Херберт Фрэнк. Бог - император Дюны

   «Куда же мне пойти? Все прошлое открыто для меня, но куда же мне пойти?»
   Бордели, злодейства, тираны, акробаты, нудисты, хирурги, музыканты, волшебники, мужчины-шлюхи, просители, жрецы, мастеровые, жрицы…
   — Знаешь ли ты, — спросил он своего воображаемого гостя, что в хула-хупе хранится древний язык жестов, принадлежавший некогда только мужчинам? Ты никогда не слышал о хула-хупе? Ну, конечно, кто ее теперь танцует? Хотя танцоры сохранили очень многое. Перевод языка танцев утрачен, но мне он известен.
   Однажды я целую ночь был калифами, путешествующими вместе с исламом на восток и на запад — путь, занявший столетия. Не буду докучать тебе подробностями. Удались теперь, посетитель!
   И он подумал: «До чего она искушающа, эта песнь сирены, манящая меня безвозвратно поселиться в прошлом.
   И до чего же теперь бесполезно прошлое, — спасибо проклятым икшианцам! До чего же скучно прошлое, когда здесь Хви. Она пришла бы ко мне прямо сейчас, призови я ее. Но я не могу ее позвать… не сейчас… не сегодня.»
   Прошлое продолжало его манить.
   «Я мог бы совершить паломничество в мое прошлое. Это не должно быть сафари. Я мог бы отправиться в одиночку. Паломничество очищает. Сафари превращает меня в туриста. В этом вся разница. Я мог бы уйти в одиночку в мой внутренний мир.
   И никогда не вернуться.»
   Лито ощутил неизбежность того, что в конце концов, это состояние грез окончательно поймает его в ловушку.
   «Я создаю особое состояние грез по всей моей Империи. Внутри этого сна рождаются новые мифы, появляются новые направления и новые движения. Новые… новые… новые… Но все рождается из моих собственных грез, из моих мифов. Кто уязвим для них более меня? Охотник попался в собственную сеть.»
   Лито понимал, что он столкнулся с состоянием, против которого не существует противоядия — ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Его огромное тело трепетало и содрогалось в сумраке палаты аудиенций.
   Одна из Рыбословш у входа шепнула другой:
   — Что, Бог встревожен?
   Ее напарница ответила:
   — Грехи нашего мироздания растревожат кого угодно.
   Лито услышал их и безмолвно заплакал.

~ ~ ~

   Когда я взялся вести человечество по моей Золотой Тропе, я пообещал ему урок, который оно запомнит до мозга костей. Мне понятна та глубинная структура, которую люди отрицают на словах, даже если их действия и являются при этом ее подтверждением. Они утверждают, будто стремятся к безопасности и спокойствию, к тому состоянию, которое они называют миром. Но даже произнося это, они сеют семена беспорядка и насилия. Если они обретают свою спокойную безопасность, им становится внутри нее до корчей не по себе. До чего ж они находят ее скучной. Поглядите на них сейчас. Поглядите, что они делают, пока я записываю эти слова. Ха! Я даю им необъятную эпоху насильственного спокойствия, которое все длится и длится, несмотря на все их попытки сбежать от него в хаос. Поверьте мне, память о Мире Лито пребудет с ними навсегда. После меня, они будут искать свою тихую безопасность лишь с величайшей осторожностью и с основательной подготовкой.

Украденные дневники

 
   Почти против его воли, Айдахо везли на заре в «безопасное место» на имперском топтере, а рядом с ним сидела Сиона. Топтер летел на восток, навстречу золотой арке солнечного сияния, встававшего над нарезанным на прямоугольные зеленые плантации пространством.
   Топтер был большим, достаточно вместительным, чтобы нести небольшой отряд Рыбословш, вместе с двумя их гостями. Пилота капитаншу отряда, кряжистую женщину с таким лицом, что Айдахо бы ни за что не поверил, будто оно вообще способно на улыбку, звали Инмейер. Она сидела на месте пилота прямо перед Айдахо, две мускулистых Рыбословши по обе стороны от нее. Еще пять стражей сидели позади Айдахо и Сионы.
   — Бог велел мне увезти тебя из города, — сказала ему Инмейер, когда подошла к его командному посту под центральной площадью. — Это ради твоей собственной безопасности. Мы вернемся завтра утром на Сиайнок.
   Айдахо, измученный тревожной ночью, ощутил тщетность оспаривать приказ «самого Бога». Инмейер, казалось, вполне по силам сграбастать его под одну из своих толстых подмышек и так уволочь. Она увела его с командного поста в ледяную ночь, укрытую шатром звезд, похожих на острые кромки разбитых бриллиантов. Только когда они подошли к топтеру, Айдахо узнал ожидавшую там Сиону. Он задумался тогда о цели их отлучки.
   На протяжении ночи Айдахо постепенно понял, что не все беспорядки в Онне были затеяны организованными мятежниками. Когда он стал наводить справки о Сионе, Монео сообщил ему, что его дочь «надежно устранена с дороги», добавив в конце своего послания: «я препоручаю ее твоей заботе».
   Сиона не отвечала на вопросы Айдахо. Даже теперь она сидела рядом с ним в напряженном молчании. Она напоминала ему самого себя в те первые горькие дни, когда он поклялся отомстить Харконненам. Он подивился ее ожесточенности. Что ею движет?
   Сам не зная почему, но Айдахо обнаружил, что сравнивает Сиону с Хви Нори. Ему нелегко было встретиться с Хви, но он сумел сделать это, несмотря на докучливые требования Рыбословш, уделить еще внимания своим обязанностям.
   Нежная, вот определение для Хви. В каждом ее движению была видна неизменная нежность, обладающая своей особой огромной силой. Он находил ее необыкновенно привлекательной.
   «Я должен побольше с ней видеться».
   Сейчас, однако, он должен примириться с угрюмым молчанием Сионы, сидящей рядом с ним. Что ж…, на молчание можно ответить молчанием.
   Айдахо поглядел вниз на проплывающий под ними пейзаж. Тут и там ему были видны сгрудившиеся огоньки деревень, гаснувшие одни за другим при приближении солнечного света.
   Сарьер остался далеко позади, и вся страна выглядела так, как будто она никогда не была выжженной солнцем пустыней.
   «Есть вещи, не особо меняющиеся», — подумал Айдахо. «Просто переносимые с одного места на другое».
   Пейзаж напомнил ему пышные сады Келадана, заставил его задуматься, что же стало с зеленой планетой, где так много поколений Атридесов жили до того, как переехали на Дюну. Он различал, узкие рыночные дороги с их размеренным движением повозок, влекомых шестиногими животными — фошади, как он догадался. Монео рассказывал ему, что фошади, выведенные специально под требования такого ландшафта, стали главными рабочими животными не только здесь, но и по всей Империи.
   — Пешим населением легче управлять.
   Слова Монео прозвенели в памяти Айдахо, когда он глядел вниз. Впереди показались пастбища, мягко закругляющиеся зеленые холмы, поделенные черными каменными оградами на неправильные участки. Айдахо разглядел овец и несколько видов крупного рогатого скота. Топтер пролетел над узкой ложбиной, до сих пор погруженной в сумрак и лишь с намеком на воду, текущую в самой ее глубине. Единственный огонек и голубой плюмажик дыма, поднимавшийся над ложбиной, говорил о том, что она заселена людьми.
   Сиона внезапно встрепенулась и похлопала пилота по плечу, указав направо и вперед.
   — Разве там не Гойгоа? — спросила Сиона.
   — Да, — Инмейер ответила, не обернувшись, голосом сдавленным и окрашенным каким-то неопределимым для Айдахо настроением.
   — Разве это не безопасное место? — спросила Сиона.
   — Да, безопасное.
   Сиона поглядела на Айдахо.
   — Прикажи ей доставить нас в Гойгоа.
   Сам не зная, почему он повинуется, Айдахо сказал:
   — Доставьте нас в это место.
   Тогда Инмейер обернулась, ее лицо — которое Айдахо всю ночь считал сработанным из бесчувственного чурбана — ясно свидетельствовало о каком-то глубоком чувстве. Углы ее рта угрюмо опустились, и уголок правого глаза нервно подергивался.
   — Не Гойгоа, командующий, — сказала Инмейер. — Есть лучшие…
   — Разве Бог-Император велел тебе доставить нас в какое-то определенное место? — осведомилась Сиона.
   При этом вмешательстве глаза Инмейер полыхнули гневом, но она не поглядела на Сиону.
   — Нет, но он…
   — Тогда доставь нас в это Гойгоа, — сказал Айдахо.
   Инмейер резко отвернулась, опять перенося все внимание на панель управления топтером. Айдахо швырнуло на Сиону, когда топтер сделал резкий вираж и полетел к круглому кармашку, гнездившемуся в зеленых холмах.
   Айдахо поглядел через плечо Инмейер, чтобы увидеть место их назначения. В самом центре лощинки располагалась деревушка, построенная из таких же точно черных камней, как окружающие ограды. Айдахо увидел сады на некоторых из склонов над деревушкой, идущие террасами вверх к небольшой седловинке, где уже видны были ястребы, планировавшие в первых восходящих воздушных потоках дня.
   Поглядев на Сиону Айдахо спросил:
   — Что это такое, Гойгоа?
   — Увидишь.
   Инмейер низко спланировала на топтере и мягко приземлила его на плоский удлиненный лужок на краю деревушки. Одна из Рыбословш открыла дверь, выходящую в сторону деревни. В нос Айдахо мгновенно ударила пьянящая смесь запахов — толченая трава, помет животных, едкий дым кухонных очагов. Он выбрался из топтера и поглядел на деревенскую улицу, где из домов стали появляться люди, чтобы поглядеть на посетителей. Айдахо увидел пожилую женщину в длинном зеленом платье, как она наклонилась и прошептала что-то ребенку, который мгновенно повернулся и что было сил помчался по улице.
   — Тебе нравится это место? — спросила Сиона. Она выпрыгнула из топтера и встала рядом с ним.
   — На вид оно приятно.
   Сиона поглядела на Инмейер, когда капитанша и другие Рыбословши присоединились к ним, спустившись на траву.
   — Когда мы вернемся в Онн?
   — Ты не вернешься, — ответила Инмейер. — Мне отдано приказание доставить тебя в Твердыню. Назад вернется командующий.
   — Понимаю, — кивнула Сиона. — Когда мы отсюда улетим?
   — Завтра на заре. Я сейчас разузнаю у деревенского старосты насчет размещения, — Инмейер зашагала в деревню.
   — Гойгоа, — сказал Айдахо. — Какое странное название. Интересно, как называлось это место во времена Дюны?
   — Я, кстати, знаю, — сказала Сиона. — На старых картах оно называется Шулох, что означает «место, населенное призраками». Устная История рассказывает, что здесь совершались великие преступления, и за это все его жители были уничтожены.
   — Джакуруту, — прошептал Айдахо, припоминая старые легенды о Похитителях Воды. Он глянул вокруг, ища приметы прежней Дюны и горных хребтов, но ничего подобного не было. Вон Инмейер возвращается, а с ней два старика с безмятежными лицами. На стариках — выцветшие голубые штаны и потрепанные рубашки. Ноги их босы.
   — Ты знал это место? — спросила Сиона.
   — Само название является легендой.
   — Кое-кто говорит, что здесь водятся привидения, — сказала она, — но я в это не верю.
   Инмейер остановилась перед Айдахо и указала на двух босоногих стариков, ждущих позади нее.
   — Квартиры бедны, но подходящи, — сказала она, — если только ты не пожелаешь остановиться в одном из частных помещений, — она обернулась и поглядела на Сиону, произнося это.
   — Мы решим позже, — сказала Сиона. Она взяла Айдахо под руку. — Командующий и я, мы желаем прогуляться по Гойгоа и полюбоваться здешними видами.
   Инмейер открыла рот, собираясь что-то сказать, но промолчала.
   Айдахо дал Сионе увести его к деревне, мимо взирающих на них двух местных старцев.
   — Я пошлю с вами двух охранниц, — окликнула их Инмейер.
   Сиона остановилась и обернулась.
   — Разве в Гойгоа небезопасно?
   — У нас здесь очень тихо, — заметил один из стариков.
   — Тогда нам не нужна охрана, — ответила Сиона. — Пусть они охраняют топтер, — и она опять повела Айдахо по направлению к деревне.
   — Ну ладно, — сказал Айдахо, высвобождая свою руку из пальцев Сионы.
   — Что это за место?
   — Очень вероятно, ты найдешь это место весьма успокоительным, — сказала Сиона. — Оно совсем не похоже на прежний Шулох. Очень мирное.
   — У тебя что-то на уме, — сказал Айдахо, шагая рядом с ней. — Что ты замышляешь?
   — Я всегда слышала, что гхолы переполнены вопросами, — сказала Сиона. — У меня тоже есть вопросы.
   — Да ну?
   — Каким он был в твои дни, этот самый Лито?
   — Который из них?
   — Ах да, я забываю, что их было двое, дед и наш Лито. Я имею ввиду, конечно, нашего Лито.
   — Он был всего лишь ребенком, вот все, что я о нем знаю.
   — Устная История говорит, что одна из его первых невест происходила из этой деревни.
   — Невест? Я думал…
   — Он тогда еще сохранял облик мужчины. Это было уже после смерти его сестры, но до того, как он начал превращаться в Червя. Устная История говорит, невесты Лито исчезали в лабиринте императорской Твердыни и никогда их больше не видел, разве только, их лица и голоса воспроизводились голографией. У него не было невесты уже тысячи лет.
   Они вышли на небольшую площадь в центре деревушки: приблизительно пятидесяти квадратных метров, в центре — окаймленный низким бордюрчиком бассейн с чистой водой. Сиона подошла к бордюрчику и, сев на его каменный выступ, похлопала по камню рядом с собой, чтобы Айдахо присоединился к ней. Айдахо сперва огляделся, увидел, как люди подсматривают за ним из-за зашторенных окон, как на него указывают дети и перешептываются. Он повернулся и остался стоять, глядя на Сиону.
   — Что это за место?
   — Я же сказала тебе. Расскажи мне, каков был Муад Диб.
   — Он был лучшим другом, какого только может иметь мужчина.
   — Значит, Устная История правдива, но халифат его наследников называется в ней Деспозини, а это звучит дурно.
   «Она заманивает меня», — подумал Айдахо.
   Он позволил себе напряженно улыбнуться, гадая о том, каковы мотивы Сионы. Она словно бы ожидала какого-то важного события, она взволнована… даже страшится… но в ней проглядывает нечто, похожее на воодушевление. В ней все это вместе. Ни одно из произнесенных ею сейчас слов нельзя ценить больше пустого разговора, способа занять время до того, как… до того как, что? Легкий звук бегущих шагов вывел его из задумчивости. Айдахо обернулся и увидел мальчика примерно восьми лет, бегущего к нему из боковой улочки. Босые ноги мальчугана поднимали на бегу маленькие гейзеры пыли.
   Слышно было, как кричит женщина, отчаянный крик откуда-то издали. Бегущий остановился приблизительно в десяти шагах от Айдахо и уставился на него жадным взглядом, с встревожившей Айдахо напряженностью. Было в мальчугане нечто смутно знакомое — крепко сложенный рослый мальчик с темными курчавыми волосами, лицо еще не оформившееся, но с намеками на того мужчину, которым этот мальчик станет — довольно высокие скулы, ровная линия бровей. На нем был выцветший голубой стилсьют — сразу видно, стираный-перестираный. Но явно, вначале это было одеяние из превосходного материала, из хлопка понджи, похоже, по-особому сотканного, тем методом, когда даже от заношенных до бахромы краев, ткань не пойдет расползаться.
   — Ты не мой отец, — заявил мальчик. Резко повернувшись, он побежал вверх по улице и исчез за углом.
   Айдахо повернулся и угрюмо посмотрел на Сиону, почти страшась задать вопрос: «Это что, ребенок моего предшественника?» Он и не спрашивая знал ответ — это знакомое лицо, гены все рассказывают, без утайки. «Точь-в-точь я сам в детстве». При этом узнавании он ощутил, как заполняет его сокрушающее чувство пустоты. «Какова же моя ответственность?»
   Сиона подняла обе руки к лицу и сгорбила плечи. Все произошло совсем не так, как ей представилось. Она чувствовала, как подвело ее желание мести. Айдахо был не просто гхолой, чем-то чужеродным и недостойным того, чтобы с ним считаться. Когда ее швырнуло на него в топтере, она разглядела явное волнение на его лице. Этот ребенок…
   — Что произошло с моим предшественником? — спросил Айдахо. Голос его звучал ровно и обвиняюще.
   Сиона опустила руки. На ее лице отражалась подавленная ярость.
   — Мы не уверены, — сказала она. — Но однажды он вошел в Твердыню — и больше не вышел.
   — Это его ребенок?
   Она кивнула.
   — Ты уверена, что не ты убила моего предшественника?
   — Я… — она покачала головой, потрясенная прозвучавшими в его голосе сомнением и скрытым обвинением.
   — Этот мальчишка и есть причина нашего приезда именно сюда?
   Она сглотнула.
   — Да.
   — И что, по-твоему, мне надо для него делать?
   Сиона пожала плечами. То, что она натворила наполнило ее чувством замаранности и вины.
   — Кто его мать? — спросил Айдахо.
   — Она и все остальные живут вон на той улочке, — Сиона указала в том направлении, куда убежал мальчик.
   — Остальные?
   — Есть еще старший сын… и дочка. Хочешь… я имею в виду, я могла бы устроить…
   — Нет! Мальчик прав. Я не его отец.
   — Извини, — прошептала Сиона. — Мне не следовало этого делать. — Почему
ОНвыбрал это место? — спросил Айдахо.
   — Отец… твой…
   — Мой
ПРЕДШЕСТВЕННИК.
   — Потому что это был дом Ирти, и она бы его не покинула. Так, во всяком случае, рассказывают. — Ирти… это мать?
   — Жена по старому обряду, по обряду из Устной Истории.
   Айдахо огляделся кругом на каменные стены домов, окружавших площадь, на занавешенные окна, на узкие двери.
   — Значит, он жил здесь?
   — Когда мог.
   — Как он умер, Сиона?
   — Я не знаю, честное слово… но Червь убил других. Мы знаем это точно!
   — Откуда вам это знать? — он испытующе взглянул на ее лицо. Напряженность этого взгляда была такова, что заставила ее отвернуться.
   — Я не сомневаюсь в историях о моих предках, — сказала она. — Их слышишь кусочками и обрывками, упоминание здесь, пересказ шепотком там, но я верю в них. И мой отец в них тоже верит!
   — Монео мне ничего об этом не говорил.
   — Есть одно, что наверняка можно сказать о нас, Атридесах, — заявила она. — Мы верны, и это факт. Мы держим наше слово.
   Айдахо открыл было рот, чтобы заговорить, но закрыл, не издав ни звука. «Ну конечно, Сиона ведь тоже Атридес». Мысль об этом потрясла его: он об этом знал, но как-то не воспринимал сознанием. Сиона была в некотором роде мятежницей, чьи действия были почти разрешены Лито. Пределы этой дозволенности ее бунту были неясны, но Айдахо их ощущал.
   — Ты не должен причинить ей вреда, — сказал ему Лито. — Ей предстоит подвергнуться испытанию.
   Айдахо повернулся лицом к Сионе.
   — Ты ничего не знаешь точно, — проговорил он. — Отрывки, крохи, слухи!
   Сиона не отвечала.
   — Он Атридес! — заявил Айдахо.
   — Он — Червь! — ответила Сиона и ядовитая злоба в ее голосе была почти осязаема.
   — Твоя проклятая Устная История — это ничего, кроме вороха древних сплетен! — обвинил Айдахо. — Только дурак способен в нее поверить.
   — Ты все еще доверяешь ему, — сказала она. — Но это изменится.
   Айдахо повернулся всем телом и грозно посмотрел на нее.
   — Ты никогда с ним не разговаривала!
   — Разговаривала, когда была ребенком.
   — Ты до сих пор ребенок. Он — все когда-либо жившие Атридесы, вместе взятые. Это ужасно, но я знал тех людей, они были моими друзьями.
   Сиона только покачала головой.
   Айдахо опять от нее отвернулся. Он чувствовал, что переживания выжали его как тряпку. В нем исчез духовный стержень. Против своей воли, он зашагал через площадь и по той улочке, куда убежал мальчик. Сиона догнала его и пошла за ним шаг в шаг, но он не обращал на нее внимания.
   Улочка была узкой, с двух сторон тянулись одноэтажные каменные дома, двери, глубоко утопленные внутрь аркообразных проемов, и все двери закрыты. Окна были уменьшенными подобиями дверей. Пока он проходил, подергивались шторы.
   На первом перекрестке Айдахо остановился и поглядел направо, куда убежал мальчик. Две седовласые женщины в длинных черных юбках и темно-зеленых блузах стояли в нескольких шагах от него и явно сплетничали, их головы были низко наклонены друг к другу. Увидев Айдахо они, умолкли и уставились на него с неприкрытым любопытством. Он, не моргнув, встретил их взгляд, затем поглядел на боковую улочку. Она была пуста.
   Айдахо направился мимо старух, пройдя в шаге от них. Они еще ближе пододвинулись друг к другу и обернулись, чтобы наблюдать за ним. Они лишь раз взглянули на Сиону, затем опять перенесли все внимание на Айдахо. Сиона тихо шла рядом с ним, странное выражение было на ее лице.
   «Печаль? Сожаление? Любопытство?» — гадал он.
   Трудно было сказать. Его больше занимали двери и окна, мимо которых они проходили.
   — Ты когда-нибудь прежде бывала в Гойгоа? — спросил Айдахо.
   — Нет, — Сиона ответила приглушенным голосом, словно напуганная.
   «Почему я иду по этой улице?» — удивился Айдахо. Но даже задавая себе этот вопрос, он уже знал ответ. «Эта женщина, эта Ирти: какова же та, которая смогла привести
МЕНЯв Гойгоа?»
   Уголок шторы справа от него приподнялся, и Айдахо увидел лицо мальчика с площади. Затем штора совсем отодвинулась в сторону и открыла стоящую за ней женщину. Айдахо, лишаясь дара речи всматривался в ее лицо, резко остановясь. Это было лицо женщины, известное только его глубочайшим фантазиям, мягкий овал с прозорливыми темными глазами, полный чувственный рот…
   — Джессика… — прошептал он.
   — Что ты сказал? — спросила Сиона.
   Айдахо не мог ответить. Это было лицо Джессики, возникшее из того прошлого, которое он считал сгинувшим навсегда. Генетическая шалость — мать Муад Диба, воскрешенная в новой плоти.
   Женщина опустила штору, оставив в уме Айдахо память о своих чертах, мысленный образ, который, он знал, никогда не сотрется. Она была старше той Джессики, что делила с ними опасности на Дюне — морщинки пролегли вокруг ее рта и глаз, тело немного полнее…
   «Более материнское», — сказал себе Айдахо. Затем он спросил сам себя: «Говорил ли я ей когда-нибудь, кого… кого она напоминает?»
   Сиона потянула его за рукав.
   — Ты желаешь зайти, встретиться с ней?
   — Нет, это была ошибка.
   Айдахо повернулся, чтобы уйти тем путем, которым пришел, но дверь дома Ирти распахнулась. Вышел юноша и, закрыв за собой дверь, повернулся так, чтобы оказаться лицом к лицу с Айдахо.
   Айдахо предположил, что юноше приблизительно лет шестнадцать, а насчет отцовства сомневаться не приходилось — эта каракулевая шапка волос, волевое лицо.
   — Ты — тот, новый, — проговорил юноша, голос его уже был глубок, почти как у мужчины.
   — Да, — Айдахо обнаружил, что ему трудно говорить.
   — Почему ты прилетел? — спросил юноша.
   — Это была не моя идея, — сказал Айдахо, такой более легкий ответ подсказало ему негодование, вызванное Сионой.
   Юноша поглядел на Сиону.
   — Мы получили известие, что мой отец мертв.
   Сиона кивнула.
   Юноша опять перевел взгляд на Айдахо.
   — Пожалуйста, уходи и не возвращайся. Ты причиняешь боль моей матери.
   — Разумеется, — сказал Айдахо. — Пожалуйста, принеси мои извинения леди Ирти за это вторжение. Я был доставлен сюда против своей воли.
   — Кто тебя доставил?
   — Рыбословши, — сказал Айдахо.
   Юноша кивнул коротким движением головы, и опять взглянул на Сиону.
   — Я всегда полагал, что вы, Рыбословши, приучены быть со своими намного добрей, — с этим он повернулся и опять ушел в дом, крепко закрыв за собой дверь.
   Айдахо зашагал той дорогой, по которой они пришли, крепко схватив Сиону за руку. Она споткнулась, затем пошла наравне с ним, пытаясь вырваться.
   — Он подумал, что я Рыбословша, — сказала она.
   — Разумеется, ты на них похожа, — он поглядел на нее. — Почему ты не сказала мне, что Ирти была Рыбословшей?
   — Это не представлялось мне важным.
   — Ага.
   — Вот так они и встретились.
   Они дошли до пересечения с улицей, выходящей на площадь. Айдахо повернул прочь от площади, широко и быстро шагая к окраине, туда, где деревня переходила в сады. Шок словно отгородил от мира его разум, столкнувшийся со слишком многим, что почти невозможно воспринять.
   Низенькая стена перегородила их тропку. Айдахо перелез через нее, услышал, как за ним следует Сиона. Деревья были в полном цвету. Белые цветочки с оранжевой серединой, в них ползали темно-коричневые насекомые. Воздух был полон их жужжанием и запахом цветов, напомнившим Айдахо о цветущих джунглях Келадана.
   Он остановился, взойдя на гребень холма, обернулся и поглядел вниз, на прямоугольную правильность Гойгоа. Крыши были плоскими и черными.
   Сиона присела на густую траву на вершине холма и обняла руками колени.
   — Все получилось не так, как ты замышляла, верно? — спросил Айдахо.
   Она покачала головой — и Айдахо увидел, что она вот-вот заплачет. — Почему ты так сильно его ненавидишь? — спросил он.
   — Мы лишены права жить по-своему.
   Айдахо поглядел на деревню.
   — И много деревень, подобных этой?
   — Это — форма империи Червя!
   — Ну, и что с ней не так?
   — Ничего — если это все, чего ты хочешь.
   — То есть, ты хочешь сказать это все, что он дозволяет?
   — Это и немногие торговые города… Онн. Мне говорили, что даже столицы планет представляют собой всего лишь большие деревни.
   — Я повторяю: что с этим не так?
   — Это тюрьма!
   — Тогда — покинь ее.
   — Куда? Как? Ты считаешь, мы можем просто сесть на космический корабль Союза и улететь куда-нибудь еще, куда угодно, куда только захотим? — она указала вниз, туда, где на краю Гойгоа стоял топтер, виднелись сидевшие рядом с ним на траве Рыбословши. — Наши тюремщицы не дадут нам убежать!