– Анна не последовала за мной сюда, потому что я ей это запретил, – с деланной невозмутимостью ответил Морван и перевел взгляд на Гарольда. – Так-то ты хранишь клятву верности, доблестный сэр? Могли ли мы с Анной ждать такого подлого предательства от мужественного воина, который был правой рукой сэра Роальда де Леона?
   Гарольд сдвинул седые брови и зло сверкнул на него глазами.
   – Роальд никогда не признал бы тебя достойным своей дочери. И я не признаю. И она.
   – Напрасно ты пытаешься обмануть самого себя, – вздохнул Морван. – Анна де Леон не соединила бы судьбу с тем, кто ей не мил. Мне вот что интересно: какие посулы сделал этот хитрый лжец, чтобы склонить тебя к столь бесчестному поступку? Не иначе как пообещал отдать Анну твоему сыну, когда меня не станет. Вскружил твою глупую голову обещанием, что кровь Гарольдов будет течь в жилах владетелей Ла-Рош-де-Роальд?
   – Роальд одобрил бы такой союз, – не моргнув глазом заявил Гарольд.
   – Тщеславие тебя ослепило, лишило последних остатков разума. – Морван покачал головой. – Да посмотри на него! Неужто ты готов поверить, что он сплел этакую гнусную интригу ради тебя и твоего сына?!
   Он повернулся к де Бомануару.
   – Что бы ты ни предпринял, Гюрван, твоя игра проиграна. Родственники тебя не поддержат, не отправят свои армии на осаду Ла-Рош-де-Роальд. Требовать восстановления расторгнутой помолвки – это еще куда ни шло. Теперь же…
   – Если она сюда пожалует добровольно, в осаде не будет необходимости. После твоей смерти все вернется на круги своя.
   Узкое лицо Гарольда вытянулось еще больше. Вассал Морвана, наконец, понял, что Гюрван с самого начала его обманывал. Однако даже теперь Морван не мог рассчитывать на его помощь. Старик слишком увяз в интригах своего бывшего пленника.
   – Она не приедет.
   – Ты так в этом уверен, англичанин?
   – Уверен.
   Разумеется, Морван блефовал. Когда дело шло о его Анне, он никогда и ничего не мог знать наверняка. Она вполне способна была одолжить у кого-нибудь из рыцарей тунику и панталоны, надеть на плечо лук и отправиться на поиски пропавшего мужа. Ей и в голову не придет, что верный вассал ее отца оказался предателем, и она может доверчиво въехать в ворота замка Гарольда с горсткой воинов. И угодить в ту же самую западню.
   Луч света, что лился из оконца, стал шире. Морван мог теперь разглядеть своих товарищей по заключению. У стены, забывшись сном, лежали два его воина, а под окном на соломенном тюфяке застыл в неподвижности еще один узник.
   Морвана и его людей, оставшихся в живых, бросили в этот сырой застенок сразу после его встречи с Гарольдом и Гюрваном.
   Здесь, в сыром зловонном подземелье, томился несчастный Луи. Тело его покрывали синяки и кровоподтеки, правая рука была вывернута под неестественным углом, пальцы на ней сломаны. Беднягу тяжко пытали.
   Морван через посредство стражников потребовал, чтобы леди Жервез оказала раненому помощь. Но лишь на третий день та отозвалась на его настойчивые просьбы и проскользнула в дверь темницы с корзинкой, где помещались склянки с целебными бальзамами и настойками, узкие полоски чистой ветоши и графинчик с водой. По тому, как быстро она справилась со своим делом, и как часто при этом озиралась на дверь, Морван заключил, что пожилая леди явилась в застенок без ведома и разрешения мужа.
   За то недолгое время, что она провела среди узников, Морван узнал от нее, какими речами удалось Гюрвану склонить Гарольда к предательству. Негодяй с ледяными глазами начал издалека. Во время визитов Гарольда к нему в застенок он то и дело заговаривал о великом будущем Бретани, о ее близком освобождении от власти соседних держав. Когда до замка дошла весть о готовящемся замужестве Анны, Гарольд впал в ярость, и Гюрван умело на этом сыграл. Альянс между ними был заключен накануне отъезда старика и его супруги на свадебные торжества в Ла-Рош-де-Роальд.
   Луи пошевелился, и Морван принес ему напиться и помог сесть, прислонив его спиной к холодной влажной стене. Юноша понемногу приходил в себя. Нынче он уже мог говорить.
   Первыми его словами были:
   – Простите, милорд!
   Морван ласково ему улыбнулся:
   – Ты ни в чем передо мной не виноват.
   – Как же, милорд! Ведь это из-за меня вы тут! Я не смог вытерпеть пытки!
   – Брось, приятель. Долго такое терпеть никому не под силу. Лучше расскажи, как они тебя захватили.
   – Когда я выехал из чащи на тропинку, меня там уже поджидали трое. Несколько дней, поди, караулили, пока кто-то в одиночку станет возвращаться с фермы. Они пытались сами отыскать дорогу к нашим лошадям, но ничего из этого не вышло. Вот меня и схватили.
   Морван вспомнил следы чужих лошадей, которые заметил на тропинке, когда ехал на ферму за Анной. Это было в день ее первой самовольной отлучки из Ла-Рош-де-Роальд. Значит, уже тогда над ними обоими нависла беда.
   – Кто?
   – Люди Гарольда. Те, которых он нанял совсем недавно. Рады были выслужиться. Они меня сюда притащили, и я сразу смекнул, что сэр Гарольд стакнулся с сэром Гюрваном. Все выспрашивали, как попасть на ферму. Не иначе как хотели сперва увести лошадей, а после, когда вы бы отправились их искать, и вас взять в плен.
   Морван сочувственно взглянул на изуродованную руку юноши.
   – Ага, сэр, вот так они из меня все и вытянули. Пока просто били, я терпел. Даже боль под конец уже не чувствовал. Ну, думаю, сейчас помру, а они останутся с носом. Но этот сэр Порван… Он нашел, как развязать мне язык. Я насчет миледи очень тревожился, ведь она могла поехать на ферму одна и угодить им в руки! Но терпеть эту боль мне было невмочь, милорд, вот я им все и рассказал. – Луи понурил голову.
   Морван провел ладонью по его здоровому плечу.
   – Когда все это закончится, обещаю, ты ни в чем не будешь иметь недостатка. Тебе всегда найдется место под нашим с Анной кровом.
   Луи с отчаянием посмотрел на покалеченную руку:
   – Какая от меня теперь польза, милорд?
   – Большая, – ободряюще улыбнулся Морван, – потому что честность и верность – главные качества воина.
   Морван в волнении расхаживал по тесной камере. Нынче вечером она, вне всякого сомнения, поймет, что с ним случилась беда. Он закрыл глаза и попытался мысленно с ней соединиться. Она была слишком далеко от него, и тем не менее он собрал всю свою волю, чтобы послать ей безмолвный приказ: ни в коем случае не покидать Ла-Рош-де-Роальд, не пускаться на его поиски, не появляться во владениях Гарольда!
   Самое ужасное заключалось в том, что Гюрван был прав: Анна, став вдовой, могла найти себе другого супруга. И Гюрван получил бы возможность снова требовать ее руки, воспользовавшись для этого пусть шатким, но все же предлогом – давным-давно расторгнутой помолвкой.
   В день Воскресения Христова стражи связали руки Морвана веревкой и, накинув ему на шею петлю, вывели из темницы.
   Он мысленно попрощался с жизнью, с Анной, со всем, чем дорожил, но против своего ожидания не увидел во дворе виселицы. Его провели в замок. В главном зале слуги накрывали к празднику столы. Морван и его провожатые миновали просторное помещение и проследовали узким коридором прямиком в приемную Гарольда. Морван вспомнил: Анна рассказывала ему, что в Ла-Рош-де-Роальд приемная лорда также находилась близ главного зала, пока над крепостью не надстроили верхний этаж.
   За массивным столом в мрачном молчании восседали Гарольд и Гюрван. Взгляд Морвана, однако, обратился к плотному светловолосому священнику в длинной сутане, стоявшему у окна спиной ко входу.
   – Не желал ничего говорить, не удостоверившись прежде, что ты жив и в добром здравии, – брюзгливо проговорил Гарольд.
   Асканио резко повернулся и оглядел Морвана с ног до головы своими черными, глубоко посаженными глазами. Затем он кивнул каким-то своим мыслям, выхватил из-за голенища сапога длинный кинжал, стремительно приблизился к Морвану и рассек веревки на его запястьях. Морван с наслаждением потер саднившие рубцы и, приблизившись к столу, встал рядом со стулом Гарольда, там, куда из окна падал яркий луч света. Он хотел, чтобы во время переговоров Асканио мог видеть его лицо, тогда от проницательного взора священнослужителя не укрылся бы ни один тайный знак, какой он мог бы ему подать.
   – Вы облачаетесь в одежды священника, когда вам это выгодно, сэр Асканио, – усмехнулся Гюрван.
   – Я во всякий миг моей жизни остаюсь служителем Господа. Тем более в светлый праздник Его Воскресения из мертвых. Быть может, вы хотите исповедаться?
   Гюрван расхохотался и махнул рукой, давая понять, что оценил шутку.
   – Но вы один, святой отец. С вами нет Анны де Леон. Кем надо быть, чтобы не явиться к одру раненого мужа, когда он умоляет не оставить его в столь скорбном положении?
   – Надо быть умной женщиной, чье здравое рассуждение не допускает, чтобы супруг повел себя как ему не свойственно. Она мгновенно догадалась, как здесь обстоят дела. И поняла, что письмо написано не его рукой.
   Гюрван поджал губы.
   – Я ее недооценил.
   – Не вы один.
   Гюрван ткнул пальцем в Морвана:
   – Ну, теперь вы убедились, что английский вор жив и благополучен.
   – Сэр Морван никогда не запятнал себя воровством.
   – Неправда! Он украл то, что принадлежало мне по праву. Ей следовало сюда явиться вместе с вами, это все упростило бы, а так она только время затягивает. Ладно уж, передадите ей мои условия.
   – Условия освобождения сэра Морвана? Ни о чем другом она и слушать не пожелает.
   – Он умрет. Я его повешу как вора.
   – В таком случае этот замок станет вашей могилой. И вашей, сэр Гарольд. Анна собирает войско.
   Мрачный по обыкновению лик Гарольда исказила гримаса нетерпения.
   – Сообщите же ему наши условия, Гюрван. И покончим с этим.
   Гюрван недовольно покосился на него. Он был похож на малое дитя, которому строгий взрослый велел прекратить веселую забаву. Взгляд его упрямо обратился к Морвану. На тонких губах появилась издевательская улыбка.
   – Так ты ее считаешь своей? Посмотрим, чем же она готова пожертвовать ради твоей свободы.
   Морван не удостоил его ответом. Он подавал мысленные сигналы Асканио в надежде, что тот его поймет.
   – Скажите ей, святой отец, что она спасет мужа, если расстанется с сокровищами Ла-Рош-де-Роальд, – сказал Гюрван.
   Асканио невозмутимо пожал плечами:
   – И это все? Они будут вам доставлены.
   – Нет, не все. Она сама их доставит. Она придет ко мне. Без воинов, без слуг. – Помедлив, он с ухмылкой прибавил: – Нагая.
   Как ни странно, один лишь Гарольд отреагировал на это требование. На впалых щеках выступил румянец смущения, и старик вскричал:
   – Довольно, во имя Господа Бога! Стыдитесь, Гюрван!
   – Будь по-вашему, друг мой. – Гюрван плотоядно улыбнулся и кивнул огромной головой. – Пусть придет в одной рубахе. – Он погрозил Морвану пальцем. – А если ты после своего освобождения бросишь против меня армию Анны, я ее убью.
   – Вряд ли для плотских утех тебе будет довольно моей жены, Гюрван, – насмешливо предположил Морван. – Что-то ты у нас больно скромен стал. Проси уж тогда и девочку, над которой надругался.
   – А, правда, почему бы и нет? – оживился Гюрван. – Вы слыхали, святой отец? Пусть Анна приведет с собой ту девчонку.
   Изумление на лице Асканио, обращенном к Морвану, сменилось непониманием и, наконец, озарилось догадкой. Анна, если она и отважилась бы явиться в логово врага, никогда не подвергла бы опасности маленькую Маргариту.
   Гюрван развалился в кресле и вытянул вперед толстые ноги. Он был доволен собой и жизнью.
   – Сроку вам шесть дней. Если она не явится, я повешу его.
   – Уж не думаете ли вы, что Анна минует ворота этой крепости, пока ее супруг содержится здесь как пленник? За кого вы ее принимаете? Обмен произойдет вне крепостных стен. Или не состоится вовсе.
   – На поле близ замка.
   – На том его участке, куда не долетят стрелы из бойниц, – уточнил Асканио. – Ваше коварство заставляет нас принимать усиленные меры предосторожности.
   – Шесть дней, считая от нынешнего. На рассвете. Если она приведет за собой армию или хоть одного рыцаря, англичанину конец. Впрочем, пусть возьмет с собой слуг, если пожелает.
   Асканио сдержанно кивнул.
   – Шесть дней. – Неодобрительно взглянув на Морвана, он прибавил: – На вашем месте я позволил бы ему привести себя в пристойный вид. Анна дорожит его красотой и, увидев его таким, как теперь, может передумать.
   – Так, значит, она все же согласится прибыть сюда? – с беспокойством спросил Гарольд.
   Асканио развел руками:
   – Как знать? Анна не желала вступать в брак. Одиночество ее вполне устраивало. Даже теперь она с охотой приняла бразды правления крепостью, которые принуждена была после венчания уступить ему. Но он ей по сердцу, а значит, она может согласиться купить его жизнь такой ценой. Но не исключаю, что все же откажется, тогда он умрет, и она тем самым отомстит ему за узурпацию своих прав. Кстати, сэр Гарольд, на вашем месте я усердно молился бы о том, чтобы Анна и вправду оказалась святой…

Глава 24

   Анна, затаив дыхание, слушала Асканио, который только что возвратился из замка Гарольда. Ее окружали Джосс, Катрин, еще не вполне оправившийся после ранения Карлос и все рыцари. При известии о том, что Морван жив и пребывает в добром здравии, по приемной пронесся вздох облегчения. Но когда Асканио начал перечислять условия, на которых тот может быть освобожден, оживление сменилось унылым молчанием.
   Анна без труда представила себе, как проходили переговоры храброго священника с Гюрваном и Гарольдом, как вел себя при этом Морван. Он, конечно же, держался с отвагой, достоинством и невозмутимостью истинного рыцаря, хотя речь шла о его жизни.
   Сквозь приоткрытое окно со двора донесся шум. Анна выглянула наружу. В крепостные ворота въезжал верный Фуке во главе отряда воинов. К утру она ожидала прибытия Голтье и Болдуина. Двадцать воинов из английского гарнизона, расквартированного в Бресте, уже заняли места в казарме Ла-Рош-де-Роальд, прислать подмогу обещали и старейшины города, с которыми Анна встречалась накануне.
   А днем ранее она объехала все окрестные деревни и просила жителей о помощи. Фермеры, услышав о Гюрване, все как один решили, что английский лорд не так уж и плох, и выразили готовность защитить его и свою госпожу, которую иные по-прежнему считали святой, от происков дьявола.
   – Он недвусмысленно дал мне понять, что не желает никакого обмена, – заявил Асканио. Эту фразу он повторил уже в третий раз.
   – Вы ведь с ним самим не разговаривали, – напомнила ему Анна.
   – Морван не сказал мне ни слова, – кивнул Асканио, – но, тем не менее выразил свою волю предельно ясно.
   «О, это у него всегда неплохо получалось», – подумала Анна. Но в планы ее не входило выполнение этой воли Морвана, будь последняя выражена даже в привычной для нее форме.
   – А как по-вашему, святой отец, согласится ли сэр Гюрван выйти на поединок? Ведь тогда я мог бы его вызвать, – произнес Уолтер.
   Но вместо Асканио ему на это ответила Анна. Она решительно помотала головой.
   – Речь идет уже не о крепости, не о землях, сэр Уолтер. Он жаждет мести.
   – И бешено вас ревнует, – прибавил Асканио.
   Еще недавно она отмела бы данное предположение как нелепое, не имеющее ничего общего с реальностью, но теперь лишь горестно кивнула. Однако слова Асканио означали еще и то, что у Гюрвана было одной причиной больше желать смерти Морвана. Его надо было спасать. И не медлить с этим.
   – Напомни мне, как расположен замок Гарольда.
   – Замок стоит на холме, у подножия которого – равнина, а в четверти мили к западу целая гряда холмов. Оттуда за нами наверняка будут наблюдать, так что нам нечего и думать укрыть поблизости армию.
   – Но мы ведь можем перебить дозорных.
   – Из замка все равно заметят приближение армии и успеют убить Морвана прежде, чем мы подойдем к воротам.
   – Думаете, Гюрван будет находиться при нем неотлучно?
   Асканио пожал плечами.
   – Сами посудите, сможет ли этот негодяй отказать себе в удовольствии лично вонзить кинжал в грудь безоружного врага?
   – Мы можем взять замок в осаду на долгие месяцы, – вставил Джосс. – Они все там с голоду перемрут. Гюрван и Гарольд покойники.
   – А также и Морван.
   Асканио взглянул на нее с глубоким состраданием.
   – Боюсь, ему не избежать этой участи. Вы не должны ничего предпринимать, Анна.
   Анна откинулась в кресле. Мышцы ее рук ныли от перенапряжения: в последние дни она по нескольку часов тренировалась в стрельбе из лука на конеферме. У Тени как назло началась течка, так что Анне пришлось оседлать для себя могучего белого жеребца, которого она учила слушаться своих команд. Вихрем проносясь мимо мишени, она пускала в нее стрелы, воображая, что это черное сердце Гюрвана.
   С самого Страстного четверга она снова стала полновластной хозяйкой крепости. Это показалось всем, включая рыцарей и воинов, которые недавно служили в гарнизоне, совершенно естественным и ни у кого не вызвало неудовольствия. Все стало как прежде. Почти… Разница заключалась в том, что теперь она словно прозрела и стала разбираться во всех нюансах сложных чувств, которые питали к ней мужчины, а осознав, какую власть над ними это ей дает, научилась этим пользоваться. А еще она поймала себя на том, что больше не желает единолично распоряжаться своими владениями. Во всяком случае, не при таких обстоятельствах. Она втайне мечтала, чтобы кто-нибудь из вассалов или рыцарей подставил плечо, на которое она могла бы опереться, разделил бы с ней бремя забот и груз ответственности.
   – Никакой осады не будет, – решительно заявила она. – Я не собираюсь до лета держать здесь всю армию и не желаю, чтобы леди Жервез и остальные, кто ни в чем перед нами не виноват, подверглись мукам голода. Нет, мы пойдем в наступление, когда Гюрван выедет на поле мне навстречу.
   Она произнесла все это с решимостью, которой не ощущала. Но надо ведь было на что-то решиться. Она хотела любой ценой спасти Морвана, но, кроме того, необходимо было расправиться с врагами.
   – Теперь оставьте меня. Я желаю побыть одна.
   Все, кроме Асканио, покинули приемную.
   – Если вы решитесь на это, Анна, пусть армию ведет в атаку кто-нибудь из вассалов или рыцарей. Не вздумайте сами ее возглавить.
   Она вперила в него свирепый взгляд.
   – Он не захочет, чтобы вы видели его смерть, – проникновенно добавил Асканио. – И даже мысль о том, что за него отомстят, не принесет ему радости, если вы подвергнете себя опасности.
   На глаза Анны набежали слезы. Она сдержалась бы, окажись здесь кто-либо из посторонних, но прятать их от Асканио не стала.
   – Я могла бы еще раз его увидеть, говорить с ним.
   – Он и так знает все, что вы могли бы сказать ему.
   – Нет, не все. Я хочу его видеть!
   – В качестве узника? Безоружной жертвы? Пощадите же его самолюбие!
   Анна в бессильной злобе несколько раз ударила кулаком по столу.
   – Боже, как я хочу убить Гюрвана!
   Асканио сжал ее плечо.
   – Морван тоже этого хочет. Но он желал бы расправиться с негодяем сам, без вашего участия.
   Он оставался с ней, пока слезы ее не высохли и дыхание не сделалось ровным.
   – Теперь идите, дорогой друг, – устало сказала она. – Мне многое надо обдумать.
   Она снова стала перебирать в памяти требования Гюрвана. Сокровища Ла-Рош-де-Роальд. Но ведь их и в помине не существовало! Два дня назад она обыскала всю крепость в отчаянной надежде их обнаружить, но усилия ее оказались напрасными. Взяв в руки фонарь и обвязавшись веревкой, конец которой она скрутила петлей и набросила на крюк, что торчал из стены у входа в подземелье, Анна спустилась вниз и обошла весь мрачный лабиринт, отворив каждую дверь, заглянув в каждую темничную келью. И обнаружила лишь полчища крыс, сгнившие тюфяки и ржавые доспехи.
   Явиться к нему в одной рубахе. Он жаждал публично ее унизить. Но она пошла бы и на это, если бы могла быть уверена, что Гюрван не убьет Морвана, как только удостоверится, что ей не уйти от его воинов. Ведь де Бомануар коварен и бесчестен. Он и его приспешник Гарольд ни за что не оставят Морвану жизнь.
   Маргарита. Ей следовало подумать и о ней. Если бы не девочка, она, возможно, пошла бы на этот риск. Явилась бы к негодяю одна и постаралась его убить прежде, чем он казнит Морвана. Но теперь…
   Требования, условия… Их зримые воплощения закружились перед ее внутренним взором, затуманенным сном, и стали принимать причудливые, фантастические очертания. Она словно смотрела из окошка на карнавальную процессию, на живые картины, которые сменяли одна другую с неправдоподобной скоростью, а после они вдруг разнялись на части и снова соединились, но уже в совершенно новом, неожиданном, порядке. Анна стряхнула с себя дремоту и села на постели…
   Она вышла на галерею и стала смотреть на волны. Душа ее исполнилась решимости и отваги. Ведь однажды ей уже довелось пройти через нечто подобное. Быть может… Риск был огромен, в особенности для Маргариты. Но если девочка выдержит свою роль, если благодаря ей Гюрван получит по заслугам, быть может, к ней вернутся уверенность в себе и душевный покой, отнятые у нее этим злодеем…
   Гюрвану были весьма по душе драматически эффектные сцены. Над высоким помостом посередине огромной поляны вздымались виселицы. Расположены они были так, чтобы приговоренные стояли лицом к холмам и видели приближение женщины, которая надеялась их спасти.
   Морван поднялся по ступеням, и Гюрван набросил ему на шею петлю. Морван не желал и не ждал спасения, ведь даже если бы оно пришло, он не обрел бы свободу – Гюрван ни за что не даст ему уйти.
   Он взглянул на Луи и двух своих воинов, так же как и он сам, ожидавших смерти. Вряд ли Гарольд это одобрил. Идея принадлежала Гюрвану. Негодяю показалось, что одного повешенного для должного эффекта будет мало, четверо же станут достаточно внушительным зрелищем.
   Гюрван деловито проверил, не ослабли ли веревки, стягивавшие запястья Морвана, и перешел от него к Луи.
   – Это касается только тебя и меня, Гюрван, – в который уже раз сказал ему Морван. – Остальные ни при чем. За что они примут смерть?
   – Проклятый щенок заставил с собой повозиться, – капризным тоном отвечал Гюрван.
   – Ты снова лжешь! Пытка, которой ты его подверг, доставила тебе радость. Хотя бы поэтому ты должен освободить его!
   Ледяные глаза впились в лицо Морвана. Помолчав, Гюрван глубокомысленно изрек:
   – Пожалуй, позволю тебе еще немного пожить на белом свете после того, как она сюда явится. Прежде чем умереть, полюбуешься, как я овладею Анной.
   – Она не приедет. Не надейся. Сокровищ, о которых ты мечтаешь, не существует. И девочку она тебе не отдаст.
   – Анна отыщет сокровище, коли захочет спасти тебя. И девчонкой пожертвует в обмен на твою драгоценную особу.
   – Она слишком хорошо знает, что ты бесчестен и коварен и в любом случае меня убьешь.
   – Она бретонка. Тебе этого не понять, англичанин. Анна де Леон явится сюда. Если не спасать тебя, то убить меня. – С этими словами он спустился с помоста и замер в ожидании.
   Морван оглянулся. Позади него высился толстый деревянный столб виселицы. Лучше бы его сбросили в глубокий омут, отсекли бы ему голову, пронзили грудь мечом. Вчера вечером слуги Гарольда побрили его. А после ему позволили вымыться в лохани с теплой водой, которую принесли в подземелье по распоряжению Гюрвана. Не иначе как этот негодяй решил, что, если казненный не будет походить на разбойника с большой дороги, это придаст зрелищу больший эффект.
   Мысли его обратились к Анне. Горечь потери он переживал все дни своего заточения, и теперь, перед лицом смерти, она сменилась в его душе безмерной благодарностью судьбе. В минуту смертельной опасности, в час прощания со всем, чем дорожил, он встретил свою любовь, единственное, что придало смысл его жизни, и, возможно, именно ради того, чтобы он успел ощутить всю ее полноту, узнать, что такое счастье и гармония, костлявая старуха с косой дала ему эту отсрочку.
   Он знал, что в свой последний миг на этой земле будет думать о ней…
   – Милорд!
   Он повернулся к Луи. Юноша сосредоточенно смотрел на запад. Предрассветная мгла еще укрывала значительную часть долины и пологие холмы, но Морвану все же удалось разглядеть то, что еще прежде его заметил Луи.
   У него перехватило дыхание. Нет! Если бы только они могли его услышать!
   На вершине холма появилась длинная повозка, в которую были впряжены две лошади. Когда она стала спускаться вниз, в долину, Морван выругался про себя.
   Гюрван также заметил приближение колесницы. Он приободрился и сделал знак двадцати воинам занять позиции перед помостом.
   Повозка между тем приблизилась к середине поляны настолько, что Морван без труда узнал в вознице черноволосого Карлоса. Подле него, завернувшись в длинный плащ, сидела Маргарита.
   Морван не верил своим глазам. Он был убежден, что Анна ни в коем случае не пожертвует девочкой. Лишь зная о ее привязанности к Маргарите, он предложил отвратительному сластолюбцу Гюрвану потребовать, чтобы ее сюда привезли. Этим он лишь хотел дать Анне и Асканио понять, что спасти его невозможно. И вот девочка здесь. Выходит, и этот грех тяжким бременем ляжет на его душу, которая скоро предстанет перед Всевышним.