Хайнайн Р. Звездная пехота

мужчина.
Мы оба замолчали, не зная, что сказать, и в этот момент запели
громкоговорители космопорта:
- "Славься, славься имя Роджера Янга!"
Через секунду женский голос произнес:
- Личный состав корабля военного флота "Роджер Янг" может занять места
в шлюпке. Причал Эйч. Девять минут.
Отец схватил сумку и вскочил на ноги.
- Это меня! Береги себя, сынок. И сдавай поскорей экзамены. Плохо
сдашь - накажу и не посмотрю, что ты старше по званию.
- Я буду стараться, папа.
Он обнял меня.
- Когда вернемся на базу - увидимся!
И он убежал, как и полагается десантнику, - рысью.
В комендатуре я доложил о прибытии флотскому сержанту, удивительно
похожему на сержанта Хо. У него тоже не было руки, но не было и улыбки,
которая так шла Хо. Я сказал:
- Сержант Рико. Поступил в ваше распоряжение.
Он бросил взгляд на часы.
- Ваша шлюпка прибыла семьдесят три минуты назад. Так?
Я подтвердил. Он поджал губы и задумчиво посмотрел на меня. Я
рассказал, как было дело. Он покачал головой.
- Мне казалось, что весь мыслимый реестр уважительных причин я уже
знаю наизусть. Но вы вписали в него новую страницу. Ваш отец, ваш родной
отец отправился на корабль, с которого вы только что уволились?
- Именно так, сержант. Вы можете проверить - капрал Эмилио Рико.
- Мы не занимаемся проверкой заявлений всех молодых джентльменов,
которые к нам прибывают. Мы просто увольняем их, если выясняется, что они
говорили неправду, О'кей. Парень, который не рискнет опоздать ради того,
чтобы повидаться со своим стариком, ни на что не годится. Так что забудем
об этом.
- Спасибо, сержант. Должнен ли я теперь доложить о прибытии
коменданту?
- Считайте, что уже доложили. - Он сделал пометку в бумагах. - Вот
ваши документы. Можете срезать шевроны, но не выбрасывайте их. Они еще
могут пригодиться. С этого момента вы "мистер", а не "сержант".
- Да, сэр.
Я не буду подробно описывать Кадетский корпус. Он во многом схож с
лагерем, только здесь более мягкие порядки и всюду книги. По утрам,
"вспоминая молодость", мы выполняли обязанности рядовых, и точно так же,
как когда-то в лагере, нас за провинности и неряшливость отчитывали
сержанты. После утренних занятий мы становились кадетами и джентльменами и
слушали лекции по бесконечным спискам предметов: математике, галактографии,
ксенологии, гипнопедии, логике, стратегии и тактике, теории коммуникаций,
военному законодательству, специальным вооружениям, психологии управления.
Короче, нас заставляли изучать все премудрости от земной до небесной, от
специальных сведений, как накормить и обогреть рядовых, до теоретических
рассуждений, почему некий Ксеркс в забытом Богом месте проиграл когда-то
важную битву.
Мы жили комфортно: в отдельных комнатах, с душем, с непривычно мягкими
и удобными постелями. К четырем кадетам прикреплялся слуга: застилал
постели, убирал в комнатах, чистил обувь и следил за формой. Это не было
роскошью. Просто нас освободили от дел, которым мы научились еще
новобранцами, чтобы больше времени оставалось для занятий.
И мы учились - все вечера и все выходные, пока не начинали болеть
глаза. Потом засыпали, а под подушкой всю ночь напролет бубнил
гипнопедический "преподаватель".
Но несчастным я себя не чувствовал. Может быть, слишком был занят. И
потом здесь не было того психологического давления, которое каждый
постоянно ощущал на себе в лагере. В корпусе нас скорее подстегивала
страшная мысль об изгнании. Лично меня долгое время изводил страх перед
математикой, которая еще со школы мне не давалась. Мой сосед - колонист с
Гесперуса со странным именем Ангел - натаскивал меня ночи напролет.
Наверное, "пиком" моей кадетской карьеры стал визит младшего
лейтенанта Флота Кармен Ибаннес - сияющего черными очами пилота
транспортного корвета "Маннергейм".
Карменсита в парадной белой форме выглядела потрясающе. Она появилась
в тот момент, когда нас выстроили перед ужином на поверку, и, ничуть не
смутясь, прошла мимо всего строя к дежурному офицеру. Мне показалось, что я
слышу, как скрипят глазные мышцы у ребят, провожающих ее взглядом, Она
спросила у дежурного офицера, как найти меня, и ее голосок мелодично звенел
над плацем.
Дежурным в тот вечер был капитан Чандар, который, по нашему общему
мнению, вряд ли улыбнулся хоть раз даже собственной матери. Но сейчас,
глядя на маленькую Кармен, он расплылся до ушей, так что его лицо
изменилось до неузнаваемости. Он вежливо подтвердил, что нужный ей человек
действительно здесь. Тогда Кармен взмахнула своими удивительными шелковыми
ресницами и грустно объяснила, что ее корабль скоро должен отправляться.
Так не будет ли он так любезен отпустить кадета Рико с ней поужинать?
И вскоре, как по волшебству, я оказался обладателем беспрецедентной
увольнительной на три часа. Я даже заподозрил, что флотских обучают
специальной технике гипноза, которая еще не известна в других частях. Хотя,
наверное, секретное оружие Кармен было несколько старше того, что обычно
использовала Мобильная Пехота. Так или иначе, мы провели чудесный вечер, а
мой престиж среди однокашников, до этого не поднимавшийся выше среднего
уровня, достиг немыслимых высот.
Это был незабываемый вечер. Нашу встречу омрачала лишь новость о
Карле, которую мы оба узнали недавно. Карл был убит при нападении багов на
Плутон: они уничтожили всю исследовательскую станцию. Может быть, это и
очень плохо, но грустили мы недолго - наверное, потому, что уже начали
привыкать к таким новостям.
Помню, меня особенно поразила одна деталь. Кармен расслабилась и в
ресторане сняла фуражку. Я знал, что большинству женщин на флоте делают
короткую стрижку или вообще бреют голову. На войне совсем ни к чему длинные
волосы, а пилоту в ответственный момент они могут сильно помешать. Я сам
брил голову - так было удобнее и гигиеничнее. Но образ Кармен всегда
ассоциировался у меня с черными блестящими длинными волосами.
Человек, наверное, ко всему привыкает. Я имею в виду, что если
считаешь девчонку красивой, то она нравится тебе и тогда, когда ее голова
обрита. К тому же для меня эта "прическа" служила признаком принадлежности
к "армейскому ордену" и отличала "наших" девушек от штатских цыплят.
Возможно, Кармен что-то и потеряла, но многое и приобрела: красота стала
какой-то неземной, иррациональной, что ли. И еще я впервые почувствовал -
она действительно офицер, воин, а не только удивительная девушка.
Я вернулся в корпус, ничего не соображая, преследуемый сладковатым
запахом духов: прощаясь, она меня поцеловала.
Единственный предмет из курса подготовки, о котором хотелось бы
рассказать - история и нравственная философия.
Я удивился, когда обнаружил, что нам придется его изучать. Мне
казалось, что история с философией не имеют отношения к управлению отрядом
десантников в боевой обстановке. Этот предмет, если он касается войны, в
лучшем случае объясняет, почему ты должен драться - вопрос, который каждый
решает для себя задолго до поступления в Кадетский корпус. Я уже говорил:
Мобильная Пехота дерется потому, что она Мобильная Пехота.
Сначала я решил, что курс читают для тех, кто не проходил его в школе.
К тому же почти четвертая часть кадет не были землянами, а на других
планетах Федерации преподавание истории не обязательно. Так что я уже
надеялся, что пока те, кому не повезет, будут слушать этот курс, у меня
освободится время для других, трудных, предметов.
Но я ошибся. Наравне со всеми я должен был прослушать курс целиком.
Правда, экзаменов, как и в школе, не устраивали: в конце обучения - беседа
с инструктором, без отметок. Главным было его мнение, годишься ли ты в
офицеры.
Если он давал отрицательное заключение, по этому поводу устраивали
целый консилиум, где решалось уже не то, можешь или не можешь ты быть
офицером, а возможность твоего пребывания в армии вообще, неважно в каком
звании. И они уже не смотрели, как лихо ты обращаешься с оружием...
лучшим исходом при этом было повторное прослушивание курса. А в худшем ты
становился штатским человеком...
Так ради чего я все-таки дрался? Может, это своего рода сумасшествие -
подставлять свое уязвимое тело нападающим и, мягко говоря, недружелюбным
представителям инопланетной цивилизации? Тем более, что платили за все
сущую ерунду (которую мы тут же при первой возможности тратили), да и чем
можно заплатить за часы ужаса, за ожидание близкой смерти? А ведь я мог
спокойно сидеть дома, в то время как войной занимались бы те, у кого
толстая кожа, или те, кому нравится играть в эти игры.
Или опять хвататься за присказку, что надо драться потому, мол, что мы
- Мобильная Пехота? Нет, ребята, это мысли на уровне подопытной павловской
собачки. Прочь догмы! Надо попробовать подумать по-настоящему.
Наш инструктор по истории и нравственной философии майор Райд был
слеп, но обладал жутковатой привычкой "смотреть" прямо в глаза и называть
по имени. Мы анализировали события сразу после окончания войны между
Русско-Англо-Американским альянсом и Китайской Гегемонией, то есть от 1987
года и дальше. В тот день перед занятиями мы узнали, что на Земле разрушен
еще один большой город - на этот раз погиб Сан-Франциско. Я ожидал, что
Райд скажет что-нибудь по этому поводу. В конце концов, и штатские теперь
должны были понять: или баги, или мы. Или драться, или всем погибать.
Но майор ни словом не обмолвился о трагедии с Сан-Франциско. Он взялся
мучить одного из нас договором в Нью-Дели, заострив внимание на проблеме
военнопленных. Отпустив наконец свою первую жертву, майор задумался, кого
бы избрать в качестве второй.
- Мистер Рико, - сказал он.
- Да, сэр.
- Можно ли отказ от освобождения тысячи военнопленных считать
достаточно обоснованной причиной для возобновления войны? Учтите, что при
возобновлении военных действий могут погибнуть миллионы ни в чем не
повинных людей, вернее. почти наверняка погибнут.
Я ни минуты не колебался:
- Да, сэр. Этой причины более чем достаточно.
- "Более чем достаточно". Ладно. А один пленный, которого не хотят
отпускать?
Я заколебался. Я знал ответ, но для Мобильной Пехоты. Не было
уверенности, что именно это он хочет от меня услышать. Райд нетерпеливо
сказал:
- Ну, давайте, мистер! У нас есть верхний предел - тысяча. Я предложил
вам обсудить низший предел - один человек. Прошу учесть, что дело
серьезнее, чем, например, занятие бизнесом. Хотя и бизнес требует точного
понимания ситуации. Вы же не можете выписать вексель на сумму "от одного до
тысячи фунтов". А ведь разворачивание войны гораздо более серьезное дело,
чем выдача пусть даже огромной суммы денег. Не будет ли преступлением -
вовлечь страну (а на деле две страны) в войну ради спасения одного
человека? А вдруг этот человек даже не заслуживает того? Или возьмет и
помрет, когда сыр-бор уже разгорится? Тысячи человек погибают ежедневно в
катастрофах и несчастных случаях... так стоит ли колебаться из-за одного? А
теперь - ответ! Отвечайте "да" или "нет"... Не задерживайте класс.
Он взял меня за горло. И я ответил так, как ответил бы на моем месте
любой десантник:
- Да, сэр!
- Что "да"?
- Неважно, тысяча человек или один. Нужно драться.
- Ага! Число пленных роли не играет. Почему?
Черт побери! Он меня поймал. Я знал, что ответ правильный. Но не знал
почему. Райд с легкой иронией подбадривал меня:
- Давайте же, мистер Рико, доказывайте. Здесь мы имеем дело с точной
наукой. Вы дали математический ответ, теперь должны его доказать. Ведь
кто-нибудь начнет кричать, что ваше утверждение абсурдно, что по аналогии
одна картофелина стоит столько же - ни больше, ни меньше, - сколько тысяча
таких же. А?
- Нет, сэр.
- Что "нет"? Доказывайте, доказывайте.
- Людей нельзя сравнивать с картошкой.
- Ну хорошо, хорошо, мистер Рико. Я думаю, мы и так сегодня уже
слишком напрягли ваши усталые мозги. Завтра принесете мне письменное
доказательство. Так и быть, дам вам совет. Посмотрите ссылку номер семь к
сегодняшней главе. Мистер Салмон! Как образовался нынешний политический
порядок после Эпохи Смуты? И в чем его нравственное основание?
Салли начал рассказывать. В принципе никто не может толком объяснить,
как сформировалась нынешняя Федерация. Словно она выросла сама собой. В
конце XX века национальные правительства всех крупнейших государств
полностью дискредитировали себя. Что-то должно было заполнить вакуум, и в
результате во многих странах к власти пришли вернувшиеся с войны ветераны.
Они проиграли войну, у них не было работы, но они знали, как прийти к
поставленной цели. Происшедшее не было революцией, события больше походили
на 1917 год в России: система развалилась, образовался тот самый вакуум.
Как утверждают историки, движение ветеранов зародилось в Шотландии.
Бывшие вояки собрались, чтобы прекратить волнения и беспорядки. Позже они
решили никого, кроме ветеранов, в свой комитет не принимать: доверяли
только друг Другу. Постепенно чрезвычайная мера стала конституционной
практикой.
Возможно, те самые шотландские ветераны и решили первыми, что не стоит
подпускать к управлению государством слабых, продажных, алчных и тому
подобных штатских. "Они вертятся, как флюгеры на ветру, а мы можем
повернуть общественное развитие в нужную сторону", - так, наверное,
говорили о штатских ветераны. Историки утверждают, что тогда антагонизм
между штатскими людьми и вернувшимися с войны солдатами был гораздо глубже,
чем можно сейчас себе представить,
Салли пересказывал все это, пока Райд его не остановил:
- К завтрашнему дню приготовьте краткое изложение событий, в три
тысячи слов... Мистер Салмон, не могли бы вы мне назвать причину - не
историческую, не теоретическую, а чисто практическую, - почему в наше время
статус гражданства предоставляется только отслужившим в армии ветеранам?
- Э-э... потому, что эти люди прошли отбор, сэр. Они способнее.
- Это надо же!
- "Сэр?
- Вам не понятно? Я хотел сказать, что вы сообщили нам абсолютно
нелепую вещь. Армейцы отнюдь не умнее штатских. Часто штатские превосходят
нас интеллектуально. Этот факт, кстати, лег в основу попытки переворота
перед принятием Договора в Нью-Дели. Так называемое "восстание ученых";
дайте бразды правления интеллектуалам, и вы получите рай на земле.
Переворот не удался. Развитие науки само по себе не есть благо, несмотря на
все те импульсы, которые она придает движению общества по пути прогресса.
Ученые - и теоретики, и практики - зачастую настолько эгоцентричны, что у
них просто отсутствует чувство социальной ответственности. Ну, я дал
подсказку, мистер.
Салли немного подумал, потом сказал:
- Значит, те, кто отслужил в армии, более дисциплинированны, сэр.
С третьей своей жертвой майор был мягок:
- Простите, но вашу теорию трудно подтвердить фактами. И вы, и я, пока
мы находимся на службе, не имеем права голосовать. А когда человек
увольняется, влияние армейской дисциплины явно ослабевает. Уровень
преступности среди ветеранов почти такой же, как и среди штатских. К тому
же вы забыли, что в мирное время большинство служит в небоевых видах войск,
где весьма мягкие дисциплинарные обязательства...
Майор улыбнулся.
- Я задал вам коварный вопрос, мистер Салмон. На самом деле реальная
причина столь продолжительной деятельности существующей системы та же,
что у любой другой долгоиграющей структуры. Она хорошо работает. Все
политические системы в истории человечества пытались добиться совершенного
общественного порядка, предоставляя право управления ограниченному числу
лиц. В надежде, что они будут достаточно мудры, чтобы пользоваться своим
правом для общего блага. Даже так называемые "неограниченные демократии"
отстраняли от голосования и управления более четверти своего населения - по
возрасту, месту рождения, отношениям с полицией и т.д.
Майор саркастически ухмыльнулся:
- Я никогда не мог понять, почему тридцатилетний дурак проголосует
лучше пятнадцатилетнего гения... Но так уж у них было устроено. И они за
это поплатились.
И вот на протяжении очень долгого времени существует наша политическая
система... и работает хорошо. Многие недовольны, но никто никогда всерьез
не восставал против. Каждому обеспечена величайшая в истории личная
свобода. Юридических ограничений мало, налоги низки, уровень жизни высок -
насколько позволяет уровень производства. Преступности почти нет. Почему?
Не потому вовсе, что те, кто голосует, лучше остальных. Это мы уже
выяснили. Мистер Тамману, не объясните ли вы нам, почему же нынешняя
система политического устройства работает лучше, чем у наших предков?
Я не знал, откуда у Клайда Тамману такая странная фамилия. Кажется, он
был из Индии.
- Э-э... насколько мне кажется, потому, что избиратели - сравнительно
малая группа. Они отвечают за свои решения и стараются учесть возможные
последствия...
- Не будем гадать, мы занимаемся точной наукой. К тому же вам кажется
неправильно. Облеченных властью всегда было немного при всех предшествующих
политических системах. Еще одно замечание: на разных планетах люди,
получившие статус гражданина, составляют разный процент в общем числе
населения - от восьмидесяти на Искандере до трех на некоторых других
планетах Федерации. Так в чем разница между нашими избирателями и
избирателями прошлого? Мы тут много думали да гадали, так что я позволю
себе высказать суждение, которое, на мой взгляд, является очевидным и
объективным. При нашей политической системе каждый голосующий и каждый
государственный чиновник - это человек, который тяжелой добровольной
службой доказал, что интересы группы, коллектива он ставит выше интересов
собственных. Это чрезвычайно важное отличие. Человек может быть не таким
уж умным, мудрым, он может ошибаться. Но в целом его деятельность будет во
сто крат полезнее для общества, чем деятельность любого класса или
правителя в прошлом.
Майор притронулся к специальным часам на руке.
- Может ли кто сказать, почему против нашей политической системы
никогда не совершалось революций? Хотя раньше на Земле не было ни одного
правительства, которое бы не сталкивалось с восстаниями. Ведь мы довольно
часто слышим громкие жалобы тех или иных жителей Федерации?
Один из кадетов постарше решился ответить.
- Сэр, революции просто невозможны.
- Так. Но почему?
- Потому что революции, то есть вооруженные восстания, требуют не
только недовольства, но и прямой агрессивности. Революционер (если он
настоящий революционер) - это человек, который желает драться и даже
умереть за свое дело. Но если вы отделите наиболее агрессивных и сделаете
из них сторожевых псов, овечки никогда не доставят вам беспокойства.
- Неплохо сказано. Аналогии всегда условны, но эта близка к
фактическому состоянию дел... Теперь время ваших вопросов. Кто хочет
спросить?
- Гм... сэр, а почему бы не сделать... почему не отменить ограничения,
сделать службу обязательной для всех? И тогда все смогут голосовать и
избираться...
- Молодой человек, вы можете вернуть мне зрение?
- Что, сэр? Но... конечно, нет, сэр...
- Я думаю, что это было бы даже легче, чем внедрить какие-то моральные
ценности - например, ответственность перед обществом - в сознание человека,
который этих ценностей не признает, не хочет их знать и вообще не хочет
нести никакой социальной ответственности. Именно поэтому так трудно
поступить на Службу и так легко с нее уйти. Ответственность перед обществом
- не перед семьей или какой-нибудь группой - требует воображения, потому
что требует преданности некой идее, долгу и другим высоким ценностям. Если
же все это впихивать в человека насильно, то его, извините за выражение,
просто стошнит, и он окажется таким же пустым, как был до этого...
Майор Райд держал нас в черном теле, постоянно забрасывая срочными
заданиями. Но неожиданно для себя я заинтересовался его предметом. Уже в
конце курса решил записать свои размышления, и вот, что у меня вышло.
Требуется доказать: войны и общественная мораль имеют в своей основе
одни и те же генетические причины.
Краткое доказательство: причиной всех войн является демографическое
давление.
В основе общественной морали, всех известных входящих в нее правил
лежит инстинкт самосохранения. Соответствие морали - залог выживания на
неиндивидуальном уровне. Так отец жертвует своей жизнью, чтобы спасти своих
детей. Но поскольку демографическое давление повышается в результате
выживания все большего числа людей, постольку можно утверждать, что войны,
порождаемые этим давлением, проистекают из тех же глубинных человеческих
инстинктов, что и общественная мораль.
Проверка доказательства: есть ли возможность избежать войн путем
уничтожения демографического давления? Возможно ли снизить демографическое
давление путем создания такого морального кодекса, который приводил бы
численность населения в соответствие с имеющимися ресурсами?
Не обсуждая эффективность и нравственность планирования рождаемости,
укажем сразу, что любая популяция, ограничивающая свой рост, рано или
поздно вытеснялась и уничтожалась другим видом, который увеличивал
численность и стремился занять новые территории.
Тем не менее предположим, что человеческой расе удалось создать баланс
между уровнем рождаемости и смертности так, чтобы численность населения
соответствовала территории занятых планет. Все ли будет тихо и спокойно?
Очень скоро на арене появятся баги, которые начнут безжалостно убивать
не желающее больше воевать племя, и через некоторое время Вселенной
придется о нас забыть. Кстати, этот вариант никто пока еще не отменял. Или
мы будем размножаться и разрастаться и уничтожим багов, или они займут
наше место. Потому что оба племени достаточно сообразительны, решительны и
претендуют на одну и ту же территорию.
А если мы победим и не будем ограничивать рост населения? Как быстро
демографическое давление заставит нас заселить всю Вселенную так, что и
яблоку негде будет упасть? Ответ может многих удивить, но произойдет это
очень быстро - за период, который можно считать мигом на фоне всей истории
человеческой расы.
Но есть ли у человека право заселять Вселенную? Человек есть то, что
он есть, - дикое животное с могучим инстинктом выживания и самосохранения.
К тому же довольно хитрое, способное успешно конкурировать с другими
разумными видами. Если принять этот факт, то все разговоры о морали,
войнах, политике кажутся чепухой. Истинная мораль проистекает из четкого
сознания того, что собой представляет человек. Что он есть на самом деле, а
не в воображении сюсюкающих о добродетели профанов.
Вселенная сама даст нам знать - имеем ли мы право на ее освоение или
нет.
А пока Мобильная Пехота должна быть на своем месте - на переднем крае
боя за выживание расы.
Накануне выпуска каждого из нас прикомандировали к боевому кораблю для
прохождения короткого срока службы под надзором опытного офицера. Это была
как бы промежуточная проверка перед тем, как допустить нас к последней
экзаменационной сессии. Проверка считалась очень важной: офицеринструктор
имел полномочия "резать". Оставалось право подать на апелляцию и собрать
комиссию из других инструкторов, но подобных случаев за всю историю
Кадетского корпуса не бывало. Ребята, которых по той или иной причине
"зарезали", больше в корпусе не появлялись.
Иногда они пропадали и по другой причине. Кадеты гибли не так уж редко
- ведь нас прикрепляли к кораблям, которые готовились идти в бой. Однажды
после ланча всем офицерам-кадетам из нашей роты приказали собрать вещи и
через полчаса отбыть. Я не успел дообедать, как оказался командиром роты.
Как и капральские шевроны новобранцев, эта должность приносила только
лишние хлопоты, но через два дня пришел и мой вызов.
Я прибежал к кабинету начальника корпуса с вещевым мешком за спиной,
начиная чувствовать знакомое возбуждение. Я вдруг остро ощутил, как мне
надоело до боли в глазах зубрить по ночам уроки, выглядеть дурачком в
классе при свете дня. Несколько недель в компании боевых ребят, в бодрящей
обстановке - вот что так не хватало Джонни!
Меня обогнал строй недавно набранных в корпус кадет с сержантом,
бегущих рысью. Сплошь угрюмые лица - такое выражение появляется у каждого
кадета примерно через неделю после прибытия в корпус, когда он понимает,
что допустил ошибку, решив стать офицером. А я вдруг поймал себя на том,
что напеваю веселый мотивчик, и оборвал мелодию только у дверей начальника.
Двое других были уже там - кадеты Хассан и Берд. Хассан считался у нас
в классе самым старым, а я, глядя на него, всегда вспоминал древнюю сказку
о волшебном (и, кажется, не очень добром) существе, выпущенном рыбаком из
бутылки. Зато невысокий Берд походил на воробья - внушительности в нем не
было никакой.
Мы наконец вошли в святая святых Кадетского корпуса. Начальник сидел в
своей неизменной коляске, в которой обычно разъезжал по корпусу. Он
вставал с нее только на субботних парадах, что, наверное, причиняло
сильнейшую боль, но никак не отражалось на его лице.
Полковник Нельсон долго разглядывал нас, потом сказал:
- Доброе утро, джентльмены, устраивайтесь поудобнее.