Херберт Фрэнк. Бог - император Дюны

   — Но они же странствуют, — сказал Айдахо. — Они отправляются, куда только захотят.
   — Куда угодно, куда посылает их Червь!
   Она прижала лицо к коленям и заговорила, голос ее звучал приглушенно.
   — На что это было похоже в прежние дни?
   — Это было совсем по-другому, часто очень опасно, — он поглядел вокруг — на стены, разделявшие пастбища, сады и фруктовые деревья. — Здесь, на Дюне, не было воображаемых линий, чтобы показать границы земельных владений. Все это было герцогством Атридесов.
   — Кроме Свободных.
   — Да. Но они знали, где их место — на этой стороне наших боевых укреплений… или там, вовне, где белым-бел породообразующий пласт, обнажающийся под жгучим песком.
   — Они могли идти, куда захотят!
   — С некоторыми ограничениями.
   — Некоторые из нас тоскуют по пустыне, — сказала она.
   — У вас есть Сарьер.
   Подняв голову, она метнула на него жгущий взгляд.
   — Такая малость!
   — Пятнадцать сотен километров на пять сотен — не так уж и мало.
   Сиона поднялась.
   — Ты когда-нибудь спрашивал у Червя, почему он нас ограничивает таким способом?
   — Мир Лито, Золотая Тропа, чтобы обеспечить наше выживание. Это то, что он
ГОВОРИТ.
   — Ты знаешь, что он сказал моему отцу? Я подглядывала за ними, когда была ребенком. Я его слышала.
   — Что он сказал?
   — Он сказал, что отказывает нам в большинстве кризисов, чтобы ограничить наши формирующиеся силы. Он сказал: «Люди могут быть поддерживаемы горем, но я теперь их горе. Боги могут становиться бедствиями», — таковы был его слова, Данкан. Червь — это болезнь!
   Айдахо не сомневался, что она в точности пересказала ему слова Лито, но эти слова не всколыхнули его. Вместо этого он думал о Коррино, которого ему приказано было убить.
   
БЕДСТВИЕ. Коррино, потомок семьи, которая некогда правила этой Империей, оказался пухленьким мужчиной средних лет, жаждущим власти, вошедшим в заговор ради спайса. Айдахо приказал Рыбословше его убить, из-за этого поступка Монео подверг его тяжелому допросу.
   — Почему ты не убил его сам?
   — Я хотел увидеть, как это выполняют Рыбословши.
   — И каково твое мнение об их исполнении?
   — Умелое.
   Но смерть Коррино заразила Айдахо чувством нереальности. Маленький толстячок, лежащий в луже собственной крови, неразличимая тень среди ночных теней мощеной пласткамнем улицы. Это было нереально. Айдахо припомнились слова Муад Диба: «Ум возводит тот каркас, который он называет „реальностью“. Этот условный каркас может существовать совершенно независимо от того, что тебе говорят твои чувства.» Какая же
РЕАЛЬНОСТЬдвигала Владыкой Лито?
   Айдахо поглядел на Сиону, стоявшую на фоне фруктовых садов и зеленых холмов Гойгоа.
   — Давай спустимся в деревню и найдем наше помещение. Мне хочется побыть одному.
   — Рыбословши поместят нас в одном помещении.
   — Вместе с ними?
   — Нет, только нас двоих вместе. Причина достаточно проста. Червь хочет спарить меня с великим Данканом Айдахо.
   — Я сам выбираю себе партнерш, — огрызнулся Айдахо.
   — Я уверена, любая из наших Рыбословш была бы счастлива, — сказала Сиона.
   Она резко отвернулась от него и стала спускаться с холма.
   Айдахо мгновение наблюдал за ней, за гибким юным телом, покачивающимся как ветви фруктовых деревьев на ветру.
   — Я не его племенной жеребец, — пробормотал Айдахо. — Это то, что он вынужден будет понять.

~ ~ ~

   По мере истекания каждого дня, становишься все более нереальным, все более чуждым и отдаленным от себя того, которым ты вступил в этот день. Я — единственная реальность и, поскольку вы отличаетесь от меня, вы реальность утрачиваете. Чем любопытней становлюсь я, тем менее любопытными становятся поклоняющиеся мне. Религия подавляет любопытство. Сделанное мной это вычтенное из действий поклоняющегося. Так и получается, что в конце-концов я перестану что-либо делать, вернув все вычтенное перепуганным людям, которые в тот день обнаружат, что они одиноки и вынуждены действовать самостоятельно.

Украденные дневники

 
   Был звук не похожий ни на один другой: звук ждущей толпы, разносившийся он по длинному тоннелю, где Айдахо шагал впереди королевской тележки — нервные шепотки, увеличенные в один всеобщий шепот, шарканье одной гигантской ноги, колыхание одного огромного одеяния. И запах — сладкий запах пота, смешанный с молочным дыханием сексуального возбуждения.
   Инмейер и ее Рыбословши доставили Айдахо сюда в первые часы после зари, приземлившись на площади Онна, когда та еще покоилась в холодных зеленых тенях. Они взлетели сразу же, как только передали его другим Рыбословшам, Инмейер явно была несчастна от того, что во время ритуала Сиайнока ей предписывалось отвезти Сиону в Твердыню.
   Новый эскорт, подавляя волнение, увел его в помещение глубоко под площадью, место, не нанесенное ни на одну из тех карт города, которые изучал Данкан. Это был лабиринт — сначала в одном направлении, потом в другом, через коридоры достаточно широкие и высокие, чтобы пропускать королевскую тележку. Айдахо сбился в этих направлениях и погрузился в размышления о предшествующей ночи.
   Спальные покои в Гойгоа, хотя спартанские и маленькие, были вполне удобны — две койки на комнату, каждая комната похожа на коробочку с белеными стенами и с единственным окном и единственной дверью. Комнаты тянулись вдоль коридора в здании, которое называлось в Гойгоа «гостевым домом».
   И Сиона была права. Айдахо поместили вместе с ней, не спрашивая, устраивает ли его это. Инмейер действовала так, как будто это само собой разумелось.
   Когда дверь за ними закрылась, Сиона сказала:
   — Если ты коснешься меня, я постараюсь тебя убить.
   Это было сказано с такой сухой искренностью, что Айдахо чуть не рассмеялся.
   — Я и сам предпочитаю уединение, — сказал он. — Считай, что ты в одиночестве.
   Спал он легко и насторожено, помня опасные ночи на службе Атридесов, готовность к битве. В комнате редко становилось действительно темно — сквозь зашторенное окно просачивался лунный свет, и даже звезды отсвечивали на беленых стенах. Он открыл в себе нервно обостренную чувствительность к Сионе, к ее запаху, движениям, дыханию. Несколько раз он полностью просыпался и прислушивался, заметив дважды, что и она тоже прислушивается.
   Утро и перелет в Онн пришли как избавление. Они разрешились от поста, выпив холодного фруктового сока, Айдахо рад был выйти в предутреннюю тьму для быстрой прогулки до топтера. Он не заговаривал с Сионой, и его возмущали любопытствующие взгляды Рыбословш.
   Сиона заговорила с ним лишь однажды, высунувшись к нему из топтера, когда он вылез на площади.
   — Для меня не было бы оскорбительным стать твоим другом, — сказала она.
   Какая же забавная манера изложения. Он почувствовал себя странно растерянным.
   — Да… да, конечно.
   Затем его увел новый эскорт и привел, наконец, в терминал этого лабиринта. Лито ожидал там на королевской тележке, в расширении коридора, уходившего в перспективу вправо от Айдахо. Темно-коричневые стены испещрены золотыми прожилками, поблескивающими в желтом свете глоуглобов. Эскорт занял позицию позади тележки, молодцевато двигаясь и оставив Айдахо стоять лицом к скрытому в рясе чужеродной плоти лицу Лито.
   — Данкан, ты пойдешь передо мной, когда мы отправимся на Сиайнок, — сказал Лито.
   Айдахо пристально поглядел в синие колодцы глаз Бога-Императора, разгневанный таинственностью и загадочностью, явным ощущением личного возбуждения, царившего в этом месте.
   Он почувствовал, что все, рассказанное ему прежде о Сиайноке, только усугубляет загадочность.
   — Я и вправду командующий твоей гвардией, Владыка? — спросил Айдахо, в его голосе явственно слышалась обида.
   — Разумеется! Я сейчас оказываю тебе выдающуюся честь. Немногие взрослые мужчины когда-либо участвовали в причастии Сиайнока.
   — Что произошло в городе этой ночью?
   — Кровавые беспорядки в нескольких местах. Сегодня утром, однако, все совершенно спокойно.
   — Смертельные исходы?
   — Недостойные упоминания.
   Айдахо кивнул. Ясновидение Лито разглядело некую опасности для
ЕГО ДАНКАНА. Отсюда, и перелет в эту сельскую безопасность Гойгоа.
   — Ты был в Гойгоа, — сказал Лито. — Тебя не подмывало остаться там?
   — Нет!
   — Не сердись на меня, — сказал Лито. — Ведь я не посылал тебя обязательно в Гойгоа.
   Айдахо вздохнул.
   — В чем была опасность, которая потребовала убрать меня отсюда?
   — Это была опасность не для тебя, — ответил Лито. — Но ты бы побуждал мою гвардию на излишнюю демонстрацию своих возможностей. Ситуация прошлой ночи такого не требовала.
   — Неужели? — эта мысль потрясла Айдахо. Он никогда не воспринимал себя способным вдохновлять на личный героизм, даже напрямую не требуя этого, тем, кто внутренне воодушевляет войска. Такие лидеры, такие, как Лито, дед нынешнего, вдохновляли одним своим присутствием.
   — Ты крайне дорог для меня, Данкан, — сказал Лито.
   — Да… и все равно я не твой жеребец!
   — Твои желания, конечно, будут уважены. Мы их обсудим в другой раз.
   Айдахо взглянул на эскорт Рыбословш: внимательно слушают и смотрят во все глаза.
   — Всегда ли бывают беспорядки, когда ты прибываешь в Онн? — спросил Айдахо.
   — Это происходит циклически. Злопыхатели сейчас вполне усмирены. На некоторое время тут будет поспокойнее.
   Айдахо поглядел на непроницаемое лицо Лито.
   — Что случилось с моим предшественником?
   — Разве мои Рыбословши тебе не сказали?
   — Они сказали, что он умер, защищая своего Бога.
   — А ты слышал противоположный слух.
   — Что произошло?
   — Он умер, потому что был слишком близок ко мне. Я не удалил его вовремя в безопасное место.
   — Место наподобие Гойгоа.
   — Я бы предпочел, чтобы он в мире доживал там свои дни, но ты ведь хорошо себя знаешь, Данкан, ты не тот, кто ищет мира и спокойствия.
   Айдахо сглотнул, почувствовав комок в горле.
   — И все равно, я хотел бы знать конкретные детали его смерти. У него осталась семья…
   — Ты получишь все конкретные детали. Не бойся за его семью. Они на моем попечении. Я благополучно держу их на расстоянии. Ты знаешь, как насилие стремится выискать путь ко мне. И это одна из моих функций. К несчастью, те, кем я восхищаюсь и кого люблю, должны от этого страдать.
   Айдахо поджал губы, неудовлетворенный услышанным.
   — Расслабься умом, Данкан, — сказал Лито. — Твой предшественник умер из-за того, что был слишком близок ко мне.
   Эскорт Рыбословш обеспокоенно заерзал. Айдахо поглядел на них, затем взглянул направо в тоннель.
   — Да, уже время, — сказал Лито. — Мы не должны заставлять женщин ждать. Иди вплотную передо мной, Данкан, я отвечу на твои вопросы о Сиайноке.
   Повинуясь, поскольку он не мог придумать ничего другого, Айдахо повернулся на каблуках и возглавил процессию. Он услышал как скрипнула тележка позади него, приходя в движение, услышал слабый звук шагов следующих за ними Рыбословш.
   Тележка внезапно стала двигаться настолько бесшумно, что Айдахо резко оглянулся. Причина сразу же стала понятна.
   — Ты едешь на суспензорах, — сказал он, опять устремляя взгляд вперед.
   — Я убрал колеса, потому что женщины будут вплотную тесниться вокруг меня, — сказал Лито. — Нельзя же отдавливать им ноги.
   — Что же такое Сиайнок? Что это на самом деле? — спросил Айдахо.
   — Я тебе уже говорил. Это — Великое Причащение.
   — Я чувствую запах спайса?
   — Твои ноздри чувствительны. В облатках есть немного спайса. Айдахо покачал головой.
   Стараясь понять происходящее, Айдахо напрямую спросил Лито:
   — Что такое праздник Сиайнок?
   — Мы причащаемся облаткой, вот и все. Даже я принимаю в этом участие.
   — Это как ритуал Оранжевых католиков?
   — Ох, нет! Это не моя плоть. Это — собственно причастие. Им напоминают, что они всего лишь женщины, тогда как ты — всего лишь мужчина. А я есть все. Они сопричащаются
СО ВСЕМ.
   Айдахо не понравилось, как это прозвучало.
   — 
ВСЕГО ЛИШЬмужчина?
   — Ты знаешь над кем они глумятся на этом празднике, Данкан?
   — Над кем?
   — Над оскорбившими их мужчинами. Прислушайся к ним, когда они будут тихо говорить между собой.
   Айдахо воспринял это как предупреждение: «Не оскорбляй Рыбословш. Ты навлечешь на себя их ярость, и это будет смертельная опасность!»
   Теперь, идя по туннелю впереди Лито, Айдахо чувствовал, что слова-то все он расслышал правильно, но ничего не может из них понять. Он заговорил через плечо.
   — Я не понимаю, что такое Причащение.
   — Это наш совместный ритуал. Ты увидишь. Ты это ощутишь. Мои Рыбословши — это вместилище особого знания, неразрывная линия, к которой причастны только они. Теперь ты примешь в этом участие, и они полюбят тебя за это. Внимательно к ним прислушайся. Они открыты для понимания родства. Их выражение ласки и привязанности друг к другу не знает границ.
   «Чем больше слов, тем больше таинственности», — подумал Лито.
   Туннель медленно, но ощутимо, становился шире, потолок плавно повышался. Глоуглобов стало больше и светились они теперь налитым оранжевым. Данкану стала видна высокая арка в конце тоннеля, около трехсот метров впереди, густой красный свет, светившийся там, и в нем он мог различить поблескивающие лица, тихо покачивающиеся влево и вправо. Тела под лицами сливались в темную стену одежд. Запах возбужденной испарины стал совсем густым.
   Они приблизились к ждущим женщинам, Айдахо увидел, что между ними есть проход и наклонный помост, ведущий на низкий выступ справа. Огромный свод потолка над женщинами, колоссальное пространство, освещенное настроенными на ярко-красный свет глоуглобами.
   — Ступай на помост справа, — сказал Лито. — Встань прямо за серединой помоста и повернись лицом к женщинам.
   Айдахо поднял правую руку в знак того, что понял указание. Он вышел в само помещение, потрясающее своими размерами.
   Айдахо тренированным глазом стал прикидывать расстояние, поднявшись на помост и предположил, что зал составлял по меньшей мере одиннадцать сотен метров в каждую сторону — квадрат с закругленными углами. Он был битком набит женщинами, и Айдахо напомнил себе, что здесь собрались только избранные представительницы широко рассеянных полков Рыбословш — по три женщины с каждой планеты. Они стояли, так тесно стиснув друг друга, что Айдахо засомневался, возможно ли кому-нибудь из них упасть. Они оставляли пустым только пространство метров в пятьдесят шириной вдоль помоста, на котором сейчас стоял Айдахо, созерцая эту сцену. На него глядели лица — лица, лица.
   Лито остановил тележку позади Айдахо и поднял одну из своих, одетых в серебряную кожу, рук. Мгновенно огромная зала заполнилась диким ревом: «Сиайнок! Сиайнок!»
   Айдахо оглушил этот рев.
   «Наверняка он слышен по всему городу», — подумал он. — «Если только мы не находимся слишком глубоко под землей».
   — Невесты мои, — сказал Лито. — Приветствую вас на Сиайноке.
   Айдахо взглянул на Лито, увидел, как блеснули его темные глаза, как они засверкали. Пусть Лито говорит про «проклятую святость!», но он глубоко наслаждается ей.
   «Побывал ли Монео на одном из таких собраний?» — подивился Айдахо. Странная мысль, но Айдахо знал, откуда она взялась. Должен ведь быть еще кто-нибудь, еще один смертный, с которым можно об этом потолковать. Эскорт сказал, что Монео отправлен с поручениями по «государственным делам», подробности которых они не знают. Услышав это, Айдахо проникся чувством понимания еще одной важной составляющей в системе правления Бога-Императора. Линии власти тянулись от Лито прямо к населению, но не часто пересекались. И такая система нуждается во многом, включая достойных доверия слуг, которые без вопроса и сомнения примут на себя ответственность за выполнение приказов.
   — Немногие замечают, когда Бог-Император приносит боль и страдания, сказала ему Сиона. — Похоже это на тех Атридесов, которых ты знал?
   Айдахо глядел на стиснутую массу Рыбословш, пока эти мысли быстро проносились у него в голове. Преклонение в их глазах! Благоговение! Как Лито добился этого? Зачем?
   — Мои возлюбленные, — сказал Лито. Голос его громоподобно разнесся над запрокинутыми лицами, достигая самых дальних углов помещения благодаря хитроумным икшианским усилителям, вмонтированным в королевскую тележку.
   Потные лица бесчисленных женщин вызвали в памяти Айдахо предупреждение Лито. «Если навлечешь на себя их ярость, то подвергнешь себя смертельной опасности!»
   Здесь легко было в такое поверить. Одно слово Лито — и эти женщины разорвут обидчика на куски. Они и вопроса не зададут. Они будут действовать. Айдахо начал по-новому понимать, какую армию составляют эти женщины. Личная опасность их не остановит. Они служат Богу!
   Королевская тележка чуть скрипнула, когда Лито, наклонясь вперед, изогнул свои верхние сегменты и поднял голову.
   — Вы — хранительницы веры! — сказал Лито.
   И они ответили в один голос:
   — Владыка, мы повинуемся!
   — Во мне вы живете бесконечно! — сказал Лито.
   — Мы — бесконечность! — вскричали они.
   — Я люблю вас, как не люблю никого другого! — сказал Лито.
   — Любовь! — возопили они.
   Айдахо содрогнулся.
   — Я даю вам моего возлюбленного Данкана! — сказал Лито.
   — Любовь! — возопили они.
   Айдахо почувствовал, как у него внутри все дрожит так, что он мог бы рухнуть под грузом этого преклонения. Ему хотелось убежать прочь, одновременно ему хотелось остаться и принять это. В этом зале была сила. Сила!
   Голосом потише Лито проговорил:
   — Сменим Гвардию.
   Женщины склонили головы единым движением и не колеблясь. Справа от Айдахо появился ряд женщин в белых облачениях. Они вышли на открытое пространство под выступом, и Айдахо заметил, что некоторые из них несут младенцев и маленьких детей, ни одному из них не было более двух лет.
   По общим объяснениям, данным ему заранее, Айдахо понял, что эти женщины уходят со срочной военной службы. Некоторые станут жрицами, а некоторые полностью посвятят себя материнским заботам…, но ни одна из них на самом деле не покинет службу Лито.
   Глядя на детей, Айдахо задумался, как глубоко спрятанная память об этом событии отпечатается в каждом младенце мужского пола. Они пронесут эту тайну через всю свою жизнь, это будет воспоминание, потерянное для сознания, но всегда присутствующее, легкой тенью лежащее с этого момента на всем их поведении и всех их жизненных реакциях.
   Последние из новоприбывших остановились внизу, под Лито, и поглядели на него. Все прочие женщины тоже теперь подняли головы и устремили глаза на Лито.
   Айдахо поглядел по сторонам. Облаченные в белое женщины заполнили пространство под выступом, примерно на пять сотен метров в обоих направлениях. Некоторые из них поднимали детей, протягивая их к Лито. Благоговение и покорность были чем-то абсолютным. Айдахо чувствовал, что прикажи Лито — и эти женщины разобьют своих детей о каменный выступ. Они сделают все, что угодно!
   Лито мягким колыхающимся движением опустил передние сегменты на тележку. Он благосклонно поглядел вниз, голос его зазвучал мягко и ласково.
   — Я даю вам награду, которую вы заслужили своей верностью и службой. Просите и дастся вам.
   По всему залу многократным эхом разнесся отклик:
   — И дастся нам!
   — То, что мое, то ваше, — сказал Лито.
   — То, что мое, то Твое, — вскричали женщины.
   — Разделите же теперь со мной безмолвную молитву по моему присутствию во всех вещах, чтобы человечество никогда не могло кончиться, — сказал Лито.
   Все как одна склонили головы. Женщины в белых одеяниях крепко прижали к себе детей. Глядя на них Айдахо ощутил безмолвное единство, силу, которая стремилась войти в него и захватить. Он глубоко дышал широко открыв рот, раздражаясь против чего-то, что ощущалось, как физическое вторжение. Его ум отчаянно искал чего-нибудь, за что мог бы зацепиться, чем мог бы заслониться от происходящего.
   Эти женщины были армией, степень силы и единства которой Айдахо и не подозревал. Он видел, что понять эту силу он не способен — он мог только наблюдать, признавая ее существование.
   Это было то, что создал Лито.
   В уме Айдахо зазвучали слова Лито, сказанные при их встрече в Твердыне:
   — В мужской армии, верность накрепко привязана к самой армии, а не к цивилизации, которая эту армию пестует. Верность женской армии накрепко привязана к ее вождю.
   Айдахо поглядел вокруг на видимые доказательства сотворенного Лито, видя проникающую точность этих слов и страшась этой точности.
   «Он предлагает мне соучастие в этом», — подумал Айдахо.
   Тогдашний ответ на слова Лито сейчас показался Айдахо ребяческим.
   — Я не вижу разумной причины, — сказал тогда Айдахо.
   — В большинстве своем, люди — создания беспричинные.
   — Ни одна армия, мужская или женская, не гарантирует мира! Твоя Империя не является мирной! Ты только…
   — Мои Рыбословши познакомили тебя с нашими историческими источниками?
   — Да, но я ведь еще и прогулялся по твоему городу, я наблюдал твоих подданных. Твои подданные агрессивны!
   — Вот видишь, Данкан? Мир поощряет агрессивность.
   — А ты говоришь, что твоя Золотая Тропа…
   — Это не совсем мир, это спокойствие, плодородная почва для произрастания суровых классов и многих других форм агрессивности.
   — Ты говоришь загадками!
   — Я говорю сконцентрированными наблюдениями, которые рассказывают мне, что миролюбивая поза — это поза побежденного. Это поза жертвы. Жертвы накликают на себя агрессию.
   — Твое чертово насильственное спокойствие! Что оно приносит хорошего?
   — Если нет врага, враг должен быть изобретен. Военная сила, которой отказывают во внешней мишени, всегда обращается против своих собственных граждан.
   — В чем твоя игра?
   — Я видоизменяю и смиряю человеческую страсть воевать.
   — Люди не хотят войны.
   — Они хотят хаоса. Война является наиболее легкодоступной формой хаоса.
   — Я ни во что это не верю! Ты играешь свою собственную опасную игру.
   — В очень опасную. Я обращаюсь к самым древним источникам человеческого поведения, чтобы изменить их направление. Опасность в том, что я могу подавить силы человеческого выживания. Но, уверяю тебя, Золотая Тропа сохраняется.
   — Ты не подавил противоречий!
   — Я рассеиваю скопление энергии в одном месте и направляю ее в другое место. То, что не можешь подчинить, превращаешь в источник энергии.
   — Что удерживает твою женскую армию от того, чтобы совершить переворот?
   — Я их вождь.
   Глядя теперь на скопление женщин в этом огромном зале, Айдахо не мог отрицать, что женщины беспрекословно верят своему вождю. Он видел также, что частично их преклонение обращено на его собственную персону. Искушение так его и притягивало — все, чего он ни захочет от них… чего ни захочет! Потенциальная сила толпы в огромном зале обладала взрывными свойствами. Осознание этого заставило его глубже вдуматься в сказанное Лито.
   Лито говорил что-то о взрывающемся насилии. Как раз вид безмолвно молящихся женщин и воскресил в памяти Айдахо слова Лито:
   — Мужчины уязвимы для классовых пристрастий. Они творят разделенное на слои общество. Такое общество является открытым приглашением к насилию. Оно не распадается на части. Оно взрывается.
   — Женщины никогда этого не делают?
   — Нет, если только они не находятся почти в полном подчинении мужчин, или не действуют по внушенной им модели мужского поведения.
   — Не могут быть два пола настолько различны!
   — И все же, так и есть. Женщины сплачиваются на основе своего пола, и эта основа превосходит и классы, и касты. Вот почему я позволяю моим женщинам держать бразды правления.
   Айдахо был вынужден согласиться, что эти молящиеся женщины оправдывают слова Лито.
   «Какую часть этой силы он передаст в мои руки?»
   Искушение было чудовищным! Айдахо обнаружил, что оно заставляет его трепетать. С леденящей резкостью он понял, что в этом и есть несомненный умысел Лито — «Подвергнуть меня искушению!»
   Женщины в огромном зале завершили свою молитву, подняли взоры на Лито. Айдахо почувствовал, что он никогда прежде не видел такого восторга в человеческих лицах — это был даже не сексуальный экстаз, не торжество победителей в битве — всему, что ему только доводилось видеть, очень далеко до этого напряженного обожания.
   — Рядом со мной стоит сегодня Данкан Айдахо, — сказал Лито. Данкан здесь, чтобы принести присягу верности, которую услышат все. Данкан?
   У Айдахо обожгло ледяным холодом все внутри. Лито предоставлял ему простой выбор:
ПОКЛЯНИСЬ В ВЕРНОСТИ Богу-ИмператорУ ИЛИ УМРИ!
   «Если я стану насмехаться, увиливать, или как то возражать, эти женщины собственными руками меня убьют.»
   В Айдахо вспыхнул глубокий гнев. Он сглотнул, прокашлялся, затем сказал:
   — Пусть никто не спрашивает меня о моей верности. Я верен Атридесам.
   Он услышал, как его собственный голос, усиленный икшианским устройством в тележке Лито, громоподобно разнесся по всему помещению.
   Эффект поразил Айдахо.
   — Мы причастны! — завопили женщины. — Мы причастны! Мы причастны!