— Говорят, к счастью, правда? Может, еще пригодится.
   — Ага, так-то оно так. Прошу прощения, что доставил столько хлопот.
   — Я заехал спросить, что нужно, но теперь сам вижу, что одна из стен осыпается. Скажу, чтобы поправили и поставили новые перегородки. Когда последний раз делали побелку?
   — Не белили года два-три.
   — Я достану известку и кисти.
   — Глядишь, и побелить поможете? — засмеялся Джо.
   — Черт возьми, теперь вижу, откуда у Лиззи столько нахальства. Не искушай судьбу, Джо, — добродушно заметила Тони.
   Возвращаясь домой, почувствовала, что настроение повышается. Она с удивлением обнаружила, что все признали в ней Антони. Небрежные манеры, немного хрипотцы в голосе — и все приняли ее за мужчину.
   Поднимаясь по лестнице переодеть бриджи, натолкнулась на мистера Бэрке.
   — Только что помогла принять теленка, — гордо похвасталась она.
   — Молодцом, милорд.
   — Да, между прочим, не знаешь, что имел в виду Джеймс, когда вручил мне гинею и сказал, что это мой выигрыш?
   — Его отец принимает ставни на скачках. Антони ставил на лошадей.
   — Ужасно бессмысленная трата денег! — заявила Антония.
   — Это говорит женщина, — сурово напомнил мистер Бэрке.
   — Ах, так! Тогда передай эту гинею Джеймсу и скажи, что хочу снова получить двадцать к одному.
   — Вот билетик, — подмигнул мистер Бэрке, любезно не замечая исходящую от нее едкую вонь.
   Стягивая сапоги, Антония подумала, что будет делать Адам Сэвидж, когда Уотсон и Голдман предъявят ему счета за ремонт ферм. Затем пожала плечами. Беспокоиться по мелочам — явно женская привычка. Нужно от нее избавиться, твердо решила она.

Глава 12

   Первой деловой встречей, назначенной Адамом Сэ-виджем, была встреча с Уотсоном и Голдманом, поверенными. Их рекомендовал его друг Расселл Лэмб. Встретившись с обоими партнерами и трезво оценив их способности, он решил стать их клиентом.
   — Первым делом надо решить вопрос о банковском депозите, — сказал Сэвидж. — В своих зарубежных фрахтовых операциях я всегда пользовался услугами «Ллойда», но, если вы сможете обеспечить мне более высокую учетную ставку в «Барклайз», я оставлю это целиком на ваше усмотрение. Но лучше назначьте мне время после окончания рабочего дня для доставки сундуков с золотом.
   Уотсон едва удержался, чтобы не переглянуться с Голдманом.
   — Ваше золото в морских сундуках? — справился он.
   — Да, если быть точным, в дюжине сундуков, — Ответил Сэвидж.
   — На сколько же приблизительно золота в каждом сундуке? — учтиво спросил Уотсон.
   — Приблизительно на два лакха.
   Уотсон моментально подсчитал. Голдман еще быстрее. Лакх — это сто тысяч. Индийский дикарь стоил два с половиной миллиона фунтов золотом! Партнеры, не удержавшись, благоговейно переглянулись. Они почтительно помолчали, глядя на своего самого дорогого клиента, прежде чем продолжить деловой разговор.
   — У меня здесь список дел. Не попросите ли вы своего клерка помочь мне с деловыми адресами? Мне нужен знающий секретарь, какое-нибудь средство передвижения, и, поскольку с тех пор, как я приехал, все только и делают, что глазеют на меня, думаю, что мне нужен хороший портной.
   Взяв список, мистер Голдман перемолвился с клерком наказав ему выбирать только самые лучшие заведения.
   — Уильям Уайатт строит мне дом в Грэйвсенде. Я перевел на его счет средства, но вполне допускаю, что к настоящему времени он их перерасходовал. Я направлю все счета к вам на проверку. Самое неотложное дело — подыскать дом в Лондоне. Он мне нужен сегодня, но даю вам время до завтра. А пока, джентльмены, я в «Савое».
   — Мистер Сэвидж, я вижу, что вы прямой, деловой человек, — сказал Голдман. — Купить дом сегодня же практически невозможно. Если дадите нам несколько дней, мы, возможно, что-нибудь арендуем.
   — Мой друг Расселл Лэмб заверил меня, что вы, джентльмены, весьма предприимчивы.
   Мистеру Уотсону давно хотелось начать разговор об опекунстве над близнецами, и он воспользовался моментом:
   — На Керзон-стрит находится городской дом покойного лорда Лэмба. Поскольку вы ведете дела этой семьи, почему бы вам им не воспользоваться? Дом меблирован и полностью обеспечен прислугой. Это даст нам необходимое время, чтобы купить вам городской дом, так же удобно расположенный.
   — Ваше предложение заслуживает внимания. Оно как раз кстати. Я еще не имел удовольствия познакомиться со своими подопечными.
   Мистер Уотсон доверительно начал:
   — Они очень молоды и, поскольку прожили всю жизнь в деревне, довольно наивны, в отличие от городских чертенят. Нынешняя молодежь, скажу вам, просто позор. За время, пока вас здесь не было, нравы круто изменились, но лорд Антони Лэмб не создаст вам проблем. Это приятный послушный юноша.
   Адам Сэвидж бросил на него вопросительный взгляд.
   — Почему-то у меня такое чувство, что от меня что-то скрывается?
   Мистер Уотсон прокашлялся:
   — Да, сэр, это касается леди Антонии. Она была у нас после смерти отца и потребовала сообщить, сколько денег ей положено. Когда я заверил, что ее приданое находится под опекой, она захотела знать, может ли им располагать. Я уведомил, что ее денежные дела находятся в вашем распоряжении. Боюсь, что она ушла несколько раздраженной и с тех пор взяла в привычку покупать все, что ей понравится, а счета отсылать к нам.
   — Дайте посмотреть, — распорядился он. Когда их представили, он, бегло перелистав, отметил, что в большинстве своем это были счета за платья, нижнее белье, халаты и разные женские безделушки и все вместе не превышали и сотни фунтов. Пара счетов относилась к расходам на фермы арендаторов в Стоуке.
   — Отнесите их на мой счет. Полагаю, Антони ежеквартально получает свое денежное содержание? Оно так мало, что не знаю, как он обходится. Пожалуй, удвойте сумму. Я вскоре съезжу в Стоук, как только позволят самые неотложные дела. — Сэвидж встал. — В таком случае, джентльмены, всего хорошего. Сможете найти меня в доме на Керзон-стрит.
   Поскольку от «Савоя» до Лондонских ворот было недалеко, он пришел пешком. Теперь он подумывал, не взять ли портшез, но решил, что его длинные ноги на забитых людьми улицах донесут его быстрее любого портшеза.
   Ненадолго задержался мыслями на близнецах. Похоже, дочка недалеко ушла от мамы, хотя все женщины таковы, когда речь заходит о деньгах. А парень, кажется, прост и симпатичен. Адам надеялся, что они подружатся.
   Шагая по улице, он заметил, что на него обращают внимание, да и сам он удивленно глазеет на лондонцев. Нечистая сила, что стало с мужской модой? Он был единственным лицом мужского пола, на голове которого не сидел напудренный парик. Большинство джентльменов почему-то были облачены в атласные бриджи до колен, вычурно расшитые жилеты, рубашки с воротником-стойкой и развевающимся галстуком-шарфом. По мнению Сэвиджа, такая одежда лучше смотрелась бы в бальном зале, нежели на оживленной улице Лондона. Что случилось со скромным сукном и поплином?
   Он увидел несколько мужчин в красных туфлях на высоком каблуке и спрашивал себя, что их заставляет подражать женской моде. В Лондоне всегда хватало чудаков и эксцентриков, но, черт побери, каждый второй встречавшийся ему мужчина довольно нелепо выглядел,
   как особа женского пола. Поразительно много молодых людей красились, носили серьги и держали в руках веера. Неужели, пока он был в индийских владениях, мир сошел с ума?
   У кондитерской праздно расселись два франта. У одного по всему жилету были вышиты бабочки, а на другом красовался сюртук с золотыми галунами и бутоньеркой во всю грудь. Сэвидж окинул его презрительным взглядом. Тот в свою очередь поднял лорнет и вздрогнул при виде похожего на иноземца гиганта с длинными черными лохмами.
   Мало-помалу Сэвидж перевел свой взгляд с мужчин и стал оценивающе разглядывать женщин. Ближе к утру встречались только женщины победнее в простеньких хлопчатобумажных платьях в полоску, но в полдень стали появляться следящие за модой дамы в увитых валансьенскими кружевами платьях и высоких напудренных париках, украшенных цветами и птицами. Многие ходили в сопровождении кучера или иного слуги, таскавших за ними свертки. Женщины всегда любили выделяться, так что Сэвидж и бровью не повел, видя огромные шляпы из итальянской соломки или черные мушки, привлекавшие внимание к женским глазкам или губкам. Но, увидев очень модную даму в сопровождении негритенка с обезьяной на цепи, он почувствовал, как внутри закипает ярость из-за того, что в считающейся цивилизованной стране терпят такую дикость.
   Вернувшись в «Савой», Сэвидж написал записку лорду Лэмбу, уведомляя его, что вернулся в Англию, и прося дозволения воспользоваться городским имением в районе Мейфер, пока не приобретет собственного. Это была всего лишь дань вежливости; он переедет туда задолго до того, как письмо будет получено в Стоуке. Заканчивая записку, сообщал своему подопечному, что посетит Лэмб-холл на следующей неделе.
   Фентон, дворецкий на Керзон-стрит, сухо приветствовал мистера Сэвиджа, но, узнав, что тот был на Цейлоне другом и соседом хозяйки и покойного хозяина, немного оттаял. Фентон всегда спрашивал себя, как бы в данных обстоятельствах вел себя мистер Бэрке, и старался действовать соответственно. В городском доме держали кухарку-экономку миссис Хогг и молоденькую горничную Дору, коренную уроженку Лондона. Обе заняли позицию, с которой можно было удобно разглядывать прибывшую из Индии странную троицу.
   — Ух ты, видала такие рожи? — прошептала на ухо экономка Дора.
   Миссис Хогг, с явным неодобрением скривив губы пробормотала:
   — Дикари! Терпеть не могу!
   Дора, которая была недурна собой и не страдала от избытка скромности, с завистью разглядывала темнокожую девушку в экзотической одежде. Фентон, показав мистеру Сэвиджу хозяйскую спальню, был в растерянности относительно других двоих. Отметив безупречно белые одежды и украшенный рубином тюрбан, он подумал, что, возможно, Джон Булль — заезжий принц, а дама — его жена или наложница, или как там называют женщин при индийских принцах. На всякий случай Фентон выделил им отдельные покои и облегченно вздохнул, когда мистер Сэвидж удовлетворенно сунул ему в ладонь гинею.
   — Попозже с моего корабля доставят сундуки и другой багаж. Этим займется Джон Булль.
   Адам решил наедине переговорить с прислугой, чтобы облегчить жизнь Джону Буллю и Киринде, которые, он знал, пока не обвыкнутся, будут чувствовать себя как рыба, вытащенная из воды.
   — Спущусь вниз познакомиться с прислугой, — сказал он, беря в руки клетку с Рупи. Фентон спустился с ним, показывая путь.
   Сэвидж решил, что самое подходящее место для скворца — прихожая, где покрытый керамической плиткой пол можно без труда убрать. Затем вошел на кухню и представился.
   — Мои люди с Цейлона, несомненно, покажутся вам странными. Мой человек привык руководить многочисленный челядью и может произвести впечатление слишком властного. Я хотел бы попросить вас постараться быть дружелюбными, а если возникнут какие-либо трудности,
   не стесняйтесь обращаться прямо ко мне.
   Миссис Хогг с опаской разглядывала его. Она еще не встречала такого грозного на вид человека, хотя и знавала властных людей, но ей было не по нутру прислуживать иноземцам.
   — Трудности, сэр? — переспросила она.
   — Возможно, я накликаю неприятности, которых на самом деле и не будет, — мягко поправился он. — Если и возникнут трудности, то, пожалуй, только с продуктами.
   Миссис Хогг сердито поджала губы. Никто еще ни разу не жаловался на то, как она готовит.
   — На Цейлоне пища сильно сдабривается специями, и мы едим много фруктов и овощей. Когда много лет назад я жил в Лондоне, единственным овощем, насколько я помню, была репа, которую я терпеть не могу. Я был бы признателен, если бы вы брали с собой моего человека, когда пойдете покупать продукты, и отвели ему местечко на кухне, где он мог бы готовить национальные блюда.
   Если бы посмела, миссис Хогг отказалась бы.
   — Большую часть дня я буду отсутствовать по делам. Благодарю вас за сотрудничество.
   После его ухода повисло зловещее молчание, потом сразу заговорили все трое. Фентон, чувствуя себя довольно глупо из-за того, что человек, которого он принял за принца, оказался всего лишь лакеем, сказал:
   — Что до меня, то пусть все делает его прислуга.
   — А я не потерплю, чтобы лезли ко мне на кухню. Терпеть не могу иноземцев!
   Дора, наделенная богатым воображением, вставила:
   — Да он один из, как их, набобов. Держу пари, что она из его гарема.
   Миссис Хогг, только что утром накупившая репы, следующие полчаса гремела котлами и сковородками. Услышав пронзительный крик: «Содом и Гоморра!» — выбежала в прихожую узнать, кто там богохульствует.
   — В чем дело? — потребовала она ответа у Доры.
   — Это их птица.
   — Терпеть не могу птиц. Нечего ей здесь делать с бесстыжим языком. Ей место в подвале!
   Дору распирало любопытство, чем занимаются новые обитатели. Под видом уборки она поднялась наверх подслушать их разговор и заглянуть в замочную скважину. Джон Булль как нарочно в этот момент открыл дверь. Увидев стоявшую на коленях горничную, он удивился странному обычаю.
   — У вас в эту дырку молятся? — спросил он.
   — Ничего такого я не делала! — огрызнулась она.
   — Я не обвиняю тебя в том, что ты подглядывала, хотя мне теперь ясно твое намерение.
   — Я не подглядывала! — твердила Дора.
   — Теперь к тому, что ты подглядывала, еще добавляется ложь. Что ты так смотришь на мою голову?
   Шмыгнув носом, Дора решила, что наступление — лучший вид обороны.
   — Что это ты намотал себе на голову? Джон Булль гордо выпрямился, думая, как бы объяснить это особе женского пола явно ниже его по положению.
   — Это часть моей форменной одежды. Как, скажем, этот кусок материи у тебя на голове!
   — Кусок материи? — задохнулась от оскорбления Дора. На ней был чуть ли не самый лучший ее чепец. — У меня чепцы, а не какие-то тряпки. Этот из настоящего льняного полотна. И кружева с мушками.
   — Мушками? — Джон Булль пришел в ужас. «У нее насекомые. Тогда понятно, почему у нее на голове такая отвратительная шапка!»
   — Да, — гордо подтвердила Дора.
   — Не подходи ко мне. Ты грязная.
   — Грязная? — взвизгнула она.
   — Ты освобождена. Кыш, ныш.
   — Не тебе меня прогонять… не успел приехать, а… подохнуть можно!
   — Я приехал в Англию не умирать, а жить!
   Спустившись на кухню, он столкнулся с грудастой толстой кухаркой.
   — Позвольте представиться. Я Джон Булль.
   — Если ты Джон Булль, тогда я царица Савская, — объявила она.
   — Савская? Значит, ты не женщина — свинья? — слегка озадаченно спросил он.
   Дора прыснула, тогда как миссис Хогг[1] побагровела.
   — Значит, женщина-свинья? Издеваешься над моей фамилией? — вскипела она.
   — Нет-нет, мадам. Уверяю вас, я вполне серьезно.
   — Для тебя я миссис Хогг. И требую здесь, на кухне, уважения. Терпеть не могу, когда лезут не в свои дела.
   — Я не имел намерения вмешиваться в ваши дела, мадам, или в дела этой женщины с насекомыми. Я пришел взять ломтик фрукта для скворца моего хозяина, его сегодня не кормили. Кстати, где птица?
   — Съела я ee! Спустила вниз, там и оставила!
   — Я бессловесный!
   — Хочешь сказать, безмозглый.
   — Я мог бы сказать что-нибудь непристойное, но воздержаюсь! — произнес Джон Булль, с достоинством покидая кухню и направляясь наверх, где оставался до конца дня.
   Дома Сэвидж получил записку от мистера Уотсона, в которой сообщалось о подходящем доме, но, прежде чем отправиться к своим поверенным, он решил зайти на Савил-роу к рекомендованному ему портному. Входя в это фешенебельное заведение, он чувствовал себя несколько неловко, так как ни разу не бывал в магазинах мужской моды. В молодости он носил одежду из вторых рук, а в индийских владениях портной являлся к нему на корабль или на плантацию.
   Приказчики в магазине были законченными снобами и с презрением относились ко всему, что не являлось криком моды, но, обнаружив, что за деньгами дело не станет, они расстелились перед ним. Не забыв сказать, что одевали самого принца Узльского, они заверили Адама Сэ-виджа, что превратят его из неуклюжего жителя колоний в верх совершенства. Тут же они поняли, что индийский дикарь имеет собственное мнение и сильную волю.
   Он заказал две дюжины белых рубашек и шейных платков из тончайшего материала, но самого простого покроя. С него сняли мерки для синего, темно-красного и черного сюртуков из материала высшего качества и скромных жилетов слегка контрастирующих цветов. Он заказал удобно сидящие бриджи, застегивающиеся на Щиколотке шаровары и полдюжины пар лосин. Купил перчатки для верховой езды и езды в карете, но его не смогли уговорить на перчатки из собачьей шкуры, на которых все помешались. Купил бобровую шапку, но они были шокированы, когода он отказался от всех треуголок и париков под них, какие ему показали. Ему говорили, что его ни за что не примут в свете, если он будет упрямиться и носить собственные ненапудренные волосы. В конце концов его уговорили на вечерний костюм из черного атласа, но никакие уговоры не помогли, когда зашла речь о белых Рейтузах. Он купил себе цилиндр, плащ с пелериной и даже шелковые чулки, но рассмеялся в лицо, когда башмачник предложил туфли на высоких каблуках.
   С него сняли мерки на парадные башмаки, ботфорты и сапоги под лосины, но он настоял, чтобы все они были черного цвета. Он ушел, оставив их удивленно покачивать головами. Они так старались объяснить, что быть хорошо одетым в эти дни далеко не значило быть просто хорошо одетым и что мода превратилась в битву вкуса с безвкусицей.
   Когда Сэвидж явился к поверенным, они сообщили ему, что неподалеку от дома Лэмбов продается городской дом.
   — Я бы предпочел дом в Сити. Намного удобнее для дела. Что-нибудь поближе к банкам и Ост-Индской компании на Леденхолл-стрит.
   Уотсон с Голдманом пришли в ужас. Адрес в таком нефешенебельном районе будет помехой в делах, уверяли они. Человек с его положением должен покупать дом в Мейфер. Такова, к сожалению, действительность, но о человеке судят по его адресу.
   Согласившись посмотреть дом на Хаф-Мун-стрит, Сэвидж поспешил купить себе экипаж. Он выбрал карету, в которой по новому тракту можно быстро добраться от Лондона до Грэйвсенда, и под стать ей пару добрых гнедых. Не устояв, он купил еще легкий фаэтон, делавший, как утверждали, в хорошей упряжке и при достаточной удали до тридцати миль в час, и не моргнув глазом, хотя счет перевалил далеко за три тысячи фунтов, прикупил еще пару резвых вороных.
   С неослабевающей энергией Адам направил свои стопы па Леденхолл-стрит, в главную контору Ост-Индской компании. Кроме сданной ей в аренду плантации Прыжок Леопарда, он был держателем солидного пакета акций. Внутри самое большое помещение с круглым стеклянным фонарем и балконом называлось «залом заседаний». Сэвидж узнал, что на следующей неделе состоится собрание акционеров, и сделал зарубку в памяти, намереваясь прийти.
   Услышав дружелюбное обращение, он обернулся.
   — Вижу, что вы не так давно из индийских владений. Мне нужен совет касательно инвестиций, а я, в свою очередь, мог бы быть полезным, что касается Лондона. Вероятно, он сильно изменился, с тех пор как вы уехали.
   Адам протянул руку широколицему мужчине примерно одних с ним лет.
   — Адам Сэвидж, на этой неделе вернулся с Цейлона.
   — Послушайте, где я слышал это имя?
   Мужчина назвался Кавендишем, но, когда проходившие мимо кивали, тихо произнося «Девоншир», Сэвидж понял, что разговаривает с герцогом Девонширским. Они моментально нашли общий язык, обнаружив друг в друге много общего. Оба были серьезными людьми, разбирающимися в коммерческих делах и способными урвать у других изрядную долю благ мира сего.
   За время непродолжительного разговора они коснулись многих тем, включая политику.
   — Нам в палате нужны такие люди, как вы, — заявил Девоншир.
   — Я не член парламента, — ответил Сэвидж, констатируя очевидный факт.
   — Жалкая кучка фунтов — и место в палате общин ваше, — просветил его Девоншир. Сэвидж принял к сведению.
   — На той неделе мы даем обед в Девоншир-хауз. Я попрошу Джорджиану включить вас в список гостей. Прошу вас, приходите. Половина гостей — друзья моей жены и принца Уэльского, но, уверяю вас, я пригласил и нескольких умных людей. Джеймса Уайатта, архитектора, Поупа, писателя и философа. Если хотите, приглашу Уоррена Гастингса, экс-губернатора из Индии.
   — С двумя из этих джентльменов я уже знаком. Уайатт проектировал мой дом в Грэйвсенде, который я еще даже не видел.
   — Вот где я слышал ваше имя, конечно же! — воскликнул Девоншир, очень довольный знакомством.
   — С большим удовольствием приду, — принял приглашение Адам. — К тому времени я буду в более цивилизованном убранстве.
   Сэвидж вернулся в дом на Керзон-стрит только к ужину. Наверху Джон Булль и Киринда встретили его с удрученным видом. Они приготовили чистые полотенца, но им было стыдно, что хозяину придется умываться из кувшина над тазиком.
   — Что случилось? — спросил он Джона Булля.
   — Должен сообщить вам две ужасные вещи, которые вас сильно расстроят, превосходительство. У прислуги завелись насекомые. Чтобы не занести н нам, я не разрешил Киринде спускаться.
   — Как ты обнаружил, Джон Булль?
   — Она сама сказала. Она сказала, что поэтому носит этот ужасный головной убор.
   Сэвидж предположил, что тот опять что-то не понял, и спокойно спросил:
   — Что еще меня расстроит?
   — Женщина-свинья съела Рупи! — выпалил он. Сэвидж прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Возможно, миссис Хогг и была алчной женщиной, но он сомневался, что тощий скворец мог разжечь ее аппетит.
   — Насколько я понимаю, вы не ужились с прислугой, — сухо заметил он. Посмотрел на Киринду. — Ты ела сегодня?
   Она опустила черные ресницы на мокрые глаза и отрицательно покачала головой.
   Сэвидж понимал, что совершенно бесполезно наказывать Джона Булля. Упрямый тамил готов голодать хоть месяц, лишь бы не потерять лица, совершенно не принимая во внимание бедную Киринду.
   — В этом случае спускаемся ужинать?
   — Будь это на Цейлоне или в Англии, нам неприемлемо ужинать с вами, хозяин.
   — Если ты настаиваешь, что я твой хозяин, то должен подчиняться моим приказаниям, и я приказываю идти ужинать, Джон Булль.
   — Слушаюсь, Превосходительство, — подчинился он. В столовой Сэвидж сказал Фентону:
   — Передайте, пожалуйста, миссис Хогг, чтобы несла ужин на троих. — Пододвинул стул Киринде и пригласил садиться Джона Булля.
   Выскочившая из кухни миссис Хогг чуть не уронила супницу, увидев, что должна обслуживать прислугу Сэвиджа. Поджатые губы выдавали ее негодование.
   Нежнейшим голосом Сэвидж медленно произнес:
   — Миссис Хогг, я хотел бы принести свои извинения за то, что оставил у вас в прихожей своего скворца. Я не думал, что вы станете возражать. Будьте любезны, отнесите его в мою спальню.
   — Слушаю, сэр, — ответила она.
   — Кроме того, миссис Хогг, — продолжал он медленно цедить слова, — я приношу глубокие извинения за то, что Джон Булль, обращаясь к вам, называл вас женщиной-свиньей. Уверяю вас, он не имел в виду ничего непочтительного. Просто в языке запутался.
   — Извинения принимаются, — обуздала свой нрав миссис Хогг, правда, все еще бросая презрительный взгляд в сторону слуги.
   От последующих слов Сэвиджа повеяло холодком:
   — Теперь ваша очередь.
   Встретив холодный взгляд его голубых глаз, она почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
   — Моя очередь? — переспросила она.
   — Да, ваша очередь. Извинитесь за недостойное обращение с этим мужчиной и этой женщиной. Вы целый день не давали им есть и пить только из-за того, что их кожа другого цвета, чем ваша.
   По лицу миссис Хогг пошли багровые пятна.
   — Извините, — еле слышно произнесла она, не зная, что еще сказать.
   В голосе Сэвиджа снова послышались любезные нотки, но голубые глаза оставались холодными:
   — Миссис Хогг, если овощи, чей запах доносится с вашей кухни, представляют собой репу, я бы предложил, чтобы вы полакомились ею сами, а нам подали бы что-нибудь более аппетитное.
   Видеть миссис Хогг, когда что-нибудь ей не по нраву, — зрелище не из приятных. Она исчезла в своей святая святых и больше не появлялась. Вскоре с ужином явилась Дора. Три пары глаз воззрились на ее чепец. Он был сплошь кружевной. У Адама Сэвиджа весело заблестели глаза.
   — Очень милая шапочка, — тихо произнес он, видя, как у той от удовольствия приподнялись уголки губ.

Глава 13

   При неоценимой помощи господ Уотсона и Голдмана золото Сэвиджа было депонировано, нанят секретарь, которого звали Слоун, и достигнута договоренность о покупке дома на Хаф-Мун-стрит.
   С почтой пришло обещанное приглашение на обед в Девоншир-хауз, а также ответ из Стоуна. Вскрыв конверт, Сэвидж пробежал глазами страничку, исписанную прекрасным почерком лорда Лэмба.
 
   Глубокоуважаемый мистер Сэвидж,
   Благодарю за вашу записку, в которой вы сообщаете о своем прибытии в Англию. Вы можете оставаться моим гостем на Керзон-стрит столько, сколько потребуется. С сожалением сообщаю, что в Лэмб-холле в настоящее время траур и мы не принимаем. Если возникнет необходимость связаться со мной, вы можете сделать это через Уотсона и Голдмана, поверенных.