Страница:
– Останьтесь, не уходите, – глухо пробормотал он и принялся покрывать ее руку поцелуями.
По коже Анны побежали мурашки. Она едва не лишилась чувств, так велико и всеобъемлюще было желание, которое он сумел пробудить в ее теле.
Но в следующий миг наваждение рассеялось без следа. Она взмолилась о помощи свыше, и та была ей ниспослана в виде воспоминания о многих умиравших от чумы мужчинах, за которыми она ходила. Почти все они в полубреду сознавались ей, что мечтали бы встретить смерть в объятиях женщины, на ложе любви. Разумеется, никто из них не дерзнул представить в роли этой женщины ее, Анну. Она знала: это не только из-за того, что она была их госпожой, просто мужчины не испытывают вожделения к девицам вроде нее – слишком высоким, нескладным и некрасивым. Но этот рыцарь решил домогаться именно ее благосклонности. Все объяснялось просто: нигде поблизости не оказалось более подходящего объекта для его устремлений…
Она мягко отстранила его руку.
– Мне пора. – Движения ее, когда она, охваченная смятением, шла к выходу из шатра, были лишены привычной уверенности. Ей было одновременно жарко и холодно, кровь отчаянно пульсировала в висках. Как ни странно, она не почувствовала себя оскорбленной – происшедшее просто застало ее врасплох. Анне было известно, что мужчины время от времени испытывают настоятельную потребность интимного общения с женщинами. По-видимому, этот рыцарь пребывает нынче во власти своего вожделения. Если уж он допустил возможность удовлетворить его в объятиях такой малопривлекательной, неженственной особы, как она…
Анна замешкалась у выхода, и Морван стремительно преодолел расстояние, которое их разделяло, и остановился подле нее. Сквозь одежду она ощутила тепло его тела. Глядя в пространство, она скороговоркой произнесла:
– В городе есть одна женщина, которая очень… очень часто вступает в общение с разными людьми. С мужчинами. В том числе с больными. Хворь обходит ее стороной, и она ее не боится. Если хотите, я могу послать за ней.
Она дорого бы дала, чтобы увидеть, как изменилось его лицо при этих словах. Чувствуя на себе его взгляд, она опустила голову. Скорее всего, он шокирован тем, что она отважилась заговорить о подобной особе.
– Нет, благодарю. Не трудитесь. Я не нуждаюсь в услугах продажной женщины.
Анна окончательно смешалась. Покраснев до корней волос, прикоснулась пальцами к его руке словно в знак извинения и шагнула за порог.
И тотчас же была остановлена сильной рукой, сжавшей ее плечо. Еще мгновение, и она снова очутилась в шатре, лицом к лицу с Морваном. Он смотрел на нее, сурово сдвинув брови, и сжимал плечи с такой силой, словно намеревался оторвать от земли и подбросить в воздух.
– Не уходите. Останьтесь со мной.
– Вы слишком многого требуете. Христианское милосердие тоже имеет границы.
– Я ведь прошу вас побыть со мной только до тех пор, пока я не засну. В вашем присутствии я забываю о своей беде, мне удается о ней не думать. У меня и в мыслях не было оскорбить вас словом или действием.
Могла ли она отказать ему в подобной просьбе? Ей снова вспомнились собственные мучения. Насколько все же трудно быть мужчиной. Не сметь даже на пороге смерти поведать посторонним о своих страхах. Не отважиться признаться в них даже самому себе. В какую черную бездну отчаяния погрузилась бы она, очутившись у смертного порога, не окажись рядом Асканио…
Что ж, она сможет провести здесь еще час-другой не в ущерб своим многочисленным обязанностям. Отказать в такой просьбе умирающему было бы грешно. Она взглянула на него с глубочайшим сочувствием. Он обещал, что не позволит себе ничего лишнего… Но даже если это обещание окажется нарушено, она сумеет поставить его на место. Ей не привыкать.
– Если вы тотчас же ляжете в постель и постараетесь заснуть, я посижу здесь еще немного.
По-прежнему ощущая неловкость, она прошла следом за ним в глубь помещения, а когда он, приблизившись к лежакам, вдруг резко остановился и повернулся к ней, замерла как вкопанная, не зная, чего от него ожидать.
Но в глазах его, обращенных к ней, застыли такая безысходность, такая грусть, что, оставив всякие опасения, она лишь беспомощно улыбнулась в ответ.
И снова на память ей пришли те страшные часы и дни, когда она сама боролась с болезнью. Тогда рядом был Асканио, и его присутствие придавало ей сил и мужества. Но о том, чтобы лечь рядом с этим рыцарем и обнять его, как она обнимала Асканио, разумеется, не могло быть и речи. Сэр Морван не был монахом, и это чувствовалось во всем его облике, в каждом слове и жесте. Она подошла к его лежаку и присела на самый его край.
– Ложитесь, сэр Морван. А я посижу рядом, у вашего изголовья.
Он поспешно повиновался: присев на ложе, снял сапоги, после чего вытянулся на чистой простыне и укрылся одеялом. Однако рост его оказался столь высок, что голове не хватило места на лежаке, и он с удивительным для умирающего проворством водрузил ее на колени Анны. Она вздрогнула от такой бесцеремонности, но слова возражения не успели слететь с ее уст: Морван поднял руки, обхватил ее за шею и притянул к себе. И запечатлел на ее губах нежный, долгий поцелуй. Оторвавшись от ее губ, он не разжал руки, и глаза его, в которых полыхал огонь едва сдерживаемой страсти, оказались в нескольких дюймах от ее изумленных глаз. Анна с тревогой подумала, что ему наверняка слышны гулкие частые удары ее сердца.
– Мне приходится умирать, сознавая, сколь многое я теряю, – со скорбно-лукавой улыбкой произнес он, – потому, леди Анна, когда ангелы в очередной раз вас посетят, напомните им, чтобы они вознаградили меня за столь похвальную сдержанность.
Он разжал руки и повернулся на бок. Голову удобно устроил на ее бедрах, ладонь положил на колено.
Анна сидела не шевелясь. Ощущение его близости лишь усиливало смущение, в которое вверг ее этот поцелуй. Она едва отваживалась дышать.
Так прошло несколько минут. Морван задышал ровнее, его рука соскользнула с ее колена, и она поняла, что он заснул.
Она всмотрелась в его лицо. Во сне оно приняло безмятежно-отрешенное выражение. Он казался моложе своих лет. В очаге полыхали поленья, и тусклый свет ложился оранжевыми бликами на его лоб и скулы.
Сердце Анны затопила такая жгучая печаль, что она прикусила губу, чтобы не расплакаться. Королева чума милостиво подарила ей эту горькую радость – дружбу с незнакомцем, взаимную приязнь, понимание, духовное единение. Подарила на миг, чтобы тотчас же отнять навсегда. Она вздохнула и начала читать молитву. И, не вполне контролируя свои действия, сомкнула кончики пальцев над его головой как некое подобие защитного купола. А потом обняла за плечи и погрузила пальцы в его мягкие волнистые волосы.
Глава 5
По коже Анны побежали мурашки. Она едва не лишилась чувств, так велико и всеобъемлюще было желание, которое он сумел пробудить в ее теле.
Но в следующий миг наваждение рассеялось без следа. Она взмолилась о помощи свыше, и та была ей ниспослана в виде воспоминания о многих умиравших от чумы мужчинах, за которыми она ходила. Почти все они в полубреду сознавались ей, что мечтали бы встретить смерть в объятиях женщины, на ложе любви. Разумеется, никто из них не дерзнул представить в роли этой женщины ее, Анну. Она знала: это не только из-за того, что она была их госпожой, просто мужчины не испытывают вожделения к девицам вроде нее – слишком высоким, нескладным и некрасивым. Но этот рыцарь решил домогаться именно ее благосклонности. Все объяснялось просто: нигде поблизости не оказалось более подходящего объекта для его устремлений…
Она мягко отстранила его руку.
– Мне пора. – Движения ее, когда она, охваченная смятением, шла к выходу из шатра, были лишены привычной уверенности. Ей было одновременно жарко и холодно, кровь отчаянно пульсировала в висках. Как ни странно, она не почувствовала себя оскорбленной – происшедшее просто застало ее врасплох. Анне было известно, что мужчины время от времени испытывают настоятельную потребность интимного общения с женщинами. По-видимому, этот рыцарь пребывает нынче во власти своего вожделения. Если уж он допустил возможность удовлетворить его в объятиях такой малопривлекательной, неженственной особы, как она…
Анна замешкалась у выхода, и Морван стремительно преодолел расстояние, которое их разделяло, и остановился подле нее. Сквозь одежду она ощутила тепло его тела. Глядя в пространство, она скороговоркой произнесла:
– В городе есть одна женщина, которая очень… очень часто вступает в общение с разными людьми. С мужчинами. В том числе с больными. Хворь обходит ее стороной, и она ее не боится. Если хотите, я могу послать за ней.
Она дорого бы дала, чтобы увидеть, как изменилось его лицо при этих словах. Чувствуя на себе его взгляд, она опустила голову. Скорее всего, он шокирован тем, что она отважилась заговорить о подобной особе.
– Нет, благодарю. Не трудитесь. Я не нуждаюсь в услугах продажной женщины.
Анна окончательно смешалась. Покраснев до корней волос, прикоснулась пальцами к его руке словно в знак извинения и шагнула за порог.
И тотчас же была остановлена сильной рукой, сжавшей ее плечо. Еще мгновение, и она снова очутилась в шатре, лицом к лицу с Морваном. Он смотрел на нее, сурово сдвинув брови, и сжимал плечи с такой силой, словно намеревался оторвать от земли и подбросить в воздух.
– Не уходите. Останьтесь со мной.
– Вы слишком многого требуете. Христианское милосердие тоже имеет границы.
– Я ведь прошу вас побыть со мной только до тех пор, пока я не засну. В вашем присутствии я забываю о своей беде, мне удается о ней не думать. У меня и в мыслях не было оскорбить вас словом или действием.
Могла ли она отказать ему в подобной просьбе? Ей снова вспомнились собственные мучения. Насколько все же трудно быть мужчиной. Не сметь даже на пороге смерти поведать посторонним о своих страхах. Не отважиться признаться в них даже самому себе. В какую черную бездну отчаяния погрузилась бы она, очутившись у смертного порога, не окажись рядом Асканио…
Что ж, она сможет провести здесь еще час-другой не в ущерб своим многочисленным обязанностям. Отказать в такой просьбе умирающему было бы грешно. Она взглянула на него с глубочайшим сочувствием. Он обещал, что не позволит себе ничего лишнего… Но даже если это обещание окажется нарушено, она сумеет поставить его на место. Ей не привыкать.
– Если вы тотчас же ляжете в постель и постараетесь заснуть, я посижу здесь еще немного.
По-прежнему ощущая неловкость, она прошла следом за ним в глубь помещения, а когда он, приблизившись к лежакам, вдруг резко остановился и повернулся к ней, замерла как вкопанная, не зная, чего от него ожидать.
Но в глазах его, обращенных к ней, застыли такая безысходность, такая грусть, что, оставив всякие опасения, она лишь беспомощно улыбнулась в ответ.
И снова на память ей пришли те страшные часы и дни, когда она сама боролась с болезнью. Тогда рядом был Асканио, и его присутствие придавало ей сил и мужества. Но о том, чтобы лечь рядом с этим рыцарем и обнять его, как она обнимала Асканио, разумеется, не могло быть и речи. Сэр Морван не был монахом, и это чувствовалось во всем его облике, в каждом слове и жесте. Она подошла к его лежаку и присела на самый его край.
– Ложитесь, сэр Морван. А я посижу рядом, у вашего изголовья.
Он поспешно повиновался: присев на ложе, снял сапоги, после чего вытянулся на чистой простыне и укрылся одеялом. Однако рост его оказался столь высок, что голове не хватило места на лежаке, и он с удивительным для умирающего проворством водрузил ее на колени Анны. Она вздрогнула от такой бесцеремонности, но слова возражения не успели слететь с ее уст: Морван поднял руки, обхватил ее за шею и притянул к себе. И запечатлел на ее губах нежный, долгий поцелуй. Оторвавшись от ее губ, он не разжал руки, и глаза его, в которых полыхал огонь едва сдерживаемой страсти, оказались в нескольких дюймах от ее изумленных глаз. Анна с тревогой подумала, что ему наверняка слышны гулкие частые удары ее сердца.
– Мне приходится умирать, сознавая, сколь многое я теряю, – со скорбно-лукавой улыбкой произнес он, – потому, леди Анна, когда ангелы в очередной раз вас посетят, напомните им, чтобы они вознаградили меня за столь похвальную сдержанность.
Он разжал руки и повернулся на бок. Голову удобно устроил на ее бедрах, ладонь положил на колено.
Анна сидела не шевелясь. Ощущение его близости лишь усиливало смущение, в которое вверг ее этот поцелуй. Она едва отваживалась дышать.
Так прошло несколько минут. Морван задышал ровнее, его рука соскользнула с ее колена, и она поняла, что он заснул.
Она всмотрелась в его лицо. Во сне оно приняло безмятежно-отрешенное выражение. Он казался моложе своих лет. В очаге полыхали поленья, и тусклый свет ложился оранжевыми бликами на его лоб и скулы.
Сердце Анны затопила такая жгучая печаль, что она прикусила губу, чтобы не расплакаться. Королева чума милостиво подарила ей эту горькую радость – дружбу с незнакомцем, взаимную приязнь, понимание, духовное единение. Подарила на миг, чтобы тотчас же отнять навсегда. Она вздохнула и начала читать молитву. И, не вполне контролируя свои действия, сомкнула кончики пальцев над его головой как некое подобие защитного купола. А потом обняла за плечи и погрузила пальцы в его мягкие волнистые волосы.
Глава 5
Он плыл по ночному небу, примостившись на самом краешке черной тучи. Тело его утратило вес и стало легким, как воздух. Это было так ново и необычно… А еще здесь, в вышине, было почему-то нестерпимо жарко. Вот впереди забрезжил тусклый свет…
Чтобы избавиться от этого кошмара, ему нужно было всего-то проснуться, но это оказалось непросто, ужасный сон все длился, и единственным, в чем он преуспел, борясь с ним, оказалось пробуждение обоняния. Он тут же пожалел о своих попытках: в ноздри ему ударило зловоние – ночное небо смердело падалью и смертью. Его передернуло, он соскользнул с края тучи, чтобы не задохнуться, и угодил в густой туман. Но запах разлагающейся плоти продолжал преследовать его и здесь. А после его обступили видения – выходцы из преисподней и призраки прошлого. Последние были ужаснее, чем самые чудовищные порождения ада…
В комнате отвратительно пахло мертвечиной…
Запавшие глаза обратились в его сторону. Тело, в котором едва теплилась жизнь, напряглось, слабеющие пальцы шевельнулись, подзывая его ближе.
Он сглотнул и приблизился к отцу. И наклонился над ним.
Какая чудовищная несправедливость: вражеская стрела, эта жалкая деревяшка с острым металлическим наконечником и несколькими перьями на противоположном конце, оборвала жизнь неустрашимого, отважного Хью Фицуорена.
– Прибыл ли уже Эдуард? – Из-за ранения в грудь он едва мог говорить. Эти слова дались ему с великим трудом и звучали почти неслышно. Морван скорее угадал их по движениям его губ. – Они лгут. Все лгут мне, потому что знают: я умираю. Но ты, сын, ты скажешь мне правду.
Ему тоже следовало бы солгать. Но эти запавшие глаза смотрели на него с такой мольбой… Морван мотнул головой:
– Его нет. И непохоже, чтобы он спешил сюда.
Ввалившиеся глаза закрылись. Умирающий рыцарь был недвижим, и Морвану показалось, что жизнь покинула тело сэра Хью. Но вот сморщенные желтоватые веки дрогнули и приподнялись. Взгляд отца снова остановился на Морване.
– Теперь ты за все в ответе. Мое время кончилось, сынок.
– Обещаю вам, отец, мы будем держаться. Мы дождемся помощи или погибнем, все как один.
– Нет, Морван. Тебе придется вступить в переговоры. Мужество покинет наших воинов, как только меня не станет. Они и так еле живы от голода и держат оборону только потому, что дали мне клятву верности.
– Слишком поздно, отец. Разве те, кто обречен на поражение, могут ставить победителю условия?
– Речь не о тебе и не о воинах. Ты должен позаботиться о женщинах. Заставь этого лэрда поклясться, что он их отпустит, не причинив им вреда и не посягнув на их честь. Отправь мать и сестру к Эдуарду. Рыцарь обязан защищать слабых, мой мальчик, и ты должен сделать все для спасения наших леди.
Последние слова дались ему с огромным трудом. Он снова закрыл глаза. Тело его после этого недолгого разговора, казалось, стало еще более высохшим и изможденным.
Сэр Хью снова слабо махнул рукой, веля сыну уйти. Но Морван ослушался его. Он позвал в комнату умирающего мать и сестру, и втроем они совершали безмолвное бдение у его одра. Сквозь затворенные окна до них доносился шум битвы. Морван сжимал в ладонях руку отца в надежде, что сила и отвага Хью Фицуорена вольются в него, когда душа бесстрашного воина покинет тело.
За час до рассвета он поднялся на верхний этаж замка и вошел в комнату, которая прежде служила отцу приемной. Он приказал начальнику гарнизона отправить во вражеский лагерь парламентера с предложением о переговорах, после чего переоделся в свое самое лучшее платье и опоясался портупеей с отцовским мечом в тяжелых ножнах. И хотя он был высок не по годам, острие ножен упиралось в пол и царапало его при каждом шаге.
Он отыскал священника и исповедался, потом горячо молился Богу в замковой часовне. С трудом преодолел искушение проститься с матерью – та стала бы отговаривать его от задуманного.
Стоило ему выйти на замковый двор, как вокруг повисла тишина. Воины молча смотрели на десятилетнего мальчика, который решил ради их спасения пожертвовать собственной жизнью.
Он смело зашагал вперед, стараясь подражать неторопливой, легкой и уверенной походке отца, потому что она приличествовала настоящему рыцарю. В этом самом дворе еще несколько месяцев назад он весело играл со сверстниками в шары. Здесь же получил первые навыки владения мечом. Оружие его было деревянным.
Дойдя до распахнутых ворот, он остановился и оглянулся. У замковой стены стояла его мать, еле живая от истощения, с бледной до синевы кожей и со сверкавшими, как агаты, огромными черными глазами. Ему нестерпимо захотелось броситься к ней, чтобы в ее ласковых объятиях обрести защиту.
Но усилием воли он заставил себя повернуться к воротам, за которыми его ждала смерть…
Он проснулся, задыхаясь от нестерпимой жары. Его тело, платье и одеяло – все было влажным от пота. Вдобавок он вконец ослабел. Несколько мучительно долгих минут ушло на то, чтобы сфокусировать взгляд сначала на парусиновых стенах, затем на дощатом потолке.
Морвану казалось, что тело его сейчас расплавится. Поверх одеяла он был укрыт двумя козьими шкурами с длинным мехом. Ему хотелось их сбросить, но мысль о том, что для этого надо будет поднять руку, отозвалась мучительной болью в каждой мышце.
Он с усилием выпростал руку из-под одеяла и мехов. Та безвольно свесилась вниз.
Пальцы нащупали у самого ложа что-то шелковистое.
Брови Морвана взметнулись вверх. Он перебирал пальцами вовсе не козий мех, как ему показалось вначале, а волосы. Мягкие вьющиеся женские волосы. Медленно, с величайшим усилием повернувшись на бок, он вытянул шею, чтобы удостовериться в своей догадке.
На полу у его постели полулежала Анна.
Всматриваясь в черты ее прекрасного юного лица, он чувствовал, что мог бы всю жизнь смотреть на него не отрываясь… если бы только шея не болела так сильно от перенапряжения… Сдерживая стон, он откинулся на подушки.
Во время его болезни она то и дело приходила сюда, сидела подле ложа. Он вспомнил об этом, хотя и не вполне отчетливо. Словно сквозь дымку, в горячечном бреду, он видел ее на третий день своего пребывания в Ла-Рош-де-Роальд. Он тогда пробудился от тяжкого забытья и с огромным трудом повернул голову вправо, туда, откуда до слуха его донесся какой-то неясный звук. На соседнем матрасе лежал какой-то мужчина. Вот он со стоном притянул ноги к животу. Одеяло соскользнуло с верхней половины его туловища. Морван заметил на плече и спине несчастного темные пузыри. Тот начал бредить. Морван сосредоточенно прислушался к его голосу, молясь в душе, чтобы это был не Грегори.
И тогда он увидел Анну, сидящую напротив него на единственном свободном матрасе.
В окрестностях замка была замечена шайка разбойников, и небольшой отряд воинов должен был выехать туда, где их видели в последний раз. Отряд возглавляла сама леди Анна. Он не помнил, рассказала ли ему об этом она сама или сменивший ее на дежурстве у его постели Асканио. Вскоре после ее ухода он погрузился в беспамятство, которое длилось все долгие дни его болезни. Лишь однажды за это время он пришел в себя и тотчас же увидел Анну.
– Я с вами, – сказала она.
Он успел услышать только эти ее слова, прежде чем опять погрузиться во мрак тяжелого бреда.
И вот теперь он перебирал пальцами ее шелковистые волосы. Какое счастье, что, вынырнув из пучины адских видений, он застал леди Анну у своей постели! Ведь когда он был в беспамятстве, за ним ходила не только она. Здесь часто бывал Асканио и еще кто-то.
Ласково поглаживая ее волосы, он улыбнулся. Анна – удивительная женщина. Сильная, самоотверженная… Но вместе с тем в душе она еще дитя. Одинокое и беззащитное.
Впервые Морван задумался о том, как много у них общего. Леди Анна де Леон была одна на свете, как и он. И ей не на кого было рассчитывать, кроме себя самой. До сей поры ей удавалось справляться со своими многочисленными обязанностями, преодолевать тяготы, которые сломили бы и умудренного годами доблестного воина. В чем-то ей просто везло. Но удача может и отвернуться.
Сознание его снова стало туманиться. В последний раз, коснувшись ладонью ее кудрей, он убрал руку и, прежде чем снова погрузиться в тяжелый сон, мысленно поклялся стать защитником этой странной, этой восхитительной женщины, которая осталась один на один с опасным и безжалостным миром.
Плотные парусиновые стены не пропускали солнечный свет. Шатер освещался лишь тусклым огнем очага. Ступив внутрь, Анна остановилась у порога, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку.
Картина, развернувшаяся через несколько мгновений перед ее взором, потрясла ее до глубины души.
Морван поднялся с постели. Он стоял у очага, обнаженный, широко расставив ноги и раскинув руки в стороны. Голова его была наклонена вперед. Он наслаждался теплом горевших поленьев.
Анна поняла, что он не слышал ее шагов. Ей следовало уйти или дать ему знать о своем присутствии. Но она не сделала ни того, ни другого.
Болезнь истощила его организм, но не настолько, чтобы Морван перестал походить внешне на породистое животное, на того чистокровного жеребца, которого она объезжала на конеферме нынешним утром. Сильные мускулистые ноги, широкие плечи, длинная крепкая шея. Его тело нисколько не напоминало комок рыхлой глины, оно казалось высеченным из мрамора. Неподвижное, залитое красноватым светом огня в очаге, оно удивительно походило на статую какого-то греческого бога, начавшую оживать.
Анна не впервые видела Морвана обнаженным. Одному Богу было известно, сколько раз за время его болезни ей пришлось обтирать его с ног до головы влажной тряпицей, чтобы смыть горячечный пот и унять лихорадку. Если она и испытывала некоторое смущение, производя подобные процедуры в первые дни ухода за ним, то вскоре лицезрение его наготы стало для нее чем-то совершенно естественным и неизбежным. К тому же Морван пребывал в беспамятстве, он не узнавал ее и не ведал, что с ним происходит, и это давало ей возможность бесстрастно, отстраненно любоваться его телесной красотой.
Все переменилось, как только ее пациент пошел на поправку. Для нее, не для него. Внезапно Морвану сделалось лучше, и его пламенный взор, более не затуманенный лихорадкой, то и дело обращался к ней, следил за каждым ее движением. Теперь ей стало неловко касаться его тела. На выручку ей пришел Асканио, взяв на себя самые деликатные процедуры из числа тех, которые были по-прежнему необходимы больному. Это спасло положение, но лишь отчасти. В последнее время ей было тяжело оставаться наедине с сэром рыцарем.
Она предвидела, что в дальнейшем все станет еще сложнее.
Он уронил руки, и они повисли вдоль тела. И неожиданно оглянулся. Взгляды их встретились, и Анна мучительно покраснела.
Морван подошел к своему ложу. То, что он предстал перед ней без одежды, казалось, нимало его не смутило. Впрочем, ему было известно, что она не раз видела его обнаженным. Усевшись на кровать, он обернул одеяло вокруг бедер.
– Вы обещали переселить меня в замок, миледи. С вашего позволения, я хотел бы перебраться туда прямо сейчас. Уж больно тяжело обитать в этом госпитальном шатре.
Она взглядом указала на платье и сапоги, которые принесла для него, всем видом своим как бы давая понять, что вошла в шатер секунду-другую назад.
– Это носил мой покойный отец. В той комнате, где вы будете жить, у самого входа стоит сундук с его платьем. – Она положила одежду на постель и поставила рядом бадью с теплой водой. – Когда вымоетесь и оденетесь, я вас туда провожу.
Анна вынула из корзинки, которую принесла с собой, и аккуратно уложила на подушку чистую простыню для вытирания. Морван, когда она убирала руку, успел поймать сильными пальцами ее ладонь.
– А разве вы мне не поможете? Боюсь, у меня для этого не хватит сил. – Он произнес это с самым невинным видом, но в черных глазах плясали озорные искры.
– Выглядите вы бодрым и вполне способным обслужить себя без посторонней помощи.
– Мне просто захотелось погреться, вот я и заставил себя встать у очага. Такие простые, привычные вещи, как горящие поленья, особенно дороги, когда вернешься с того света.
Анна внутренне согласилась с этим. Сама она, выздоравливая, тоже пережила нечто подобное. Но ей вовсе не хотелось ему в этом признаваться. Никаких общих воспоминаний. Теперь, поскольку он сумел победить смерть и быстро шел на поправку, ни о каком сострадании к нему с ее стороны не могло быть и речи.
– Если вам и впрямь не справиться с этим, я попрошу Асканио, он поможет. Это его обязанность.
Взгляд агатовых глаз обжег ее словно огнем.
– Только в последние дни. А прежде вы брали на себя такие заботы обо мне.
Морван никак не мог знать этого наверняка. Ведь его сильно лихорадило, он бредил. Или ей только казалось, что умирающий пациент пребывает в беспамятстве, а на самом деле он чувствовал и понимал, что с ним происходит, кто и как за ним ухаживает? При одной мысли о подобном ей стало жутко.
Она отняла у него руку. Он бессовестно дразнил ее, он злоупотреблял ее беспомощностью, ее кротостью и отзывчивостью. И держал себя с ней так, словно они успели еще прежде, до его болезни сойтись накоротке. В некотором смысле так оно и было, но… Она позволила себе держаться с ним по-дружески в предвидении его неминуемой и близкой смерти. А, уж если он выжил… Следовало теперь же поставить его на место.
– Итак, вы справитесь с этим сами или позвать сюда Асканио?
Усмехнувшись, он снял с бедер одеяло. Анна отвернулась и поспешно зашагала прочь.
Чувствуя, как теплые струйки воды сбегают вниз по коже, он с восхищением поглядывал то на тряпицу, которой протирал вытянутую вперед руку, то на огонь в очаге. Ощущение полноты жизни затопило его душу. Он нарочито медленно совершал это первое самостоятельное омовение после стольких дней беспомощного нахождения на краю могилы. Все эти мелочи, незначительные явления будничной жизни доставляли ему несказанную радость. Ведь он мог всего этого лишиться! Он отдавал себе отчет в том, что это восхищение обыденностью не будет длиться вечно. Ощущения даже теперь начинали терять свою остроту.
И все же. Прежние явления, знакомые предметы – решительно все вокруг него словно обновилось. Запахи и прикосновения. Восхитительный танец языков пламени. Смущение женщины, поймавшей на себе взгляд мужчины.
Этому тоже будет положен предел, если Анна и впредь станет вести себя с ним так, как нынче. Впрочем, это началось не сегодня. В последние несколько дней она держалась нарочито бесстрастно и отчужденно. Но могло ли это обмануть его до предела обострившиеся чувства? Под маской благочестивой, милосердной и заботливой хозяйки, вынужденной оказывать внимание захворавшему гостю, ему отчетливо виделось растерянное, испуганное дитя, взвалившее на себя слишком тяжелую ношу.
Когда он, наконец, выберется из этого скорбного убежища, она встретит его снаружи. И станет его проводником обратно в мир живых. Она наверняка ожидает, что он станет держать себя так, будто между ними ничего не произошло.
Но разве такое забудешь? Разве отношения самой Анны с Асканио, который ходил за ней во время ее болезни, остались такими же, какими были до того, как она занедужила?
Вымывшись, он тщательно вытерся простыней и принялся рассматривать платье покойного сэра Роальда. Наряд был дорогим, изысканного покроя и добротной работы, но весьма старомодным. Надев нижнюю тунику и длинный бархатный камзол, он сел на постель и потянулся к панталонам.
B этот миг чья-то рука отвела в сторону кусок парусины, заменявший входную дверь. Морван, прищурившись, взглянул на вошедшего, ожидая увидеть перед собой Асканио. Но незваным гостем оказался некто совсем иной – светловолосый миловидный юноша шагал к нему с широкой улыбкой на полном лице. Морван узнал в нем Джона, одного из рыцарей, состоявшего в его отряде.
– Вижу, Господь взыскал вас своей милостью, Морван. Говорят, молитвами юной леди сюда снизошли ангелы.
– Это вряд ли, Джон. Ведь другой занедуживший умер на соседнем лежаке. Неужто же Божьи посланцы могли быть столь избирательны и пощадили одного меня, недостойного?
– Однако вы совсем неплохо выглядите, Морван, для человека, едва избежавшего смерти.
Морван молча стал надевать панталоны. Он понимал, что Джон явился сюда не для того, чтобы поздравить его с воскресением из мертвых. Они никогда не были друзьями. Случись ему умереть, Джон не стал бы его оплакивать. Сейчас он явно воспользовался возможностью поговорить с предводителем отряда наедине.
Догадка Морвана оказалась верной. Помешкав для приличия, Джон придвинул стул к его лежаку и примостился на самом краешке.
– Леди объявила, что через три дня мы можем покинуть ее владения.
– Воины наверняка этому рады. Сам я еще слишком слаб для похода, так что мне придется ненадолго остаться. Нагоню вас позже.
– А я вот подумал, что неплохо бы здесь задержаться. Нам всем.
Морван не ответил. Завязав поясную тесемку панталон, он принялся натягивать сапоги.
Джон воровато оглянулся и продолжил, понизив голос почти до шепота:
– Я говорил со здешними слугами. Владения охраняются кое-как и тянутся далеко на восток. На долгие мили.
Морван молча окинул рыцаря равнодушным взглядом, ожидая, когда тот продолжит.
Джон заговорщически улыбнулся:
– Ну, представьте: мужской руки нет, владениями управляет девица, защита слаба, а мы уже внутри крепостных стен. Раздобыть оружие нам будет нетрудно – гарнизон сплошь зеленые юнцы. Сама судьба на нашей стороне. Каждому будет чем поживиться.
– И скольких из воинов ты успел склонить на свою сторону?
– Достаточно.
– Уверен, они пошли бы за тобой в случае моей смерти, но не теперь, когда я жив. Большинство не посмеет выступить против меня, поэтому-то ты сюда и явился.
Джон нехотя кивнул.
– Ты замыслил подлость против леди, которая оказала нам гостеприимство и подала помощь.
– Но ей-то самой ничто не угрожает! Неужто вы считаете меня способным обесчестить добродетельную леди или, того хуже, посягнуть на ее жизнь?!
– Оставь свои намерения, Джон. Выброси из головы эти мысли. Леди Анна де Леон находится под моей защитой. Посмей только нанести малейший урон ее имуществу, и ты тотчас же убедишься, что у меня крепкая рука и острый меч. Я не шучу. Если что, убью тебя не моргнув глазом, так и знай.
Лицо Джона исказила гримаса досады. Поднявшись, он раздраженно произнес:
– Это попросту глупо с вашей стороны. Коли уж вам охота заполучить ее себе, на здоровье! Вы могли бы стать здешним лордом и защищать свою леди от разбойников и вольных отрядов. Но все же подумайте о моем предложении. Судьбе угодно было привести нас сюда. Она готова щедро нас всех одарить. Нам остается только принять ее щедроты.
Чтобы избавиться от этого кошмара, ему нужно было всего-то проснуться, но это оказалось непросто, ужасный сон все длился, и единственным, в чем он преуспел, борясь с ним, оказалось пробуждение обоняния. Он тут же пожалел о своих попытках: в ноздри ему ударило зловоние – ночное небо смердело падалью и смертью. Его передернуло, он соскользнул с края тучи, чтобы не задохнуться, и угодил в густой туман. Но запах разлагающейся плоти продолжал преследовать его и здесь. А после его обступили видения – выходцы из преисподней и призраки прошлого. Последние были ужаснее, чем самые чудовищные порождения ада…
В комнате отвратительно пахло мертвечиной…
Запавшие глаза обратились в его сторону. Тело, в котором едва теплилась жизнь, напряглось, слабеющие пальцы шевельнулись, подзывая его ближе.
Он сглотнул и приблизился к отцу. И наклонился над ним.
Какая чудовищная несправедливость: вражеская стрела, эта жалкая деревяшка с острым металлическим наконечником и несколькими перьями на противоположном конце, оборвала жизнь неустрашимого, отважного Хью Фицуорена.
– Прибыл ли уже Эдуард? – Из-за ранения в грудь он едва мог говорить. Эти слова дались ему с великим трудом и звучали почти неслышно. Морван скорее угадал их по движениям его губ. – Они лгут. Все лгут мне, потому что знают: я умираю. Но ты, сын, ты скажешь мне правду.
Ему тоже следовало бы солгать. Но эти запавшие глаза смотрели на него с такой мольбой… Морван мотнул головой:
– Его нет. И непохоже, чтобы он спешил сюда.
Ввалившиеся глаза закрылись. Умирающий рыцарь был недвижим, и Морвану показалось, что жизнь покинула тело сэра Хью. Но вот сморщенные желтоватые веки дрогнули и приподнялись. Взгляд отца снова остановился на Морване.
– Теперь ты за все в ответе. Мое время кончилось, сынок.
– Обещаю вам, отец, мы будем держаться. Мы дождемся помощи или погибнем, все как один.
– Нет, Морван. Тебе придется вступить в переговоры. Мужество покинет наших воинов, как только меня не станет. Они и так еле живы от голода и держат оборону только потому, что дали мне клятву верности.
– Слишком поздно, отец. Разве те, кто обречен на поражение, могут ставить победителю условия?
– Речь не о тебе и не о воинах. Ты должен позаботиться о женщинах. Заставь этого лэрда поклясться, что он их отпустит, не причинив им вреда и не посягнув на их честь. Отправь мать и сестру к Эдуарду. Рыцарь обязан защищать слабых, мой мальчик, и ты должен сделать все для спасения наших леди.
Последние слова дались ему с огромным трудом. Он снова закрыл глаза. Тело его после этого недолгого разговора, казалось, стало еще более высохшим и изможденным.
Сэр Хью снова слабо махнул рукой, веля сыну уйти. Но Морван ослушался его. Он позвал в комнату умирающего мать и сестру, и втроем они совершали безмолвное бдение у его одра. Сквозь затворенные окна до них доносился шум битвы. Морван сжимал в ладонях руку отца в надежде, что сила и отвага Хью Фицуорена вольются в него, когда душа бесстрашного воина покинет тело.
За час до рассвета он поднялся на верхний этаж замка и вошел в комнату, которая прежде служила отцу приемной. Он приказал начальнику гарнизона отправить во вражеский лагерь парламентера с предложением о переговорах, после чего переоделся в свое самое лучшее платье и опоясался портупеей с отцовским мечом в тяжелых ножнах. И хотя он был высок не по годам, острие ножен упиралось в пол и царапало его при каждом шаге.
Он отыскал священника и исповедался, потом горячо молился Богу в замковой часовне. С трудом преодолел искушение проститься с матерью – та стала бы отговаривать его от задуманного.
Стоило ему выйти на замковый двор, как вокруг повисла тишина. Воины молча смотрели на десятилетнего мальчика, который решил ради их спасения пожертвовать собственной жизнью.
Он смело зашагал вперед, стараясь подражать неторопливой, легкой и уверенной походке отца, потому что она приличествовала настоящему рыцарю. В этом самом дворе еще несколько месяцев назад он весело играл со сверстниками в шары. Здесь же получил первые навыки владения мечом. Оружие его было деревянным.
Дойдя до распахнутых ворот, он остановился и оглянулся. У замковой стены стояла его мать, еле живая от истощения, с бледной до синевы кожей и со сверкавшими, как агаты, огромными черными глазами. Ему нестерпимо захотелось броситься к ней, чтобы в ее ласковых объятиях обрести защиту.
Но усилием воли он заставил себя повернуться к воротам, за которыми его ждала смерть…
Он проснулся, задыхаясь от нестерпимой жары. Его тело, платье и одеяло – все было влажным от пота. Вдобавок он вконец ослабел. Несколько мучительно долгих минут ушло на то, чтобы сфокусировать взгляд сначала на парусиновых стенах, затем на дощатом потолке.
Морвану казалось, что тело его сейчас расплавится. Поверх одеяла он был укрыт двумя козьими шкурами с длинным мехом. Ему хотелось их сбросить, но мысль о том, что для этого надо будет поднять руку, отозвалась мучительной болью в каждой мышце.
Он с усилием выпростал руку из-под одеяла и мехов. Та безвольно свесилась вниз.
Пальцы нащупали у самого ложа что-то шелковистое.
Брови Морвана взметнулись вверх. Он перебирал пальцами вовсе не козий мех, как ему показалось вначале, а волосы. Мягкие вьющиеся женские волосы. Медленно, с величайшим усилием повернувшись на бок, он вытянул шею, чтобы удостовериться в своей догадке.
На полу у его постели полулежала Анна.
Всматриваясь в черты ее прекрасного юного лица, он чувствовал, что мог бы всю жизнь смотреть на него не отрываясь… если бы только шея не болела так сильно от перенапряжения… Сдерживая стон, он откинулся на подушки.
Во время его болезни она то и дело приходила сюда, сидела подле ложа. Он вспомнил об этом, хотя и не вполне отчетливо. Словно сквозь дымку, в горячечном бреду, он видел ее на третий день своего пребывания в Ла-Рош-де-Роальд. Он тогда пробудился от тяжкого забытья и с огромным трудом повернул голову вправо, туда, откуда до слуха его донесся какой-то неясный звук. На соседнем матрасе лежал какой-то мужчина. Вот он со стоном притянул ноги к животу. Одеяло соскользнуло с верхней половины его туловища. Морван заметил на плече и спине несчастного темные пузыри. Тот начал бредить. Морван сосредоточенно прислушался к его голосу, молясь в душе, чтобы это был не Грегори.
И тогда он увидел Анну, сидящую напротив него на единственном свободном матрасе.
В окрестностях замка была замечена шайка разбойников, и небольшой отряд воинов должен был выехать туда, где их видели в последний раз. Отряд возглавляла сама леди Анна. Он не помнил, рассказала ли ему об этом она сама или сменивший ее на дежурстве у его постели Асканио. Вскоре после ее ухода он погрузился в беспамятство, которое длилось все долгие дни его болезни. Лишь однажды за это время он пришел в себя и тотчас же увидел Анну.
– Я с вами, – сказала она.
Он успел услышать только эти ее слова, прежде чем опять погрузиться во мрак тяжелого бреда.
И вот теперь он перебирал пальцами ее шелковистые волосы. Какое счастье, что, вынырнув из пучины адских видений, он застал леди Анну у своей постели! Ведь когда он был в беспамятстве, за ним ходила не только она. Здесь часто бывал Асканио и еще кто-то.
Ласково поглаживая ее волосы, он улыбнулся. Анна – удивительная женщина. Сильная, самоотверженная… Но вместе с тем в душе она еще дитя. Одинокое и беззащитное.
Впервые Морван задумался о том, как много у них общего. Леди Анна де Леон была одна на свете, как и он. И ей не на кого было рассчитывать, кроме себя самой. До сей поры ей удавалось справляться со своими многочисленными обязанностями, преодолевать тяготы, которые сломили бы и умудренного годами доблестного воина. В чем-то ей просто везло. Но удача может и отвернуться.
Сознание его снова стало туманиться. В последний раз, коснувшись ладонью ее кудрей, он убрал руку и, прежде чем снова погрузиться в тяжелый сон, мысленно поклялся стать защитником этой странной, этой восхитительной женщины, которая осталась один на один с опасным и безжалостным миром.
Плотные парусиновые стены не пропускали солнечный свет. Шатер освещался лишь тусклым огнем очага. Ступив внутрь, Анна остановилась у порога, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку.
Картина, развернувшаяся через несколько мгновений перед ее взором, потрясла ее до глубины души.
Морван поднялся с постели. Он стоял у очага, обнаженный, широко расставив ноги и раскинув руки в стороны. Голова его была наклонена вперед. Он наслаждался теплом горевших поленьев.
Анна поняла, что он не слышал ее шагов. Ей следовало уйти или дать ему знать о своем присутствии. Но она не сделала ни того, ни другого.
Болезнь истощила его организм, но не настолько, чтобы Морван перестал походить внешне на породистое животное, на того чистокровного жеребца, которого она объезжала на конеферме нынешним утром. Сильные мускулистые ноги, широкие плечи, длинная крепкая шея. Его тело нисколько не напоминало комок рыхлой глины, оно казалось высеченным из мрамора. Неподвижное, залитое красноватым светом огня в очаге, оно удивительно походило на статую какого-то греческого бога, начавшую оживать.
Анна не впервые видела Морвана обнаженным. Одному Богу было известно, сколько раз за время его болезни ей пришлось обтирать его с ног до головы влажной тряпицей, чтобы смыть горячечный пот и унять лихорадку. Если она и испытывала некоторое смущение, производя подобные процедуры в первые дни ухода за ним, то вскоре лицезрение его наготы стало для нее чем-то совершенно естественным и неизбежным. К тому же Морван пребывал в беспамятстве, он не узнавал ее и не ведал, что с ним происходит, и это давало ей возможность бесстрастно, отстраненно любоваться его телесной красотой.
Все переменилось, как только ее пациент пошел на поправку. Для нее, не для него. Внезапно Морвану сделалось лучше, и его пламенный взор, более не затуманенный лихорадкой, то и дело обращался к ней, следил за каждым ее движением. Теперь ей стало неловко касаться его тела. На выручку ей пришел Асканио, взяв на себя самые деликатные процедуры из числа тех, которые были по-прежнему необходимы больному. Это спасло положение, но лишь отчасти. В последнее время ей было тяжело оставаться наедине с сэром рыцарем.
Она предвидела, что в дальнейшем все станет еще сложнее.
Он уронил руки, и они повисли вдоль тела. И неожиданно оглянулся. Взгляды их встретились, и Анна мучительно покраснела.
Морван подошел к своему ложу. То, что он предстал перед ней без одежды, казалось, нимало его не смутило. Впрочем, ему было известно, что она не раз видела его обнаженным. Усевшись на кровать, он обернул одеяло вокруг бедер.
– Вы обещали переселить меня в замок, миледи. С вашего позволения, я хотел бы перебраться туда прямо сейчас. Уж больно тяжело обитать в этом госпитальном шатре.
Она взглядом указала на платье и сапоги, которые принесла для него, всем видом своим как бы давая понять, что вошла в шатер секунду-другую назад.
– Это носил мой покойный отец. В той комнате, где вы будете жить, у самого входа стоит сундук с его платьем. – Она положила одежду на постель и поставила рядом бадью с теплой водой. – Когда вымоетесь и оденетесь, я вас туда провожу.
Анна вынула из корзинки, которую принесла с собой, и аккуратно уложила на подушку чистую простыню для вытирания. Морван, когда она убирала руку, успел поймать сильными пальцами ее ладонь.
– А разве вы мне не поможете? Боюсь, у меня для этого не хватит сил. – Он произнес это с самым невинным видом, но в черных глазах плясали озорные искры.
– Выглядите вы бодрым и вполне способным обслужить себя без посторонней помощи.
– Мне просто захотелось погреться, вот я и заставил себя встать у очага. Такие простые, привычные вещи, как горящие поленья, особенно дороги, когда вернешься с того света.
Анна внутренне согласилась с этим. Сама она, выздоравливая, тоже пережила нечто подобное. Но ей вовсе не хотелось ему в этом признаваться. Никаких общих воспоминаний. Теперь, поскольку он сумел победить смерть и быстро шел на поправку, ни о каком сострадании к нему с ее стороны не могло быть и речи.
– Если вам и впрямь не справиться с этим, я попрошу Асканио, он поможет. Это его обязанность.
Взгляд агатовых глаз обжег ее словно огнем.
– Только в последние дни. А прежде вы брали на себя такие заботы обо мне.
Морван никак не мог знать этого наверняка. Ведь его сильно лихорадило, он бредил. Или ей только казалось, что умирающий пациент пребывает в беспамятстве, а на самом деле он чувствовал и понимал, что с ним происходит, кто и как за ним ухаживает? При одной мысли о подобном ей стало жутко.
Она отняла у него руку. Он бессовестно дразнил ее, он злоупотреблял ее беспомощностью, ее кротостью и отзывчивостью. И держал себя с ней так, словно они успели еще прежде, до его болезни сойтись накоротке. В некотором смысле так оно и было, но… Она позволила себе держаться с ним по-дружески в предвидении его неминуемой и близкой смерти. А, уж если он выжил… Следовало теперь же поставить его на место.
– Итак, вы справитесь с этим сами или позвать сюда Асканио?
Усмехнувшись, он снял с бедер одеяло. Анна отвернулась и поспешно зашагала прочь.
Чувствуя, как теплые струйки воды сбегают вниз по коже, он с восхищением поглядывал то на тряпицу, которой протирал вытянутую вперед руку, то на огонь в очаге. Ощущение полноты жизни затопило его душу. Он нарочито медленно совершал это первое самостоятельное омовение после стольких дней беспомощного нахождения на краю могилы. Все эти мелочи, незначительные явления будничной жизни доставляли ему несказанную радость. Ведь он мог всего этого лишиться! Он отдавал себе отчет в том, что это восхищение обыденностью не будет длиться вечно. Ощущения даже теперь начинали терять свою остроту.
И все же. Прежние явления, знакомые предметы – решительно все вокруг него словно обновилось. Запахи и прикосновения. Восхитительный танец языков пламени. Смущение женщины, поймавшей на себе взгляд мужчины.
Этому тоже будет положен предел, если Анна и впредь станет вести себя с ним так, как нынче. Впрочем, это началось не сегодня. В последние несколько дней она держалась нарочито бесстрастно и отчужденно. Но могло ли это обмануть его до предела обострившиеся чувства? Под маской благочестивой, милосердной и заботливой хозяйки, вынужденной оказывать внимание захворавшему гостю, ему отчетливо виделось растерянное, испуганное дитя, взвалившее на себя слишком тяжелую ношу.
Когда он, наконец, выберется из этого скорбного убежища, она встретит его снаружи. И станет его проводником обратно в мир живых. Она наверняка ожидает, что он станет держать себя так, будто между ними ничего не произошло.
Но разве такое забудешь? Разве отношения самой Анны с Асканио, который ходил за ней во время ее болезни, остались такими же, какими были до того, как она занедужила?
Вымывшись, он тщательно вытерся простыней и принялся рассматривать платье покойного сэра Роальда. Наряд был дорогим, изысканного покроя и добротной работы, но весьма старомодным. Надев нижнюю тунику и длинный бархатный камзол, он сел на постель и потянулся к панталонам.
B этот миг чья-то рука отвела в сторону кусок парусины, заменявший входную дверь. Морван, прищурившись, взглянул на вошедшего, ожидая увидеть перед собой Асканио. Но незваным гостем оказался некто совсем иной – светловолосый миловидный юноша шагал к нему с широкой улыбкой на полном лице. Морван узнал в нем Джона, одного из рыцарей, состоявшего в его отряде.
– Вижу, Господь взыскал вас своей милостью, Морван. Говорят, молитвами юной леди сюда снизошли ангелы.
– Это вряд ли, Джон. Ведь другой занедуживший умер на соседнем лежаке. Неужто же Божьи посланцы могли быть столь избирательны и пощадили одного меня, недостойного?
– Однако вы совсем неплохо выглядите, Морван, для человека, едва избежавшего смерти.
Морван молча стал надевать панталоны. Он понимал, что Джон явился сюда не для того, чтобы поздравить его с воскресением из мертвых. Они никогда не были друзьями. Случись ему умереть, Джон не стал бы его оплакивать. Сейчас он явно воспользовался возможностью поговорить с предводителем отряда наедине.
Догадка Морвана оказалась верной. Помешкав для приличия, Джон придвинул стул к его лежаку и примостился на самом краешке.
– Леди объявила, что через три дня мы можем покинуть ее владения.
– Воины наверняка этому рады. Сам я еще слишком слаб для похода, так что мне придется ненадолго остаться. Нагоню вас позже.
– А я вот подумал, что неплохо бы здесь задержаться. Нам всем.
Морван не ответил. Завязав поясную тесемку панталон, он принялся натягивать сапоги.
Джон воровато оглянулся и продолжил, понизив голос почти до шепота:
– Я говорил со здешними слугами. Владения охраняются кое-как и тянутся далеко на восток. На долгие мили.
Морван молча окинул рыцаря равнодушным взглядом, ожидая, когда тот продолжит.
Джон заговорщически улыбнулся:
– Ну, представьте: мужской руки нет, владениями управляет девица, защита слаба, а мы уже внутри крепостных стен. Раздобыть оружие нам будет нетрудно – гарнизон сплошь зеленые юнцы. Сама судьба на нашей стороне. Каждому будет чем поживиться.
– И скольких из воинов ты успел склонить на свою сторону?
– Достаточно.
– Уверен, они пошли бы за тобой в случае моей смерти, но не теперь, когда я жив. Большинство не посмеет выступить против меня, поэтому-то ты сюда и явился.
Джон нехотя кивнул.
– Ты замыслил подлость против леди, которая оказала нам гостеприимство и подала помощь.
– Но ей-то самой ничто не угрожает! Неужто вы считаете меня способным обесчестить добродетельную леди или, того хуже, посягнуть на ее жизнь?!
– Оставь свои намерения, Джон. Выброси из головы эти мысли. Леди Анна де Леон находится под моей защитой. Посмей только нанести малейший урон ее имуществу, и ты тотчас же убедишься, что у меня крепкая рука и острый меч. Я не шучу. Если что, убью тебя не моргнув глазом, так и знай.
Лицо Джона исказила гримаса досады. Поднявшись, он раздраженно произнес:
– Это попросту глупо с вашей стороны. Коли уж вам охота заполучить ее себе, на здоровье! Вы могли бы стать здешним лордом и защищать свою леди от разбойников и вольных отрядов. Но все же подумайте о моем предложении. Судьбе угодно было привести нас сюда. Она готова щедро нас всех одарить. Нам остается только принять ее щедроты.