. Она прижалась к нему бедрами, чтобы утолить сжигавшую ее жажду, и бедра ее начали ритмично двигаться, прижимая самую интимную часть тела к твердой, словно камень, выпуклости между его ногами. Это дарило ей новое острое наслаждение и одновременно сводило с ума. Тело ее требовало большего.
Он понял это и, продолжая целовать ее шею, сжимая губами и легонько посасывая соски, просунул ладонь между ее бедрами и стал ритмично надавливать на влажную впадинку, посреди которой таилось средоточие ее страсти. Анна онемела от мучительного, нестерпимого, волшебно-прекрасного наслаждения, которое сводило ее с ума.
Но вот он бережно положил ее на спину и навис над ней, опираясь на одну согнутую в локте руку всей тяжестью тела. Он смотрел на нее сверху и не мог налюбоваться ее стройным телом, плавными изгибами талии и изящными, тонкими щиколотками. Рука его потянулась к шнурку, который стягивал пояс панталон. Анна прерывисто вздохнула в предвкушении новой, еще не изведанной ею ласки.
– Смотри на меня! – прошептал он. – Я хочу видеть твои глаза, когда это произойдет!
Она с усилием приподняла веки. Их взоры, затуманенные страстью, скрестились. Его рука скользнула под пояс панталон и ниже, пока палец не коснулся средоточия ее восторга и мучений. Наслаждение, которое она при этом испытала, оказалось столь жгучим, что из глаз ее брызнули слезы…
Морван, не сводя с нее восторженного взгляда, вел с самим собой битву не на жизнь, а на смерть. Он клятвенно пообещал себе, что не поступится правилами чести и не нарушит слово, данное им Асканио. Поэтому ему пришлось определить границу, дальше которой он и шагу не смел ступить. Очутившись сам не ведая у запретной черты, он поспешно провел следующую, затем еще одну и еще… Пылкость Анны в очередной раз брала верх над его самообладанием, и это шаг за шагом приближало их обоих к решительной развязке.
Он пытался сдерживать себя, и до сей поры последняя преграда на пути обладания этой пылкой юной девственницей оставалась нерушимой. Но долго ли это продлится? Не слишком ли много он на себя взял, дав обещание не лишать ее невинности? Ведь минуту назад, лаская нежный бугорок между ее ног, слыша страстные стоны и видя слезы восторга, заливавшие ее лицо, он почти не владел собой. Еще немного и… Он тряхнул головой, отгоняя назойливые видения.
– Смотри на меня, – произнес он снова. Анна с трудом открыла глаза с расширенными от страсти зрачками, и он стал следить за ее взглядом. Раздвинув ей бедра, он коснулся пальцем влажного преддверия ее лона. Анна напряглась, инстинктивно противясь неожиданному вторжению, но он просунул кончик пальца чуть глубже, и она расслабилась, отдаваясь этой смелой ласке.
Коснувшись некой преграды, Морван ощутил одновременно восторг и разочарование. Значит, она девственна, и Гюрван бессовестно ее оболгал, хвастаясь своей победой. Впрочем, иного от него нельзя было и ожидать… Но если бы его слова оказались правдой, Морван мог бы позабыть обо всех своих обещаниях. Ничто не помешало бы ему утолить свою страсть.
Анна лежала перед ним обнаженная, томимая желанием. Такая, какой он сотни раз представлял ее в своих мечтаниях.
Сложение ее поражало гармоничностью. Мускулы рук и ног, более развитые, чем у других женщин, лишь подчеркивали совершенство пропорций аристократически удлиненного тела. Упругие крепкие груди вздымались вверх ровными полукружьями, коричневатые соски напряглись и отвердели от вожделения. Она жаждала близости с ним.
Но, продолжая ласкать ее, ловя на себе ее томный, зовущий взгляд, он не мог отделаться от навязчивых мыслей о последствиях поступка, который собирался совершить.
Преисполнившись досады и горьких сожалений о несбыточном, проклиная в душе те возвышенные чувства, которые он к ней питал и которые препятствовали ему совершить то, чего оба они так жаждали, он вдруг резко высвободился из ее объятий и уселся на край кровати.
Его тело бурно протестовало и продолжало требовать своего. Ему понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя.
Тонкие пальцы коснулись его спины. То был безмолвный вопрос. Морван обернулся. Анна отодвинулась к стене и закуталась в одеяло. Она спрятала лицо в коленях и не отозвалась, когда он произнес ее имя.
В этот миг ему подумалось, что он сейчас уподобился зеленому юнцу, с которым стряслась маленькая мужская неприятность.
– Анна! – Помедлив, он придвинулся к ней.
Но она вытянула вперед руку, отстраняясь от него.
– Не обвиняйте себя в том, что все зашло так далеко, Анна. Я один во всем виноват. Мое обещание… Я ведь чуть было его не нарушил…
– Выходит, мне следует возблагодарить судьбу за то, что та бросила меня в объятия мужчины, столь безупречно владеющего собой, – произнесла она глуховатым от волнения голосом, в котором слышалась горечь.
– Анна…
– Оставьте меня. Я хочу, чтобы вы ушли.
Никогда еще она не чувствовала себя такой униженной. Сидя на кровати, она невидящим взором смотрела на дверь, которую отворила, впуская в каморку Морвана, и которая только что закрылась за ним. Как оказалось, он явился сюда, только чтобы подвергнуть ее соблазну, перед которым она не могла устоять. Он пренебрег даже плодами победы над ней, которые мог бы вкусить. Мог бы, видит Бог, но не пожелал.