---------------------------------------------------------------
Starship Troopers
---------------------------------------------------------------
Эй, вперед, обезьяны!
Или вы хотите жить вечно?
Неизвестный сержант. 1918 год
Я всегда начинаю дрожать перед десантом. Понятно, мне делают инъекцию
и проводят гипнотическую подготовку, так что на самом деле я просто не могу
трусить. Наш корабельный психиатр, проанализировав данные моего биополя и
задав мне, пока я спал, кучу глупых вопросов, заявил, что это не страх, что
в этом вообще нет ничего серьезного - так дрожит хороший рысак перед
скачками.
Я ничего не мог сказать на этот счет, так же как не мог представить
себя рысаком. Но факт оставался фактом: каждый раз я, как идиот, начинал
дрожать.
За полчаса до выброса, после того как мы собрались в нужном отсеке
нашего корабля - "Роджера Янга", командир отряда осмотрел каждого.
По-настоящему он не был нашим командиром - в прошлом десанте лейтенант
Расжак получил свое, и теперь его не было с нами. Осмотр проводил сержант
крейсера Джелал. Джелли был наполовину финн, наполовину турок с Искандера
системы Проксимы. Смуглый, небольшого роста, он напоминал заурядного
клерка, но однажды я видел, как он расправился с двумя рядовыми -
богатырями скандинавами, такими высоченными, что он едва мог дотянуться до
их голов. Но эти головы треснули друг о друга, как два кокосовых ореха, а
он спокойно отступил на шаг, когда здоровяки свалились на пол.
Вне службы с ним можно было общаться запросто. Ты мог даже в глаза
называть его Джелли. Новобранцы, конечно, себе этого не позволяли, но так
мог обращаться к нему всякий, кто хотя бы раз побывал в боевом десанте.
Но сейчас он был, что называется, при исполнении. Каждый уже осмотрел
свое боевое снаряжение, после чего все тщательно прощупал сержант отряда,
а потом уже нас проинспектировал Джелли: бесстрастное лицо, глаза, которые,
кажется, автоматически фиксировали малейшее упущение. Он остановился возле
Дженкинса, замершего напротив меня, и надавил кнопку на его поясе, которая
включала датчик физического состояния десантника.
- Покинуть строй!
- Но, сержант, это всего лишь легкая простуда. Врач сказал...
Джелли не дал ему договорить.
- Но, сержант, - передразнил он. - Лекарь, помоему, не собирается
участвовать в десанте. И ты не будешь - вместе со своей "легкой
простудой". Или ты думаешь, я стану с тобой лясы точить перед самым
выбросом? Покинуть строй!
Дженкинс ушел, и было видно, как его одолевают и злость, и стыд, и
тоска. Мне и самому стало тоскливо. Поскольку нашего лейтенанта не было,
произошло повышение по цепочке, и меня назначили помощником командира 2-го
отделения в этом десанте, и теперь в моем отделении образовалась дырка,
которую некем заполнить. А это могло означать, что если кто-нибудь из моих
ребят попадет в беду, будет звать на помощь, то ему никто не поможет.
Джелли уже больше ни к кому не подходил. Он отступил от строя на
несколько шагов и осмотрел нас, качая головой.
- Что за банда обезьян, - буркнул он. - Если вернетесь из десанта,
возможно, стоит начать сначала и сделать из вас таких, каких хотел видеть
лейтенант. Хотя, может, и вообще ничего не выйдет - уж такие к нам нынче
идут новобранцы...
Он выразительно посмотрел на нас и вдруг, выпрямившись, крикнул:
- Я только хочу напомнить вам, обезьяны, что каждый без исключения,
обошелся государству в кругленькую сумму - если считать оружие,
бронескафандр, специальные боеприпасы, прочую амуницию и все остальное,
включая жратву! Все это стоит по меньшей мере полмиллиона. Добавьте сюда
еще тридцать центов - столько на самом деле стоите вы сами - и получите
окончательную цифру.
Он оглядел нас.
- Думаю, теперь вы все поняли! Мы можем потерять всех вас, но мы не
можем позволить себе терять то, что на вас надето. Герои мне не нужны. И
лейтенанту лишнее геройство не понравилось бы. Вас ждет работа, вы
спуститесь, выполните ее и будете ждать сигнала к отбою. Понятно?
Он еще раз скользнул взглядом по нашим лицам.
- Считается, что вы знакомы с планом операции. Но надежды на вас мало
даже с гипнозом. Поэтому я повторю еще раз. Выбрасываться будете в две
цепи, с рассчитанным интервалом в две тысячи ярдов. Все время держите
контакт со мной. Все время держите контакт и соблюдайте дистанцию со
своими товарищами с обеих сторон, пока не займете настоящую оборону.
Постарайтесь получше вычистить все там внизу, чтобы фланговые спокойно
ткнулись носом в землю. (Он говорил обо мне: как помощник командира
отделения я должен быть левофланговым, и с одной стороны меня не прикрывал
никто. Я начал дрожать.)
- ...Как только они приземлятся, выровняйте цепи и разберитесь с
интервалом. Двенадцать секунд. Потом вперед перебежками - четные и
нечетные. Помощники командиров следят за счетом и порядком.
Он посмотрел на меня.
- Если все сделаете правильно, в чем я сильно сомневаюсь, фланги
сомкнутся как раз перед сигналом отбоя, а там уже и домой. Вопросы?
Вопросов не было. Впрочем, их не было никогда. Он продолжил:
- Еще одно. Это всего лишь рейд, а не настоящий бой. Это демонстрация
нашей огневой мощи, мы должны их пугнуть. Наша задача - дать врагу понять,
что мы можем легко уничтожить их город, но пока не хотим разрушать его.
Пусть знают, что они не находятся в безопасности, даже если мы и не
применяем тотальной бомбардировки. Пленных не брать. Убивать только по
необходимости. Но вся занятая нами площадь должна быть вычищена. Я не хочу,
чтобы какой-нибудь бродяга из вашего отряда притащил на корабль взрывающее
устройство. Всем понятно?
Он взглянул на часы.
- У "Сорвиголов Расжака" высокая марка, и ее нужно держать. Лейтенант
просил передать, что будет следить за вами... и надеется, вы сумеете
прославить свои имена!
Джелли бросил взгляд на сержанта Миглаччио, командира первого
отделения:
- Пять минут для падре.
Парни один за другим выходили из строя и становились на колени перед
сержантом Миглаччио. Совершенно неважно, кто ты был, во что верил - в
Аллаха, Христа, Иегову или какую-нибудь ересь, ты мог встать перед падре на
колени, он обращал свое сердце к каждому, кто хотел с ним поговорить перед
десантом. Я слышал, что где-то есть священники, которые не идут в бой
вместе со всеми, и не мог понять, как такие священники могут работать в
войсках. Как может священник благословлять кого-нибудь на то, чего он сам
не хочет и не может делать? Так или иначе, в десанте выбрасывался каждый и
воевал тоже каждый - вплоть до капеллана и повара. Когда мы начали
спускаться по широкому коридору, никто из "сорвиголов" не остался в отсеке
- кроме Дженкинса, конечно, но это не его вина.
К падре я с другими не подошел: боялся, что кто-нибудь заметит, как
меня трясет. В конце концов, он вполне мог благословить меня и на
расстоянии. Но вдруг он сам подошел ко мне, когда последний из преклонивших
колени встал, и прижал свой шлем к моему.
- Джонни, - произнес он тихо, - ты первый раз участвуешь в выброске
как сержант.
- Да, - сказал я, хотя на самом деле я был таким же сержантом, как
Джелли офицером.
- Я только вот что хочу сказать, Джонни. Не пытайся сразу стать
генералом. Ты знаешь свою работу. Исполни ее. Только исполни. Не старайся
получить медаль.
- О, спасибо, падре. Все будет нормально.
Он проговорил что-то ласковое на языке, которого я не знал, потрепал
меня по плечу и заторопился к своему отделению.
- Тэнн, заткнись! - скомандовал Джелли, и мы все подтянулись.
- Отряд!
- Отделение! - эхом ответили Миглаччио и Джонсон.
- По отделениям - приготовиться к выбросу!
- Отделение! По капсулам! Исполняй!
- Группы! - мне пришлось подождать, пока четвертая и пятая группы
рассядутся по капсулам, а уже затем пройти по отсеку отстрела капсул к
своей. Я устраивался в капсуле и думал: интересно, тех древних, которые
залезли в троянского коня, тоже трясло? Или это только я один такой? Джелли
проверил герметичность каждого и собственноручно закупорил меня. Закрывая
колпак, он нагнулся ко мне и сказал:
- Не теряй головы, Джонни. Считай, что ты на учениях.
Он закрыл капсулу, и я остался один. "На учениях"! Меня затрясло еще
сильнее. В наушниках раздался голос Джелли:
- Контакт! "Сорвиголовы Расжака"... готовы к выбросу!
- Семнадцать секунд, лейтенант! - отозвалось бодрое контральто
капитана корабля. Меня резануло, что она назвала Джелли лейтенантом.
Конечно, лейтенанта нет в живых, а Джелли, вполне возможно, займет его
место... Но мы все еще оставались "Сорвиголовами Расжака".
- Счастливо, ребята! - сказала она.
- Спасибо, капитан.
- Пристегивайтесь. Пять секунд.
Я был плотно пристегнут к креслу - лоб, живот, голени, - но дрожал
пуще прежнего.
Когда отделяешься от корабля, становится легче. Сначала сидишь в
кромешной темноте, замотанный, как мумия, так что едва дышишь - для того,
чтобы снять последствия ускорения. Сидишь и знаешь только то, что в капсуле
вокруг тебя азот и шлем снимать нельзя (хотя и при всем желании ты не смог
бы этого сделать). Знаешь, что отсек отстрела забит такими же капсулами, и
если по кораблю вдарят, то тебе останется только молиться и спокойно
помирать. Не в силах двинуться с места, будешь бесконечно дожидаться в
темноте смерти и думать, что все про тебя забыли... Будешь вертеться на
орбите в развороченной скорлупе корабля, мертвой скорлупе, и наконец
получишь свое, не в силах двинуться, чувствуя только, как удушье сдавливает
горло. Или корабль сойдет с орбиты, и ты получишь свое внизу, если не
сгоришь на пути к планете.
Потом сработала программа, капсулы были отстрелены, и я перестал
дрожать. Когда кораблем управляет женщина, не жди никакого комфорта. Синяки
обеспечены где только возможно. Да, я знаю, что они лучше справляются с
работой пилота, чем мужчины, у них более быстрая реакция. В бою это
важно, так как повышает твои шансы, равно как и шансы самих пилотов. Но они
мало чем могут помочь, когда на ваш хребет наваливается тяжесть, в десять
раз превосходящая обычный ваш вес.
Хотя я должен отметить, что капитан Деладрие свое дело знала. Я даже
не почувствовал, когда "Роджер Янг" перестал тормозить. Прозвучала ее
команда:
- Центральный отсек... отстрел! - И два звучных хлопка: бум! бум! Это
Джелли и сержант отряда отделились от корабля. И тут же: - Отсеки левого
и правого борта - автоматический отстрел!
Бум! И капсула дергается и передвигается на новое место. Бум! И она
дергается снова, как патрон в магазине старинного автоматического оружия.
Что ж, так оно на самом деле и есть... только вместо стволов длинные
туннели отсеков космического военного крейсера, а каждый патрон - капсула с
десантником в полном боевом снаряжении.
Бум! Я всегда был номером третьим и покидал корабль одним из первых.
Теперь же я был "крайним Чарли" - замыкал выброс трех групп. С непривычки
ожидание казалось долгим, хотя каждую секунду отстреливалось по капсуле. Я
стал считать хлопки. Двенадцать. Тринадцать. Бум! Четырнадцать - странный
звук - это пошла пустая, в которой должен был быть Дженкинс. Бум!..
Что-то клацнуло: мой черед, моя капсула в камере отстрела. И наконец -
А-А, М-М! - взрыв, сила которого заставляет вспомнить маневр торможения
нашего капитана как детскую ласку. И тут же неожиданно все ощущения
пропадают. Пустота. Ни звуков, ни давления, ни веса. Парение в темноте...
свободное падение, примерная высота - тридцать миль. Атмосферы как таковой
еще нет, плавно падаешь навстречу планете, на которой никогда не был. Но
дрожь прошла: ожидание кончилось. Когда ты отделился, особенно плохо тебе
уже не будет: случись беда, все произойдет так быстро, что получишь свое,
не успев ничего заметить.
Я почувствовал вибрацию и раскачивание капсулы, вес возвращался
быстро, и вскоре мне стало совсем хорошо (нам сказали, что сила тяжести на
планете будет чуть меньше земной). Все это означало, что капсула вошла в
атмосферу. Пилот, если он артист, мастер своего дела (а наш капитан такой и
была), должен производить маневр торможения и отстрела капсул таким
образом, чтобы их скорость совпадала со скоростью вращения планеты. От
этого зависит, насколько точным будет приземление. Неуклюжий пилот может
так разбросать капсулы, что десанту будет очень трудно собраться,
восстановить строй и выполнить свою задачу. Десантник чего-либо стоит
тогда, когда его точно выводят на цель. Я подумал, что в нашем деле пилот
не менее важен, чем сам десантник.
По тому, как плавно моя капсула вошла в атмосферу, я мог судить:
капитан положила нас с почти нулевым боковым вектором - об этом можно
только мечтать. Я почувствовал себя счастливым не только потому, что мы
придем точно к цели в нужное время, но и потому, что нам выпало работать
с таким капитаном.
Внешняя оболочка капсулы прогорела и отвалилась. Атмосфера начала тут
же разъедать вторую оболочку, качка и тряска усилились, потом стали еще
сильнее - вторая оболочка прогорела и отвалилась по кускам. Одна из тех
уловок, которые позволяют десантнику, летящему в капсуле, надеяться дожить
до пенсии. Куски оболочки, которые отваливаются от капсулы, не только
тормозят падение, но и наполняют небо бессчетным количеством целей,
способным сбить с толку любой радар - каждая из них может быть десантником,
бомбой или чем-нибудь еще. Этих кусков достаточно, чтобы свести с ума любой
баллистический компьютер, - и сводят.
Для пущей забавы с корабля выпускается целая куча фальшивых яиц-капсул
сразу после выброса десанта, и эти фальшивки летят быстрее наших капсул,
потому что оболочек не сбрасывают. Они достигают поверхности планеты,
взрываются, отвлекают внимание, расчищают площадку - короче, прибавляют дел
комитету по организации встречи на планете.
В то же время радиосвязь корабля, игнорируя всякий радарный шум,
намертво привязана к направленному сигналу командира корабля. Компьютеры
корабля рассчитывают твою ближайшую задачу.
Когда вторая оболочка отлетела, из третьей был автоматически выброшен
первый ленточный парашют. Он работал недолго, да и не был рассчитан на это:
один чувствительный, мощный рывок - и парашют летит своей дорогой, я своей.
Второй парашют работал чуть дольше, а третий уже довольно длительное время. Я
увидел, что внутри капсулы начинает подниматься температура, и начал думать о
приземлении.
Третья оболочка отлетела, когда до конца отработал третий парашют, и
теперь вокруг меня не было ничего, кроме бронескафандра и пластикового
яйца, внутри которого я все еще был привязан. Наступило время решать, где и
когда я буду приземляться. Не двигая руками (я не мог), пальцем включил
экран ближнего видения и, когда он засветился чуть выше моих глаз на
внутренней поверхности шлема, начал считывать данные.
Миля плюс восемьдесят метров. Немного ближе, чем я люблю, особенно в
отсутствие компании. Яйцо теперь падало с постоянной скоростью, и не было
никакого смысла оставаться внутри. Однако температура на поверхности яйца
показывала, что автоматически оно откроется еще не скоро. Поэтому другим
пальцем я нажал на кнопку, освобождавшую меня немедленно.
Первая часть программы отрезала ремни, которые меня опутывали. Вторая
взорвала окружающий меня пластик, и он стал падать, расколовшись на восемь
частей. Я был на свободе, "сидел" на воздухе и видел все своими глазами!
Меня согревала мысль, что оболочка пластикового яйца покрыта тонким слоем
металла и каждый кусок ее выглядит на экране радара точно так же, как
десантник в бронескафандре. Тому, кто обрабатывал данные радара - будь это
живое существо или компьютер, - предстояла неприятная задача: решить, какой
из девяти объектов является десантником, не говоря уже о тысячах кусков и
обломков, летящих на расстоянии нескольких миль вокруг. При подготовке
десантнику обязательно дают поглядеть - и своими глазами, и на экране
радара, - в какое замешательство приводит выброс десанта силы обороны на
земле: уж больно беззащитным и словно раздетым чувствуешь себя, когда
кувыркаешься вот так в воздухе без скорлупы. Можно легко впасть в панику,
открыть парашют слишком рано и превратиться, как у нас говорят, в сидящую
утку. Или вообще не открыть парашют и сломать ноги, позвоночник или
проломить череп.
Я вытянулся, распрямился и огляделся вокруг. Потом сложился и снова
выпрямился теперь уже в позиции "ныряющий лебедь", лицом вниз, и попытался
получше рассмотреть, что там подо мной. На планете, как и планировалось,
была ночь, но инфравидение, если к нему привыкаешь, дает вполне четкую
картину. Река, по диагонали пересекавшая город, была прямо подо мной. Она
стремительно приближалась, сияя, так как температура воды была выше, чем
земли. Мне было все равно, на какой берег приземляться, лишь бы не в воду:
это бы сильно затормозило дело.
Сбоку, по правую руку, примерно на моей высоте. мелькнула вспышка.
Кто-то из не очень дружелюбных туземцев, засевших внизу, кажется, сжег
кусок оболочки моего яйца. Не медля я выбросил первый парашют - только для
того, чтобы как можно скорее исчезнуть из поля зрения радара, если они
начнут кучно обстреливать выбранный кусок неба. Я быстро пришел в себя
после рывка и еще секунд двадцать плыл на парашюте вниз, а потом отбросил
его, не желая привлекать внимание. Должно быть, все это сработало. Меня не
сожгли. Примерно на высоте шестисот футов я открыл второй парашют... затем
заметил, что меня несет прямо в реку и что на высоте примерно в сто футов я
пролечу над чем-то вроде склада - строением с плоской крышей, стоящим у
реки... Я отбросил парашют и с помощью реактивных двигателей скафандра
приземлился на крышу склада. Первое, что я сделал, попробовал запеленговать
сигнал нашего сержанта Джелала.
И обнаружил, что оказался не на той стороне реки. На кольце компаса в
моем шлеме огонек Джелала горел далеко к югу от того места, где я ожидал
его увидеть. Значит, я взял слишком к северу. Я побежал к краю крыши, на
ходу пытаясь наладить связь с командиром ближайшей группы. Он оказался
где-то в миле от меня.
- Эйс! Выравнивай цепь! - крикнул я, бросил позади себя портативную
бомбу и резко стартовал, чтобы пересечь реку и добраться до другого берега
на двигателях. Эйс ответил так, как я и думал. Он засек Меня, но не
собирался бросать свою группу. Я почувствовал, что он вообще не настроен
слушать мои приказы.
Склад за моей спиной поднялся в воздух, и взрывная волна настигла меня
над рекой, хотя я предполагал, что взрыв произойдет, когда я буду уже укрыт
зданиями на дальнем берегу. Что-то нарушилось в гироскопической системе, и
я был близок к тому, чтобы кувыркнуться в воду. Ведь я поставил взрыватель
на пятнадцать секунд... или не поставил? Я вдруг понял, что позволил себе
потерять над собой контроль. Худшая вещь, которая может случиться с тобой в
бою на поверхности планеты. "Все равно что на учениях, - предупредил меня
Джелли. - Делай все спокойно и правильно, пусть это отнимет у тебя лишние
полсекунды".
Добравшись до другого берега, я снова связался с Эйсом и приказал,
чтобы он перестраивал группу. Он не ответил: видимо, уже занялся этим. Он
делал свою работу, и до поры мне было наплевать на его невоспитанность. Но
на корабле (если Джелли утвердит меня помощником командира) придется
выяснять с ним отношения, чтобы понял, кто начальник. Он был капралом, а я
лишь занимал капральскую должность. Но он должен мне подчиняться, и я не
мог допустить, чтобы мои приказы в бою игнорировались. Это было бы
гибельным для всех.
Но времени размышлять у меня не оставалось. Еще над рекой я засек
прекрасную цель и хотел взять ее, пока никто другой ее не заметил: группа
сооружений на холме, напоминавших общественные здания. Какие-то храмы или,
может быть, дворцы... Они были расположены в нескольких милях от той зоны,
которую мы должны были охватить. Однако существовало правило, согласно
которому разрешалось до половины боеприпасов израсходовать в стороне от
зоны захвата (и, конечно, быстро оттуда ретироваться) с тем, чтобы
затруднить противнику определить твою настоящую цель и твое
месторасположение. Все, однако, надо было проделать очень быстро,
практически на ходу. Самое главное - чтобы тебя не могли засечь, и здесь
могут выручить только внезапность и скорость.
Я подключился к Эйсу, повторил свой приказ насчет выпрямления цепи и
одновременно начал готовить свою пусковую ракетную установку. Голос
Джелли застиг меня в самый разгар приготовлений:
- Отряд! Перебежками! Вперед!
Мой босс, сержант Джонсон, тут же прогремел:
- Перебежками!! Нечетные номера! Вперед!
Это означало, что у меня еще есть двадцать секунд. Я запрыгнул на
крышу рядом стоящего здания, приложил ракетимег к плечу, нашел цель и нажал
на первый курок: теперь ракета сама увидела свою цель. Тогда я нажал на
второй курок, проводил взглядов ракету и спрыгнул с крыши на землю.
- Второе отделение!! Нечетные номера! - прокричал я, просчитал сколько
нужно в уме и приказал: - Вперед!
И сам выполнил свою команду, взлетев над следующим рядом домов и успев
уже в воздухе выпустить струю пламени из ручного огнемета по домам, стоящим
прямо у реки. Похоже было, что эти дома из дерева - так они занялись.
Одновременно с бомбодержателя стартовали две портативные бомбы на двести
ярдов вправо и влево от меня, но их полета я уже не проследил: взорвалась
моя первая ракета. Взрыв с автоматической настройкой не спутаешь ни с чем
(если ты уже когда-нибудь его видел). Конечно, это была не самая крупная
штука - меньше двух килотонн по номиналу, но кому охота устраивать рядом с
собой космические катастрофы? Ракеты хватило на то, чтобы выбрить начисто
верхушку холма и заставить тех, кто находился в городе, призадуматься и
поискать укромное местечко. Кроме того, каждый, кто глядел в момент взрыва
на холм, не сможет вообще ничего больше увидеть в течение ближайших двух
часов. Ни мне, ни кому-нибудь из наших это не угрожало: обзорное окно шлема
было покрыто специальным составом и, кроме того, имелись автоматические
затемнители.
Поэтому я лишь мигнул, зажмурился на мгновение и тут же открыл глаза,
как раз, чтобы увидеть, как из дома рядом со мной выходит скинн. Он
посмотрел на меня, я - на него. Он начал поднимать что-то, скорее всего
оружие. А тут еще Джелли закричал:
- Нечетные! Вперед!
Мне некогда было валять дурака: я находился еще за пятьсот ярдов от
того места, где надлежало быть. В моей левой руке еще был ручной огнемет,
я включил его и подпрыгнул над домом, из которого этот абориген вышел.
Огнемет, конечно, обычно служит для поджигания, но это и хорошее защитное
оружие, если перед тобой только один противник. Из него, по крайней мере,
не надо целиться.
Я был все же чересчур несобран: уж слишком высоко подпрыгнул. Да и в
сторону слишком много забрал. Часто возникает желание выжать максимум из
двигателя бронескафандра, но никогда нельзя делать этого! Иначе долгие
секунды будешь висеть в воздухе, представляя прекрасную мишень. Лучший
способ продвижения - скользить над домами. При этом нельзя оставаться на
одном месте больше одной-двух минут, нельзя допускать, чтобы тебя хоть на
миг взяли на мушку. Будь везде и нигде. Шевелись.
В этот раз я подпрыгнул выше домов и обнаружил, что в очередной раз
спускаюсь на крышу. Эта крыша была не такой удобной, как та, с которой я
запустил ракету. Она была покрыта джунглями каких-то столбов, труб и
подпорок - может быть, фабрика или химический завод. Ни одной нормальной
площадки для приземления. И что еще хуже, с полдюжины туземцев высыпало
прямо на крышу. Скинны были гуманоидами восьми-девяти футов ростом, но
гораздо более тощими, чем мы, и с более высокой температурой тела. Они не
носили одежды и на инфраэкране шлема казались составленными из светящихся
неоновых трубочек. Они выглядели еще забавнее, если смотреть
невооруженным глазом, но сейчас я не веселился: передо мной была моя
смерть.
Если эти ребята попали на крышу тридцать секунд назад, когда
взорвалась моя ракета, то увидеть меня или кого-нибудь из наших они бы не
смогли. Но я ни в чем не мог быть уверен, а рисковать слишком глупо.
Поэтому я подпрыгнул еще раз прямо с воздуха, бросил вниз горсть пилюль,
которые на десять секунд зададут им жару, приземлился, подпрыгнул опять и
крикнул в микрофон:
- Второе отделение! Четные номера... Вперед!
Одновременно я продолжал продвигаться, стараясь сократить разрыв с
отрядом и выискивая при каждом прыжке цель, которая стоила бы ракеты. У
меня еще были три небольшие ракеты класса А, и, уж во всяком случае, не
хотелось тащить их обратно на корабль. Однако в сознание было крепко
вколочено, что с атомным оружием нужно обращаться так, чтобы цель
оправдывала затраченные на изготовление ракеты средства. Этот вид оружия
мне доверили только второй раз.
Сейчас я мечтал обнаружить какие-нибудь водопроводные сооружения:
прямое попадание могло сделать целый город непригодным для жилья. Так можно
было, никого прямо не убивая, заставить эвакуироваться все население. Как
раз такой, кстати, была боевая задача.
Судя по карте, которую мы выучили под гипнозом, водопровод должен был
находиться где-то в трех милях вверх по течению реки. Но засечь его я
никак не мог. Наверное, высоты не хватало. Меня так и подмывало прыгнуть
Starship Troopers
---------------------------------------------------------------
Эй, вперед, обезьяны!
Или вы хотите жить вечно?
Неизвестный сержант. 1918 год
Я всегда начинаю дрожать перед десантом. Понятно, мне делают инъекцию
и проводят гипнотическую подготовку, так что на самом деле я просто не могу
трусить. Наш корабельный психиатр, проанализировав данные моего биополя и
задав мне, пока я спал, кучу глупых вопросов, заявил, что это не страх, что
в этом вообще нет ничего серьезного - так дрожит хороший рысак перед
скачками.
Я ничего не мог сказать на этот счет, так же как не мог представить
себя рысаком. Но факт оставался фактом: каждый раз я, как идиот, начинал
дрожать.
За полчаса до выброса, после того как мы собрались в нужном отсеке
нашего корабля - "Роджера Янга", командир отряда осмотрел каждого.
По-настоящему он не был нашим командиром - в прошлом десанте лейтенант
Расжак получил свое, и теперь его не было с нами. Осмотр проводил сержант
крейсера Джелал. Джелли был наполовину финн, наполовину турок с Искандера
системы Проксимы. Смуглый, небольшого роста, он напоминал заурядного
клерка, но однажды я видел, как он расправился с двумя рядовыми -
богатырями скандинавами, такими высоченными, что он едва мог дотянуться до
их голов. Но эти головы треснули друг о друга, как два кокосовых ореха, а
он спокойно отступил на шаг, когда здоровяки свалились на пол.
Вне службы с ним можно было общаться запросто. Ты мог даже в глаза
называть его Джелли. Новобранцы, конечно, себе этого не позволяли, но так
мог обращаться к нему всякий, кто хотя бы раз побывал в боевом десанте.
Но сейчас он был, что называется, при исполнении. Каждый уже осмотрел
свое боевое снаряжение, после чего все тщательно прощупал сержант отряда,
а потом уже нас проинспектировал Джелли: бесстрастное лицо, глаза, которые,
кажется, автоматически фиксировали малейшее упущение. Он остановился возле
Дженкинса, замершего напротив меня, и надавил кнопку на его поясе, которая
включала датчик физического состояния десантника.
- Покинуть строй!
- Но, сержант, это всего лишь легкая простуда. Врач сказал...
Джелли не дал ему договорить.
- Но, сержант, - передразнил он. - Лекарь, помоему, не собирается
участвовать в десанте. И ты не будешь - вместе со своей "легкой
простудой". Или ты думаешь, я стану с тобой лясы точить перед самым
выбросом? Покинуть строй!
Дженкинс ушел, и было видно, как его одолевают и злость, и стыд, и
тоска. Мне и самому стало тоскливо. Поскольку нашего лейтенанта не было,
произошло повышение по цепочке, и меня назначили помощником командира 2-го
отделения в этом десанте, и теперь в моем отделении образовалась дырка,
которую некем заполнить. А это могло означать, что если кто-нибудь из моих
ребят попадет в беду, будет звать на помощь, то ему никто не поможет.
Джелли уже больше ни к кому не подходил. Он отступил от строя на
несколько шагов и осмотрел нас, качая головой.
- Что за банда обезьян, - буркнул он. - Если вернетесь из десанта,
возможно, стоит начать сначала и сделать из вас таких, каких хотел видеть
лейтенант. Хотя, может, и вообще ничего не выйдет - уж такие к нам нынче
идут новобранцы...
Он выразительно посмотрел на нас и вдруг, выпрямившись, крикнул:
- Я только хочу напомнить вам, обезьяны, что каждый без исключения,
обошелся государству в кругленькую сумму - если считать оружие,
бронескафандр, специальные боеприпасы, прочую амуницию и все остальное,
включая жратву! Все это стоит по меньшей мере полмиллиона. Добавьте сюда
еще тридцать центов - столько на самом деле стоите вы сами - и получите
окончательную цифру.
Он оглядел нас.
- Думаю, теперь вы все поняли! Мы можем потерять всех вас, но мы не
можем позволить себе терять то, что на вас надето. Герои мне не нужны. И
лейтенанту лишнее геройство не понравилось бы. Вас ждет работа, вы
спуститесь, выполните ее и будете ждать сигнала к отбою. Понятно?
Он еще раз скользнул взглядом по нашим лицам.
- Считается, что вы знакомы с планом операции. Но надежды на вас мало
даже с гипнозом. Поэтому я повторю еще раз. Выбрасываться будете в две
цепи, с рассчитанным интервалом в две тысячи ярдов. Все время держите
контакт со мной. Все время держите контакт и соблюдайте дистанцию со
своими товарищами с обеих сторон, пока не займете настоящую оборону.
Постарайтесь получше вычистить все там внизу, чтобы фланговые спокойно
ткнулись носом в землю. (Он говорил обо мне: как помощник командира
отделения я должен быть левофланговым, и с одной стороны меня не прикрывал
никто. Я начал дрожать.)
- ...Как только они приземлятся, выровняйте цепи и разберитесь с
интервалом. Двенадцать секунд. Потом вперед перебежками - четные и
нечетные. Помощники командиров следят за счетом и порядком.
Он посмотрел на меня.
- Если все сделаете правильно, в чем я сильно сомневаюсь, фланги
сомкнутся как раз перед сигналом отбоя, а там уже и домой. Вопросы?
Вопросов не было. Впрочем, их не было никогда. Он продолжил:
- Еще одно. Это всего лишь рейд, а не настоящий бой. Это демонстрация
нашей огневой мощи, мы должны их пугнуть. Наша задача - дать врагу понять,
что мы можем легко уничтожить их город, но пока не хотим разрушать его.
Пусть знают, что они не находятся в безопасности, даже если мы и не
применяем тотальной бомбардировки. Пленных не брать. Убивать только по
необходимости. Но вся занятая нами площадь должна быть вычищена. Я не хочу,
чтобы какой-нибудь бродяга из вашего отряда притащил на корабль взрывающее
устройство. Всем понятно?
Он взглянул на часы.
- У "Сорвиголов Расжака" высокая марка, и ее нужно держать. Лейтенант
просил передать, что будет следить за вами... и надеется, вы сумеете
прославить свои имена!
Джелли бросил взгляд на сержанта Миглаччио, командира первого
отделения:
- Пять минут для падре.
Парни один за другим выходили из строя и становились на колени перед
сержантом Миглаччио. Совершенно неважно, кто ты был, во что верил - в
Аллаха, Христа, Иегову или какую-нибудь ересь, ты мог встать перед падре на
колени, он обращал свое сердце к каждому, кто хотел с ним поговорить перед
десантом. Я слышал, что где-то есть священники, которые не идут в бой
вместе со всеми, и не мог понять, как такие священники могут работать в
войсках. Как может священник благословлять кого-нибудь на то, чего он сам
не хочет и не может делать? Так или иначе, в десанте выбрасывался каждый и
воевал тоже каждый - вплоть до капеллана и повара. Когда мы начали
спускаться по широкому коридору, никто из "сорвиголов" не остался в отсеке
- кроме Дженкинса, конечно, но это не его вина.
К падре я с другими не подошел: боялся, что кто-нибудь заметит, как
меня трясет. В конце концов, он вполне мог благословить меня и на
расстоянии. Но вдруг он сам подошел ко мне, когда последний из преклонивших
колени встал, и прижал свой шлем к моему.
- Джонни, - произнес он тихо, - ты первый раз участвуешь в выброске
как сержант.
- Да, - сказал я, хотя на самом деле я был таким же сержантом, как
Джелли офицером.
- Я только вот что хочу сказать, Джонни. Не пытайся сразу стать
генералом. Ты знаешь свою работу. Исполни ее. Только исполни. Не старайся
получить медаль.
- О, спасибо, падре. Все будет нормально.
Он проговорил что-то ласковое на языке, которого я не знал, потрепал
меня по плечу и заторопился к своему отделению.
- Тэнн, заткнись! - скомандовал Джелли, и мы все подтянулись.
- Отряд!
- Отделение! - эхом ответили Миглаччио и Джонсон.
- По отделениям - приготовиться к выбросу!
- Отделение! По капсулам! Исполняй!
- Группы! - мне пришлось подождать, пока четвертая и пятая группы
рассядутся по капсулам, а уже затем пройти по отсеку отстрела капсул к
своей. Я устраивался в капсуле и думал: интересно, тех древних, которые
залезли в троянского коня, тоже трясло? Или это только я один такой? Джелли
проверил герметичность каждого и собственноручно закупорил меня. Закрывая
колпак, он нагнулся ко мне и сказал:
- Не теряй головы, Джонни. Считай, что ты на учениях.
Он закрыл капсулу, и я остался один. "На учениях"! Меня затрясло еще
сильнее. В наушниках раздался голос Джелли:
- Контакт! "Сорвиголовы Расжака"... готовы к выбросу!
- Семнадцать секунд, лейтенант! - отозвалось бодрое контральто
капитана корабля. Меня резануло, что она назвала Джелли лейтенантом.
Конечно, лейтенанта нет в живых, а Джелли, вполне возможно, займет его
место... Но мы все еще оставались "Сорвиголовами Расжака".
- Счастливо, ребята! - сказала она.
- Спасибо, капитан.
- Пристегивайтесь. Пять секунд.
Я был плотно пристегнут к креслу - лоб, живот, голени, - но дрожал
пуще прежнего.
Когда отделяешься от корабля, становится легче. Сначала сидишь в
кромешной темноте, замотанный, как мумия, так что едва дышишь - для того,
чтобы снять последствия ускорения. Сидишь и знаешь только то, что в капсуле
вокруг тебя азот и шлем снимать нельзя (хотя и при всем желании ты не смог
бы этого сделать). Знаешь, что отсек отстрела забит такими же капсулами, и
если по кораблю вдарят, то тебе останется только молиться и спокойно
помирать. Не в силах двинуться с места, будешь бесконечно дожидаться в
темноте смерти и думать, что все про тебя забыли... Будешь вертеться на
орбите в развороченной скорлупе корабля, мертвой скорлупе, и наконец
получишь свое, не в силах двинуться, чувствуя только, как удушье сдавливает
горло. Или корабль сойдет с орбиты, и ты получишь свое внизу, если не
сгоришь на пути к планете.
Потом сработала программа, капсулы были отстрелены, и я перестал
дрожать. Когда кораблем управляет женщина, не жди никакого комфорта. Синяки
обеспечены где только возможно. Да, я знаю, что они лучше справляются с
работой пилота, чем мужчины, у них более быстрая реакция. В бою это
важно, так как повышает твои шансы, равно как и шансы самих пилотов. Но они
мало чем могут помочь, когда на ваш хребет наваливается тяжесть, в десять
раз превосходящая обычный ваш вес.
Хотя я должен отметить, что капитан Деладрие свое дело знала. Я даже
не почувствовал, когда "Роджер Янг" перестал тормозить. Прозвучала ее
команда:
- Центральный отсек... отстрел! - И два звучных хлопка: бум! бум! Это
Джелли и сержант отряда отделились от корабля. И тут же: - Отсеки левого
и правого борта - автоматический отстрел!
Бум! И капсула дергается и передвигается на новое место. Бум! И она
дергается снова, как патрон в магазине старинного автоматического оружия.
Что ж, так оно на самом деле и есть... только вместо стволов длинные
туннели отсеков космического военного крейсера, а каждый патрон - капсула с
десантником в полном боевом снаряжении.
Бум! Я всегда был номером третьим и покидал корабль одним из первых.
Теперь же я был "крайним Чарли" - замыкал выброс трех групп. С непривычки
ожидание казалось долгим, хотя каждую секунду отстреливалось по капсуле. Я
стал считать хлопки. Двенадцать. Тринадцать. Бум! Четырнадцать - странный
звук - это пошла пустая, в которой должен был быть Дженкинс. Бум!..
Что-то клацнуло: мой черед, моя капсула в камере отстрела. И наконец -
А-А, М-М! - взрыв, сила которого заставляет вспомнить маневр торможения
нашего капитана как детскую ласку. И тут же неожиданно все ощущения
пропадают. Пустота. Ни звуков, ни давления, ни веса. Парение в темноте...
свободное падение, примерная высота - тридцать миль. Атмосферы как таковой
еще нет, плавно падаешь навстречу планете, на которой никогда не был. Но
дрожь прошла: ожидание кончилось. Когда ты отделился, особенно плохо тебе
уже не будет: случись беда, все произойдет так быстро, что получишь свое,
не успев ничего заметить.
Я почувствовал вибрацию и раскачивание капсулы, вес возвращался
быстро, и вскоре мне стало совсем хорошо (нам сказали, что сила тяжести на
планете будет чуть меньше земной). Все это означало, что капсула вошла в
атмосферу. Пилот, если он артист, мастер своего дела (а наш капитан такой и
была), должен производить маневр торможения и отстрела капсул таким
образом, чтобы их скорость совпадала со скоростью вращения планеты. От
этого зависит, насколько точным будет приземление. Неуклюжий пилот может
так разбросать капсулы, что десанту будет очень трудно собраться,
восстановить строй и выполнить свою задачу. Десантник чего-либо стоит
тогда, когда его точно выводят на цель. Я подумал, что в нашем деле пилот
не менее важен, чем сам десантник.
По тому, как плавно моя капсула вошла в атмосферу, я мог судить:
капитан положила нас с почти нулевым боковым вектором - об этом можно
только мечтать. Я почувствовал себя счастливым не только потому, что мы
придем точно к цели в нужное время, но и потому, что нам выпало работать
с таким капитаном.
Внешняя оболочка капсулы прогорела и отвалилась. Атмосфера начала тут
же разъедать вторую оболочку, качка и тряска усилились, потом стали еще
сильнее - вторая оболочка прогорела и отвалилась по кускам. Одна из тех
уловок, которые позволяют десантнику, летящему в капсуле, надеяться дожить
до пенсии. Куски оболочки, которые отваливаются от капсулы, не только
тормозят падение, но и наполняют небо бессчетным количеством целей,
способным сбить с толку любой радар - каждая из них может быть десантником,
бомбой или чем-нибудь еще. Этих кусков достаточно, чтобы свести с ума любой
баллистический компьютер, - и сводят.
Для пущей забавы с корабля выпускается целая куча фальшивых яиц-капсул
сразу после выброса десанта, и эти фальшивки летят быстрее наших капсул,
потому что оболочек не сбрасывают. Они достигают поверхности планеты,
взрываются, отвлекают внимание, расчищают площадку - короче, прибавляют дел
комитету по организации встречи на планете.
В то же время радиосвязь корабля, игнорируя всякий радарный шум,
намертво привязана к направленному сигналу командира корабля. Компьютеры
корабля рассчитывают твою ближайшую задачу.
Когда вторая оболочка отлетела, из третьей был автоматически выброшен
первый ленточный парашют. Он работал недолго, да и не был рассчитан на это:
один чувствительный, мощный рывок - и парашют летит своей дорогой, я своей.
Второй парашют работал чуть дольше, а третий уже довольно длительное время. Я
увидел, что внутри капсулы начинает подниматься температура, и начал думать о
приземлении.
Третья оболочка отлетела, когда до конца отработал третий парашют, и
теперь вокруг меня не было ничего, кроме бронескафандра и пластикового
яйца, внутри которого я все еще был привязан. Наступило время решать, где и
когда я буду приземляться. Не двигая руками (я не мог), пальцем включил
экран ближнего видения и, когда он засветился чуть выше моих глаз на
внутренней поверхности шлема, начал считывать данные.
Миля плюс восемьдесят метров. Немного ближе, чем я люблю, особенно в
отсутствие компании. Яйцо теперь падало с постоянной скоростью, и не было
никакого смысла оставаться внутри. Однако температура на поверхности яйца
показывала, что автоматически оно откроется еще не скоро. Поэтому другим
пальцем я нажал на кнопку, освобождавшую меня немедленно.
Первая часть программы отрезала ремни, которые меня опутывали. Вторая
взорвала окружающий меня пластик, и он стал падать, расколовшись на восемь
частей. Я был на свободе, "сидел" на воздухе и видел все своими глазами!
Меня согревала мысль, что оболочка пластикового яйца покрыта тонким слоем
металла и каждый кусок ее выглядит на экране радара точно так же, как
десантник в бронескафандре. Тому, кто обрабатывал данные радара - будь это
живое существо или компьютер, - предстояла неприятная задача: решить, какой
из девяти объектов является десантником, не говоря уже о тысячах кусков и
обломков, летящих на расстоянии нескольких миль вокруг. При подготовке
десантнику обязательно дают поглядеть - и своими глазами, и на экране
радара, - в какое замешательство приводит выброс десанта силы обороны на
земле: уж больно беззащитным и словно раздетым чувствуешь себя, когда
кувыркаешься вот так в воздухе без скорлупы. Можно легко впасть в панику,
открыть парашют слишком рано и превратиться, как у нас говорят, в сидящую
утку. Или вообще не открыть парашют и сломать ноги, позвоночник или
проломить череп.
Я вытянулся, распрямился и огляделся вокруг. Потом сложился и снова
выпрямился теперь уже в позиции "ныряющий лебедь", лицом вниз, и попытался
получше рассмотреть, что там подо мной. На планете, как и планировалось,
была ночь, но инфравидение, если к нему привыкаешь, дает вполне четкую
картину. Река, по диагонали пересекавшая город, была прямо подо мной. Она
стремительно приближалась, сияя, так как температура воды была выше, чем
земли. Мне было все равно, на какой берег приземляться, лишь бы не в воду:
это бы сильно затормозило дело.
Сбоку, по правую руку, примерно на моей высоте. мелькнула вспышка.
Кто-то из не очень дружелюбных туземцев, засевших внизу, кажется, сжег
кусок оболочки моего яйца. Не медля я выбросил первый парашют - только для
того, чтобы как можно скорее исчезнуть из поля зрения радара, если они
начнут кучно обстреливать выбранный кусок неба. Я быстро пришел в себя
после рывка и еще секунд двадцать плыл на парашюте вниз, а потом отбросил
его, не желая привлекать внимание. Должно быть, все это сработало. Меня не
сожгли. Примерно на высоте шестисот футов я открыл второй парашют... затем
заметил, что меня несет прямо в реку и что на высоте примерно в сто футов я
пролечу над чем-то вроде склада - строением с плоской крышей, стоящим у
реки... Я отбросил парашют и с помощью реактивных двигателей скафандра
приземлился на крышу склада. Первое, что я сделал, попробовал запеленговать
сигнал нашего сержанта Джелала.
И обнаружил, что оказался не на той стороне реки. На кольце компаса в
моем шлеме огонек Джелала горел далеко к югу от того места, где я ожидал
его увидеть. Значит, я взял слишком к северу. Я побежал к краю крыши, на
ходу пытаясь наладить связь с командиром ближайшей группы. Он оказался
где-то в миле от меня.
- Эйс! Выравнивай цепь! - крикнул я, бросил позади себя портативную
бомбу и резко стартовал, чтобы пересечь реку и добраться до другого берега
на двигателях. Эйс ответил так, как я и думал. Он засек Меня, но не
собирался бросать свою группу. Я почувствовал, что он вообще не настроен
слушать мои приказы.
Склад за моей спиной поднялся в воздух, и взрывная волна настигла меня
над рекой, хотя я предполагал, что взрыв произойдет, когда я буду уже укрыт
зданиями на дальнем берегу. Что-то нарушилось в гироскопической системе, и
я был близок к тому, чтобы кувыркнуться в воду. Ведь я поставил взрыватель
на пятнадцать секунд... или не поставил? Я вдруг понял, что позволил себе
потерять над собой контроль. Худшая вещь, которая может случиться с тобой в
бою на поверхности планеты. "Все равно что на учениях, - предупредил меня
Джелли. - Делай все спокойно и правильно, пусть это отнимет у тебя лишние
полсекунды".
Добравшись до другого берега, я снова связался с Эйсом и приказал,
чтобы он перестраивал группу. Он не ответил: видимо, уже занялся этим. Он
делал свою работу, и до поры мне было наплевать на его невоспитанность. Но
на корабле (если Джелли утвердит меня помощником командира) придется
выяснять с ним отношения, чтобы понял, кто начальник. Он был капралом, а я
лишь занимал капральскую должность. Но он должен мне подчиняться, и я не
мог допустить, чтобы мои приказы в бою игнорировались. Это было бы
гибельным для всех.
Но времени размышлять у меня не оставалось. Еще над рекой я засек
прекрасную цель и хотел взять ее, пока никто другой ее не заметил: группа
сооружений на холме, напоминавших общественные здания. Какие-то храмы или,
может быть, дворцы... Они были расположены в нескольких милях от той зоны,
которую мы должны были охватить. Однако существовало правило, согласно
которому разрешалось до половины боеприпасов израсходовать в стороне от
зоны захвата (и, конечно, быстро оттуда ретироваться) с тем, чтобы
затруднить противнику определить твою настоящую цель и твое
месторасположение. Все, однако, надо было проделать очень быстро,
практически на ходу. Самое главное - чтобы тебя не могли засечь, и здесь
могут выручить только внезапность и скорость.
Я подключился к Эйсу, повторил свой приказ насчет выпрямления цепи и
одновременно начал готовить свою пусковую ракетную установку. Голос
Джелли застиг меня в самый разгар приготовлений:
- Отряд! Перебежками! Вперед!
Мой босс, сержант Джонсон, тут же прогремел:
- Перебежками!! Нечетные номера! Вперед!
Это означало, что у меня еще есть двадцать секунд. Я запрыгнул на
крышу рядом стоящего здания, приложил ракетимег к плечу, нашел цель и нажал
на первый курок: теперь ракета сама увидела свою цель. Тогда я нажал на
второй курок, проводил взглядов ракету и спрыгнул с крыши на землю.
- Второе отделение!! Нечетные номера! - прокричал я, просчитал сколько
нужно в уме и приказал: - Вперед!
И сам выполнил свою команду, взлетев над следующим рядом домов и успев
уже в воздухе выпустить струю пламени из ручного огнемета по домам, стоящим
прямо у реки. Похоже было, что эти дома из дерева - так они занялись.
Одновременно с бомбодержателя стартовали две портативные бомбы на двести
ярдов вправо и влево от меня, но их полета я уже не проследил: взорвалась
моя первая ракета. Взрыв с автоматической настройкой не спутаешь ни с чем
(если ты уже когда-нибудь его видел). Конечно, это была не самая крупная
штука - меньше двух килотонн по номиналу, но кому охота устраивать рядом с
собой космические катастрофы? Ракеты хватило на то, чтобы выбрить начисто
верхушку холма и заставить тех, кто находился в городе, призадуматься и
поискать укромное местечко. Кроме того, каждый, кто глядел в момент взрыва
на холм, не сможет вообще ничего больше увидеть в течение ближайших двух
часов. Ни мне, ни кому-нибудь из наших это не угрожало: обзорное окно шлема
было покрыто специальным составом и, кроме того, имелись автоматические
затемнители.
Поэтому я лишь мигнул, зажмурился на мгновение и тут же открыл глаза,
как раз, чтобы увидеть, как из дома рядом со мной выходит скинн. Он
посмотрел на меня, я - на него. Он начал поднимать что-то, скорее всего
оружие. А тут еще Джелли закричал:
- Нечетные! Вперед!
Мне некогда было валять дурака: я находился еще за пятьсот ярдов от
того места, где надлежало быть. В моей левой руке еще был ручной огнемет,
я включил его и подпрыгнул над домом, из которого этот абориген вышел.
Огнемет, конечно, обычно служит для поджигания, но это и хорошее защитное
оружие, если перед тобой только один противник. Из него, по крайней мере,
не надо целиться.
Я был все же чересчур несобран: уж слишком высоко подпрыгнул. Да и в
сторону слишком много забрал. Часто возникает желание выжать максимум из
двигателя бронескафандра, но никогда нельзя делать этого! Иначе долгие
секунды будешь висеть в воздухе, представляя прекрасную мишень. Лучший
способ продвижения - скользить над домами. При этом нельзя оставаться на
одном месте больше одной-двух минут, нельзя допускать, чтобы тебя хоть на
миг взяли на мушку. Будь везде и нигде. Шевелись.
В этот раз я подпрыгнул выше домов и обнаружил, что в очередной раз
спускаюсь на крышу. Эта крыша была не такой удобной, как та, с которой я
запустил ракету. Она была покрыта джунглями каких-то столбов, труб и
подпорок - может быть, фабрика или химический завод. Ни одной нормальной
площадки для приземления. И что еще хуже, с полдюжины туземцев высыпало
прямо на крышу. Скинны были гуманоидами восьми-девяти футов ростом, но
гораздо более тощими, чем мы, и с более высокой температурой тела. Они не
носили одежды и на инфраэкране шлема казались составленными из светящихся
неоновых трубочек. Они выглядели еще забавнее, если смотреть
невооруженным глазом, но сейчас я не веселился: передо мной была моя
смерть.
Если эти ребята попали на крышу тридцать секунд назад, когда
взорвалась моя ракета, то увидеть меня или кого-нибудь из наших они бы не
смогли. Но я ни в чем не мог быть уверен, а рисковать слишком глупо.
Поэтому я подпрыгнул еще раз прямо с воздуха, бросил вниз горсть пилюль,
которые на десять секунд зададут им жару, приземлился, подпрыгнул опять и
крикнул в микрофон:
- Второе отделение! Четные номера... Вперед!
Одновременно я продолжал продвигаться, стараясь сократить разрыв с
отрядом и выискивая при каждом прыжке цель, которая стоила бы ракеты. У
меня еще были три небольшие ракеты класса А, и, уж во всяком случае, не
хотелось тащить их обратно на корабль. Однако в сознание было крепко
вколочено, что с атомным оружием нужно обращаться так, чтобы цель
оправдывала затраченные на изготовление ракеты средства. Этот вид оружия
мне доверили только второй раз.
Сейчас я мечтал обнаружить какие-нибудь водопроводные сооружения:
прямое попадание могло сделать целый город непригодным для жилья. Так можно
было, никого прямо не убивая, заставить эвакуироваться все население. Как
раз такой, кстати, была боевая задача.
Судя по карте, которую мы выучили под гипнозом, водопровод должен был
находиться где-то в трех милях вверх по течению реки. Но засечь его я
никак не мог. Наверное, высоты не хватало. Меня так и подмывало прыгнуть