Страница:
– Прошу вниз, джентльмены. – Гейб указал на дверь в Кубинский зал, и мы послушно спустились по девятнадцати мраморным ступенькам.
Ха и Элисон по-прежнему сидели в дальней кабинке; Г. Д. ждал у бара. Когда мы вошли, мне показалось, что Джей и Элисон переглянулись, обменявшись каким-то посланием, но в чем дело, я понять не успел.
– О'кей, – сказал Г. Д., – вот мы почти и закончили. Сколько времени?
– Без двух минут три.
– Когда должны прийти твои официанты? – спросил он у Элисон.
– Скоро, – ответила она. – К четырем.
– Еще целый час! – заявил Г. Д. – Это слишком долго. Я проголодался.
– Мы можем идти, босс, – сказал Гейб. – То есть вы можете уйти, мы с Дэнни здесь закончим.
– Сначала я должен узнать, как все-таки умер мой дядя Хергаел, – ответил Г. Д. – Это мой долг. Дядя навещал меня в тюрьме, наверное, раз пятьдесят. Ездил ради этого через весь штат!… – Он ткнул толстым пальцем в сторону Джея. – Твой человек – Поппи – сказал, что у моего дяди случился… Нет, черт, так не пойдет! Я жрать хочу! В этой паршивой дыре есть что-нибудь приличное, какая-нибудь нормальная еда?
– Послушайте меня, босс, – начал Гейб. – Нам лучше…
– Заткнись, я проголодался. Чтобы думать, мне нужны калории. Мозг потребляет хренову тучу калорий, вам это известно? Может быть, кто-то считает меня толстым, но я еще и опасный! Белые американцы любят толстых черных негров – думают, что они безобидные.
– Что-что? – переспросил Ламонт.
– Возьми Джорджа Формана [43] – он толстый и богатый. Билл Косби [44], Эл Рокер, который читает погоду по телику, Синдбад из рекламы пива… – Г. Д. выжидательно посмотрел на Элисон. – Все они очень богаты, потому что белые не боятся толстых черных парней.
– Здесь, внизу, у нас почти ничего нет, – сказала Элисон. – Кроме, разумеется, обычного барного ассортимента: орешков, сухих крендельков с солью и тому подобного.
– Терпеть не могу мучное, – проворчал Г. Д. – Хреновый у тебя бар, мисс.
– Там. позади бара, есть небольшая кухня, – вставил Дэнни, показывая куда-то за спину Г. Д.
– Джентльмены любить рыба? – внезапно спросил Ха.
Элисон резко повернулась к нему.
– Я не знаю, – медленно проговорила она, хотя вопрос был обращен не к ней.
– Рыбу? Не врешь? У вас правда есть рыба?! – воскликнул Г. Д.
Ха сухо глянул на Элисон:
– Здесь быть очень хорошая, очень свежая рыба.
Г. Д. посмотрел на Ха, который снова опустил голову в знак покорности.
– Ты говорила, этот желтомазый умеет готовить?
Элисон быстро посмотрела на Ха:
– Он дипломированный шеф-повар. Рыба – его специальность.
– Какая у вас рыба? Тунец? Меч-рыба?
– Что у тебя есть, Ха? – спросила Элисон, изображая искренность.
Ха слегка кивнул, будто задумавшись:
– Особенная рыба есть. Деликатес. Ха делать очень хороший суси.
– Вы подаете суси? В стейкхаусе?! – удивился Г. Д.
– Да, очень хороший суси. У нас аквариум быть живая рыба – вот, посмотреть за бар, под полка.
– Мне нужно набить брюхо, – проворчал Г. Д. – Вряд ли суси можно наесться.
Дэнни зашел за барную стойку.
– Китаеза не врет, – сказал он и наклонился, на мгновение пропав из виду. – Вот эта рыба. Ну и уродина!
– Это особенная рыба, – подала голос Элисон. – Для специальных китайских суси. Мистер Ха был личным поваром Мао Цзэдуна, если знаете такого.
– Я тоже что-то проголодался, – признался Дэнни.
– Мао – это какой-то китайский император или что-то в этом роде? – уточнил Г. Д.
Ха смирено кивнул.
– Ладно, приготовь мне рыбу, которую ты жарил для китайского императора, желтомазый, – согласился Г. Д. – Я бы слопал пару бутербродов перед тем, как двигаться дальше. – Он указал на Джея стволом пистолета. – Кроме того, я собираюсь серьезно поговорить с этим парнем. Дело ведь не только в гребаных деньгах!…
– Как угодно.
– Да, мы все здесь проголодались. – Г. Д. посмотрел на Ламонта. – Нужно подкрепиться – нас ждет большая вечеринка.
Ха снова поклонился:
– Я работать очень быстро, вы увидеть. – Встав со стула, он шаркающей походкой прошел за стойку бара. Отсоединив воздушный компрессор, он выкатил аквариум с рыбой вперед, установил рядом разделочную доску и достал сверток с ножами.
– Прежде чем я открыть это, – предупредил он, – я сказать, что здесь быть очень острые ножи. Они нужны, чтобы готовить рыба. Пожалуйста, не стрелять в Ха! Этот нож только для рыба.
Дэнни нетерпеливо кивнул:
– Мы поняли. Давай действуй!
Ха прижал рыбу к стенке аквариума и пронзил ей нос своим гарпунчиком.
– Вот, я брать рыба… – Он ловко вскрыл рыбе брюхо. – Мы готовить эта рыба для сегодняшний вечер, – добавил Ха, расставляя на столике чашки для различных внутренних органов.
– Вы не поверите, но люди платят за это блюдо большие деньги, – вставила Элисон.
– Г. Д., – медленно сказал Гейб, наблюдая за действиями Ха. – Я работаю на вас уже три года. Все это время я был вам верен и исполнял все ваши приказания. Я возражаю, только когда чувствую, что должен это сделать. Так вот… Мне кажется, вам следует немедленно отсюда уехать. Я понимаю, что у вас есть проблема… Эти люди все видели. Но нам с Дэнни вполне по силам с этим разобраться.
Г. Д. покачал головой.
– У нас есть еще минут десять, а может – гораздо больше. Вы слишком долго копались – на улицах уже начинают образовываться пробки. Нет, теперь я хочу получить мою рыбу, а потом… – Он показал на Джея. – А потом я разберусь с тобой, сволочь!
Наступила долгая, гнетущая пауза. Я заметил, что Джей был, пожалуй, единственным, кто не выглядел испуганным. Казалось, необычность ситуации и грозящая опасность не производили на него никакого впечатления. Впрочем, он ничего не знал о Поппи, чье окоченевшее тело, упакованное в мусорные мешки, лежало за стойкой бара.
Джей посмотрел на меня:
– Это ты рассказал им про Салли? Они тебя заставили?…
Я бросил быстрый взгляд на Элисон.
– Я совершил ужасную ошибку, Джей. Я все рассказал Элисон.
– Понимаю. – Джей немного подумал. – С другой стороны, если бы не это, я бы, наверное, еще долго не встретился с ней лицом к лицу, не поговорил…
– Наверное.
– Ты имеешь в виду свою дочь? – негромко спросила Элисон.
Некоторое время Джей молча разглядывал ее. Под его взглядом Элисон почувствовала себя очень неуютно, но Джей ничего не сказал. Я был уверен – он никак не может расстаться с воспоминаниями о тех нескольких минутах, которые он провел с Салли.
– Да, – ответил он наконец, – мою дочь.
Элисон… Она бы хотела рассердиться на него, возненавидеть, но вместо этого едва не расплакалась. Ее глаза наполнились слезами, и она поспешно отвернулась, стараясь сохранить хотя бы остатки гордости.
– Почему ты ничего не сказал мне? – глухо спросила она. – Почему?!
– Мне казалось, тебе это не понравится. Элисон посмотрела на него.
– Это не имело бы никакого значения! – почти выкрикнула она. – Неужели ты не видишь, не понимаешь, как сильно я… – Она снова опустила глаза, не в силах закончить предложение.
– Как сильно ты… Что? – спросил Джей. Элисон попыталась что-то сказать, и я впервые заметил, как тяжело и непривычно ей просто говорить о чем-то хорошем и радостном.
– Все равно это было… приятно.
Приятно… Вот ключевое слово – единственное слово, которое имело значение.
Приятно…
Элисон достала из сумочки салфетку и протянула Джею:
– Возьми, это тебе.
– Что это? – спросил Джей, разворачивая салфетку.
– Поппи просил предать тебе тот план, – сказал я. – Он был пьян и не мог писать. Поэтому буквы написала Элисон – по его просьбе.
Салфетка – уже слегка помятая – выглядела в его руке очень маленькой. Несколько секунд Джей изучал рисунок, сосредоточенно нахмурившись и сжав губы. Сначала он ничего не понимал, потом его глаза широко раскрылись. Он понял! Понял и был потрясен – поражен в самое сердце, в самую душу. Казалось, его ударили дубинкой – голова Джея упала на грудь, глаза закрылись.
– Боже мой!… – прошептал он.
– Что?! Что там такое?
Джей открыл глаза и еще несколько мгновений разглядывал салфетку, потом аккуратно убрал в нагрудный карман и повернулся ко мне.
– Салли убежала? – спросил он. – С ней все в порядке, как ты думаешь?
– Да, – сказал я. – Конечно, с ней все в порядке, но…
– Как там насчет пожрать? – крикнул Г. Д. – Долго еще?
– Очень быстро! – ответил Ха с неожиданным воодушевлением. – Все быть почти готово. Чтобы суси быть хороший, нужно немного рис и морские водоросли. Вот смотрите: я отрезать это, класть в лепешка и раскатывать – быстро-быстро. Готово! – В течение минуты с небольшим Ха приготовил восемь одинаковых лепешек-суси. Я внимательно следил за движениями его ножа, стригшего воздух над пиалами с потрохами рыбы, но сказать с уверенностью, опустил ли Ха клинок в одну из чашек или нет, я бы не смог. Единственное, что я помнил еще по прошлому разу, это то, что из одной рыбы, как правило, получается не восемь лепешек, а три-четыре. Зато яда в каждой рыбе было больше чем достаточно.
– Кто будет кушать суси, пожалуйста? – спросил Ха.
Г. Д. показал на своих людей:
– Разделим на всех.
– Я не люблю рыбу, – пробормотал Ламонт.
– Сколько для каждый? По две суси для каждый?… – спросил Ха. расставляя на столе тарелки с цветочным орнаментом и выкладывая на каждую по две лепешки.
– По две так по две… – сказал Гейб и потянулся к тарелке.
– Нет, нет, сэр, я еще не закончить, – быстро проговорил Ха. – Но вы быть первый… – Он придвинул к себе тарелку, подвернул уголки лепешек, еще раз раскатал и, словно художник, готовящийся положить на холст последний, завершающий мазок, бросил на Гейба быстрый оценивающий взгляд, прикидывая его возраст и вес. Его нож метнулся к ближайшей чашке, погрузился в нее, вынырнул и коснулся двух лепешек на тарелке. Другой рукой Ха украшал блюдо резаной морковью, отвлекая внимание словно иллюзионист в цирке. Он проделал все так быстро и ловко, что я едва удержался от аплодисментов.
– Вот, – сказал Ха. – Кушать, пожалуйста.
Гейб поставил тарелку перел собой на стойку, но есть не спешил. Ха тем временем украсил морковью и зеленью еще две лепешки, заряженных ядом шао-цзу. Я-то знал, в чем дело, на даже несмотря на это, мне было трудно следить за его манипуляциями. Пальцы Ха так и мелькали, рассыпая по тарелкам петрушку и морковь, в то время как зажатый в левой руке нож дважды нырнул в плошки с ядовитой требухой. Но вот Ха разложил четыре лепешки по двум тарелкам. Дэнни схватил обе, протянул одну Г. Д., вторую взял сам и тут же затолкал в рот одну лепешку.
– Неплохо! – объявил он с полным ртом.
– Остаться два кусочек! – объявил Ха. – Кто еще хотеть китайский суси? Мисс Элисон, пожалуйста?
Она покачала головой:
– Нет, Ха, спасибо.
– Мистер Джей?
– С удовольствием, – кивнул Джей. – Только дайте мне сигару.
– Сигару?
Г. Д. махнул своим позолоченным пистолетом в сторону полок с сигарными коробками:
– Дайте этому придурку сигару за хорошее поведение. Пусть посмолит, прежде чем я выкурю его самого – вытяну из него всю правду. Ты готов отвечать на мои вопросы, пижон? У меня очень много вопросов, но главный из них – почему никто не говорит мне. что, черт побери, случилось с моим дядей?
Дэнни подошел к полкам с сигарами, взял одну коробку, потом поставил на место, взял другую, достал сигару и вернулся к Джею.
– «Монтекристо», – сказал он, протягивая ему сигару. – Отличный табак!
– Что за тип – твой Поппи? – продолжал Г. Д., ханжески улыбаясь. – У него какие-то беспокойные глаза, словно он постоянно о чем-то думает. Знаешь, мне почему-то кажется, что он враль, каких мало. Ты можешь объяснить, в чем дело? Кто-нибудь может мне это объяснить?!
Но никто ему не ответил. Тем временем Ха закончил предназначенную для Джея лепешку. Я пристально следил за его ножом, и мне показалось – Ха точно так же обмакнул его в одну из чашек. Поставив тарелку перед Джеем, Ха слегка поклонился.
– Остаться один кусочек. Очень хороший маленький кусочек, как раз подходящий, – сказал он мне. Его руки продолжали мелькать с поразительной скоростью, обминая полоску мяса, укладывая ее на рисовую лепешку, заворачивая, скручивая, раскатывая нарезая морковь, обмакивая нож то в одну, то в другую чашку. – Это для вас, мистер Уайет.
Когда он поставил передо мной тарелку, у меня, должно быть, сделался испуганный вид, потому что Ха сказал:
– Не беспокоиться, мистер Уайет, пожалуйста. – Он улыбнулся, так что его глаза почти исчезли среди морщин, но его взгляд по-прежнему был устремлен на меня. – Ха обещать – вы очень понравиться. Я приготовить для вас очень вкусный рыба. Вы знать – видеть шао-цзу раньше и показать другие, как это быть вкусно!
Я взял лепешку-суси. Посмотрел на нее. Ха отошел к Г. Д. и Гейбу, которые еще не притронулись к своим порциям.
– Пожалуйста, кушать. Это очень вкусно. Рыба быть протеин. Ум становиться сильный. – Он повернулся ко мне. – Ведь правда вкусно, мистер Уайет?
Джей положил сигару на стол рядом со своей тарелкой. Элисон смотрела на меня пристально и выжидательно. Я положил суси в рот. Пожевал.
– М-м-м!… – сообщил я. – Потрясающий вкус!
– Да, мистер Уайет. – Ха поклонился.
– Ты уверен, что больше ничего не осталось? – спросил я. – Мне кажется, я мог бы съесть целый вагон таких штук!
Ха виновато наклонил голову.
Дэнни съел вторую лепешку. Гейб надкусил первую. Теперь все решало время – нам было нужно хотя бы несколько минут. Я прислушался, и мне показалось, что я слышу наверху шаги – должно быть, начал собираться персонал ресторана.
Элисон, видимо, тоже что-то услышала, так как посмотрела на часы.
– В чем дело? – требовательно спросил Г. Д.
– Ресторан скоро откроется, – объяснила Элисон. – Приходят официанты, подсобники, уборщики, младшие повара – все.
– Как насчет того, чтобы не открываться сегодня? – спросил Г. Д.
Элисон покачала головой:
– Невозможно. Мне придется обзвонить почти сорок человек, к тому же половина из них уже в дороге.
Сверху донесся гул пылесосов.
– Ты запер дверь наверху? – спросил Г. Д. у Гейба.
Тот кивнул.
– Сюда никто не войдет?
– Никто.
– А когда твои служащие разойдутся? – Г. Д. снова повернулся к Элисон.
– Не скоро, – ответила она. – Может быть, в час ночи, может, еще позже.
– У вас сегодня какое-то крупное мероприятие? – спросил я у Элисон, стараясь выиграть время. Джей, опустив голову, разглядывал лежащую перед ним сигару.
– Сегодня у нас ужинает съезд страховщиков или еще каких-то деятелей, – сказала она. – Все не поместились, так что их будут обслуживать в две смены.
Ха занялся приборкой – укатил пустой аквариум и начал чистить разделочный столик. Мне вдруг показалось, что мой рот наполнился слюной. Я посмотрел на Гейба – он съел вторую лепешку, Г. Д. – первую. Джей пока только рассматривал суси, словно восхищаясь поварским искусством Ха.
– Что-то мне не по себе! – громко пожаловался Дэнни. – Внутри как будто все онемело, глаза не двигаются. – Он покачнулся, попытался схватиться за стойку бара, но промахнулся и упал на пол прямо передо мной. Револьвер он не выронил, но я видел – оружие едва держится в его дрожащих пальцах.
– Дэнни?… – Глядя на судорожно подергивающиеся ноги приятеля, Гейб поднял свой револьвер. В следующую секунду он заморгал и замахал руками над головой, словно отгоняя надоедливую муху. Спереди по его джинсам расплывалось мокрое пятно. Покачнувшись, Гейб упал на колено, потом повалился на бок.
– В чем дело?! – взвизгнул с полным ртом Г. Д. – Дэнни? Гейб?!
Ха по-прежнему стоял у стойки, согнув спину в поклоне – воплощенное раболепие и покорность. Мне, однако, показалось, что в его позе есть что-то траурное. Мне хотелось, чтобы он взглянул на меня, потому что я тоже съел рыбу, убедив – нет, заставив себя поверить, что мне ничто не грозит. Теперь я тоже чувствовал себя как-то странно, и мне было очень нужно, чтобы кто-то подтвердил – Ха дал мне столько шао-цзу, сколько нужно, и не больше! Между тем яд продолжал действовать; я начинал испытывать странную отстраненность от собственных мыслей и чувств. Мне было все нипочем. Я даже не побоялся наклониться и забрать револьвер из ослабевших пальцев Дэнни.
– Эй! – завопил Ламонт – единственный из людей Г. Д., кто не ел рыбу. – Что тут происходит?! – В панике он переводил свой пистолет с Ха на Джея, с Джея на меня.
– Меня тошнит, – с трудом проговорил Г. Д., делая шаг к двери. – Выведи меня отсюда!
Ламонт наставил свой пистолет на меня. Я выстрелил…
… И почувствовал, как у меня в горле словно разошлась с электрическим треском застежка-«молния». Что-то случилось с моими глазами; я хотел поднять руку, чтобы потрогать их, но рука неожиданно показалась мне слишком тяжелой. В следующий момент я свалился со стула на пол, и картина перед моими глазами разбилась на несколько осколков. Быть может, подумалось мне, Ха хотел отравить всех нас, быть может, именно это он задумал с самого начала. Джей все еще держал суси в руках, собираясь отправить в рот.
– Ры-ры-ба! – прохрипел я, указывая пальцем на ядовитую лепешку.
– Что-что?
Но съел Джей рыбу или выплюнул, добрался ли Г. Д. до лестницы, попал ли я в Ламонта – этого я уже не видел. Скорчившись в углу кабинки, я уставился на прибор для специй. Нёбо немилосердно зудело; руки и ступни, которые покалывало словно иголочками, начинали неметь. Глазами я двинуть не мог, не мог даже сфокусировать на чем-то взгляд: не исключено, что они были и вовсе закрыты. Так, в томительной неподвижности, прошло сколько-то времени. Воздух наполнял мою грудь, и при каждом медленном вдохе я – как и каждый человек на земле – ощущал внутри горячую и влажную пустоту самой жизни. При мысли о смерти я не испытывал страха – только странное спокойствие и даже готовность умереть. Почему бы нет, если умереть так просто и приятно?… Но потом я увидел – или вообразил, что увидел. – Джея, который, зашедшись в приступе кашля, согнулся чуть не пополам. Сначала он кашлял сильно, мучительно, но постепенно кашель – или Джей – или оба – слабели. Успел ли он съесть рыбу? Или Элисон сумела ему помешать? На мгновение я залюбовался ее волосами, которые сейчас представляли собой парик из спутанных, полупрозрачных змей, ритмично колыхавшихся над ее головой. Элисон опустилась на колени, и я стал смотреть, сможет ли Джей встать на ноги или нет. Было ли это видением, галлюцинацией или реальностью, я так и не успел понять. Яркие искры вспыхивали у меня перед глазами – вспыхивали и примерзали к лицу, покрывая кожу как глазурью, которая, в свою очередь, трескалась, превращаясь в мозаику, сложенную из неправильной формы кусочков – крошечных участков окоченения и нечувствительности. Один за другим эти похожие на чешую кусочки отпадали от моего лица. Это продолжалось до тех пор, пока мне не послышался звук, до странности похожий ни звук еще одного выстрела: пока я не увидел – или не вообразил, будто вижу прямо перед собой медленно вращающуюся против часовой стрелки пулю и тянущийся за ней призрачный голубоватый дымок. И когда пуля была уже у самого моего лица, от него отвалилась еще одна подтаявшая чешуйка, и пуля, попав в нее, раздробила ее, как стекло, но без малейшего звука, а затем пролетела дальше – сквозь пустое место в моей щеке.
Разумеется, это было невозможно. Тем не менее я испытал такое чувство, какое, вероятно, испытывает рушащийся дом или складывающаяся картонная коробка: сердце провалилось куда-то в легкие, затем опустилось еще ниже – в такие сокровенные глубины, что я едва ощущал его биение. Потом я ослеп. Меня окружила… нет, не темнота. Ощущение было таким, словно я погрузился в ничто, в пустоту; примерно так же чувствует себя человек, когда во сне пытается увидеть мир вокруг. Только в ухе продолжало вибрировать что-то большое, и я подумал, что это, вероятно, барабанная перепонка, отзывающаяся на громкий человеческий голос. Еще я чувствовал тепло, или, точнее, дым, а может – отработанный пар, который проникал в мои ноздри; его запах казался смутно знакомым, но опасным, почти угрожающим. И еще я слышал крик, который, казалось, будет колебать все ту же барабанную перепонку до бесконечности, и только много позднее я догадался, что это был женский крик, но кто кричал, я так и не понял. Очень трудно узнать даже хорошо знакомые вещи, если ты съел кусок китайской рыбы шао-цзу. Очень трудно узнать кого-то, даже если это ты сам, и тебе остается только надеяться, что где-то глубоко внутри еще остался глоток воздуха – теплый влажный комок в уголке легкого, который и зовется жизнью. Достаточно отчетливо ты понимаешь только одно: лежать на холодном черно-белом полу Кубинского зала, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, означает сделать первый шаг к окончательной и бесповоротной смерти.
10
Ха и Элисон по-прежнему сидели в дальней кабинке; Г. Д. ждал у бара. Когда мы вошли, мне показалось, что Джей и Элисон переглянулись, обменявшись каким-то посланием, но в чем дело, я понять не успел.
– О'кей, – сказал Г. Д., – вот мы почти и закончили. Сколько времени?
– Без двух минут три.
– Когда должны прийти твои официанты? – спросил он у Элисон.
– Скоро, – ответила она. – К четырем.
– Еще целый час! – заявил Г. Д. – Это слишком долго. Я проголодался.
– Мы можем идти, босс, – сказал Гейб. – То есть вы можете уйти, мы с Дэнни здесь закончим.
– Сначала я должен узнать, как все-таки умер мой дядя Хергаел, – ответил Г. Д. – Это мой долг. Дядя навещал меня в тюрьме, наверное, раз пятьдесят. Ездил ради этого через весь штат!… – Он ткнул толстым пальцем в сторону Джея. – Твой человек – Поппи – сказал, что у моего дяди случился… Нет, черт, так не пойдет! Я жрать хочу! В этой паршивой дыре есть что-нибудь приличное, какая-нибудь нормальная еда?
– Послушайте меня, босс, – начал Гейб. – Нам лучше…
– Заткнись, я проголодался. Чтобы думать, мне нужны калории. Мозг потребляет хренову тучу калорий, вам это известно? Может быть, кто-то считает меня толстым, но я еще и опасный! Белые американцы любят толстых черных негров – думают, что они безобидные.
– Что-что? – переспросил Ламонт.
– Возьми Джорджа Формана [43] – он толстый и богатый. Билл Косби [44], Эл Рокер, который читает погоду по телику, Синдбад из рекламы пива… – Г. Д. выжидательно посмотрел на Элисон. – Все они очень богаты, потому что белые не боятся толстых черных парней.
– Здесь, внизу, у нас почти ничего нет, – сказала Элисон. – Кроме, разумеется, обычного барного ассортимента: орешков, сухих крендельков с солью и тому подобного.
– Терпеть не могу мучное, – проворчал Г. Д. – Хреновый у тебя бар, мисс.
– Там. позади бара, есть небольшая кухня, – вставил Дэнни, показывая куда-то за спину Г. Д.
– Джентльмены любить рыба? – внезапно спросил Ха.
Элисон резко повернулась к нему.
– Я не знаю, – медленно проговорила она, хотя вопрос был обращен не к ней.
– Рыбу? Не врешь? У вас правда есть рыба?! – воскликнул Г. Д.
Ха сухо глянул на Элисон:
– Здесь быть очень хорошая, очень свежая рыба.
Г. Д. посмотрел на Ха, который снова опустил голову в знак покорности.
– Ты говорила, этот желтомазый умеет готовить?
Элисон быстро посмотрела на Ха:
– Он дипломированный шеф-повар. Рыба – его специальность.
– Какая у вас рыба? Тунец? Меч-рыба?
– Что у тебя есть, Ха? – спросила Элисон, изображая искренность.
Ха слегка кивнул, будто задумавшись:
– Особенная рыба есть. Деликатес. Ха делать очень хороший суси.
– Вы подаете суси? В стейкхаусе?! – удивился Г. Д.
– Да, очень хороший суси. У нас аквариум быть живая рыба – вот, посмотреть за бар, под полка.
– Мне нужно набить брюхо, – проворчал Г. Д. – Вряд ли суси можно наесться.
Дэнни зашел за барную стойку.
– Китаеза не врет, – сказал он и наклонился, на мгновение пропав из виду. – Вот эта рыба. Ну и уродина!
– Это особенная рыба, – подала голос Элисон. – Для специальных китайских суси. Мистер Ха был личным поваром Мао Цзэдуна, если знаете такого.
– Я тоже что-то проголодался, – признался Дэнни.
– Мао – это какой-то китайский император или что-то в этом роде? – уточнил Г. Д.
Ха смирено кивнул.
– Ладно, приготовь мне рыбу, которую ты жарил для китайского императора, желтомазый, – согласился Г. Д. – Я бы слопал пару бутербродов перед тем, как двигаться дальше. – Он указал на Джея стволом пистолета. – Кроме того, я собираюсь серьезно поговорить с этим парнем. Дело ведь не только в гребаных деньгах!…
– Как угодно.
– Да, мы все здесь проголодались. – Г. Д. посмотрел на Ламонта. – Нужно подкрепиться – нас ждет большая вечеринка.
Ха снова поклонился:
– Я работать очень быстро, вы увидеть. – Встав со стула, он шаркающей походкой прошел за стойку бара. Отсоединив воздушный компрессор, он выкатил аквариум с рыбой вперед, установил рядом разделочную доску и достал сверток с ножами.
– Прежде чем я открыть это, – предупредил он, – я сказать, что здесь быть очень острые ножи. Они нужны, чтобы готовить рыба. Пожалуйста, не стрелять в Ха! Этот нож только для рыба.
Дэнни нетерпеливо кивнул:
– Мы поняли. Давай действуй!
Ха прижал рыбу к стенке аквариума и пронзил ей нос своим гарпунчиком.
– Вот, я брать рыба… – Он ловко вскрыл рыбе брюхо. – Мы готовить эта рыба для сегодняшний вечер, – добавил Ха, расставляя на столике чашки для различных внутренних органов.
– Вы не поверите, но люди платят за это блюдо большие деньги, – вставила Элисон.
– Г. Д., – медленно сказал Гейб, наблюдая за действиями Ха. – Я работаю на вас уже три года. Все это время я был вам верен и исполнял все ваши приказания. Я возражаю, только когда чувствую, что должен это сделать. Так вот… Мне кажется, вам следует немедленно отсюда уехать. Я понимаю, что у вас есть проблема… Эти люди все видели. Но нам с Дэнни вполне по силам с этим разобраться.
Г. Д. покачал головой.
– У нас есть еще минут десять, а может – гораздо больше. Вы слишком долго копались – на улицах уже начинают образовываться пробки. Нет, теперь я хочу получить мою рыбу, а потом… – Он показал на Джея. – А потом я разберусь с тобой, сволочь!
Наступила долгая, гнетущая пауза. Я заметил, что Джей был, пожалуй, единственным, кто не выглядел испуганным. Казалось, необычность ситуации и грозящая опасность не производили на него никакого впечатления. Впрочем, он ничего не знал о Поппи, чье окоченевшее тело, упакованное в мусорные мешки, лежало за стойкой бара.
Джей посмотрел на меня:
– Это ты рассказал им про Салли? Они тебя заставили?…
Я бросил быстрый взгляд на Элисон.
– Я совершил ужасную ошибку, Джей. Я все рассказал Элисон.
– Понимаю. – Джей немного подумал. – С другой стороны, если бы не это, я бы, наверное, еще долго не встретился с ней лицом к лицу, не поговорил…
– Наверное.
– Ты имеешь в виду свою дочь? – негромко спросила Элисон.
Некоторое время Джей молча разглядывал ее. Под его взглядом Элисон почувствовала себя очень неуютно, но Джей ничего не сказал. Я был уверен – он никак не может расстаться с воспоминаниями о тех нескольких минутах, которые он провел с Салли.
– Да, – ответил он наконец, – мою дочь.
Элисон… Она бы хотела рассердиться на него, возненавидеть, но вместо этого едва не расплакалась. Ее глаза наполнились слезами, и она поспешно отвернулась, стараясь сохранить хотя бы остатки гордости.
– Почему ты ничего не сказал мне? – глухо спросила она. – Почему?!
– Мне казалось, тебе это не понравится. Элисон посмотрела на него.
– Это не имело бы никакого значения! – почти выкрикнула она. – Неужели ты не видишь, не понимаешь, как сильно я… – Она снова опустила глаза, не в силах закончить предложение.
– Как сильно ты… Что? – спросил Джей. Элисон попыталась что-то сказать, и я впервые заметил, как тяжело и непривычно ей просто говорить о чем-то хорошем и радостном.
– Все равно это было… приятно.
Приятно… Вот ключевое слово – единственное слово, которое имело значение.
Приятно…
Элисон достала из сумочки салфетку и протянула Джею:
– Возьми, это тебе.
– Что это? – спросил Джей, разворачивая салфетку.
– Поппи просил предать тебе тот план, – сказал я. – Он был пьян и не мог писать. Поэтому буквы написала Элисон – по его просьбе.
Салфетка – уже слегка помятая – выглядела в его руке очень маленькой. Несколько секунд Джей изучал рисунок, сосредоточенно нахмурившись и сжав губы. Сначала он ничего не понимал, потом его глаза широко раскрылись. Он понял! Понял и был потрясен – поражен в самое сердце, в самую душу. Казалось, его ударили дубинкой – голова Джея упала на грудь, глаза закрылись.
– Боже мой!… – прошептал он.
– Что?! Что там такое?
Джей открыл глаза и еще несколько мгновений разглядывал салфетку, потом аккуратно убрал в нагрудный карман и повернулся ко мне.
– Салли убежала? – спросил он. – С ней все в порядке, как ты думаешь?
– Да, – сказал я. – Конечно, с ней все в порядке, но…
– Как там насчет пожрать? – крикнул Г. Д. – Долго еще?
– Очень быстро! – ответил Ха с неожиданным воодушевлением. – Все быть почти готово. Чтобы суси быть хороший, нужно немного рис и морские водоросли. Вот смотрите: я отрезать это, класть в лепешка и раскатывать – быстро-быстро. Готово! – В течение минуты с небольшим Ха приготовил восемь одинаковых лепешек-суси. Я внимательно следил за движениями его ножа, стригшего воздух над пиалами с потрохами рыбы, но сказать с уверенностью, опустил ли Ха клинок в одну из чашек или нет, я бы не смог. Единственное, что я помнил еще по прошлому разу, это то, что из одной рыбы, как правило, получается не восемь лепешек, а три-четыре. Зато яда в каждой рыбе было больше чем достаточно.
– Кто будет кушать суси, пожалуйста? – спросил Ха.
Г. Д. показал на своих людей:
– Разделим на всех.
– Я не люблю рыбу, – пробормотал Ламонт.
– Сколько для каждый? По две суси для каждый?… – спросил Ха. расставляя на столе тарелки с цветочным орнаментом и выкладывая на каждую по две лепешки.
– По две так по две… – сказал Гейб и потянулся к тарелке.
– Нет, нет, сэр, я еще не закончить, – быстро проговорил Ха. – Но вы быть первый… – Он придвинул к себе тарелку, подвернул уголки лепешек, еще раз раскатал и, словно художник, готовящийся положить на холст последний, завершающий мазок, бросил на Гейба быстрый оценивающий взгляд, прикидывая его возраст и вес. Его нож метнулся к ближайшей чашке, погрузился в нее, вынырнул и коснулся двух лепешек на тарелке. Другой рукой Ха украшал блюдо резаной морковью, отвлекая внимание словно иллюзионист в цирке. Он проделал все так быстро и ловко, что я едва удержался от аплодисментов.
– Вот, – сказал Ха. – Кушать, пожалуйста.
Гейб поставил тарелку перел собой на стойку, но есть не спешил. Ха тем временем украсил морковью и зеленью еще две лепешки, заряженных ядом шао-цзу. Я-то знал, в чем дело, на даже несмотря на это, мне было трудно следить за его манипуляциями. Пальцы Ха так и мелькали, рассыпая по тарелкам петрушку и морковь, в то время как зажатый в левой руке нож дважды нырнул в плошки с ядовитой требухой. Но вот Ха разложил четыре лепешки по двум тарелкам. Дэнни схватил обе, протянул одну Г. Д., вторую взял сам и тут же затолкал в рот одну лепешку.
– Неплохо! – объявил он с полным ртом.
– Остаться два кусочек! – объявил Ха. – Кто еще хотеть китайский суси? Мисс Элисон, пожалуйста?
Она покачала головой:
– Нет, Ха, спасибо.
– Мистер Джей?
– С удовольствием, – кивнул Джей. – Только дайте мне сигару.
– Сигару?
Г. Д. махнул своим позолоченным пистолетом в сторону полок с сигарными коробками:
– Дайте этому придурку сигару за хорошее поведение. Пусть посмолит, прежде чем я выкурю его самого – вытяну из него всю правду. Ты готов отвечать на мои вопросы, пижон? У меня очень много вопросов, но главный из них – почему никто не говорит мне. что, черт побери, случилось с моим дядей?
Дэнни подошел к полкам с сигарами, взял одну коробку, потом поставил на место, взял другую, достал сигару и вернулся к Джею.
– «Монтекристо», – сказал он, протягивая ему сигару. – Отличный табак!
– Что за тип – твой Поппи? – продолжал Г. Д., ханжески улыбаясь. – У него какие-то беспокойные глаза, словно он постоянно о чем-то думает. Знаешь, мне почему-то кажется, что он враль, каких мало. Ты можешь объяснить, в чем дело? Кто-нибудь может мне это объяснить?!
Но никто ему не ответил. Тем временем Ха закончил предназначенную для Джея лепешку. Я пристально следил за его ножом, и мне показалось – Ха точно так же обмакнул его в одну из чашек. Поставив тарелку перед Джеем, Ха слегка поклонился.
– Остаться один кусочек. Очень хороший маленький кусочек, как раз подходящий, – сказал он мне. Его руки продолжали мелькать с поразительной скоростью, обминая полоску мяса, укладывая ее на рисовую лепешку, заворачивая, скручивая, раскатывая нарезая морковь, обмакивая нож то в одну, то в другую чашку. – Это для вас, мистер Уайет.
Когда он поставил передо мной тарелку, у меня, должно быть, сделался испуганный вид, потому что Ха сказал:
– Не беспокоиться, мистер Уайет, пожалуйста. – Он улыбнулся, так что его глаза почти исчезли среди морщин, но его взгляд по-прежнему был устремлен на меня. – Ха обещать – вы очень понравиться. Я приготовить для вас очень вкусный рыба. Вы знать – видеть шао-цзу раньше и показать другие, как это быть вкусно!
Я взял лепешку-суси. Посмотрел на нее. Ха отошел к Г. Д. и Гейбу, которые еще не притронулись к своим порциям.
– Пожалуйста, кушать. Это очень вкусно. Рыба быть протеин. Ум становиться сильный. – Он повернулся ко мне. – Ведь правда вкусно, мистер Уайет?
Джей положил сигару на стол рядом со своей тарелкой. Элисон смотрела на меня пристально и выжидательно. Я положил суси в рот. Пожевал.
– М-м-м!… – сообщил я. – Потрясающий вкус!
– Да, мистер Уайет. – Ха поклонился.
– Ты уверен, что больше ничего не осталось? – спросил я. – Мне кажется, я мог бы съесть целый вагон таких штук!
Ха виновато наклонил голову.
Дэнни съел вторую лепешку. Гейб надкусил первую. Теперь все решало время – нам было нужно хотя бы несколько минут. Я прислушался, и мне показалось, что я слышу наверху шаги – должно быть, начал собираться персонал ресторана.
Элисон, видимо, тоже что-то услышала, так как посмотрела на часы.
– В чем дело? – требовательно спросил Г. Д.
– Ресторан скоро откроется, – объяснила Элисон. – Приходят официанты, подсобники, уборщики, младшие повара – все.
– Как насчет того, чтобы не открываться сегодня? – спросил Г. Д.
Элисон покачала головой:
– Невозможно. Мне придется обзвонить почти сорок человек, к тому же половина из них уже в дороге.
Сверху донесся гул пылесосов.
– Ты запер дверь наверху? – спросил Г. Д. у Гейба.
Тот кивнул.
– Сюда никто не войдет?
– Никто.
– А когда твои служащие разойдутся? – Г. Д. снова повернулся к Элисон.
– Не скоро, – ответила она. – Может быть, в час ночи, может, еще позже.
– У вас сегодня какое-то крупное мероприятие? – спросил я у Элисон, стараясь выиграть время. Джей, опустив голову, разглядывал лежащую перед ним сигару.
– Сегодня у нас ужинает съезд страховщиков или еще каких-то деятелей, – сказала она. – Все не поместились, так что их будут обслуживать в две смены.
Ха занялся приборкой – укатил пустой аквариум и начал чистить разделочный столик. Мне вдруг показалось, что мой рот наполнился слюной. Я посмотрел на Гейба – он съел вторую лепешку, Г. Д. – первую. Джей пока только рассматривал суси, словно восхищаясь поварским искусством Ха.
– Что-то мне не по себе! – громко пожаловался Дэнни. – Внутри как будто все онемело, глаза не двигаются. – Он покачнулся, попытался схватиться за стойку бара, но промахнулся и упал на пол прямо передо мной. Револьвер он не выронил, но я видел – оружие едва держится в его дрожащих пальцах.
– Дэнни?… – Глядя на судорожно подергивающиеся ноги приятеля, Гейб поднял свой револьвер. В следующую секунду он заморгал и замахал руками над головой, словно отгоняя надоедливую муху. Спереди по его джинсам расплывалось мокрое пятно. Покачнувшись, Гейб упал на колено, потом повалился на бок.
– В чем дело?! – взвизгнул с полным ртом Г. Д. – Дэнни? Гейб?!
Ха по-прежнему стоял у стойки, согнув спину в поклоне – воплощенное раболепие и покорность. Мне, однако, показалось, что в его позе есть что-то траурное. Мне хотелось, чтобы он взглянул на меня, потому что я тоже съел рыбу, убедив – нет, заставив себя поверить, что мне ничто не грозит. Теперь я тоже чувствовал себя как-то странно, и мне было очень нужно, чтобы кто-то подтвердил – Ха дал мне столько шао-цзу, сколько нужно, и не больше! Между тем яд продолжал действовать; я начинал испытывать странную отстраненность от собственных мыслей и чувств. Мне было все нипочем. Я даже не побоялся наклониться и забрать револьвер из ослабевших пальцев Дэнни.
– Эй! – завопил Ламонт – единственный из людей Г. Д., кто не ел рыбу. – Что тут происходит?! – В панике он переводил свой пистолет с Ха на Джея, с Джея на меня.
– Меня тошнит, – с трудом проговорил Г. Д., делая шаг к двери. – Выведи меня отсюда!
Ламонт наставил свой пистолет на меня. Я выстрелил…
… И почувствовал, как у меня в горле словно разошлась с электрическим треском застежка-«молния». Что-то случилось с моими глазами; я хотел поднять руку, чтобы потрогать их, но рука неожиданно показалась мне слишком тяжелой. В следующий момент я свалился со стула на пол, и картина перед моими глазами разбилась на несколько осколков. Быть может, подумалось мне, Ха хотел отравить всех нас, быть может, именно это он задумал с самого начала. Джей все еще держал суси в руках, собираясь отправить в рот.
– Ры-ры-ба! – прохрипел я, указывая пальцем на ядовитую лепешку.
– Что-что?
Но съел Джей рыбу или выплюнул, добрался ли Г. Д. до лестницы, попал ли я в Ламонта – этого я уже не видел. Скорчившись в углу кабинки, я уставился на прибор для специй. Нёбо немилосердно зудело; руки и ступни, которые покалывало словно иголочками, начинали неметь. Глазами я двинуть не мог, не мог даже сфокусировать на чем-то взгляд: не исключено, что они были и вовсе закрыты. Так, в томительной неподвижности, прошло сколько-то времени. Воздух наполнял мою грудь, и при каждом медленном вдохе я – как и каждый человек на земле – ощущал внутри горячую и влажную пустоту самой жизни. При мысли о смерти я не испытывал страха – только странное спокойствие и даже готовность умереть. Почему бы нет, если умереть так просто и приятно?… Но потом я увидел – или вообразил, что увидел. – Джея, который, зашедшись в приступе кашля, согнулся чуть не пополам. Сначала он кашлял сильно, мучительно, но постепенно кашель – или Джей – или оба – слабели. Успел ли он съесть рыбу? Или Элисон сумела ему помешать? На мгновение я залюбовался ее волосами, которые сейчас представляли собой парик из спутанных, полупрозрачных змей, ритмично колыхавшихся над ее головой. Элисон опустилась на колени, и я стал смотреть, сможет ли Джей встать на ноги или нет. Было ли это видением, галлюцинацией или реальностью, я так и не успел понять. Яркие искры вспыхивали у меня перед глазами – вспыхивали и примерзали к лицу, покрывая кожу как глазурью, которая, в свою очередь, трескалась, превращаясь в мозаику, сложенную из неправильной формы кусочков – крошечных участков окоченения и нечувствительности. Один за другим эти похожие на чешую кусочки отпадали от моего лица. Это продолжалось до тех пор, пока мне не послышался звук, до странности похожий ни звук еще одного выстрела: пока я не увидел – или не вообразил, будто вижу прямо перед собой медленно вращающуюся против часовой стрелки пулю и тянущийся за ней призрачный голубоватый дымок. И когда пуля была уже у самого моего лица, от него отвалилась еще одна подтаявшая чешуйка, и пуля, попав в нее, раздробила ее, как стекло, но без малейшего звука, а затем пролетела дальше – сквозь пустое место в моей щеке.
Разумеется, это было невозможно. Тем не менее я испытал такое чувство, какое, вероятно, испытывает рушащийся дом или складывающаяся картонная коробка: сердце провалилось куда-то в легкие, затем опустилось еще ниже – в такие сокровенные глубины, что я едва ощущал его биение. Потом я ослеп. Меня окружила… нет, не темнота. Ощущение было таким, словно я погрузился в ничто, в пустоту; примерно так же чувствует себя человек, когда во сне пытается увидеть мир вокруг. Только в ухе продолжало вибрировать что-то большое, и я подумал, что это, вероятно, барабанная перепонка, отзывающаяся на громкий человеческий голос. Еще я чувствовал тепло, или, точнее, дым, а может – отработанный пар, который проникал в мои ноздри; его запах казался смутно знакомым, но опасным, почти угрожающим. И еще я слышал крик, который, казалось, будет колебать все ту же барабанную перепонку до бесконечности, и только много позднее я догадался, что это был женский крик, но кто кричал, я так и не понял. Очень трудно узнать даже хорошо знакомые вещи, если ты съел кусок китайской рыбы шао-цзу. Очень трудно узнать кого-то, даже если это ты сам, и тебе остается только надеяться, что где-то глубоко внутри еще остался глоток воздуха – теплый влажный комок в уголке легкого, который и зовется жизнью. Достаточно отчетливо ты понимаешь только одно: лежать на холодном черно-белом полу Кубинского зала, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, означает сделать первый шаг к окончательной и бесповоротной смерти.
10
Я очнулся в сырой лязгающей темноте – холодной, промозглой, остро пахнущей выхлопными газами. Сверху на мне лежало что-то громоздкое, колышущееся и перекатывающееся из стороны в сторону, причиняющее боль моей спине, затылку и ногам. Лицом я упирался в липкий, скользкий пластик. Я попробовал пошевелиться, и сразу же острая боль пронзила мне шею. Тогда я расслабился, и боль постепенно отступила. Какое-то время спустя я предпринял еще одну попытку освободиться. На этот раз мне удалось столкнуть с себя неизвестный груз, и дышать сразу стало легче. Вокруг по-прежнему было темно, но я догадался, что нахожусь в закрытом металлическом кузове грузовика, движущегося со скоростью сорока или пятидесяти миль в час. С головой творилось что-то странное. Казалось, мой череп сначала расплющился, прогнулся внутрь – и вдруг со щелчком выправился, словно брошенный в кипяток целлулоидный шарик для пинг-понга. Потом меня вырвало, но я так и не понял, вылетело из меня что-нибудь или нет – никакого запаха я не почувствовал, к тому же я с ног до головы вымазался в каких-то отбросах и не мог определить на ощупь, попала рвота мне на одежду или нет.
Еще немного погодя я поднялся на четвереньки и услышал приглушенный визгливый голос, вещавший на каком-то незнакомом мне языке, по всей видимости – на китайском. Похоже, это была радиопередача и приемник находился в нескольких футах впереди меня за железной стеной кузова. Словно подтверждая мою мысль, диктор замолчал, последовал короткий музыкальный номер, и наступила почти полная тишина.
Воспользовавшись этим, я заорал как можно громче. Грузовик сразу начал притормаживать, и до меня донеслись возбужденные мужские голоса. На мгновение мне показалось, будто я нахожусь не в машине, а в самолете, поскольку ни одно колесное транспортное средство не способно, по-видимому, выполнять «бочку» [45], но потом я сообразил, что не грузовик, а я перекатываюсь в кузове с боку на бок. От этого упражнения меня снова затошнило, а поскольку я как раз оказался на спине, я сразу почувствовал резкое жжение в глазах, в которые попал желудочный сок.
Грузовик между тем снова набрал скорость и помчался вперед, прыгая на кочках, ухабах, камнях, ямах глубиной не менее тысячи футов, и других препятствиях, способных в клочья разорвать скаты; потом он резко затормозил, и куча отбросов, на которой я лежал, по инерции качнулась вперед, и снова выровнялась, когда машина остановилась. Меня вырвало в третий раз, потом на меня свалился какой-то мешок. Двигатель продолжал работать, но сквозь шум я услышал металлический щелчок открываемой дверцы, затем за боковыми стенками раздались голоса. Кто-то отпирал замок на кузове, и я поднял голову, оттолкнув мешок. В задней стене открылся люк, и на фоне светлого квадрата я увидел двух китайцев в рабочих комбинезонах и длинных резиновых перчатках. Я снова заорал изо всех сил. Китайцы полезли в кузов и, грубо схватив меня за ноги, поволокли к выходу по липким мешкам с отбросами и мусором, раздраженно переговариваясь и бранись на своем языке, словно я чем-то их очень разочаровал. Инстинктивно я попытался вырваться, но руки в резиновых перчатках крепко держали меня за лодыжки. Стащив меня с кучи мусора, китайцы проволокли меня по скользкому металлическому полу и вышвырнули наружу. Упав на землю, я сильно ударился плечом о задний бампер фургона, но сознания не потерял. Прежде чем захлопнуть люк мусоровоза (а это был именно мусоровоз), один из китайцев поднял вывалившийся вслед за мной на дорогу мешок с яичной скорлупой и креветочными очистками и швырнул обратно. Он проделал это достаточно быстро, но я успел увидеть торчащий из мусора мужской ботинок коричневого цвета. И это был не мой ботинок, потому что мои каким-то чудом оставались у меня на ногах.
Потрясенный и обессиленный, я снова упал навзничь, все еще чувствуя в легких тошнотворный запах выхлопов и гниющих отбросов. Грузовик взревел, обдал меня еще одним облаком сизого дыма и, несколько раз подскочив на ухабах, нырнул в пролом в заборе и исчез из виду, свернув на какую-то улицу.
Еще немного погодя я поднялся на четвереньки и услышал приглушенный визгливый голос, вещавший на каком-то незнакомом мне языке, по всей видимости – на китайском. Похоже, это была радиопередача и приемник находился в нескольких футах впереди меня за железной стеной кузова. Словно подтверждая мою мысль, диктор замолчал, последовал короткий музыкальный номер, и наступила почти полная тишина.
Воспользовавшись этим, я заорал как можно громче. Грузовик сразу начал притормаживать, и до меня донеслись возбужденные мужские голоса. На мгновение мне показалось, будто я нахожусь не в машине, а в самолете, поскольку ни одно колесное транспортное средство не способно, по-видимому, выполнять «бочку» [45], но потом я сообразил, что не грузовик, а я перекатываюсь в кузове с боку на бок. От этого упражнения меня снова затошнило, а поскольку я как раз оказался на спине, я сразу почувствовал резкое жжение в глазах, в которые попал желудочный сок.
Грузовик между тем снова набрал скорость и помчался вперед, прыгая на кочках, ухабах, камнях, ямах глубиной не менее тысячи футов, и других препятствиях, способных в клочья разорвать скаты; потом он резко затормозил, и куча отбросов, на которой я лежал, по инерции качнулась вперед, и снова выровнялась, когда машина остановилась. Меня вырвало в третий раз, потом на меня свалился какой-то мешок. Двигатель продолжал работать, но сквозь шум я услышал металлический щелчок открываемой дверцы, затем за боковыми стенками раздались голоса. Кто-то отпирал замок на кузове, и я поднял голову, оттолкнув мешок. В задней стене открылся люк, и на фоне светлого квадрата я увидел двух китайцев в рабочих комбинезонах и длинных резиновых перчатках. Я снова заорал изо всех сил. Китайцы полезли в кузов и, грубо схватив меня за ноги, поволокли к выходу по липким мешкам с отбросами и мусором, раздраженно переговариваясь и бранись на своем языке, словно я чем-то их очень разочаровал. Инстинктивно я попытался вырваться, но руки в резиновых перчатках крепко держали меня за лодыжки. Стащив меня с кучи мусора, китайцы проволокли меня по скользкому металлическому полу и вышвырнули наружу. Упав на землю, я сильно ударился плечом о задний бампер фургона, но сознания не потерял. Прежде чем захлопнуть люк мусоровоза (а это был именно мусоровоз), один из китайцев поднял вывалившийся вслед за мной на дорогу мешок с яичной скорлупой и креветочными очистками и швырнул обратно. Он проделал это достаточно быстро, но я успел увидеть торчащий из мусора мужской ботинок коричневого цвета. И это был не мой ботинок, потому что мои каким-то чудом оставались у меня на ногах.
Потрясенный и обессиленный, я снова упал навзничь, все еще чувствуя в легких тошнотворный запах выхлопов и гниющих отбросов. Грузовик взревел, обдал меня еще одним облаком сизого дыма и, несколько раз подскочив на ухабах, нырнул в пролом в заборе и исчез из виду, свернув на какую-то улицу.