Херберт Фрэнк. Бог - император Дюны

   Делегация, обряженная в плащи, вместе с отправленной вперед Найлой Рыбословшей поджидала их возле здания под зеленым флагом. Айдахо насчитал в делегации восемь человек, все мужчины и все в одинаковых плащеобразных одеяниях Свободных из темно-коричневого материала. Под капюшоном одного из встречающих можно было разглядеть зеленую головную повязку это, без сомнения, наиб. В стороне ждали дети с букетами цветов. Женщины под черными капюшонами стояли позади, в переулочках. На Айдахо вся эта сцена произвела донельзя унылое впечатление.
   — Ну что ж, давай пройдем через это, — сказала Сиона.
   Найла кивнула и повела отряд по склону вниз на улицу. Сиона и Айдахо так и шли в нескольких шагах позади нее. Остальные чуть поотстали и двигались следом, теперь умолкнув, и оглядываясь вокруг с нескрываемым любопытством.
   Когда Найла приблизилась к делегации, человек с зеленой головной повязкой шагнул вперед и поклонился. Движения его были старческими, но Айдахо видел, что он совсем не стар, едва достиг среднего возраста, щеки гладкие и без морщин. На сплющенном носу не было шрамов от дыхательных трубок — А его глаза! Их явно различимые зрачки не затоплены всепоглощающей синевой спайсомана. И глаза его — карие! Карие глаза у Свободного!
   — Меня зовут Гарун, — сказал мужчина, когда Найла остановилась перед ним. — Я наиб этого места. От имени Свободных, добро пожаловать в Туоно.
   Найла указала через плечо на Сиону и Айдахо, остановившихся прямо за ней.
   — Приготовлены ли квартиры для ваших гостей?
   — Мы, Свободные, известны своим гостеприимством, — сказал Гарун. — Все готово.
   Айдахо фыркнул на кислые запахи и звуки этого местечка. Он заглянул в открытые окна облицованного плитками здания справа. И над этим парит знамя Атридесов? В окне он увидел аудиторию с низким потолком, невысокий помост с небольшой раковиной для оркестра, темно-бордовые ряды сидений, ковры на полу. От всего этого так и несло театральной декорацией, развлекаловкой для туристов.
   Шаркающий звук шагов заставил Айдахо вновь поглядеть на дорогу. К делегации со всех сторон устремились дети, протягивая грязными ручками букеты ярких красных цветов. Цветы были подвядшими.
   Гарун обратился к Сионе, правильно распознав золотые разводы офицерши Рыбословш на ее мундире.
   — Желаете ли вы увидеть представление наших ритуалов Свободных? — спросил он. — Музыку, может быть? Танец?
   Найла приняла цветы от ребенка, понюхав букет, чихнула.
   Другой сорванец протянул цветы Сионе, подняв на нее широко раскрытые глаза. Она приняла цветы, не взглянув на ребенка. Айдахо просто отмахнулся от детей, когда они приблизились к нему. Они замешкались, затем поглядели на него и врассыпную заспешили к остальным.
   Гарун обратился к Айдахо.
   — Если ты дашь им несколько монеток, они не будут тебе докучать.
   Айдахо содрогнулся. Неужели таково нынче воспитание детей Свободных?
   Гарун опять перенес внимание на Сиону и стал объяснять ей планировку деревни. Найла прислушивалась к нему.
   Айдахо прошелся по улице, заметив, как все стреляют в него глазами, отводя их, едва он взглянет. Он чувствовал себя глубоко оскорбленным внешними украшениями зданий, ни одно из них не скрывало свидетельств упадка. Он заглянул в открытый вход в аудиторию. За увядающими цветами и заискивающим голосом Гаруна угадывается, что Туоно отчаянно борется за ежедневное существование. В другое время и на другой планете это была бы ослиная деревушка — подпоясанные веревками крестьяне, напирающие со своими прошениями. Он расслышал хнычущие и просящие интонации в голосе Гаруна. Это не Свободные! Эти несчастные создания живут на обочине, стараясь сохранить осколки древней целостности. И все равно, потерянная реальность все больше и больше ускользает из их рук. Что же Лито здесь сотворил? Эти
МУЗЕЙНЫЕСвободные потеряны для всего, кроме скудного существования и бессмысленного заучивания старых слов, которых не только не понимают, но даже не могут правильно произнести!
   Вернувшись к Сионе, Айдахо пригляделся к покрою коричневой одежды Гаруна, заметил, как она узка, явно из-за необходимости экономить материю. Под робой проглядывал серый лоснящийся стилсьют — ни один настоящий Свободный никогда бы не стал так сильно выставлять свой стилсьют под солнечный свет. Айдахо поглядел на остальных членов делегации, заметил, что и они не менее скаредны с материей для своих одежд. Это говорило об их душевном складе. Такие одежды не дозволяли размашистых жестов, свободы движений. Узкие и сковывающие одеяния говорят о характере целого народа! В нем вспыхнуло отвращение, он резко ступил вперед и распахнул плащ Гаруна, чтобы увидеть стилсьют. В точности как он и подозревал! Стилсьют был еще одной подделкой — ни рукавов, ни ножных насосов!
   Когда Айдахо отдернул плащ, Гарун отпрянул, схватив рукоять ножа, висевшего у него на поясе.
   — Эй! Что ты делаешь? — раздраженно воскликнул Гарун. — Не смей так прикасаться к Свободному!
   — Это ты-то Свободный? — осведомился Айдахо. — Я жил со Свободными. Я сражался на их стороне против Харконненов! Я умер вместе со Свободными! А ты? Ты — мошенник!
   Костяшки пальцев Гаруна побелели на рукоятке ножа. Он обратился к Сионе.
   — Кто этот человек?
   Ответила ему Найла:
   — Это Данкан Айдахо.
   — Гхола? — Гарун поглядел на лицо Айдахо. — Мы никогда здесь не видели ни одного из твоих подобий.
   Айдахо почувствовал, как его обуревает почти непреодолимое желание очистить это место, даже если это будет стоить ему жизни, покончить с бесконечной повторяемостью жалкого существования тех, кто ему, вроде бы, должен быть глубоко безразличен.
   «Да, устаревшая модель!» Но это — не Свободные.
   — Выхвати свой нож или убери с него руку, — сказал Айдахо.
   Гарун отдернул руку от ножа.
   — Это не настоящий нож, — проговорил он. — Этот просто для вида, — голос его стал жалким. — Но у нас есть настоящие ножи, даже крисножи. Они заперты в музейных витринах для лучшей сохранности.
   Айдахо не смог с собой совладать. Он запрокинул голову и расхохотался. Сиона улыбнулась, но Найла стала задумчивой, и весь отряд Рыбословш пододвинулся к ним поближе, образовав вокруг них настороженный круг.
   Смех произвел на Гаруна странный эффект: он склонил голову и крепко сплел пальцы рук; но Айдахо успел заметить, как они дрожат. Когда Гарун опять посмотрел вперед, то взгляд его, устремленный на Айдахо, был суров. Айдахо резко протрезвел. Словно жестоким сапогом втоптали «я» Гаруна в пугливое раболепие, а в глазах — настороженное выжидание. Почему-то, Айдахо, сам не умея объяснить, вспомнил цитату из Оранжевой Католической библии, и спросил себя:
   «Те ли это смиренные, что переживут нас всех и унаследуют мироздание?»
   Гарун прокашлялся и сказал:
   — Может быть, гхола Данкан Айдахо посмотрит наши обычаи, и ритуалы и вынесет о них суждение?
   Айдахо устыдился этой молящей просьбы. Он проговорил, не задумываясь:
   — Я научу вас любым обычаям Свободных, которые только знаю, — он поднял взгляд и увидел, что Найла сурово хмурится. — Это поможет мне скоротать время, — сказал он. — И кто знает? Может быть, это вернет что-то от истинных Свободных на эту землю.
   Сиона проговорила:
   — Нам нет надобности играть в старые культовые игры! Отведите нас в наши квартиры.
   Найла смущенно склонила голову и проговорила, не глядя на Сиону:
   — Командующая, есть то, что я не осмелилась тебе сообщить..
   — Что ты должна удостовериться, что мы остаемся в этом вонючем местечке? — взорвалась Сиона.
   — Ох, нет! — Найла поглядела в лицо Сионы. — Куда вы сможете отсюда деться? Через Стену перебраться нельзя и, в любом случае, за ней только река. С другой стороне — Сарьер. Ох, нет… это кое-что другое, — Найла покачала головой.
   — Не тяни! — резко обрубила Сиона.
   — Мне отдан строжайший приказ, командующая, который я не осмелюсь нарушить, — Найла взглянула на остальных членов отряда, затем опять на Сиону. — Ты и… Данкан Айдахо должны быть поселены вместе.
   — Это приказ моего отца?
   — Госпожа командующая, мне сообщили, что это повеление самого Бога-Императора, а мы не осмеливаемся пойти против него.
   Сиона во все глаза поглядела на Айдахо.
   — Ты помнишь мое предостережение, Айдахо, когда мы в последний раз разговаривали в Твердыне?
   — Мои руки — мои, что захочу, то ими и сделаю, — огрызнулся Айдахо. — И, по-моему, хватит тебе сомневаться, захочу я чего-нибудь или нет!
   Она отвернулась от него, коротко ему кивнув, и поглядела на Гаруна.
   — Какое имеет значение, где мы будем спать в этом отвратительном местечке? Отведите нас на наши квартиры.
   Айдахо нашел реакцию Гаруна восхитительной — повернув к гхоле лицо, закрытое капюшоном Свободного, он заговорщицки подмигнул Айдахо. И только после этого Гарун повел их за собой по грязной улочке.

~ ~ ~

   Какова непосредственнейшая опасность моему правлению? Я вам поведаю. Это — истинный провидец, человек, представший перед Богом с полным осознанием того, перед кем он предстоит. Экстаз провидчества высвобождает энергию, которая сродни энергии секса — ей нет дела ни до чего, кроме творения. Один акт творения может быть очень похож на другой. Все зависит от видения.

Украденные дневники

 
   Лито лежал без тележки на верхнем крытом балконе башни Малой Твердыни, охваченный раздражением, происходившим из-за вызванных необходимостью задержек, отсрочивавших день его свадьбы с Хви Нори. Он пристально поглядел на юго-запад. Где-то там, за темнеющим горизонтом, Данкан, Сиона и их попутчики уже шесть дней провели в деревне Туоно.
   «Все эти задержки — из-за меня», — подумал Лито. — «Я сам сменил место проведения свадьбы, заставив бедного Монео переделывать уже все готовое.»
   А теперь еще, конечно, и это дело с Молки.
   Необходимость этого невозможно объяснить Монео, шаги которого слышались сейчас в центральной палате верхних покоев башни. Он переживает, что ему пришлось покинуть свой командный пост, откуда он руководил приготовлениями к празднеству. Монео всегда так беспокоится!
   Лито глядел на заходящее солнце — оно плыло низко над горизонтом, подернутое тусклыми оранжевыми тонами недавно прошедшей бури. К югу за Сарьером сгущались дождевые тучи. Перед тем Лито молча смотрел на дождь, и длилось это, казалось, без начала и конца.
   На угрюмом сером небе распухали тучи, отчетливо виднелась каждая струя дождя. Лито почувствовал, как окутывают его незваные воспоминания. Это настроение было слишком тяжело стряхнуть с себя и, даже не думая, он пробормотал памятные ему строки древнего стихотворения.
   — Ты заговорил, Владыка? — голос Монео раздался совсем близко от Лито. Всего лишь поведя глазами, Лито увидел преданного мажордома, стоящего во внимательном ожидании.
   Лито перевел на галакс процитированные им строки:
   «Соловей гнездится в сливовом дереве, но что ему делать, когда подует ветер?»
   — Это вопрос, Владыка?
   — Старый вопрос. Ответ прост. Пусть соловей держится своих цветков.
   — Я не понимаю, Владыка.
   — Перестань нести банальности, Монео. Меня раздражает, когда ты этим занимаешься.
   — Прости, Владыка.
   — Что еще я могу поделать? — Лито пристально вгляделся в удрученное лицо Монео. — Что бы еще ни значило сделанное нами, Монео, мы закладываем основы хорошего театра.
   Монео воззрился на лицо Лито.
   — Владыка?
   — Обряды религиозных празднеств в честь Вакха стали зародышем греческого театра, Монео. Религия часто ведет к театрализации. Благодаря нам, у людей будет чудесный театр, — Лито опять оглянулся и поглядел на юго-западную часть горизонта.
   Теперь там ветер собирал тучи. Лито представил, что слышит, гонимый со свистом по дюнам песок, но это было лишь резонирующее безмолвие верхней палаты башни, тишь, и лишь слабый до нельзя посвист ветра проступает за ней.
   — Облака, — прошептал он. — Мне бы вновь — чашу лунного света, да древнее море, приливающее к моим ногам, цепляющиеся к меркнущему небу перья облаков, сине-серый плащ, окутывающий плечи и ржущих по близости лошадей.
   — Государь встревожен, — проговорил Монео.
   Сострадание в его голосе болью откликнулось в Лито.
   — Яркие тени всех моих прошлых, — сказал Лито. — Они никогда не оставят меня в покое. Я прислушиваюсь к утешительному звуку, к закатному перезвону колоколов над городком и он говорит мне только, что я — звук и душа этого места.
   Башню окутала тьма, пока он произносил эти слова. Вокруг них сразу автоматически зажегся свет. Лито устремил взгляд туда, где тонкий дынный ломоть первой луны плыл поверх облаков, освещенный оранжевым отсветом планеты, на фоне которого тенью дорисовывалась полная окружность спутника.
   — Владыка, почему мы сюда пришли? — спросил Монео. — Почему Ты мне не скажешь?
   — Я хотел насладиться твоим изумлением, — сказал Лито. Скоро вон там приземлится лайнер Космического Союза. Мои Рыбословши доставят мне Молки.
   Монео сделал быстрый вдох и на секунду задержал дыхание, перед тем, как выдохнуть.
   — Дядя… Хви? Тот самый Молки?
   — Ты удивлен, что никак об этом не был предупрежден, — сказал Лито.
   Монео почувствовал, как его пробрало ознобом.
   — Владыка, когда Ты желаешь сохранить что-то в тайне от…
   — Монео? — Лито говорил мягким убеждающим тоном. — Я знаю, что Молки предлагал тебе большие искушения, чем кто-либо…
   — Владыка, я никогда…
   — Знаю, Монео, — сказано все тем же мягким тоном. — Но неожиданность изумления пробудила твои воспоминания. Теперь ты готов на все, чего бы я от тебя ни потребовать.
   — Что… что, Государь…
   — Возможно, нам надо будет избавиться от Молки. Он представляет проблему.
   — Как, я? Ты хочешь, чтобы я…
   — Возможно.
   Монео сглотнул, затем сказал:
   — Преподобная Мать…
   — Антеак мертва. Она хорошо мне служила, но она мертва. Произошла яростнейшая битва, когда мои Рыбословши напали на… на то
МЕСТО, где скрывался Молки.
   — Без Антеак нам даже лучше, — заметил Монео.
   — Я ценю твое недоверие к Бене Джессерит, но я бы предпочел, чтобы Антеак покинула нас иным образом. Она была верна нам, Монео.
   — Преподобная Мать была…
   — И Бене Тлейлакс, и Космический Союз хотели завладеть секретом Молки, — сказал Лито. — Они засекли выступление моих Рыбословш против икшианцев и опередили их. Антеак… что ж, она смогла лишь ненадолго задержать их, но этого оказалось достаточно. Мои Рыбословши надежно окружили то место.
   — 
СЕКРЕТМолки, Владыка?
   — Когда что-либо исчезает, — сказал Лито, — это бывает не менее красноречиво, чем когда что-либо внезапно появляется. Пустые места всегда заслуживают того, чтобы приглядеться к ним как можно пристальнее.
   — Что Владыка имеет ввиду под
ПУСТЫМИ…
   — Молки не умер! Разумеется, это бы мне стало известно. Но он исчез. Куда же он делся?
   — Исчез от тебя, Владыка? Икшианцы…
   — Они усовершенствовали то устройство, которое я уже давно от них получил. Они совершенствовали его медленно и осмотрительно, пряча одно внутри другого. Но я заметил отбрасываемые тени. Я был удивлен и был доволен.
   Монео задумался над этим.
   «Приспособление, скрывавшее… ага!» Бог-Император упоминал по некоторым случаям об этой штуковине, о способе сокрытия записываемых им мыслей. Монео проговорил:
   — Молки везет тебе секрет…
   — О, да! Но это не настоящий секрет Молки, у него за пазухой есть кое-что другое — он даже не ведает, что я и об этом догадываюсь.
   — Другое… но, Владыка, если они сумели скрыть это даже от Тебя…
   — Многие сегодня на это способны, Монео. Они разбежались во все стороны, когда на них напали мои Рыбословши. Секрет икшианского устройства разнесется теперь широко и далеко.
   Глаза Монео встревоженно округлились.
   — Владыка, если кто-нибудь…
   — Если они научатся быть умными, то не будут оставлять следов, — сказал Лито. — Расскажи-ка мне, Монео, что докладывает о Данкане Найла? Она не противится докладывать непосредственно тебе?
   — Что мой Владыка ни прикажет… — Монео прокашлялся. Он не мог постичь, для чего его Бог-Император заговорив об утаенных следах, без перехода заводит речь о другом.
   — Да, конечно, — сказал Лито. — Что я ни прикажу, Найла повинуется. И что она докладывает о Данкане?
   — Он не пытался спариться с Сионой, если это то, что мой Владыка…
   — Но что он делает с моим марионеточным наибом, Гаруном, и с другими Музейными Свободными?
   — Он рассказывает им о прежних обычаях, о войнах против Харконненов, о первых Атридесах здесь, на Арракисе.
   — На Дюне!
   — На Дюне, да.
   — Потому не существует больше Свободных, что Дюны больше не существует, — заметил Лито. — Передал ли ты Найле мое послание?
   — Владыка, зачем Ты так рискуешь?
   — Ты передал мое послание?
   — Посланница в Туоно отправлена, но еще есть возможность ее перехватить.
   — И думать не смей!
   — Но, Владыка…
   — Что она должна передать Найле?
   — Что… что Твой приказ Найле — продолжать и дальше полностью и без всяких вопросов повиноваться моей дочери, во всем, кроме… Владыка! Это опасно!
   — Опасно! Она будет мне повиноваться.
   — Но Сиона… Владыка, я боюсь, моя дочь не служит Тебе от чистого сердца. А Найла…
   — Найла ни в чем не должна отступать от приказов.
   — Владыка, давай сыграем свадьбу где-нибудь в другом месте. — Нет!
   — Владыка, я знаю, Твое предвидение открыло Тебе…
   — Золотая Тропа надежно сохраняется, Монео. Ты знаешь это не хуже меня.
   Монео вздохнул.
   — Бесконечность принадлежит Тебе, Владыка. Я не спрашиваю… Он осекся — потому, что башню потряс чудовищный сокрушительный гул, становящийся все громче и громче.
   Они оба повернулись на звук — снижающийся плюмаж оранжево-голубого света, распространявший водовороты ударных волн, шел на посадку в пустыне к югу от них, меньше, чем в километре.
   — Ага, пожаловал мой гость, — сказал Лито. — Я пошлю тебя вниз на моей тележке, Монео. Возвращайся только с Молки. Скажи навигаторам, этим они заслужили мое прощение. Затем их всех отошли.
   — Твое про… Да, Владыка. Но если они обладают секретом…
   — Они служат моей цели, Монео. Ты должен делать то же самое. Доставь мне Молки.
   Монео послушно направился к тележке, стоявшей в тени дальнего угла верхней палаты. Забравшись на нее, подождал, пока в стене перед ним распахнется зев ночи. В эту ночь выдвинулась посадочная площадка. Тележка с легкостью пушинки устремилась вперед и поплыла под углом к песку к лайнеру Космического Союза, высившемуся словно искаженная уменьшенная копия башни Малой Твердыни.
   Лито наблюдал с балкона, чуть приподняв передние сегменты, чтобы обзор был пошире. Его острое зрение различало белое движущееся пятнышко Монео, стоявшего на двигавшейся в лунном свете тележки. Длинноногие служители Космического Союза поднялись на тележку по выдвижной лесенке и секунду там постояли, разговаривая с Монео. Когда они удалились, Лито телепатической командой поднял защитный колпак тележки, увидел, как блеснул на нем лунный свет. Управляемая его мыслью тележка доставила свой груз на выдвижную посадочную площадку. Лайнер Космического Союза с оглушительным ревем взмыл в воздух, в тот момент, когда Лито впускал тележку в освещенную палату и закрывал ворота в ночь. Лито открыл колпак тележки. Песок поскрипывал под ним, когда он подполз к пассажирской панели тележки и приподнял свои верхние сегменты, чтобы рассмотреть Молки, лежавшего словно во сне, пристегнутого к панели широкими серыми эластичными ремнями. Пепельное лицо, темная седина волос.
   «Как же он постарел», — подумал Лито.
   Монео вышел из тележки и поглядел на человека в ней.
   — Он ранен. Они хотели прислать вместе с ним врача…
   — Шпиона они хотели прислать.
   Лито внимательно осматривал Молки — темная морщинистая кожа, запавшие щеки, острый нос, так контрастирующий с округленным овалом лица. Тяжелые густые брови почти совсем поседели. И это — всего лишь за срок, отпущенный тестостерону.
   Глаза Молки открылись. До чего же потрясает, когда видишь зло в таких карих, как у лани, глазах! Губы Молки тронула кривая усмешка.
   — Владыка Лито, — голос Молки был лишь чуть громче хриплого шепота. Глаза его дернулись направо, задержались на Монео. — Простите меня, что не встаю по такому случаю.
   — Тебе больно? — спросил Лито.
   — Иногда, — Молки водил глазами, изучая обстановку. — Где Твои гурии?
   — Боюсь, я должен отказать тебе в этом удовольствии, Молки.
   — Пусть будет так, — просипел Молки. — В самом-то деле, я чувствую, что не смогу сейчас их удовлетворить. Те, кого ты послал за мной, не были Твоими гуриями, Лито.
   — Они были профессиональны в своем повиновении мне, — сказал Лито.
   — Они были кровожадными охотницами!
   — Охотницей была Антеак. Мои Рыбословши были всего лишь войском.
   Монео переводил взгляд с одного говорящего на другого, туда и сюда. Есть в этом разговоре какой-то тревожащий подтекст. Голос Молки, несмотря на сиплость, звучит почти ернически… Но ведь он всегда был таким. Опасный человек!
   — Как раз перед твоим прибытием, мы с Монео беседовали о Бесконечности, — сказал Лито.
   — Бедный Монео, — сказал Молки.
   Лито улыбнулся.
   — Ты ведь помнишь, Молки? Однажды ты просил меня продемонстрировать тебе бесконечность.
   — Ты сказал, что нет такой Бесконечности, которую можно было бы продемонстрировать, — Молки перевел свой взгляд на Монео. — Лито любит играть в парадоксы. Ему известны все когда-либо открытые уловки языка.
   Монео подавил приступ гнева. Он чувствовал себя исключенным из этого разговора, объектом насмешек со стороны двух высших существ — Молки и Бога-Императора — припоминавших совместные радости прошлого, почти как два старых друга.
   — Монео обвиняет меня, что я — единственный владелец Бесконечности, — сказал Лито. — Он отказывается верить, что в нем столько же Бесконечности, что и во мне.
   Молки уставился на Лито.
   — Вот видишь, Монео!? Какие трюки он выделывает со словами? — Расскажи мне о своей племяннице Хви Нори, — сказал Лито. — Лито, это правда, что говорят? Ты действительно собираешься жениться на ласковой Хви?
   — Правда.
   Молки хихикнул, затем скривился от боли.
   — Они жестоко меня изранили, Лито, — прошептал он и затем проговорил.
   — Скажи мне, старый червяк…
   Монео поперхнулся.
   Молки сделал паузу на секунду, чтобы оправиться от боли, затем продолжил:
   — Скажи мне, старый червяк, твой пенис такой же чудовищный, как твое тело? Ну и что переживет ласковая Хви!
   — Я уже давным-давно сказал тебе правду, — ответил Лито.
   — Никто не говорит правду, — просипел Молки.
   — Ты часто говорил, — проговорил Лито. — Даже тогда, когда этого не понимал.
   — Это потому, что Ты умнее всех нас остальных.
   — Не расскажешь ли ты мне о Хви?
   — По-моему, Тебе уже все известно.
   — Но я хочу услышать от тебя, — сказал Лито. — Вы получали помощь от Тлейлакса?
   — Они снабдили нас знаниями, больше ничем. Все остальное мы сделали сами.
   — Так я и думал, что это не работа тлейлаксанцев.
   Монео не мог больше сдерживать своего любопытства.
   — Владыка, что это, насчет Хви и Тлейлакса? Почему Ты…
   — Все такой же, старый дружище Монео, — сказал Молки, переводя взгляд на мажордома. — Разве ты не знаешь, что он…
   — Я никогда не был твоим другом! — огрызнулся Монео.
   — Тогда, компаньон по гуриям, — ответил Молки.
   — Владыка, — проговорил Монео, поворачиваясь к Лито, — почему Ты говоришь о…
   — Тсс, Монео, — ответил Лито. — Мы утомляем нашего старого товарища, а у меня есть еще, что у него выяснить.
   — Тебя никогда не удивляло, Лито, почему Монео ни разу не попробовал захапать под себя всю Твою шарашку? — спросил Молки.
   — Шарашку? — вопросил Монео.
   — Одно из древних словечек Лито, — пояснил Молки. — Та, кто шарахает
   — идеальное словечко для женской армии. Почему Ты не переименуешь свою империю, Лито? Великая Шарашка!
   Лито поднял руку, повелевая Монео молчать.
   — Так ты расскажешь мне, Молки? О Хви?
   — Всего лишь несколько крохотных клеточек моего тела, ответил Молки.
   — Затем тщательно рассчитанное взращивание и воспитание — все полностью противоположно твоему старому приятелю, Молки. Все это мы сделали во внепространственной камере, недоступной Твоему ясновидению!
   — Но я замечаю, когда что-нибудь исчезает, — проговорил Лито.
   — Внепространственная камера? — переспросил Монео, а затем до него дошло значение слов Молки. — Ты? Ты и Хви…
   — Это именно те очертания, которые я разглядел среди теней, — сказал Лито.
   Монео поглядел прямо в лицо Лито.
   — Владыка, я распоряжусь отменить свадьбу. Я скажу…
   — Ты не сделаешь ничего подобного!
   — Но Владыка, если она и Молки…
   — Монео, — просипел Молки. — Твой Владыка приказывает, и ты обязан повиноваться!
   До чего ж глумливый тон! Монео грозно взглянул на Молки.
   — Полная противоположность Молки, — сказал Лито. — Разве ты его не слышал?
   — Что может быть лучше? — спросил Молки.
   — Но, Владыка, ведь, если Ты знаешь теперь…
   — Монео, ты начинаешь раздражать меня, — заметил Лито. Монео сконфуженно умолк.