Хенли Вирджиния. Соблазненная

   — Пресвятая богородица, жив или мертв? — спросил он плавающее подобие человека. «Роз! Роз!» — во весь голос звал он. Набрав в легкие воздуха, попытался поднять тяжелое мокрое тело юноши.
   Послышался ответный крик Роз, и даже на таком расстоянии он услышал в нем волнение, радость и облегчение. Двигаясь на ощупь в темной морской воде, он чувствовал, как что-то мешает ему поднять тело. Он тихо выругался, нащупав пальцами линь, обвязанный вокруг мальчика и деревянного бруса. Узлы не поддавались ногтям, но наконец, уже отчаявшись, он стянул спутавшийся линь через разутые ноги.
   Спасенный дышал, но был без сознания. Прибежала запыхавшаяся Роз.
   — О Боже мой…
   — Это Антони, — крикнул мистер Бэрне. — Он еще дышит. Боже, до чего же тяжелый!
   — Ради Бога, где Антония? — воскликнула Роз.
   — Никаких следов… никаких следов «Чайки». Антони был привязан к обломку мачты.
   — Антония! Антония! — в отчаянии звала Роз, обратившись в сторону моря. Ветер уносил имя девушки с ее трепещущих уст.
   — Роз, если мы хотим спасти Антони, то должны уложить его в теплую постель. Он без сознания, совсем окоченел. Полно, Роз, надо сделать все для спасенного. Судьба вернула нам одного, не обоих. Если не поторопимся, можем потерять и Антони.
   У Розалинд разрывалось сердце на две части, но она понимала, что должна принять решение. Последний раз бросив безнадежный взгляд в сторону ненасытного моря, всхлипывая и тяжело вздыхая, она пошла за мистером Бэрке, поднимавшимся к Лэмб-холлу с промокшей бесценной ношей. На полпути он опустился на колени передохнуть и отдышаться. Роз наклонилась отбросить со лба юноши намокшие темные волосы. Когда минует опасность, когда он обсохнет и отогреется, расскажет, где Антония.
   С ужасом в глазах сгрудились слуги, горничные беспомощно заламывали руки, но Роз уже начала отдавать приказания:
   — Разведите огонь в спальне Антони! Он захлебнулся и чуть жив от холода! Быстро разогрейте суп! Принесите бренди! Достаньте из сушилки полотенца! Ладно, это я сама! — Потом вспомнила о другом. — Немедленно найдите Брэдшоу. Пусть едет н майору Блаунту и скажет, что Антони спасен, но надо продолжать поиски Антонии и «Чайки».
   Мистер Бэрке поднялся по лестнице. Он не оставил свою ношу, пока не донес молодого лорда Лэмба до его спальни. Вода лилась по ступеням, намочила ковер на верхней площадке, но убрать воду всегда успеется. Его занимало одно — поскорее сбросить с окоченевшего Антони тяжелую, намокшую одежду. Он содрал с него нескладную штормовку.
   — О, Пресвятая… Роз не верила глазам:
   — Боже мой, это Антония!
   Мистер Бэрке в изумлении подался назад, позволив Роз закончить раздевание.
   Парусиновые бриджи и вязаная рубаха полетели прочь. Роз завернула девушку в большое теплое полотенце и накрыла одеялами.
   С супницей в руках вошла горничная.
   — Выживет лорд Лэмб, мэм? — сдавленным голосом спросила она.
   С полминуты Роз молча глядела на нее. Боже, девушка права. Воспаления легких наверняка не избежать.
   — Да-да, а теперь вон, дитя нуждается в длительном отдыхе. И вот что, дружок, никого не подпускай к спальне. Я хочу, чтобы у Тони был полный поной. Ухаживать буду сама.
   Когда закрылась дверь, мистер Бэрке и леди Рэндольф обменялись обеспокоенными взглядами. Мистер Бэрке сам развел огонь, а Розалинд терпеливо кормила с ложечки Антонию. Теперь, когда девушка полностью согрелась, было видно, что она до предела обессилена.
   Бабушка заботливо подоткнула одеяла, ласково приговаривая:
   — Теперь спи, милая. О том, что случилось, успеешь рассказать завтра.
   Антония уже сомкнула глаза и, чувствуя, как ее обволакивает уютное домашнее тепло, благодарно улыбнулась, прежде чем отдаться во власть Морфея.

Глава 10

   Адам Сэвидж метался по палубе «Красного дракона». После праздной недели на борту корабля он чувствовал себя как леопард в клетке. Перед отъездом он предвкушал долгие дни безделья под теплым солнышком, думая, что наверстает упущенное в чтении, и действительно проглотил Гомера и Вергилия и принялся за современные романы Филдинга. Теперь он видел, что книги занимали ум, но тело изнывало от бездействия. Его необузданная энергия требовала выхода.
   Когда иссякло терпение, он выскреб и вычистил трюм, где находилась пара арабских скакунов, которых он вез в Англию. Потом пошел к капитану и попросил наделить его обязанностями члена экипажа. Кроме того, постоянно стоял на ночной вахте. В эти часы он позволял свободно парить мыслям. Усеянное миллионами алмазов черное бархатное небо не только давало возможность изучать созвездия, но позволяло переноситься мыслями из Англии на Цейлон или из прошлого в будущее.
   Стоя на послеполуночной вахте, находясь между морем и небом, между Небом и Землей, он отчетливо видел перспективу. Это путешествие было символическим. Он закрывал дверь за прошлым и открывал другую в будущее. Он уже проделывал это дважды. В первый раз, покидая Англию и направляясь в индийские владения, он не знал, что захлопывает дверь за своим прошлым.
   Отец был столяром-краснодеревщиком. Они жили за Темзой, в Саутуарке, над мастерской. На самом деле это была не более чем ветхая лачуга. Дерево приходилось хранить наверху, потому что, когда Темза выходила из берегов, она сносила все на своем пути. Отец очень любил свое дело. Он был искусным мастером, учился в Сан-Мартин-лейн у самого Томаса Чиппендейла.
   Адам Сэвидж не унаследовал искусных рун своего отца, поэтому занимался скупной древесины. Когда в Англии осталось мало леса для мебели и его приходилось ввозить, цены стали неимоверно высокими. Молодой Сэвидж, видя, как на пристанях с судов Ост-Индской компании выгружают красное и атласное дерево, испытывал горечь и злость из-за того, что им оно было не по карману. Узнав из разговоров с матросами, что в индийских владениях оно стоит гроши, он решил наняться на торговое судно и самому закупить, что требовалось отцу.
   Сэвидж подавил растущее в нем чувство вины. Откуда ему было знать, что отец умрет от инфлюэнцы в сырой лачуге в то время, когда Адам грелся на теплом солнышке в Бомбее? Мысль о том, что он никогда не сможет создать отцу приличных условий, не давала ему покоя. В результате Сэвидж задался целью разбогатеть, чего бы это ему ни стоило. Когда к нему вернулся разум и он понял, что ради наживы ломает чужие жизни, а заодно губит и собственную душу, он снова закрыл дверь и открыл другую.
   Теперь Сэвидж направил свою неуемную энергию на приобретение незапятнанного богатства, и она окупилась тысячекратно. Одним из символов богатства был роскошный дом, куда он теперь ехал. Дом был наградой за тяжелый труд, но, кроме того, и местом, где он будет растить своих детей. Они будут пользоваться благами, которых он никогда не знал. Он также передаст им весь свой опыт и позаботится о том, чтобы они получили самое лучшее образование, которое позволило бы им управлять страной.
   Если он женится на Эвелин Лэмб, ее дети станут его детьми. Он мысленно вернулся на Цейлон, к прощанию с Евой. На этот раз у Евы не было гостей с десятков процветающих плантаций, протянувшихся до самого побережья. После обеда она подала ему через стол свою руку.
   — Сегодня я была у священника. Первый раз после похорон Расселла была в церкви. Молилась за твое благополучное путешествие.
   Сэвидж был циником. Интересно знать, за что она молилась на самом деле.
   — Останешься у меня на ночь? — это было не приглашение, а просьба, произнесенная шепотом мольба. Он так пронзительно поглядел на нее своими голубыми глазами, что она, вздрогнув, опустила ресницы.
   Сэвидж понимал, что она скорее готова предстать распутной женщиной, нежели потерять его, но он был слишком самолюбив, чтобы заниматься любовью с женщиной, которая не была от него без ума. Его подзадоривала ее сексуальная холодность, но, чтобы побороть ее фригидность, требовалось время. И он решил не заключать брачный союз в эту последнюю ночь, а подождать, пока не вернется за ней. Он чувствовал, что она начала опаивать перед ним, что порой он ее возбуждает, хотя она и подавляла это в себе, но решил подождать, когда ей захочется большего.
   Сэвидж взял ее на руки и отнес в спальню.
   — Я не стану заниматься с тобой любовью в постели Расселла, — откровенно сказал он. Покусал ушную мочку. — Я бы показал такие штучки, что они осквернили бы ее, — поддразнил он.
   От таких непристойно откровенных слов по телу непроизвольно пробежала дрожь. Она понимала, что он, черт бы его побрал, намеренно ведет возбуждающие ее речи.
   Он положил ее на кровать.
   — Ты всегда так напрягаешься. — Сняв с нее туфли, он стал массировать ноги. — Я хочу, чтобы ты расслабилась. Хочу, чтобы спала и видела меня во сне сегодня и каждую ночь, пока я не вернусь за ответом.
   Умиротворяюще поглаживая ее белую кожу, он глядел в темноту. Ева оказалась не совсем такой, как он ожидал. Поначалу она привлекала его тем, что была старше, познала замужество и материнство. Он представлял ее сластолюбивой женщиной, образцом материнского плодородия. Вместо этого обнаружил, что она сексуально скованна. Когда она станет его женой, предстоит поработать, чтобы сформировать ее как женщину, которая соответствовала бы его вкусам. Если же она будет не совсем отвечать его требованиям, то он станет помалкивать о своих связях.
   Прежде чем покинуть ее, возможно, почти на год, он надел ей на палец перстень. Великолепный переливающийся всеми красками бриллиант в десять каратов. Не обручальное кольцо, а залог того, что он вернется за ответом.
   Он стоял у штурвала «Красного дракона», следя голубыми льдинками глаз, не появится ли в мореной тьме что-либо непредвиденное, а мыслями снова вернулся к Еве. Он намеренно не вручил ей перстень, пока она бодрствовала. Она не могла официально обручиться, пока была в трауре. Ему ненужно было видеть ее реакцию на бесценный камень. Он явственно представлял, как расширятся ее зрачки и как похолодеет от волнения в животе при мысли от обладания таким сокровищем.
   Улыбка скривила его свирепый на вид рот. Ева, как и большинство женщин, жадная сучка. От этого он не думал о ней хуже; в конце концов, она лишь простая смертная. Она станет превосходной хозяйкой Эденвуда и в свою очередь отдаст ему своих детей.
   Сына! Сына на грани зрелости. Ему не терпелось увидеть его. Он передаст ему свой богатый опыт. И дочь, кисло подумал он. Здесь он был не уверен в себе, это верно. Он мало чему мог научить юную девушку, однако мог стать ей хорошим защитником. Мир полон зла. Он позаботится, чтобы никто ее и пальцем не тронул. Но сын… Антони… Тони… ему было не дождаться!
   Открыв глаза, Антония увидела, что Роз просидела в кресле рядом с ней всю ночь. Сев в постели, она сначала не поняла, где находится, потом до нее дошло, что она в спальне Антони.
 
   Бабушка, вздрогнув, проснулась, потом с огромным облегчением вздохнула, увидев, что тяжелые испытания не причинили Антонии вреда.
   — Где Антони?
   — О, милая, мы не знаем, но боюсь, что должны готовиться к худшему, — мягко сказала Роз. — Ты помнишь, что произошло?
   Комок встал в горле Антонии, так что она едва могла говорить. Боже милостивый, если она жива, то и брат жив. Они с ним одно целое. Судьба одной это судьба другого. Как же может быть иначе?
   Антония проглотила комок. — Шторм налетел ниоткуда. Сразу все пошло не так, как надо. Снасти запутались, и мы не могли убрать паруса. Тони обвязал меня линем. Мы перевернулись, потом нам все-таки удалось поставить «Чайку» на воду, но она полностью потеряла устойчивость. Тони смыло за борт и больше я его не видела, — рассказывала она, глотая слезы.
   Антония увидела в глазах бабушки такую муку, что решила не давать волю чувствам, чтобы пощадить Роз.
   — Кто-то должен поискать Антони в море. Я пробыла там незнамо сколько времени, прежде чем меня выбросило на берег.
   — Его ищет на своем шлюпе майор Блаунт со своим соседом. Вчера вечером я ему передала, что один из близнецов нашелся, но просила с рассветом выйти на поиски другого или обломков «Чайки».
   Антония попыталась сбросить одеяла и спуститься с кровати, но, морщась от боли, откинулась назад.
   — Тебе больно! — воскликнула Роз. — Сломала что-нибудь!
   — Нет… нет, не думаю. — Подняв одеяла стала осматривать тело. — Боже, я вся в синяках.
   — Уверена, что это все? — озабоченно спросила Роз.
   — Да, вполне определенно. Помоги мне встать, я должна помочь искать Антони.
   — Ни за что. Лежи тихо. Надо поговорить. На берегу мистер Бэрке, да и практически все слуги заняты поисками.
   Антония, вздохнув, облегченно откинулась назад.
   — А почему я в комнате Тони?
   — Когда вчера вечером мистер Бэрке вытащил тебя из воды, он подумал, что это Антони. Я тоже… — Роз замолчала, но Антония видела, что она хочет сказать что-то еще. — Милая, мы должны смотреть в лицо фантам. Если Антони утонул или пропал в море, этот кузен… Бернард Лэмб… наследует титул и наш дом.
   В комнате воцарилась зловещая тишина. Антония пыталась понять смысл бабушкиных слов. Потом она решительно их отвергла:
   — Нет! Это невозможно. Тони просто пропал. Он не погиб… Я не дам ему погибнуть!
   — Пресвятая Богородица, допустим, что ты права, но если нет, Антония, если он не объявится сегодня… вскоре, тогда он действительно будет пропавшим в море и будет считаться утонувшим.
   Уткнувшись лицом в подушку, Антония безутешно разрыдалась. Антони был частью ее самой. Она была больше не в силах проявлять самообладание, даже ради бабушки.
   Роз тронула ее за плечо.
   — Антония, ночью мы долго говорили с мистером Бэрке. У нас есть план… в общем, довольно дерзкий, но все зависит от тебя. Он целиком зависит от твоего решения.
   Антония с трудом приподнялась и вытерла простыней слезы.
   Роз облизала пересохшие губы и тихо, доверительно начала:
   — Когда весть об этом несчастном случае выплывет наружу и Антони будет считаться утонувшим, в тот же день к нам явится новый наследник, предъявит права на все и вышвырнет нас из дома. Я тебе не говорила, милая, но Бернард Лэмб примчался в Стоук, как только узнал о кончине вашего отца. Этот молодой наглец уже тогда присматривался к Лэмб-холлу. Когда Тони стал новым лордом Лэмбом, Бернард прекрасно уяснил себе, что становится наследником всего. Я дала ему от ворот поворот. Не могла же я позволить этому выскочке пролезть в наш семейный круг. Теперь, когда появилась возможность поменяться ролями, он с превеликим удовольствием вышвырнет нас отсюда. Он дожидался несчастного случая, молил Бога, чтобы можно было претендовать на все.
   Антонию потрясла нарисованная бабушкой картина. Ее ночной кошмар становился реальностью. Возможно, этот дьявол, Бернард Лэмб, больше чем молил о несчастном случае. Возможно, он умышленно повредил «Чайку». Тогда это было покушение на убийство. Возможно, дьявольская затея удалась! Антония, тяжело вздохнув, закрыла глаза. «Нет, нет, — убеждала она себя, — не спеши с такими дурными выводами. Нельзя быть таким злодеем». Злые мысли навлекут ужасное наказание. Пока Тони к ним не вернется, она должна думать только о хорошем.
   — Если мы представим тебя как Антони, то выиграем время, может быть, пару недель. За это время ты поправишься, а Антони, может быть, вернется домой. Если его действительно нет в живых, у нас будет время уложить вещи и предпринять кое-что еще. Мы сможем переехать в мой вдовий домик. Это всего лишь небольшой коттедж, но нам места хватит. Пока что постараемся не давать сообщение в «Газетт» о несчастном случае.
   Слушая бабушкины речи, Антония поняла, в каком ужасном положении они оказались. Они, возможно, не только потеряют Антони, но и лишатся Лэмб-холла и привычной с детства обеспеченной жизни. Антонии вдруг стало дурно.
   Роз подумала, что ей претит эта идея, и постаралась убедить Тони в ее преимуществах:
   — С завязанными сзади волосами даже мы с мистером Бэрке приняли тебя за Антони. Если ты на время будешь выдавать себя за брата, то тебе не придется лишаться титула, городского дома и, самое главное, Лэмб-холла.
   У Антонии захватило дух при одной мысли о дерзости такого предложения.
   — Как ты думаешь, ты сможешь выдать себя за Антони?
   — О чем речь? Буду играть роль Антони, пока он не вернется. Никто и не узнает, — заверила она.
   — А если он не вернется, милая?
   — Если ты собираешься продолжать в этом духе, ничего не выйдет. — Антония горестно заплакала. — Я займу место Антони, чтобы сохранить все, что ему принадлежит, но только до его возвращения.
   Роз приходилось довольствоваться, чем есть. Не все сразу. Возможно, обман не сойдет им с рук, но попробовать, черт возьми, стоит. В этом она была твердо убеждена. Роз достала из кармана ножницы.
   — Перво-наперво мы должны обрезать тебе волосы, чтобы они были как у Антони.
   Антония подняла темную волну доходивших до пояса волос.
   — Обязательно? Я могла бы запрятать их под один из париков Тони.
   — Ты же знаешь, что он не носил парик дома или когда ходил под парусом. Если он никуда не уходил, то ходил с открытой головой, откидывая волосы назад. Я хочу, чтобы слуги, за исключением, разумеется, мистера Бэрке, думали, что ты — Антони. Если уж домашняя прислуга поверит; что ты — это твой брат, то все остальные тем более.
   Не стало доходившей до пояса гривы, волосы рассыпались по плечам. Тони закрыла глаза, переживая потерю роскошных блестящих темных локонов. У нее вдруг перехватило дыхание, лицо пылало.
   Роз тщательно собрала срезанные волосы, чтобы потом потихоньку избавиться от них, затем зачесала назад волосы Антонии, перевязав сзади черной ленточной.
   — Надень-на халат Антони и встань у балконного окна, а я позвоню горничной.
   Антония считала это напрасной тратой времени. У слуг не было причин для неверности, тогда зачем заниматься чепухой и дурачить их? Правда, страшно интересно посмотреть, удастся ли ей.
   На звонок отозвалась Анна. Роз, открыв дверь постучавшей горничной, сказала:
   — Анна, попроси Джеймса принести воды для ванны Антони. И перестели постель.
   Присев перед Роз в книксене, Анна украдкой глянула на молодого лорда Лэмба. Покраснела, увидев, что он в ночном халате, и, чтобы скрыть смущение, пролепетала:
   — Принести вам завтрак, сэр?
   — Нет, спасибо, Анна. Буду завтракать внизу, как обычно, — ответила Антония, надеясь, что ее голос такой же хриплый, как у Тони.
   — О, сэр, мы все так волновались за вас. Слава Богу, вы живы и здоровы.
   — Спасибо, Анна, — тихо ответила Антония. Молоденькая горничная покраснела еще больше. Молодой хозяин впервые назвал ее по имени. Она выскользнула из комнаты искать Джеймса, а Антония вышла на балкон — ей страшно не хватало воздуха. На мгновение все поплыло перед глазами, ноги стали как ватные. Чтобы не упасть, она оперлась о стену балкона. Глаза тотчас обратились к пристани, но там не было ни души. Как назло, на воде было тихо, будто в пруду.
   Антония с трудом вернулась в комнату Тони, где Джеймс перелил два ведра кипятку в стоявшую в углу небольшую ванну. Прежде чем забрать пустые ведра, Джеймс глянул украдкой в сторону леди Рэндольф. Та была занята — доставала одежду хозяина. Он сунул в ладонь Тони гинею и тихо сказал:
   — Ваш выигрыш, сэр. Дали двадцать к одному. Проводив слугу до двери, она заперла замок.
   — Пока все хорошо.
   Антония сняла халат и встала перед зеркалом, чтобы осмотреть синяки. На груди и на ребрах кровь запеклась под кожей в большие темные пятна. Во все бедро длинный болезненный синяк. Морщась от боли, она ощупала царапины на коленях и локтях, думая, что от теплой воды боль немного утихнет. Это было последнее, что она помнила.
   За всю жизнь леди Розалинд Рэндольф не было так страшно. У ее любимой внучки было воспаление легких. Когда Антония потеряла сознание и ее отнесли в постель, Роз сразу почувствовала, что внучка горит в лихорадке. Шесть дней и ночей она, не отходя от постели, ухаживала за ней, обтирала влажным полотенцем, крепко держала за руки и успокаивала нежными словами, когда Антония металась в бреду.
   Все эти долгие ночи мистер Бэрме бодрствовал, чтобы, если задремлет леди Рэндольф, быть готовым присмотреть за Антонией.
   Роз молилась, как еще никогда не молилась:
   — Боже, смилуйся, не забирай обоих. Оставь мне это дитя, я ни о чем больше не прошу.
   Роз показалось, что Господь услышал ее молитвы, потому что лихорадка наконец ослабла, Антония перестала метаться и спала спокойнее.
   Майор Блаунт приезжал каждый день, но Роз было не до гостей. Она послала ему записку, в которой благодарила за все и просила продолжать поиски, какими бы безнадежными они ни казались. Майор Блаунт также ответил запиской, сообщая, что боится, как бы в «Газетт» не пронюхали о несчастном случае, и что он не подтвердил, но и не опроверг их бестактные спекуляции, когда они обратились к нему.
   Розалинд поняла, что даже Джереми Блаунт еще не знал, что это Антония обманула смерть, но решила, что следует подождать и объясниться на словах. Не стоило доверять бумаге. Письма, случается, всплывают на поверхность, когда не надо.
   За всю неделю после несчастья на берегу не появилось никаких новых следов крушения. Роз смирилась с горькой правдой, что Антони никогда уже не вернется. Она устала, сознавая, что понесла тяжелую потерю. Единственное, что она могла, так это смириться-с утратой, сохранив веру и достоинство.
   С помощью мистера Бэрке она начала укладывать вещи. Когда Антония, открыв глаза, попросила пить, у Роз словно гора свалилась с плеч. Наконец-то внучка пришла в себя. Лихорадка почти прошла. Антония была еще слаба, и на щеках пылали два ярких пятна, но теперь Роз знала, что внучка поправится.
   Она взяла из рук Антонии стакан и поставила рядом с кроватью. Заметив, что Антония мирно уснула, Роз спустилась вниз и, сев за изящный секретер, принялась за письмо. Она много дней откладывала неизбежное, понимая, что обязана уведомить Уотсона и Голдмана о том, что лорд Антони Лэмб пропал без вести в море и предположительно утонул.
   Это было самое трудное письмо, которое ей когда-либо приходилось писать. Смахнув слезу, она посыпала песком чернила. Затем выпрямилась, позвала Джеймса и дала ему письмо, приказав отнести в почтовую гостиницу в Стоук.
   Двумя часами позднее проснулась Антония, и Роз увидела, что той стало значительно лучше. Взяв руку Антонии, она осторожно промолвила, что никаких надежд в отношении Антони не осталось.
   — Сколько времени прошло? — спросила Антония, все еще с трудом дыша.
   — Ты проболела семь дней, милая.
   Антония лежала не шелохнувшись, осмысливая ужасное известие о своем брате. Взглянув на Розалинд, она увидела, как та похудела и осунулась, и поняла, сколько ей пришлось пережить за эту неделю.
   — Спасибо, бабушка. Ты отдала мне не только всю свою любовь, но и все свои силы. Теперь моя очередь быть сильной ради тебя.
   — Дорогая моя, знаю, что для тебя будет большим огорчением, но чему быть, того не миновать. Я собираюсь послать Анну в твою комнату собрать твои прелестные вещички. Когда ты достаточно окрепнешь, скажем, завтра или послезавтра, мы переедем в мой вдовий домик.
   Антония поглядела на нее как на сумасшедшую.
   — Абсолютно никакой необходимости укладываться. Лэмб-холл — это наш дом. Я ни за что его не отдам.
   — Милая, уже поздно. Все мои вещи уложены и запакованы, и я уведомила Уотсона и Голдмана о несчастном случае.
   Антония села, выпрямившись, в постели.
   — Как? Когда? — потребовала она ответа.
   — Часа два назад Джеймс отнес письмо в почтовую гостиницу.
   Сбросив одеяла, Антония с усилием стала вставать с постели.
   — Боже, дитя мое, что ты делаешь? Немедленно ложись в постель, — обеспокоенно воскликнула Роз.
   — Я собираюсь вернуть проклятое письмо. Я намерена быть Антони!
   — Милая, если мы будем продолжать обман, то, когда все откроется, окажемся в большой беде. То, что мы сделали, — противозаконно. Это преступное деяние, не говоря уже о том, что это идет против нравственности.
   — Здесь я с тобой не согласна. Преступное — может быть, но с моей стороны было бы безнравственно позволить Бернарду Лэмбу занять место Антони, захватить дом Антони и его титул!
   Антония опять задыхалась, хватая ртом воздух. Вздымавшуюся грудь разрывала боль. Когда встала на ноги, комната поплыла перед глазами. Она протянула руку чтобы удержаться на ногах.
   — Я намерена занять место Антони, и не только на это время, а на сколько надо.
   Роз, видя, как ее шатает, и только чтобы успокоить ее и убедить лечь в постель, сказала.
   — Я пошлю мистера Бэрке в почтовую гостиницу забрать письмо обратно.
   — Нет, — твердо возразила Антония. — Я лорд Лэмб, и это моя обязанность.
   Розалинд опасалась, что у Антонии снова начинается горячка, но она исчерпала все свои силы и перед лицом яростной решимости Антонии была вынуждена молчать.
   — Ты потеряла Антони, чуть не потеряла меня, но я не дам тебе потерять свой дом! — Антония была непреклонна.
   Она надела нижнее белье Тони и решила, что оно не так уж отличается от ее собственных нижних штанишек. Надела его рубашку и поискала на ночном столике запонки. Невероятно, до чего она ослабла. Пристегивая воротничок, она решила, что это бесполезное занятие придумано, чтобы испытывать терпение праведников. Натянув купленные для Тони в Лондоне панталоны и завязав штрипки под подошвой, она подошла к зеркалу чтобы оглядеть себя.