Хэнсон Джинджер. Любовь по переписке

   – Но ей нужно помочь разгрести всю эту грязь. – Шотландец многозначительно посмотрел на Салли.
   – Девицы, наверно, уже проснулись, я пришлю их помочь, – проговорила Салли, глядя прямо в глаза Шотландцу.
   – И тогда я приготовлю еду, – предложила Анджела.
   – Это будет весьма кстати, – успокоенным голосом проговорила Салли, направляясь к двери. – Мы уже несколько дней не ели нормальной еды. Тут будет значительно легче, чем кормить мужчин. Девицам нужна горячая еда только раз в день, во второй половине дня. А остальное они делают себе сами.
   Анджела не была уверена, что ее прельщала перспектива, о которой говорила хозяйка, что ей будет приятно, когда девицы будут хозяйничать в кухне, но она решила отложить эту проблему на будущее.
   – Я не знаю, – красивое лицо мистера Бьюканана все еще было нахмуренным, – может быть, мне не следовало приводить вас сюда.
   – О, не говори так. – Салли подошла к нему совсем близко. – Ты не можешь пообещать мне хорошего повара, а потом увести ее отсюда.
   Анджела стала между ними.
   – Вы поступили совершенно правильно. – Она смотрела на него до тех пор, пока он не улыбнулся, затем повернулась к Салли: – Я никуда не собираюсь уходить, но, конечно, я не могу готовить в такой захламленной кухне.
   Через десять минут Елена, Афина, Гера, Нарцисса, Пандора и Афродита появились в кухне. Анджела понимала, что они согласились разгрести весь этот созданный ими хаос только потому, что могли находиться в одной комнате с Шотландцем.
   А когда помыли все кастрюли, тарелки и сковородки и выбросили все объедки, перед глазами Анджелы оказалась прекрасно оборудованная кухня с новой металлической печкой, доставленной из Чикаго в прошлом году. После необходимости готовить в течение нескольких месяцев на костре Анджела предвкушала удовольствие от возможности пользоваться нормальной плитой.
   С работой все было в порядке, но первая ночь ужаснула ее. В доме много пили, ругались, шумели. Лежа в постели, она старалась игнорировать ритмичные звуки, раздававшиеся со всех сторон, но она понимала, что там происходило. И очень тосковала по Рэнсому.
 
   – Ты собираешься резать бисквиты или будешь целый день смотреть на это тесто?
   Анджела испуганно вскочила на ноги.
   – Ты напугала меня, Нарцисса, подкралась так внезапно.
   – Я ничего не могу поделать, – оправдывалась девушка, показывая на свои туфли. – Но в них ходишь совершенно бесшумно. А ты так размечталась, что не услышала бы моих шагов, даже если бы я была в сапогах. Беспокоишься, что твой муж разозлится, когда найдет тебя здесь?
   – А почему он будет злиться? – спросила Анджела, посыпая тесто мукой.
   Нарцисса пожала плечами.
   – Некоторым мужчинам не нравится, когда их женщины общаются с другими мужчинами.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Шотландец все время болтается здесь, но не имеет дела ни с кем из здешних девиц. – Нарцисса уселась на стул. – Он все время крутится возле тебя.
   Анджела нарезала бисквиты, получая удовольствие от аппетитного аромата. Она научилась уже не реагировать на слова Нарциссы, обвинявшей Шотландца. Но та, не получив ответа, продолжала свои рассуждения.
   – Наверное, он хочет быть первым в очереди, когда окажется, что твой муж и не собирается появляться тут. – Девушка внимательно рассматривала отполированные ногти у себя на руке.
   Анджела уложила бисквиты на сковороде. Не глядя на Нарциссу, произнесла уже не раз сказанную фразу:
   – Я уже говорила тебе, что Шотландец просто мой друг.
   – А я тогда невинная Дева Мария.
   В голосе девушки ей послышалась печаль. Анджела взглянула на возмущенную Нарциссу и невольно почувствовала себя виноватой.
   Вытерев руки о передник, она взяла сковороду с бисквитами и направилась к плите.
   – Ты можешь думать, что хочешь, но мой муж приедет за мной, как только узнает, где я нахожусь.

Глава 19

   ОСТАНОВИЛАСЬ У БОЛЬШОЙ САЛЛИ В ДЖОПЛИНЕ.
   Рэнсом еще раз прочел смятую телеграмму. С того момента, как он получил ее, в одной части его головы появилась надежда, в другой части шевелилось подозрение, что это ловушка, подстроенная О'Брайоном.
   Очутившись в Джоплине, он сразу направился на телеграф. Оператор помнил, что отправлял эту телеграмму, но посылала ее не женщина, которую описывал Рэнсом.
   – Ее посылал Шотландец.
   – Шотландец? – удивленно переспросил Рэнсом.
   – Да, он служит в армии. – Телеграфист пожал плечами. – Я не знаю его настоящего имени.
   – Высокий, темный, ирландского происхождения? – допытывался Рэнсом.
   – Если мужчина ирландского происхождения, почему его будут называть Шотландцем? – уже с раздражением говорил оператор.
   Рэнсом решил больше не выспрашивать.
   – А где я могу найти Большую Салли?
   – Она хозяйка публичного дома на окраине города. – Он указал на главную улицу. – С левой стороны большой белый дом, вы не пропустите его.
   Скомкав телеграмму и засунув ее в карман, Рэнсом вышел, раздумывая. Как Анджела могла попасть туда? Если кто-то специально сообщает ему ложную информацию, чтобы отвлечь его от поисков жены, он убьет его.
   Он не спал уже несколько ночей. Когда он отправился на поиски Анджелы из дома миссис Оутс, дождь размыл все следы. Три дня он безрезультатно бродил по окрестностям, разыскивая Анджелу и О'Брайона. На третий день он оказался на станции Бакстер и отправился на телеграф, чтобы послать телеграмму Ричарду. А вместо этого получил одну телеграмму от своего дяди Ричарда и вторую от Анджелы.
   Теперь он стоял на одной из грязных улиц Джоплина перед солидным домом, который скрывал свое предназначение за белой краской и красивыми ситцевыми занавесками. Хотя мысль о присутствии Анджелы в публичном доме была ему неприятна, он согласен был на все, лишь бы она была жива.
   Надеясь на это, он перешел улицу, поднялся на крыльцо и постучал во входную дверь. Вид женщины, открывшей ему дверь, не оставлял места для сомнений. Ее прозрачное газовое одеяние, так же, как заспанный взгляд, вызвал у него не желание, но презрение. Он постарался отогнать от себя мысль о том, что Анджела тоже могла быть в таком платье, позволявшем чужим мужчинам видеть ее наготу.
   – Простите, – проговорила молодая женщина, оглядывая его с головы до ног, от мятой кавалерийской шапки до запыленных ботинок, – мы еще не работаем.
   Рэнсом быстро снял шапку. Острый неприятный запах слишком большого количества слишком сладкого дешевого одеколона образовывал невидимое облако вокруг девушки. Взглянув на пакет у него в руке, она обещающе улыбнулась:
   – Но я могу сделать исключение для такого красавца, как вы.
   Рэнсом сдержался и вежливо ответил:
   – Благодарю вас, мисс...
   – Нарцисса. – Она как будто нечаянно распахнула свой наряд, вероятно, предполагая, что его присутствие могло что-нибудь скрыть. – Вам нравится то, что вы видите?
   Ему хотелось грубо отодвинуть ее с дороги и броситься разыскивать Анджелу. Но он собрал все свое самообладание, как бывало на войне, и с виноватым видом улыбнулся.
   – Еще раз благодарю вас за приглашение, мисс Нарцисса, но я пришел сюда за своей женой.
   Нарцисса запахнула пеньюар и туго завязала пояс.
   – Оказывается, у этой шлюхи действительно есть муж, а я думала, что она обманывает. Пойдемте, я проведу вас к ним.
   – Ты, дрянь такая, это моя брошка, ты украла ее у меня, – раздался женский голос сверху.
   – Ты сама дала мне ее вчера вечером.
   – Не ври...
   Две обнаженные женские фигуры промелькнули в зале второго этажа. Дверь захлопнулась с такой силой, что затряслись все украшения, прикрепленные к лестнице.
   – Немедленно впусти меня, – девица, оставшаяся снаружи, и колотила кулаками в дверь.
   Не обращая внимания на скандал и крики, призывно вихляя бедрами, Нарцисса провела гостя через зал. Рэнсом следовал за ней, с ужасом представляя себе Анджелу в этой обстановке. Если она допустила к себе другого мужчину, он убьет обоих.
   Нарцисса открыла дверь в кухню, и оттуда донесся аромат жареной курицы, напомнивший Рэнсому, что он давно уже ничего не ел. Нарцисса отошла в сторону, и он увидел Анджелу, склонившуюся над столом, со скалкой для теста в руках. Красивый мужчина, одетый в куртку из оленьей кожи, сидел на стуле рядом с ней.
   – У вас получается прекрасный пирог, детка.
   – Тете Джулии было бы приятно это услышать, она была уверена, что я никогда в совершенстве не овладею этим искусством.
   Знакомый звук ее голоса доставил ему огромное удовольствие. Злость его исчезла, сменилась чувством облегчения. Она была жива и здорова. Он уже открыл рот, чтобы произнести ее имя.
   И вдруг она резко выпрямилась, прижав руку к животу.
   – О Боже!
   – Что случилось, детка? – Мужчина вскочил со стула.
   Рэнсом молча сделал один шаг вперед.
   – Мне показалось, что он пошевелился. – В ее голосе слышалось благоговение.
   – Что пошевелилось?
   Анджела взяла мозолистую руку Шотландца и приложила ее к своему животу.
   – Вы слышите?
   Умиротворенное настроение покинуло Рэнсома, он почувствовал ревность и злость. Анджела сама приложила руку чужого мужчины к своему телу!
   А чужой мужчина прикрыл глаза, прислушиваясь, потом виновато сказал:
   – Я не слышу, как шевелится малыш.
   Малыш? Для Рэнсома это был шок. Анджела была беременна?
   – Хм – произнес он тихим сдавленным голосом, и она, услышав, тут же повернулась.
   Радость озарила ее лицо. Типично женским жестом она правой рукой убрала со лба влажную прядь волос. От этого жеста у Рэнсома сжалось сердце, но он постарался не поддаваться своим чувствам. Перед его глазами была только рука чужого мужчины на ее животе. Кровавый туман почти ослепил его.
   – Что, черт возьми, ты делаешь в этом публичном доме? – Его холодный тон заставил ее отойти от Шотландца.
   – Рэнсом? – произнесла она, и в том, как звучало его имя, в ее хриплом голосе была обезоруживающая невинность. Она сделала шаг к нему. Беременность немного изменила ее фигуру, в ней появилась округлость, которую раньше он не замечал. Как давно она была беременна? Он смотрел на нее, в голове у него опять была только одна картина, как другой мужчина прикасается к ней.
   И тогда всплыли старые подозрения. После первой ночи, проведенной с ней, он не видел доказательств ее невинности. Ребенок, который был у нее в чреве, был его ребенком? Или другого мужчины? Может быть, О'Брайон не напрасно так злился, когда они поженились?
   Шотландец подошел, стал рядом с Анджелой и спросил:
   – Это действительно твой муж, детка?
   – Я ее муж, и я был бы вам весьма благодарен, если бы вы не вмешивались в наши дела. Я повторяю, Анджела. Что ты делаешь в этом публичном доме?
   Он ощущал, что за его спиной собралось почти все население дома, запах дешевого одеколона заполнил кухню.
   Анджела облизнула языком пересохшие губы. Он почувствовал невероятное желание, сила которого испугала его. Ему хотелось заключить ее в объятия, убрать остатки муки с ее розовых щек.
   – Шотландец считал, что здесь О'Брайон не сможет меня найти.
   Звук ее хриплого голоса подействовал на него возбуждающе, но он опять постарался подавить свои чувства. Похоть. Желание, вызванное похотью, а не основанное на любви. Он называл это любовью, но он не мог любить никого так, как он любил Сабрину. Эта любовь спасла его во время войны, и она не покидала его.
   – Он убил миссис Оутс. – Анджела сжала обе руки. Они дрожали и молили о жалости, но Рэнсом не реагировал. – Он пришел за мной. Она пыталась помочь, и он убил ее. – Молодая женщина отвела взгляд от мужа и посмотрела на полынь, которая сушилась над плитой. – Я так и оставила ее, не похоронив.
   – Она похоронена, – сказал Рэнсом.
   С облегчением и благодарностью она взглянула на мужа.
   – Нет никаких оснований злиться на нее. Она не виновата, что я привез ее сюда, в дом Большой Салли. Я думал, что этот О'Брайон не будет искать ее здесь. А Салли нужен был повар.
   – Я ведь говорил вам, не вмешивайтесь в наши дела.
   – Вы не можете рассчитывать, что я буду молчать, когда вы обвиняете эту женщину в том, что она находится тут.
   – Я могу рассчитывать, что вы будете молчать, так как это касается только меня и моей жены.
   – Все в порядке. – Анджела похлопала своего защитника по руке. – Наверное, действительно будет лучше, если вы и девицы оставите нас наедине.
   Шотландец засомневался, потом кивнул.
   – Ладно, я буду в зале, если понадоблюсь вам. – Еще раз взглянув на Рэнсома, Шотландец направился к двери. – Пойдемте, милые девушки, вам тут совершенно нечего делать.
   Женский шепот затих, когда двери закрылись за ними.
   – Сейлер погиб, – резким голосом сказал Рэнсом. – Обвинение в убийстве аннулировано.
   Анджела посмотрела на него внимательно:
   – А что произошло?
   – Я не знаю никаких подробностей. Дядя Ричард прислал телеграмму. Кажется, лошадь сбросила или задавила Сейлера.
   Где-то в дальних комнатах раздался бой часов, приглушенный закрытой кухонной дверью. И это был единственный звук в наступившей тишине.
   – Скоро надо будет кормить девиц, – сказала Анджела и наклонилась к столу. – Я хочу приготовить пирог. – Она взяла в руки скалку, которой собиралась раскатывать тесто.
   Взволнованный, Рэнсом ходил по кухне.
   – Если Сейлер умер, О'Брайону нет никакого смысла преследовать тебя. Ты теперь в безопасности и можешь спокойно вернуться в Теннесси.
   Деревяшка выпала у нее из рук и свалилась прямо на тесто. Рэнсом остановился возле ее стола.
   – Я не признаю чужого ребенка.
   Анджела подняла на него глаза, при этом вид у нее был невероятно растерянный.
   – О чем ты говоришь?
   – Ты разрешила этому Шотландцу прикасаться к тебе. Совершенно незнакомому мужчине. Или ты его тоже спасала во время войны?
   Она сложила руки на животе, как будто ограждая ребенка от необоснованных обвинений.
   – Ты думаешь, что я разрешила другому мужчине то, что разрешала тебе?
   Он постарался не реагировать на отчаянное выражение в ее глазах.
   – А как ты считаешь, что я мог думать? Я целые дни разыскивал тебя, а когда нашел, ты оказалась в публичном доме рядом с мужчиной, который ухаживает за тобой..
   – Он спас мне жизнь.
   – И этого достаточно, чтобы разрешить ему прикасаться к тебе?
   Покатившись по столу, скалка с шумом упала на пол.
   – Почему только Шотландец? – Ярость изменила звук ее хриплого голоса. – Не забудь Грансера. А как насчет Малачи? На сеновале. – Кроме ярости, в ее голосе звучало презрение. – Наверное, он и есть отец ребенка.
   – Вы слишком далеко зашли, мадам.
   – Нет, еще недостаточно далеко.
   Он боялся услышать то, что она могла еще сказать, и заставил ее замолчать единственным способом, который у него был в этот момент.
   – Ты совсем не такая, как твоя сестра.
   Анджела отступила на шаг, как будто он ударил ее. А он продолжал произносить слова, которые навсегда могли разъединить их судьбы.
   – Ты не такая благородная леди, как она, и никогда не будешь такой. Сабрина никогда бы не жила в публичном доме и никогда бы не изменила мне.
   Анджела покачнулась, услышав эти слова, а чувство вины захлестнуло Рэнсома. Она не была виноватой в том, что он любил Сабрину. Он подыскивал слова, которые могли бы смягчить нанесенный удар, но она заговорила первой:
   – Ты прав. – Плечи ее опустились. – Я совсем не такая, как Сабрина, и никогда не буду такой. Ты просто не должен был жениться на мне.
   – Я считал, что сама Сабрина хотела бы, чтобы я заботился о тебе.
   Это признание заставило ее поднять голову и гордо расправить плечи.
   – Сабрина предпочла бы видеть меня в аду, чем замужем за тобой.
   Убежденность, с которой она говорила, невероятно поразила Рэнсома.
   – Нет, – возразил он. – У Сабрины было благородное сердце. Она бы хотела, чтобы я защитил тебя.
   – Сабрину совершенно не интересовало мое благополучие.
   – Неправда, вы ведь были сестрами.
   – Нет, мы не были настоящими сестрами.
   – Но доктор Степлтон был твоим отцом? – удивленно спросил он.
   – Он удочерил меня. Мы с Сабриной не были родными по крови.
   – Вы росли вместе. Все кругом считали вас сестрами.
   – Она играла роль преданной сестры для того, чтобы окружающие не узнали правды.
   – А зачем ей надо было, чтобы это оставалось тайной?
   – Она боялась, что кто-нибудь узнает, что я не настоящая Степлтон.
   – А какое это имело значение?
   – Мой отец был наполовину индеец чероки.
   Как он мог быть таким слепцом? Ее прямые темные волосы, смуглый цвет кожи, как будто сохранявшей загар в любое время года, выдающиеся скулы.
   – Ты частично индианка. – Это был не вопрос, это было признание.
   Но Анджела этого не услышала. Сабрина убедила ее, что ни один джентльмен-южанин не сможет ее принять.
   – Все вокруг считали нас образцовыми сестрами, потому что у Сабрины страх перед отторжением обществом был сильнее, чем ее презрение к моему происхождению.
   Нагнувшись, она подняла скалку и пошла к раковине. Рэнсом крепко схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
   – Почему ты говоришь все эти вещи про Сабрину?
   Скалка опять вывалилась у нее из руки, она почти подпрыгнула, а он еще сильнее сжал ее руку. Ей казалось, что боль от его впившихся пальцев уменьшит боль у нее в сердце.
   – Сейчас это уже не имеет значения. Сабрина давно умерла.
   – И не может защитить себя от твоих необоснованных обвинений. – Он отпустил ее руку, вздрогнув так, как будто рука была покрыта струпьями от оспы. – Я не верю тебе. Сабрина была очень доброй и благородной женщиной.
   В каком-то смысле он был прав.
   Та Сабрина, образ которой она создала в своих письмах во время войны, действительно была доброй и великодушной. Анджела сомневалась в том, что ее признание в авторстве писем сможет что-нибудь изменить. Так как Рэнсом очарован памятью о той прекрасной женщине, образ которой она создала, Сабрина будет всегда стоять между ними.
   Анджела опустила руки вдоль передника, собралась с силами и посмотрела Рэнсому в глаза.
   – Я должна поблагодарить тебя за то, что ты познакомил меня с индейцами. Теперь, после того, как я встретилась с Малачи и с Хоколинши, я поняла, что у меня нет оснований стыдиться своей индейской крови. Они очень хорошие, благородные люди. И я горжусь тем, что у меня в жилах течет индейская кровь.
   – Зная о моей дружбе с Малачи, ты могла понять, что я никогда не стыдился бы твоего происхождения.
   – Возможно, но ты всю свою жизнь сравнивал бы меня со своей иллюзией.
   Он сердито нахмурился.
   – Сабрина не была иллюзией. Анджела понимающе улыбнулась:
   – Нет, она была из плоти и крови. Не лучше и не хуже, чем любая другая женщина, но ты помнишь только ее идеальные черты, и с этим не может сравниться ни одна живая душа. И ты закрыл свое сердце для всего остального.
   Сложив руки под своим уже округлым животом, она выпрямилась и стала как будто немного выше ростом.
   – Я заслуживаю большего. И мой ребенок должен иметь отца, который не сомневается в своем отцовстве.
   Она высказала все, что было у нее на сердце. Произнося эти правдивые слова, Анджела понимала, что теряла Рэнсома, но она вернула себе самоуважение.
   А он стоял посреди кухни в публичном доме, и теперь у него на лице было смущение и невероятная растерянность. Ей хотелось подойти, обнять его и уверить, что все будет хорошо. Но она не могла этого сделать, потому что понимала, что хорошо не будет. Его преданность воспоминаниям всегда будет стоять между ними.
   Она стояла молча, не желая первой прощаться с ним. Когда он повернулся, чтобы уйти, она услышала шелест бумаги и заметила у него в руках пакет. Рэнсом повернулся и протянул ей пакет:
   – Я купил тебе платье, и еще здесь немного денег.
   Анджела колебалась, не решаясь брать у него деньги. Как бы он поступил, если бы знал, что у нее есть деньги? Настаивал бы, чтобы она осталась с ним, так как ему нужны были деньги для ранчо? Она старалась не поддаться искушению, не поверить опять, что, возможно, через какое-то время он полюбит ее. Только что возникшее самоуважение было слишком хрупким, чтобы рискнуть. Она всю жизнь будет любить Рэнсома, но она не может жить с ним.
   – Мне не удалось выручить много денег за быков. Люди в Бакстере очень злятся на нас, боятся техасской лихорадки. – Он всунул пакет ей в руки. – Но я продал нескольких животных, чтобы было чем расплатиться с Гаррисоном и Сойером. Они собираются перегнать оставшееся стадо в Айову, чтобы получить за них более высокую цену.
   Несколько мгновений он смотрел на нее, как будто стараясь запечатлеть ее лицо в своей памяти. Она была в отчаянии. Ей хотелось прикоснуться к нему в последний раз. И для того, чтобы не позволить себе это сделать, она обеими руками прижала пакет к груди. Он выглядел таким же оцепенелым, как и она.
   – Думаю, я теперь присоединюсь к ним или вернусь в Техас. – Он надел шапку. – И спасибо тебе за то, что помогла мне, когда я нуждался в твоей помощи.
   Когда, выходя из кухни, он открыл дверь, три проститутки свалились на пол. Переступив через полуодетых девиц, он попытался протолкнуться мимо остальных.
   – Если он тебе не нужен, давай я попробую.
   – Заткнись, Пандора, – раздался властный голос Салли, – Немедленно все поднимайтесь наверх, вам абсолютно нечего здесь делать. Анджела позовет вас к обеду.
   Молча Анджела наблюдала, как Салли выпроваживает девиц из кухни. Взгляд ее был направлен на дверь, и через мгновение она видела только потолок.
   – Открой глаза, детка, и выпей капельку, – услышала она знакомый голос.
   – А что произошло?
   – Вы упали в обморок. – Шотландец положил ее голову себе на колени. – Сделайте глоток. Салли не часто угощает своим самым лучшим ликером.
   Анджела вдохнула приятный аромат дорогого ликера, когда он поднес маленький стаканчик к ее губам.
   – Парочка капель придаст бодрости.
   Сделав несколько глотков, она почувствовала тепло в горле. Слезы текли у нее по лицу.
   Шотландец держал ее за плечи и старался успокоить:
   – Ничего, ничего, все обойдется.
   – Простите меня. – Она постаралась унять слезы. – Так глупо с моей стороны расплакаться как маленькая.
   Он не был Рэнсомом, но на какой-то момент она закрыла глаза и попыталась представить себе, что это он. Она прислушивалась к ритмичным ударам его сердца, и ей хотелось, чтобы голова ее лежала на другой груди.
   – Я был бы счастлив последовать за этим нахалом и вырвать его сердце для вас, – громко и сердито произнес Шотландец.
   – Проклятие, я совсем не хочу, чтобы вы убивали человека, которого я люблю.
   – Так я и предполагал. А он любит девицу, которую зовут Сабрина?
   Ее возмущение испарилось. Нижняя губа дрожала. Неуверенная в том, что и голос ее не будет дрожать, она только кивнула.
   – Я ничего не понимаю. Почему же он не женится на этой самой Сабрине?
   – Она моя сестра. – Анджела притянула к себе стакан, который он держал в руке, и сделала еще несколько глотков. Приободренная крепким напитком, она продолжала: – Мы не настоящие сестры, меня удочерили. А она умерла.
   – Так что он не может жениться на ней?
   – Нет. – Она сделала еще один глоток. – Но он может жить с памятью о ней.
   – Вы такая красивая женщина. А ваш муж предпочитает память о вашей сестре?
   Она забрала из его рук стакан и, указывая на бутылку, спросила:
   – Можно еще?
   – Еще немножко, и все. – Он прикрыл своей рукой ее руку, державшую стакан, и налил немного бренди.
   Анджела приподняла стакан, коснулась им бутылки с бренди.
   – За эту проклятую память. – Сделав несколько глотков, она постаралась объяснить ему то, что происходило. – Сабрины, которую любит мой муж, на самом деле не существует. Я ее создала.
   – Как вы могли создать собственную сестру? – с невероятным удивлением спросил Шотландец.
   – Я сказала неправильно. У меня была сводная сестра, ее звали Сабрина. Она была не очень хорошим человеком, но была очень красивой. – Анджела наклонила голову. – Все мужчины считали ее красавицей. – Прищурившись, она взглянула на внимательно слушавшего ее мужчину. – Они никогда не видели безжалостной Сабрины. Она не пожертвовала бы ничем ради дела конфедератов.
   Поворачивая стакан, он наблюдал, как лучи света отражались в янтарной жидкости.
   – У Большой Салли хороший вкус.
   – Я все-таки никак не могу понять, как вы могли создать память о вашей сестре?
   – Очень просто. Он встретил ее, они были помолвлены, и он отправился на войну. Он по-настоящему не знал ее, он понятия не имел, что Сабрина ненавидела писать письма. – Анджела махнула рукой в воздухе. – Ужасный почерк, она не хотела, чтобы он видел его. Поэтому я писала все письма.
   – Он не знает, что письма писали вы?
   Анджела сжала губы и приложила к ним палец.
   – Боже мой, детка, что же вы наделали!
   – Создала такую память, которую теперь не в состоянии победить моя любовь.

Глава 20

   Веселый свист разбудил Рэнсома. Что-то грохотало рядом, грязь попадала ему в лицо. Он с трудом приподнял руку, пытаясь защитить голову, и прищурившись смотрел на того, кто помешал ему спать.
   Пожилой энергичный мужчина сметал папиросные окурки, грязь и обрывки бумаг с деревянного тротуара, находившегося на одном уровне с Рэнсомом. Чем ближе к нему продвигалась метла, тем больше грязи попадало ему в лицо.
   Он попробовал переместиться за бочонок для дождевой воды, но стукнулся о него головой.