Страница:
– Сойер, готов отправиться в путь?
– Как в старые времена, майор. Только в этот раз у нас прекрасный повар. – Он усмехнулся, взглянув на Анджелу. – Я вижу свою серую кобылу и вашу черную среди тех, что привел Томми. Я оседлаю их.
Доев мясо, Рэнсом передал пустую тарелку Анджеле.
– Позаботься о том, чтобы люди, которых я пришлю, хорошо поели и смогли напиться.
Солнце уже почти садилось, когда Рэнсом и Сойер заметили облако пыли, поднимавшееся за последней группой людей и животных. Подъехав ближе, они услышали голоса пастухов и слабый рев уставших быков.
Серхио первым увидел спасителей. Направив к ним лошадь, он снял с головы сомбреро и энергично замахал шляпой.
– Я знал, что вы разыщете нас, сеньор майор. – Радостная белозубая улыбка появилась на его темном лице.
– Вижу, вы нашли себе по дороге помощников, – проговорил Рэнсом, указывая на двух индейцев, скакавших у края стада.
– Да, индейцы встретили нас сегодня утром, они пообещали показать нам дорогу в лагерь. А я пообещал им за это быка.
– Они в любом случае отловили бы одного или двух животных, – усмехнулся Рэнсом.
– К какому племени они принадлежат? – спросил Сойер.
Внимательно посмотрев на их плоские круглые шляпы, Рэнсом высказал свое предположение:
– Наверное, это племя семинолов, – и вопросительно взглянул на Серхио.
– Да, они из племени семинолов, – подтвердил мексиканец.
– Можно предложить им работать вместе с нами, – сказал Рэнсом, доставая привязанную к седлу сумку. – Вы основательно проголодались.
Серхио усмехнулся и похлопал себя по плоскому животу.
– Мой желудок, сеньор майор, трется о мой позвоночник.
– Тогда, надеюсь, вы не будете жаловаться, поскольку у меня тут только вяленое мясо и вчерашние бисквиты.
– Да, но это вчерашние бисквиты сеньоры Шампьон.
Серхио был прав. Даже черствые, бисквиты, которые делала Анджела, были лучше всего того, что они ели во время войны. Им просто повезло, что у них был такой замечательный повар.
Рэнсом передал Серхио пакет с едой и флягу с водой и попросил Сойера отнести еду другим пастухам.
– И не забудь предложить еду индейцам. Я предпочитаю сохранять с ними хорошие отношения, – добавил Рэнсом.
Сойер поплотнее натянул свою шляпу и поскакал к стаду. Рэнсом наблюдал за ним, стараясь игнорировать невероятную усталость, которая буквально пронизывала все клеточки его тела. Находившийся рядом Серхио с удовольствием уплетал принесенную еду. Разница в возрасте между мужчинами составляла двадцать лет, но взаимное уважение компенсировало это отличие. Всему, что Рэнсом знал о быках, его научил Серхио. И пока мексиканец ел, Рэнсом рассказал ему о сложившейся ситуации.
– К тому времени, как мы вернемся, они уже рассортируют быков и лошадей. Если эти заблудившиеся животные, которых мы обнаружили у канадской границы, все еще остались с нами, мы сможем отдать одного или двух индейцам.
Темная ночь сменила сумерки, когда они увидели костры лагеря. Сойер поскакал вперед и вернулся с несколькими пастухами. Основное стадо расположилось на севере, и Рэнсом поручил приехавшим пастухам отвести эту последнюю группу беглецов к своим родичам. Индейцы, пообещав утром вернуться за обещанной наградой, исчезли в ночной тьме.
Рэнсом посмотрел им вслед и подумал, что ему следовало уговорить индейцев остаться в лагере, здесь он бы не спускал с них глаз. Теперь же он опасался, что они вернутся с большим количеством соплеменников и потребуют больше быков. Или, что еще хуже, устроят панику, помогут поймать быков и потребуют за это вознаграждение.
Глава 14
Глава 15
– Как в старые времена, майор. Только в этот раз у нас прекрасный повар. – Он усмехнулся, взглянув на Анджелу. – Я вижу свою серую кобылу и вашу черную среди тех, что привел Томми. Я оседлаю их.
Доев мясо, Рэнсом передал пустую тарелку Анджеле.
– Позаботься о том, чтобы люди, которых я пришлю, хорошо поели и смогли напиться.
Солнце уже почти садилось, когда Рэнсом и Сойер заметили облако пыли, поднимавшееся за последней группой людей и животных. Подъехав ближе, они услышали голоса пастухов и слабый рев уставших быков.
Серхио первым увидел спасителей. Направив к ним лошадь, он снял с головы сомбреро и энергично замахал шляпой.
– Я знал, что вы разыщете нас, сеньор майор. – Радостная белозубая улыбка появилась на его темном лице.
– Вижу, вы нашли себе по дороге помощников, – проговорил Рэнсом, указывая на двух индейцев, скакавших у края стада.
– Да, индейцы встретили нас сегодня утром, они пообещали показать нам дорогу в лагерь. А я пообещал им за это быка.
– Они в любом случае отловили бы одного или двух животных, – усмехнулся Рэнсом.
– К какому племени они принадлежат? – спросил Сойер.
Внимательно посмотрев на их плоские круглые шляпы, Рэнсом высказал свое предположение:
– Наверное, это племя семинолов, – и вопросительно взглянул на Серхио.
– Да, они из племени семинолов, – подтвердил мексиканец.
– Можно предложить им работать вместе с нами, – сказал Рэнсом, доставая привязанную к седлу сумку. – Вы основательно проголодались.
Серхио усмехнулся и похлопал себя по плоскому животу.
– Мой желудок, сеньор майор, трется о мой позвоночник.
– Тогда, надеюсь, вы не будете жаловаться, поскольку у меня тут только вяленое мясо и вчерашние бисквиты.
– Да, но это вчерашние бисквиты сеньоры Шампьон.
Серхио был прав. Даже черствые, бисквиты, которые делала Анджела, были лучше всего того, что они ели во время войны. Им просто повезло, что у них был такой замечательный повар.
Рэнсом передал Серхио пакет с едой и флягу с водой и попросил Сойера отнести еду другим пастухам.
– И не забудь предложить еду индейцам. Я предпочитаю сохранять с ними хорошие отношения, – добавил Рэнсом.
Сойер поплотнее натянул свою шляпу и поскакал к стаду. Рэнсом наблюдал за ним, стараясь игнорировать невероятную усталость, которая буквально пронизывала все клеточки его тела. Находившийся рядом Серхио с удовольствием уплетал принесенную еду. Разница в возрасте между мужчинами составляла двадцать лет, но взаимное уважение компенсировало это отличие. Всему, что Рэнсом знал о быках, его научил Серхио. И пока мексиканец ел, Рэнсом рассказал ему о сложившейся ситуации.
– К тому времени, как мы вернемся, они уже рассортируют быков и лошадей. Если эти заблудившиеся животные, которых мы обнаружили у канадской границы, все еще остались с нами, мы сможем отдать одного или двух индейцам.
Темная ночь сменила сумерки, когда они увидели костры лагеря. Сойер поскакал вперед и вернулся с несколькими пастухами. Основное стадо расположилось на севере, и Рэнсом поручил приехавшим пастухам отвести эту последнюю группу беглецов к своим родичам. Индейцы, пообещав утром вернуться за обещанной наградой, исчезли в ночной тьме.
Рэнсом посмотрел им вслед и подумал, что ему следовало уговорить индейцев остаться в лагере, здесь он бы не спускал с них глаз. Теперь же он опасался, что они вернутся с большим количеством соплеменников и потребуют больше быков. Или, что еще хуже, устроят панику, помогут поймать быков и потребуют за это вознаграждение.
Глава 14
Когда Анджела проснулась и открыла глаза, то почувствовала приятный аромат раннего утра, услышала храп пастуха и увидела двух индейцев, которые, скрестив ноги, сидели у еще тлевших головешек вчерашнего костра. Ей было и беспокойно, и любопытно, она ведь никогда в жизни не видела чистокровного индейца. А насмешливые и пугающие рассказы Сабрины еще не стерлись из ее памяти.
Но казалось, что двое сидевших индейцев совсем не собирались сдирать с нее скальп. Она пригляделась внимательнее, но, хотя на поясах у них висели ножи, а возле молодого индейца лежало ружье, томагавка она нигде не обнаружила. И вздохнула с облегчением.
Услышав этот слабый звук, старший из индейцев внимательно посмотрел на нее. А она изучала его лицо, на котором свои следы оставили и солнце, и ветер, и долгие прожитые годы.
Высокие скулы как будто поддерживали тонкий гордый нос, прямые черные, как воронье крыло, волосы поблескивали седыми прядями.
Ей было очень интересно узнать, были ли у ее отца эти характерные индейские черты. Пальцами она коснулась своих прямых черных волос, дара, который она получила в наследство от своего отца.
– Доброе утро, сеньорита, – сказал индеец по-испански, и испанский язык звучал у него как-то по-особенному.
– Вы говорите по-испански? – спросила Анджела и повторила свой вопрос на испанском языке.
– Я немного помню испанский и немного говорю на английском.
Анджела поднялась с постели.
– Простите меня, я скоро вернусь. – Ей казалось неприличным встретиться с индейцем, не совершив утренний туалет.
Пожилой индеец понимающе кивнул.
Через десять минут, помывшись и причесавшись, она вернулась к костру и, не зная, как следует здороваться с индейцами, только улыбнулась.
Пожилой индеец ткнул себя пальцем в грудь и медленно и отчетливо произнес:
– Хо-ко-лин-ши, – затем, указав пальцем на молодого индейца, сидевшего рядом, добавил: – Э-хо-го-ло-чи.
Анджела кивнула и, указав себе на грудь, сказала:
– Сеньора Шампьон. Не хотите ли позавтракать? – и попыталась изобразить процесс поглощения пищи.
Царственным кивком Хоколинши дал понять, что принимает ее предложение. И не проронил ни слова, пока она не принесла поднос с бисквитами. Аромат сдобного теста распространился в воздухе.
– Вы индианка? – спросил пожилой индеец на испанском языке.
Анджела замерла. Сабрина часто дразнила ее намеками на индейскую кровь, но они никогда никому не говорили об этом, опасаясь негативного отношения местного общества. Оглянувшись, она убедилась, что все пастухи еще спят. Их храп прерывался только криками Малачи, сзывавшего лошадей. Она не хотела, чтобы кто-нибудь услышал ее признание.
Проведя обсыпанной мукой рукой по нижней части своего тела, она сказала на испанском языке:
– Частью индианка, – а проведя рукой по верхней части, добавила, – а частью белая.
– Понимаю. – В темных, как патока, глазах пожилого индейца видны были печаль и понимание.
Анджела почувствовала угрызения совести. Всю свою жизнь она скрывала свое происхождение. Несмотря на все рассказы Сабрины о жестоких индейцах, Хоколинши нравился ей. В какой-то момент ей показалось, что, если бы она не была связана обязательством кормить пастухов, она бы осталась с этим человеком, который мог познакомить ее с культурой и обычаями соотечественников ее отца.
– Лошади, лошади! – Звонкий крик Малачи предупреждал о его появлении с табуном лошадей.
Ворча и зевая, мужчины неохотно поднимались. Анджела успокоилась, когда пастухи отвлекли от нее внимание индейцев, и занялась приготовлением завтрака для всех. Как она и надеялась, закончив есть, пастухи позвали индейцев с собой. Когда пожилой индеец встал и посмотрел на нее, у Анджелы пересохло во рту. Неужели он опять заговорит о ее индейской крови?
– Спасибо, – сказал он на испанском языке, – было очень вкусно.
У нее вырвался вздох облегчения. Кто-то подошел, стал рядом с ней и вместе с ней смотрел на удаляющихся индейцев. Она почувствовала, что это был Рэнсом.
– Все прошло хорошо, – сказала Анджела, он же только хмыкнул.
– слышала так много всяких историй про индейцев. – Она вытерла руки о передник и поняла, что голос ее звучал как-то неестественно, может быть, только для нее, а может быть, и Рэнсом это почувствовал.
– Я не знала, чего ждать от них, – добавила Анджела, стараясь говорить спокойно. – Но я рада, что завтрак и бык успокоили их.
– Не думаю, – ответил он.
– А что ты имеешь в виду? – Она сжала в руках край передника и понадеялась, что он не почувствовал паники, охватившей ее.
– Мы скоро увидим их опять. – Он смотрел вслед индейцам, уводившим полученного быка. – Они будут бродить у края стада, готовые помочь, если быки разбегутся, а потом нам придется отблагодарить их еще одним быком.
– Как долго нам придется идти по стране индейцев?
– Это зависит от многих причин. – Его зелено-голубые глаза смотрели прямо на нее.
– От каких именно? – Боязнь того, что он узнает об ее индейских корнях, испарилась, когда она заметила его жаждущий взгляд. Воспоминания захлестнули ее. Ей захотелось прижаться лицом к его груди и вдохнуть знакомый до боли аромат кожи, солнца и самого Рэнсома. Она не слышала ни рева быков, ни ржания лошадей, ни свистков Томми, у нее в ушах была тишина.
– От быков, рек, погоды, а теперь еще и от самих индейцев.
Он поднял руку и погладил ее по щеке. Анджела закрыла глаза и немного наклонилась вперед, стараясь удержать его прикосновение. Это продолжалось не более секунды.
– Осталось немного кофе? – спросил он.
– Узнай у Томми. – Она услышала звон шпор, когда он уходил.
Быки, реки, погода, индейцы.
Две последующие недели казалось, что все эти силы ополчились на них. Частые грозы пугали и раздражали быков, они разбегались в разные стороны, а сильные дожди превращали ручьи в трудно преодолеваемые реки.
Анджела ненавидела эти водные переправы, как ненавидела упрямых быков, ноги которых часто погружались в песчаное дно. Пастухам приходилось выгребать песок, окружавший бычьи ноги, и связывать их таким образом, чтобы другой бык или лошадь могли вытащить протестующего упрямца из реки.
Во время переправ паника часто охватывала быков, иногда они сцеплялись рогами, и, пытаясь навести порядок, люди получали различные травмы. Когда Анджела слышала слово «переправа», она доставала свой дневник и укладывала его там, где находилась ее коробка с медикаментами. В него она записывала все повреждения, с которыми имела дело, методы лечения и его результаты. Она собиралась взять его с собой, когда поедет поступать в медицинскую школу.
– Как тебе нравится идея искупаться? – Рэнсом наклонился в седле и сверху вниз посмотрел на Анджелу.
Так как вода в реке Арканзас была очень высокой, им пришлось остановиться на пару дней. Уши его лошади были приподняты, как будто ее интересовало, что ответит Анджела, так же, как и ее седока. Меньшая лошадь, стоявшая рядом, только качала головой.
Анджела стояла у самодельного стола, на котором лежало пять яблочных пирогов. Четыре из них были готовы, в пятый еще предстояло положить начинку. Только женщина могла подумать о том, чтобы взять с собой в поход корицу. Вдыхая знакомый аромат, он пытался угадать, на какое расстояние распространится этот запах и сколько пастухов он привлечет в лагерь.
– Изумительная идея, – ответила молодая женщина, – но я не могу.
Сожаление было слышно в ее голосе. Рукой, испачканной мукой, она сдвинула с глаз мокрые пряди волос, и теперь мука прилипла к ее вспотевшему лбу. Потом согнала муху, севшую на незакрытый яблочный пирог.
– Томми соорудил печку и обещает, что на ней удастся испечь пироги. – Она улыбнулась Томми, который возился возле похожей на коробку конструкции. – А Хоколинши принес нам яблоки в обмен на кофейные зерна.
Медленно она раскатала тесто и аккуратно сложила его. Лошадка, которую он привел для нее, помахала хвостом.
– Ты подружилась с этим индейцем?
Тесто, которое она только что раскатала, развернулось. Анджела тихонько выругалась и сложила его. Потом еще раз перемешала начинку и уложила ее на тесто. А Рэнсом ждал, сомневаясь, что она ответит на его вопрос.
– Он лечит людей своего племени, – спокойно сказала она, положив верхний слой теста на пирог и скрепляя его края. – И еще он учит меня, как использовать местные лечебные травы.
Рэнсом не любил индейцев, так как почти всегда у людей, перегонявших стада, возникали проблемы с местными людьми. Но именно сейчас он не хотел с ней спорить.
– Я обнаружил удобное место у реки, где можно искупаться и постирать белье.
– С большим удовольствием я бы искупалась и воспользовалась возможностью постирать, но... – В ее голосе слышалось внутреннее напряжение, не связанное, вероятно, с яблочными пирогами.
Рэнсом взял решение проблемы в свои руки.
– Томми, ты сможешь сам справиться с пирогами?
– Конечно, сэр, смогу.
– Тогда я не вижу причины, которая может помешать вам искупаться, мадам.
– Ты уверен, что не возражаешь, если я уйду? – переспросила Анджела. – Ты не забыл, как проверять, готовы ли пироги?
– Миз Анджела, я все смогу сделать.
– Конечно, сможешь, – с удовольствием согласилась Анджела. – Печь пироги гораздо легче, чем построить печку.
Услышав комплимент, Томми радостно усмехнулся. Усмехнулся и Рэнсом. Мысли о яблочных пирогах, быках, бурных речках и индейцах испарились из его головы, когда он увидел, как его жена развязала передник и поторопилась к повозке. Через минуту она вернулась с большим свертком белья, который кожаным ремешком привязала к седлу небольшой лошадки.
– Томми, протяни, пожалуйста, веревку между повозкой и этим деревом, чтобы мне было где повесить белье после стирки.
Рэнсом нахлобучил на голову шляпу и низко опустил поля, стараясь скрыть явно видные на его лице выражения предвкушения и нетерпения, хотя он и сомневался, что Томми достаточно взрослый, чтобы понять их смысл.
До того места, которое он обнаружил, разыскивая переправу, было примерно одна или две мили. Пришпорив лошадей, они отправились туда. Дубы, ивы и клены окружали отливавший серебром маленький пруд, в воздухе стоял аромат раннего лета.
– Это выглядит так, как будто чья-то гигантская рука перенесла этот пруд прямо с холмов. – Ее хриплый голос обволакивал его, как густой мед. В течение последних недель он не позволял себе поддаваться обаянию ее голоса, но в ближайшие несколько часов он не собирался игнорировать эротичность своей жены. Она смотрела на него улыбаясь, и в прикрытых темными ресницами глазах сияло счастье. Эти глаза заставляли исчезнуть все разумные мысли, и у него оставалось только ненасытное желание. Ему хотелось нагнуться и поцеловать ее, но блестящий рядом пруд обещал ему еще более приятные развлечения.
– Может, ты постираешь белье, пока я позабочусь о лошадях?
– Мне больше всего хочется прыгнуть в воду.
Он готов был согласиться, но замер, увидев, как она покраснела. Напряжение повисло в воздухе, наполненном жужжанием насекомых. Он понимал, что она думает о том же, о чем и он.
– Но я лучше все-таки раньше постираю. – Она похлопала рукой по привязанному к седлу свертку.
Напряжение исчезло, но он был уверен, что оно вернется, и скоро. Анджела слезла с лошади.
Рэнсом распряг обеих лошадей и повел их к берегу, чтобы напоить. Прижимая к груди огромный сверток, Анджела направилась к большим камням, выступавшим из воды у края пруда.
– Здесь будет идеально, – сказала она.
А он подумал, что почти идеально. Идеальной ему виделась картинка, в которой она, обнаженная, лежала на песке.
Рэнсом отвел лошадей в тень, ослабил подпруги, снял уздечки и стреножил их. Похлопав ласково по шее, он оставил их отдыхать в тишине. А Анджела, став на колени, разбирала грязное белье, внимательно глядя на чистую воду.
– Забыла взять мыло? – спросил он, подходя к ней.
– Нет. – Она достала кусок мыла. – Я думаю, что надо раньше выкупаться, а то белье очень пыльное, боюсь, после него вода будет грязной.
Он постарался не думать о том, как бы она выглядела, купаясь в пруду. Стирка была важным делом. Они должны были вернуться в лагерь со свертком выстиранного белья, если не хотели ухудшить настроение мужчин еще больше, чем это уже сделали переправы, разгневанные быки и индейцы.
– Не беспокойся, ты можешь сначала постирать белье. Этот пруд наполняется водой из подземного источника. – Он указал ей на место за камнями. – Если ты посмотришь туда, ты увидишь, что вода из пруда попадаете ручей, а из него в реку. Когда ты будешь тут стирать, грязная вода польется в ручей, а не в пруд.
– Тогда я сначала постираю. – Она бросила одну из его рубашек в воду и начала тереть ее куском мыла. От знакомого аромата жасмина у Рэнсома защекотало в носу. Интересно, сохранится ли этот аромат после того, как рубашка высохнет на солнце, подумал он. Мужчины, конечно, могут дразнить его, но он не возражал, чтобы привычный запах сопровождал его в походе.
– С этой стороны пруда неглубоко, – сказал он, присев на корточки рядом с ней и сорвав пучок травы. – Ты сможешь сесть так, как будто ты в большой ванне.
Мозолистыми пальцами он смял траву. Поля ее шляпы скрывали ее опущенные вниз глаза, но он чувствовал напряжение в ее руках, которыми она так энергично терла его бедную рубашку, что та готова была разорваться. Он еще раз убедился в том, что они оба думали об одном и том же, но решил не торопить события и дать ей возможность спокойно постирать.
– Не возражаешь, если я немного вздремну?
Возможно, в ее глазах отразилось разочарование, но она спокойно ответила:
– По-моему, хорошая идея, – и продолжала полоскать рубашки.
Рэнсом с удовольствием растянулся на согретом солнцем камне, откуда видна была Анджела, надвинул шляпу почти на нос и притворился, что спит. Однако шляпа не помешала ему заметить, как Анджела посмотрела ему вслед, вытаскивая рубашки из воды, выжимая их и бросая на камни.
Он внутренне улыбнулся, но не позволил улыбке появиться у него на лице.
Капли пота стекали по груди молодой женщины. Усталыми руками она выжимала грубые брюки Рэнсома. Все тело болело от того, что ей пришлось долго стоять согнувшись. Поднявшись, она потянулась, потерла спину и, предвкушая удовольствие, посмотрела на чистую воду.
Она слышала нежный голос жаворонка, распевавшего свою песню в солнечный полдень, слышно ей было и ритмичное дыхание спящего Рэнсома. Анджела оглянулась, посмотрела на него, понимая, что ей будет спокойнее купаться, пока он спит, но с невероятной силой желая, чтобы он проснулся. Это желание удивило ее, но через несколько дней они попадут на железнодорожную станцию, и другой возможности встретиться у них не будет.
Пальцы ее дрожали, когда она снимала шляпу, длинные, до колен, мокасины и отстегивала свой любимый нож. Раздеваясь как можно медленнее, она ощущала, как, несмотря на надвинутую на глаза шляпу, Рэнсом наблюдает за ней. И стеснительность в ней боролась с желанием.
Но не могла же она отказаться от возможности искупаться в настоящем раю!
Затаив дыхание, Анджела расстегнула и сбросила юбку и осталась стоять у края воды в белой хлопковой рубашке и панталонах, которые она сшила на прекрасной швейной машинке Эвиты. Сняв через голову рубашку и сбросив панталоны, она почувствовала приятную прохладу от слабого ветерка. Стоя в солнечный день обнаженной на берегу сверкающего пруда, она ощущала себя совершенно безнравственной женщиной. Мужского храпа не было слышно, она даже не была уверена в том, что Рэнсом вообще дышит.
Усмехнувшись своим мыслям, она взяла кусок мыла и зашла в воду. Легкомысленное настроение овладело ею, ей хотелось, чтобы он был рядом, чтобы это стало ее последним приятным воспоминанием перед разлукой.
Она не оглядывалась назад, но ей казалось, что пыль и пот, смываемые с ее тела, образовывали грязный поток в чистом пруду. Отойдя немного от берега, она села на дно и закрыла глаза, чтобы полнее насладиться прикосновениями чистой прохладной воды. Никогда раньше она не думала, что это может доставить такое удовольствие.
Наклонившись назад, Анджела погрузила голову в воду. И только когда она намылила волосы, то поняла, что ей некуда положить мыло. С зажмуренными глазами она пыталась придумать, как ей поступить. Это был последний кусок жасминового мыла, и ей очень не хотелось его потерять.
– Я могу помыть тебе волосы или подержать мыло, – раздался спасительный голос.
Анджела почувствовала дрожь в спине.
– Я думала, что ты спишь, – сказал она, понимая, что на самом деле надеялась на то, что он бодрствует.
– Я спал.
– Тогда я подержу мыло, – проговорила она, наклоняясь в ту сторону, откуда исходил его голос.
Поколебавшись одну секунду, Рэнсом погрузил пальцы в ее густые намыленные волосы и энергично шевелил ими. Ей было так приятно, что она чуть не замурлыкала как котенок. Слишком скоро он закончил и убрал свои руки.
– Давай я подержу мыло, пока ты их сполоснешь, – предложил он.
Анджела бросила ему мыло и окунула голову в воду, стараясь выполоскать из волос мыло. Если бы кто-нибудь из жителей Галлатина увидел ее в этот момент, он был бы невероятно шокирован. Она сама должна была быть шокированной, но она не была. Ей нравилось сидеть обнаженной в прохладной воде, которая тысячами маленьких водоворотов стекала по ее волосам, плечам и спине. И ей было приятно, что Рэнсом сидел в воде рядом с ней.
– Ты выглядишь как морская богиня, – тихим голосом проговорил он.
Она улыбнулась, откинула волосы со лба и наконец открыла глаза. Взглянув через плечо на мужа, она не могла не заметить его жаждущий взгляд.
– Я решил, что мне лучше быть бельем, которое стирают, чем держателем мыла, – шутливо произнес он, схватил ее за талию и притянул к себе, и ее мокрое скользкое тело скользнуло по нему.
Недели вынужденного воздержания как будто испарились. Каждая клеточка ее организма реагировала на его прикосновения, она их помнила и очень ценила. На его губах сохранился аромат кофе, и она его почувствовала. Пальцы ее погрузились в курчавые волосы на его плечах, загоревших на солнце Техаса.
За время похода он потерял немного в весе. Эвита была бы огорчена, что достигнутые ее усилиями успехи уменьшаются, но он выглядел гораздо лучше, чем в тот день, когда поцеловал ее на маленьком кладбище. У него опять отросла борода, но она уже понимала, что прикосновение к ней доставит ей удовольствие. От его поцелуев она буквально растаяла и стала более мягкой, чем тина на дне реки.
Когда его руки сомкнулись у нее на груди, в голове у нее раздался звоночек, предупреждающий об опасности. Он прекратил целовать ее, руки его оставались на ее груди.
– Походная пища идет тебе на пользу, ты поправляешься.
Сердце ее панически забилось. Взяв кусок мыла, она помахала им у него перед глазами.
– А ты все-таки собираешься помыть меня? – Стараясь отвлечь его, она придвинулась ближе.
Рэнсом глубоко вздохнул, разумные мысли испарились, он привлек ее к себе и моментально оказался внутри.
Потом он прислонился головой к ее мокрому лбу, и, несмотря на жесткое, прерывистое дыхание, на губах у него играла застенчивая улыбка.
– Боже, – произнес он, – я так тосковал по тебе.
Если бы это было возможно, она еще сильнее прижалась бы к нему. Ни одно живое существо не шевелилось в этот теплый июньский полдень. Даже лошади, насытившись, дремали в тени. Постепенно сердце у него забилось медленней.
– Мне надо несколько минут. – Он осторожно поцеловал ее веко. – А потом мы повторим.
Он немного отодвинулся, чтобы посмотреть ей в глаза, и добавил:
– Если ты хочешь.
Глядя на него, дразняще улыбаясь, она протянула ему кусок мыла. Он взял ее руку вместе с мылом и повел на более мелкое место.
Мыло, размякшее после длительного пребывания в воде, легко пенилось в его мозолистой руке, больше привыкшей ловить озверевших быков, чем мыть нежную женскую шею. Он осторожно положил руку на ее красивое плечо и провел по руке до самых пальцев. А когда их пальцы встретились, он, глядя ей прямо в глаза, поднес ее руку к губам. Чувство сожаления пронизало его при виде мозолей, и это еще раз напомнило ему о том, как сильно из-за войны изменилась ее жизнь. Он поцеловал каждый пальчик и принялся мыть ее руку. Никогда в жизни он не думал, что это занятие может быть таким эротическим.
Потом он намылил плечи. С удивлением увидел, как она изогнулась таким образом, что грудь ее оказалась на воздухе. Глядя на сверкающие капли воды на туго натянутой коже, он не смог удержаться и слизнул их. Анджела застонала.
Он помыл ее грудь и, касаясь ее намыленного скользкого тела, ощущал невероятное наслаждение.
– О-о-о... – опять простонала Анджела, опускаясь глубже в воду, и в этом коротком звуке звучало много разных чувств.
– Подожди, детка, я еще не кончил. – Он повернул ее спиной к себе.
– Я не знаю, смогу ли выдержать еще, – тихо пробормотала она.
– Ты сильная женщина, я знаю. – Его намыленные пальцы проникали всюду. – Ты выдержишь.
Ее слабые вздохи соединялись с всплесками воды, которая, переливаясь через камни, устремлялась к реке. Он быстро и энергично проник в нее, и блаженство их было безгранично.
– О, Анджела, любимая, – пробормотал он.
Эти слова она услышала впервые.
Но казалось, что двое сидевших индейцев совсем не собирались сдирать с нее скальп. Она пригляделась внимательнее, но, хотя на поясах у них висели ножи, а возле молодого индейца лежало ружье, томагавка она нигде не обнаружила. И вздохнула с облегчением.
Услышав этот слабый звук, старший из индейцев внимательно посмотрел на нее. А она изучала его лицо, на котором свои следы оставили и солнце, и ветер, и долгие прожитые годы.
Высокие скулы как будто поддерживали тонкий гордый нос, прямые черные, как воронье крыло, волосы поблескивали седыми прядями.
Ей было очень интересно узнать, были ли у ее отца эти характерные индейские черты. Пальцами она коснулась своих прямых черных волос, дара, который она получила в наследство от своего отца.
– Доброе утро, сеньорита, – сказал индеец по-испански, и испанский язык звучал у него как-то по-особенному.
– Вы говорите по-испански? – спросила Анджела и повторила свой вопрос на испанском языке.
– Я немного помню испанский и немного говорю на английском.
Анджела поднялась с постели.
– Простите меня, я скоро вернусь. – Ей казалось неприличным встретиться с индейцем, не совершив утренний туалет.
Пожилой индеец понимающе кивнул.
Через десять минут, помывшись и причесавшись, она вернулась к костру и, не зная, как следует здороваться с индейцами, только улыбнулась.
Пожилой индеец ткнул себя пальцем в грудь и медленно и отчетливо произнес:
– Хо-ко-лин-ши, – затем, указав пальцем на молодого индейца, сидевшего рядом, добавил: – Э-хо-го-ло-чи.
Анджела кивнула и, указав себе на грудь, сказала:
– Сеньора Шампьон. Не хотите ли позавтракать? – и попыталась изобразить процесс поглощения пищи.
Царственным кивком Хоколинши дал понять, что принимает ее предложение. И не проронил ни слова, пока она не принесла поднос с бисквитами. Аромат сдобного теста распространился в воздухе.
– Вы индианка? – спросил пожилой индеец на испанском языке.
Анджела замерла. Сабрина часто дразнила ее намеками на индейскую кровь, но они никогда никому не говорили об этом, опасаясь негативного отношения местного общества. Оглянувшись, она убедилась, что все пастухи еще спят. Их храп прерывался только криками Малачи, сзывавшего лошадей. Она не хотела, чтобы кто-нибудь услышал ее признание.
Проведя обсыпанной мукой рукой по нижней части своего тела, она сказала на испанском языке:
– Частью индианка, – а проведя рукой по верхней части, добавила, – а частью белая.
– Понимаю. – В темных, как патока, глазах пожилого индейца видны были печаль и понимание.
Анджела почувствовала угрызения совести. Всю свою жизнь она скрывала свое происхождение. Несмотря на все рассказы Сабрины о жестоких индейцах, Хоколинши нравился ей. В какой-то момент ей показалось, что, если бы она не была связана обязательством кормить пастухов, она бы осталась с этим человеком, который мог познакомить ее с культурой и обычаями соотечественников ее отца.
– Лошади, лошади! – Звонкий крик Малачи предупреждал о его появлении с табуном лошадей.
Ворча и зевая, мужчины неохотно поднимались. Анджела успокоилась, когда пастухи отвлекли от нее внимание индейцев, и занялась приготовлением завтрака для всех. Как она и надеялась, закончив есть, пастухи позвали индейцев с собой. Когда пожилой индеец встал и посмотрел на нее, у Анджелы пересохло во рту. Неужели он опять заговорит о ее индейской крови?
– Спасибо, – сказал он на испанском языке, – было очень вкусно.
У нее вырвался вздох облегчения. Кто-то подошел, стал рядом с ней и вместе с ней смотрел на удаляющихся индейцев. Она почувствовала, что это был Рэнсом.
– Все прошло хорошо, – сказала Анджела, он же только хмыкнул.
– слышала так много всяких историй про индейцев. – Она вытерла руки о передник и поняла, что голос ее звучал как-то неестественно, может быть, только для нее, а может быть, и Рэнсом это почувствовал.
– Я не знала, чего ждать от них, – добавила Анджела, стараясь говорить спокойно. – Но я рада, что завтрак и бык успокоили их.
– Не думаю, – ответил он.
– А что ты имеешь в виду? – Она сжала в руках край передника и понадеялась, что он не почувствовал паники, охватившей ее.
– Мы скоро увидим их опять. – Он смотрел вслед индейцам, уводившим полученного быка. – Они будут бродить у края стада, готовые помочь, если быки разбегутся, а потом нам придется отблагодарить их еще одним быком.
– Как долго нам придется идти по стране индейцев?
– Это зависит от многих причин. – Его зелено-голубые глаза смотрели прямо на нее.
– От каких именно? – Боязнь того, что он узнает об ее индейских корнях, испарилась, когда она заметила его жаждущий взгляд. Воспоминания захлестнули ее. Ей захотелось прижаться лицом к его груди и вдохнуть знакомый до боли аромат кожи, солнца и самого Рэнсома. Она не слышала ни рева быков, ни ржания лошадей, ни свистков Томми, у нее в ушах была тишина.
– От быков, рек, погоды, а теперь еще и от самих индейцев.
Он поднял руку и погладил ее по щеке. Анджела закрыла глаза и немного наклонилась вперед, стараясь удержать его прикосновение. Это продолжалось не более секунды.
– Осталось немного кофе? – спросил он.
– Узнай у Томми. – Она услышала звон шпор, когда он уходил.
Быки, реки, погода, индейцы.
Две последующие недели казалось, что все эти силы ополчились на них. Частые грозы пугали и раздражали быков, они разбегались в разные стороны, а сильные дожди превращали ручьи в трудно преодолеваемые реки.
Анджела ненавидела эти водные переправы, как ненавидела упрямых быков, ноги которых часто погружались в песчаное дно. Пастухам приходилось выгребать песок, окружавший бычьи ноги, и связывать их таким образом, чтобы другой бык или лошадь могли вытащить протестующего упрямца из реки.
Во время переправ паника часто охватывала быков, иногда они сцеплялись рогами, и, пытаясь навести порядок, люди получали различные травмы. Когда Анджела слышала слово «переправа», она доставала свой дневник и укладывала его там, где находилась ее коробка с медикаментами. В него она записывала все повреждения, с которыми имела дело, методы лечения и его результаты. Она собиралась взять его с собой, когда поедет поступать в медицинскую школу.
– Как тебе нравится идея искупаться? – Рэнсом наклонился в седле и сверху вниз посмотрел на Анджелу.
Так как вода в реке Арканзас была очень высокой, им пришлось остановиться на пару дней. Уши его лошади были приподняты, как будто ее интересовало, что ответит Анджела, так же, как и ее седока. Меньшая лошадь, стоявшая рядом, только качала головой.
Анджела стояла у самодельного стола, на котором лежало пять яблочных пирогов. Четыре из них были готовы, в пятый еще предстояло положить начинку. Только женщина могла подумать о том, чтобы взять с собой в поход корицу. Вдыхая знакомый аромат, он пытался угадать, на какое расстояние распространится этот запах и сколько пастухов он привлечет в лагерь.
– Изумительная идея, – ответила молодая женщина, – но я не могу.
Сожаление было слышно в ее голосе. Рукой, испачканной мукой, она сдвинула с глаз мокрые пряди волос, и теперь мука прилипла к ее вспотевшему лбу. Потом согнала муху, севшую на незакрытый яблочный пирог.
– Томми соорудил печку и обещает, что на ней удастся испечь пироги. – Она улыбнулась Томми, который возился возле похожей на коробку конструкции. – А Хоколинши принес нам яблоки в обмен на кофейные зерна.
Медленно она раскатала тесто и аккуратно сложила его. Лошадка, которую он привел для нее, помахала хвостом.
– Ты подружилась с этим индейцем?
Тесто, которое она только что раскатала, развернулось. Анджела тихонько выругалась и сложила его. Потом еще раз перемешала начинку и уложила ее на тесто. А Рэнсом ждал, сомневаясь, что она ответит на его вопрос.
– Он лечит людей своего племени, – спокойно сказала она, положив верхний слой теста на пирог и скрепляя его края. – И еще он учит меня, как использовать местные лечебные травы.
Рэнсом не любил индейцев, так как почти всегда у людей, перегонявших стада, возникали проблемы с местными людьми. Но именно сейчас он не хотел с ней спорить.
– Я обнаружил удобное место у реки, где можно искупаться и постирать белье.
– С большим удовольствием я бы искупалась и воспользовалась возможностью постирать, но... – В ее голосе слышалось внутреннее напряжение, не связанное, вероятно, с яблочными пирогами.
Рэнсом взял решение проблемы в свои руки.
– Томми, ты сможешь сам справиться с пирогами?
– Конечно, сэр, смогу.
– Тогда я не вижу причины, которая может помешать вам искупаться, мадам.
– Ты уверен, что не возражаешь, если я уйду? – переспросила Анджела. – Ты не забыл, как проверять, готовы ли пироги?
– Миз Анджела, я все смогу сделать.
– Конечно, сможешь, – с удовольствием согласилась Анджела. – Печь пироги гораздо легче, чем построить печку.
Услышав комплимент, Томми радостно усмехнулся. Усмехнулся и Рэнсом. Мысли о яблочных пирогах, быках, бурных речках и индейцах испарились из его головы, когда он увидел, как его жена развязала передник и поторопилась к повозке. Через минуту она вернулась с большим свертком белья, который кожаным ремешком привязала к седлу небольшой лошадки.
– Томми, протяни, пожалуйста, веревку между повозкой и этим деревом, чтобы мне было где повесить белье после стирки.
Рэнсом нахлобучил на голову шляпу и низко опустил поля, стараясь скрыть явно видные на его лице выражения предвкушения и нетерпения, хотя он и сомневался, что Томми достаточно взрослый, чтобы понять их смысл.
До того места, которое он обнаружил, разыскивая переправу, было примерно одна или две мили. Пришпорив лошадей, они отправились туда. Дубы, ивы и клены окружали отливавший серебром маленький пруд, в воздухе стоял аромат раннего лета.
– Это выглядит так, как будто чья-то гигантская рука перенесла этот пруд прямо с холмов. – Ее хриплый голос обволакивал его, как густой мед. В течение последних недель он не позволял себе поддаваться обаянию ее голоса, но в ближайшие несколько часов он не собирался игнорировать эротичность своей жены. Она смотрела на него улыбаясь, и в прикрытых темными ресницами глазах сияло счастье. Эти глаза заставляли исчезнуть все разумные мысли, и у него оставалось только ненасытное желание. Ему хотелось нагнуться и поцеловать ее, но блестящий рядом пруд обещал ему еще более приятные развлечения.
– Может, ты постираешь белье, пока я позабочусь о лошадях?
– Мне больше всего хочется прыгнуть в воду.
Он готов был согласиться, но замер, увидев, как она покраснела. Напряжение повисло в воздухе, наполненном жужжанием насекомых. Он понимал, что она думает о том же, о чем и он.
– Но я лучше все-таки раньше постираю. – Она похлопала рукой по привязанному к седлу свертку.
Напряжение исчезло, но он был уверен, что оно вернется, и скоро. Анджела слезла с лошади.
Рэнсом распряг обеих лошадей и повел их к берегу, чтобы напоить. Прижимая к груди огромный сверток, Анджела направилась к большим камням, выступавшим из воды у края пруда.
– Здесь будет идеально, – сказала она.
А он подумал, что почти идеально. Идеальной ему виделась картинка, в которой она, обнаженная, лежала на песке.
Рэнсом отвел лошадей в тень, ослабил подпруги, снял уздечки и стреножил их. Похлопав ласково по шее, он оставил их отдыхать в тишине. А Анджела, став на колени, разбирала грязное белье, внимательно глядя на чистую воду.
– Забыла взять мыло? – спросил он, подходя к ней.
– Нет. – Она достала кусок мыла. – Я думаю, что надо раньше выкупаться, а то белье очень пыльное, боюсь, после него вода будет грязной.
Он постарался не думать о том, как бы она выглядела, купаясь в пруду. Стирка была важным делом. Они должны были вернуться в лагерь со свертком выстиранного белья, если не хотели ухудшить настроение мужчин еще больше, чем это уже сделали переправы, разгневанные быки и индейцы.
– Не беспокойся, ты можешь сначала постирать белье. Этот пруд наполняется водой из подземного источника. – Он указал ей на место за камнями. – Если ты посмотришь туда, ты увидишь, что вода из пруда попадаете ручей, а из него в реку. Когда ты будешь тут стирать, грязная вода польется в ручей, а не в пруд.
– Тогда я сначала постираю. – Она бросила одну из его рубашек в воду и начала тереть ее куском мыла. От знакомого аромата жасмина у Рэнсома защекотало в носу. Интересно, сохранится ли этот аромат после того, как рубашка высохнет на солнце, подумал он. Мужчины, конечно, могут дразнить его, но он не возражал, чтобы привычный запах сопровождал его в походе.
– С этой стороны пруда неглубоко, – сказал он, присев на корточки рядом с ней и сорвав пучок травы. – Ты сможешь сесть так, как будто ты в большой ванне.
Мозолистыми пальцами он смял траву. Поля ее шляпы скрывали ее опущенные вниз глаза, но он чувствовал напряжение в ее руках, которыми она так энергично терла его бедную рубашку, что та готова была разорваться. Он еще раз убедился в том, что они оба думали об одном и том же, но решил не торопить события и дать ей возможность спокойно постирать.
– Не возражаешь, если я немного вздремну?
Возможно, в ее глазах отразилось разочарование, но она спокойно ответила:
– По-моему, хорошая идея, – и продолжала полоскать рубашки.
Рэнсом с удовольствием растянулся на согретом солнцем камне, откуда видна была Анджела, надвинул шляпу почти на нос и притворился, что спит. Однако шляпа не помешала ему заметить, как Анджела посмотрела ему вслед, вытаскивая рубашки из воды, выжимая их и бросая на камни.
Он внутренне улыбнулся, но не позволил улыбке появиться у него на лице.
Капли пота стекали по груди молодой женщины. Усталыми руками она выжимала грубые брюки Рэнсома. Все тело болело от того, что ей пришлось долго стоять согнувшись. Поднявшись, она потянулась, потерла спину и, предвкушая удовольствие, посмотрела на чистую воду.
Она слышала нежный голос жаворонка, распевавшего свою песню в солнечный полдень, слышно ей было и ритмичное дыхание спящего Рэнсома. Анджела оглянулась, посмотрела на него, понимая, что ей будет спокойнее купаться, пока он спит, но с невероятной силой желая, чтобы он проснулся. Это желание удивило ее, но через несколько дней они попадут на железнодорожную станцию, и другой возможности встретиться у них не будет.
Пальцы ее дрожали, когда она снимала шляпу, длинные, до колен, мокасины и отстегивала свой любимый нож. Раздеваясь как можно медленнее, она ощущала, как, несмотря на надвинутую на глаза шляпу, Рэнсом наблюдает за ней. И стеснительность в ней боролась с желанием.
Но не могла же она отказаться от возможности искупаться в настоящем раю!
Затаив дыхание, Анджела расстегнула и сбросила юбку и осталась стоять у края воды в белой хлопковой рубашке и панталонах, которые она сшила на прекрасной швейной машинке Эвиты. Сняв через голову рубашку и сбросив панталоны, она почувствовала приятную прохладу от слабого ветерка. Стоя в солнечный день обнаженной на берегу сверкающего пруда, она ощущала себя совершенно безнравственной женщиной. Мужского храпа не было слышно, она даже не была уверена в том, что Рэнсом вообще дышит.
Усмехнувшись своим мыслям, она взяла кусок мыла и зашла в воду. Легкомысленное настроение овладело ею, ей хотелось, чтобы он был рядом, чтобы это стало ее последним приятным воспоминанием перед разлукой.
Она не оглядывалась назад, но ей казалось, что пыль и пот, смываемые с ее тела, образовывали грязный поток в чистом пруду. Отойдя немного от берега, она села на дно и закрыла глаза, чтобы полнее насладиться прикосновениями чистой прохладной воды. Никогда раньше она не думала, что это может доставить такое удовольствие.
Наклонившись назад, Анджела погрузила голову в воду. И только когда она намылила волосы, то поняла, что ей некуда положить мыло. С зажмуренными глазами она пыталась придумать, как ей поступить. Это был последний кусок жасминового мыла, и ей очень не хотелось его потерять.
– Я могу помыть тебе волосы или подержать мыло, – раздался спасительный голос.
Анджела почувствовала дрожь в спине.
– Я думала, что ты спишь, – сказал она, понимая, что на самом деле надеялась на то, что он бодрствует.
– Я спал.
– Тогда я подержу мыло, – проговорила она, наклоняясь в ту сторону, откуда исходил его голос.
Поколебавшись одну секунду, Рэнсом погрузил пальцы в ее густые намыленные волосы и энергично шевелил ими. Ей было так приятно, что она чуть не замурлыкала как котенок. Слишком скоро он закончил и убрал свои руки.
– Давай я подержу мыло, пока ты их сполоснешь, – предложил он.
Анджела бросила ему мыло и окунула голову в воду, стараясь выполоскать из волос мыло. Если бы кто-нибудь из жителей Галлатина увидел ее в этот момент, он был бы невероятно шокирован. Она сама должна была быть шокированной, но она не была. Ей нравилось сидеть обнаженной в прохладной воде, которая тысячами маленьких водоворотов стекала по ее волосам, плечам и спине. И ей было приятно, что Рэнсом сидел в воде рядом с ней.
– Ты выглядишь как морская богиня, – тихим голосом проговорил он.
Она улыбнулась, откинула волосы со лба и наконец открыла глаза. Взглянув через плечо на мужа, она не могла не заметить его жаждущий взгляд.
– Я решил, что мне лучше быть бельем, которое стирают, чем держателем мыла, – шутливо произнес он, схватил ее за талию и притянул к себе, и ее мокрое скользкое тело скользнуло по нему.
Недели вынужденного воздержания как будто испарились. Каждая клеточка ее организма реагировала на его прикосновения, она их помнила и очень ценила. На его губах сохранился аромат кофе, и она его почувствовала. Пальцы ее погрузились в курчавые волосы на его плечах, загоревших на солнце Техаса.
За время похода он потерял немного в весе. Эвита была бы огорчена, что достигнутые ее усилиями успехи уменьшаются, но он выглядел гораздо лучше, чем в тот день, когда поцеловал ее на маленьком кладбище. У него опять отросла борода, но она уже понимала, что прикосновение к ней доставит ей удовольствие. От его поцелуев она буквально растаяла и стала более мягкой, чем тина на дне реки.
Когда его руки сомкнулись у нее на груди, в голове у нее раздался звоночек, предупреждающий об опасности. Он прекратил целовать ее, руки его оставались на ее груди.
– Походная пища идет тебе на пользу, ты поправляешься.
Сердце ее панически забилось. Взяв кусок мыла, она помахала им у него перед глазами.
– А ты все-таки собираешься помыть меня? – Стараясь отвлечь его, она придвинулась ближе.
Рэнсом глубоко вздохнул, разумные мысли испарились, он привлек ее к себе и моментально оказался внутри.
Потом он прислонился головой к ее мокрому лбу, и, несмотря на жесткое, прерывистое дыхание, на губах у него играла застенчивая улыбка.
– Боже, – произнес он, – я так тосковал по тебе.
Если бы это было возможно, она еще сильнее прижалась бы к нему. Ни одно живое существо не шевелилось в этот теплый июньский полдень. Даже лошади, насытившись, дремали в тени. Постепенно сердце у него забилось медленней.
– Мне надо несколько минут. – Он осторожно поцеловал ее веко. – А потом мы повторим.
Он немного отодвинулся, чтобы посмотреть ей в глаза, и добавил:
– Если ты хочешь.
Глядя на него, дразняще улыбаясь, она протянула ему кусок мыла. Он взял ее руку вместе с мылом и повел на более мелкое место.
Мыло, размякшее после длительного пребывания в воде, легко пенилось в его мозолистой руке, больше привыкшей ловить озверевших быков, чем мыть нежную женскую шею. Он осторожно положил руку на ее красивое плечо и провел по руке до самых пальцев. А когда их пальцы встретились, он, глядя ей прямо в глаза, поднес ее руку к губам. Чувство сожаления пронизало его при виде мозолей, и это еще раз напомнило ему о том, как сильно из-за войны изменилась ее жизнь. Он поцеловал каждый пальчик и принялся мыть ее руку. Никогда в жизни он не думал, что это занятие может быть таким эротическим.
Потом он намылил плечи. С удивлением увидел, как она изогнулась таким образом, что грудь ее оказалась на воздухе. Глядя на сверкающие капли воды на туго натянутой коже, он не смог удержаться и слизнул их. Анджела застонала.
Он помыл ее грудь и, касаясь ее намыленного скользкого тела, ощущал невероятное наслаждение.
– О-о-о... – опять простонала Анджела, опускаясь глубже в воду, и в этом коротком звуке звучало много разных чувств.
– Подожди, детка, я еще не кончил. – Он повернул ее спиной к себе.
– Я не знаю, смогу ли выдержать еще, – тихо пробормотала она.
– Ты сильная женщина, я знаю. – Его намыленные пальцы проникали всюду. – Ты выдержишь.
Ее слабые вздохи соединялись с всплесками воды, которая, переливаясь через камни, устремлялась к реке. Он быстро и энергично проник в нее, и блаженство их было безгранично.
– О, Анджела, любимая, – пробормотал он.
Эти слова она услышала впервые.
Глава 15
Усталая, Анджела лежала в воде, положив голову на грудь Рэнсома. Закрыв глаза, она наслаждалась тихими звуками и покоем. Цикады стрекотали, листья на деревьях шелестели, вода плескалась, переливаясь через ее ноги. Звуки убаюкивали ее.
– Ты не даешь мне заснуть. – Она притворилась рассерженной, хотя на самом деле была очень довольна.
– Ты не даешь мне заснуть. – Она притворилась рассерженной, хотя на самом деле была очень довольна.