Агамемнон обиделся.
   – У нас много планет!
   – Много – но все они мертвые и радиоактивны. На них просто не находится других охотников. Ну и еще несколько колоний, до предела ослабленных эпидемией.
   – Мы строим базу для дальнейшей экспансии.
   – Вот как? И именно ради этого вы захватили Квентина Батлера и превратили его в кимека? Очевидно, вам нужна свежая кровь, талантливые командиры, которые способны вести за собой армии. Неужели тебе не хочется иметь в этой роли меня, а не упрямого заложника?
   – Почему бы мне не иметь в своем распоряжении вас обоих? – ответил титан, повернувшись к Вориану так, что он снова увидел сверкнувшее на свету оружие. – Ничего, пройдет немного времени, и мы сломим Квентина.
   – Не исключена возможность, что в этом я смогу вам помочь. – Вориан шагнул вперед и оказался в пределах досягаемости для стремительного удара механической лапой железного чудовища. – Я нисколько не обвиняю тебя за проявленную в отношении меня подозрительность, отец, – после всего того, чему ты меня научил. Но я твоя кровь, твой сын – твой последний сын. У тебя не будет других отпрысков. Я – твой последний шанс иметь достойного наследника. Хочешь ли ты воспользоваться этой возможностью или отбросишь ее прочь?
   Упрек попал в цель. Вориан заметил, как засверкала и начала переливаться флуоресцирующими электрическими огоньками жидкость, в которой был взвешен мозг. Агамемнон протянул механические руки, оторвал Вориана от пола и поднял его высоко вверх.
   – Вопреки моим мыслям я награжу тебя – пока моим сомнением. Мы снова стали семьей, сынок.
   Четыре дня спустя они стояли на краю холодного ледника под усеянным звездами темным небом всеми забытой Хессры. Воздух был слишком холоден и разрежен для хрупкого человеческого тела Вориана, поэтому он надел один из скафандров, привезенных им на «Мечтательном путнике». Защитная одежда сверкала от падавших на нее снежинок.
   Над их головами высоко в небе метеор прочертил длинную полосу и пропал из виду.
   – Когда ты станешь, как мы, кимеком и будешь помогать мне, Юноне и Данте строить новую империю, созидать новую эпоху титанов, перед тобой будут простираться величественные тысячелетия, а не жалкие десятилетия.
   Вориану приходилось убыстрять шаг, чтобы поспеть за огромной и стремительной ходильной формой отца. Со странной ностальгией вспоминал он те времена, когда был невинен и юн и когда так же шел вслед за отцом по улицам городов Древней Земли. Тогда он был совершенно счастлив. Тогда, ослепленный и невежественный, он искренне не видел ничего плохого в диктатуре Омниуса. Вориан был горд тем, что служит Синхронизированному Миру, тем, что являлся доверенным человеком мыслящих машин, и не мог даже представить себе, что его великий отец может быть в чем-то не прав.
   – Помнишь, как я каждый раз встречал тебя, когда ты возвращался после битв с хретгирами? Тогда я ухаживал за тобой, слушал твои рассказы, чистил детали твоего корпуса.
   – А потом ты предал меня, – прорычал Агамемнон.
   Вориан не поддался на эту наживку.
   – Тебя бы больше устроило, если бы я сражался на стороне Омниуса? В любом случае я оказался бы не в том стане.
   – Но, слава Богу, ты все же в конце концов образумился. Правда, я надеюсь, что в следующий раз тебе понадобится на это меньше, чем сто лет. За такой срок большинство блудных сыновей просто умирают.
   Вориан засмеялся.
   – В таком случае у меня есть перед ними отчетливое преимущество.
   – У меня было тринадцать других сыновей, – сказал Агамемнон, – и ты один оказался талантливее их всех, вместе взятых.
   Посерьезнев, Вориан сказал:
   – Когда я летал с Севратом, до того, как изменить мыслящим машинам, я нашел в его библиотеке баз данных сведения о том, что это ты сам убил всех тех сыновей.
   – Они никуда не годились, – возразил Агамемнон.
   – Но я тоже никуда не гожусь, и открыто это признаю. Если ты так жаждешь совершенства, то тебе следовало продолжать служить мыслящим машинам.
   – Я стремился обрести человека, который смог бы стать моим достойным преемником. Вспомни, это я разрушил Старую Империю, сражаясь бок о бок с великим Тлалоком. Я не мог передать такое наследие слабому или нерешительному человеку.
   – И что, все твои прочие сыновья были начисто лишены каких бы то ни было способностей?
   – Некоторые были заторможены, другие непритязательны, третьи непокорны. Я не мог этого допустить, и мне пришлось начинать все сначала, предварительно убив их. Таков процесс селекции. Много столетий назад, перед тем как стать кимеком, я создал запас, банк своей спермы, поэтому у меня не было никаких оснований передавать свое наследие посредственности. Но ты последний мой сын, Вориан. Ты же хорошо знаешь, что вся моя сперма погибла во время мятежа на Земле, во время ее атомной бомбардировки. Ты мой единственный уцелевший сын… но вот уже много десятилетий я был уверен, что ты навсегда для меня потерян.
    Все в мире меняется, отец.
   – И ты вернулся как раз вовремя. Сначала я возлагал большие надежды на Квентина Батлера, но он продолжает сопротивляться неизбежному, сводя на нет все наши усилия. Он ненавидит нас, несмотря на то, что его будущее целиком зависит от нас. Ведь он никогда не сможет вернуться в Лигу, никогда не сможет снова стать человеком. Конечно, мы можем продолжать наши манипуляции с ним, и нет сомнения, что рано или поздно мы все же обратим его в кимека. Но теперь, когда ты вернулся, Квентин Батлер мне больше не нужен. Когда я превращу тебя в кимека, следующим генералом титанов станешь ты, мой настоящий и единственный наследник.
   – История непредсказуема, отец. Может быть, ты переоцениваешь мои способности.
   – Нет, Вориан, я не переоцениваю тебя. – Огромный кимек поощрительно коснулся крошечного по сравнению с ним человека. – Превратившись в кимека, ты станешь непобедимым, как я. Тогда я смогу взять тебя с собой на многие из завоеванных нами планет, и ты станешь королем любой из них по своему выбору.
   Это не произвело на Вориана никакого впечатления.
   – Я мог бы получить под свое начало любую планету Лиги по моему выбору, отец.
   – Когда ты станешь кимеком, то поймешь, что само это превращение уже есть неоценимая награда. Помнится, когда ты был доверенным человеком, ты очень просил меня поторопиться с этой процедурой. Ты просто не мог дождаться, когда наконец наступит день, когда я сделаю тебе операцию, которая превратит тебя в такого же могучего титана, как я.
   – Я и сейчас с нетерпением жду, когда наступит этот счастливый день, – сказал Вориан, едва не подавившись желчью при одной мысли об этой перспектива. Однако он сумел придать восторженность своему голосу. Отец и сын бок о бок вернулись к наполовину погребенной в снегу башне когиторов. – Надеюсь, что этот день скоро настанет.
   – Но пока ты не превратился в кимека, Вориан, ты обладаешь одним преимуществом, которого, к сожалению, я лишился вместе со своей биологической формой.
   – В чем же заключается это преимущество, отец? – спросил Вориан, чувствуя внутри неприятный холодок.
   Гигантская ходильная форма продолжала величаво скользить по льду.
   – Ты мой сын, мой отпрыск, единственный оставшийся наследник некогда великого Дома Атрея. И хотя вся моя сперма погибла на Земле, у тебя еще сохраняется возможность продолжить наш род. Твою сперму надо собрать. Юнона уже приготовила нужный прибор, который доставлен в башню когиторов. Это твой долг, который ты должен исполнить, прежде чем я смогу позволить тебе стать кимеком.
   Все существо Вориана протестовало, но он понимал, что никогда не сможет отговорить отца от такого решения. Поэтому придется оставить пробы генетического материала как того требует вождь титанов. Он подумал о Ракелле, Эстесе и Кагине. Именно они будут его настоящими наследниками, что бы ни произошло в дальнейшем. От тревоги и волнения у Вориана пересохло во рту, но раздумывал и колебался он недолго.
   – Отец, я сделаю все, что ты требуешь от меня. Я явился сюда для того, чтобы доказать свою верность. Отдать немного спермы для восстановления Дома Атрейдесов – это сущий пустяк.
   Они остановились перед входом в комплекс башен когиторов. Двери распахнулись, и высокий сводчатый вход раскрылся словно громадная ненасытная пасть. Вориан вошел, готовый ко всему, что будет делать с ним Юнона.
 
   На самом деле, что лучше – помнить или забыть? Мы должны взвешенно принимать такое решение, чтобы не навредить истории и не лишиться человечности.
Башар Абульурд Харконнен. Из личного дневника

 
   Убийство Великого Патриарха потрясло Лигу Благородных. Высказывались и отбрасывались самые разнообразные обвинения и подозрения. На фоне всего этого смятения один только вице-король Батлер сохранял спокойствие, поддерживая стабильность и порядок в обществе. Все могущественные и влиятельные деятели Лиги имели, конечно, соперников, но вялый и мягкий Боро-Гинджо не имел таких врагов, которые могли питать к нему ненависть, способную толкнуть на убийство. Было трудно представить себе иную реакцию на его действия, выходящую за пределы обычного раздражения или нетерпения.
   Хотя Фейкан незамедлительно выразил гнев и возмущение по поводу подлого убийства Великого Патриарха, он не спешил с назначением на этот пост другого человека. Брат Абульурда создал комитет депутатов, которые до нового назначения коллективно занимали эту должность. Поскольку ответственность теперь была распылена между многими, то вся функция комитета приобрела церемониальный, но политически абсолютно незначимый характер.
   Горстка политиков, стремившихся занять кресло Великого Патриарха, быстро выразили свою решимость бороться за золотую цепь. Однако вице-король твердо заявил о том, что до окончания расследования обстоятельств дела все лица, так или иначе близкие Великому Патриарху, будут считаться подозреваемыми. Преемник же будет назначен только после раскрытия всех обстоятельств убийства. Абульурд подозревал, что брат тянет время, хотя и не понимал почему.
   Новый башар был все еще сосредоточен на своей работе в лаборатории, которая, поскольку находилась недалеко от резиденции Великого Патриарха, была оцеплена для проведения тщательного расследования. В тот день один из сотрудников, работавший в отдельном здании, вбежал в лабораторию с тревожным известием.
   – Вы только посмотрите, что делается на улицах, башар. Культ Серены снова зашевелился. Огромные толпы движутся сюда.
   – Опять? – только и смог вымолвить Абульурд. Поскольку лаборатория всегда надежно охранялась, он мало интересовался происходившим на улицах. Кроме того, Абульурд редко виделся со своей племянницей после того, как привез сироту с Пармантье на Салусу, хотя и знал ее склонность к разрушению всяких сложных машин, хотя бы отдаленно напоминавших роботов.
   – Оставайтесь на местах, забаррикадируйте дверь и никого не пускайте, ибо если они проникнут в помещение, то вы сами знаете, что за этим последует.
   Техники и инженеры, не имевшие боевых навыков, выглядели встревоженными. Такое предложение начальника явно пришлось им не по душе.
   – Но что нам делать, если они вломятся внутрь?
   – Держитесь, – неопределенно ответил Абульурд и вышел из помещения, чтобы посмотреть, что сегодня вывело на улицы эту недисциплинированную толпу.
   По улице впереди своих верных крестоносцев шла Райна Батлер – уже тридцатилетняя женщина, по-прежнему бледная и без единого волоса на голове. Люди шли по улицам и бульварам, неся знамена, хоругви и транспаранты, распевая гимны и потрясая оружием. Сторонники Райны вовсю развернулись на окраинных планетах, сильно пострадавших от эпидемии, но здесь, в Зимин, Райна держала в узде своих последователей в соответствии с соглашением, которое она заключила с Фейканом. Однако Абульурд опасался, что это всего лишь временная мера. Культ Серены был выражением безысходности, охватившей низшие слои человечества, гнев и отчаяние которого достигли опасной точки кипения.
   Многие фанатики несли портреты героев, включая иконы Трех Мучеников, и дикими воплями взывали к справедливости и правосудию. Обеспокоенные владельцы домов и хозяева лавок покинули здания, чтобы переждать, когда схлынет толпа, опасаясь, что эти разгоряченные люди могут ворваться к ним и учинить погром, для чего достаточно было небольшой искры или ничтожного повода.
   – Вы не знаете, что возбудило их на этот раз? – спросил Абульурд у стоявшего рядом лавочника.
   – Парламент обнародовал фотографию человека, убившего Великого Патриарха, – ответил человек, взглянув на знаки различия на погонах Абульурда.
   – Значит, его арестовали? Они знают, кто он?
   – Этого не знает никто. Этого человека никто не смог опознать.
   – Но почему так распалились последователи культа Серены? – Абульурд взглянул на бесконечное шествие обезумевших фанатиков, требовавших крови. – Они прежде никогда не интересовались Великим Патриархом.
   – Теперь, когда он мертв, они утверждают, что он был святым человеком, который верно воспринимал видения Райны Батлер.
   Абульурд озабоченно нахмурился. Культ Серены вообще отличался склонностью хвататься за любой повод, чтобы показать всем свою значимость. Лавочник протянул Абульурду фотографию какого-то человека, сделанную камерами наблюдения резиденции Великого Патриарха. Эта фотография совпала с другими фотографиями того же человека, сделанными в официальном кабинете Ксандера Боро-Гинджо несколько раньше. Наморщив лоб, Абульурд принялся рассматривать потрет лысого человека с темной, оливкового оттенка кожей. Черты этого лица показались ему странно знакомыми.
   В сопроводительном тексте было сказано, что этот человек первоначально проник в кабинет Великого Патриарха и устроил там дебош, был выдворен охраной из кабинета, но затем успел скрыться, избежав ареста. Несколько дней спустя незнакомец ночью проник в спальню Ксандера Боро-Гинджо и убил его. Предположительно, это наемный убийца. Из числа политических соперников и личных знакомых Великого Патриарха никто не смог опознать предполагаемого убийцу.
   Было заведено несколько дел по обвинению в некомпетентности. Некоторые политики даже настаивали на восстановлении института полиции Джихада для наведения порядка. Абульурд сразу подумал о людях, шпионивших в пользу машин, об изменниках, которых вылавливал джипол, о чистках, которые проводились в дни Ксавьера Харконнена и о которых Абульурд когда-то много читал. Не мог ли предполагаемый убийца Ксандера быть тайным агентом, сохранившим верность Омниусу? Остались ли живы такие люди или они канули в Лету вместе с джиполом?
   Потом Абульурда внезапно поразила одна мысль, показавшаяся сперва абсолютно безумной ему самому. Он внимательно присмотрелся к лицу на портрете разыскиваемого. Он мало изменился и почти как две капли воды был похож на старые фотографии бывшего начальника джипола Йорека Турра!
   Для того чтобы облегчить работу комиссии по расследованию обстоятельств смерти Ксавьера Харконнена, Абульурд внимательно изучил архивные документы, касавшиеся карьеры и опалы своего деда. Он хорошо знал Турра. Хотя начальник джипола был скрытным человеком и избегал фотографов, Абульурду все же удалось в секретных архивах отыскать его портрет, и с тех пор он навсегда запечатлелся в его памяти. Турр и Ками Боро-Гинджо провели умелую и беспощадную кампанию по дискредитации имени Ксавьера Харконнена, очернили его великие достижения и представили всему миру как труса и предателя. Даже Вориан Атрейдес не мог ничего сделать против этой расчетливой клеветнической кампании, хотя речь шла о его лучшем друге.
   Но ведь все знали, что корабль Турра взорвался шестьдесят пять лет назад и что этот человек был наверняка мертв. Во всем этом не было никакого смысла и никакой связи. Зачем кому-то понадобилось выдавать себя за теневую, да к тому же полузабытую историческую фигуру?
   Он обернулся к лавочнику.
   – Можно мне взять эту фотографию? Мужчина в ответ пожал плечами.
   – Конечно. Хотите поймать убийцу и отдать его на растерзание толпе? Забавно было бы на это посмотреть.
   Рассеянно кивнув, Абульурд поспешил к зданию Парламента. Надо показать Фейкану фотографии, сравнить с его копиями и поставить вопрос, хотя Абульурд не мог понять, каким образом Йорек Турр мог уцелеть или какой самозванец воспользовался его личиной.
   В приемной ассамблеи Абульурду сказали, что вице-король занят на важном совещании и освободится не раньше, чем через один час. Абульурд попросил передать, что вице-король нужен ему по срочному делу, и он просит принять его как можно скорее.
   Расстроенный башар пошел к выходу по выложенному мраморными плитами коридору и в одном из помещений увидел Видада. Емкость с мозгом древнего когитора, последнего из отшельников, стояла на красивом пьедестале. Последний когитор казался жалким и покинутым; все дни он проводил в одиночестве и размышлениях.
   Абульурд задержался возле мыслителя. Этот великий мозг начал жадно впитывать все возможные сведения по истории человечества с тех пор, как когиторы вышли из своей длительной изоляции в эпоху Серены Батлер. Абульурд подошел к оптическим сенсорам Видада. Он не знал, надо ли ему приложить костяшки пальцев к плазу емкости, чтобы сделать свои мысли доступными сознанию когитора.
   – Когитор Видад, я – башар Абульурд Харконнен. Я желаю побеседовать с вами.
   – Вы можете поговорить со мной, – ответил когитор, – но, прошу вас, будьте кратки, мне надо до конца обдумать одну важную проблему.
   Абульурд подержал изображение Турра перед оптическими сенсорами Видада и вкратце рассказал ему о своих соображениях. Он попросил когитора вспомнить и проанализировать известные ему исторические факты и дать какие-либо полезные сведения относительно бывшего начальника джипола.
   – Сходство весьма велико, – признал Видад, – можно сказать, что оно поразительно. Я могу сказать, что этот человек намеренно сделал себя похожим на Йорека Турра или, быть может, это клон. Преступники Тлулакса достигли больших успехов в их изготовлении.
   – Он выглядит в точности так же, как выглядел Йорек Турр на своих последних фотографиях, сделанных незадолго до его предположительной смерти, – сказал Абульурд. – Значит, либо Турр в действительности выжил и прекратил стареть, либо кто-то скопировал на себя его внешность, воспользовавшись старыми голографическими изображениями.
   – Подходящих объяснений может быть множество, – сказал Видад. – Когда-то, очень давно, еще во времена Старой Империи, люди разработали лечение, направленное против старения. Мы, когиторы, воспользовались этим лечением, чтобы на тысячелетия сохранить работоспособным наш головной мозг. Были и другие случаи…
   Абульурд едва не задохнулся.
   – Вы имеете в виду Вориана – то есть я хотел сказать, верховного башара Атрейдеса. Генерал Агамемнон провел ему такое лечение, и теперь верховный башар выглядит на двадцать с небольшим.
   – Такое лечение могло сохранить Йореку Турру его прежний облик. Если он, конечно, остался жив.
   Абульурд, держа в руке фотографию, принялся нервно мерить шагами пол перед пьедесталом. Он ощутил слабость в ногах, когда сделал следующий шаг в своих рассуждениях.
   – Но если в настоящее время только машины могут проводить такое лечение, сохранив его секрет, то каким образом его могли провести начальнику джипола? Как вы думаете, не могли кто-то из ученых Лиги воспроизвести заново этот метод?
   – Такая возможность есть всегда, но она весьма маловероятна. Если бы такое лечение стало доступным в Лиге Благородных, то неужели вы всерьез полагаете, что его удалось на столько лет сохранить в тайне? Свойство меланжи продлевать юность сделало ее самым популярным лекарством в Лиге, потребление ее возросло на много порядков всего за несколько лет. Превосходное лечение, надолго продлевающее жизнь, не могло долго сохраняться в тайне на территории Лиги Благородных. Ищите более простое решение.
   Абульурд понял, что Видад прав, тысячу раз прав.
   – Но, следовательно, вы хотите сказать, что… – Он помолчал в ужасе оттого, что собирался произнести, но затем продолжил: – Что начальник джипола – и это вполне вероятно – был в тайном сговоре с мыслящими машинами или с кимеками?
   – Это обоснованное умозаключение, – сказал Видад, – если, конечно, это действительно Йорек Турр.
   В душе Абульурда начал закипать гнев. Башар скомкал фотографию. Все то время, пока эти мерзавцы чернили имя Ксавьера Харконнена, Турр спокойно сотрудничал с Омниусом! Абульурд был вне себя от бессильной ярости, от страшного предательства, с которым никто не мог ничего поделать.
   – Представляется, что теперь он вернулся, чтобы убить Великого Патриарха, – добавил Видад.
   Поклявшись беспощадно отомстить, Абульурд оставил когитора на его пьедестале и поспешно бросился к выходу. Ему теперь не было необходимости встречаться с Фейканом. Нужно было выследить и раздавить убийцу-оборотня.
 
   Я чувствую, как миф окутывает меня, или это истинное видение? Великие деяния совершат мои Сестры, если отобрать их с подобающей тщательностью.
Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул

 
   Возвращение Ракеллы к жизни после того, как она едва не умерла от ретровируса-мутанта, дало ей еще одну возможность постараться спасти вымирающее население Россака.
   Джиммак устроился неподалеку, присев на корточки возле каменной стены переполненной палаты и делил на порции принесенную из джунглей пищу. Казалось, он искренне думал, что все пошло по-прежнему. Ракелла боялась смотреть в преданные глаза тихого круглолицего мальчика, страшась выдать свою вину – ведь она собиралась предать его простодушное доверие… отказать ему в простой детской просьбе. Но иного морального выбора у нее не было. Всякая задержка стоила множества оборванных человеческих жизней.
   – Джиммак, ты не сделаешь мне еще своего чудесного чая?
   – Госпожа доктор все еще слаба?
   – Нет, я чувствую себя намного лучше, но мне очень нравится твой чай. Принеси, пожалуйста, еще чашку.
   Обрадованный Джиммак выбежал из палаты. Когда он отправился выполнять ее надуманное поручение, Ракелла извлекла из контейнера под подвесными носилками свою промокшую в целебной воде одежду и осторожно, стараясь не потерять ни капли драгоценной влаги, упаковала ее в водонепроницаемый пакет и положила его в контейнер для проб.
   Потом, уединившись в своей импровизированной лаборатории, Ракелла взяла из своей вены кровь в несколько пробирок и тоже уложила их в контейнер. Вероятно, выявив какие-то компоненты воды и изучив антитела в крови Ракеллы, Мохандас сможет найти ключ к разгадке ее исцеления. Она немедленно отправила пробы на борт «Исцеления», а в приложенном сообщении просила Мохандаса поторопиться. Для пущей надежности она добавила к посланию молитву.
   Вернулся Джиммак с чашкой горького травяного чая и со стаканом воды для себя. Он, улыбаясь, сел рядом с Ракеллой.
   – Я всегда радуюсь, когда могу помочь вам.
   – Может быть, ты все же не откажешься помочь и другим больным людям? – со значением спросила она.
   На лице Джиммака отразился неподдельный испуг.
   – Нет. Мы не можем никого больше отнести к воде. Вы обещали.
   Ракелла натянуто улыбнулась, но в душе не могла не признать, что страх Джиммака перед Тицией Ценвой имел под собой реальные основания. Эта женщина не радовалась выздоровлению Ракеллы, напротив, она была полна злобы и подозрений. Если Верховная Колдунья узнает об источнике целебной воды, она возненавидит их обоих: ведь им удалось то, что оказалось не под силу даже ей. По тем же причинам она неприязненно относилась к «ЧелМеду» и врачам вообще.
   – Да, я обещала. – Ноя также давала клятву помогать всем страждущим, нуждающимся в моих медицинских знаниях…
   Поздно вечером Мохандас связался с Ракеллой и сообщил, что был просто поражен тем, что ему удалось обнаружить. Пока он, правда, не до конца идентифицировал все те неорганические вещества, алкалоиды и вещества с длинными цепями, которые присутствовали в воде подземного пруда. Представлялось, что эти вещества невозможно воспроизвести или синтезировать – как, например, невозможно было синтезировать меланжу.
   Из анализа крови Мохандасу удалось выяснить, что в организме Ракеллы произошли какие-то весьма странные вещи, такую биохимическую трансформацию ему раньше не приходилось наблюдать ни разу. Схватка ретровируса с соединениями, содержащимися в воде склепа, фундаментальным образом изменили обмен веществ в организме Ракеллы.
   В надежде получить принципиально новую вакцину, Мохандас просил ее прислать хотя бы несколько литров целебной воды, но здесь Ракелла ничем не могла помочь своему другу и коллеге.