Страница:
Они не успели заняться первым парализованным боевым роботом, который продолжал беспомощно вращать головой. На обездвиженного врага набросилась толпа фанатиков-мартиристов. У них на этот случай было свое оружие – дубины, кувалды, ломы. Толпа обратила свою ярость на поверженных врагов, круша и ломая то, что от них осталось. Люди выкрикивали яростные проклятия и долбили огромные остовы железных убийц, стараясь разнести их на мелкие куски.
Сыпались искры, отваливались детали. Передаточные механизмы были разбиты, гель-контурные модули вылетали из гнезд и рассыпались по мостовой. Толпа не остановилась и не прекратила своего буйства до того момента, когда на месте бывших боевых роботов оказались разбросанные куски металла и пластика.
– Мы сможем с пользой употребить этот металл, – бодро заявил военный администратор. – Мартиристы уже начали выполнять программу по использованию металлолома для производства строительных материалов, сельскохозяйственных орудий и плотницкого инструмента. В древних писаниях тоже содержался призыв перековать мечи на орала.
– Недостаточно победить миньонов всемирного разума, – согласился с ним Нар Триг. – Победа будет слаще, если мы заставим их служить себе.
– Как Хирокса, – подчеркнул Истиан. Но друг в ответ промолчал.
Вопреки обещаниям Рекура Вана, новая версия Серены Батлер оказалась сплошным разочарованием. Еще одна ошибка.
Эразм тем не менее продолжал надеяться, что неудачи с созданием Серены не являются неисправимыми. Используя сохранившиеся клетки Серены, которые он привез в машинный мир после бегства из Лиги и рассчитывал использовать как залог в торге по поводу своей безопасности, тлулакс снова и снова старался воссоздать женщину, но каждый раз сталкивался с одной и той же проблемой. Он вывез с Тлулакса клетки, в которых содержалась только генетическая программа внешнего вида – но не она сама. Не ее сущность. Секрет заключался не в клетках, но в ее душе – как бы сказала сама Серена.
И вот теперь лишенный конечностей торговец плотью дерзко отказался заниматься выращиванием других клонов.
Вероятно, это была реакция на неудачу, постигшую Рекура Вана и Эразма в выращивании приживленных зачатков конечностей пресмыкающегося. После многообещающего начала трансплантаты отторглись и отвалились от плеч, оставив очаги гнойного воспаления и обнаженные участки плоти. Тлулакс сильно расстроился, и это плохое настроение наверняка отразилось на неудачном исходе опытов по воссозданию Серены. Для того чтобы покончить с этим, Эразм отрегулировал дозы лекарств, которые он вводил Рекуру, чтобы тот сосредоточился на деле и забыл о несущественных мелочах. Этот человек постоянно требовал внимания и изменений схем лечения.
Нельзя одновременно заниматься многими вещами и смешивать опыты,думал независимый робот.
Теперь, видя фальшивую Серену в своем великолепном ухоженном саду, Эразм все же надеялся, что в ее лавандовых глазах промелькнет узнавание или хотя бы страх. Верный и послушный Гильбертус стоял рядом с роботом.
– Она выглядит точно так же, как на сохранившихся изображениях, отец, – сказал Гильбертус.
– Внешность часто оказывается обманчивой, – ответил Эразм, выбрав фразу из хранившихся в его памяти словесных клише. – Она соответствует человеческим стандартам красоты, но этого одного недостаточно. Это не то, чего я от нее жду.
Обладая бездонной и безотказной памятью, Эразм мог в точности воспроизвести все свои беседы с прежней Сереной Батлер. Он мог оживить в памяти все те многочисленные споры, которые они вели, когда Серена была особой рабыней на Земле. Но Эразм желал нового опыта общения с прежней Сереной, продолжения овладения теми знаниями, которые он получал, беседуя с ней. Эти озарения могли стать великолепным контрапунктом к опыту, который он получал, общаясь с Гильбертусом.
Нет, этот новый клон Серены тоже никуда не годится.
Она была тупа и неинтересна, как и все прочие образцы человеческого типа, и не обладала памятью и чистым упрямством, от которого Эразм, помнится, получал большое удовольствие. Да, эта новая женщина достигла физической зрелости, но не обрела просвещения прежним опытом.
– Мне кажется, что ее возраст эквивалентен моему кажущемуся возрасту, – сказал вдруг Гильбертус.
Почему он так заинтересовался этой женщиной?
Реальная Серена Батлер воспитывалась в Лиге Благородных, где она научилась верить в разнообразные интересные глупости вроде превосходства человека и врожденного права на свободу и любовь. Эразм досадовал, что в то время не обратил должного внимания на уникальность Серены. Но теперь было поздно жалеть об этом.
– Ты не знаешь меня, да? – спросил он у нового клона.
– Ты – Эразм, – ответила она, но голос ее был при этом ровен и бесстрастен.
– Я подозревал, что именно так ты и ответишь, – сказал Эразм, зная наперед, что надо сделать. Он не любил напоминаний об ошибках, когда они слишком часто попадались ему на глаза.
– Пожалуйста, не уничтожай ее, – попросил Гильбертус. Робот обернулся к своему воспитаннику, не забыв изобразить на металлическом лице удивленное выражение.
– Позволь мне говорить с ней, учить ее. Вспомни, что когда ты взял меня из рабского загона, я тоже был необразован, дик и пуст, не выказывая своих потенциальных возможностей. Может быть, заботой и терпением я смогу чего-нибудь добиться.
Внезапно Эразм все понял.
– Ты находишь Серену Батлер привлекательной?
– Я нахожу ее интересной. Из того, что ты рассказывал о прежней Серене Батлер, я заключил, что она сможет быть подходящей спутницей для меня, разве не так? Может быть, она сможет стать мне подругой?
Робот не ожидал такого поворота событий, но он показался ему весьма интригующим.
– Мне следовало подумать об этом самому. Да, мой Ментат, постарайся сделать это.
Рассматривая клон женщины, Гильбертус вдруг испытал робость, ему показалось, что он взваливает на плечи слишком тяжкую для себя ношу.
Робот решил подбодрить его.
– Даже если эксперимент не удастся, я все равно сохраню тебя, Гильбертус. Я никогда не пожалею о таком объекте эксперимента, как ты, – и о таком спутнике и товарище.
Для того чтобы лучше изучить предпочтения человека, Эразм сконструировал множество тренажеров, которые должны были укрепить мышцы Гильбертуса. Некоторые тренажеры были очень просты в применении, другие, напротив, представляли собой весьма сложно устроенные механизмы, трудные в управлении. Гильбертус был великолепным образчиком человека – как в физическом, так и в умственном отношении, – и Эразм стремился сохранить этот пик формы. Подобно механизму, живой организм нуждался в постоянном поддержании работоспособности.
Регулярно тренируясь, Гильбертус стал безупречным образцом мужчины с точки зрения физического совершенства. Когда человек постоянно использует компоненты своих мышц, сила его увеличивается; если же робот постоянно задействует компоненты какого-либо механизма, то он скорее изнашивается. Это была странная, но фундаментальная разница между людьми и машинами.
Эразм наблюдал, как Гильбертус без труда пробегает по дорожке много километров, поднимая при этом тяжести и занимаясь силовыми упражнениями для верхней половины тела в специально сконструированных полях сопротивления. Ум этого человека был упорядочен до невообразимой для существ его вида степени; все мышление было разложено по полочкам, разделено на ячейки, и только поэтому он мог выполнять такие неимоверно сложные упражнения. Обычно Гильбертус в течение дня тренировался на тридцати снарядах, практически не отдыхая. Единственное, что ему приходилось делать, – это пить воду для компенсации ее потерь.
Так как тренировки отнимали много времени, Эразм сделал новое предложение:
– Пока ты укрепляешь свою физическую силу и выносливость, ты можешь точно так же тренировать свои умственные способности, мой Ментат. Ты должен также упражнять память, делая вычисления и решая головоломки и отгадывая загадки.
Гильбертус помолчал, тяжело дыша. На соломенно-желтых волосах блестел пот, на лице появилось выражение, которое Эразм истолковал как удивление.
– Именно этим я постоянно и занимаюсь, отец. Я тренирую тело и ум одновременно. Я постоянно произвожу вычисления, выполняю проекции фигур и решаю уравнения. Каждая задача требует знаний, недоступных обычному мыслителю. – Сделав паузу, он добавил: – Я говорю тебе это, чтобы ты поверил в то, что ты сделал из меня.
– Ты не можешь обмануть меня. Какой цели ты сможешь достичь обманом?
– Ты сам учил меня, что людям нельзя доверять, отец, и я хорошо усвоил урок. Я не доверяю даже самому себе.
Гильбертус был его воспитанником уже почти семь десятков лет, и Эразм не допускал даже мысли о том, что этот человек может тайно обратить свои способности против мыслящих машин. Он бы уловил изменения в настроении Гильбертуса, да и Омниус бы усмотрел доказательства измены – наблюдательные камеры витали повсюду, и спрятаться от них было практически невозможно.
Независимый робот опасался, что если Омниус когда-либо сформулирует какие-то подозрения, то он наверняка предложит в качестве самого надежного средства уничтожение Гильбертуса до того, как у человека появится шанс причинить машинам какой-либо ущерб. Эразму следовало приложить максимум усилий, чтобы у всемирного разума никогда не возникли подобные мысли.
Это Омниус потребовал от меня, чтобы я воспитал из дикого человеческого ребенка интеллектуального цивилизованного человека,думал Эразм. Но Гильбертус превзошел даже мои самые смелые ожидания. Он заставил меня задуматься о таких вещах, о существовании которых я в прошлом даже не догадывался. Он заставляет меня испытывать по отношению к нему такие чувства и такую любовь, которых у меня никогда не возникло бы без него.
Гильбертус перешел к упражнениям в силовом поле и одновременно продолжал тренировать ноги и нижнюю часть тела. Наблюдая за воспитанником, Эразм вдруг вспомнил то отвращение, какое высказывал Гильбертус относительно РНК-содержащего ретровируса, который сейчас начал успешно распространяться на планетах Лиги. Что если он решит помогать своему биологическому виду, а не Эразму?
За ситуацией придется понаблюдать.Робот понимал, что и сам проявляет сейчас очень человеческую черту – параноидальную манию преследования. Мышление не всегда соответствует реальности. Должны быть связи, документальные доказательства, которые устанавливают действительную связь между подозрением и фактом.
Еще древние исследователи занимались сложной проблемой того, как присутствие наблюдателя влияет на исход наблюдаемого им опыта. Эразм давно перестал быть объективным и беспристрастным наблюдателем того прогресса, который совершал Гильбертус. Не делал ли его приемный сын чего-то такого, чтобы доказать что-то выгодное для себя своему ментору? Не были ли эти чрезмерные физические упражнения способом выставить напоказ свое превосходство? Действительно ли Гильбертус был более мятежен по своей сути, чем показывал это внешне?
Хотя эти мысли вызывали тревогу, а положение могло в будущем создать сложные проблемы, все же это было намного интереснее, чем возня с тупыми клонами Серены Батлер. Не хочет ли Гильбертус превратить клона в своего союзника?
Наконец человек соскочил с тренажера, сделал два сальто назад и без труда приземлился на ноги.
– Меня заинтересовала одна проблема, отец, – сказал Гильбертус. У него почти не было одышки. – Делает ли использование механических тренажеров меня больше похожим на машину.
– Обдумай этот вопрос и представь мне свой анализ.
– Подозреваю, что здесь нет однозначного ответа. Мы могли бы обсудить разные варианты и поспорить насчет их верности.
– Это прекрасная тема для дискуссии. Мне всегда нравятся наши обсуждения. – Эразм до сих пор часто вел эзотерические дебаты с корринским Омниусом, но предпочитал общество Гильбертуса. На определенном уровне Гильбертус был интереснее Омниуса, хотя Эразм полагал, что ради собственного спокойствия не следует ставить об этом в известность всемирный разум.
Робот сменил тему разговора:
– Скоро вернутся наши зонды, которые наблюдают сейчас результаты первого внедрения инфекции в атмосферу планет.
Закончив тренировку, Гильбертус сбросил одежду и вошел в открытую душевую кабину. Робот сканировал изображение воспитанника, анализировал его и не мог удержать восхищения совершенством обнаженного человеческого тела. На всякий случай он отошел подальше, чтобы брызги не попали на его роскошный наряд.
– Йорек Турр, несомненно, порадуется всем этим несчастьям и смертям, – сказал Гильбертус, смывая с себя пот. – Ему нравится быть предателем своего собственного биологического вида. У него нет совести.
– У машин тоже нет совести. Ты считаешь это недостатком?
– Нет, отец. Но поскольку Турр человек, то я могу оценивать его поведение человеческими мерками. – Встав под сильную струю теплой воды, Гильбертус принялся намыливать свои светлые волосы. – Полагаю, однако, что теперь я могу верно оценить поступки и действия Турра, особенно прочитав множество древних человеческих документов. – Он усмехнулся. – Все очень просто: Йорек Турр – безумец.
Гильбертус ополоснулся холодной водой, выключил воду и вышел из кабины посвежевший и бодрый.
– Ясно, что лечение, сделавшее его бессмертным, лечение, которого он потребовал как плату за службу, сделало его ум неустойчивым. Возможно, он оказался слишком стар для бессмертия. Возможно, сама процедура была проведена с какими-то погрешностями.
– Или, что тоже возможно, я целенаправленно провел лечение не вполне… адекватно, – сказал Эразм, удивляясь тому, что Гильбертус самостоятельно пришел к таким непростым выводам. – Возможно, я почувствовал, что он недостоин такой высокой награды, и даже теперь он не знает, что именно я с ним сделал. – На текучем металлическом лице робота появилась лукавая усмешка. – Но ты все же должен признать, что идея с заразой оказалась весьма плодотворной. Она поможет одержать нам победу без больших издержек и значительных разрушений.
– Если, конечно, кто-то из нас выживет. – Гильбертус тщательно вытерся и надел чистую одежду, сложенную возле душевой кабины.
– В особенности ты. Я научил тебя быть чрезвычайно эффективным. У тебя высокоорганизованный ум, способный анализировать факты не хуже компьютерного разума. Если и другие люди научатся этому, то им будет легче сосуществовать с машинами.
– Может быть, мне удастся превзойти как людей, так и машин, – вслух подумал Гильбертус.
Это и есть то, на что он надеется? Надо обдумать это замечание.
Они вышли из спортивного зала.
Агамемнон, Юнона и Данте летели в пространстве в своих чудовищно исполинских боевых корпусах. Генерал снова был на коне – он планировал и осуществлял военную операцию с целью захвата удаленной от Ришеза планеты, где до них не дотянутся щупальца тупых разбойников Омниуса. Он найдет место, где они смогут перегруппироваться, нарастить силу и мощь, а после этого начать следующую фазу создания новой империи кимеков.
Три титана летели в сопровождении крупных сил неокимеков, каждый из которых представлял собой гигантский боевой корабль, управляемый человеческим мозгом, соединенным с системами корабля с помощью специальных пропускающих нервные импульсы проводников и стержней. Все эти неофиты наперебой стремились доказать свою верность Агамемнону, тем более что они знали о встроенной в их мозг команде самоуничтожения, которую Агамемнон мог в любой момент активировать по собственному желанию или прихоти. Итак, генерал был совершенно уверен в преданности и лояльности своего воинства. Что еще оставалось делать этим неокимекам после того, как их мозги были удалены из тел и помещены в специальные емкости?
Покинув Ришез, орда имевших зверское обличье кораблей сошлась возле замороженного планетоида Хессра, где много столетий в полной изоляции жили когиторы-отшельники, превратив его в своеобразную башню из слоновой кости по образцу древних философов.
– Согласно нашим расчетам, на Хессре нет никаких оборонительных систем, – объявил Данте. – Когиторы утверждают, что не участвуют ни в каких внешних делах. Они просто уединяются и размышляют.
Юнона издала насмешливый горловой звук.
– Они могут претендовать на все, что им нравится, но на самом деле когиторы никогда не были столь нейтральны, как они об этом заявляют. Они постоянно лезут в чужие дела.
– Он-н-ни т-т-так-к-к ж-же п-п-п-плохи, к-к-к-как-к-к-к хрет-т-т-тгиры, – запинаясь, произнес Беовульф.
Терпя Беовульфа за его прежние заслуги, Агамемнон все же испытывал немалое раздражение, когда этот неокимек вмешивался в беседы титанов.
С преувеличенным терпением Данте пояснил:
– Я считал, что здесь наша победа обеспечена. Я предвижу, что на Хессре у нас не возникнет никаких сложностей.
– Тем не менее я бы хотел насладиться каждым мгновением этой победы. – Агамемнон приказал своему воинству сделать разворот и начать снижение. Выставив вперед заменимых неокимеков, флот устрашающих угловатых судов построился в боевой порядок, готовый атаковать закованную в ледяной панцирь крепость древних философов.
Хотя когиторы и утверждали, что не испытывают никакого интереса к галактическим делам, они, все же, не были вполне самодостаточными. Они давно уже занимались тайным бизнесом, снабжая кимеков электрожидкостью, продолжая делать это и после того, как Агамемнон поднял мятеж против Синхронизированного Мира.
Не желая полностью зависеть от Видада и его когиторов, Данте создал собственное производство электрожидкости на Бела-Тегез и на Ришезе. Но в то время, как неокимеки удовлетворялись электрожидкостью серийного массового производства, титанам требовалось более высокое качество, но его могла обеспечить только жидкость, которую производили для уединенных философов-отшельников. Сегодня генерал захватит эти предприятия, объявит Хессру своей новой штаб-квартирой и начнет свой затянувшийся марш в историю…
Вершины черных башен торчали из ледника, спускавшегося с гор в течение многих столетий. Строения были почти погребены подо льдом, высокие шпили башен стали ниже, и здания, где хранились емкости с мозгами философов, казались мачтами кораблей, затонувших в море снега и льда.
Агамемнон и Юнона, летевшие в первых рядах, с восторгом активировали свое огнеметное оружие, питаемое потоком кислорода, добытого тут же в разреженной атмосфере Хессры. Языки пламени вырвались из жерл огнеметов, ударили в каменные плиты, сметая их со своего пути и расплавляя глыбы льда и завалы снега. К тусклому небу поднялась исполинская завеса пара.
– Это расчистит нам поле для деятельности, – сказал Агамемнон, сажая корабль.
Данте сухо отдавал распоряжения неокимекам. Своими оптическими сенсорами он засек троих одетых в желтую одежду посредников, бросившихся к окнам и балконам башни. Рты их были открыты от изумления, смешанного с диким страхом. Они осознали опасность и кинулись искать укрытия в глубине здания.
Неокимеки продолжали садиться на планету, похожие на стаю ворон, окруживших огромных стервятников – гигантские корабли титанов. Агамемнон перенес емкость со своим мозгом в небольшую, но мощную ходильную форму, чтобы без помех проникнуть в коридоры и помещения цитадели когиторов. С собой он взял большую группу неокимеков, огнем прожег проход в стене и отбросил мешавшие двери. Поменяв свои мощные корабли на мелкие ходильные корпуса, неокимеки пошли вперед, похожие на шествие тяжело вооруженных муравьев. Торжествующий Агамемнон замыкал эту победную процессию. Острые ноги высекали искры из каменных плит пола.
Больной неокимек Беовульф плохо рассчитал посадку и потерпел крушение, он снес скалу и рухнул в расщелину льда, где и застрял без всякой надежды самостоятельно выбраться оттуда. Когда неокимеки доложили Агамемнону об этом несчастье, генерал подумал было просто оставить Беовульфа там, где он находился, чтобы он замерз и постепенно покрылся километровой коркой медленно ползущего ледника.
Но когда-то Беовульф оказался ценным союзником, куда более талантливым и надежным, чем идиот Ксеркс, за которым числилось куда меньше заслуг. Поколебавшись, генерал неохотно приказал вытащить из трещины емкость с мозгом Беовульфа и переместить ее в ходильный корпус неокимека. Я, кажется, совсем теряю голову, находя поводы для того, чтобы сохранить жизнь Беовульфу.От поврежденного на голову неокимека не было уже никакого толка, и он быстро становился тяжкой обузой.
В замерзшей крепости когиторов неокимеки обнаружили больше дюжины одетых в желтое посредников и помощников и расправились с ними. Двоих Агамемнон убил лично, воспользовавшись древним оружием, которое взял у Йорека Турра на Валлахе IX. Ружье сработало безотказно.
Шедшие впереди генерала неокимеки обнаружили библиотеки и кабинеты, где посредники занимались копированием и переписыванием. Похоже, монахи были очарованы древними рунами муадру, которые то и дело находили на самых разных удаленных друг от друга планетах.
Дополнительные помещения были заняты оборудованием, на котором изготовляли и модифицировали электрожидкость. Находившиеся здесь монахи в шафранно-желтых накидках попытались скрыться, когда в помещение вломились неокимеки. Монахи прервали свое пение и ритуалы, с помощью которых они превращали простую воду в питательный раствор для мозгов древних философов.
Агамемнон отдал ясный приказ и отправил Данте выполнять его.
– Выясни, как работают эти мастерские, а потом убей их, но не всех. Некоторых из рабочих оставь. Они понадобятся нам живыми.
Другие посредники бежали в центральный зал, где находились когиторы на своих пьедесталах. Когда генерал Агамемнон наконец ворвался в эту святая святых древней обители, он был немало разочарован, увидев только пять емкостей с мозгами когиторов, плававших в голубоватой мерцающей жидкости. Шестой емкости не было.
– Битва за Коррин
– Генерал Агамемнон, твой визит сюда деструктивен, излишен и порождает хаос, – произнес один из философов через свою громкоговорящую систему, вмонтированную в пьедестал. – Чем мы можем быть тебе полезны? Ты явился сюда получить дополнительную электрожидкость?
– И за ней тоже. Кроме того, я намерен оккупировать Хессру и уничтожить всех когиторов. Кого из вас здесь нет? – Он поднял свою механическую руку и указал на пустующий пьедестал.
Когиторы посовещались и простодушно дали честный ответ:
– Видад избрал Салусу Секундус своей временной резиденцией, чтобы консультировать Лигу Благородных и изучать местные архивы. Нам нужны дополнительные данные для обсуждения, чтобы продолжить наш интеллектуальный рост.
– С сегодняшнего дня этот рост отменяется, – сказала Юнона, внося в зал свой устрашающий боевой ходильный корпус. Она встала рядом с Агамемноном. Юнона никогда не любила этих сующих нос в чужие дела когиторов, в особенности одного, по имени Экло, который вместе с Иблисом Гинджо подготовил восстание на Земле. И этот мятеж послужил началом для ужасного, разрушительного Джихада.
Хотя поход Лиги против машин позволил кимекам поднять собственный мятеж и освободиться из-под гнета всемирного разума, Агамемнон все равно питал глубокую неприязнь к когиторам.
– Не хотите ли вы высказать какие-нибудь блестящие откровения до того, как мы казним вас?
Один из когиторов, говоривший женским голосом, произнес со странным спокойствием:
– Есть много областей, в которых тебя следовало бы просветить, генерал Агамемнон.
– К несчастью для вас, я не имею ни малейшего намерения просвещаться, как вы изволили это назвать.
Приказав неокимекам продолжить обыск коридоров и помещений зданий Хессры, Агамемнон и Юнона бросились на когиторов. Они желали сделать все собственными руками. Так эти два титана хотели выразить свою любовь друг к другу.
Своими мощными механическими руками они опрокидывали пьедесталы, разбивали прозрачные емкости, в которых сохранялись мозги когиторов, и хватали их железными пальцами, получая огромное удовольствие от созерцания того, как нежный мозг превращается в сочащуюся кровью массу. Они раздавили когиторов одного за другим. Жаль, что все закончилось слишком скоро.
Стоя в луже электрожидкости среди осколков емкостей и пьедесталов, Агамемнон объявил, что отныне Хессра принадлежит титанам. В этом действительно не могло быть никаких сомнений.
Сыпались искры, отваливались детали. Передаточные механизмы были разбиты, гель-контурные модули вылетали из гнезд и рассыпались по мостовой. Толпа не остановилась и не прекратила своего буйства до того момента, когда на месте бывших боевых роботов оказались разбросанные куски металла и пластика.
– Мы сможем с пользой употребить этот металл, – бодро заявил военный администратор. – Мартиристы уже начали выполнять программу по использованию металлолома для производства строительных материалов, сельскохозяйственных орудий и плотницкого инструмента. В древних писаниях тоже содержался призыв перековать мечи на орала.
– Недостаточно победить миньонов всемирного разума, – согласился с ним Нар Триг. – Победа будет слаще, если мы заставим их служить себе.
– Как Хирокса, – подчеркнул Истиан. Но друг в ответ промолчал.
Я представлял себя на месте Омниуса и мне виделись те далеко идущие решения, какие я мог бы принимать на его месте.
Эразм. Диалоги
Вопреки обещаниям Рекура Вана, новая версия Серены Батлер оказалась сплошным разочарованием. Еще одна ошибка.
Эразм тем не менее продолжал надеяться, что неудачи с созданием Серены не являются неисправимыми. Используя сохранившиеся клетки Серены, которые он привез в машинный мир после бегства из Лиги и рассчитывал использовать как залог в торге по поводу своей безопасности, тлулакс снова и снова старался воссоздать женщину, но каждый раз сталкивался с одной и той же проблемой. Он вывез с Тлулакса клетки, в которых содержалась только генетическая программа внешнего вида – но не она сама. Не ее сущность. Секрет заключался не в клетках, но в ее душе – как бы сказала сама Серена.
И вот теперь лишенный конечностей торговец плотью дерзко отказался заниматься выращиванием других клонов.
Вероятно, это была реакция на неудачу, постигшую Рекура Вана и Эразма в выращивании приживленных зачатков конечностей пресмыкающегося. После многообещающего начала трансплантаты отторглись и отвалились от плеч, оставив очаги гнойного воспаления и обнаженные участки плоти. Тлулакс сильно расстроился, и это плохое настроение наверняка отразилось на неудачном исходе опытов по воссозданию Серены. Для того чтобы покончить с этим, Эразм отрегулировал дозы лекарств, которые он вводил Рекуру, чтобы тот сосредоточился на деле и забыл о несущественных мелочах. Этот человек постоянно требовал внимания и изменений схем лечения.
Нельзя одновременно заниматься многими вещами и смешивать опыты,думал независимый робот.
Теперь, видя фальшивую Серену в своем великолепном ухоженном саду, Эразм все же надеялся, что в ее лавандовых глазах промелькнет узнавание или хотя бы страх. Верный и послушный Гильбертус стоял рядом с роботом.
– Она выглядит точно так же, как на сохранившихся изображениях, отец, – сказал Гильбертус.
– Внешность часто оказывается обманчивой, – ответил Эразм, выбрав фразу из хранившихся в его памяти словесных клише. – Она соответствует человеческим стандартам красоты, но этого одного недостаточно. Это не то, чего я от нее жду.
Обладая бездонной и безотказной памятью, Эразм мог в точности воспроизвести все свои беседы с прежней Сереной Батлер. Он мог оживить в памяти все те многочисленные споры, которые они вели, когда Серена была особой рабыней на Земле. Но Эразм желал нового опыта общения с прежней Сереной, продолжения овладения теми знаниями, которые он получал, беседуя с ней. Эти озарения могли стать великолепным контрапунктом к опыту, который он получал, общаясь с Гильбертусом.
Нет, этот новый клон Серены тоже никуда не годится.
Она была тупа и неинтересна, как и все прочие образцы человеческого типа, и не обладала памятью и чистым упрямством, от которого Эразм, помнится, получал большое удовольствие. Да, эта новая женщина достигла физической зрелости, но не обрела просвещения прежним опытом.
– Мне кажется, что ее возраст эквивалентен моему кажущемуся возрасту, – сказал вдруг Гильбертус.
Почему он так заинтересовался этой женщиной?
Реальная Серена Батлер воспитывалась в Лиге Благородных, где она научилась верить в разнообразные интересные глупости вроде превосходства человека и врожденного права на свободу и любовь. Эразм досадовал, что в то время не обратил должного внимания на уникальность Серены. Но теперь было поздно жалеть об этом.
– Ты не знаешь меня, да? – спросил он у нового клона.
– Ты – Эразм, – ответила она, но голос ее был при этом ровен и бесстрастен.
– Я подозревал, что именно так ты и ответишь, – сказал Эразм, зная наперед, что надо сделать. Он не любил напоминаний об ошибках, когда они слишком часто попадались ему на глаза.
– Пожалуйста, не уничтожай ее, – попросил Гильбертус. Робот обернулся к своему воспитаннику, не забыв изобразить на металлическом лице удивленное выражение.
– Позволь мне говорить с ней, учить ее. Вспомни, что когда ты взял меня из рабского загона, я тоже был необразован, дик и пуст, не выказывая своих потенциальных возможностей. Может быть, заботой и терпением я смогу чего-нибудь добиться.
Внезапно Эразм все понял.
– Ты находишь Серену Батлер привлекательной?
– Я нахожу ее интересной. Из того, что ты рассказывал о прежней Серене Батлер, я заключил, что она сможет быть подходящей спутницей для меня, разве не так? Может быть, она сможет стать мне подругой?
Робот не ожидал такого поворота событий, но он показался ему весьма интригующим.
– Мне следовало подумать об этом самому. Да, мой Ментат, постарайся сделать это.
Рассматривая клон женщины, Гильбертус вдруг испытал робость, ему показалось, что он взваливает на плечи слишком тяжкую для себя ношу.
Робот решил подбодрить его.
– Даже если эксперимент не удастся, я все равно сохраню тебя, Гильбертус. Я никогда не пожалею о таком объекте эксперимента, как ты, – и о таком спутнике и товарище.
Для того чтобы лучше изучить предпочтения человека, Эразм сконструировал множество тренажеров, которые должны были укрепить мышцы Гильбертуса. Некоторые тренажеры были очень просты в применении, другие, напротив, представляли собой весьма сложно устроенные механизмы, трудные в управлении. Гильбертус был великолепным образчиком человека – как в физическом, так и в умственном отношении, – и Эразм стремился сохранить этот пик формы. Подобно механизму, живой организм нуждался в постоянном поддержании работоспособности.
Регулярно тренируясь, Гильбертус стал безупречным образцом мужчины с точки зрения физического совершенства. Когда человек постоянно использует компоненты своих мышц, сила его увеличивается; если же робот постоянно задействует компоненты какого-либо механизма, то он скорее изнашивается. Это была странная, но фундаментальная разница между людьми и машинами.
Эразм наблюдал, как Гильбертус без труда пробегает по дорожке много километров, поднимая при этом тяжести и занимаясь силовыми упражнениями для верхней половины тела в специально сконструированных полях сопротивления. Ум этого человека был упорядочен до невообразимой для существ его вида степени; все мышление было разложено по полочкам, разделено на ячейки, и только поэтому он мог выполнять такие неимоверно сложные упражнения. Обычно Гильбертус в течение дня тренировался на тридцати снарядах, практически не отдыхая. Единственное, что ему приходилось делать, – это пить воду для компенсации ее потерь.
Так как тренировки отнимали много времени, Эразм сделал новое предложение:
– Пока ты укрепляешь свою физическую силу и выносливость, ты можешь точно так же тренировать свои умственные способности, мой Ментат. Ты должен также упражнять память, делая вычисления и решая головоломки и отгадывая загадки.
Гильбертус помолчал, тяжело дыша. На соломенно-желтых волосах блестел пот, на лице появилось выражение, которое Эразм истолковал как удивление.
– Именно этим я постоянно и занимаюсь, отец. Я тренирую тело и ум одновременно. Я постоянно произвожу вычисления, выполняю проекции фигур и решаю уравнения. Каждая задача требует знаний, недоступных обычному мыслителю. – Сделав паузу, он добавил: – Я говорю тебе это, чтобы ты поверил в то, что ты сделал из меня.
– Ты не можешь обмануть меня. Какой цели ты сможешь достичь обманом?
– Ты сам учил меня, что людям нельзя доверять, отец, и я хорошо усвоил урок. Я не доверяю даже самому себе.
Гильбертус был его воспитанником уже почти семь десятков лет, и Эразм не допускал даже мысли о том, что этот человек может тайно обратить свои способности против мыслящих машин. Он бы уловил изменения в настроении Гильбертуса, да и Омниус бы усмотрел доказательства измены – наблюдательные камеры витали повсюду, и спрятаться от них было практически невозможно.
Независимый робот опасался, что если Омниус когда-либо сформулирует какие-то подозрения, то он наверняка предложит в качестве самого надежного средства уничтожение Гильбертуса до того, как у человека появится шанс причинить машинам какой-либо ущерб. Эразму следовало приложить максимум усилий, чтобы у всемирного разума никогда не возникли подобные мысли.
Это Омниус потребовал от меня, чтобы я воспитал из дикого человеческого ребенка интеллектуального цивилизованного человека,думал Эразм. Но Гильбертус превзошел даже мои самые смелые ожидания. Он заставил меня задуматься о таких вещах, о существовании которых я в прошлом даже не догадывался. Он заставляет меня испытывать по отношению к нему такие чувства и такую любовь, которых у меня никогда не возникло бы без него.
Гильбертус перешел к упражнениям в силовом поле и одновременно продолжал тренировать ноги и нижнюю часть тела. Наблюдая за воспитанником, Эразм вдруг вспомнил то отвращение, какое высказывал Гильбертус относительно РНК-содержащего ретровируса, который сейчас начал успешно распространяться на планетах Лиги. Что если он решит помогать своему биологическому виду, а не Эразму?
За ситуацией придется понаблюдать.Робот понимал, что и сам проявляет сейчас очень человеческую черту – параноидальную манию преследования. Мышление не всегда соответствует реальности. Должны быть связи, документальные доказательства, которые устанавливают действительную связь между подозрением и фактом.
Еще древние исследователи занимались сложной проблемой того, как присутствие наблюдателя влияет на исход наблюдаемого им опыта. Эразм давно перестал быть объективным и беспристрастным наблюдателем того прогресса, который совершал Гильбертус. Не делал ли его приемный сын чего-то такого, чтобы доказать что-то выгодное для себя своему ментору? Не были ли эти чрезмерные физические упражнения способом выставить напоказ свое превосходство? Действительно ли Гильбертус был более мятежен по своей сути, чем показывал это внешне?
Хотя эти мысли вызывали тревогу, а положение могло в будущем создать сложные проблемы, все же это было намного интереснее, чем возня с тупыми клонами Серены Батлер. Не хочет ли Гильбертус превратить клона в своего союзника?
Наконец человек соскочил с тренажера, сделал два сальто назад и без труда приземлился на ноги.
– Меня заинтересовала одна проблема, отец, – сказал Гильбертус. У него почти не было одышки. – Делает ли использование механических тренажеров меня больше похожим на машину.
– Обдумай этот вопрос и представь мне свой анализ.
– Подозреваю, что здесь нет однозначного ответа. Мы могли бы обсудить разные варианты и поспорить насчет их верности.
– Это прекрасная тема для дискуссии. Мне всегда нравятся наши обсуждения. – Эразм до сих пор часто вел эзотерические дебаты с корринским Омниусом, но предпочитал общество Гильбертуса. На определенном уровне Гильбертус был интереснее Омниуса, хотя Эразм полагал, что ради собственного спокойствия не следует ставить об этом в известность всемирный разум.
Робот сменил тему разговора:
– Скоро вернутся наши зонды, которые наблюдают сейчас результаты первого внедрения инфекции в атмосферу планет.
Закончив тренировку, Гильбертус сбросил одежду и вошел в открытую душевую кабину. Робот сканировал изображение воспитанника, анализировал его и не мог удержать восхищения совершенством обнаженного человеческого тела. На всякий случай он отошел подальше, чтобы брызги не попали на его роскошный наряд.
– Йорек Турр, несомненно, порадуется всем этим несчастьям и смертям, – сказал Гильбертус, смывая с себя пот. – Ему нравится быть предателем своего собственного биологического вида. У него нет совести.
– У машин тоже нет совести. Ты считаешь это недостатком?
– Нет, отец. Но поскольку Турр человек, то я могу оценивать его поведение человеческими мерками. – Встав под сильную струю теплой воды, Гильбертус принялся намыливать свои светлые волосы. – Полагаю, однако, что теперь я могу верно оценить поступки и действия Турра, особенно прочитав множество древних человеческих документов. – Он усмехнулся. – Все очень просто: Йорек Турр – безумец.
Гильбертус ополоснулся холодной водой, выключил воду и вышел из кабины посвежевший и бодрый.
– Ясно, что лечение, сделавшее его бессмертным, лечение, которого он потребовал как плату за службу, сделало его ум неустойчивым. Возможно, он оказался слишком стар для бессмертия. Возможно, сама процедура была проведена с какими-то погрешностями.
– Или, что тоже возможно, я целенаправленно провел лечение не вполне… адекватно, – сказал Эразм, удивляясь тому, что Гильбертус самостоятельно пришел к таким непростым выводам. – Возможно, я почувствовал, что он недостоин такой высокой награды, и даже теперь он не знает, что именно я с ним сделал. – На текучем металлическом лице робота появилась лукавая усмешка. – Но ты все же должен признать, что идея с заразой оказалась весьма плодотворной. Она поможет одержать нам победу без больших издержек и значительных разрушений.
– Если, конечно, кто-то из нас выживет. – Гильбертус тщательно вытерся и надел чистую одежду, сложенную возле душевой кабины.
– В особенности ты. Я научил тебя быть чрезвычайно эффективным. У тебя высокоорганизованный ум, способный анализировать факты не хуже компьютерного разума. Если и другие люди научатся этому, то им будет легче сосуществовать с машинами.
– Может быть, мне удастся превзойти как людей, так и машин, – вслух подумал Гильбертус.
Это и есть то, на что он надеется? Надо обдумать это замечание.
Они вышли из спортивного зала.
Машины могут быть только такими, какими мы их создали.
Ракелла Берто-Анирул. Заметки с периферии сознания
Агамемнон, Юнона и Данте летели в пространстве в своих чудовищно исполинских боевых корпусах. Генерал снова был на коне – он планировал и осуществлял военную операцию с целью захвата удаленной от Ришеза планеты, где до них не дотянутся щупальца тупых разбойников Омниуса. Он найдет место, где они смогут перегруппироваться, нарастить силу и мощь, а после этого начать следующую фазу создания новой империи кимеков.
Три титана летели в сопровождении крупных сил неокимеков, каждый из которых представлял собой гигантский боевой корабль, управляемый человеческим мозгом, соединенным с системами корабля с помощью специальных пропускающих нервные импульсы проводников и стержней. Все эти неофиты наперебой стремились доказать свою верность Агамемнону, тем более что они знали о встроенной в их мозг команде самоуничтожения, которую Агамемнон мог в любой момент активировать по собственному желанию или прихоти. Итак, генерал был совершенно уверен в преданности и лояльности своего воинства. Что еще оставалось делать этим неокимекам после того, как их мозги были удалены из тел и помещены в специальные емкости?
Покинув Ришез, орда имевших зверское обличье кораблей сошлась возле замороженного планетоида Хессра, где много столетий в полной изоляции жили когиторы-отшельники, превратив его в своеобразную башню из слоновой кости по образцу древних философов.
– Согласно нашим расчетам, на Хессре нет никаких оборонительных систем, – объявил Данте. – Когиторы утверждают, что не участвуют ни в каких внешних делах. Они просто уединяются и размышляют.
Юнона издала насмешливый горловой звук.
– Они могут претендовать на все, что им нравится, но на самом деле когиторы никогда не были столь нейтральны, как они об этом заявляют. Они постоянно лезут в чужие дела.
– Он-н-ни т-т-так-к-к ж-же п-п-п-плохи, к-к-к-как-к-к-к хрет-т-т-тгиры, – запинаясь, произнес Беовульф.
Терпя Беовульфа за его прежние заслуги, Агамемнон все же испытывал немалое раздражение, когда этот неокимек вмешивался в беседы титанов.
С преувеличенным терпением Данте пояснил:
– Я считал, что здесь наша победа обеспечена. Я предвижу, что на Хессре у нас не возникнет никаких сложностей.
– Тем не менее я бы хотел насладиться каждым мгновением этой победы. – Агамемнон приказал своему воинству сделать разворот и начать снижение. Выставив вперед заменимых неокимеков, флот устрашающих угловатых судов построился в боевой порядок, готовый атаковать закованную в ледяной панцирь крепость древних философов.
Хотя когиторы и утверждали, что не испытывают никакого интереса к галактическим делам, они, все же, не были вполне самодостаточными. Они давно уже занимались тайным бизнесом, снабжая кимеков электрожидкостью, продолжая делать это и после того, как Агамемнон поднял мятеж против Синхронизированного Мира.
Не желая полностью зависеть от Видада и его когиторов, Данте создал собственное производство электрожидкости на Бела-Тегез и на Ришезе. Но в то время, как неокимеки удовлетворялись электрожидкостью серийного массового производства, титанам требовалось более высокое качество, но его могла обеспечить только жидкость, которую производили для уединенных философов-отшельников. Сегодня генерал захватит эти предприятия, объявит Хессру своей новой штаб-квартирой и начнет свой затянувшийся марш в историю…
Вершины черных башен торчали из ледника, спускавшегося с гор в течение многих столетий. Строения были почти погребены подо льдом, высокие шпили башен стали ниже, и здания, где хранились емкости с мозгами философов, казались мачтами кораблей, затонувших в море снега и льда.
Агамемнон и Юнона, летевшие в первых рядах, с восторгом активировали свое огнеметное оружие, питаемое потоком кислорода, добытого тут же в разреженной атмосфере Хессры. Языки пламени вырвались из жерл огнеметов, ударили в каменные плиты, сметая их со своего пути и расплавляя глыбы льда и завалы снега. К тусклому небу поднялась исполинская завеса пара.
– Это расчистит нам поле для деятельности, – сказал Агамемнон, сажая корабль.
Данте сухо отдавал распоряжения неокимекам. Своими оптическими сенсорами он засек троих одетых в желтую одежду посредников, бросившихся к окнам и балконам башни. Рты их были открыты от изумления, смешанного с диким страхом. Они осознали опасность и кинулись искать укрытия в глубине здания.
Неокимеки продолжали садиться на планету, похожие на стаю ворон, окруживших огромных стервятников – гигантские корабли титанов. Агамемнон перенес емкость со своим мозгом в небольшую, но мощную ходильную форму, чтобы без помех проникнуть в коридоры и помещения цитадели когиторов. С собой он взял большую группу неокимеков, огнем прожег проход в стене и отбросил мешавшие двери. Поменяв свои мощные корабли на мелкие ходильные корпуса, неокимеки пошли вперед, похожие на шествие тяжело вооруженных муравьев. Торжествующий Агамемнон замыкал эту победную процессию. Острые ноги высекали искры из каменных плит пола.
Больной неокимек Беовульф плохо рассчитал посадку и потерпел крушение, он снес скалу и рухнул в расщелину льда, где и застрял без всякой надежды самостоятельно выбраться оттуда. Когда неокимеки доложили Агамемнону об этом несчастье, генерал подумал было просто оставить Беовульфа там, где он находился, чтобы он замерз и постепенно покрылся километровой коркой медленно ползущего ледника.
Но когда-то Беовульф оказался ценным союзником, куда более талантливым и надежным, чем идиот Ксеркс, за которым числилось куда меньше заслуг. Поколебавшись, генерал неохотно приказал вытащить из трещины емкость с мозгом Беовульфа и переместить ее в ходильный корпус неокимека. Я, кажется, совсем теряю голову, находя поводы для того, чтобы сохранить жизнь Беовульфу.От поврежденного на голову неокимека не было уже никакого толка, и он быстро становился тяжкой обузой.
В замерзшей крепости когиторов неокимеки обнаружили больше дюжины одетых в желтое посредников и помощников и расправились с ними. Двоих Агамемнон убил лично, воспользовавшись древним оружием, которое взял у Йорека Турра на Валлахе IX. Ружье сработало безотказно.
Шедшие впереди генерала неокимеки обнаружили библиотеки и кабинеты, где посредники занимались копированием и переписыванием. Похоже, монахи были очарованы древними рунами муадру, которые то и дело находили на самых разных удаленных друг от друга планетах.
Дополнительные помещения были заняты оборудованием, на котором изготовляли и модифицировали электрожидкость. Находившиеся здесь монахи в шафранно-желтых накидках попытались скрыться, когда в помещение вломились неокимеки. Монахи прервали свое пение и ритуалы, с помощью которых они превращали простую воду в питательный раствор для мозгов древних философов.
Агамемнон отдал ясный приказ и отправил Данте выполнять его.
– Выясни, как работают эти мастерские, а потом убей их, но не всех. Некоторых из рабочих оставь. Они понадобятся нам живыми.
Другие посредники бежали в центральный зал, где находились когиторы на своих пьедесталах. Когда генерал Агамемнон наконец ворвался в эту святая святых древней обители, он был немало разочарован, увидев только пять емкостей с мозгами когиторов, плававших в голубоватой мерцающей жидкости. Шестой емкости не было.
– Битва за Коррин
– Генерал Агамемнон, твой визит сюда деструктивен, излишен и порождает хаос, – произнес один из философов через свою громкоговорящую систему, вмонтированную в пьедестал. – Чем мы можем быть тебе полезны? Ты явился сюда получить дополнительную электрожидкость?
– И за ней тоже. Кроме того, я намерен оккупировать Хессру и уничтожить всех когиторов. Кого из вас здесь нет? – Он поднял свою механическую руку и указал на пустующий пьедестал.
Когиторы посовещались и простодушно дали честный ответ:
– Видад избрал Салусу Секундус своей временной резиденцией, чтобы консультировать Лигу Благородных и изучать местные архивы. Нам нужны дополнительные данные для обсуждения, чтобы продолжить наш интеллектуальный рост.
– С сегодняшнего дня этот рост отменяется, – сказала Юнона, внося в зал свой устрашающий боевой ходильный корпус. Она встала рядом с Агамемноном. Юнона никогда не любила этих сующих нос в чужие дела когиторов, в особенности одного, по имени Экло, который вместе с Иблисом Гинджо подготовил восстание на Земле. И этот мятеж послужил началом для ужасного, разрушительного Джихада.
Хотя поход Лиги против машин позволил кимекам поднять собственный мятеж и освободиться из-под гнета всемирного разума, Агамемнон все равно питал глубокую неприязнь к когиторам.
– Не хотите ли вы высказать какие-нибудь блестящие откровения до того, как мы казним вас?
Один из когиторов, говоривший женским голосом, произнес со странным спокойствием:
– Есть много областей, в которых тебя следовало бы просветить, генерал Агамемнон.
– К несчастью для вас, я не имею ни малейшего намерения просвещаться, как вы изволили это назвать.
Приказав неокимекам продолжить обыск коридоров и помещений зданий Хессры, Агамемнон и Юнона бросились на когиторов. Они желали сделать все собственными руками. Так эти два титана хотели выразить свою любовь друг к другу.
Своими мощными механическими руками они опрокидывали пьедесталы, разбивали прозрачные емкости, в которых сохранялись мозги когиторов, и хватали их железными пальцами, получая огромное удовольствие от созерцания того, как нежный мозг превращается в сочащуюся кровью массу. Они раздавили когиторов одного за другим. Жаль, что все закончилось слишком скоро.
Стоя в луже электрожидкости среди осколков емкостей и пьедесталов, Агамемнон объявил, что отныне Хессра принадлежит титанам. В этом действительно не могло быть никаких сомнений.
Наука – это создание проблем в попытке разгадать тайну.
Доктор Мохандас Сук. Речь перед выпускниками