– Колдуньи сюда не ходят. Сюда не заходят даже люди «ВенКи», которые собирают растения и грибы. – Джиммак встал во весь рост. – Это особенная вода. Колдуньи умрут, но Уроды останутся жить.
   Ракелла не могла отрицать, что какое-то средство действительно вылечило ее. И вероятно, этим лекарством действительно была вода кенотафа. Ракелла наблюдала множество больных, хорошо знала стадии течения болезни и ни разу не видела, чтобы выживали люди, у которых заболевание доходило до той стадии, какая была у нее самой. Ретровирус довел болезнь за черту, из-за которой не было возврата, и именно в это время Джиммак вынес ее из пещерного города. Иначе она бы несомненно умерла.
   Но пока не было никакой возможности определить, какие именно примеси делали воду этого подземного пруда целительной. Она не могла обратиться к Джиммаку за такими чисто техническими разъяснениями. Но не было ничего удивительного в том, что сочетание каких-то ядов и неорганических веществ могли оказывать губительное действие на ретровирус – возбудитель болезни.
   Ключ к ответу содержался в самой воде. Мохандас и его люди без отдыха работают в лаборатории на борту «Исцеления», но пока все их попытки найти средство лечения оказывались безуспешными. Если бы удалось выделить из воды этого склепа нужные соединения, а потом начать лечить им больных пещерного города, то сколько жизней удалось бы спасти.
   От внезапно нахлынувшей надежды у Ракеллы закружилась голова, ослабший организм с трудом выдерживал даже радость. Неуверенными шагами Ракелла подошла к водоему.
   – Мы можем привезти сюда других больных и вылечить их. Спасибо, что ты показал мне это место, Джиммак.
   Урод пришел в ужас от такого предложения. Он спрятался в тень и начал что-то шептать, одновременно испуская тихие стоны. Потом он яростно затряс головой.
   – О нет. Вы не можете этого сделать. Это наше тайное место для исцеления.
   Ракелла нахмурилась.
   – Прости меня, Джиммак, но те люди умирают. Если мы принесем их сюда, то у них появится шанс на выздоровление. Я врач и не могу игнорировать такую возможность.
   Джиммак покраснел, стараясь взять себя в руки и обрести дар речи.
   – Колдуньи украдут нашу воду и убьют нас за то, что мы ее прячем.
   – Нет, Джиммак, они не сделают этого…
    Колдуньи всегда хотят убить нас. Они хотят очистить… – Он с трудом вспомнил слово, которым мать постоянно попрекала его: – Они хотят очистить генофонд.
   Ракелла хотела возразить, но, вспомнив холодную жестокость Тиции Ценвы, прикусила язык. Если это тайное место с живой водой будет раскрыто, сюда тучами слетятся, как стервятники, Колдуньи и сотрудники «ВенКи» и уничтожат то единственное место, где Уроды могут жить в мире и покое. Целебное место.
   Недовольство Ракеллы ясно читалось на ее лице.
   – Десятки тысяч людей гибнут от болезни, и это не только Колдуньи, но и обыкновенные люди. Все население Россака без исключения. Ты же видел это своими глазами, Джиммак. Мы не знаем, как спасти их – но в этой воде есть нечто такое, что оказывает фармакологическое действие. – Она тяжко вздохнула. – Ну, хорошо. Мне надо только взять пробу воды для доктора Сука. Тогда не придется никого приводить к вашему священному склепу.
   Из воды Мохандас сумеет извлечь нужные компоненты и выделить из них лекарственное вещество, которое затем можно будет вводить россакским больным. Тогда ей не придется никому рассказывать, где находится источник целебной воды. Она никогда не раскроет эту тайну – хотя бы ради Джиммака.
   Приходя во все больше возбуждение, Джиммак закричал:
   – Вы никому об этом не скажете! Они все равно захотят узнать, откуда эта вода. Нет!
   В глазах его сверкала отчаянная решимость. Ракелла посмотрела в невинное круглое лицо Джиммака, на его всклокоченные волосы. Она понимала, что ни за что на свете не сможет переубедить его. Кроме того, она была обязана жизнью этому молодому человеку. Но, однако, было еще столько жертв…
   – Обещайте, госпожа доктор! Обещайте, что вы не сделаете этого.
   Другие Уроды нервно поглядывали на нее, глаза некоторых загорелись злобой. Вероятно, они думали, не убить ли врача, прежде чем она выдаст их. Если она не убедит их, что не сделает этого, она не выйдет отсюда. Но тогда она не сможет рассказать Мохандасу о своем открытии.
   – Хорошо, Джиммак, я обещаю. Я не приведу сюда людей. Но это было большое испытание ее убеждений: что важнее – спасать больных и умирающих или хранить верность вынужденно данному слову? Слишком много жизней висит на волоске. Она не хотела навеки опозорить свое имя… поэтому не может быть никаких сомнений в том, как следует поступить. Даже если ей придется обмануть Джиммака, она не может отказать больным в шансе на спасение.
   Естественно, потребности больного населения перевешивают чаяния горстки Уродов. Она, конечно, попробует защитить Джиммака и его друзей, насколько это окажется в ее силах, но ни в коем случае нельзя лишать Мохандаса этой ниточки. Надо взять пробу воды – это самое меньшее, что она обязана сделать.
   Это было самое верное решение.
   Урод хищно наблюдал за ней, не пуская к воде, словно опасался, что она сможет каким-то образом набрать воду в бутылку и спрятать. Ракелла вздохнула, улеглась на подвесные плавающие носилки и сказала мальчику, что готова. Джиммак надел ей на глаза черную повязку, и она почувствовала, что он вывез ее из подземного грота.
   – Обещайте, что вы никому не расскажете об этом месте, – попросил он, так сильно приблизив свои губы к ее уху, что Ракелла ощутила его теплое дыхание.
   – Я дала слово и сдержу его, – сказала она в темноту.
   Когда Ракелла вернулась в переполненный больными госпиталь в пещерном городе, вокруг нее тотчас собрались пораженные до глубины души Колдуньи. Даже Тиция Ценва не стала скрывать свое удивление тем, что Ракелла все еще жива.
   – Вы вернулись, вырвавшись из лап смерти – и вы исцелились! – Юная Кари Маркес не скрывала от других своей радости. – Но как вам это удалось?
   – Это не имеет значения, – ответила Ракелла, заметив холодное неодобрение в глазах Тиции. – Я нашла ключ к спасению всех вас.
 
   Хороший план гибок, а неожиданные результаты приемлемы… если они ценны и весомы.
Йорек Турр. Тайный корринский дневник

 
   Проведя очень много лет среди мыслящих машин, Йорек Турр почти забыл то возбуждение, которое доставляло ему практическое применение навыков слежки.
   За время своей «первой жизни» в Лиге Благородных он разработал многочисленные методы обмана и скрытого наблюдения для полиции Джихада. Он мог шпионить за кем угодно и как угодно, владел сотнями способов устранения людей. Но за время его деспотического правления на Валлахе IX, а потом в тепличных условиях жизни на Коррине эти способности Турра атрофировались.
   Поэтому велика была его радость, когда он смог ночью незаметно проникнуть в здание администрации Великого Патриарха – значит, не отсырел еще порох в его пороховницах, он еще кое-что может. Охрана патрулировала территорию, а на окнах и дверях были смонтированы примитивные системы теленаблюдения. Но обойти эти электронные устройства и мониторы, установленные по периметру здания, было так же легко, как провести вокруг пальца сонных и неповоротливых охранников.
   Во время службы в джиполе Турр выработал у себя привычку никогда не спать в одно и то же определенное время суток. Он менял режимы бодрствования, обходясь сутками без сна или отсыпаясь буквально за несколько часов в надежном бункере. Иблис Гинджо считал это паранойей, типичным проявлением мании преследования, но Турр никогда не был склонен к шуткам и не играл в дешевые игры. Все его действия были продуманы до мелочей.
   Одно из маленьких окон в верхнем этаже было открыто, и Турр умудрился добраться до него во водосточному желобу, спуститься до уровня окна и, съежившись и сжав плечи, протиснуться внутрь. Затем он спрыгнул на мраморный пол и оказался в холле апартаментов самого Великого Патриарха Ксандера Боро-Гинджо. Дверь в спальню была открыта.
   Войдя в комнату, Турр обнаружил этого жалкого фигляра одиноко храпящим на широкой постели, стоявшей рядом с журчащим фонтаном, который скрадывал и без того почти бесшумные шаги Йорека Турра. Вероятно, Ксандер просто был недостаточно интересен, чтобы иметь какие-то порочные склонности. Турр нахмурился. Любой достойный лидер должен быть с перчинкой. Этот избалованный Великий Патриарх, получивший свою золотую цепь только благодаря интригам своей бабки, нисколько не заслуживал чести руководить остатками уцелевшего человечества. Людям нужен такой прозорливый лидер, как Йорек Турр, человек, обладающий сильным духом, наблюдательностью и умом.
   Турр склонился над спящим толстяком словно ласковая мать, собирающаяся поцеловать на ночь свое ненаглядное дитя. Усилием воли Турр заставил себя отвлечься от неумолчного гудения, звучавшего в его голове, и сосредоточился на том, что надо было сделать.
   – Просыпайся, Ксандер Боро-Гинджо, у нас с тобой много дел, которые надо срочно обсудить. Это будет самое важное свидание в твоей жизни.
   Великий Патриарх всхрапнул и сел. Он оказался совершенно голым. Едва Ксандер раскрыл рот, чтобы задать вопрос, как Турр спокойно, не меняясь в лице, брызнул ему в рот струей едко пахнущей жидкости из карманного ингалятора. Ксандер закашлялся, извиваясь от противного и болезненного ощущения в горле. Глаза его вылезли из орбит, словно он испугался, что его пронзил стилет убийцы.
   – Это не яд, – сказал Йорек Турр. – Это средство, нейтрализующее голосовые связки. Ты будешь говорить, но только шепотом, поэтому мы без помех пообщаемся, но я буду избавлен от твоих криков о помощи. Даже твои неумелые охранники могут мне помешать. Как трудно в наше время на чем-то сосредоточиться. – Он горестно почесал свой лысый череп.
   Ксандер захрипел и шумно задышал, прежде чем смог выдавить из себя первые слова:
   – Что такое? Кто… Турр поморщился.
   – Я уже говорил тебе, кто я такой. Как же ты смог забыть такую важную вещь всего за несколько дней? Мы же обсуждали эту тему в твоем же собственном кабинете. Разве ты не помнишь меня?
   Боро-Гинджо широко раскрыл глаза. Он позвал охрану, но голос отказался повиноваться ему, и из горла вырвался лишь едва слышный хрип.
   – Перестань отнимать у меня драгоценное время. Сегодня грядут великие перемены. В анналах истории это событие будут считать водоразделом в существовании человечества. – Турр улыбнулся. – Тебе не следовало выгонять меня, не узнав, что я хочу тебе предложить. Я много лет провел на Коррине и обладаю ценной информацией об Омниусе. Я знаю такие тайны мыслящих машин, которые могут быть очень важными для нашего выживания.
   Ксандер открывал и закрывал рот словно рыба, вытащенная из воды.
   – Но… машины больше не представляют для нас никакой угрозы. Они заперты на Коррине.
   Турру захотелось отхлестать этого глупца по щекам.
   – Омниус всегда представляет собой угрозу. Никогда не забывай об этом.
   Всю жизнь Турра основанием его власти, могущества, самого смысла его существования был конфликт Джихада. И теперь, если Лига всерьез решила, что Омниус надежно нейтрализован, то ему, Йореку Турру, придется искать другой способ оставить свой след в истории. Больше всего на свете он боялся, что станет никому не нужным, потеряет свою значимость.
   Ксандер снова трагическим шепотом позвал охрану, и Турр сильно ударил его по лицу, оставив на щеке красный отпечаток ладони. Великий Патриарх едва не задохнулся от ярости. Этот неженка, видимо, не привык к подобному обхождению.
   Турр прошел к письменному столу в спальне Боро-Гинджо, выдвинул ящик, достал из него золотую цепь – символ должности и власти Великого Патриарха – и обыденным жестом надел ее себе на шею.
   – Я сам разрабатывал конструкцию цепи вместе с вдовой Иблиса Гинджо, – сказал он, глядя сверху на толстого человека, который с ошеломленным видом продолжал сидеть на постели.
   – После того как Иблис был убит Ксавьером Харконненом, мы собрались на экстренное заседание, чтобы решить, как продолжить Джихад и удержать под контролем Лигу Благородных. Из политических соображений, и из-за того, что народ воспринял бы это с пониманием, Ками настояла на том, чтобы стать преемницей своего покойного мужа, пообещав, что я наследую за ней титул Великого Патриарха. Но прошло всего десять лет, и должность досталась ее сыну Тамбиру. Она не сочла нужным проконсультироваться со мной и приняла решение единолично.
   Ноздри Турра раздувались от застарелой обиды.
   – Я был просто вне себя от ярости. Я грозился убить ее, но она в ответ только смеялась. После всего того, что я сделал для армии Джихада, после того, как я отдал все силы на укрепление сил человечества в борьбе с мыслящими машинами – она предала меня! Я сменил союзников. – Скривившись, Турр поиграл золотой цепью. – Теперь эта цепь по праву принадлежит мне. Ты должен отказаться от власти.
   – Я не могу так просто уйти в отставку – я не чиновник, я духовный глава Лиги, – проговорил Ксандер своим призрачным голосом. – Так не происходит смена власти. Вы не разбираетесь в политике, сэр.
   – Тогда я избавлюсь от тебя каким-нибудь другим способом. Но сначала спроси себя, что лично ты сделал для рода человеческого? Какую пользу ты лично принес Лиге Благородных? Чем заслужил ты звание Великого Патриарха? Ты молчишь, потому что ответ очевиден.
   Голый Ксандер вскочил с кровати и неуклюже, как корова, побежал к двери. Турр со звериной быстротой преградил ему путь к бегству. Сильным ударом в грудь он свалил Ксандера на край кровати, тот упал спиной.
    Я должен понимать это как твое решение?
   Турр уселся рядом с дрожавшим от страха Ксандером. Съежившись, Великий Патриарх смотрел на Турра, кажется, готовый расплакаться. Пытаясь сохранить лицо, Ксандер пропищал:
   – Тебе не удастся меня запугать. Ты не можешь убить меня. Я Великий Патриарх!
   Турр презрительно вскинул брови, наморщив свой и без того морщинистый загорелый лоб.
   – Ты не в состоянии осознать, Ксандер, что это именно я изобрел маленьких пожирателей, которых Омниус выпустил в Зимин; это я изобрел чуму, которая поразила Лигу. На моей совести больше смертей, чем у самого страшного убийцы в истории человечества. Я лично несу ответственность за смерть не меньше ста миллиардов человек.
   Великий Патриарх снова вскочил с кровати и сделал еще одну жалкую попытку бежать, но Турр легко догнал его и схватил за руку, вывернув запястье. Он бросил Ксандера на кровать лицом вверх и почти любовным объятием обвил его жирную шею. Ксандер извивался и дергался, а Турр продолжал давить все сильнее и сильнее, а потом резко откинул назад голову своей жертвы, с наслаждением услышав треск ломающихся позвонков. Он держал Великого Патриарха до тех пор, пока тот не перестал дергаться.
   – Вот так их стало сто миллиардов и один.
   Оставив мертвеца валяться на простынях широкой кровати, Турр горделиво поправил на шее золотую цепь и, выбравшись в окно, исчез во мраке ночи. Когда наконец несколько часов спустя в городе зазвучали сигналы тревоги и завыли сирены, Турр все еще горел возбуждением и строил планы тех изменений, которые он сделает в государстве, как только возьмет власть в свои руки.
   Первым делом он, естественно, позаботится о безопасности.
 
   Предательству всегда должна предшествовать верность.
Верховный башар Вориан Атрейдес Частное письмо Абульурду Харконнену

 
   Вориан Атрейдес в одиночку отправился на поиски своего» отца-тирана. Отставной верховный башар понимал, что не может рассчитывать на впавшую в спячку Лигу, даже если кризис станет вполне очевидным. Ему придется лично устранить угрозу, исходившую от кимеков.
   С тяжелым сердцем он оставил Абульурда Харконнена продолжать работу по изысканию средств зашиты от жучков-пожирателей, а заодно подобрать исторические свидетельства, способные обелить память Ксавьера Харконнена. Пока комитет Лиги занимался этим делом, откровенно говоря, с большой неохотой, не желая вникать в суть.
   Когда, усевшись за панель управления «Мечтательного путника», Вориан покинул Салусу, он подумал о том, не стоит ли ему слетать еще раз на Каладан, просто повидаться с сыновьями. Именно этот пункт назначения он оставил в Лиге, но теперь понял, что побывать на Каладане в этот раз ему не суждено. Если Эстес и Кагин почувствуют неладное, то будут вынуждены из чувства долга пытаться отговорить его от выполнения безумного плана. А если они воспримут его визит чисто формально, то будут говорить о мелочах и ерунде и ждать, когда он наконец уедет и перестанет отвлекать их от привычных дел.
   Хорошо хоть, что они не испытывают к нему ненависти, как он сам по отношению к своему отцу.
   Вориану никогда в жизни не приходилось видеть такого мрачного места, как Хессра. Во время одинокого путешествия он не раз просматривал кадры поездки Серены Батлер на Хессру к когиторам-отшельникам. Но даже эти кадры давали лишь отдаленное представление о суровости этого забытого Богом планетоида.
   Вориан тщательно выбрал место для посадки – площадку неподалеку от погребенной во льдах крепости, где некогда обитали Видад и его товарищи. Он посадил старый корабль почти на краю огромного ледника у подножия скалистых зубчатых горных пиков. Когда он вышел из серебристо-черного корабля, качавшегося на сильном ледяном ветру, легкие его обжег холодный разреженный воздух.
    Я нахожусь в самом сердце территории кимеков. Они могут просто уничтожить меня одним выстрелом. Я знаю, что это может произойти в любой момент.Но он понимал, что отец захочет вволю позлорадствовать, допросить сына и подвергнуть его пыткам, прежде чем убить. Никто из кимеков не осмелится что-либо сделать без приказа генерала Агамемнона.
   Почувствовав, что промерзшая земля начала сотрясаться под его ногами, Вориан поднял голову и увидел, что из огромных дверей первого этажа почти скрытого подо льдом шпиля центральной цитадели когиторов начали появляться машины – зверинец летательных и похожих на крабов или пауков ходильных корпусов. Машины выглядели устрашающе, поблескивая сталью в тусклом свете холодного солнца. Каждой из них управлял хранившийся в специальной емкости мозг неокимека, миньона Агамемнона. В промороженном воздухе гулко отдавалась тяжелая поступь, выли от натуги мощные двигатели, со скрежетом выдвигалось из бортов оружие.
   Вориан смотрел на приближавшиеся к нему машины с человеческими мозгами, не испытывая страха, хотя был один и безоружен. Он скрестил руки на груди и твердо расставил ноги, хотя и понимал, что выглядит совершенно беспомощно и смешно, как задиристый петух.
   Над его головой пролетали кимеки в летательных корпусах, обдавая его горячим смрадом выхлопа и оглушая сильным ревом двигателей. Приближающиеся ходильные корпуса выдвинули свои артиллерийские башни, изготовившись к стрельбе. С тех времен, когда он сам был доверенным человеком машин, Вориан хорошо помнил вид и конструкцию этих корпусов. Тогда я как о величайшей награде мечтал о том времени, когда смогу стать одним из них.
   Угловатый корпус летательного аппарата завис над ним и направил объектив видеокамеры в лицо Вориану, несомненно, передавая изображение на контрольный пункт связи в центральной цитадели. Вориан поднял голову и крикнул:
   – Я – Вориан Атрейдес! Передайте Агамемнону, что его сын вернулся к нему. Нам с ним многое надо обсудить.
   Зависший над Ворианом летательный аппарат выпустил стальные крюки и обхватил человека за туловище. Вориан не стал сопротивляться, понимая, что неокимек просто пытается его запугать и устрашить. Если кто-нибудь из этих рабов посмеет причинить ему вред, то такому ослушнику придется держать ответ перед самим генералом Агамемноном, что явно было не в их интересах. Вориан очень рассчитывал на это.
   Кимек так крепко захватил Вориана своими стальными лапами, что он едва мог дышать в и без того разреженном и мало пригодном для дыхания воздухе. Неокимек набрал высоту и полетел к цитадели когиторов. За спиной беспомощно повисшего в стальных объятиях Вориана неокимеки окружили стоявший на ледяном пятачке бывший курьерский корабль Омниуса, начав ощупывать и рассматривать «Мечтательного путника». Некоторые кимеки, пользовавшиеся маленькими корпусами, пытались войти внутрь, чтобы ознакомиться с панелью управления. Вориану оставалось только надеяться, что они ничего не сломают. Но даже если это произойдет, он был уже давно внутренне готов к тому, что может никогда не вернуться из этой отчаянной экспедиции. Спасение собственной жизни было для него не самой главной задачей.
   Неокимек внес его в широко распахнутые входные ворота в гроте под фундаментом цитадели. Кимеки убрали отсюда накопившийся за многие столетия лед и открыли помещения, давно заброшенные жившими здесь когиторами-отшельниками. Влетев в огромный гулкий ангар, неокимек поставил Вориана на землю. Толстый слой инея покрывал стены помещения, бывшего либо складом, либо мастерской. Все пространство было заставлено ходильными и летательными корпусами, в которые пока не были вставлены емкости с мозгом.
   Вориан отряхнулся и глубоко вздохнул, беря себя в руки. Не обращая больше внимания на летающего неокимека, доставившего его сюда, Вориан стал смотреть на ведущие в широкий туннель ворота, откуда доносилась тяжелая поступь механического чудовища, на этот раз, судя по грохоту, приближался титан. Придав лицу спокойное и решительное выражение, Вориан внутренне подготовился к встрече с отцом. Все предыдущие сто лет он едва ли не ежедневно рисовал в своем воображении этот момент.
   Агамемнон вступил в полосы света – огромные механические ноги и, как обычно, избыток оружия. Улыбаясь, Вориан посмотрел на головную башню с мириадами блестящих оптических сенсоров.
   – Итак, отец, ты рад меня видеть?
   Кимек склонился над Ворианом – механическое чудовище имело в высоту два человеческих роста и намного превосходило Вориана по массивности. Из передней поверхности корпуса выдвинулись две механические руки, каждая размером с туловище среднего человека, и Агамемнон открыл панель перед подвешенным в голубоватой жидкости мозгом.
   – Очень рад, рад настолько, что готов разорвать тебя на части и переломать тебе все кости. – Голос Агамемнона гремел, словно катящиеся с вершины горы камни. – Зачем ты прилетел сюда?
   Вориан продолжал улыбаться и сохранять видимое спокойствие.
   – Это и есть безусловная любовь, которую отец должен питать к своему чаду? Учитывая, что ты уже убил всех своих отпрысков, я думал, что тебе будет интересно послушать, что я скажу. Но я не слышу даже элементарного «здравствуй».
   – Приветствовать тебя и доверять тебе – это разные вещи. Пока я не хочу делать ни того, ни другого.
   Вориан заставил себя рассмеяться.
   – – Слышу голос истинного Агамемнона!
   Подняв руку, он коснулся своего гладкого молодого лица.
   – Посмотри на меня, отец. Я нисколько не постарел, благодаря тому, что ты продлил мне жизнь. Как ты думаешь, я испытываю за это благодарность к тебе?
   Огромный ходильный корпус принялся медленно расхаживать по заиндевелому полу, высекая искры из каменных плит.
   – Я сделал это, когда ты еще был мне верен. Вориан стремительно парировал:
   – Ах да, это, кстати, было тогда, когда ты сам был верен Омниусу. Но все в этой жизни меняется.
   – Ты мог бы иметь в своем распоряжении тысячелетия, если бы стал кимеком. Но ты отказался от этой возможности, отбросил ее прочь.
   – Я оценил свои перспективы и сделал, как мне казалось, наилучший выбор. Определенно ты, и только ты, можешь это понять, отец, так как это именно то, чему ты меня учил. В конце концов, я освободился от Омниуса на много десятилетий раньше, чем это смог сделать ты.
   Агамемнон не удовлетворился этим ответом и проявил нетерпение:
   – Зачем ты здесь?
   – Я привез тебе подарок. – Неокимеки отпрянули, словно ожидая, что Вориан сейчас достанет из кармана бомбу. – Себя.
   Оглушительный смех Агамемнона сотряс стены пещеры.
   – Почему это ты решил, что мне нужен такой подарок?
   – Я слишком долго обретался среди неудачников и решил возобновить наши с тобой отношения.
   На это кимек резко возразил:
   – Ты ожидал, что я поверю тебе? Ты изменил мыслящим машинам, чтобы помочь людям в их Джихаде.
   – Это верно, отец, но ты и твои кимеки тоже не раз меняли своих союзников. – Вориан тряхнул густыми темными волосами. – Я надеюсь, что ты выслушаешь мои причины, и тогда посмотрим – может быть, ты придешь к тем же выводам, что и я.
   Стараясь не дрожать от пронизывающего холода, Вориан начал рассказывать о своих злоключениях в Лиге, в целом, придерживаясь истины, но несколько ее сгущая. Он рассказал о провалах политики Лиги, о том, как ее правители отказались сделать самое необходимое для окончательного уничтожения Омниуса на Коррине, о том, что они обращались с ним как с древним ископаемым, которое выглядело незрелым и неопытным молокососом.
   – Жена моя умерла, дети считают меня чужим человеком. Лига то и дело намекала мне, что не нуждается больше в услугах старого боевого коня. Они деловито расточают плоды побед – моих, заметь, побед, – добытых в войне с Синхронизированным Миром. Они не могут мыслить масштабно и перспективно, заглянуть хотя бы на несколько десятилетий вперед. Они не заботятся о будущем, словно оно ограничено сроком их жизни. В разительном отличии от титанов, отец, которые не отступают от своих целей вот уже тысячу лет. Но взгляни на себя со стороны: горстка кимеков, прячущихся на вымерзающем планетоиде много лет спусти после поражения Омниуса. Если честно, то ты и твои последователи могли бы воспользоваться моей помощью.