– О том, что вам нравится приезжать в Нью-Йорк-Сити, – подсказала мисс Аллана глубоким, чуть хрипловатым голосом. – Вы любите здесь бывать.
   – Да, это действительно так. И вот я приезжаю и слышу о каких-то виноградниках на Норт-Форке. Естественно, мне стало любопытно, и я попросил водителя отвезти меня туда, чтобы посмотреть землю. Конечно, я вернулся оттуда по уши в грязи, но я привез и карты и… – Марсено пришлось приложить усилие, чтобы взять себя в руки. – В общем, место оказалась превосходным. Эта земля – настоящий дар небес, всю ценность которого мы еще не начали постигать. А участок, который мы выменяли у мистера Рейни, и вовсе великолепен. Он крайне удачно расположен; кроме того, согласно статистическим данным, количество градусо-дней, или, иными словами, количество теплых дней в году, там на четыре больше, чем в пятнадцати милях к востоку. Вы скажете; четыре дня – не много, но на самом деле эти дни очень важны и для вегетации, и для вызревания плодов. Каждый дополнительный градусо-день снижает риск и увеличивает размер потенциального урожая, который мы соберем до наступления холодов.
   Наконец, на участке мистера Рейни выпадает осадков на два дюйма больше, чем в других районах острова. Сорок четыре дюйма в год против сорока двух, а между тем, для того чтобы приготовить по-настоящему качественное «мерло», виноградник нельзя орошать искусственным путем. Если естественной влаги недостаточно, ягоды опадают, и вино приходится делать из того, что останется. Разумеется, для этого необходима жесткая самодисциплина. Именно так на протяжении веков поступали французы. Вам, например, известно, что в Бордо искусственное орошение виноградников запрещено законом?
   Он явно ждал ответа, и я поспешил покачать головой:
   – Нет, я этого не знал.
   – Мы проверили и другие погодные данные за много лет. В этом районе только пять дней в году температура бывает выше девяноста градусов по Фаренгейту, и меньше одного дня в году, когда температура падает ниже ноля [20]. Как видите, нет ни продолжительной жары, ни сильных морозов, способных повредить корневую систему. И это очень, очень хорошо! – Он удовлетворенно покивал. – Данные по качеству почвы тоже вполне приличные. Вам известно, что рыхлый пористый суглинок с примесью песка как нельзя лучше подходит для виноградарства? Фактически лучшего и желать нельзя! У нас в Чили есть почвоведческая лаборатория, где хранится восемь тысяч образцов почвы. В нашей стране земля совсем другая, в ней много продуктов вулканической деятельности: сажи, пемзы и прочего, но мы изучаем и другие почвы. Мы послали сюда нашего агронома и поручили ему высчитать угол естественного наклона почвы. Если уклон не превышает одиннадцать градусов, водяной пар начинает застаиваться в низинах, препятствуя достаточному подсушиванию листьев. Это означает, что посадки могут быть поражены грибком или ужасной черной гнилью. Так что этот фактор тоже очень важен. Мы изучили весь район, мистер У-айет, осмотрели девять разных земельных участков. Честно говоря, мы нашли один, который был еще лучше, чем ферма Рейни, но его успела перехватить у нас французская винодельческая компания. Кроме того, собственность мистера Рейни в пересчете на акр была немного дешевле, так что мы решили приобрести именно ее. А о том, на каких условиях участок может быть продан, сообщил нам наш агент.
   – Из «Хэллок пропертиз»? – спросил я, припомнив знак при въезде на участок Джея.
   – Да. – Марсено посмотрел на мисс Аллану и улыбнулся мне, и я понял, что совершил ошибку.
   Марсено тем временем продолжал:
   – Каждый раз, когда мы покупаем большой участок, мы стараемся действовать как можно мягче. Мы не разрушаем местное сообщество, а, напротив, стараемся вписаться в него. Наши мотивы, я думаю, понятны. Нам хочется, чтобы местные жители были рады нашему появлению. Мы устанавливаем с соседями дружеские и деловые отношения, чтобы никто не смог сказать о семье Марсено ничего плохого. В любом случае нам приходится нанимать местную рабочую силу, опираться на местных торговцев, поэтому мы и проявляем добрую волю.
   – Что ж, это звучит разумно. Марсено подался вперед.
   – Это единственный разумный способ вести дела на новой территории. Однако, мистер У-айет, приобретая землю в собственность, мы должны быть уверены, что нас не ждут никакие неприятные сюрпризы. Что видишь, то и получаешь – так, кажется, говорится?…
   Я промолчал, думая, конечно, о примерзшем к сиденью трактора Хершеле.
   – Вы меня понимаете?
   – Что же вы увидели? – спросил я.
   – Мы увидели прекрасный участок пахотной земли с хорошей дренажной системой на берегу Лонг-Айленд-Саунд. С нашей точки зрения, это самое подходящее место для того, чтобы разбить виноградники и построить современный дегустационный центр с видом на море.
   – Разве вы получили не то, что видели?
   – Мы не знаем, что мы получили, мистер У-айет. Мы проделали анализ почвы, но выборка была недостаточно репрезентативной. Вчера, после того, как мы подписали договор на покупку «Вуду Лимитед», но до того, как мистер Герзон и мистер Рейни подписали контракт о продаже участка, мы поехали на Лонг-Айленд, чтобы еще раз взглянуть на землю. И знаете, что мы там увидели? На участке работал какой-то трактор.
   – Трактор?
   – Да, трактор, который сгребал верхний слой почвы. Мне показалось – он засыпает какую-то яму, но я не уверен; начинался снег, и я не разглядел все подробности. Но я видел следы тракторных покрышек!
   – Вы говорите – это было вчера?
   – Да, вчера, в среду, во второй половине дня. То есть пока было еще светло. Это совпадало с тем, что сказала Джею миссис Джоунз.
   – Вы не могли бы припомнить поточнее? Марсено наклонил голову набок.
   – Это было часа в четыре, в начале пятого. Но знаете, что я вам скажу, мистер У-айет? Тракторных следов было слишком много! Я сам в молодости работал на наших семейных виноградниках, поэтому я в этих делах разбираюсь. Кто-то сгребал почву несколько часов подряд.
   Я по-прежнему не был уверен, в какой именно последовательности разворачивались события, однако похоже было, что когда Марсено осматривал участок, Хершел уже свалился с обрыва. Следовательно, видеть трактор Марсено не мог.
   – Я хорошо знаю, мистер У-айет, что такое работа с землей. Приходится перемещать почву, выкапывать канавы и так далее. Однако этот участок не обрабатывался уже довольно много времени. Я сам пересек его из конца в конец не менее шести раз. И вот в день, когда сделка вот-вот будет подписана, я вдруг вижу следы колес трактора! Что бы это значило, спрашиваю я себя. Зачем кому-то понадобилось перемещать столько земли? Что пытаются от нас спрятать?
   Я не мог, разумеется, ответить на этот вопрос. Мне пришло в голову только одно: кто бы ни производил эти земляные работы, он специально выбрал этот день и этот час в расчете не только на темноту, но и на снегопад. Если Хершел – а скорее всего, это был именно он, – начал, к примеру, в час пополудни, а снег пошел в три часа, когда до темноты оставалось всего часа полтора, следовательно, вероятность того, что кто-то заметит следы бульдозера до подписания договора, была минимальной. То, что Марсено побывал на участке в четыре, было чистой воды невезением.
   – И что было дальше? – спросил я, чтобы что-нибудь сказать.
   – Стало темнеть. Наш водитель сказал, что скоро начнется настоящий снежный буран и нам лучше поскорее вернуться в город. – Марсено повернулся к мисс Аллане и быстро сказал что-то по-испански. Та вспыхнула и отвернулась, но вид у нее был очень довольный. Кое-что я. однако, понял. «Когда я закончу с этим идиотом гринго, мы с тобой…» – вот что сказал Марсено; остальное я прочел по выпятившимся губам мисс Алланы.
   – Короче говоря, у меня не было времени все как следует осмотреть, – закончил Марсено.
   Ему не хватило времени подойти к краю обрыва и увидеть в сорока футах внизу замороженный труп.
   – Почему вы не приостановили сделку, если у вас были какие-то сомнения? – спросил я.
   – Я пытался дозвониться мистеру Рейни, но он не отвечал на вызовы. Потом я позвонил агенту по недвижимости, и она сказала, что если мы приостановим сделку, земля может уйти к другому покупателю. Я не хотел рисковать и решил довести начатое до конца. – Марсено не мигая смотрел на меня, так крепко сжав губы, что его рот сделался размером с булавочную голову. Судя по всему, он был в ярости. – Сегодня утром мой человек сообщил мне, что обнаружил на снегу новые следы и целую кучу мороженой картошки. Вчера вечером я не видел никакой картошки, а сегодня утром она вдруг появилась. Как вы можете это объяснить?
   Мне отчаянно хотелось в туалет; еще немного, и я бы обмочился. Чтобы сдержаться, я прикусил кончик языка так сильно, как только мог.
   – Я хочу знать, мистер У-айет, что пытаются от меня скрыть. Мне бы хотелось, чтобы мистер Рейни сам сказал мне, в чем дело. Он должен знать свой участок. В конце концов, он вырос на этой ферме. Площадь участка равняется восьмидесяти шести акрам – не так уж много, но мы можем потратить много времени и денег на подробное обследование всей территории. Снег скоро стает, возможно, завтра его уже не будет. В чем там дело? Зарытые в землю старые бензиновые цистерны? Гербициды? Что?! Я знаю, что картофелеводы на Лонг-Айленде много лет использовали мышьяк и что в старых амбарах до сих пор хранятся большие запасы этого вещества. И не только мышьяк – это вообще может оказаться все, что угодно! Подземные воды поднимаются к поверхности, уходят в глубину, движутся во всех направлениях, контролировать их невозможно. Что они разносят? Я боюсь сажать лозу, мистер У-айет, потому что через три года корни могут наткнуться на какой-нибудь яд. В лучшем случае посадки просто погибнут. В худшем – в нашем вине окажется какой-нибудь гербицид или тот же мышьяк. Мы сами используем «Раундап» – это очень хорошее средство, которое, разлагаясь, превращается в обычную воду, но в прошлом многие фермеры использовали куда менее безобидные химикаты. И если в нашем вине окажутся какие-то опасные соединения, нам придется выкорчевывать лозу, мистер У-айет. Это будет ужасно! Ужасно и очень дорого, так что мы предпочитаем быть осторожными. Как говорится, семь раз отмерь…
   – Да.
   – У меня сложилось впечатление, что трактор пытался засыпать землей участок площадью около двух акров. Глубина вспашки под виноградники составляет в ваших единицах двадцать четыре дюйма – это стандарт, который всем прекрасно известен. Это больше, чем требует картофель, поэтому тот, кто работал на тракторе, решил добавить еще слой грунта, чтобы наши культиваторы ненароком не зацепили что-то, что там спрятано. Общеизвестно, что когда земля замерзает, а потом оттаивает, она как бы выталкивает на поверхность закопанные предметы, но если сверху насыпать еще слой, этот процесс может занять значительно больше времени. Мы хотим знать, в чем проблема, мистер У-айет. И мы хотим решить эту проблему, не привлекая внимания местных жителей. В противном случае информация может дойти до официальных властей, а я слышал, что если в дело вмешается департамент охраны окружающей среды штата, все может застопориться на годы. На годы, мистер У-айет! Я уверен, вы прекрасно понимаете: мы не хотим, чтобы наша репутация омрачилась каким-либо скандалом, тем более что мы делаем только первые шаги в этом регионе. И мы вынуждены поэтому действовать решительно.
   – Хорошо, – сказал я. – Я поговорю с моим клиентом.
   – Мы бы хотели, чтобы ваш клиент отвез нас на участок и сказал, что находится под землей. Я хочу, чтобы мистер Рейни указал точку и сказал – копайте здесь, и вы наткнетесь на то-то и то-то. Мы не намерены сажать лозу, чтобы потом ее выкорчевывать.
   – Это… звучит разумно, – сказал я и впился зубами в кусок рулета, хотя больше всего мне хотелось укусить собственный кулак.
   – Мы уже многое знаем о мистере Рейни, мы знаем, что он вырос в тех местах. Я даже пытался договориться с ним по телефону и был чертовски вежлив…
   В этом я не сомневался.
   – Мы хотели бы получить ответ через сутки.
   – Я посмотрю, что можно сделать.
   – Вот-вот, посмотрите, – сказал мистер Марсено. – Или мы посмотрим, что сможем сделать мы. – Он достал что-то из нагрудного кармана. – Вот, – сказал он. – Кажется, это ваше…
   Марсено протягивал мне ту самую визитную карточку, которую копы забрали у меня прошлой ночью.
   – Ведь это ваша визитка, верно?
   Да, это моя визитка. Аккуратный, четкий шрифт, название компании и адрес, моя фамилия и должность, мои прежние телефоны (все четыре) и адрес электронной почты – знаки и символы моей прошлой жизни. При виде карточки мне стало не по себе. Я вручил ее полисмену прошлой ночью в сотне миль отсюда – и вот она снова вернулась ко мне. Но как? Вероятно, Марсено, как любой предусмотрительный бизнесмен, уже успел установить «дружеские отношения» с местным полицейским участком. Возможно, он даже специально попросил копов присмотреть за его новой собственностью, и когда ему сообщили о появлении посторонних, мистер Марсено немедленно отправил за карточкой одного из своих подручных.
   – У меня тут есть для вас кое-что еще, мистер У-айет.
   – Да?
   Он кивнул мисс Аллане. Та медленно наклонилась (ее спина осталась прямой, ноги – скрещенными) и взяла с пола довольно большую сумочку. Из сумочки мисс Аллана достала стандартного размера конверт из плотной желтой бумаги. Марсено взял конверт, открыл и вытащил оттуда два документа. Даже со своего места я видел, что это исковое заявление в суд.
   – Будьте добры, передайте этот документ Джею Рейни. – Мистер Марсено вручил мне первый экземпляр. – А это копия для вас лично.
   Я пробежал глазами первую страницу. Это действительно был иск в суд, и в нем я был назван соответчиком.
   – Постойте, Марсено, это же…
   – Если ответ мистера Рейни нас удовлетворит, мы разорвем эту бумажку.
   – Но послушайте же! Я здесь совершенно…
   – Вы были официальным представителем мистера Рейни, когда он заключал договор с «Вуду Лимитед».
   – Но я вовсе не являюсь его…
   – И согласно сведениям, полученным нами от полиции, именно вы сопровождали мистера Рейни вчера ночью в его поездке на участок. Кажется, на языке права это называется вторжением на территорию частного владения?
   Марсено встал. То же сделала и мисс Аллана. Не прибавив больше ни слова, они вышли из ресторана. Я не сомневался: Марсено собирался отвести мисс в свои апартаменты и провести некоторое время наедине с ее восхитительными влажными губами; мне же для забавы он оставил судебный иск.
   Несколько минут я сидел точно громом пораженный. Потом передо мной как по мановению волшебной палочки появилось огромное блюдо запеченных в тандуре цыплят, но я отодвинул его в сторону и снова взял в руки первую страницу судебного иска. Глаза меня не обманули: Джей и я – мы оба обвинялись в мошенничестве, неправомерном поведении, намеренном искажении фактов, введении в заблуждение и многом другом, что только смогли придумать Марсено и компания. Сумма иска составляла ни много ни мало десять миллионов долларов. Судя по терминологии, документ этот состряпал какой-нибудь младший партнер в юридической фирме третьего разбора, что, впрочем, не представляло никакой сложности; для этого достаточно было просто взять старый иск, вписать в него новые имена и адреса, кое-что подправить и подредактировать. Говоря простым языком, это была самая обыкновенная лажа, рассчитанная на то, чтобы привлечь внимание Джея и заставить его что-то предпринять. Подобные иски, как правило, не вызывают ничего, кроме изжоги, и напоминают об избитой истине, что ошибки стоят дорого, а угрозы – дешево. Вместе с тем даже явно сфабрикованные обвинения обладают свойством выжимать из людей все соки и портить им нервы, ибо выиграть такое дело обходится невероятно дорого, тогда как проигрыш может обернуться катастрофой. Такие дела тянутся и тянутся, они становятся частью вашей истории болезни и превращают вашу жизнь в круговерть «ходатайств», «заявок», «апелляций» и прочих «юридических действий», так что очень скоро вы начинаете жить не по календарю, а по расписанию судебных слушаний и заседаний. Но больше всего я боялся, что между Хершелом, безмолвно глядящим в небо превратившимися в ледяные шарики глазами, и праведным гневом Марсено есть какая-то неизвестная мне связь. А основания так думать у меня были. В конце концов, старые чернокожие работники с сорокалетним опытом за плечами очень редко отправляются выравнивать землю в пургу без носков.
 
   Можно ли назвать то, что случилось дальше, везением?… Не думаю. Скорее, это была счастливая догадка, которая пришла мне на ум, уже когда я спустился на улицу и стоял на холодном февральском ветру, засунув в карман куртки свернутый в трубку, толстый, как журнал, иск, испытывая одновременно и злость на Джея, и страх. Мне нужно было срочно найти Джея, но я понятия не имел, где его искать. Потом я вспомнил, что сегодня четверг, а в программке школьных соревнований, которую я нашел в «бардачке» Джеевой машины, все баскетбольные матчи старших школьниц, проводившиеся вечером в четверг, были отмечены галочкой. Кроме того, как раз сегодня утром Джей сказал мне, что вечером будет занят каким-то важным делом. Да, догадаться было легко, но мне все же потребовалось некоторое время, чтобы сложить два и два и получить искомый результат. Возле отеля «Плаза» я остановил такси и назвал адрес. Школа, о которой шла речь в программке, находилась всего в двадцати кварталах, и я ее хорошо знал. Это была очень хорошая частная школа для детей старшего возраста, и если бы моя жизнь сложилась иначе, несколько лет спустя именно туда мог бы поступить мой Тимми.
   Школьный спортзал находился за углом главного здания, чуть в стороне от главного входа, и я хорошо слышал крики болельщиков, доносившиеся из высоких освещенных окон. Стараясь не встретиться взглядом с охранником, я быстро прошел по коридору, заставленному оловянными кубками и другими трофеями, многие из которых были завоеваны пятьдесят и восемьдесят лет назад, и оказался в небольшом старомодном спортивном зале.
   Зал был набит родителями. Они выглядели утомленными, но лица у всех были сытыми, благополучными. Многие, разрываясь между служебным долгом и родительскими обязанностями, приехали сюда прямо с работы и держали в руках кейсы. Это были люди с положением, их брак был прочен, а расписание деловых встреч составлено на месяцы вперед. Когда-то и я был таким, как они. Едва подумав об этом, я сразу ссутулился от стыда и от страха быть замеченным, узнанным кем-то, кого я когда-то знал. Никогда нельзя предвидеть, с кем можно столкнуться в подобных местах, а мне вовсе не хотелось встречаться с родителями бывших друзей Тимоти или, упаси бог, с людьми, которые когда-то знали Уилсона Доуна.
   При этой последней мысли я едва удержался, чтобы не начать озираться по сторонам. К счастью, на мне был хороший костюм, и я был рад этому, словно костюм мог от чего-то меня защитить.
   Когда я вошел, команда хозяев проигрывала соперницам девять очков. Мне повезло, и я отыскал свободное кресло на галерке. Матч близился к концу – в четвертой четверти оставалось играть минут восемь. Девочки на площадке взмокли от пота, раскраснелись от усилий и волнения. У большинства уже были груди – или намек на груди; форму или растрепавшиеся волосы они поправляли по-женски изящными, плавными движениями, но по большому счету они все еще были детьми.
   Я оглядел зал в поисках Джея и вскоре обнаружил его на противоположной трибуне – в секторе, зарезервированном для болельщиков гостевой команды. Он сидел на верхнем ярусе у самой стены, как-то странно подавшись всем телом вперед.
   Глядя на него, я почувствовал, как во мне шевельнулось отвращение. Казалось, его склоненное вперед большое тело не выражает ничего, кроме вожделения и похоти. Джей пристально смотрел на площадку в небольшой, похожий на театральный бинокль, но за игрой он не следил. Мяч летал от кольца к кольцу, девчонки взвизгивали, тренеры выкрикивали указания, но бинокль Джея даже не дрогнул. Неожиданно он отложил его и достал небольшой блокнот. Нацарапав в нем несколько фраз – несомненно, такими же наклоненными, полупечатными буквами, какими он записал для меня адрес ресторана, – Джей ненадолго закрыл глаза, потом добавил еще несколько слов. Что-то словно подсказало мне, что я присутствую при таинстве, при акте поклонения. Наконец Джей закрыл блокнот и, убрав его в нагрудный карман, снова взялся за бинокль.
   Я хотел подойти к Джею, но потом мне пришло в голову, что я смогу узнать гораздо больше, если буду наблюдать за ним незаметно. Возможно, подумал я, он знаком с одной из девчушек на площадке или с ее родителями. Возможно, он – сексуальный маньяк-педофил, выслеживающий жертву. Что ж, в любом случае Элисон будет небезынтересно узнать о его странном поведении.
   Между тем игра продолжалась. В зале было тепло, и я расстегнул куртку. Похоже было, что гости выиграют с преимуществом очков в двенадцать. Тренеры продолжали орать, зрители подбадривали играющих. Одна из девочек в команде хозяев заработала персональное замечание и была заменена.
   – Замена! – провозгласил судья-информатор – гнусавый подросток в пиджаке и галстуке. – Вместо… – он назвал имя и фамилию, которых я не расслышал, – в игру вступает Салли Коулз, номер пятый.
   Под вежливые аплодисменты от судейского столика выбежала на площадку еще одна девушка. Высокая, длинноногая, кажущаяся немного нескладной в просторной трикотажной майке и шортах, она быстро заняла свое место на площадке. Коулз… Салли Коулз… Не иначе, подумал я, это дочь того англичанина, с которым мы встречались сегодня утром. Я не очень хорошо рассмотрел стоявшие на столе фотографии и не узнал ее, но не сомневался, что это она. На вид Салли было лет четырнадцать, и она все еще была больше похожа на девочку, чем на женщину: груди еще не развились, линии тела были скорее волнистыми, чем округлыми. Только большие глаза и правильные черты лица указывали на то, что когда-нибудь в будущем она станет настоящей красавицей.
   Я снова посмотрел на Джея. Теперь его бинокль следил за всеми перипетиями игры, вернее сказать – за всеми передвижениями Салли. Когда же игра остановилась у дальнего конца площадки прямо напротив него и Салли Коулз – лицо блестит от пота, глаза насторожены, ноги в ожидании свистка судьи слегка согнуты в коленях – оказалась в каких-нибудь тридцати футах от Джея, он опустил бинокль, направив его прямо на девочку.
   Я смотрел то на Джея, то на Салли, пытаясь угадать, что их связывает, но в этот момент сзади меня кто-то окликнул. Не без страха я обернулся и увидел Дэна Татхилла – старого доброго Дэна Татхилла, который сидел на пять рядов выше меня и махал рукой. За время, что мы не виделись, Дэн еще немного поседел и очень располнел. Шепнув что-то сидевшей рядом жене, он стал спускаться ко мне, перешагивая через ряды кресел и придерживая руками огромный колышущийся живот, обтянутый короткой спортивной курточкой.
   – Господи, Билл, ты прекрасно выглядишь! – воскликнул Дэн, спустившись ко мне; при этом он громко сопел, как и полагалось человеку подобной комплекции. – Я как тебя увидел, сразу сказал Минди – это не кто иной, как Билл Уайет. Рад тебя видеть, старик. Как делишки?
   Мы пожали друг другу руки, как старые друзья-заговорщики.
   – Пришел посмотреть на дочь? – спросил я.
   – Ага. Во второй двадцатиминутке она провела отличный бросок из-под корзины. Смотрелось дьявольски эффектно, но я уверен – ей просто повезло, что мяч угодил в кольцо. А тебя каким ветром сюда занесло?
   – Так… ищу кое-кого. Я должен был встретиться здесь с клиентом.
   Дэн кивнул. Похоже, мое объяснение произвело на него благоприятное впечатление.
   – Я его знаю?
   – Навряд ли.
   Дэн понял, что я ничего ему не скажу.
   – Как дела на фирме? – в свою очередь спросил я.
   – Ох, лучше не спрашивай. – Его лицо исказилось от неподдельной боли. Мне всегда нравилась эта черта Дэна: все чувства и переживания тотчас отражались на его лице. – Тебе-то я, конечно, скажу, но… В общем, контора трещит по швам. Полный бардак, никто не знает, у кого в руках все рычаги. Молодежь точит зубы на стариков за то, что те загребают все премиальные. Я теперь тоже отношусь к старикам, но ко мне это, слава богу, не относится. А вот настоящие старики нервничают. Не далее как на прошлой неделе они уволили двух молодых адвокатов, еще двое ушли сами. Жуть, что делается, Билл! Исполнительный комитет фирмы превратился в натуральный гадюшник.
   – Я думал – ты сам давно заседаешь в этом комитете, – сказал я, бросив взгляд на противоположную сторону зала, чтобы убедиться, что Джей никуда не ушел.