Страница:
– Дженкс! – воскликнула я хрипло, когда вспомнила, как в пикси ударил зимний воздух. – Как там твои детишки?
– Нормально, – ответил он, и я рухнула обратно на подушку, схватившись рукой за горло. Такое было чувство, что оно изнутри кровоточит.
– Дэвид, а с тобой что? – спросила я тише.
Он задышал сильнее, оттолкнул слегка Кизли с дороги и выдохнул мне в ухо тепло и влажно. Потом открыл пасть, и Кери ахнула, когда эта пасть накрыла мне лицо полностью.
Адреналин прорезал боль.
– Эй! – воскликнула я, отбиваясь, а он осторожно меня встряхнул и отпустил. С бьющимся сердцем я застыла, а он тихо зарычал и ткнулся мне в щеку мокрым носом. Потом, фыркнув по-собачьи, процокал когтями в коридор.
Дженкс взмыл вверх в струе пыльцы, от которой я прищурилась. Не так уж она ярка была, но глаза сильно болели.
– Он рад, что ты уже оправилась, – сказал он с серьезным выражением личика.
– Это называется оправилась? – возмутилась я, и из святилища донесся странный подвывающий то ли смех, то ли лай.
У меня дико болело горло, я держалась за него рукой, пока садилась. На лице остались брызги слюны оборотня, и я их стерла мокрым полотенцем и перебросила его через край кастрюли. Мышцы болели. Черт, вообще все болело. А в пасти у Дэвида мне совсем, совсем не понравилось.
Стук наманикюренных когтей по половицам привлек мое внимание к темному коридору, когда Дэвид пробежал мимо, в глубь церкви. В зубах он держал свой рюкзак и одежду, и пальто волочилось по полу, как убитое животное.
– Дженкс, – тихо сказала Кери, – посмотри, он собирается перекидываться здесь, или хотел бы, чтобы ему помогли вещи в сумку упаковать?
Дженкс взлетел и отпрянул, услышав короткий отрицательный лай из гостиной.
Стиснув зубы из-за головной боли размером с Техас, я решила, что он скорее всего перекинется обратно перед выходом. Перекидываться публично разрешалось законом только в три дня до полнолуния и три дня после. Когда-то это ограничение было всего лишь традицией, сейчас стало законом – из уважения к нормалам. А что вервольфы делают у себя дома – это их личное дело. Я была уверена, что никто слова не скажет из-за того, что он перекинулся ради спасения меня от демона, но в таком виде он машину вести не сможет, а автобус его точно не подберет. – Так-так, – сказал Кизли, присаживаясь на край кровати, – дай-ка на тебя взглянуть.
– Ой-й! – не удержалась я, когда он тронул меня за плечо, и ушибленный мускул ударил все тело болью.
Я оттолкнула руку Кизли, и он придвинулся ближе.
– Я и забыл, какая ты хлопотная пациентка, – сказал он, снова протягивая руку. – Мне нужно знать, где у тебя болит.
– Стоп! – прохрипела я, пытаясь отбить его узловатые от артрита руки. – Болит плечо, где Ал вцепился. Руки болят поцарапанные, подбородок и живот, ободранные об асфальт. Колени… – я задумалась, – от падения на дорогу. И лицо болит, где он мне дал пощечину. – Я посмотрела на Кери: – Синяк под глазом есть?
– Утром будет, – ответила она сочувственно.
– И губа рассечена, – добавила я, касаясь этой губы.
К запаху снега примешался едва заметный запах дури. Дэвид перекидывался обратно, неспешно и мирно. Ему придется снимать последствия быстрого первого превращения, и хорошо, что у него при себе дурь нашлась. Травка – легкое обезболивающее, и седативным действием тоже обладает. Единственное, что жаль – действует только на вервольфов.
Кизли со стоном поднялся.
– Принесу тебе амулет от боли, – сказал он, направляясь в сторону коридора. – Не возражаешь, если я кофе сделаю? Побуду, пока вернется твоя соседка.
– Два амулета возьми, – попросила я, не зная, поможет ли это моей головной боли.
Они только от физической боли помогают, а у меня было скорее эхо, оставшееся от каналирования избыточной силы лей-линий. Это вот такое я устроила Нику?Неудивительно, что он уехал.
Я прищурилась, когда в кухне включился свет, и лучик его пробился ко мне в комнату. Кери внимательно на меня смотрела, и я ей кивнула, что все в порядке. Потрепав меня по лежащей на одеяле руке, она тихо сказала:
– Чай для твоего желудка сейчас был бы лучше, чем кофе. – Серьезные зеленые глаза обратились к Дженксу: – Ты с ней останешься?
– Ага. – Он шевельнул крыльями. – Быть у Рэйчел нянькой – третье из занятий, которые я лучше всего умею делать.
Я фыркнула, а Кери заколебалась. Потом сказала:
– Я недолго.
Она встала, вышла, тихо ступая по половицам босыми ногами.
Из кухни донесся уютный ритм разговора, и я неуклюже натянула плед на плечи повыше. Все мышцы ныли, как при лихорадке. Ноги мерзли в мокрых носках, и наверняка моя промокшая от снега одежда оставила на постели мокрое пятно. Мрачная и разбитая, я остановила взгляд на Дженксе, сидевшем на спинке кровати в ногах.
– Спасибо, что пытался помочь. Ты точно в порядке? Он же просто высадил дверь.
– Надо было мне быстрее амулет тот притащить. – Крылья У него стали синими – цвет подавленности.
Я пожала плечами и тут же об этом пожалела – ушибленное плечо отозвалось болью. Где там Кизли с моими амулетами?
–На демонов они могут вообще не действовать. Дженкс подлетел ближе, приземлился мне на колено.
– Черт возьми, Рэйчел, как ты хреново выглядишь.
– Спасибо.
К затхлости обогревателя вдруг примешался небесный запах кофе. Чья-то тень закрыла свет из коридора, и я со скрипом повернулась: Кери.
– Съешь вот это, пока чай заваривается, – сказала она, поставив передо мной тарелку с тремя печеньями Айви.
Я скривилась.
– А это обязательно? – жалобно спросила я. – Где мой амулет?
– Где мой амуле-ет, – фальцетом передразнил меня Дженкс. – Рэйчел, кончай скулить!
– Заткнись, – устало буркнула я. – Вот попробуй каналировать лей-линию демона, и посмотрим, останешься ли ты жив. Наверняка взорвешься облачком пыльцы, дурило.
Он засмеялся, и Кери нахмурилась на нас, как на детей.
– Вот он, у меня, – сказала она, и я наклонилась вперед, чтобы она надела шнурок мне на шею. Благословенное облегчение стало пропитывать мышцы – Кизли активировал амулет, – но головная боль осталась, и хуже того – сейчас ничего не отвлекало меня от нее.
– Прости, – сказала Кери. – Это добрый день займет. Я ничего не сказала, и она двинулась к двери, добавив:
– Сейчас принесу тебе чай.
Она вышла, и чьи-то шаркающие шаги заставили меня поднять глаза.
– Извини, – сказала Кери, чуть не налетев в дверях на Дэвида. У вервольфа был усталый вид, он казался старше своих лет. Щетина стала гуще, от него несло тяжелым пряным запахом дури. – Чаю не хочешь? – спросила она, и я приподняла брови, увидев, что ее обычная уверенность сменилась почтительной робостью.
Дэвид покачал головой, принимая ее подчиненную манеру с изяществом почти дворянским. Она, все так же со склоненной головой, протиснулась мимо него в кухню. Мы с Дженксом обменялись удивленными взглядами, а Дэвид вошел и поставил рюкзак. Кивнув Дженксу, он отодвинул стул подальше от меня и сел, откинувшись на спинку, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на меня из-под ковбойской шляпы.
– Не хочешь сказать перед моим уходом, в чем тут было дело? – спросил он. – Начинаю понимать, почему тебя никто страховать не хочет.
Я смущенно взяла печенье:
– Помнишь того демона, который на процессе свидетельствовал, когда Пискари за решетку посадили?
У него глаза на лоб вылезли:
– Твою Бога гроба душу мать!
Дженкс засмеялся, и голос его звенел как ветровые колокольчики:
– Чертовски глупо с ее стороны было, как по-моему.
Не обращая внимания на Дженкса, я посмотрела в глаза Дэвиду. В них смешались тревога, страдание и недоверие.
– Он пришел получить за оказанные услуги, – сказала я. – И получил. Я – его фамилиар, но сохранила при себе душу, так что он не может отволочь меня в безвременье, если я сама ему не позволю.
Я посмотрела на потолок, думая, какой же из меня, к черту, агент будет, если я не могу после заката полезть в линию, не навлекая на себя демонов. Дэвид присвистнул:
– Ничья поимка такого не стоит. Я поглядела на него:
– В обычных обстоятельствах – согласна, но в тот момент Пискари пытался меня убить, и мысль о помощи демона показалась мне разумной.
– Ага, разумной. Чертовски глупой она была, – буркнул Дженкс, явно убежденный, что если бы он со мной там был, дело бы не дошло до таких крайностей. Может, он и прав.
С ощущением как с похмелья я откусила кусок печенья. От его сухости у меня проснулся голод и одновременно затошнило.
– Спасибо тебе за помощь, – сказала я, сметая крошки. – Он бы меня уволок, если бы ты ничего не предпринял. Ты скоро оправишься? Никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро перекидывался.
Он наклонился вперед, поставил рюкзак у ног. Глаза его смотрели на дверь, и я знала, что он хочет уйти.
– Плечо болит, но все будет нормально.
– Ты прости, что так вышло. – Я доела первое печенье, взялась за второе. Оно будто начинало во мне петь. – Если тебе что-нибудь будет нужно, ты только скажи. Я у тебя в большом долгу, я знаю, как это больно. В прошлом году я за три секунды из ведьмы становилась норкой. Два раза за одну неделю.
Он с шипением втянул воздух, на лбу появились морщины.
– Ой-ой, – сказал он, уважительно на меня глянув. Я улыбнулась, чувствуя, как во мне растет теплота:
– Ага, не до шуток было. Но знаешь что? Наверное, это был единственный раз, когда я была худая и в норковой шубе.
Он улыбнулся едва заметно: – А куда вообще уходит лишняя масса? Осталось только одно печенье, и я заставила себя съесть его медленно.
– В какую-нибудь лей-линию. Он кивнул:
– Мы так не умеем.
– Заметила. Из тебя чертовски большой волк получается, Дэвид.
Он улыбнулся шире:
– Знаешь, что я тебе скажу? Я передумал. Если даже захочешь заняться страхованием, не обращайся ко мне.
Дженкс опустился на пустую тарелку, и мне не приходилось вертеть головой, чтобы видеть их обоих.
– Вот был бы номер, – фыркнул он. – Могу себе представить Рэйчел в сером деловом костюме, с кейсом в руке, волосами в пучок и с очками на носу.
Я засмеялась – и тут же судорожно закашлялась, обхватила себя руками. Приступы кашля трясли все тело, горло вспыхнуло огнем, потом появилась боль в голове, взрывающаяся при каждом движении. Болтающийся на шее амулет от боли мало помогал.
Дэвид заботливо потрепал меня по спине. Боль от плеча пробила амулет, и живот скрутило судорогой. Со слезящимися глазами я отвела руку Дэвида прочь. Вошла Кери, тихо хлопоча, поставила чашку чая и положила руку мне на плечо. Ее прикосновение успокоило спазм, и я, тяжело дыша, позволила ей положить меня на подушки, которые она подставила мне сзади. Наконец кашель отпустил меня, и я посмотрела ей в глаза.
Затененное лицо осунулось от тревоги. Из-за ее спины глядели Дженкс и Дэвид. Мне не нравилось, что Дэвид видит меня в таком состоянии, но выбирать не приходилось.
– Выпей чай, – сказала Кери, протягивая мне чашку и вкладывая ее в руку.
– Голова болит, – пожаловалась я, отпивая слабый настой. Это был не настоящий чай, а что-то из цветов и трав. Мне бы чашечку того кофе, но не хотелось ранить чувства Кери.
– Чувствую себя, как перееханное машиной дерьмо, – сказала я.
– И выглядишь как перееханное машиной дерьмо, – подтвердил Дженкс. – Пей чай.
Отвар был безвкусный, но успокаивал. Я сделала еще глоток, сумела улыбнуться Кери.
– М-мм… отлично, – соврала я.
Она выпрямилась, явно польщенная, взяла умывальный таз.
– Выпей все. Не возражаешь, если Кизли завесит твою дверь одеялом, чтобы прекратить сквозняк?
– Это будет отлично, спасибо, – сказала я, но она не вышла, пока я не сделала еще глоток.
Ее тень растворилась в коридоре, и я скривилась.
– Совершенно безвкусное пойло, – шепнула я. – Почему все полезное так невкусно?
Дэвид глянул на пустую дверь, на льющийся в нее свет. Дженкс приземлился ему на плечо, когда он расстегнул рюкзак.
– Есть у меня тут кое-что такое, что может помочь, – сказал Дэвид. – Мой прежний партнер на эту штуку молился. Всегда просил, если переберет накануне.
– Тьфу! – Дженкс метнулся вверх, зажимая рукой нос. – Сколько ты туда дури натолкал, Джонни Яблочное Зерно?
Дэвид хитро улыбнулся:
– О чем ты? – спросил он с невинным взглядом карих глаз. – Ничего незаконного. Чистая органика. И без углеводов даже.
Знакомый пряный запах дури заполнил комнату, и я не удивилась, когда Дэвид вытащил целлофановый пакет с застегивающимся верхом. И узнала название: «Вулфс хед органик».
– Вот, – сказал он, вынимая у меня из руки чашку и ставя ее на прикроватный столик.
Встав так, чтобы не видно было из коридора, он всыпал мне в питье добрую столовую ложку порошка. Глянув на меня оценивающим глазом, добавил еще чуть-чуть.
– Попробуй теперь, – сказал он.
Я вздохнула. Почему мне все пытаются впихнуть какую-нибудь гадость? Мне только и нужно сейчас, что сонные чары или, может, этот непонятный аспирин капитана Эддена. Но у Дэвида был такой полный надежды взгляд, и запах дури манил сильнее запаха роз, так что я мизинцем помешала порошок в чашке. Растертые листья погрузились в жидкость, окрасив ее чуть ярче.
– А что мне в этом толку? – спросила я, делая первый глоток. – Я же не вервольф.
Дэвид положил пакет в рюкзак и застегнул молнию.
– Толку? Не очень много. У колдунов метаболизм не настолько быстрый, чтобы это действовало по-настоящему. Но мой прежний партнер был колдуном и говорил, что ему помогает с похмелья. И вкус будет получше в любом случае. Он встал, собираясь уходить, и я сделала еще один глоток, согласившись с его аргументами. Челюстные мышцы расслабились, а я даже не замечала, что стискиваю зубы. Тепло и мягко чай с дурью скользил в горло, оставляя смешанный вкус яблок и супа с ветчиной. Отпускало завязавшиеся узлами мышцы, как после стопки текилы. Я вздохнула, потом, ощутив легкий вес приземлившегося на руку Дженкса, посмотрела на него.
– Привет, Рэйч! Живая?
Я улыбнулась и сделала еще глоток.
– Привет, Дженкс. Весь искришься.
У Дженкса лицо потеряло выражение, а Дэвид посмотрел на меня вопрошающе, застегивая пальто.
– Спасибо, Дэвид, – сказала я и услышала, что говорю медленно, аккуратно и низким голосом. – Я у тебя в долгу.
– Сочтемся. – Он поднял рюкзак. – Береги себя.
– Обязательно. – Я выпила залпом половину чашки, и жидкость потекла вниз, согревая тело. – Прямо сейчас мне уже не так плохо. И это хорошо, потому что завтра у меня деловое свидание с Трентом, и если я не пойду, начальник его охраны меня убьет.
Дэвид дернулся и остановился на пороге. У него из-за спины доносился стук молотка Кизли, заколачивающего дверь одеялом.
– Трент Каламак? – спросил оборотень.
– Ага. – Я сделала еще глоток, помешала чай мизинцем, чтобы трава образовала водоворот, и отвар стал еще темнее. – Он будет говорить с Саладаном. Его начальник охраны заставляет меня идти с ним.
Я прищурилась на Дэвида. Свет из коридора был ярким, но уже не резал глаза. Интересно, где татуировки у Дэвида. У вервольфов всегда есть татуировки. Почему – понятия не имею.
– Ты с ним знаком? – спросила я.
– С мистером Каламаком? – Дэвид шагнул обратно в комнату. – Нет.
Я свернулась под пледом и посмотрела на чашку внимательно. Партнер Дэвида был прав – отличная штука. У меня уже нигде ничего не болело.
– Трент – зараза, – сказала я, вспоминая тему разговора. – Я его держу за шкирку, а он меня. А на его начальника охраны у меня ничего нет, и если я этого не сделаю, он расскажет.
Дженкс повис в воздухе, неуверенно смещаясь от двери к Дэвиду и от Дэвида ко мне. Дэвид посмотрел на него, потом спросил:
– Что расскажет?
Я наклонилась поближе, подняв бровь, когда чай чуть не выплеснулся – я двигалась, оказывается, быстрее, чем сама думала. Допила чай, не обращая внимания на попадающие в рот листья. Подалась совсем близко, с наслаждением обоняя запах мускуса и дури.
– Секрет, – шепнула я, гадая, позволит ли мне Дэвид поискать его татуировки, если я попрошу. Для пожилого мужика он классно выглядел. – У меня есть секрет, но тебе я его не расскажу.
– Сейчас вернусь, – сказал Дженкс, подлетая ближе. – Хочу знать, что она положила в этот чай.
Он вылетел, и я заморгала, глядя на оседающую пыльцу. Никогда ее столько не видела, и разноцветная, как радуга. Встревожился, значит, Дженкс.
– Секрет? – напомнил Дэвид, но я покачала головой, и свет будто стал ярче.
– Не скажу. Не люблю, когда холодно.
Дэвид положил мне руки на плечи и опустил меня на подушки. Я улыбнулась ему, а тут и Дженкс вернулся.
– Дженкс, – тихо спросил Дэвид, – ее никогда не кусал вервольф?
– Нет! – возмущенно отозвался Дженкс. – Разве что до знакомства со мной.
У меня закрывались глаза, но открылись, когда Дэвид меня встряхнул.
– Чего? – возмутилась я и оттолкнула его, а он глядел на меня очень близко, яркими карими глазами.
Он показался мне похожим на папу, и я ему улыбнулась.
– Рэйчел, милая, тебя когда-нибудь кусал вервольф? Я вздохнула:
– Не-а. Ни ты, ни Айви. Никто меня не кусает, кроме комаров. А их я хлопаю, гадов.
Дженкс отлетел чуть-чуть назад, и Дэвид отодвинулся. Я закрыла глаза, слыша их дыхание – чертовски громкое.
– Тсс! – зашипела я на них. – Потише. – Может, я ей слишком много дал, – сказал Дэвид. Очень громко прошелестели босые ноги Кери.
– Что ты ей дал? – спросила она так резко, что я тут же открыла глаза.
– Ничего! – протестующе вскричал Дэвид и сгорбился. – Немножко дури. Так не должно было быть. Никогда не видел, чтобы колдун так на нее реагировал!
– Кери, – сказала я. – Мне спать хочется. Можно мне спать? Она поджала губы, только я видела, что она на меня не сердится.
– Да, – сказала она и подоткнула мне одеяло. – Спи.
Я уткнулась в подушку, не обращая внимания на мокрую одежду. Я дико, дико устала. И мне было тепло. И кожу покалывало. И такое было чувство, что я могу неделю проспать.
– Спросить надо было сперва, – резко сказала Кери, шепотом, но очень отчетливо. – Она и без того на «бримстоне»! Он в печенье был.
Я знала!– подумала я, пытаясь открыть глаза. Видит Бог, я уже Айви поговорю, когда она придет.
Но ее не было, а я так устала и потому пальцем не шевельнула. Сколько терпеть, что меня против воли накачивают всякой дрянью? Я поклялась про себя, что никогда больше не буду есть ничего, что не сама готовила.
От Дэвидова смешка у меня пробежали мурашки по коже, не прикрытой одеялом.
– Теперь понял, – сказал он. – «Бримстон» подстегнул ее метаболизм до такой степени, когда дурь действительно идет на пользу. Она теперь три дня проспит – я ей столько дал, что можно было бы вырубить вервольфа в полнолуние.
Меня дернуло тревогой, глаза раскрылись:
– Нет! – сказала я, пытаясь сесть, но Кери толкнула меня обратно на подушки. – Я должна пойти на тот прием. Иначе Квен расскажет!
Дэвид помог ей, вместе они удержали мне голову на подушке и ноги под пледом.
– Не надо упираться, Рэйчел, – сказал он, и мне противно было, что он сильнее меня. – Не сопротивляйся, а то потом хуже выйдет. Будь послушной ведьмочкой и дай дури выветриться самой.
– Если я не пойду, он расскажет! – заговорила я, слушая, как кровь шумит в ушах. – Единственное, что у меня на Трента есть, это что я знаю, кто он. А если я расскажу, Квен убьет меня на фиг!
– Что?! – Дженкс взлетел, треща крыльями.
Я поняла, что сказала, но было поздно. А, черт.
Я смотрела на Дженкса, чувствуя, что бледнею. В комнате воцарилась мертвая тишина. В круглых глазах Кери застыл вопрос, а Дэвид таращился недоверчиво. Слово вылетело, не поймаешь.
– Ты знала! – крикнул Дженкс. – Ты знала, кто он, и не сказала мне? Ах ты ведьма! Знала! Знала! Рэйчел, ты… ты…
В глазах Дэвида читалось явное неодобрение, а Кери глядела со страхом. Пиксенята выглядывали из дверной рамы.
– Ты знала! – орал Дженкс, и пыльца с него плыла в солнечном золотом луче.
Детки его разлетелись с испуганным звенящим звуком. Я рывком села.
– Дженкс… – начала я и тут же согнулась от судороги в желудке.
– Заткнись! – крикнул он. – Заткнись, чтоб я тебя не слышал! Мы же партнерами считаемся!
– Дженкс!
Я протянула к нему руку. Сон с меня сдуло, живот сводило судорогой.
– Нет! – крикнул он, и облако пыльцы озарило полумрак комнаты. – Ты мне не доверяешь? Отлично. Все, меня здесь больше нет. Мне только надо позвонить. Дэвид, могу я попросить тебя подвезти меня с семейством?
– Дженкс! – Я отбросила одеяло в сторону. – Прости, я не могла тебе сказать!
Боже мой, надо было мне довериться Дженксу.
– Да заткнись ты! – воскликнул он и вылетел, оставив красный след пыльцы.
Я встала бежать за ним, сделала шаг – и схватилась за дверь. Голова кружилась при взгляде на пол, глаза туманились, меня шатало. Я прижала руку к животу.
– Сейчас стошнит, – сказала я. – Боже мой, меня сейчас стошнит. Рука Дэвида тяжело легла мне на плечо. Твердым уверенным движением он вывел меня в коридор.
– Я же тебе сказал, что хуже будет, – сказал он, заталкивая меня в ванную и локтем включая свет. – Не надо было садиться. Что вы за народ, колдуны? Всегда все лучше всех знаете и никогда никого не слушаете.
Излишне говорить, что он был прав. Зажимая рот рукой, я едва добежала до унитаза, и тут меня вывернуло. Печенье, чай, двухнедельной давности ужин. Дэвид вышел после первой моей судороги, оставив меня одну откашливаться и пережидать последние сухие спазмы.
Наконец я овладела собой. На трясущихся ногах встала, спустила воду. Не решаясь взглянуть в зеркало, прополоскала рот, глотая воду прямо из-под крана. Амулет я заблевала и потому сняла его и прополоскала под струей, потом положила рядом с раковиной. Все травмы тут же заболели снова, и я чувствовала, что заслужила эту боль.
С сердцебиением и слабостью я стряхнула воду с лица и подняла глаза. Рядом с моим мерзопакостным отражением стояла в дверях Керн, обхватив себя руками. В церкви царила жуткая тишина.
– Где Дженкс? – прохрипела я. Она отвела глаза, и я обернулась.
– Мне очень жаль, Рэйчел. Он уехал с Дэвидом.
Уехал? Не мог он уехать! На улице, блин, двадцать градусов!Послышался шорох, и подошел шаркающей походкой Кизли.
– Куда он уехал? – спросила я, дрожа от бушующих во мне дури с «бримстоном».
Кери опустила голову.
– Он попросил Дэвида отвезти его в дом его друга, и весь сидх уехал с ним в коробке. Сказал, что больше не может рисковать своей семьей, и… – Она посмотрела на Кизли, в ее глазах мелькнуло отражение света. – Сказал, что выходит из дела.
Он уехал?
Я дернулась к телефону. Семьей рисковать не хочет – ага, так я и поверила. Он этой весной убил двух наемных убийц фейри, а третьему оставил жизнь в назидание остальным. И не в холоде дело – – дверь починят, а до этого времени можно было бы жить у меня или у Айви в комнате. Он уехал, потому что я ему соврала. Понятно было по мрачному морщинистому лицу Кизли у Кери за плечом. Дженкс еще чего-то им наговорил без меня.
Шатаясь, я вышла в гостиную, разыскивая телефон. Он мог поехать только в одно место: к тому вервольфу, что снимал осенью заклятия с моего барахла. Мне надо поговорить с Дженксом, сказать, что мне очень жаль. Что я была полной идиоткой, что надо было ему верить. Что у него есть право на меня злиться, и что я виновата.
Но Кизли остановил меня, и я отступила от его старческой руки. Я глазела на него, дрожа: единственной защитой от холода ночи было тонкое одеяло, прибитое им над дверью.
– Рэйчел, – сказал он, и Кери печально остановилась в коридоре. – Я думаю… мне кажется, дай ему хотя бы день.
Кери дернулась и глянула в конец коридора. Я услышала далекий звук открываемой передней двери, одеяло шевельнулось от ветра.
– Рэйчел? – донесся голос Айви. – Где Дженкс? И какого черта у нас перед домом с грузовика сваливают лист фанеры?
Я села на стул, чтобы не упасть. Поставила локти на колени, уронила голову на руки. Во мне все еще воевали «бримстон» с дурью, вызывая слабость и дрожь. Черт побери, что же я теперь Айви скажу?
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
– Нормально, – ответил он, и я рухнула обратно на подушку, схватившись рукой за горло. Такое было чувство, что оно изнутри кровоточит.
– Дэвид, а с тобой что? – спросила я тише.
Он задышал сильнее, оттолкнул слегка Кизли с дороги и выдохнул мне в ухо тепло и влажно. Потом открыл пасть, и Кери ахнула, когда эта пасть накрыла мне лицо полностью.
Адреналин прорезал боль.
– Эй! – воскликнула я, отбиваясь, а он осторожно меня встряхнул и отпустил. С бьющимся сердцем я застыла, а он тихо зарычал и ткнулся мне в щеку мокрым носом. Потом, фыркнув по-собачьи, процокал когтями в коридор.
Дженкс взмыл вверх в струе пыльцы, от которой я прищурилась. Не так уж она ярка была, но глаза сильно болели.
– Он рад, что ты уже оправилась, – сказал он с серьезным выражением личика.
– Это называется оправилась? – возмутилась я, и из святилища донесся странный подвывающий то ли смех, то ли лай.
У меня дико болело горло, я держалась за него рукой, пока садилась. На лице остались брызги слюны оборотня, и я их стерла мокрым полотенцем и перебросила его через край кастрюли. Мышцы болели. Черт, вообще все болело. А в пасти у Дэвида мне совсем, совсем не понравилось.
Стук наманикюренных когтей по половицам привлек мое внимание к темному коридору, когда Дэвид пробежал мимо, в глубь церкви. В зубах он держал свой рюкзак и одежду, и пальто волочилось по полу, как убитое животное.
– Дженкс, – тихо сказала Кери, – посмотри, он собирается перекидываться здесь, или хотел бы, чтобы ему помогли вещи в сумку упаковать?
Дженкс взлетел и отпрянул, услышав короткий отрицательный лай из гостиной.
Стиснув зубы из-за головной боли размером с Техас, я решила, что он скорее всего перекинется обратно перед выходом. Перекидываться публично разрешалось законом только в три дня до полнолуния и три дня после. Когда-то это ограничение было всего лишь традицией, сейчас стало законом – из уважения к нормалам. А что вервольфы делают у себя дома – это их личное дело. Я была уверена, что никто слова не скажет из-за того, что он перекинулся ради спасения меня от демона, но в таком виде он машину вести не сможет, а автобус его точно не подберет. – Так-так, – сказал Кизли, присаживаясь на край кровати, – дай-ка на тебя взглянуть.
– Ой-й! – не удержалась я, когда он тронул меня за плечо, и ушибленный мускул ударил все тело болью.
Я оттолкнула руку Кизли, и он придвинулся ближе.
– Я и забыл, какая ты хлопотная пациентка, – сказал он, снова протягивая руку. – Мне нужно знать, где у тебя болит.
– Стоп! – прохрипела я, пытаясь отбить его узловатые от артрита руки. – Болит плечо, где Ал вцепился. Руки болят поцарапанные, подбородок и живот, ободранные об асфальт. Колени… – я задумалась, – от падения на дорогу. И лицо болит, где он мне дал пощечину. – Я посмотрела на Кери: – Синяк под глазом есть?
– Утром будет, – ответила она сочувственно.
– И губа рассечена, – добавила я, касаясь этой губы.
К запаху снега примешался едва заметный запах дури. Дэвид перекидывался обратно, неспешно и мирно. Ему придется снимать последствия быстрого первого превращения, и хорошо, что у него при себе дурь нашлась. Травка – легкое обезболивающее, и седативным действием тоже обладает. Единственное, что жаль – действует только на вервольфов.
Кизли со стоном поднялся.
– Принесу тебе амулет от боли, – сказал он, направляясь в сторону коридора. – Не возражаешь, если я кофе сделаю? Побуду, пока вернется твоя соседка.
– Два амулета возьми, – попросила я, не зная, поможет ли это моей головной боли.
Они только от физической боли помогают, а у меня было скорее эхо, оставшееся от каналирования избыточной силы лей-линий. Это вот такое я устроила Нику?Неудивительно, что он уехал.
Я прищурилась, когда в кухне включился свет, и лучик его пробился ко мне в комнату. Кери внимательно на меня смотрела, и я ей кивнула, что все в порядке. Потрепав меня по лежащей на одеяле руке, она тихо сказала:
– Чай для твоего желудка сейчас был бы лучше, чем кофе. – Серьезные зеленые глаза обратились к Дженксу: – Ты с ней останешься?
– Ага. – Он шевельнул крыльями. – Быть у Рэйчел нянькой – третье из занятий, которые я лучше всего умею делать.
Я фыркнула, а Кери заколебалась. Потом сказала:
– Я недолго.
Она встала, вышла, тихо ступая по половицам босыми ногами.
Из кухни донесся уютный ритм разговора, и я неуклюже натянула плед на плечи повыше. Все мышцы ныли, как при лихорадке. Ноги мерзли в мокрых носках, и наверняка моя промокшая от снега одежда оставила на постели мокрое пятно. Мрачная и разбитая, я остановила взгляд на Дженксе, сидевшем на спинке кровати в ногах.
– Спасибо, что пытался помочь. Ты точно в порядке? Он же просто высадил дверь.
– Надо было мне быстрее амулет тот притащить. – Крылья У него стали синими – цвет подавленности.
Я пожала плечами и тут же об этом пожалела – ушибленное плечо отозвалось болью. Где там Кизли с моими амулетами?
–На демонов они могут вообще не действовать. Дженкс подлетел ближе, приземлился мне на колено.
– Черт возьми, Рэйчел, как ты хреново выглядишь.
– Спасибо.
К затхлости обогревателя вдруг примешался небесный запах кофе. Чья-то тень закрыла свет из коридора, и я со скрипом повернулась: Кери.
– Съешь вот это, пока чай заваривается, – сказала она, поставив передо мной тарелку с тремя печеньями Айви.
Я скривилась.
– А это обязательно? – жалобно спросила я. – Где мой амулет?
– Где мой амуле-ет, – фальцетом передразнил меня Дженкс. – Рэйчел, кончай скулить!
– Заткнись, – устало буркнула я. – Вот попробуй каналировать лей-линию демона, и посмотрим, останешься ли ты жив. Наверняка взорвешься облачком пыльцы, дурило.
Он засмеялся, и Кери нахмурилась на нас, как на детей.
– Вот он, у меня, – сказала она, и я наклонилась вперед, чтобы она надела шнурок мне на шею. Благословенное облегчение стало пропитывать мышцы – Кизли активировал амулет, – но головная боль осталась, и хуже того – сейчас ничего не отвлекало меня от нее.
– Прости, – сказала Кери. – Это добрый день займет. Я ничего не сказала, и она двинулась к двери, добавив:
– Сейчас принесу тебе чай.
Она вышла, и чьи-то шаркающие шаги заставили меня поднять глаза.
– Извини, – сказала Кери, чуть не налетев в дверях на Дэвида. У вервольфа был усталый вид, он казался старше своих лет. Щетина стала гуще, от него несло тяжелым пряным запахом дури. – Чаю не хочешь? – спросила она, и я приподняла брови, увидев, что ее обычная уверенность сменилась почтительной робостью.
Дэвид покачал головой, принимая ее подчиненную манеру с изяществом почти дворянским. Она, все так же со склоненной головой, протиснулась мимо него в кухню. Мы с Дженксом обменялись удивленными взглядами, а Дэвид вошел и поставил рюкзак. Кивнув Дженксу, он отодвинул стул подальше от меня и сел, откинувшись на спинку, скрестив руки на груди и задумчиво глядя на меня из-под ковбойской шляпы.
– Не хочешь сказать перед моим уходом, в чем тут было дело? – спросил он. – Начинаю понимать, почему тебя никто страховать не хочет.
Я смущенно взяла печенье:
– Помнишь того демона, который на процессе свидетельствовал, когда Пискари за решетку посадили?
У него глаза на лоб вылезли:
– Твою Бога гроба душу мать!
Дженкс засмеялся, и голос его звенел как ветровые колокольчики:
– Чертовски глупо с ее стороны было, как по-моему.
Не обращая внимания на Дженкса, я посмотрела в глаза Дэвиду. В них смешались тревога, страдание и недоверие.
– Он пришел получить за оказанные услуги, – сказала я. – И получил. Я – его фамилиар, но сохранила при себе душу, так что он не может отволочь меня в безвременье, если я сама ему не позволю.
Я посмотрела на потолок, думая, какой же из меня, к черту, агент будет, если я не могу после заката полезть в линию, не навлекая на себя демонов. Дэвид присвистнул:
– Ничья поимка такого не стоит. Я поглядела на него:
– В обычных обстоятельствах – согласна, но в тот момент Пискари пытался меня убить, и мысль о помощи демона показалась мне разумной.
– Ага, разумной. Чертовски глупой она была, – буркнул Дженкс, явно убежденный, что если бы он со мной там был, дело бы не дошло до таких крайностей. Может, он и прав.
С ощущением как с похмелья я откусила кусок печенья. От его сухости у меня проснулся голод и одновременно затошнило.
– Спасибо тебе за помощь, – сказала я, сметая крошки. – Он бы меня уволок, если бы ты ничего не предпринял. Ты скоро оправишься? Никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро перекидывался.
Он наклонился вперед, поставил рюкзак у ног. Глаза его смотрели на дверь, и я знала, что он хочет уйти.
– Плечо болит, но все будет нормально.
– Ты прости, что так вышло. – Я доела первое печенье, взялась за второе. Оно будто начинало во мне петь. – Если тебе что-нибудь будет нужно, ты только скажи. Я у тебя в большом долгу, я знаю, как это больно. В прошлом году я за три секунды из ведьмы становилась норкой. Два раза за одну неделю.
Он с шипением втянул воздух, на лбу появились морщины.
– Ой-ой, – сказал он, уважительно на меня глянув. Я улыбнулась, чувствуя, как во мне растет теплота:
– Ага, не до шуток было. Но знаешь что? Наверное, это был единственный раз, когда я была худая и в норковой шубе.
Он улыбнулся едва заметно: – А куда вообще уходит лишняя масса? Осталось только одно печенье, и я заставила себя съесть его медленно.
– В какую-нибудь лей-линию. Он кивнул:
– Мы так не умеем.
– Заметила. Из тебя чертовски большой волк получается, Дэвид.
Он улыбнулся шире:
– Знаешь, что я тебе скажу? Я передумал. Если даже захочешь заняться страхованием, не обращайся ко мне.
Дженкс опустился на пустую тарелку, и мне не приходилось вертеть головой, чтобы видеть их обоих.
– Вот был бы номер, – фыркнул он. – Могу себе представить Рэйчел в сером деловом костюме, с кейсом в руке, волосами в пучок и с очками на носу.
Я засмеялась – и тут же судорожно закашлялась, обхватила себя руками. Приступы кашля трясли все тело, горло вспыхнуло огнем, потом появилась боль в голове, взрывающаяся при каждом движении. Болтающийся на шее амулет от боли мало помогал.
Дэвид заботливо потрепал меня по спине. Боль от плеча пробила амулет, и живот скрутило судорогой. Со слезящимися глазами я отвела руку Дэвида прочь. Вошла Кери, тихо хлопоча, поставила чашку чая и положила руку мне на плечо. Ее прикосновение успокоило спазм, и я, тяжело дыша, позволила ей положить меня на подушки, которые она подставила мне сзади. Наконец кашель отпустил меня, и я посмотрела ей в глаза.
Затененное лицо осунулось от тревоги. Из-за ее спины глядели Дженкс и Дэвид. Мне не нравилось, что Дэвид видит меня в таком состоянии, но выбирать не приходилось.
– Выпей чай, – сказала Кери, протягивая мне чашку и вкладывая ее в руку.
– Голова болит, – пожаловалась я, отпивая слабый настой. Это был не настоящий чай, а что-то из цветов и трав. Мне бы чашечку того кофе, но не хотелось ранить чувства Кери.
– Чувствую себя, как перееханное машиной дерьмо, – сказала я.
– И выглядишь как перееханное машиной дерьмо, – подтвердил Дженкс. – Пей чай.
Отвар был безвкусный, но успокаивал. Я сделала еще глоток, сумела улыбнуться Кери.
– М-мм… отлично, – соврала я.
Она выпрямилась, явно польщенная, взяла умывальный таз.
– Выпей все. Не возражаешь, если Кизли завесит твою дверь одеялом, чтобы прекратить сквозняк?
– Это будет отлично, спасибо, – сказала я, но она не вышла, пока я не сделала еще глоток.
Ее тень растворилась в коридоре, и я скривилась.
– Совершенно безвкусное пойло, – шепнула я. – Почему все полезное так невкусно?
Дэвид глянул на пустую дверь, на льющийся в нее свет. Дженкс приземлился ему на плечо, когда он расстегнул рюкзак.
– Есть у меня тут кое-что такое, что может помочь, – сказал Дэвид. – Мой прежний партнер на эту штуку молился. Всегда просил, если переберет накануне.
– Тьфу! – Дженкс метнулся вверх, зажимая рукой нос. – Сколько ты туда дури натолкал, Джонни Яблочное Зерно?
Дэвид хитро улыбнулся:
– О чем ты? – спросил он с невинным взглядом карих глаз. – Ничего незаконного. Чистая органика. И без углеводов даже.
Знакомый пряный запах дури заполнил комнату, и я не удивилась, когда Дэвид вытащил целлофановый пакет с застегивающимся верхом. И узнала название: «Вулфс хед органик».
– Вот, – сказал он, вынимая у меня из руки чашку и ставя ее на прикроватный столик.
Встав так, чтобы не видно было из коридора, он всыпал мне в питье добрую столовую ложку порошка. Глянув на меня оценивающим глазом, добавил еще чуть-чуть.
– Попробуй теперь, – сказал он.
Я вздохнула. Почему мне все пытаются впихнуть какую-нибудь гадость? Мне только и нужно сейчас, что сонные чары или, может, этот непонятный аспирин капитана Эддена. Но у Дэвида был такой полный надежды взгляд, и запах дури манил сильнее запаха роз, так что я мизинцем помешала порошок в чашке. Растертые листья погрузились в жидкость, окрасив ее чуть ярче.
– А что мне в этом толку? – спросила я, делая первый глоток. – Я же не вервольф.
Дэвид положил пакет в рюкзак и застегнул молнию.
– Толку? Не очень много. У колдунов метаболизм не настолько быстрый, чтобы это действовало по-настоящему. Но мой прежний партнер был колдуном и говорил, что ему помогает с похмелья. И вкус будет получше в любом случае. Он встал, собираясь уходить, и я сделала еще один глоток, согласившись с его аргументами. Челюстные мышцы расслабились, а я даже не замечала, что стискиваю зубы. Тепло и мягко чай с дурью скользил в горло, оставляя смешанный вкус яблок и супа с ветчиной. Отпускало завязавшиеся узлами мышцы, как после стопки текилы. Я вздохнула, потом, ощутив легкий вес приземлившегося на руку Дженкса, посмотрела на него.
– Привет, Рэйч! Живая?
Я улыбнулась и сделала еще глоток.
– Привет, Дженкс. Весь искришься.
У Дженкса лицо потеряло выражение, а Дэвид посмотрел на меня вопрошающе, застегивая пальто.
– Спасибо, Дэвид, – сказала я и услышала, что говорю медленно, аккуратно и низким голосом. – Я у тебя в долгу.
– Сочтемся. – Он поднял рюкзак. – Береги себя.
– Обязательно. – Я выпила залпом половину чашки, и жидкость потекла вниз, согревая тело. – Прямо сейчас мне уже не так плохо. И это хорошо, потому что завтра у меня деловое свидание с Трентом, и если я не пойду, начальник его охраны меня убьет.
Дэвид дернулся и остановился на пороге. У него из-за спины доносился стук молотка Кизли, заколачивающего дверь одеялом.
– Трент Каламак? – спросил оборотень.
– Ага. – Я сделала еще глоток, помешала чай мизинцем, чтобы трава образовала водоворот, и отвар стал еще темнее. – Он будет говорить с Саладаном. Его начальник охраны заставляет меня идти с ним.
Я прищурилась на Дэвида. Свет из коридора был ярким, но уже не резал глаза. Интересно, где татуировки у Дэвида. У вервольфов всегда есть татуировки. Почему – понятия не имею.
– Ты с ним знаком? – спросила я.
– С мистером Каламаком? – Дэвид шагнул обратно в комнату. – Нет.
Я свернулась под пледом и посмотрела на чашку внимательно. Партнер Дэвида был прав – отличная штука. У меня уже нигде ничего не болело.
– Трент – зараза, – сказала я, вспоминая тему разговора. – Я его держу за шкирку, а он меня. А на его начальника охраны у меня ничего нет, и если я этого не сделаю, он расскажет.
Дженкс повис в воздухе, неуверенно смещаясь от двери к Дэвиду и от Дэвида ко мне. Дэвид посмотрел на него, потом спросил:
– Что расскажет?
Я наклонилась поближе, подняв бровь, когда чай чуть не выплеснулся – я двигалась, оказывается, быстрее, чем сама думала. Допила чай, не обращая внимания на попадающие в рот листья. Подалась совсем близко, с наслаждением обоняя запах мускуса и дури.
– Секрет, – шепнула я, гадая, позволит ли мне Дэвид поискать его татуировки, если я попрошу. Для пожилого мужика он классно выглядел. – У меня есть секрет, но тебе я его не расскажу.
– Сейчас вернусь, – сказал Дженкс, подлетая ближе. – Хочу знать, что она положила в этот чай.
Он вылетел, и я заморгала, глядя на оседающую пыльцу. Никогда ее столько не видела, и разноцветная, как радуга. Встревожился, значит, Дженкс.
– Секрет? – напомнил Дэвид, но я покачала головой, и свет будто стал ярче.
– Не скажу. Не люблю, когда холодно.
Дэвид положил мне руки на плечи и опустил меня на подушки. Я улыбнулась ему, а тут и Дженкс вернулся.
– Дженкс, – тихо спросил Дэвид, – ее никогда не кусал вервольф?
– Нет! – возмущенно отозвался Дженкс. – Разве что до знакомства со мной.
У меня закрывались глаза, но открылись, когда Дэвид меня встряхнул.
– Чего? – возмутилась я и оттолкнула его, а он глядел на меня очень близко, яркими карими глазами.
Он показался мне похожим на папу, и я ему улыбнулась.
– Рэйчел, милая, тебя когда-нибудь кусал вервольф? Я вздохнула:
– Не-а. Ни ты, ни Айви. Никто меня не кусает, кроме комаров. А их я хлопаю, гадов.
Дженкс отлетел чуть-чуть назад, и Дэвид отодвинулся. Я закрыла глаза, слыша их дыхание – чертовски громкое.
– Тсс! – зашипела я на них. – Потише. – Может, я ей слишком много дал, – сказал Дэвид. Очень громко прошелестели босые ноги Кери.
– Что ты ей дал? – спросила она так резко, что я тут же открыла глаза.
– Ничего! – протестующе вскричал Дэвид и сгорбился. – Немножко дури. Так не должно было быть. Никогда не видел, чтобы колдун так на нее реагировал!
– Кери, – сказала я. – Мне спать хочется. Можно мне спать? Она поджала губы, только я видела, что она на меня не сердится.
– Да, – сказала она и подоткнула мне одеяло. – Спи.
Я уткнулась в подушку, не обращая внимания на мокрую одежду. Я дико, дико устала. И мне было тепло. И кожу покалывало. И такое было чувство, что я могу неделю проспать.
– Спросить надо было сперва, – резко сказала Кери, шепотом, но очень отчетливо. – Она и без того на «бримстоне»! Он в печенье был.
Я знала!– подумала я, пытаясь открыть глаза. Видит Бог, я уже Айви поговорю, когда она придет.
Но ее не было, а я так устала и потому пальцем не шевельнула. Сколько терпеть, что меня против воли накачивают всякой дрянью? Я поклялась про себя, что никогда больше не буду есть ничего, что не сама готовила.
От Дэвидова смешка у меня пробежали мурашки по коже, не прикрытой одеялом.
– Теперь понял, – сказал он. – «Бримстон» подстегнул ее метаболизм до такой степени, когда дурь действительно идет на пользу. Она теперь три дня проспит – я ей столько дал, что можно было бы вырубить вервольфа в полнолуние.
Меня дернуло тревогой, глаза раскрылись:
– Нет! – сказала я, пытаясь сесть, но Кери толкнула меня обратно на подушки. – Я должна пойти на тот прием. Иначе Квен расскажет!
Дэвид помог ей, вместе они удержали мне голову на подушке и ноги под пледом.
– Не надо упираться, Рэйчел, – сказал он, и мне противно было, что он сильнее меня. – Не сопротивляйся, а то потом хуже выйдет. Будь послушной ведьмочкой и дай дури выветриться самой.
– Если я не пойду, он расскажет! – заговорила я, слушая, как кровь шумит в ушах. – Единственное, что у меня на Трента есть, это что я знаю, кто он. А если я расскажу, Квен убьет меня на фиг!
– Что?! – Дженкс взлетел, треща крыльями.
Я поняла, что сказала, но было поздно. А, черт.
Я смотрела на Дженкса, чувствуя, что бледнею. В комнате воцарилась мертвая тишина. В круглых глазах Кери застыл вопрос, а Дэвид таращился недоверчиво. Слово вылетело, не поймаешь.
– Ты знала! – крикнул Дженкс. – Ты знала, кто он, и не сказала мне? Ах ты ведьма! Знала! Знала! Рэйчел, ты… ты…
В глазах Дэвида читалось явное неодобрение, а Кери глядела со страхом. Пиксенята выглядывали из дверной рамы.
– Ты знала! – орал Дженкс, и пыльца с него плыла в солнечном золотом луче.
Детки его разлетелись с испуганным звенящим звуком. Я рывком села.
– Дженкс… – начала я и тут же согнулась от судороги в желудке.
– Заткнись! – крикнул он. – Заткнись, чтоб я тебя не слышал! Мы же партнерами считаемся!
– Дженкс!
Я протянула к нему руку. Сон с меня сдуло, живот сводило судорогой.
– Нет! – крикнул он, и облако пыльцы озарило полумрак комнаты. – Ты мне не доверяешь? Отлично. Все, меня здесь больше нет. Мне только надо позвонить. Дэвид, могу я попросить тебя подвезти меня с семейством?
– Дженкс! – Я отбросила одеяло в сторону. – Прости, я не могла тебе сказать!
Боже мой, надо было мне довериться Дженксу.
– Да заткнись ты! – воскликнул он и вылетел, оставив красный след пыльцы.
Я встала бежать за ним, сделала шаг – и схватилась за дверь. Голова кружилась при взгляде на пол, глаза туманились, меня шатало. Я прижала руку к животу.
– Сейчас стошнит, – сказала я. – Боже мой, меня сейчас стошнит. Рука Дэвида тяжело легла мне на плечо. Твердым уверенным движением он вывел меня в коридор.
– Я же тебе сказал, что хуже будет, – сказал он, заталкивая меня в ванную и локтем включая свет. – Не надо было садиться. Что вы за народ, колдуны? Всегда все лучше всех знаете и никогда никого не слушаете.
Излишне говорить, что он был прав. Зажимая рот рукой, я едва добежала до унитаза, и тут меня вывернуло. Печенье, чай, двухнедельной давности ужин. Дэвид вышел после первой моей судороги, оставив меня одну откашливаться и пережидать последние сухие спазмы.
Наконец я овладела собой. На трясущихся ногах встала, спустила воду. Не решаясь взглянуть в зеркало, прополоскала рот, глотая воду прямо из-под крана. Амулет я заблевала и потому сняла его и прополоскала под струей, потом положила рядом с раковиной. Все травмы тут же заболели снова, и я чувствовала, что заслужила эту боль.
С сердцебиением и слабостью я стряхнула воду с лица и подняла глаза. Рядом с моим мерзопакостным отражением стояла в дверях Керн, обхватив себя руками. В церкви царила жуткая тишина.
– Где Дженкс? – прохрипела я. Она отвела глаза, и я обернулась.
– Мне очень жаль, Рэйчел. Он уехал с Дэвидом.
Уехал? Не мог он уехать! На улице, блин, двадцать градусов!Послышался шорох, и подошел шаркающей походкой Кизли.
– Куда он уехал? – спросила я, дрожа от бушующих во мне дури с «бримстоном».
Кери опустила голову.
– Он попросил Дэвида отвезти его в дом его друга, и весь сидх уехал с ним в коробке. Сказал, что больше не может рисковать своей семьей, и… – Она посмотрела на Кизли, в ее глазах мелькнуло отражение света. – Сказал, что выходит из дела.
Он уехал?
Я дернулась к телефону. Семьей рисковать не хочет – ага, так я и поверила. Он этой весной убил двух наемных убийц фейри, а третьему оставил жизнь в назидание остальным. И не в холоде дело – – дверь починят, а до этого времени можно было бы жить у меня или у Айви в комнате. Он уехал, потому что я ему соврала. Понятно было по мрачному морщинистому лицу Кизли у Кери за плечом. Дженкс еще чего-то им наговорил без меня.
Шатаясь, я вышла в гостиную, разыскивая телефон. Он мог поехать только в одно место: к тому вервольфу, что снимал осенью заклятия с моего барахла. Мне надо поговорить с Дженксом, сказать, что мне очень жаль. Что я была полной идиоткой, что надо было ему верить. Что у него есть право на меня злиться, и что я виновата.
Но Кизли остановил меня, и я отступила от его старческой руки. Я глазела на него, дрожа: единственной защитой от холода ночи было тонкое одеяло, прибитое им над дверью.
– Рэйчел, – сказал он, и Кери печально остановилась в коридоре. – Я думаю… мне кажется, дай ему хотя бы день.
Кери дернулась и глянула в конец коридора. Я услышала далекий звук открываемой передней двери, одеяло шевельнулось от ветра.
– Рэйчел? – донесся голос Айви. – Где Дженкс? И какого черта у нас перед домом с грузовика сваливают лист фанеры?
Я села на стул, чтобы не упасть. Поставила локти на колени, уронила голову на руки. Во мне все еще воевали «бримстон» с дурью, вызывая слабость и дрожь. Черт побери, что же я теперь Айви скажу?
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Кофе в моей большой кружке уже остыл, но я не хотела идти в кухню его менять: там Айви громыхала кастрюлями, готовя свое мерзкое печенье (хотя я уже ясно дала понять, что жрать его не буду, и бесилась как похмельный тролль, что она пытается скормить мне «бримстон»).
Отставив остывший кофе, я потянулась к настольной лампе – послышался стук моего противоболевого амулета о косметический талисман, скрывающий синяк под глазом. Пока Кериучила меня сохранять энергию линий, уже начало смеркаться. Веселенький желтый свет заливал комнатные цветы у меня на столе и едва касался Керн, сидящей на подушке, принесенной от Кизли. Можно было бы заняться этим в более удобной гостиной, но Кери настояла на освященной земле, хотя солнце и стояло высоко. И еще в святилище была тишина. Гнетущая тишина. Кери сидела по-турецки на полу – маленькая фигурка в джинсах и свободной рубашке – под тенью, оставшейся от креста. Рядом с ней стоял чайник с чаем – от него шел пар, хотя моя кружка давным-давно остыла. У меня было такое чувство, что она подогревает чайник магией, но поди ее на этом поймай. Узкой рукой она почтительно держала тонкую чашечку – тоже принесенную от Кизли, – а на шее у нее поблескивало распятие Айви. И руки она никогда далеко от него не убирала. Старшая дочь Дженкса сегодня утром заплела ей волосы, и вид у Кери был такой, будто она в мире с собой и со вселенной. Мне приятно было видеть ее такой – я помнила, что ей пришлось пережить.
Отставив остывший кофе, я потянулась к настольной лампе – послышался стук моего противоболевого амулета о косметический талисман, скрывающий синяк под глазом. Пока Кериучила меня сохранять энергию линий, уже начало смеркаться. Веселенький желтый свет заливал комнатные цветы у меня на столе и едва касался Керн, сидящей на подушке, принесенной от Кизли. Можно было бы заняться этим в более удобной гостиной, но Кери настояла на освященной земле, хотя солнце и стояло высоко. И еще в святилище была тишина. Гнетущая тишина. Кери сидела по-турецки на полу – маленькая фигурка в джинсах и свободной рубашке – под тенью, оставшейся от креста. Рядом с ней стоял чайник с чаем – от него шел пар, хотя моя кружка давным-давно остыла. У меня было такое чувство, что она подогревает чайник магией, но поди ее на этом поймай. Узкой рукой она почтительно держала тонкую чашечку – тоже принесенную от Кизли, – а на шее у нее поблескивало распятие Айви. И руки она никогда далеко от него не убирала. Старшая дочь Дженкса сегодня утром заплела ей волосы, и вид у Кери был такой, будто она в мире с собой и со вселенной. Мне приятно было видеть ее такой – я помнила, что ей пришлось пережить.