Они навели справки о Блэкуотерском замке и получили ответ, что он расположен над Блэкуотерской долиной в десятке миль от побережья. Им не удалось достать лошадей, так что в конечном счете пришлось довольствоваться повозкой, запряженной пони. Мистер Бэрке страшно встревожился, но Тони, смеясь, заверила его, что она может править. Он с недоверием выслушал ее рассказ о выигранной ею гонке фаэтонов в Ричмонде. Когда вспомнила, как Бернард Лэмб намеренно столкнул ее с дороги, ее охватила бессильная ярость. Потом, вспомнив выражение лица Адама Сэвиджа, когда тот увидел, что стало с его новеньким фаэтоном, она криво улыбнулась, поняв наконец, почему он не поверил, что виновата не она, а ее кузен.
   Такой зеленой долины она никогда не видела в Англии. Деревья и колючие кустарники кишели певчими птицами. Воздух был наполнен ароматом весенних цветов, настоен на запахах мяты, мускуса и мальв. Дорога вилась по широким лугам вдоль реки Блэкуотер. Вдали над верхушками деревьев показались зубчатые стены и глядящие ввысь башни замка, потом, подъехав ближе, они увидели сам замок, высящийся над рекой на покрытой лесом скале.
   Тони проехала под аркой кельтской архитектуры, мимо увитых плющом стен к двойной надвратной башне и въехала во двор. Не спеша собралась любопытствующая прислуга. Конюх, садовник и экономка с достаточно дружелюбными лицами вышли посмотреть, кто посетил их древний замок.
   — Добрый день. Я лорд Лэмб. Приехал осмотреть замок по просьбе нового маркиза Блэкуотера.
   Титул вырвался сам собой, потому что в душе она чувствовала, что лучшего замка нет на свете.
   Ее слова произвели на прислугу магическое действие. Экономка присела в книксене, а мужчины почтительно прикоснулись к головным уборам.
   — Это мистер Бэрке, много лет мой дворецкий. Ирландская фамилия вызвала облегченные улыбки. Парадный вход закрывали толстые дощатые двери, укрепленные украшенными завитками железными полосками. Мистер Бэрке взял дорожный сундук, Тони взяла одну из сумок, экономка понесла другую. Они вошли в пышный парадный зал. В камине потрескивали дрова.
   Затем экономка, представившаяся как миссис Кении, провела их, как она сказала, в банкетный зал, где стоял еще один камин с резной каминной доской, гласившей:
   «Cead mille failte» — «Сто тысяч сердечных пожеланий». Зал был обставлен средневековой дубовой мебелью.
   — Вам, конечно, захочется посмотреть покои, — догадалась миссис Кенни. — В этом крыле семь спален, каждая на двоих, ну и, само собой, покои в башне.
   — О, я займу покои в башне, — выпалила Тони, и миссис Кенни повела их по крутым ступенькам вверх, потом в конец длинного коридора. Тони сочувственно улыбнулась мистеру Бэрке, поспевающему за ними с ее дорожным сундуком на плече.
   Когда они наконец дошли до места, миссис Кенни выразительно посмотрела на мистера Бэрке, как бы говоря: «Как это похоже на господ — выбрать самые дальние и самые неудобные покои, не думая о бедняге, которому приходится тащить багаж!»
   — Когда вам угодно обедать, милорд?
   — Когда удобно повару, миссис Кенни, — успокоила ее Тони.
   — Хорошо, так как я и за повара, то, если угодно, пообедаете в шесть.
   — Спасибо, это меня вполне устраивает, Как только миссис Кенни удалилась, Тони подбежала к окну:
   — Потрясающий вид! Открывается вся долина и заливные луга за рекой. Отсюда вода кажется темно-зеленой. И еще, смотрите, мистер Бэрке, прямо впереди горы!
   — Это Нонмилдаунские горы. Антония отвернулась от окна. Бэрне никогда не видел ее такой сияющей.
   — Блэкуотер — идеальное место, — благоговейно произнесла она.
   В последующие дни Тони облазила все уголки замка и прилегающих к нему парков. Здесь были примыкающая к кухне столовая, гостиная, даже бильярдная, а также небольшая библиотека и сильно обветшавшая часовня. Замок окружали верхний и нижний парки, а также сад с грушами, дикими яблонями и смоковницами. Тони доставляло огромное удовольствие пробираться по потайной лестнице из двойной надвратной башни на окаймленные цветами и увитые ползучими растениями и ранними розами тропинки старинного парка.
   В маленьком обнесенном стеной садике под окнами столовой Тони обнаружила чудесный уголок. Между двумя развесистыми деревьями был натянут гамак. Крошечные весенние листья пропускали солнечные лучи, согревавшие закуток как в разгар лета.
   В один из дней после обеда, прихватив с собой обнаруженные в библиотеке бумаги, относящиеся к истории замка, она растянулась в гамаке и стала читать. История Блэкуотера захватила ее. Размечтавшись, она незаметно уснула в покачивающемся гамаке.
 
   В конце недели Адам Сэвидж отплыл в Корк. На неделе он успел дважды сходить во Францию и, казалось, навсегда прирос к палубе. В Кинсейле его поразило обилие прилегающей к замку земли. Он стоял на краю дикого изрезанного берега, и весенний ветерок приятно ерошил его темные волосы, но он подумал, что зимой здесь холодно и дуют штормовые ветры. И все же до отъезда он решил, что замок и принадлежащие ему земли его вполне устраивают.
   Сэвидж попробовал титул на слух. Маркиз Кинсейл. Звучит неплохо. Он купил лошадь, решив добраться до Блэкуотера, расположенного в соседнем графстве, верхом. Расстояние примерно в сорок миль.
   Направляясь в глубь острова, Сэвидж заметил, что дальше от берега климат становился мягче. Здесь уже наступила весна, все межи усеяны цветами, по каменным оградам вились ранние дикие розы.
   Сэвидж ехал тем же путем, что и влекомая пони повозка. Он тоже увидел на нависшей над рекой, заросшей лесом скале зубчатые стены и глядящие ввысь башни. Проехал под кельтской аркой, средневековой надвратной башней и въехал во двор.
   Конюх поспешил принять поводья — могучая фигура и властная осанка приезжего не оставляли сомнений, что это новый маркиз собственной персоной. Войдя в парадный зал, Сэвидж почувствовал себя дома. Поспешившая навстречу миссис Кенни склонилась в книксене, но Сэвидж сразу помог ей подняться, сказав, что он сам осмотрит замок. Увиденное ему понравилось. Кинсейл стерся из памяти.
   Сквозь освинцованные створчатые окна столовой он разглядел спящего в гамаке Тони и вышел в огороженный садик. Глядя на спящую фигуру, он заморгал глазами, дивясь странной игре света. На румяные щеки нежными полумесяцами опущены черные ресницы. На грудь легла изящная рука. Сэвидж нахмурился, недовольный женственным обликом юноши.
   В этот миг Тони открыла глаза и тоже нахмурилась, недовольная тем, что Адам застал ее спящей. Спрыгнув с гамака, сунула одну руку в карман брюк и подобрала разбросанные листы.
   — Добро пожаловать в Блэкуотер. Больше ничего не надо смотреть. Место совершенно идеальное. Первоначально здесь был монастырь, а замок построил король Иоанн. Подумать только… Король Иоанн! Посмотрите банкетный зал, — восторженно убеждала она.
   Адам Сэвидж не сводил с Тони глаз, думая, что тот легко мог бы сойти за женщину. Загнутые ресницы, полные чувственные губы. Тони показывал путь в банкетный зал. Адам окинул взглядом высокую фигуру. Собранные сзади волосы сильно отросли. Довольно округлые ягодицы. Возможно ли, что Тони — женщина? Нет, сама эта мысль нелепа! Он тут же ее отбросил.
   Оглядывая великолепный старинный зал, Сэвидж то и дело возвращался взглядом к Тони. Увидеть бы сквозь льняную батистовую рубашку. Возможно, это была игра воображения, но ему показалось, что он мельком увидел очертания женской груди.
   — Взгляните сюда, — приглашала Тони.
   Неожиданно для себя Сэвидж стал украдкой следить за Тони. Он смотрел, как его рука ласково поглаживала резную каминную доску. «Он трогает вещи по-женски», — думал Сэвидж, не в состоянии избавиться от закравшегося подозрения. Ему не терпелось снять с длинных темных волос кожаный ремешок, и он лихорадочно искал благовидный предлог.
   — Тут мало света. Трудно прочитать, что здесь выгравировано. — Развязал ремешок, стягивавший собственные волосы, и подвязал одну из портьер. — Дай мне свой ремешок.
   Тони заколебалась. Подняла руки к волосам, потом опустила, не желая, чтобы он видел распущенные по плечам волосы. Затем решительно сорвала ремешок и передала ему.
   Сэвидж отчетливо увидел, как покраснел Тони, когда они коснулись пальцами. Со спадающими на плечи волосами парень был положительно красив. Если это парень! Мысленно возвращаясь к месяцам их знакомства, Сэвидж убеждал себя в нелепости своих подозрений.
   — Здесь даже есть бильярдная. Пойдем посмотрим, — тянула дальше Тони.
   Она в жизни не встречала мужчину, обладающего такой притягательной силой. По шее вились его черные волосы, и она вспоминала, как играла его жесткими кудрями. Романтическая атмосфера Блэкуотера нарушила ее душевное равновесие. Ей страстно хотелось, чтобы Адам заключил ее в свои объятия, впился в нее своими губами. Если бы у нее оставалось одно желание, оно бы свелось к тому, чтобы этот мужчина овладел ею здесь, в своем теперь родовом замке.
   — Нет, хочу сначала спуститься к реке. Сэвидж решил, что должен либо подтвердить, либо развеять подозрение, что Тони — женщина, и для этого был один способ. Он должен заставить его раздеться. Не умолкая по пути, Тони пошла вместе с Адамом:
   — В реке полно лосося. Если бы леску подлиннее, можно удить прямо из окна гостиной!
   Когда они остановились на берегу, глядя на темно-зеленую воду, Сэвидж сказал:
   — Я с дороги, в поту и пыли. Давай искупаемся. Тони отпрянула назад.
   — Нет, давайте без меня. Хотя наверное, холодная.
   — Не будь трусом, холодная вода никогда не вредила мужчине.
   Сэвидж решительно шагнул к ней, и она слишком поздно разгадала его намерения. Ухватив Тони за руки, он потянул ее к воде.
   Тони вырывалась изо всех сил, но сопротивляться такому богатырю, как Сэвидж, было бесполезно. Все в ней кричало, что Адам собирается ее раздеть. Она бешено сопротивлялась, когда он ухватил ее за рубашку. Потом почувствовала твердую ладонь на своей груди.
   Сэвидж был ошеломлен. Его рука держала самое тугое полушарие, которые он когда-либо встречал. Прежде чем окончательно убедиться, ему нужно было увидеть своими глазами то, что сказали ему пальцы. Он стал стягивать с нее рубашку. Она, в свою очередь, стала вырывать ее, и ткань порвалась.
   В руках Сэвиджа оказалась полуголая женщина. С растрепанными черными волосами, горящими зелеными глазами и готовым вцепиться в него ртом она была похожа на экзотическую дикую кошку из джунглей.
   Сердце Тони бешено забилось, когда она осознала, что его острый глаз наконец раскрыл ее тайну. Ее груди были открыты его ледяному взгляду.
   — Кто ты, черт возьми? — потребовал Сэвидж.
   — Антония Лэмб. Кто же, черт возьми, еще? — ответила она, всхлипывая, и побежала в замок.

Глава 33

   Антонию трясло, когда наконец она добралась до своей комнаты в башне. Гроза между ними назревала с того первого дня, когда Адам Сэвидж с нескрываемым презрением посмотрел на лорда Антони Лэмба. Они выдержали несколько шквалистых порывов, когда атмосфера опасно сгущалась из-за столкновения их характеров, но Антония понимала, что престоящий катаклизм будет посильнее грозы. Она видела его лицо. Его нельзя было назвать иначе, как диким. Даже в лучшие времена оно пугало, а когда он приходил в ярость, оно было ужасающим!
   Антония скинула порванную рубашку и потянулась за платьем. Волосы в диком беспорядке спадали на плечи. Дверь с шумом распахнулась. В комнату шагнул Сэвидж, Она заметалась, прикрывая наготу своим зеленым платьем, потом отпрянула, увидев потемневшее от гнева лицо. Перед ней был дьявол во плоти. Ей казалось, что от него исходит адский жар и запах серы.
   Сэвидж остановился и попытался обуздать свой гнев, начиная осознавать, что отныне он не волен врываться в ее спальню.
   — Когда снимете эти — какой позор! — штаны, спускайтесь вниз, госпожа.
   Повернувшись на каблуках, он так хлопнул дверью, что на стенах заплясали подсвечники.
   С полными слез глазами Антония оперлась спиной о дверцу шкафа. Глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Там, внизу, надо выглядеть женственной и привлекательной. Когда она объяснит ему свое безвыходное положение, он все поймет. Как ему станет стыдно за свой необузданный нрав! Хорошо, что он наконец узнал правду. Теперь он защитит ее от злодея-кузена. Антония надела сорочку и трусики и, сев на кровать, трясущимися руками натянула чулки. Надела светло-зеленое платье, повязав рукава лентами. Расчесывая спутанную шапку черных кудрей, оценила ущерб, причиненный лицу. Ресницы слиплись от слез, а в губах ни кровинки. Достала розовую губную помаду и подкрасила их, выделив женственную припухлость. Подумала, не вплести ли в волосы ленту. Ради Бога, ни в коем случае не перестараться! На высоких каблуках она казалась выше, и это придавало так нужную ей при встрече с ним уверенность. К этому времени он, должно быть, остынет.
   Сэвидж стоял у массивной каминной доски в конце огромного банкетного зала. Чтобы пересечь его, потребовалось немалое мужество. Она медленно приблизилась к Сэвиджу, загородившему своей огромной фигурой почти весь камин. Его лицо было словно выточено из мореного дуба. Багровым рубцом выступал уродующий рот шрам.
   — Что за игру вы ведете? — Голос будто удар хлыста.
   Она прикусила губу, потом отчаянно выпалила:
   — Все очень просто. Во время того страшного шторма пропал Антони, а не Антония. Я заняла место брата, чтобы не потерять Лэмб-холл.
   На лице его было написано недоверие, смешанное с ужасом:
   — Хитрая сука!
   От удивления она широко открыла глаза:
   — Вы не поняли. Со смертью Антони титул и Собственность переходят к Бернарду Лэмбу.
   — Прекрасно понимаю. Ты коварная сучка. Продажная, уму непостижимо.
   Задыхаясь от ярости, она влепила ему пощечину. Он высился над ней, почернев от гнева. Слишком поздно она поняла, что наделала. Со страху она забыла о всякой осторожности:
   — Ну бейте, как били, когда поверили, что Долли забеременела от меня! Мне казалось, что ударить женщину — против вашего сурового кодекса чести!
   Ее язвительные речи обостряли его отвращение к себе, главным образом из-за того, что его оставили в дураках. И кто — женщина!
   — Как, черт побери, я мог поверить, что ты мужчина?
   — Сказать? Да вы по-настоящему ни разу не взглянули на меня. Окинули однажды презрительным ледяным взглядом и отмахнулись как от ничтожества. Вы вели себя пан высокомерная свинья и полностью презирали меня потому что я не подпадала под ваше представление о мужчине.
   — Молчать! — взревел он. — Твой язык и твое поведение возмутительны и непристойны!
   — Вы подавали мне достойный подражания пример. Именно вы научили меня сквернословить и пить и таскали по всем борделям Лондона!
   — Боже милостивый! — пробормотал Сэвидж, вспоминая, чему он учил юного Тони Лэмба.
   — Для вас мужчина тот, кто каждую ночь кладет под себя потаскуху. А для меня мерилом мужчины служит мужество. Мне хватило мужества вызвать на дуэль убийцу — моего кузена и, клянусь преисподней, вызову и вас, если вы не трус!
   Адам Сэвидж, сжав кулаки, еле сдерживался, чтобы не ударить ее. За всю свою жизнь он не был так взбешен. Повернувшись на каблуках, пока не убил, отошел на безопасное расстояние.
   Потом поспешил к реке, сбросил с себя одежду и нырнул, чтобы остудить ярость. Она — его подопечная. Дочь Евы, о которой он когда-то думал, что она станет и его дочерью. Но она, черт возьми, не ребенок, а вполне взрослая женщина. Настоящая красавица с волосами цвета воронова крыла и манерами распущенного школяра. Ей, черт побери, требуется хорошая взбучка!
   Она одурачила его, как младенца. Он раскуривал ей сигары и накачивал ее бренди. Она якшалась с развратной шайкой из Карлтон-хауза, гоняла в фаэтонах, держала дикие пари и, проклятье, даже видела, как мужчины отпивают в горшки!
   Она вела себя возмутительно, нарушила все приличия. Ее поведение было оскорбительным, отвратительным, скандальным. С каждой минутой Сэвидж Ае больше мрачнел. В довершение всего она вызвала на дуэль мужчину. Поведение, недопустимое для молодого лорда, не говоря уж о юной леди. Ему пришлось тайком вывозить ее из страны. Он побледнел, вспомнив, что за люди окружали ее на борту «Летучего дракона». Господи, один Мансуайн чего стоил!
   Сэвидж выбрался из воды и отряхнулся, как отряхиваются животные. Откинул с лица длинные черные волосы и натянул рубашку и штаны. Теперь он владел собой. Сейчас пойдет и изложит леди Антонии Лэмб свои условия. В конце концов, он ее законный опекун и отвечает за ее материальное состояние и за ее нравственность. При одном намеке на этот ужасный скандал вся ее репутация будет безнадежно испорчена. От нее будут шарахаться все приличные женщины и будут приставать с гнусными предложениями мужчины. Ни один джентльмен не предложит ей руку. Она была на грани полного бесчестья. На его памяти ни одна женщина так не нуждалась в твердой поддержке, как она.
   Он решительно вошел в банкетный зал. Удовлетворенно отметил, что она по-прежнему стоит там, где он ее оставил.
   — Антония, — твердо промолвил он, давая понять, что настроен на серьезный разговор.
   Шурша зеленым шелком, она резко обернулась. Не веря глазам, он ошеломленно глядел на нее. Она курила сигару! Его хладнокровие вмиг испарилось. Шагнув к ней, он выбил сигару из ее рук. Та полетела в огонь.
   — Как ты смеешь? — разбушевался он. — Ты как-никак леди, а не какая-то потаскуха.
   — Потаскухи как раз в вашем вкусе, — дерзко возразила она.
   — Молчать! — взревел он. — Я твой опекун. Еще одна дерзость, и я тебя высеку.
   Антония удержалась от того, чтобы сказать: «Не посмеете». Уж она-то хорошо знала, что Адам Сэвидж посмеет. Стянет трусики и так отделает задницу, что она неделю не сможет сидеть. В глазах пылал зеленый огонь, но язык остался за зубами.
   — Так вот, леди Лэмб, я изложу требования, которые ты будешь безоговорочно выполнять. С сегодняшнего дня глупый фарс закончен. Отныне ни словом, ни взглядом ты не позволишь дерзость по отношению ко мне. Никуда не будешь выходить без провожатого. Больше не будешь сквернословить, курить или пить. Другими словами, госпожа, станешь леди в полном смысле этого слова.
   — Ни за что!
   — Что ты сказала? — с угрозой переспросил он.
   Она стремительно отпрянула назад, выставив вперед руки:
   — Вы не имеете ни малейшего представления, до чего противно быть леди! Как Антони я могла идти куда вздумается, говорить что хочу. Выбирать себе друзей. Держать пари. Есть и пить что нравится. Могла быть трезвой как стеклышко или напиваться до беспамятства. Могла цитировать Шекспира или хохотать над непристойным лимериком. Могла охотиться на куропаток или стрелять по канделябрам в Карлтон-хаузе. Другими словами, как Антони я была свободна. Свободна выбирать! Как Антония я должна быть чопорной и учтивой. Должна быть леди. Быть леди — значит жить в неволе. Никогда не иметь свободы выбора!
   — Довольно! — приказал он. — Ты рождена быть леди и, клянусь Богом, будешь леди, пока я твой опекун. Не могу вообразить, как леди Рэндольф могла смириться с таким позорным замыслом.
   В его холодных голубых глазах светилось презрение к ней.
   — В таком случае вы набитый дурак! Бернард Лэмб повредил нашу лодку, так что когда мы попали в шторм, отвалился руль. Это он убил брата и много раз пытался убить меня. В ночь накануне моей поездки в Ирландию он толкнул меня под приближающийся экипаж!
   Задрав юбки и спустив чулок, она показала большой синяк на бедре.
   Сэвидж глазел, поражаясь ее бесстыдству. Черт побери, какие бесконечно длинные ноги.
   Он облизал пересохшие губы:
   — Вы не у себя в комнате, госпожа.
   Она стремительно отвернулась, подавленная тем, что он ей не верит.
   Не теряя времени Сэвидж пошел искать мистера Бэрке. Он застал его на кухне за чисткой двух свежих лососей, очевидно, выловленных в собственных водах. На лице мистера Бэрке было написано такое безразличие, что Сэвидж догадался, что тот в курсе происходящего.
   — Бэрке, ты, очевидно, знаешь об обмане, допущенном в отношении меня. Можешь ли ты дать мне разъяснения относительно преднамеренной лжи или же Лэмб-холл просто-напросто сумасшедший дом, а его обитатели — помешанные?
   Мистер Бэрке вымыл руки.
   — Позвольте мне сесть, милорд?
   — Ради Бога, хватит «милордничать». Давай поговорим как мужчина с мужчиной.
   Оба уселись за тяжелый дубовый кухонный стол.
   — Думаю, что именно я нечаянно положил начало всему этому. Когда близнецы вышли в море, на обоих были желтые штормовки. Когда после шторма они не вернулись, мы с леди Рэндольф чуть не сошли с ума, разыскивая и ожидая их. Наконец одного из них полумертвого выбросило на берег. Я думал, что это Антони. Из-за намокшей одежды тело показалось мне тяжелым, а завязанные в пучок волосы убедили меня, что я нашел мальчика. Роз тоже подумала, что это Антони. Когда мы сняли одежду и Антония пришла в себя, мы, к удивлению, увидели, что это не Антони. Это был уже третий несчастный случай сразу после того, как Бернард Лэмб нанес визит с соболезнованиями по поводу кончины отца близнецов, в результате которой Бернард Лэмб становился очередным наследником титула, Лэмб-холла, лондонского дома и всего остального! Мы подозревали, что все случаи были больше чем совпадением. Леди Рэндольф понимала, что значит потерять дом. Из-за того что у нее не было сына, когда умер лорд Рэндольф, все досталось наследнику по мужской линии, и Роз пришлось переехать в Лэмб-холл. Если бы Антони сочли утонувшим, его наследник по мужской линии Бернард Лэмб получил бы все. План был дерзким по замыслу, но Антония настаивала, что она всего лишь охраняет то, что принадлежит Антони, до его возвращения. Она долго не могла примириться с тем, что он не вернется.
   Сэвидж запустил пальцы в свои черные волосы. Взгляд ничуть не потеплел, челюсти по-прежнему сурово сжаты.
   — Ты действительно веришь, что это дело рук Бернарда Лэмба?
   — Да, сэр. Антонию преследуют уже долгое время. На прошлой неделе, когда она уходила из Воксхолла, ее толкнули под экипаж. Ей было страшно выйти из дома. Мы пришли на Хаф-Мун-стрит искать у вас защиты. Когда вы предложили поехать в Ирландию, она ухватилась за это как за спасение, какой-то выход.
   — Вся эта затея абсолютно бессмысленна. Будто одна из смехотворных пьес Шеридана!
   — При всем уважении, сэр, мне не смешно. Леди Антония — самая смелая женщина, каких я знал.
   — К черту, приятель, это к делу не относится. Ей ни в ноем случае нельзя было позволить выдавать себя за брата. В нынешней Англии юному лорду слишком много дозволено, он свободен развратничать, как ему вздумается. Возможно, что Антония погубила свою жизнь!
   — О, я давно понял, что допущена ужасная ошибка. Все это не только крайне предосудительно, но и смертельно опасно.
   — Ну, по крайней мере, мы согласны в одном. Можешь быть уверен, что с этой глупостью кончено. С этим все, мистер Бэрке.
   — Слава Богу, милорд.
   — Не соблаговолили бы вы передать леди Лэмб, что я хотел бы снова поговорить с ней? Возможно, в старом парке обстановка будет меньше располагать к ссорам.
   Антония стояла у окна комнаты в башне Блэкуотерского замка, глядя на далекие горы. Почему он глядел на нее с таким презрением? Почему, когда она рассказала, что сделал с ней ненавистный кузен, и показала ему синяк, он не обнял ее сильными руками и не сказал, что защитит ее? Чтобы успокоиться, она закрыла глаза, но из-под ресниц струились слезы. Заварила такую кашу, что сразу не расхлебать. Ему претила сама мысль, что она щеголяла в мужском наряде. Он никогда не поглядит на Антонию так, как он смотрел на Анн. Ей вовек не овладеть его чувствами!
   Не было ночи, чтобы она не оживляла в памяти близость, которая была между ними в Венеции. Она до сих пор помнила вкус его поцелуев, требовательный рот, терзающий ее губы, раздвигающий их, чтобы вкусить языком сокровенное тепло ее рта. Она задрожала, вспомнив, как ей в рот и другие интимные места глубоко проникал его шершавый язык. Язык Леопарда.
   Тони вздрогнула от легкого стука в дверь. Вошел мистер Бэрке и тихо сказал:
   — Мы поговорили. Я рассказал ему, что было в ту ночь, когда пропал Антони. Он хочет поговорить с тобой снова. Ждет в парке. Не думаю, что он будет зол на тебя, Антония.
   — Спасибо, мистер Бэрке. Что бы я делала без вас? Оставшись одна, Тони вытерла слезы, подумывая, не заставить ли Сэвиджа ждать. Лучше не надо. Мистер Бэрке сказал, что он не зол, значит, остыл. Если она заставит его ждать, он вполне может снова вскипеть.
   Выйдя в парк, она замедлила шаги, увидев по-прежнему мрачное лицо Сэвиджа. До нее донесся чудесный аромат окаймляющих газоны цветов. Это был чудесный уголок, будто специально созданный для влюбленных. Ее глаза опять наполнились невыплаканными слезами по несбывшемуся счастью.
   — Я говорил с мистером Бэрке и понял, что ты искренне веришь, что Бернард Лэмб виноват в несчастном случае с твоим братом.
   Взвесив его слова, Антония вспыхнула:
   — Однако сами вы таким вещам не верите!
   — Я с этим разберусь. Надеюсь, ты понимаешь, что тебе нечего было бы бояться своего кузена, если бы ты не выдавала себя за брата.
   Сэвидж снова терял терпение. Было очевидно, что они просто не в состоянии обойтись без взаимных колкостей.
   — У меня не было выбора. Если вы считаете, что я отдам все, что принадлежало Антони, его убийце, то вы, должно быть, глупее грудного младенца.