Страница:
дернутые влагой глаза.
Она уложила его на жесткую тахту с удобным мягким изголовьем и стала массировать с миндальным маслом его обнаженные конечности. Ее волшебные руки широкими медленными кругами разглаживали каждую мышцу его тела. Адам постепенно расслабился и, когда она закончила, почувствовал, будто плавятся даже кости.
К этому времени подоспела заказанная им еда. Восторг взяла у слуги тяжело нагруженный поднос и, минуя стол, поставила его на пол. Они сели, откинувшись на подушки. Чтобы разжечь аппетит Леопарда, она сняла крышки с золотых супниц, откуда разнеслись соблазнительные запахи. Сначала она предложила ему чашечку сладкой синей жидкости. Адам подержал ее во рту, смакуя необычный вкус. После этого все замедлилось: каждое движение, каждый звук, каждый вздох и биение сердца. Потом восхитительно медленными движениями Восторг стала кормить его из своих рук.
Он вспомнил предыдущие визиты, когда каждое последующее блюдо содержало больше специй и было острее предыдущего, разжигая в нем неутолимое вожделение. На этот раз ничего острого и пряного. Пища была успокаивающей, легкой, в приятном сиропе, и ему хотелось облизывать и обсасывать прелестные пальчики женщины. Насытившись, он глубоко вздохнул и позволил ей вымыть ему руки и лицо розовой водой. Восторг взяла с полки шкатулку филигранной работы и, скрестив ноги, села перед ним на стол. Открыв шкатулку с зеркальной крышкой, она принялась раскрашивать себя хной.
Она раскрасила ладони и подошвы ног, потом перешла к грудям, изобразив сложный узор из точек и крошечных цветков, расходящихся спиралью от сосков. Добавив в хну еще более яркой красной краски, она широко раздвинула ноги и начала этим кроваво-красным гримом раскрашивать нижние губы Адаму казалось, что он настолько расслабился, что не в состоянии пошевелить пальцем, однако он ошибался. Пока он зачарованно смотрел, что она делает нежными пальчиками со своим органом, его стержень зашевелился, поднялся и затвердел. Как женщины обычно мажут губы красной помадой, чтобы привлечь мужчину, так и Восторг красила губы между ног, чтобы выделить эротической краской прельстительный рот.
Она достала из шкатулки два браслета, украшенных крошечными колокольчиками, и надела на щиколотки. Затем медленно, волнообразным движением подняла одну ногу, заложив за голову. С помощью накрашенных хной рук заложила за голову другую ногу и заняла совершенно неподвижную позу, зная, что Леопард, вопреки своей сильной воле, влекомый к ней, встанет с пола.
Когда он встал, его твердый фаллос доставал до пупка. Он медленно двинулся к столу, к предмету своего желания. Потом дал своему твердому, как мрамор, символу мужской мощи войти в кроваво-красные врата Рая. Когда он мощными медленными движениям входил в нее, колокольчики на щиколотках издавали приятный звон. Когда Восторг переложила ноги из-за головы ему на плечи и он вонзил в нее так глубоко, что зазвенел колокольчик, спрятанный глубоко внутри влагалища, Сэвидж улыбнулся, довольный, что совершил такой подвиг. Движения становились все более яростными, колокольчики звенели все чаще и громче, пока под сплошное звенящее крешендо oft, спуская, не вскрикнул от удовольствия.
Восторг предложила Леопарду снова откинуться на подушки, а сама скрутила ему особую сигару из джафнского табака с небольшой добавкой конопли. Адам неодобрительно покачал головой по поводу собственной глупости, зная, что утром будет болеть голова.
К тому времени, когда он кончил курить расслабляющую, дурманящую закрутку, он словно утратил тело и поплыл в другой мир, где наградой будет блаженный сон и неземные видения. Восторг подошла к подушкам и стала трогать языком его бронзовую кожу, чтобы удостовериться, что он находится в последней стадии расслабления. Она лизала кожу вплоть до пупка, с удовлетворением отмечая, как тяжело налились его веки.
И крайне удивилась, когда он обнял ее сильными руками и подмял под себя. Он оседлал ее могучими бедрами и мучил изощренно медленными телодвижениями которые, вне всякого сомнения, свидетельствовали, что он еще не насытился. Восторг испытывала благоговейный трепет, ибо, прежде чем Леопард закончил, она дважды отдала соки любви. Когда она снова уложила его на подушки, его мужское достоинство, обмякнув, вытянулось вдоль ноги. Она легла рядом, вложив твердый сосок ему в рот, и он стал засыпать.
Он играл языком с прелестной игрушкой, нежно покусывая ее, потом стал сосать, его стержень снова вырос и затрепетал. Мужская мощь Леопарда была достойна похвалы. Она быстро скользнула вниз и взяла его ртом. Потребовалось целых полчаса нежных, ласковых прикосновений, прежде чем семя хлынуло струёй, и она опустошила его до последней капли. Восторг проглотила обильно извергавшуюся драгоценную жидкость, считающуюся лучшим в мире средством для поддержания здорового цвета лица. Леопард спал.
Если быть точнее, Сзвидж переспал. Но настроение от этого не улучшилось. Покидая «Алмаз Востока», он милостиво заплатил в два раза больше, чем запросили, но был раздражен из-за того, что потерял над собой контроль. Выкуренная вечером травка была недопустимым излишеством. После нее стучало в висках.
Когда он приехал на пристань, где стоял «Зеленый дракон», команда уже загружала товар со складов. Ступив на борт суденышка, он спустился в трюм. Прервав разговор на полуслове, напрягся. Поднял темноволосую голову и изумленно уставился на матроса своими холодными голубыми глазами. Его нос подсказывал ему, чего ожидать, когда он взял из рук матроса ящик и сорвал крышку. Опиум!
Сэвидж оглядел ряды загруженных в трюм ящиков и сундуков, выбрал наугад один и проверил содержимое. Леди Лэмб пыталась вывезти сотни ящиков, наполненных миллионами маковых головок с маслянистыми семенами.
Глаза Сэвиджа светились такой яростью, что моряки предпочли отойти подальше. Надо отдать ему должное: он не выплеснул свой гнев на команду. Спустя несколько минут он овладел собой и оставил тлеть угольки своего гнева, чтобы дать ему выход, когда встретится с той, что совершила эту гнусность.
Приказания были четкими, отрывистыми:
— Выгрузить все до последнего ящика и погрузить на борт моего ост-индского судна. К полудню получите другой груз для доставки в Китай.
Верный своему слову, к полудню он закупил партию сушеного красного перца и вторую партию табака, ибо китайцы были заядлыми курильщиками трубок. Свободную часть трюма он заполнил рулонами набивного ситца со своего склада, зная, что яркий, стойкий ситец хорошо пойдет на рынке, потому что в красильном деле Индия превосходила другие страны.
Сэвидж уведомил заведующего складами, что, хотя вскоре отправляется в Лондон, он не оставляет судоходство, но его главная контора будет теперь в Лондоне, а не в Коломбо. Он также сообщил, что его плантация переходит в аренду Ост-Индской компании, и приказал в первую очередь предоставлять ей склады для хранения чая и каучука.
Закончив дела в банке, Сэвидж зарядил пистолет, послал за лошадью и отправился домой. Если ехать без отдыха весь день и всю ночь, то можно добраться домой до полудня. С каждой милей в нем все больше закипала злость на Еву. Если бы она была молоденькой девушкой, он простил бы ее, считая, что она поступила так по неведению. Но она была взрослой женщиной. К тому же искушенной, прожившей на Востоке десять лет и наверняка знавшей об опиуме и его страшных свойствах. Если бы она попросила его вывезти опиум на его судах, он бы сразу отказал. Если бы даже она просто попросила совета относительно сделок с опиумом, он бы без обиняков поставил ее на место. А то, что она держала его в неведении преднамеренно, заслуживало крайнего осуждения. К тому же, путем женских ухищрений добившись от него согласия использовать его судно, она сделала его невольным сообщником.
Именно это приводило его в бешенство. Она всю жизнь вертела, как хотела, другими мужчинами, без труда обводила их вокруг пальца, добиваясь своего. Должна же она, черт побери, знать, что он не такой, как другие? Плантация Лэмбов была как раз перед ним, и он знал, что не поедет к себе, пока не объяснится с ней!
Глава 8
Она уложила его на жесткую тахту с удобным мягким изголовьем и стала массировать с миндальным маслом его обнаженные конечности. Ее волшебные руки широкими медленными кругами разглаживали каждую мышцу его тела. Адам постепенно расслабился и, когда она закончила, почувствовал, будто плавятся даже кости.
К этому времени подоспела заказанная им еда. Восторг взяла у слуги тяжело нагруженный поднос и, минуя стол, поставила его на пол. Они сели, откинувшись на подушки. Чтобы разжечь аппетит Леопарда, она сняла крышки с золотых супниц, откуда разнеслись соблазнительные запахи. Сначала она предложила ему чашечку сладкой синей жидкости. Адам подержал ее во рту, смакуя необычный вкус. После этого все замедлилось: каждое движение, каждый звук, каждый вздох и биение сердца. Потом восхитительно медленными движениями Восторг стала кормить его из своих рук.
Он вспомнил предыдущие визиты, когда каждое последующее блюдо содержало больше специй и было острее предыдущего, разжигая в нем неутолимое вожделение. На этот раз ничего острого и пряного. Пища была успокаивающей, легкой, в приятном сиропе, и ему хотелось облизывать и обсасывать прелестные пальчики женщины. Насытившись, он глубоко вздохнул и позволил ей вымыть ему руки и лицо розовой водой. Восторг взяла с полки шкатулку филигранной работы и, скрестив ноги, села перед ним на стол. Открыв шкатулку с зеркальной крышкой, она принялась раскрашивать себя хной.
Она раскрасила ладони и подошвы ног, потом перешла к грудям, изобразив сложный узор из точек и крошечных цветков, расходящихся спиралью от сосков. Добавив в хну еще более яркой красной краски, она широко раздвинула ноги и начала этим кроваво-красным гримом раскрашивать нижние губы Адаму казалось, что он настолько расслабился, что не в состоянии пошевелить пальцем, однако он ошибался. Пока он зачарованно смотрел, что она делает нежными пальчиками со своим органом, его стержень зашевелился, поднялся и затвердел. Как женщины обычно мажут губы красной помадой, чтобы привлечь мужчину, так и Восторг красила губы между ног, чтобы выделить эротической краской прельстительный рот.
Она достала из шкатулки два браслета, украшенных крошечными колокольчиками, и надела на щиколотки. Затем медленно, волнообразным движением подняла одну ногу, заложив за голову. С помощью накрашенных хной рук заложила за голову другую ногу и заняла совершенно неподвижную позу, зная, что Леопард, вопреки своей сильной воле, влекомый к ней, встанет с пола.
Когда он встал, его твердый фаллос доставал до пупка. Он медленно двинулся к столу, к предмету своего желания. Потом дал своему твердому, как мрамор, символу мужской мощи войти в кроваво-красные врата Рая. Когда он мощными медленными движениям входил в нее, колокольчики на щиколотках издавали приятный звон. Когда Восторг переложила ноги из-за головы ему на плечи и он вонзил в нее так глубоко, что зазвенел колокольчик, спрятанный глубоко внутри влагалища, Сэвидж улыбнулся, довольный, что совершил такой подвиг. Движения становились все более яростными, колокольчики звенели все чаще и громче, пока под сплошное звенящее крешендо oft, спуская, не вскрикнул от удовольствия.
Восторг предложила Леопарду снова откинуться на подушки, а сама скрутила ему особую сигару из джафнского табака с небольшой добавкой конопли. Адам неодобрительно покачал головой по поводу собственной глупости, зная, что утром будет болеть голова.
К тому времени, когда он кончил курить расслабляющую, дурманящую закрутку, он словно утратил тело и поплыл в другой мир, где наградой будет блаженный сон и неземные видения. Восторг подошла к подушкам и стала трогать языком его бронзовую кожу, чтобы удостовериться, что он находится в последней стадии расслабления. Она лизала кожу вплоть до пупка, с удовлетворением отмечая, как тяжело налились его веки.
И крайне удивилась, когда он обнял ее сильными руками и подмял под себя. Он оседлал ее могучими бедрами и мучил изощренно медленными телодвижениями которые, вне всякого сомнения, свидетельствовали, что он еще не насытился. Восторг испытывала благоговейный трепет, ибо, прежде чем Леопард закончил, она дважды отдала соки любви. Когда она снова уложила его на подушки, его мужское достоинство, обмякнув, вытянулось вдоль ноги. Она легла рядом, вложив твердый сосок ему в рот, и он стал засыпать.
Он играл языком с прелестной игрушкой, нежно покусывая ее, потом стал сосать, его стержень снова вырос и затрепетал. Мужская мощь Леопарда была достойна похвалы. Она быстро скользнула вниз и взяла его ртом. Потребовалось целых полчаса нежных, ласковых прикосновений, прежде чем семя хлынуло струёй, и она опустошила его до последней капли. Восторг проглотила обильно извергавшуюся драгоценную жидкость, считающуюся лучшим в мире средством для поддержания здорового цвета лица. Леопард спал.
Если быть точнее, Сзвидж переспал. Но настроение от этого не улучшилось. Покидая «Алмаз Востока», он милостиво заплатил в два раза больше, чем запросили, но был раздражен из-за того, что потерял над собой контроль. Выкуренная вечером травка была недопустимым излишеством. После нее стучало в висках.
Когда он приехал на пристань, где стоял «Зеленый дракон», команда уже загружала товар со складов. Ступив на борт суденышка, он спустился в трюм. Прервав разговор на полуслове, напрягся. Поднял темноволосую голову и изумленно уставился на матроса своими холодными голубыми глазами. Его нос подсказывал ему, чего ожидать, когда он взял из рук матроса ящик и сорвал крышку. Опиум!
Сэвидж оглядел ряды загруженных в трюм ящиков и сундуков, выбрал наугад один и проверил содержимое. Леди Лэмб пыталась вывезти сотни ящиков, наполненных миллионами маковых головок с маслянистыми семенами.
Глаза Сэвиджа светились такой яростью, что моряки предпочли отойти подальше. Надо отдать ему должное: он не выплеснул свой гнев на команду. Спустя несколько минут он овладел собой и оставил тлеть угольки своего гнева, чтобы дать ему выход, когда встретится с той, что совершила эту гнусность.
Приказания были четкими, отрывистыми:
— Выгрузить все до последнего ящика и погрузить на борт моего ост-индского судна. К полудню получите другой груз для доставки в Китай.
Верный своему слову, к полудню он закупил партию сушеного красного перца и вторую партию табака, ибо китайцы были заядлыми курильщиками трубок. Свободную часть трюма он заполнил рулонами набивного ситца со своего склада, зная, что яркий, стойкий ситец хорошо пойдет на рынке, потому что в красильном деле Индия превосходила другие страны.
Сэвидж уведомил заведующего складами, что, хотя вскоре отправляется в Лондон, он не оставляет судоходство, но его главная контора будет теперь в Лондоне, а не в Коломбо. Он также сообщил, что его плантация переходит в аренду Ост-Индской компании, и приказал в первую очередь предоставлять ей склады для хранения чая и каучука.
Закончив дела в банке, Сэвидж зарядил пистолет, послал за лошадью и отправился домой. Если ехать без отдыха весь день и всю ночь, то можно добраться домой до полудня. С каждой милей в нем все больше закипала злость на Еву. Если бы она была молоденькой девушкой, он простил бы ее, считая, что она поступила так по неведению. Но она была взрослой женщиной. К тому же искушенной, прожившей на Востоке десять лет и наверняка знавшей об опиуме и его страшных свойствах. Если бы она попросила его вывезти опиум на его судах, он бы сразу отказал. Если бы даже она просто попросила совета относительно сделок с опиумом, он бы без обиняков поставил ее на место. А то, что она держала его в неведении преднамеренно, заслуживало крайнего осуждения. К тому же, путем женских ухищрений добившись от него согласия использовать его судно, она сделала его невольным сообщником.
Именно это приводило его в бешенство. Она всю жизнь вертела, как хотела, другими мужчинами, без труда обводила их вокруг пальца, добиваясь своего. Должна же она, черт побери, знать, что он не такой, как другие? Плантация Лэмбов была как раз перед ним, и он знал, что не поедет к себе, пока не объяснится с ней!
Глава 8
Сэвидж пробыл в седле двадцать часов. Он был небрит, покрыт потом и дорожной пылью, но ему было наплевать на приличия. Передав взмыленного коня конюху, он, не обращая внимания на сипаев, охранявших вход, решительно шагнул в роскошный губернаторский дом и, отмахнувшись от вышедшего навстречу дворецкого, пересек зал приемов, оставляя на чистом полу грязные следы.
Губернаторский дом никогда не пустовал. Ева находилась в малой столовой с посланником губернатора Мадраса и одним из принцев из дворца Раджа Сингха. Оба гостя тотчас узнали его по манерам и предательскому шраму на лице. Сэвидж ворвался в комнату без всяких извинений. Ева была шокирована.
— Нам с леди Лэмб нужно обсудить важные дела. С вашего позволения, — безапелляционно произнес он своим зычным голосом.
Ева немедленно поднялась, чтобы избежать сцены в присутствии гостей, и проводила его в свою личную гостиную. На ней было изысканное утреннее платье. Прелестные белокурые локоны были высоко подобраны черепаховыми гребнями. Она резко повернулась к нему, презрительно сморщив нос в знак недовольства его растерзанным видом.
— Что все это значит? — холодно спросила она. Она была так безукоризненно выхолена, ее манеры были настолько холодны и надменны, что ему не терпелось разнести в пух и прах ее самообладание. Он глубоко вдохнул, сдерживаясь, чтобы не ударить ее.
— Долбаный опиум! — процедил он сквозь зубы. — Мадам, извольте объясниться.
— А, понимаю. — Ее бледные щеки покраснели. — Я… знаю, что в некоторых портах это незаконно. Я… думала, что ты сделаешь вид, что не заметил, дорогой.
— Мне, как тебе известно, плевать, черт возьми, законно или незаконно. Эта дрянь сама по себе омерзительна!
— Мне нужны деньги, — невозмутимо объяснила Ева, будто это оправдывало ее поступок
Достав кошелек, он швырнул на стол пять тысяч фунтов.
— Я купил ваш опиум, мадам.
— Адам, я не представляла, что опиум так…
— Не держи меня за дурака, — обрезал он. — Ты десять лет прожила среди жителей Востока. Знаешь отвратительные свойства опиума. Знаешь, что он вызывает привыкание, что он обрекает миллионы на смерть при жизни, что от него нет спасения.
— Но это всего лишь какие-то китайские крестьяне, — нерешительно возразила она.
Адам грубо схватил ее за плечи, впившись железными пальцами в ее нежное тело
— Они люди! Ты слышала, как мы с Расселлом рассказывали о притонах курильщиков опиума, где сотни людей в беспамятстве валяются на деревянных нарах. Миллионы жертвуют всем ради своего губительного пристрастия — своими фермами, своими семьями, продают жен и детей. Они весь день бегают голодными с тележками рикш, чтобы вечером получить дозу опиума, и так до тех пор, пока не умрут в мучительной агонии. Опиум отвратителен и мерзок, он несет проклятие и оскверняет каждого, кто к нему причастен. — Он встряхнул ее за плечи. — Я знаю! Я первый раз крупно заработал, экспортируя его в Кантон, и поплатился за это. У меня не только остались шрамы на теле, я почти погубил душу. Ныне я зарабатываю почти столько же от продажи чая и каучука. Возможно, мне приходится работать по восемнадцать часов в день, но это приличная, чистая работа, и я могу спокойно спать ночью.
Ева поняла, как сильны его убеждения и что она совершила ужасную ошибку. Ей нужно было подождать несколько месяцев, пока он уедет в Англию, и уж тогда пытаться сбыть свой опиум.
— Я не права, что не поговорила об этом с тобой, — сказала она тихо.
— Существуют два товара, которые мои суда никогда не будут возить на Восток, — опиум и слоновая кость. Безжалостные убийцы ранят слонов, загоняют их в ловушки и у живых отрубают бивни. Это тоже вызывает у меня отвращение
«Слоновая кость! — подумала Ева. — Почему я не додумалась до этого? За восточную резьбу платят состояния».
Посмотрев на нее сверху, он заметил черепаховые гребни. Запустив пальцы в ее безупречную прическу, он вытащил два гребня.
— Так же как и эти штуки. Панцири снимают с живых морских черепах — занятие, недостойное человека! Он сказал все, что хотел сказать, и даже больше.
— Простите мое грубое вторжение, леди Лэмб. — И язвительнее, чем любой аристократ, добавил — На лучшее не способен. Я же из крестьян
Откланявшись с нескрываемой насмешкой и презрением, он отправился в Прыжок Леопарда.
В этот же день Сэвидж собрал всех своих надсмотрщиков и служащих. Стоявший в дверях Джон Булль, словно старший сержант, приказывал им снять ботинки, прежде чем входить в бунгало. Они почтительно стояли в кабинете хозяина, слушая каждое его слово.
— Теперь очень скоро, до следующего полнолуния, я вернусь в Англию. Через несколько дней приедет новый сагиб. Я хочу, чтобы вы работали для него так же усердно, как и для меня. Я не продаю Прыжок Леопарда. Она останется моей плантацией, но все пойдет прахом, если вы не проявите преданности новому человеку. Это единственное место на Цейлоне, где выращиваются чай и каучук. Я привез для пробы саженцы из Китая и Бирмы почти десять лет назад и хочу поблагодарить вас за то, что Прыжок Леопарда процветает. Сегодня чайные и каучуковые плантации есть только за морем, в Индии. Вы знаете, что нужно делать при засухах и наводнениях. Обрезчики знают очередность обрезки, скотники знают когда закладывать навоз. В самом деле, вы лучше, чем новый сагиб, знаете, как нормально вести дело на плантации. Мой большой корабль будет возить мне от вас урожай чая. Мой нос подскажет мне, если вы перестанете делать чай высокого сорта. — Резкие черты лица его разгладились, и он позволил себе редкую улыбку Тамилы, однако, не улыбались. Этот день принес им ужасную весть о том, что хозяин уплывает н себе на родину. Плантация Прыжок Леопарда была расположена у подножия Пика Адама, самой священной горы на свете. Легенда гласила, что Адам был низвергнут с Седьмого неба в Раю за свой грех с женщиной. Этой легенде было тысяча лет. Одной ногой он ступил на Пик Адама и оставил там на камне свой след. В Прыжке Леопарда не было ни одного работника, который бы не верил, что Адам Сэвидж и есть Адам из легенды. Его фигура, его сила, его умение, не говоря уж о пронзительных голубых глазах, были даром богов. Если они будут увиливать от работы, он все равно увидит из-за семи морей, из своего города, который называется Лондон. И они поспешили разнести весть по плантации.
Сэвидж принялся за журналы с хозяйственными счетами, чтобы внести последние записи, но его отвлек не требующий возражений голос Джона Булля:
— Когда мы будем в Англии, Его Превосходительство будет рассчитывать, что ты будешь одеваться, как англичанка. Ты осрамишь его своим заграничным видом. Тебе совсем незачем брать все свои языческие одежды и пожитки.
Адам Сэвидж всегда старался соблюдать такт, когда вмешивался в препирательства своих слуг. Киринда была сингалкой и принадлежала к более высокой касте, чем его слуга-тамил. С другой стороны, Джон Булль был его мажордомом и мужчиной, а мужчина должен брать верх над женщиной, иначе потеряет лицо.
— Джон Булль, хотя это случается редко, но на этот раз ты не прав, — тактично заметил Сэвидж. — Цветок Лотоса прекраснее всего выглядит в своей национальной одежде. Она знает, что ей больше всего идут экзотические яркие шелка. Проследи, пожалуйста, чтобы у нее хватило сундуков уложить одежду и личные вещи.
Киринда из-за спины Леопарда поддразнила Джона Булля самодовольной улыбкой.
— Однако ей потребуются английские туфли. Поскорее купи их, чтобы она могла попрактиковаться в них ходить. Полы в Англии слишком холодны, чтобы ходить по ним босиком.
У Киринды вытянулась физиономия, а довольный Джон Булль в ответ снисходительно улыбнулся.
Когда стало смеркаться, Адам неожиданно узнал что приехала леди Лэмб, правда, он был не очень удивлен. Он ожидал, что она может явиться. Первое, что он заметил, так это то, что она оставила траур. На ней было платье из тончайшего индийского муслина с глубоким вырезом, во впадине между грудей прикреплен редкий голубой лотос. Светлые волосы, лишенные гребней, волнами спадали на плечи. От этого ее красота стала мягче. Сегодня она совсем не выглядела холодной, неприступной, в свете лампы казалась мягкой, почти уязвимой.
Когда они остались одни, Ева подошла к нему и, положив руки ему на грудь, умоляюще поглядела на него.
— О, Адам, прости меня, пожалуйста, — тихо прошептала она.
Сэвидж понимал, что она приехала соблазнять его.
Такая ситуация казалась ему забавной. Сексуально фригидная Ева ради его денег и драгоценностей была готова прикинуться распутной женщиной. Адаму было любопытно, как далеко она зайдет.
Адам притворился, что поддается соблазнам Евы. Он наклонился к ее губам, бормоча:
— Не хочу, чтобы ты была запятнана… чем-нибудь, кроме меня.
Ева вздрогнула. Женщины часто реагировали подобным образом на его слова. В голове ее бешено крутилась мысль, как это она сможет лежать нагишом на диване, когда в соседней комнате их ждут Джон Булль и ее собственный телохранитель-сипай.
Адам весело прищурил голубые глаза.
— Я предпочитаю леди шлюхе, — тихо произнес он и начал сводить ее с ума своими поцелуями. Как только почувствовал, что она начинает отвечать, отнял от нее руки. Пусть ей не нравится его способность подчинять своей воле, но он намерен остановиться, когда ей хочется большего.
Наконец, собрав всю храбрость, она спросила:
— Что ты будешь делать с опиумом?
— Отправлю в Англию, — коротко ответил он. Она, удивленно глядя, подняла голову.
— В чем разница между Англией и Китаем? Его охватило раздражение. Не в его привычках было объяснять свои поступки.
— В Англии я могу проследить, что с ним станет. Из него сделают обезболивающую настойку, которую применяют при ампутациях или родах. — Адам глубоко вздохнул. — Ева, когда отплывет «Красный дракон», я буду на его борту.
Он пристально посмотрел ей в лицо. Она широко раскрыла глаза от неожиданности. Она-то думала, что, позволив ему несколько интимных поцелуев, будет иметь влияние на все его дела и решения. Он был рад, что сразу лишил ее иллюзий.
— Так скоро? — спросила она, но он не был уверен, что паническая нотка в ее голосе была вызвана мыслью потерять его. — Ты продал Прыжок Леопарда?
— Нет. Только сдаю его в аренду Компании. — Он погладил ее плечо. — Эвелин, почему бы тебе не поехать со мной?
Она не осмеливалась думать, что он предлагает ей что-либо большее, чем транспорт. Оба долго молчали, пока наконец она не решилась:
— Адам, Лэмб-холл теперь принадлежит моему сыну. — Понятен ли ее намек? Сделает ли он ей предложение? Единственный способ получить его богатство — это выйти за него замуж. Выйти замуж — значит лишиться титула, а она жаждала иметь все. Все еще неуверенная в нем, она продолжила: — Здесь у меня роскошный дом, полный слуг.
— Эденвуд будет роскошен и полон слуг, — тихо ответил он.
У Евы от облегчения закружилась голова. В конечном счете она держалась достаточно умно.
— Я не хочу, чтобы ты в мое отсутствие беспокоилась о деньгах. Я условился, что ты можешь брать деньги с моего банковского счета в Коломбо.
Он увидел, как вспыхнули ее глаза и быстро скрылись под ресницами.
Ева сочла, что следует возразить. Она ни за что не хотела, чтобы он понял, что она гонится за богатством, а он был человек проницательный.
— Адам, не надо думать, что ты покупаешь меня.
— Если мои деньги тебя оскорбляют, могу дать драгоценных камней, — поддразнил он, видя ее насквозь, словно через венецианское стекло.
Ее руки блуждали по его твердой груди.
— Камешки, на которые мы играли в кости… они что, из сказочного Города Самоцветов?
— Да, из Ратнапуры, — согласился он. — Я езжу туда каждый год.
— И ты экспортируешь алмазы, рубины и изумруды в Англию? — спросила она, затаив дыхание.
— Да, но вообще-то я столько же зарабатываю на полудрагоценных камнях, таких, как берилл, гранат, турмалин, лунный камень и топаз. Там добывают сапфиры любого мыслимого оттенка — голубые, синие, лазурные, серые, зеленые. За пригоршню рупий можно купить сундук аметистов.
— Это не так далеко отсюда, правда?
Слушая ее возбужденный голос, Адам догадался, что при мысли о драгоценностях ее охватил азарт. Он поправил платье, прикрыв ее оголенное плечо.
— Если по прямой, то недалеко, но ты забываешь, что на пути лежит горный хребет Сабарагамува. Горы кишат убийцами. Ты никогда не слыхала об удушении? Ритуальном убийстве путников? Ратнапура — один из самых страшных городов на свете. Там живут одни воры, убийцы и проститутки. Запрещаю тебе ехать туда, Ева.
Она была удивлена, с какой легкостью он читает ее мысли. Он был весьма искушен в отношении женщин. Его чисто мужские качества уже много лет и привлекали, и отталкивали ее. Он взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза.
— Обещай мне, что не поедешь, и я осыплю тебя драгоценностями.
Ева с трудом проглотила собравшийся в горле комок. Как устоять против такого соблазна? Надо ловить момент. Убедить его, что ей нужен он, а не драгоценности.
— Приедешь ко мне завтра вечером? — ласково приглашала она, ненавидя его за то, что приходится уговаривать.
— Постараюсь, — ответил он, то ли обещая, то ли уклоняясь от ее просьбы.
Эвелин не была единственной из Лэмбов, кто покушался на богатства Сэвиджа. Выходя из комнаты, Антония посмотрела на себя в зеркало. Юбка для езды верхом и жакет черные, как того требовал траур, но строгость костюма сглаживали кофточка и шарф белоснежного муслина да пышные кружева. Напудренный парик со спадающим па плечо локоном украшала дерзко сдвинутая на крутую бровь модная шляпка.
Щелкнув каблуками сапог, она отсалютовала кнутовищем своему элегантному отражению, как отправляющийся на войну солдат. Местом назначения был Эденвуд в Грэйвсенде, а поскольку она ехала одна и ей не нужно было соблюдать условности, то помчалась сломя голову и покрыла десять миль в рекордное время.
Джеймс Уайатт в рубашке с засученными рукавами сразу узнал ее и шагнул навстречу помочь ей сойти с лошади.
— Леди Антония, я ожидал, что вы снова навестите нас.
Она с неподдельным восхищением улыбнулась, глядя в его умные глаза.
— Меня как магнитом тянет в Эденвуд. То, что вы строите здесь, захватывает мое воображение. Мне он даже стал сниться. — Она мило улыбнулась.
Уайатт взял ее за руку, и они вместе пошли к особняку.
— Я весьма польщен, мэм. Возможно, вы поможете мне решить пару вопросов. А ваши сны могут стать действительностью.
— Я польщена, мистер Уайатт. У меня полно идей. Он был окончательно пленен восторженным вниманием с ее стороны.
— Я догадываюсь, что вы отдаете предпочтение изысканности перед пышностью.
— Вы правы, сэр, но я готова держать пари до последней рупии мистера Сэвиджа, что он предпочитает пышность. Я считаю, что Эденвуд заслуживает того и другого, и, подумав, вы не станете возражать, — игриво заметила она, бросая в почву свои семена.
Он показал ей западную крытую галерею из устремленных к небу стройных классических колонн.
— О, великолепно. А если бы вы еще продолжили ее полукруглой террасой с каменной балюстрадой, то получилось бы совершенно захватывающее зрелище, согласны? А по перилам можно расположить утопающие в цветах урны.
— Вы рисуете такую живую картину, что она у меня перед глазами, — согласился Уайатт. — Можно было бы использовать норфолкский камень с его мягкими пятнистыми земляными тонами.
Антония восторженно закивала:
— Правильно, норфолкский камень на балюстраду и перила, но саму террасу выложить мрамором. Раз вы спроектировали римский портик, террасу нужно делать из импортного итальянского мрамора — того, что с прожилками многих замечательных оттенков. Я предлагаю светло-коричневый с темными прожилками цвета жженой умбры.
Хотя стоимость была бы непомерно высокой, перед нарисованной ею картиной трудно было устоять.
Войдя внутрь здания, Антония продолжала сыпать сверхрасточительными идеями:
— В парадном зале тоже можно было бы использовать итальянский мрамор, но другого цвета. Мистер Сэвидж — индийский набоб и несомненно захочет выставить в переднем зале охотничьи трофеи — слона или, может быть, бенгальского тигра. Я бы предложила что-нибудь эффектное. Белый с черными прожилками или, может быть, наоборот.
— Думаю, вы меня убедили, — потакая ее фантазиям, заметил Джеймс Уайатт. — Пойдемте, я покажу вам лепную работу в некоторых гостиных и спальнях.
Антония восхищенно смотрела на тонкий лепной орнамент, опоясывающий комнату на стыке стен и высокого потолка. Она чуть было не предложила позолотить его четырнадцатикаратным золотом, но поняла, что тогда будет разрушена безупречная классическая красота, и прикусила язык, решив найти применение дорогой позолоты где-нибудь еще. Она широко раскрыла глаза от удивления, когда Джеймс Уайатт провел ее в будущую ванную.
— Ванные комнаты — одно из немногих конкретных предложений мистера Сэвиджа.
Эта ванная располагалась рядом с хозяйской спальней на верхнем этаже. Сквозь стеклянный потолок сверху лился солнечный свет.
— Это застекленный фонарь. Раньше его проектировали для более крупных зданий, таких, как музеи и дворцы, но не думаю, чтобы он когда-нибудь встречался в частных домах.
Губернаторский дом никогда не пустовал. Ева находилась в малой столовой с посланником губернатора Мадраса и одним из принцев из дворца Раджа Сингха. Оба гостя тотчас узнали его по манерам и предательскому шраму на лице. Сэвидж ворвался в комнату без всяких извинений. Ева была шокирована.
— Нам с леди Лэмб нужно обсудить важные дела. С вашего позволения, — безапелляционно произнес он своим зычным голосом.
Ева немедленно поднялась, чтобы избежать сцены в присутствии гостей, и проводила его в свою личную гостиную. На ней было изысканное утреннее платье. Прелестные белокурые локоны были высоко подобраны черепаховыми гребнями. Она резко повернулась к нему, презрительно сморщив нос в знак недовольства его растерзанным видом.
— Что все это значит? — холодно спросила она. Она была так безукоризненно выхолена, ее манеры были настолько холодны и надменны, что ему не терпелось разнести в пух и прах ее самообладание. Он глубоко вдохнул, сдерживаясь, чтобы не ударить ее.
— Долбаный опиум! — процедил он сквозь зубы. — Мадам, извольте объясниться.
— А, понимаю. — Ее бледные щеки покраснели. — Я… знаю, что в некоторых портах это незаконно. Я… думала, что ты сделаешь вид, что не заметил, дорогой.
— Мне, как тебе известно, плевать, черт возьми, законно или незаконно. Эта дрянь сама по себе омерзительна!
— Мне нужны деньги, — невозмутимо объяснила Ева, будто это оправдывало ее поступок
Достав кошелек, он швырнул на стол пять тысяч фунтов.
— Я купил ваш опиум, мадам.
— Адам, я не представляла, что опиум так…
— Не держи меня за дурака, — обрезал он. — Ты десять лет прожила среди жителей Востока. Знаешь отвратительные свойства опиума. Знаешь, что он вызывает привыкание, что он обрекает миллионы на смерть при жизни, что от него нет спасения.
— Но это всего лишь какие-то китайские крестьяне, — нерешительно возразила она.
Адам грубо схватил ее за плечи, впившись железными пальцами в ее нежное тело
— Они люди! Ты слышала, как мы с Расселлом рассказывали о притонах курильщиков опиума, где сотни людей в беспамятстве валяются на деревянных нарах. Миллионы жертвуют всем ради своего губительного пристрастия — своими фермами, своими семьями, продают жен и детей. Они весь день бегают голодными с тележками рикш, чтобы вечером получить дозу опиума, и так до тех пор, пока не умрут в мучительной агонии. Опиум отвратителен и мерзок, он несет проклятие и оскверняет каждого, кто к нему причастен. — Он встряхнул ее за плечи. — Я знаю! Я первый раз крупно заработал, экспортируя его в Кантон, и поплатился за это. У меня не только остались шрамы на теле, я почти погубил душу. Ныне я зарабатываю почти столько же от продажи чая и каучука. Возможно, мне приходится работать по восемнадцать часов в день, но это приличная, чистая работа, и я могу спокойно спать ночью.
Ева поняла, как сильны его убеждения и что она совершила ужасную ошибку. Ей нужно было подождать несколько месяцев, пока он уедет в Англию, и уж тогда пытаться сбыть свой опиум.
— Я не права, что не поговорила об этом с тобой, — сказала она тихо.
— Существуют два товара, которые мои суда никогда не будут возить на Восток, — опиум и слоновая кость. Безжалостные убийцы ранят слонов, загоняют их в ловушки и у живых отрубают бивни. Это тоже вызывает у меня отвращение
«Слоновая кость! — подумала Ева. — Почему я не додумалась до этого? За восточную резьбу платят состояния».
Посмотрев на нее сверху, он заметил черепаховые гребни. Запустив пальцы в ее безупречную прическу, он вытащил два гребня.
— Так же как и эти штуки. Панцири снимают с живых морских черепах — занятие, недостойное человека! Он сказал все, что хотел сказать, и даже больше.
— Простите мое грубое вторжение, леди Лэмб. — И язвительнее, чем любой аристократ, добавил — На лучшее не способен. Я же из крестьян
Откланявшись с нескрываемой насмешкой и презрением, он отправился в Прыжок Леопарда.
В этот же день Сэвидж собрал всех своих надсмотрщиков и служащих. Стоявший в дверях Джон Булль, словно старший сержант, приказывал им снять ботинки, прежде чем входить в бунгало. Они почтительно стояли в кабинете хозяина, слушая каждое его слово.
— Теперь очень скоро, до следующего полнолуния, я вернусь в Англию. Через несколько дней приедет новый сагиб. Я хочу, чтобы вы работали для него так же усердно, как и для меня. Я не продаю Прыжок Леопарда. Она останется моей плантацией, но все пойдет прахом, если вы не проявите преданности новому человеку. Это единственное место на Цейлоне, где выращиваются чай и каучук. Я привез для пробы саженцы из Китая и Бирмы почти десять лет назад и хочу поблагодарить вас за то, что Прыжок Леопарда процветает. Сегодня чайные и каучуковые плантации есть только за морем, в Индии. Вы знаете, что нужно делать при засухах и наводнениях. Обрезчики знают очередность обрезки, скотники знают когда закладывать навоз. В самом деле, вы лучше, чем новый сагиб, знаете, как нормально вести дело на плантации. Мой большой корабль будет возить мне от вас урожай чая. Мой нос подскажет мне, если вы перестанете делать чай высокого сорта. — Резкие черты лица его разгладились, и он позволил себе редкую улыбку Тамилы, однако, не улыбались. Этот день принес им ужасную весть о том, что хозяин уплывает н себе на родину. Плантация Прыжок Леопарда была расположена у подножия Пика Адама, самой священной горы на свете. Легенда гласила, что Адам был низвергнут с Седьмого неба в Раю за свой грех с женщиной. Этой легенде было тысяча лет. Одной ногой он ступил на Пик Адама и оставил там на камне свой след. В Прыжке Леопарда не было ни одного работника, который бы не верил, что Адам Сэвидж и есть Адам из легенды. Его фигура, его сила, его умение, не говоря уж о пронзительных голубых глазах, были даром богов. Если они будут увиливать от работы, он все равно увидит из-за семи морей, из своего города, который называется Лондон. И они поспешили разнести весть по плантации.
Сэвидж принялся за журналы с хозяйственными счетами, чтобы внести последние записи, но его отвлек не требующий возражений голос Джона Булля:
— Когда мы будем в Англии, Его Превосходительство будет рассчитывать, что ты будешь одеваться, как англичанка. Ты осрамишь его своим заграничным видом. Тебе совсем незачем брать все свои языческие одежды и пожитки.
Адам Сэвидж всегда старался соблюдать такт, когда вмешивался в препирательства своих слуг. Киринда была сингалкой и принадлежала к более высокой касте, чем его слуга-тамил. С другой стороны, Джон Булль был его мажордомом и мужчиной, а мужчина должен брать верх над женщиной, иначе потеряет лицо.
— Джон Булль, хотя это случается редко, но на этот раз ты не прав, — тактично заметил Сэвидж. — Цветок Лотоса прекраснее всего выглядит в своей национальной одежде. Она знает, что ей больше всего идут экзотические яркие шелка. Проследи, пожалуйста, чтобы у нее хватило сундуков уложить одежду и личные вещи.
Киринда из-за спины Леопарда поддразнила Джона Булля самодовольной улыбкой.
— Однако ей потребуются английские туфли. Поскорее купи их, чтобы она могла попрактиковаться в них ходить. Полы в Англии слишком холодны, чтобы ходить по ним босиком.
У Киринды вытянулась физиономия, а довольный Джон Булль в ответ снисходительно улыбнулся.
Когда стало смеркаться, Адам неожиданно узнал что приехала леди Лэмб, правда, он был не очень удивлен. Он ожидал, что она может явиться. Первое, что он заметил, так это то, что она оставила траур. На ней было платье из тончайшего индийского муслина с глубоким вырезом, во впадине между грудей прикреплен редкий голубой лотос. Светлые волосы, лишенные гребней, волнами спадали на плечи. От этого ее красота стала мягче. Сегодня она совсем не выглядела холодной, неприступной, в свете лампы казалась мягкой, почти уязвимой.
Когда они остались одни, Ева подошла к нему и, положив руки ему на грудь, умоляюще поглядела на него.
— О, Адам, прости меня, пожалуйста, — тихо прошептала она.
Сэвидж понимал, что она приехала соблазнять его.
Такая ситуация казалась ему забавной. Сексуально фригидная Ева ради его денег и драгоценностей была готова прикинуться распутной женщиной. Адаму было любопытно, как далеко она зайдет.
Адам притворился, что поддается соблазнам Евы. Он наклонился к ее губам, бормоча:
— Не хочу, чтобы ты была запятнана… чем-нибудь, кроме меня.
Ева вздрогнула. Женщины часто реагировали подобным образом на его слова. В голове ее бешено крутилась мысль, как это она сможет лежать нагишом на диване, когда в соседней комнате их ждут Джон Булль и ее собственный телохранитель-сипай.
Адам весело прищурил голубые глаза.
— Я предпочитаю леди шлюхе, — тихо произнес он и начал сводить ее с ума своими поцелуями. Как только почувствовал, что она начинает отвечать, отнял от нее руки. Пусть ей не нравится его способность подчинять своей воле, но он намерен остановиться, когда ей хочется большего.
Наконец, собрав всю храбрость, она спросила:
— Что ты будешь делать с опиумом?
— Отправлю в Англию, — коротко ответил он. Она, удивленно глядя, подняла голову.
— В чем разница между Англией и Китаем? Его охватило раздражение. Не в его привычках было объяснять свои поступки.
— В Англии я могу проследить, что с ним станет. Из него сделают обезболивающую настойку, которую применяют при ампутациях или родах. — Адам глубоко вздохнул. — Ева, когда отплывет «Красный дракон», я буду на его борту.
Он пристально посмотрел ей в лицо. Она широко раскрыла глаза от неожиданности. Она-то думала, что, позволив ему несколько интимных поцелуев, будет иметь влияние на все его дела и решения. Он был рад, что сразу лишил ее иллюзий.
— Так скоро? — спросила она, но он не был уверен, что паническая нотка в ее голосе была вызвана мыслью потерять его. — Ты продал Прыжок Леопарда?
— Нет. Только сдаю его в аренду Компании. — Он погладил ее плечо. — Эвелин, почему бы тебе не поехать со мной?
Она не осмеливалась думать, что он предлагает ей что-либо большее, чем транспорт. Оба долго молчали, пока наконец она не решилась:
— Адам, Лэмб-холл теперь принадлежит моему сыну. — Понятен ли ее намек? Сделает ли он ей предложение? Единственный способ получить его богатство — это выйти за него замуж. Выйти замуж — значит лишиться титула, а она жаждала иметь все. Все еще неуверенная в нем, она продолжила: — Здесь у меня роскошный дом, полный слуг.
— Эденвуд будет роскошен и полон слуг, — тихо ответил он.
У Евы от облегчения закружилась голова. В конечном счете она держалась достаточно умно.
— Я не хочу, чтобы ты в мое отсутствие беспокоилась о деньгах. Я условился, что ты можешь брать деньги с моего банковского счета в Коломбо.
Он увидел, как вспыхнули ее глаза и быстро скрылись под ресницами.
Ева сочла, что следует возразить. Она ни за что не хотела, чтобы он понял, что она гонится за богатством, а он был человек проницательный.
— Адам, не надо думать, что ты покупаешь меня.
— Если мои деньги тебя оскорбляют, могу дать драгоценных камней, — поддразнил он, видя ее насквозь, словно через венецианское стекло.
Ее руки блуждали по его твердой груди.
— Камешки, на которые мы играли в кости… они что, из сказочного Города Самоцветов?
— Да, из Ратнапуры, — согласился он. — Я езжу туда каждый год.
— И ты экспортируешь алмазы, рубины и изумруды в Англию? — спросила она, затаив дыхание.
— Да, но вообще-то я столько же зарабатываю на полудрагоценных камнях, таких, как берилл, гранат, турмалин, лунный камень и топаз. Там добывают сапфиры любого мыслимого оттенка — голубые, синие, лазурные, серые, зеленые. За пригоршню рупий можно купить сундук аметистов.
— Это не так далеко отсюда, правда?
Слушая ее возбужденный голос, Адам догадался, что при мысли о драгоценностях ее охватил азарт. Он поправил платье, прикрыв ее оголенное плечо.
— Если по прямой, то недалеко, но ты забываешь, что на пути лежит горный хребет Сабарагамува. Горы кишат убийцами. Ты никогда не слыхала об удушении? Ритуальном убийстве путников? Ратнапура — один из самых страшных городов на свете. Там живут одни воры, убийцы и проститутки. Запрещаю тебе ехать туда, Ева.
Она была удивлена, с какой легкостью он читает ее мысли. Он был весьма искушен в отношении женщин. Его чисто мужские качества уже много лет и привлекали, и отталкивали ее. Он взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза.
— Обещай мне, что не поедешь, и я осыплю тебя драгоценностями.
Ева с трудом проглотила собравшийся в горле комок. Как устоять против такого соблазна? Надо ловить момент. Убедить его, что ей нужен он, а не драгоценности.
— Приедешь ко мне завтра вечером? — ласково приглашала она, ненавидя его за то, что приходится уговаривать.
— Постараюсь, — ответил он, то ли обещая, то ли уклоняясь от ее просьбы.
Эвелин не была единственной из Лэмбов, кто покушался на богатства Сэвиджа. Выходя из комнаты, Антония посмотрела на себя в зеркало. Юбка для езды верхом и жакет черные, как того требовал траур, но строгость костюма сглаживали кофточка и шарф белоснежного муслина да пышные кружева. Напудренный парик со спадающим па плечо локоном украшала дерзко сдвинутая на крутую бровь модная шляпка.
Щелкнув каблуками сапог, она отсалютовала кнутовищем своему элегантному отражению, как отправляющийся на войну солдат. Местом назначения был Эденвуд в Грэйвсенде, а поскольку она ехала одна и ей не нужно было соблюдать условности, то помчалась сломя голову и покрыла десять миль в рекордное время.
Джеймс Уайатт в рубашке с засученными рукавами сразу узнал ее и шагнул навстречу помочь ей сойти с лошади.
— Леди Антония, я ожидал, что вы снова навестите нас.
Она с неподдельным восхищением улыбнулась, глядя в его умные глаза.
— Меня как магнитом тянет в Эденвуд. То, что вы строите здесь, захватывает мое воображение. Мне он даже стал сниться. — Она мило улыбнулась.
Уайатт взял ее за руку, и они вместе пошли к особняку.
— Я весьма польщен, мэм. Возможно, вы поможете мне решить пару вопросов. А ваши сны могут стать действительностью.
— Я польщена, мистер Уайатт. У меня полно идей. Он был окончательно пленен восторженным вниманием с ее стороны.
— Я догадываюсь, что вы отдаете предпочтение изысканности перед пышностью.
— Вы правы, сэр, но я готова держать пари до последней рупии мистера Сэвиджа, что он предпочитает пышность. Я считаю, что Эденвуд заслуживает того и другого, и, подумав, вы не станете возражать, — игриво заметила она, бросая в почву свои семена.
Он показал ей западную крытую галерею из устремленных к небу стройных классических колонн.
— О, великолепно. А если бы вы еще продолжили ее полукруглой террасой с каменной балюстрадой, то получилось бы совершенно захватывающее зрелище, согласны? А по перилам можно расположить утопающие в цветах урны.
— Вы рисуете такую живую картину, что она у меня перед глазами, — согласился Уайатт. — Можно было бы использовать норфолкский камень с его мягкими пятнистыми земляными тонами.
Антония восторженно закивала:
— Правильно, норфолкский камень на балюстраду и перила, но саму террасу выложить мрамором. Раз вы спроектировали римский портик, террасу нужно делать из импортного итальянского мрамора — того, что с прожилками многих замечательных оттенков. Я предлагаю светло-коричневый с темными прожилками цвета жженой умбры.
Хотя стоимость была бы непомерно высокой, перед нарисованной ею картиной трудно было устоять.
Войдя внутрь здания, Антония продолжала сыпать сверхрасточительными идеями:
— В парадном зале тоже можно было бы использовать итальянский мрамор, но другого цвета. Мистер Сэвидж — индийский набоб и несомненно захочет выставить в переднем зале охотничьи трофеи — слона или, может быть, бенгальского тигра. Я бы предложила что-нибудь эффектное. Белый с черными прожилками или, может быть, наоборот.
— Думаю, вы меня убедили, — потакая ее фантазиям, заметил Джеймс Уайатт. — Пойдемте, я покажу вам лепную работу в некоторых гостиных и спальнях.
Антония восхищенно смотрела на тонкий лепной орнамент, опоясывающий комнату на стыке стен и высокого потолка. Она чуть было не предложила позолотить его четырнадцатикаратным золотом, но поняла, что тогда будет разрушена безупречная классическая красота, и прикусила язык, решив найти применение дорогой позолоты где-нибудь еще. Она широко раскрыла глаза от удивления, когда Джеймс Уайатт провел ее в будущую ванную.
— Ванные комнаты — одно из немногих конкретных предложений мистера Сэвиджа.
Эта ванная располагалась рядом с хозяйской спальней на верхнем этаже. Сквозь стеклянный потолок сверху лился солнечный свет.
— Это застекленный фонарь. Раньше его проектировали для более крупных зданий, таких, как музеи и дворцы, но не думаю, чтобы он когда-нибудь встречался в частных домах.