Страница:
– В нескольких кварталах отсюда взбунтовавшаяся чернь напала на портшез мадемуазель де Бриссар. Мне даны полномочия собирать всех солдат, находящихся в ведении комендатуры, потому что мятежники многочисленны.
Один из стражников – тот, который сторожил окно камеры, повиновался и двинулся было по улице туда, куда указывал гасконец. Однако второй, охранявший двери, заколебался.
– Назовите свое имя, шевалье, чтобы в случае необходимости я мог сослаться на приказ офицера.
– Мое имя Гарри Джейкобсон, goddamn, – проворчал д’Артаньян, так как англичанин был единственным человеком в Ла-Рошели, за исключением Камиллы, которого он знал по имени.
– Ну-ка, поближе к огню! – скомандовал солдат, поднося к лицу мушкетера свой фонарь.
Очевидно, гасконский акцент д’Артаньяна мог сойти за произношение англичанина только у глухого.
– Ладно, к огню так к огню, – спокойно проговорил д’Артаньян, бросив мимолетный взгляд, убедивший его в том, что второй часовой исчез в темноте.
– А, дьявол! – охнул солдат, узнавший в мушкетере того, кто должен был находиться за дверью охраняемой им камеры.
– Я вижу, ты узнал меня, любезный, – сказал д’Артаньян, крепко ухватив солдата за горло одной рукой, а другой удерживая его мушкет. – Тем лучше. Как видишь, я по другую сторону дверей. Так вот, любезный: в твоих интересах прислушаться к моему совету. Если ты немедленно не последуешь за своим товарищем спасать мадемуазель де Бриссар, тебе не поздоровится. Тебя будут судить по законам военного времени за то, что ты, находясь на посту, упустил арестанта. Я же предлагаю тебе воспользоваться случаем оправдать мое бегство тем, что ты помогал дочери коменданта избавиться от лап мошенников, которые горланят там, в темноте. Я открою двери камеры и верну ключи тебе – таким образом, твое начальство решит, что тот, кто приказал тебе оставить пост из-за чрезвычайного происшествия, имел дубликат. Что ты скажешь на это, любезный?
– Что я верну тебя на прежнее место, приятель, – прохрипел солдат, пытаясь освободиться от железной хватки мушкетера.
– В таком случае я придушу тебя раньше, чем ты успеешь помолиться, – спокойно сказал д’Артаньян, сильнее сжимая пальцы.
Солдат понял, что гасконец не шутит. Он также почувствовал, что мушкетер сильнее его.
– Отпустите, довольно, – задыхаясь, прошептал он. – Человек вы или дьявол, но будь я проклят, если я знаю, как вам удалось вырваться оттуда и зачем вам понадобилось возвращаться, – продолжал стражник, снимая с пояса ключи и передавая их д’Артаньяну.
– Из человеколюбия, – лукаво улыбнувшись, ответил гасконец. – Мне стало жалко твоей головы.
Не мешкая более, мушкетер отпер дверь и вернул ключи солдату. Тот снова прицепил их к своему поясу и, взяв предусмотрительно разряженный д’Артаньяном мушкет за дуло, как палку, пошатываясь пошел прочь. Временами он встряхивал головой и ощупывал горло, проверяя, не сжимают ли его еще железные пальцы мушкетера.
– Да передай, что тебя снял с поста Гарри Джейкобсон собственной персоной. Можешь также сообщить, что он обещал покараулить сам, – со смехом крикнул д’Артаньян ему вдогонку.
Однако нельзя было терять времени. В любой момент мог появиться патруль или кто-либо из вооруженных ларошельцев, а д’Артаньян по-прежнему не имел даже шпаги.
Впрочем, сокрушаться из-за того, что он не отобрал у стражника хотя бы его шпагу, гасконец не стал. Он вошел внутрь и тихо позвал девушку.
Не дождавшись ответа, мушкетер вернулся к выходу и вооружился оставленным у входа фонарем, который, к счастью, не погас во время их непродолжительной схватки с солдатом.
Взору д’Артаньяна представилась картина, способная вдохновить влюбленного на разного рода безумства. На жесткой тюремной койке, освещаемая скупым светом колеблющегося язычка пламени, мирно спала, разметавшись во сне, девушка, несколько часов назад добровольно явившаяся в тюрьму, чтобы заменить его собой в камере смертников. И пусть ее жизни ничто здесь не угрожало, все же д’Артаньян не мог не оценить жертвы, принесенный Камиллой ради него. Она рискнула своей репутацией, а в ту эпоху это подчас было немногим меньше, чем жизнь.
– Камилла, я вернулся возвратить долги, – сказал д’Артаньян.
Девушка открыла глаза и улыбнулась.
– Какой милый сон, – со вздохом произнесла она.
– Камилла, вы видите меня наяву, а не во сне.
Девушка тряхнула головой, разгоняя остатки сновидений.
– Д’Артаньян, это вас я вижу?!
К радости, вспыхнувшей сначала в глазах мадемуазель де Бриссар, примешалась тревога.
– Вы опять здесь, в этой камере? Что случилось? Вас опять схватили?!
– Успокойтесь, Камилла. Я свободен, как ветер, во всяком случае – пока. Просто я люблю возвращать свои долги и не люблю откладывать это на потом.
– Так вы…
Д’Артаньян не дал ей закончить.
– Зачем вам встреча с караульными именно в этом малопривлекательном помещении? Зачем вам огорчать милейшего господина коменданта? К чему нам все эти неприятности! Я говорю «нам», потому что с сегодняшней ночи стал принимать ваши дела очень близко к сердцу.
– Вот как, сударь! Значит, вы явились за мной из чисто эгоистических побуждений? – спросила Камилла, сопровождая вопрос лукавым взглядом.
– Еще бы, мадемуазель.
– А я-то подумала, что вам стало жаль бедную девушку, томящуюся в тюрьме.
– Камилла, я слышу шум на улице, – перебил ее д’Артаньян. – Тысяча чертей, я позабыл отобрать у этого недотепы его шпагу.
– Так вы безоружны?! – воскликнула девушка, всплеснув руками. – Что же мы стоим – бежим скорее!
Очутившись на улице, беглецы увидели, что они чуть было не опоздали последовать этому здравому совету. Слева показались огни. Было ясно, что оттуда движется целый вооруженный отряд.
Д’Артаньян и Камилла бросились вправо. Они успели свернуть в один из переулков прежде, чем их могли заметить.
Несколько минут они пробирались почти в полной темноте, но затем были вынуждены остановиться, так как девушка выбилась из сил.
– Послушайте меня, Камилла, – заговорил д’Артаньян, бережно поддерживая девушку под руку, – я думаю, нужно поступить так: мы должны приблизиться к какому-нибудь патрулю, оставаясь незамеченными, а затем, когда я удостоверюсь, что вам не грозит попасть в руки этих бродяг, я укроюсь в тени, а вы выйдете к ним; это вас они ищут по всему городу. Коменданту сообщат радостную весть, ему будет не до меня. Таким образом, лучшее, что мы сейчас можем сделать, – это расстаться.
Взрыв проклятий, донесшийся со стороны тюрьмы, которую незадолго до этого покинули беглецы, показал им, что исчезновение арестанта обнаружено.
Девушка покачала головой.
– Мне это не нравится, д’Артаньян. Куда же вы отправитесь, совершенно не зная города? Вас схватят и отведут обратно в камеру. И объясните мне, о каких это бродягах вы все время говорите?
Гасконец рассказал о своих приключениях после бегства из камеры. Он сделал это чрезвычайно кратко, так как ситуация не располагала к длинным речам.
Камилла наморщила лоб.
– Значит, вы оставили мэтра Буало у Клоринды?
– Да, если это имя той старухи, что отворила нам дверь.
– Именно ее я имею в виду. Смогли бы вы узнать эту улицу и дом?
– Днем – наверное, да.
– Идемте, я отведу вас туда.
– Камилла, если нас схватят, вам не миновать объяснений.
Мадемуазель де Бриссар нахмурила бровн.
– Сударь, вы так озабочены сохранением моей репутации, что я начинаю сожалеть о том, что помогла вам бежать.
– Камилла, вы несправедливы ко мне. Я очень беспокоюсь за вас, потому что…
– Что же вы замолчали, господин мушкетер?
– Потому что я люблю вас, черт побери!
– Ах, что я слышу! Ну и прыть у этих королевских мушкетеров! Мы знакомы чуть меньше суток, шевалье!
– И тем не менее я готов повторить свои слова.
– В вас говорит чувство признательности.
– Неужели я вам совсем безразличен?!
– Сударь, вы выбрали неудачное время для объяснений в любви. Кстати, мы почти пришли – спрячьтесь у Клоринды и не высовывайте на улицу носа.
– Когда мы увидимся снова?
– После сдачи Ла-Рошели.
– Но это может затянуться, черт побери!
Вместо ответа Камилла с улыбкой приложила свой пальчик к губам мушкетера. Так, стоящими рядом, лицом друг к другу, и увидел их комендант Ла-Рошели, появившийся из-за угла в сопровождении своих вооруженных до зубов людей.
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Один из стражников – тот, который сторожил окно камеры, повиновался и двинулся было по улице туда, куда указывал гасконец. Однако второй, охранявший двери, заколебался.
– Назовите свое имя, шевалье, чтобы в случае необходимости я мог сослаться на приказ офицера.
– Мое имя Гарри Джейкобсон, goddamn, – проворчал д’Артаньян, так как англичанин был единственным человеком в Ла-Рошели, за исключением Камиллы, которого он знал по имени.
– Ну-ка, поближе к огню! – скомандовал солдат, поднося к лицу мушкетера свой фонарь.
Очевидно, гасконский акцент д’Артаньяна мог сойти за произношение англичанина только у глухого.
– Ладно, к огню так к огню, – спокойно проговорил д’Артаньян, бросив мимолетный взгляд, убедивший его в том, что второй часовой исчез в темноте.
– А, дьявол! – охнул солдат, узнавший в мушкетере того, кто должен был находиться за дверью охраняемой им камеры.
– Я вижу, ты узнал меня, любезный, – сказал д’Артаньян, крепко ухватив солдата за горло одной рукой, а другой удерживая его мушкет. – Тем лучше. Как видишь, я по другую сторону дверей. Так вот, любезный: в твоих интересах прислушаться к моему совету. Если ты немедленно не последуешь за своим товарищем спасать мадемуазель де Бриссар, тебе не поздоровится. Тебя будут судить по законам военного времени за то, что ты, находясь на посту, упустил арестанта. Я же предлагаю тебе воспользоваться случаем оправдать мое бегство тем, что ты помогал дочери коменданта избавиться от лап мошенников, которые горланят там, в темноте. Я открою двери камеры и верну ключи тебе – таким образом, твое начальство решит, что тот, кто приказал тебе оставить пост из-за чрезвычайного происшествия, имел дубликат. Что ты скажешь на это, любезный?
– Что я верну тебя на прежнее место, приятель, – прохрипел солдат, пытаясь освободиться от железной хватки мушкетера.
– В таком случае я придушу тебя раньше, чем ты успеешь помолиться, – спокойно сказал д’Артаньян, сильнее сжимая пальцы.
Солдат понял, что гасконец не шутит. Он также почувствовал, что мушкетер сильнее его.
– Отпустите, довольно, – задыхаясь, прошептал он. – Человек вы или дьявол, но будь я проклят, если я знаю, как вам удалось вырваться оттуда и зачем вам понадобилось возвращаться, – продолжал стражник, снимая с пояса ключи и передавая их д’Артаньяну.
– Из человеколюбия, – лукаво улыбнувшись, ответил гасконец. – Мне стало жалко твоей головы.
Не мешкая более, мушкетер отпер дверь и вернул ключи солдату. Тот снова прицепил их к своему поясу и, взяв предусмотрительно разряженный д’Артаньяном мушкет за дуло, как палку, пошатываясь пошел прочь. Временами он встряхивал головой и ощупывал горло, проверяя, не сжимают ли его еще железные пальцы мушкетера.
– Да передай, что тебя снял с поста Гарри Джейкобсон собственной персоной. Можешь также сообщить, что он обещал покараулить сам, – со смехом крикнул д’Артаньян ему вдогонку.
Однако нельзя было терять времени. В любой момент мог появиться патруль или кто-либо из вооруженных ларошельцев, а д’Артаньян по-прежнему не имел даже шпаги.
Впрочем, сокрушаться из-за того, что он не отобрал у стражника хотя бы его шпагу, гасконец не стал. Он вошел внутрь и тихо позвал девушку.
Не дождавшись ответа, мушкетер вернулся к выходу и вооружился оставленным у входа фонарем, который, к счастью, не погас во время их непродолжительной схватки с солдатом.
Взору д’Артаньяна представилась картина, способная вдохновить влюбленного на разного рода безумства. На жесткой тюремной койке, освещаемая скупым светом колеблющегося язычка пламени, мирно спала, разметавшись во сне, девушка, несколько часов назад добровольно явившаяся в тюрьму, чтобы заменить его собой в камере смертников. И пусть ее жизни ничто здесь не угрожало, все же д’Артаньян не мог не оценить жертвы, принесенный Камиллой ради него. Она рискнула своей репутацией, а в ту эпоху это подчас было немногим меньше, чем жизнь.
– Камилла, я вернулся возвратить долги, – сказал д’Артаньян.
Девушка открыла глаза и улыбнулась.
– Какой милый сон, – со вздохом произнесла она.
– Камилла, вы видите меня наяву, а не во сне.
Девушка тряхнула головой, разгоняя остатки сновидений.
– Д’Артаньян, это вас я вижу?!
К радости, вспыхнувшей сначала в глазах мадемуазель де Бриссар, примешалась тревога.
– Вы опять здесь, в этой камере? Что случилось? Вас опять схватили?!
– Успокойтесь, Камилла. Я свободен, как ветер, во всяком случае – пока. Просто я люблю возвращать свои долги и не люблю откладывать это на потом.
– Так вы…
Д’Артаньян не дал ей закончить.
– Зачем вам встреча с караульными именно в этом малопривлекательном помещении? Зачем вам огорчать милейшего господина коменданта? К чему нам все эти неприятности! Я говорю «нам», потому что с сегодняшней ночи стал принимать ваши дела очень близко к сердцу.
– Вот как, сударь! Значит, вы явились за мной из чисто эгоистических побуждений? – спросила Камилла, сопровождая вопрос лукавым взглядом.
– Еще бы, мадемуазель.
– А я-то подумала, что вам стало жаль бедную девушку, томящуюся в тюрьме.
– Камилла, я слышу шум на улице, – перебил ее д’Артаньян. – Тысяча чертей, я позабыл отобрать у этого недотепы его шпагу.
– Так вы безоружны?! – воскликнула девушка, всплеснув руками. – Что же мы стоим – бежим скорее!
Очутившись на улице, беглецы увидели, что они чуть было не опоздали последовать этому здравому совету. Слева показались огни. Было ясно, что оттуда движется целый вооруженный отряд.
Д’Артаньян и Камилла бросились вправо. Они успели свернуть в один из переулков прежде, чем их могли заметить.
Несколько минут они пробирались почти в полной темноте, но затем были вынуждены остановиться, так как девушка выбилась из сил.
– Послушайте меня, Камилла, – заговорил д’Артаньян, бережно поддерживая девушку под руку, – я думаю, нужно поступить так: мы должны приблизиться к какому-нибудь патрулю, оставаясь незамеченными, а затем, когда я удостоверюсь, что вам не грозит попасть в руки этих бродяг, я укроюсь в тени, а вы выйдете к ним; это вас они ищут по всему городу. Коменданту сообщат радостную весть, ему будет не до меня. Таким образом, лучшее, что мы сейчас можем сделать, – это расстаться.
Взрыв проклятий, донесшийся со стороны тюрьмы, которую незадолго до этого покинули беглецы, показал им, что исчезновение арестанта обнаружено.
Девушка покачала головой.
– Мне это не нравится, д’Артаньян. Куда же вы отправитесь, совершенно не зная города? Вас схватят и отведут обратно в камеру. И объясните мне, о каких это бродягах вы все время говорите?
Гасконец рассказал о своих приключениях после бегства из камеры. Он сделал это чрезвычайно кратко, так как ситуация не располагала к длинным речам.
Камилла наморщила лоб.
– Значит, вы оставили мэтра Буало у Клоринды?
– Да, если это имя той старухи, что отворила нам дверь.
– Именно ее я имею в виду. Смогли бы вы узнать эту улицу и дом?
– Днем – наверное, да.
– Идемте, я отведу вас туда.
– Камилла, если нас схватят, вам не миновать объяснений.
Мадемуазель де Бриссар нахмурила бровн.
– Сударь, вы так озабочены сохранением моей репутации, что я начинаю сожалеть о том, что помогла вам бежать.
– Камилла, вы несправедливы ко мне. Я очень беспокоюсь за вас, потому что…
– Что же вы замолчали, господин мушкетер?
– Потому что я люблю вас, черт побери!
– Ах, что я слышу! Ну и прыть у этих королевских мушкетеров! Мы знакомы чуть меньше суток, шевалье!
– И тем не менее я готов повторить свои слова.
– В вас говорит чувство признательности.
– Неужели я вам совсем безразличен?!
– Сударь, вы выбрали неудачное время для объяснений в любви. Кстати, мы почти пришли – спрячьтесь у Клоринды и не высовывайте на улицу носа.
– Когда мы увидимся снова?
– После сдачи Ла-Рошели.
– Но это может затянуться, черт побери!
Вместо ответа Камилла с улыбкой приложила свой пальчик к губам мушкетера. Так, стоящими рядом, лицом друг к другу, и увидел их комендант Ла-Рошели, появившийся из-за угла в сопровождении своих вооруженных до зубов людей.
Глава одиннадцатая
Очень короткая, в которой тем не менее д’Артаньяну успевают выразить свое дружеское расположение оба его недавних врага
Комендант сбился с ног в поисках Камиллы и находился в самом мрачном расположении духа, близком к отчаянию. Увидев парочку, он застыл, словно громом пораженный.
– Goddamn! – донеслось из-за его спины.
Этот возглас неоспоримо свидетельствовал о том, что там же обретается мистер Гарри Джейкобсон.
– Наконец-то, Камилла, я нашел тебя! – воскликнул комендант, подбегая к молодым людям. – Надеюсь, эти негодяи не причинили тебе вреда?!
– О нет! Этой ночью я обрела надежного защитника, – проговорила девушка, сжимая руку д’Артаньяна, словно желая заставить его молчать.
– Кто же вы, шевалье? Я хочу знать, кому я обязан спасением самого близкого мне человека!
– Его имя – господин д’Артаньян, лейтенант королевских мушкетеров.
– Goddamn! – снова донеслось из-за спины коменданта. – Похоже, этот джентльмен умеет проходить сквозь стены.
– Как?! Тот самый!.. – Комендант в полной растерянности переводил взгляд с Камиллы на д’Артаньяна и обратно.
– Я расскажу вам, что мне пришлось пережить этой ужасной ночью, – продолжала между тем Камилла, делая знак мушкетеру. – Вечером мне не спалось. Я решила отправиться к мадам Дюберже, однако по пути мое настроение только ухудшилось, и я приказала слугам доставить меня в церковь, чтобы помолиться о всех защитниках города и послушать орган, так как знала, что почтенный кантор Буало имеет обыкновение играть на нем в это вечернее время.
Будучи уже в церкви, я услышала на улице шум и крики. Они раздавались все ближе и ближе, и скоро я смогла уже разобрать отдельные слова. Это была городская чернь, и они призывали друг друга захватить «комендантскую дочку» в качестве заложницы, чтобы сделать сговорчивее вас, сударь. Я пришла в ужас оттого, что отпустила слуг, решив остаться с почтенным кантором в церкви. Видимо, разъяренная толпа погналась за ними, но я знала, что, как только они обнаружат, что портшез пуст, они тотчас же возвратятся обратно. Поэтому мы с мэтром Буало покинули церковь через заднюю калитку в ограде и попытались найти убежище в его доме, расположенном неподалеку. Однако не успели мы миновать и нескольких кварталов, как повстречали этих ужасных людей. Они заметили нас, и если бы не господин д’Артаньян, появившийся как нельзя более кстати и обративший их в бегство, я не знаю, что бы с нами сталось.
– А-а, негодяи! Я перевешаю всех до одного! – произнес комендант, содрогнувшись при мысли о том, что Камилла могла оказаться во власти одноглазого и его шайки.
– Потом мы проводили мэтра Буало в дом, где он мог найти отдых, потому что все эти события совершенно расстроили его силы. И в это время появились вы с мистером Джейкобсоном. Право, после этой ужасной ночи я не скоро решусь покинуть дом.
С этими словами Камилла кинулась коменданту на грудь.
Прошло какое-то время, в течение которого комендант утешал крестницу, д’Артаньян восхищался Камиллой, спасавшей его вторично этой ночью. Ему предстояло только довершить начатое девушкой дело.
– Господин д’Артаньян, – торжественно произнес комендант, приблизившись к мушкетеру. – Я благодарю вас за благородный поступок и прошу считать приговор, вынесенный вам, преданным забвению.
Д’Артаньян молча поклонился коменданту.
– Я прошу вас только об одной вещи, сударь, – продолжал комендант.
– О чем же, сударь?
– Чтобы вы открыли мне тайну своего освобождения.
– Охотно.
– Я с нетерпением жду разгадки.
– Должен предупредить вас, сударь, что в моем освобождении нет ничего загадочного. Когда толпа этих каналий принялась шуметь в переулке, а затем напала на портшез, у дверей моего узилища появился какой-то офицер, по всей видимости – начальник патруля. Видя, что эти негодяи слишком многочисленны, он решил прихватить с собою и охранников. Наблюдая за ним сквозь тюремное окно, я слышал его слова и понял, что в городе мятеж. Не скрою – это меня не огорчило. Вы, сударь, надеюсь, охотно простите мне эти слова, принимая во внимание, что я ожидал своей казни и мог надеяться разве что на чудо. Но, когда я услышал, что эти канальи собираются похитить мадемуазель де Бриссар, я испытал отвращение. Такие способы борьбы недостойны честных противников, они мне претят. К моему счастью, солдат, заглядывавший незадолго до того ко мне в камеру, чтобы проверить, все ли в порядке, в спешке небрежно запер двери, и мне, хорошенько поднажав плечом, удалось выбраться наружу. Мне было все равно, куда идти, – я не ориентируюсь в городе, – и я пошел на голоса.
Остальное вам известно от мадемуазель де Бриссар, которая оказывает мне большую честь, придавая нормальному поведению дворянина чрезмерное значение. Эти канальи трусливы, как все негодяи, поэтому они сразу же разбежались.
– Вы благородный человек, господин д’Артаньян, – тожественно произнес комендант. – И я очень рад, что вас не успели повесить.
«Я тоже», – подумал мушкетер, но промолчал. После этого комендант повернулся к своей крестнице и ке более не оставлял ее. Небольшой отряд, окружавший коменданта, двинулся назад. Комендант полагал, что Камилла нуждается в отдыхе; сам он и его люди были тоже утомлены.
– Говоря по правде, сударь, я испытываю большое облегчение, узнав, что вы на свободе и вам больше не грозит веревка, – обратился к д’Артаньяну Джейкобсон. – У меня на душе… как это говорится?.. Вот – кошки скребли из-за того, что это именно я сгоряча стал причиной ареста такого храбреца, goddamn!
– Ну, что же, шевалье. В таком случае и я не испытываю никаких злых чувств по отношению к вам, – отвечал гасконец, ничуть не кривя душой.
– Goddamn! – донеслось из-за его спины.
Этот возглас неоспоримо свидетельствовал о том, что там же обретается мистер Гарри Джейкобсон.
– Наконец-то, Камилла, я нашел тебя! – воскликнул комендант, подбегая к молодым людям. – Надеюсь, эти негодяи не причинили тебе вреда?!
– О нет! Этой ночью я обрела надежного защитника, – проговорила девушка, сжимая руку д’Артаньяна, словно желая заставить его молчать.
– Кто же вы, шевалье? Я хочу знать, кому я обязан спасением самого близкого мне человека!
– Его имя – господин д’Артаньян, лейтенант королевских мушкетеров.
– Goddamn! – снова донеслось из-за спины коменданта. – Похоже, этот джентльмен умеет проходить сквозь стены.
– Как?! Тот самый!.. – Комендант в полной растерянности переводил взгляд с Камиллы на д’Артаньяна и обратно.
– Я расскажу вам, что мне пришлось пережить этой ужасной ночью, – продолжала между тем Камилла, делая знак мушкетеру. – Вечером мне не спалось. Я решила отправиться к мадам Дюберже, однако по пути мое настроение только ухудшилось, и я приказала слугам доставить меня в церковь, чтобы помолиться о всех защитниках города и послушать орган, так как знала, что почтенный кантор Буало имеет обыкновение играть на нем в это вечернее время.
Будучи уже в церкви, я услышала на улице шум и крики. Они раздавались все ближе и ближе, и скоро я смогла уже разобрать отдельные слова. Это была городская чернь, и они призывали друг друга захватить «комендантскую дочку» в качестве заложницы, чтобы сделать сговорчивее вас, сударь. Я пришла в ужас оттого, что отпустила слуг, решив остаться с почтенным кантором в церкви. Видимо, разъяренная толпа погналась за ними, но я знала, что, как только они обнаружат, что портшез пуст, они тотчас же возвратятся обратно. Поэтому мы с мэтром Буало покинули церковь через заднюю калитку в ограде и попытались найти убежище в его доме, расположенном неподалеку. Однако не успели мы миновать и нескольких кварталов, как повстречали этих ужасных людей. Они заметили нас, и если бы не господин д’Артаньян, появившийся как нельзя более кстати и обративший их в бегство, я не знаю, что бы с нами сталось.
– А-а, негодяи! Я перевешаю всех до одного! – произнес комендант, содрогнувшись при мысли о том, что Камилла могла оказаться во власти одноглазого и его шайки.
– Потом мы проводили мэтра Буало в дом, где он мог найти отдых, потому что все эти события совершенно расстроили его силы. И в это время появились вы с мистером Джейкобсоном. Право, после этой ужасной ночи я не скоро решусь покинуть дом.
С этими словами Камилла кинулась коменданту на грудь.
Прошло какое-то время, в течение которого комендант утешал крестницу, д’Артаньян восхищался Камиллой, спасавшей его вторично этой ночью. Ему предстояло только довершить начатое девушкой дело.
– Господин д’Артаньян, – торжественно произнес комендант, приблизившись к мушкетеру. – Я благодарю вас за благородный поступок и прошу считать приговор, вынесенный вам, преданным забвению.
Д’Артаньян молча поклонился коменданту.
– Я прошу вас только об одной вещи, сударь, – продолжал комендант.
– О чем же, сударь?
– Чтобы вы открыли мне тайну своего освобождения.
– Охотно.
– Я с нетерпением жду разгадки.
– Должен предупредить вас, сударь, что в моем освобождении нет ничего загадочного. Когда толпа этих каналий принялась шуметь в переулке, а затем напала на портшез, у дверей моего узилища появился какой-то офицер, по всей видимости – начальник патруля. Видя, что эти негодяи слишком многочисленны, он решил прихватить с собою и охранников. Наблюдая за ним сквозь тюремное окно, я слышал его слова и понял, что в городе мятеж. Не скрою – это меня не огорчило. Вы, сударь, надеюсь, охотно простите мне эти слова, принимая во внимание, что я ожидал своей казни и мог надеяться разве что на чудо. Но, когда я услышал, что эти канальи собираются похитить мадемуазель де Бриссар, я испытал отвращение. Такие способы борьбы недостойны честных противников, они мне претят. К моему счастью, солдат, заглядывавший незадолго до того ко мне в камеру, чтобы проверить, все ли в порядке, в спешке небрежно запер двери, и мне, хорошенько поднажав плечом, удалось выбраться наружу. Мне было все равно, куда идти, – я не ориентируюсь в городе, – и я пошел на голоса.
Остальное вам известно от мадемуазель де Бриссар, которая оказывает мне большую честь, придавая нормальному поведению дворянина чрезмерное значение. Эти канальи трусливы, как все негодяи, поэтому они сразу же разбежались.
– Вы благородный человек, господин д’Артаньян, – тожественно произнес комендант. – И я очень рад, что вас не успели повесить.
«Я тоже», – подумал мушкетер, но промолчал. После этого комендант повернулся к своей крестнице и ке более не оставлял ее. Небольшой отряд, окружавший коменданта, двинулся назад. Комендант полагал, что Камилла нуждается в отдыхе; сам он и его люди были тоже утомлены.
– Говоря по правде, сударь, я испытываю большое облегчение, узнав, что вы на свободе и вам больше не грозит веревка, – обратился к д’Артаньяну Джейкобсон. – У меня на душе… как это говорится?.. Вот – кошки скребли из-за того, что это именно я сгоряча стал причиной ареста такого храбреца, goddamn!
– Ну, что же, шевалье. В таком случае и я не испытываю никаких злых чувств по отношению к вам, – отвечал гасконец, ничуть не кривя душой.
Глава двенадцатая
Расследование г-на коменданта
Пришло утро. То самое утро, когда нашему герою предстояло бы взойти на эшафот, если бы в течение событий не вмешался счастливый случай в образе очаровательной Камиллы. Таким образом, в то утро в Ла-Рошели никого не повесили.
Д’Артаньяну отвели комнату в доме коменданта, и, хотя его уверили в том, что он совершенно свободен, в коридоре неподалеку находились двое вооруженных солдат. Впрочем, комендант, видимо, осознал всю тщетность продолжения обороны города.
– Надеюсь, добрые ларошельцы, которые еще не умерли от голода, поймут меня лучше, чем марсельцы господина де Касо, и среди них не окажется безумца, готового следовать дурному примеру Пьера Либерта [11], – криво усмехаясь, говорил комендант Камилле.
– Собирайтесь в дальний путь – у нас мало времени, – обратился он к Камилле, когда она зашла пожелать ему доброго утра. – Гарри, отберите десяток надежных молодцов, да таких, которые не валятся с ног от голода. – Эти слова относились уже к Джейкобсону. – Пусть они обыщут все кладовые, и все, что найдется, реквизируйте и тащите сюда. С наступлением ночи все это мы переправим на «Морскую звезду». Раз уж мы задержались с отплытием на сутки, следует основательно к нему подготовиться.
Мистер Джейкобсон сразу же отправился исполнять приказание г-на коменданта, а мадемуазель де Бриссар поступила совсем наоборот.
– Что же все это означает?! – спросила она, всплеснув руками.
– Только то, что Ла-Рошель будет сдана. Я отдал соответствующие распоряжения. Завтра армия короля Франции – а вернее, Ришелье – войдет в город.
– Ну что же, – задумчиво произнесла девушка. – Я рада, что вы приняли мужественное решение. Но к чему эти сборы?
– Я принял также и другое решение, Камилла.
– Вот как! Какое же?
– Мы отправляемся в Англию.
– В Англию?!
– Да, Камилла.
– Что же мы будем делать в Англии?
– Мы будем там жить.
– Жить – да, но в качестве кого?
– В качестве почетных гостей, союзников, а не пленников, что, несомненно, произойдет, останься мы в Ла-Рошели.
– Но я не собираюсь становиться гостьей Англии!
– Что может удерживать вас в Ла-Рошели?! В Ла-Рошели, занятой победителями?!
При последних словах коменданта щеки девушки покрылись густым румянцем.
– А-а, понимаю причину вашего нежелания отправиться в Англию, – раздраженным тоном продолжал комендант, заметивший этот румянец. – Вам больше по душе общество господина д’Артаньяна и ему подобных. Но, Камилла, опомнитесь, прошу вас. В Англии мы будем окружены единоверцами, настоящими христианами. Вам будет оказан тот почет, которого вы заслуживаете.
Девушка отвернулась к окну.
– Камилла, я знаю вас с пеленок. Я изучил ваш характер лучше, чем свой, – это просто упрямство. Вы знаете этого гасконца едва ли вторые сутки.
Мадемуазель де Бриссар молча хмурила брови и кусала коралловые губки.
– Но, в конце концов, Камилла, это просто смешно! – вскричал комендант, которому, видно, было вовсе не до смеха. – Вы знаете, что небо лишило меня радости иметь детей, и я отношусь к вам, как к родной дочери. Неужели вы полагаете, что я позволю этому проходимцу волочиться за вами?
– Шевалье д’Артаньян – учтивый кавалер и храбрый солдат, а вовсе не проходимец, как вы изволили выразиться, сударь, – надменно произнесла мадемуазель де Бриссар и, не удостоив взглядом своего раздосадованного опекуна, вышла из кабинета.
– Боже правый! – вскричал комендант, когда створки дверей закрылись за девушкой. – Опять этот гасконец! Хотел бы я знать, чем он успел приворожить ее, когда она даже толком не видела его при дневном свете?!
Внезапная мысль заставила его замереть на месте. Комендант вызвал дежурного офицера, одновременно пытаясь вспомнить какую-то важную вещь.
– Пусть явятся эти трусы, что несли вчера портшез, – сказал он, досадливо морщась, словно терзаемый зубной болью.
Оба лакея были доставлены через пять минут.
– Так это вы прошлой ночью бросили портшез и удрали, словно трусливые зайцы?! – спросил комендант, одолеваемый смутными подозрениями.
– Ваша милость, поскольку мы знали, что в портшезе никого нет…
– Вы хотите сказать, что, если бы мадемуазель де Бриссар доверила вам свою жизнь и честь, вы вели бы себя, как подобает мужчинам?
– Ваша милость, мы дрались бы до последней капли крови!
– Я почти готов поверить вам, но с одним условием…
– Каким же, ваша милость? – почтительно спросил старший из лакеев, начиная надеяться на удачный исход дела.
– С одним-единственным условием. Вы, ничего не скрывая, опишете мне шаг за шагом весь путь, который вы проделали вчера, сопровождая мадемуазель де Бриссар.
– Нет ничего проще, ваша милость! – радостно воскликнули оба носильщика.
– Тем лучше, тем лучше, – благосклонно кивнув им головой, протянул комендант. – Тем лучше для вас. Итак?
– Мадемуазель-де Бриссар приказала нам отнести портшез к дому мадам Дюберже, но…
– Что же вы замолчали?
– Мне показалось, ваша милость, что мадемуазель не собиралась к мадам Дюберже.
– Вот как! Что же привело вас к такому глубокомысленному заключению, позвольте спросить?
– А то, сударь, что мадемуазель приказала двигаться по улице Аббатисс, хотя эта дорога – самая длинная.
– Так! Продолжай!
– Зато – это самая удобная дорога, если направляешься в городскую тюрьму, сударь.
– Не вижу связи между мадам Дюберже, мадемуазель де Бриссар и тюрьмой Ла-Рошели.
– Дело в том, ваша милость…
– Не советую вам увиливать от ответа!
– Дело в том, что не успели мы сделать и двух дюжин шагов, как мадемуазель де Бриссар объявила нам, что она передумала и не пойдет к мадам Дюберже.
– Куда же она приказала ее отнести? В собор на площади, не так ли?
– Это так, ваша милость, но…
– Черт возьми! Или вы будете говорить, или вас ожидают неприятности!
– Нет, нет! Ваша милость, мы расскажем все, что знаем. Только перед этим разрешите просить вашу милость об одной милости…
– Вы, кажется, позволяете себе ставить условия?
– Ни в коем случае, сударь! Мы смиренно просим у вас защиты.
– Защиты? От кого же?
– Видите ли, ваша милость. У нас есть некоторые основания полагать, что мадемуазель де Бриссар может рассердиться на нас, если мы сообщим вам, где она побывала до того, как направилась в церковь.
– Ах, вот в чем дело! – раздраженно проговорил комендант, резко смяв лист бумаги, лежавший перед ним на столе. – У них есть основания! Выкладывайте все начистоту, или мы не сговоримся, бездельники!
– Конечно, сударь, конечно. Мы и рассказываем вам все, как оно было. Но если мадемуазель де Бриссар пожелает после этого прогнать нас со службы…
– Ни слова больше о мадемуазель! Я плачу вам деньги, и вы скажете мне все, что знаете, или я, тысяча чертей, велю утопить вас этой же ночью! – свирепо воскликнул комендант.
– Ах, ваша милость, вы не хотите сжалиться над вашими верными слугами, – со слезой в голосе проговорил тот из лакеев, что выглядел похитрее.
– Довольно! Я хочу знать все!
– Но, если мадемуазель откажет нам, где мы потом найдем такое хорошее место?..
– Бездельники! Я сам откажу вам от места за ваше позорное поведение прошлой ночью!
Видя, что комендант не на шутку разгневан, лакей сменил тактику. Он сделал круглые глаза и с поклоном приблизился к господину.
– Ох, сударь! Если бы вы знали, что у меня на душе творится, вы бы не изволили гневаться на своего верного слугу.
– Хватит говорить загадками. Если ты хочешь спасти свою шею от веревки – немедленно выкладывай все, что тебе известно. Твоего дружка это тоже касается.
– Ваша милость, перед тем как отправиться в церковь, мадемуазель приказала доставить ее к городской тюрьме.
– Я не ослышался?! Повтори, что ты сказал, каналья!
– Ну вот, сударь, вы изволили рассердиться…
– Так вы доставили ее к тюрьме?
– Совершенно верно, сударь.
– И что же было дальше?
– Мадемуазель приказала нам подождать ее. Потом она подошла к стражнику и о чем-то поговорила с ним.
– О чем, черт возьми, она могла говорить со стражником?!
– Этого мы не знаем, ваша милость, так как с того места, где мы стояли, слов было не разобрать.
– Продолжай.
– Так было дело, сударь. А потом солдат передал мадемуазель свой фонарь и открыл перед нею дверь камеры – наружную дверь, сударь.
– И она вошла?
– Ваша правда, сударь. Мадемуазель вошла туда.
– Проклятие! Теперь я понимаю…
– Что, сударь?
– Это тебя не касается, бездельник! Остерегайся вывести меня из терпения. Продолжай…
– Мадемуазель отсутствовала примерно четверть часа или немногим больше. А потом она быстро вышла и села в портшез, а мы с напарником отнесли ее к церкви на площади – вы знаете, ваша милость, это совсем недалеко оттуда.
– Черт! Мадемуазель разговаривала с вами?
– Нет, ваша милость.
– Черт, черт! По крайней мере, она же сообщила вам, куда следует ее доставить?
– Мадемуазель сказала мне перед тем, как обратилась к стражнику: «Когда я вернусь, вы отнесете меня на площадь к церковной ограде, где меня должен ждать кантор Буало».
– Проклятье! Она так и сказала?!
– Я передал вам слово в слово, сударь.
– Значит, весь обратный путь из тюрьмы мадемуазель не обращалась к вам? Вы не слышали ее голоса?!
– Нет, сударь. Она молчала всю дорогу.
– Тысяча чертей! Неужели она… неужели это возможно?!!
Комендант заметался по кабинету, словно раненый тигр.
– Как она была одета?
– В темный бархатный плащ с капюшоном.
– Вы видели ее лицо?
– Конечно, сударь. Она разговаривала с нами во дворе дома.
– Да нет, идиот. Видел ли ты ее лицо, когда она вышла от этого арестанта?
– А-а, вот что ваша милость имеет в виду. Если ваша милость об этом спрашиваете, то я могу твердо ответить – нет.
– Так, значит, вы своими собственными руками доставили к церкви этого…
– Кого вы имеете в виду, ваша милость?
– Нет, – сказал вовремя спохватившийся комендант. – Нет, ничего. Вы свободны, по крайней мере – пока. Можете идти.
– Но, сударь… вы обещали, что мадемуазель не будет…
– Не будет, не будет! Мадемуазель ничего не будет. Уж об этом я позабочусь лично.
Лакеи с низкими поклонами попятились назад, но голос коменданта застиг их в дверях.
– Постойте! Но как же, черт побери, случилось, что вы топали обратно с пустым портшезом?
– Нас отпустил мэтр Буало. Он сказал, что мадемуазель будет слушать его орган и молиться.
– Мятежник, предатель. Да это целый заговор! – прошипел комендант, еле сдерживаясь. – Ступайте вон! – крикнул он струхнувшим лакеям. – Да смотрите, если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть одним словом – я сдеру с вас шкуры, живьем!
Как только двери за лакеями затворились, он дал волю своему гневу, запустив для начала в стену массивным письменным прибором, красовавшимся на его столе.
Д’Артаньяну отвели комнату в доме коменданта, и, хотя его уверили в том, что он совершенно свободен, в коридоре неподалеку находились двое вооруженных солдат. Впрочем, комендант, видимо, осознал всю тщетность продолжения обороны города.
– Надеюсь, добрые ларошельцы, которые еще не умерли от голода, поймут меня лучше, чем марсельцы господина де Касо, и среди них не окажется безумца, готового следовать дурному примеру Пьера Либерта [11], – криво усмехаясь, говорил комендант Камилле.
– Собирайтесь в дальний путь – у нас мало времени, – обратился он к Камилле, когда она зашла пожелать ему доброго утра. – Гарри, отберите десяток надежных молодцов, да таких, которые не валятся с ног от голода. – Эти слова относились уже к Джейкобсону. – Пусть они обыщут все кладовые, и все, что найдется, реквизируйте и тащите сюда. С наступлением ночи все это мы переправим на «Морскую звезду». Раз уж мы задержались с отплытием на сутки, следует основательно к нему подготовиться.
Мистер Джейкобсон сразу же отправился исполнять приказание г-на коменданта, а мадемуазель де Бриссар поступила совсем наоборот.
– Что же все это означает?! – спросила она, всплеснув руками.
– Только то, что Ла-Рошель будет сдана. Я отдал соответствующие распоряжения. Завтра армия короля Франции – а вернее, Ришелье – войдет в город.
– Ну что же, – задумчиво произнесла девушка. – Я рада, что вы приняли мужественное решение. Но к чему эти сборы?
– Я принял также и другое решение, Камилла.
– Вот как! Какое же?
– Мы отправляемся в Англию.
– В Англию?!
– Да, Камилла.
– Что же мы будем делать в Англии?
– Мы будем там жить.
– Жить – да, но в качестве кого?
– В качестве почетных гостей, союзников, а не пленников, что, несомненно, произойдет, останься мы в Ла-Рошели.
– Но я не собираюсь становиться гостьей Англии!
– Что может удерживать вас в Ла-Рошели?! В Ла-Рошели, занятой победителями?!
При последних словах коменданта щеки девушки покрылись густым румянцем.
– А-а, понимаю причину вашего нежелания отправиться в Англию, – раздраженным тоном продолжал комендант, заметивший этот румянец. – Вам больше по душе общество господина д’Артаньяна и ему подобных. Но, Камилла, опомнитесь, прошу вас. В Англии мы будем окружены единоверцами, настоящими христианами. Вам будет оказан тот почет, которого вы заслуживаете.
Девушка отвернулась к окну.
– Камилла, я знаю вас с пеленок. Я изучил ваш характер лучше, чем свой, – это просто упрямство. Вы знаете этого гасконца едва ли вторые сутки.
Мадемуазель де Бриссар молча хмурила брови и кусала коралловые губки.
– Но, в конце концов, Камилла, это просто смешно! – вскричал комендант, которому, видно, было вовсе не до смеха. – Вы знаете, что небо лишило меня радости иметь детей, и я отношусь к вам, как к родной дочери. Неужели вы полагаете, что я позволю этому проходимцу волочиться за вами?
– Шевалье д’Артаньян – учтивый кавалер и храбрый солдат, а вовсе не проходимец, как вы изволили выразиться, сударь, – надменно произнесла мадемуазель де Бриссар и, не удостоив взглядом своего раздосадованного опекуна, вышла из кабинета.
– Боже правый! – вскричал комендант, когда створки дверей закрылись за девушкой. – Опять этот гасконец! Хотел бы я знать, чем он успел приворожить ее, когда она даже толком не видела его при дневном свете?!
Внезапная мысль заставила его замереть на месте. Комендант вызвал дежурного офицера, одновременно пытаясь вспомнить какую-то важную вещь.
– Пусть явятся эти трусы, что несли вчера портшез, – сказал он, досадливо морщась, словно терзаемый зубной болью.
Оба лакея были доставлены через пять минут.
– Так это вы прошлой ночью бросили портшез и удрали, словно трусливые зайцы?! – спросил комендант, одолеваемый смутными подозрениями.
– Ваша милость, поскольку мы знали, что в портшезе никого нет…
– Вы хотите сказать, что, если бы мадемуазель де Бриссар доверила вам свою жизнь и честь, вы вели бы себя, как подобает мужчинам?
– Ваша милость, мы дрались бы до последней капли крови!
– Я почти готов поверить вам, но с одним условием…
– Каким же, ваша милость? – почтительно спросил старший из лакеев, начиная надеяться на удачный исход дела.
– С одним-единственным условием. Вы, ничего не скрывая, опишете мне шаг за шагом весь путь, который вы проделали вчера, сопровождая мадемуазель де Бриссар.
– Нет ничего проще, ваша милость! – радостно воскликнули оба носильщика.
– Тем лучше, тем лучше, – благосклонно кивнув им головой, протянул комендант. – Тем лучше для вас. Итак?
– Мадемуазель-де Бриссар приказала нам отнести портшез к дому мадам Дюберже, но…
– Что же вы замолчали?
– Мне показалось, ваша милость, что мадемуазель не собиралась к мадам Дюберже.
– Вот как! Что же привело вас к такому глубокомысленному заключению, позвольте спросить?
– А то, сударь, что мадемуазель приказала двигаться по улице Аббатисс, хотя эта дорога – самая длинная.
– Так! Продолжай!
– Зато – это самая удобная дорога, если направляешься в городскую тюрьму, сударь.
– Не вижу связи между мадам Дюберже, мадемуазель де Бриссар и тюрьмой Ла-Рошели.
– Дело в том, ваша милость…
– Не советую вам увиливать от ответа!
– Дело в том, что не успели мы сделать и двух дюжин шагов, как мадемуазель де Бриссар объявила нам, что она передумала и не пойдет к мадам Дюберже.
– Куда же она приказала ее отнести? В собор на площади, не так ли?
– Это так, ваша милость, но…
– Черт возьми! Или вы будете говорить, или вас ожидают неприятности!
– Нет, нет! Ваша милость, мы расскажем все, что знаем. Только перед этим разрешите просить вашу милость об одной милости…
– Вы, кажется, позволяете себе ставить условия?
– Ни в коем случае, сударь! Мы смиренно просим у вас защиты.
– Защиты? От кого же?
– Видите ли, ваша милость. У нас есть некоторые основания полагать, что мадемуазель де Бриссар может рассердиться на нас, если мы сообщим вам, где она побывала до того, как направилась в церковь.
– Ах, вот в чем дело! – раздраженно проговорил комендант, резко смяв лист бумаги, лежавший перед ним на столе. – У них есть основания! Выкладывайте все начистоту, или мы не сговоримся, бездельники!
– Конечно, сударь, конечно. Мы и рассказываем вам все, как оно было. Но если мадемуазель де Бриссар пожелает после этого прогнать нас со службы…
– Ни слова больше о мадемуазель! Я плачу вам деньги, и вы скажете мне все, что знаете, или я, тысяча чертей, велю утопить вас этой же ночью! – свирепо воскликнул комендант.
– Ах, ваша милость, вы не хотите сжалиться над вашими верными слугами, – со слезой в голосе проговорил тот из лакеев, что выглядел похитрее.
– Довольно! Я хочу знать все!
– Но, если мадемуазель откажет нам, где мы потом найдем такое хорошее место?..
– Бездельники! Я сам откажу вам от места за ваше позорное поведение прошлой ночью!
Видя, что комендант не на шутку разгневан, лакей сменил тактику. Он сделал круглые глаза и с поклоном приблизился к господину.
– Ох, сударь! Если бы вы знали, что у меня на душе творится, вы бы не изволили гневаться на своего верного слугу.
– Хватит говорить загадками. Если ты хочешь спасти свою шею от веревки – немедленно выкладывай все, что тебе известно. Твоего дружка это тоже касается.
– Ваша милость, перед тем как отправиться в церковь, мадемуазель приказала доставить ее к городской тюрьме.
– Я не ослышался?! Повтори, что ты сказал, каналья!
– Ну вот, сударь, вы изволили рассердиться…
– Так вы доставили ее к тюрьме?
– Совершенно верно, сударь.
– И что же было дальше?
– Мадемуазель приказала нам подождать ее. Потом она подошла к стражнику и о чем-то поговорила с ним.
– О чем, черт возьми, она могла говорить со стражником?!
– Этого мы не знаем, ваша милость, так как с того места, где мы стояли, слов было не разобрать.
– Продолжай.
– Так было дело, сударь. А потом солдат передал мадемуазель свой фонарь и открыл перед нею дверь камеры – наружную дверь, сударь.
– И она вошла?
– Ваша правда, сударь. Мадемуазель вошла туда.
– Проклятие! Теперь я понимаю…
– Что, сударь?
– Это тебя не касается, бездельник! Остерегайся вывести меня из терпения. Продолжай…
– Мадемуазель отсутствовала примерно четверть часа или немногим больше. А потом она быстро вышла и села в портшез, а мы с напарником отнесли ее к церкви на площади – вы знаете, ваша милость, это совсем недалеко оттуда.
– Черт! Мадемуазель разговаривала с вами?
– Нет, ваша милость.
– Черт, черт! По крайней мере, она же сообщила вам, куда следует ее доставить?
– Мадемуазель сказала мне перед тем, как обратилась к стражнику: «Когда я вернусь, вы отнесете меня на площадь к церковной ограде, где меня должен ждать кантор Буало».
– Проклятье! Она так и сказала?!
– Я передал вам слово в слово, сударь.
– Значит, весь обратный путь из тюрьмы мадемуазель не обращалась к вам? Вы не слышали ее голоса?!
– Нет, сударь. Она молчала всю дорогу.
– Тысяча чертей! Неужели она… неужели это возможно?!!
Комендант заметался по кабинету, словно раненый тигр.
– Как она была одета?
– В темный бархатный плащ с капюшоном.
– Вы видели ее лицо?
– Конечно, сударь. Она разговаривала с нами во дворе дома.
– Да нет, идиот. Видел ли ты ее лицо, когда она вышла от этого арестанта?
– А-а, вот что ваша милость имеет в виду. Если ваша милость об этом спрашиваете, то я могу твердо ответить – нет.
– Так, значит, вы своими собственными руками доставили к церкви этого…
– Кого вы имеете в виду, ваша милость?
– Нет, – сказал вовремя спохватившийся комендант. – Нет, ничего. Вы свободны, по крайней мере – пока. Можете идти.
– Но, сударь… вы обещали, что мадемуазель не будет…
– Не будет, не будет! Мадемуазель ничего не будет. Уж об этом я позабочусь лично.
Лакеи с низкими поклонами попятились назад, но голос коменданта застиг их в дверях.
– Постойте! Но как же, черт побери, случилось, что вы топали обратно с пустым портшезом?
– Нас отпустил мэтр Буало. Он сказал, что мадемуазель будет слушать его орган и молиться.
– Мятежник, предатель. Да это целый заговор! – прошипел комендант, еле сдерживаясь. – Ступайте вон! – крикнул он струхнувшим лакеям. – Да смотрите, если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть одним словом – я сдеру с вас шкуры, живьем!
Как только двери за лакеями затворились, он дал волю своему гневу, запустив для начала в стену массивным письменным прибором, красовавшимся на его столе.