который он все время слышал:
- Ты здесь! Смотри, что ты уже сделал для нас!
Не зная, что и подумать, Катсук растерянно стоял у входа,
предполагая, что, может быть, кричит он сам. Но ничто вокруг не выдавало
признаков испуга.
"Даже если я полюблю Хоквата, - думал он, - все равно мне нужно будет
совершить это, чтобы мое решение только усилилось."
- Медведь, волк, ворон, орел - вот мои предки. В
давние дни они были людьми. Вот как это было, и так было
на самом деле. Они праздновали, когда чувствовали себя
счастливыми в этой жизни. Они кричали от отчаяния, когда
печалились. Иногда они пели. До того, как хокваты убили
нас, наши песни рассказывали обо всем этом. Я слыхал те
песни и видел вырезанные из дерева фигуры, рассказывающие
древние истории. Но сами затеси не могут петь или
разговаривать. Они только сидят и смотрят своими мертвыми
глазами. И, как всех мертвых, их поглотит земля.
Из речи Катсука к своему племени
Дэвид с отвращением вздрогнул, оглядев окружающее. Серо-зеленый
полумрак пещеры, сырость на каменных стенах, залитый солнцем вход, куда не
давал подойти связывающий его ремень, звериные запахи, пляшущие капли воды
снаружи - все доставляло ему мучения.
Все его эмоции взбунтовались: нечто вроде истерии, состоящей из
голода, страха, неопределенности и ярости.
В пещеру вошел Катсук - черный силуэт в солнечных лучах. На его поясе
висел нож марки "Рассел", рука на рукояти.
"Мой нож", - подумал Дэвид и задрожал.
- Ты не спишь? - спросил Катсук.
Ответа не было.
- Ты хочешь что-то спросить?
- Зачем? - прошептал Дэвид.
Катсук кивнул, но отвечать не стал.
- Ты захватил меня ради выкупа, так? - спросил мальчик.
Катсук отрицательно покачал головой.
- Выкуп, обмен? Неужели ты считаешь, что мне удастся обменять тебя на
весь остальной мир?
Мальчик затряс головой, ничего не понимая.
- Но, может быть, я смогу, наконец-то, обменять тебя за все
совершенные хокватами ошибки...
- Ты что...
- А-а, ты считаешь, что я сошел с ума. Или я пьян. Прибацанный,
пьяный индеец. Видишь ли, мне знакомы все клише.
- Я только спросил, зачем. - Тихий, робкий голос.
- Затем, что я невежественный, необразованный дикарь, вот почему. И
если перед моим именем куча ученых степеней, то это просто случайность.
Или, возможно, во мне имеется кровь бледнолицых, а? Кровь хокватов? Но я
слишком много пью. Я не люблю трудиться и становиться современным. Я
ничего не пропустил? Может какие другие клише? Ах, да - я еще и
кровожадный!
- Но я ведь только...
- Ты интересовался насчет выкупа. Мне кажется, ты совершил уже все
хокватские ошибки, которые могли они себе позволить.
- Ты... ты сошел с ума?
Катсук довольно рассмеялся.
- Возможно, но не сильно.
- Ты хочешь убить меня? - Едва слышимый шепот.
- Иди спать и не задавай глупых вопросов. - Катсук указал место на
полу, кучу сухого мха, которая должна была служить постелью.
Мальчик судорожно вздохнул.
- Я не хочу спать.
- Ты будешь слушать меня.
Катсук указал на пол пещеры и подсунул кучу мха к ногам пленника.
Каждым своим движением демонстрируя дерзкую самостоятельность, Хокват
лег, перекатился на бок, прижав связанные руки к стенке пещеры. Глаза его
оставались открытыми и глядели на Катсука.
- Закрывай глаза.
- Не могу.
Катсук видел, что мальчик изможден - его дрожь, тусклый взгляд.
- Почему не можешь?
- Вот не могу...
- Почему?
- Ты собираешься убить меня? - На этот раз громче.
Катсук покачал головой.
- Зачем ты сделал это со мной? - настаивал мальчик.
- Что именно?
- Зачем похитил, грубо обращаешься?
- Грубо обращаюсь?
- Ты сам знаешь!
- Но ведь и вы сами грубо обращаетесь с _и_н_д_е_й_ц_а_м_и_. Разве
наши руки не связаны? Разве не гонят нас силой туда, куда мы не хотим
идти? Разве нас не оскорбляют и не заставляют принимать имена, которые мы
не хотим носить?
- Но почему именно я?
- "Ах, почему я!" Крик невинного любого возраста.
Катсук плотно закрыл глаза. Все в нем вскипало от злых предчувствий.
Он открыл глаза, зная теперь, что стал СОВЕРШЕННО ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ,
который еще пользовался опытом и образованием Чарлза Хобухета, но мозги
которого работают уже совершенно другим образом. Сейчас в его теле
пульсировали древние инстинкты.
- Что я сделал тебе? - спросил мальчик.
- Вот именно, - сказал Катсук. - Лично мне ты ничего не сделал.
Поэтому я тебя и выбрал.
- Ты говоришь как сумасшедший.
- Так ты считаешь, что я заразился болезнью хокватов? Ты думаешь, у
меня есть только слова, что мне надо выискивать их, чтобы связать словесно
то, что не может быть облечено в них? Ваши рты кусают Вселенную. Ваш язык
издает только шум. Я же подобным не занимаюсь. Я несу совсем другое
послание. Мой план начертан под воздействием чувств и эмоций. И мой
замысел осуществится среди людей, которые не смогут защититься. Им не
удастся заткнуть уши, так что им придется выслушать меня. Говорю тебе, они
будут слушать Катсука.
- Ты сошел с ума!
- И вот что странно, - Катсук не обращал внимания на слова Дэвида. -
Ты можешь быть одним из немногих во всем мире, кто меня не услышит.
- Ты сумасшедший! Сумасшедший!
- Наверное так оно и есть. Да. А теперь спи.
- Ты так и не сказал мне, зачем сделал это.
- Я хочу, чтобы твой мир кое-что понял: Невинный из вашего племени
может умереть, тогда как другие невинные уже умерли.
Мальчик побледнел, губы искривились в плаксивую гримасу. Он
прошептал:
- Ты собираешься убить меня.
- Возможно и нет, - солгал Катсук. - Ты должен помнить, что дар слов
- это дар иллюзий.
- Но ведь ты говорил...
- Я говорю тебе сейчас, Хокват: Твой мир почувствует мое послание в
своих яйцах! Но если ты сделаешь все, как я тебе говорю, с тобой ничего не
случится.
- Ты врешь!
Стыд и гнев вскипели в Катсуке.
- Заткнись! - рявкнул он.
- Да, это так! Ты все врешь, врешь! - Мальчик уже плакал.
- Заткнись, или я убью тебя прямо сейчас! - прорычал он.
Всхлипы постепенно утихли, но мальчик продолжал глядеть на мучителя
широко открытыми глазами.
Катсук почувствовал, что гнев его угас. Остался лишь стыд.
"Я солгал!"
До него дошло, как недостойно он поступил, поддавшись эмоциям. Катсук
почувствовал себя разбитым вдребезги. Его совратили словесные выкрутасы!
Так поступают лишь хокваты. Эти слова как бы отделили его от самого себя,
и он был теперь отверженным и одиноким.
"Откуда во мне подобная нищета?" - дивился он.
Им овладела печаль. Катсук тяжело вздохнул. Это Ловец Душ не дал ему
выбора. Решение принято, об отмене не могло быть и речи. Вот только
мальчишка научился уже чувствовать ложь.
Сдерживая чувства, насколько это было возможно, Катсук сказал:
- Тебе надо спать.
- Но как же мне спать, если ты собираешься меня убить?
"Разумный вопрос", - подумал Катсук.
- Я не буду убивать тебя, пока ты будешь спать.
- Я не верю тебе.
- Клянусь своими духами; именем, которое я дал тебе, и своим
собственным именем.
- Почему я должен верить в этих дурацких духов?
Катсук дернул за рукоять ножа, вырывая его из ножен.
- Закрывай глаза и будешь жить!
Мальчик закрыл было глаза, но тут же широко распахнул их.
Катсуку все это показалось смешным, но в то же время он лихорадочно
думал, как убедить Хоквата. Никакие слова не подходили.
- А если я уйду, ты будешь спать?
- Попробую.
- Тогда я уйду.
- У меня затекли руки.
Катсук лишь тихо вздохнул и наклонился, чтобы проверить ремни. Они
туго охватывали руки, но кровообращение нарушено не было. Индеец развязал
узлы, растер мальчику запястья. Потом он снова связал их, добавив
скользящую петлю для каждой руки и пропустив ее через плечи Хоквата.
- Теперь, если ты попробуешь освободиться, - сказал он, - новые узлы
затянутся еще туже, и кровь не сможет поступать в руки. Если это случится,
я тебе помочь не смогу. Останется только отрезать их.
- Значит сейчас ты уйдешь?
- Да.
- Ты пойдешь кушать?
- Нет.
- А я хочу есть.
- Кушать будем, когда ты проснешься.
- А что мы будем есть?
- Здесь найдется много съедобного: корешки, личинки...
- Ты останешься снаружи?
- Да. Засыпай. Впереди долгая ночь. Ты будешь идти со мной. Если не
сможешь - мне придется убить тебя.
- Зачем ты это сделал?
- Я уже говорил тебе.
- Нет, не говорил.
- Заткнись и ложись спать.
- Как только ты вернешься, я сразу же проснусь.
Катсук не смог удержать улыбки.
- Хорошо, теперь я знаю, что делать, если захочу тебя разбудить.
Он поднялся, вышел из пещеры и погрузил лицо в воду ручья. Она быстро
охладила и освежила кожу. Потом он встал на колени и заставил все свои
чувства обследовать царившую здесь тишину. Убедившись, что все кругом
спокойно, он направился к деревьям на самом краю обрыва. Там он посидел
какое-то время, неподвижный будто глухарь, припавший к собственной тени.
Отсюда ему была видна тропа, которую его племя проложило много столетий
назад. Она огибала деревья у основания склона. С этой высоты ее было
прекрасно видно, хотя с земли ее скрывали деревья и скальные расщелины.
Он сказал сам себе: "Сейчас я обязан быть сильным. Я нужен своему
племени. Наши тропы съедает лес. Наших детей проклинают и уничтожают. Наши
старики не могут говорить с нами, потому что мы ничего не можем понять в
их словах. Мы сопротивляемся злу, сами прибегая к нему, но мы вымираем. Мы
безземельны на своей собственной земле".
Очень тихо, только самому себе, Катсук стал петь имена своих мертвых:
"Яниктахт... Кипскилч..." Пока звучала песня, он подумал о том, как само
прошлое вплелось в дух песен его народа, но теперь умирают и сами песни.
Далеко внизу из-за деревьев вышел медведь, обошел склон и направился
в другую сторону, чтобы наесться травы к инникинник. Похож, где-то рядом
было его логово.
"Здесь нам ничего не грозит", - подумал Катсук.
Теперь и он сам улегся на мягкий покров мха в тени низких ветвей. Он
лежал на животе, готовясь заснуть.
"Впоследствии, - думал он, - надо будет поменять нож хокватов на
подходящий, чтобы вырезать лук и стрелу, которые мне еще предстоит
сделать..."
Дорогие мамочка и папочка, у меня все чудесно.
Самолет приземлился в Сиэтле. Тут меня встретил человек из
лагеря. Мы сели в маленький автобус. На нем ехали долго.
Шел дождь. Нас довезли до штуки, которую здесь называют
фуникулером. Маленький поезд повез нас вверх, в горы, до
самого лагеря. Недавно здесь нашли следы медведя. Мой
воспитатель - индеец, но не такой как миссис Парма. Он
родился, как сам рассказывал, где-то возле океана. Зовут
его Чарлз Как-то-там. Мы его называем Вождем. У нас здесь
нет спальных палаток. Наоборот, мы живем в домиках. У всех
них есть названия. Я живу в Кедровом Доме. Так что если
будете мне писать, на конверте укажите: Кедровый Дом. Тут
есть один мальчик, который уже был тут в прошлом году. Он
говорил, что Вождь - самый лучший здесь воспитатель. А
мистер Кларк - управляющий в лагере. Он пригласил
человека, чтобы мы сфотографировались с Вождем. Когда мы
получим снимки, я пришлю. В нашем Доме живет восемь
мальчиков. У Вождя есть своя комната на задах, возле
туалета. Пришлите мне, пожалуйста, шесть катушек пленки и
какую-нибудь жидкость против насекомых. И еще мне нужна
новая вспышка. Моя разбилась. В вагоне один мальчик
порезал руку. Здесь много деревьев. И у них тут красивые
закаты. В воскресенье мы пойдем в двухдневный поход.
Спасибо, что положили всякой вкуснятины. Я нашел сверток
уже в вагончике. Я поделился со всеми ребятами, и осталась
только половина. Арахис я еще не открывал. А сейчас мы
ожидаем обеда. Нас заставили написать письма до того, как
мы будем кушать.
Из письма Дэвида Маршалла родителям
Дэвид проснулся.
В какой-то миг его единственными мыслями были голод и жажда, горло
было совершенно сухим. Только потом он почувствовал ремешки на руках и
запястьях. Было странно, как он вообще смог заснуть. Глаза болели, веки
все время закрывались. Мальчик вспомнил предупреждение Катсука о том, что
не следует и пробовать освободиться. Вся пещера была погружена в
зеленоватом полумраке. Во сне мальчик разбросал мох, на котором лежал, и
теперь холод камня пронизывал его до костей. Он задрожал. Потом дрожь
прошла, и его взгляд метнулся вверх, к петле, завязанной на каменном
выступе. Она была слишком высоко.
Но где же этот сумасшедший Катсук?
Дэвид с трудом переместился в сидячую позицию. И в этот миг он
услыхал вертолет, летящий над горным склоном, прямо напротив входа в
пещеру.
Мальчик сразу же узнал этот звук, и в нем вспыхнула надежда.
ВЕРТОЛЕТ!
Дэвид затаил дыхание. Он вспомнил, как бросил свой платок у подножия
обрыва. Во время всего кошмарного ночного марша он держал его в руке,
думая, где бы его бросить на землю. На платке была его монограмма -
отчетливые буквы ДММ.
Он вынул платок из кармана сразу же после того, как вспомнил о нем,
смял в плотный комок и держал в руке, ожидая... ожидая... Не было смысла
бросать его слишком рано. Катсук заводил его в воду ручьев, вел то вверх,
то вниз по течению, тщательно запутывая следы. Дэвид подумывал о том,
чтобы отрывать кусочки ткани от платка и бросать их, но монограмма была
только в одном уголке, к тому же он был уверен, что Катсук обязательно
услышит, если он начнет рвать ткань.
На склоне оврага Дэвид двигался медленно не только от усталости и
отчаяния, но и по другой причине. Катсук был уверен, что укроется здесь до
вечера. Земля под склоном прекрасно просматривалась с неба. Здесь не было
никаких троп. Носовой платок в таком необычном месте _м_о_г _б_ы_ привлечь
внимание. Сам же Катсук был настолько поглощен подъемом, был настолько
уверен в себе, что не оглядывался назад.
И, конечно же, пилот вертолета там, снаружи, сейчас увидал его
платок.
И опять рокочущий шум винтов пронесся мимо расщелины, заполнив всю
пещеру. Что они делают? Собираются приземляться?
В душе Дэвид молил, чтобы пилот и люди в вертолете смогли рассмотреть
склон.
Но где же безумный Катсук? Или его уже заметили?
От жажды горло горело огнем.
Вертолет снова пронесся мимо расщелины. Дэвид надеялся услыхать
какие-нибудь изменения в звуке винтов. Неужели он уже спасен?
Он вспоминал долгий ночной переход; ужас, из-за которого все его
мысли помутились; о темной тропе с выступающими корнями. Вернулись чувства
голода и страха, даже более сильные. Мальчик глянул на каменный пол
пещеры. Ноздри опять уловили слабый медвежий запах.
Машинный звук вновь заполнил всю пещеру.
Дэвид попытался представить окрестности обрыва. Есть ли тут
где-нибудь место, чтобы вертолет мог приземлиться? Когда они пробирались
сквозь лес, он так устал, так проголодался и хотел пить, так отчаянно
размышлял над тем, где бросить платок, что даже не обратил внимание на
окружающее. Мрак ночи с ее холодными и безразлично глядящими на него
звездами затуманивал его память. Мальчику удалось вспомнить лишь накаты
птичьих криков на рассвете, подавившие все его чувства, которые и до того
были ослаблены голодом и жаждой.
Нет, ну что они там делают, в этом вертолете? И где Катсук?
Дэвид попытался представить полет на вертолете. Он уже летал на
вертолете, когда добирался с родителями из одного аэропорта в другой. Так
что этот звук, конечно же, вертолетный. Вот только никогда он не
поинтересовался, сколько места требуется винтокрылой машине для посадки;
знал лишь, что не очень много. Так сможет он сесть возле обрыва? Этого
мальчик не знал.
Но может это сам обрыв с возможностью осыпи удерживает пилота от
приземления? Катсук _п_р_е_д_у_п_р_е_ж_д_а_л_ о подобной опасности. А
может, Катсук достал где-нибудь ружье, которое он мог спрятать где-нибудь
здесь раньше, а вот теперь достать. Он мог ожидать в засаде, чтобы сбить
вертолет.
Дэвид в отчаянии замотал головой из стороны в сторону.
Он подумывал о том, чтобы закричать. Но за шумом в вертолете его
никто не сможет услыхать. К тому же Катсук предупредил, что убьет его при
первой же попытке закричать.
Дэвид представил свой собственный нож на поясе у Катсука - нож марки
"Рассел", сделанный в Канаде. Он представил, как смуглая рука Катсука
вытягивает нож из ножен, сильный удар...
"Если я закричу, он обязательно убьет меня."
Шум машины кружил возле просеки у подножия осыпи, и это путало слух.
Вся пещера и маскирующие ее деревья тряслись от грохота. Трудно было
сказать, когда вертолет летел низко над склоном, а когда он поднимался над
скалой. Сказать можно было только одно: он был здесь.
Но куда девался Катсук?
Дэвид стучал зубами от холода и страха. Голод и жажда разбили время
на неодинаковые кусочки. Пыльный желтый свет, приходящий снаружи, ничего
не мог сказать мальчику. Но и звуки по их значению он тоже не мог
разобрать, как бы тщательно он не прислушивался.
Ясно было лишь одно - вертолет здесь. Его шум еще раз наполнил
пещеру. Но на этот раз к нему примешался посторонний звук - медленно
нараставший грохот. Даже гром был бы тише. Вся пещера задрожала.
Может у них какая-то авария?
Мальчик затаил дыхание, когда пугающий звук повторился, становясь все
громче и громче. Наконец он достиг кульминации и начал убывать. А вместо
него стал хорошо различимым гомон вороньей стаи. Звук вертолета стих до
далекого, еле различимого урчания.
И все же мальчик слышал его. "Так-так-так" винтов проникало в пещеру
вместе с холодным зеленым светом и занимало все внимание Дэвида. Вдоль
позвоночника, расслабляя мышцы, покатилась волна страха. Звук винтов
вертолета стихал... стихал... пока не затих совершенно. Теперь слышно было
только воронье карканье и гулкое хлопание крыльев.
Вдруг арка входа в пещеру заполнилась черным силуэтом Катсука.
Контуры фигуры подсвечивались по краю мутным светом. Не говоря ни слова,
Катсук снял петлю с каменного выступа и развязал руки и запястья мальчика.
"Почему он ничего не говорит? Что там произошло?" - удивлялся Дэвид.
Катсук ощупал карман на джинсах Дэвида.
"Носовой платок!" - догадался тот.
Он попытался сглотнуть, глядя на своего стража, взглядом умоляя его
хоть немножечко рассказать о том, что произошло снаружи.
- Придумано было очень умно, - сказал Катсук без всякой злости. Он
продолжал массировать запястья мальчика. - Весьма и весьма.
Тихие, спокойные слова Катсука перепугали Дэвида гораздо сильнее, чем
если бы его похититель гневно орал.
"Если он назовет меня Хокватом, - думал мальчик, - надо не забыть
ответить, чтобы не рассердить его."
Катсук оставил запястья пленника и сел, глядя ему прямо в лицо.
- Ты хочешь узнать, что там произошло. Я расскажу.
"Я Хокват, - напоминал Дэвид сам себе. - Нельзя его сердить."
Мальчик следил за губами и глазами Катсука, вслушивался в каждый
оттенок голоса, искал мельчайшее проявление эмоций. Но слова Катсука текли
мерной каденцией:
- Ворон... громадная птица... дьявольская машина...
У всех этих слов было и дополнительное, переносное значение. Дэвиду
казалось, будто ему рассказывают увлекательнейшую историю, и не о
вертолете, а о громадной птице по имени Ворон, о победе Ворона над злыми
силами.
- Знай, что когда Ворон был молодым, он был отцом моего племени. Это
он принес нам солнце, луну и звезды. Он принес нам огонь. Тогда он был
белокожим, таким как ты. Но дым огня прокоптил его. И вот сегодня Ворон
пришел, чтобы укрыть меня от дьявольской машины - черный Ворон. Это он
спас меня. Ты понял?
Дэвид лишь дрожал, неспособный не спросить что-нибудь, ни понять
что-либо.
В полумраке пещеры глаза Катсука блеснули кобальтовой синевой.
Солнечные лучи, попадающие в пещеру снаружи, медово позолотили кожу
мужчины, сделали его фигуру больше, объемней.
- Ты почему дрожишь? - спросил Катсук.
- Я... я замерз.
- Есть хочешь?
- Д-да.
- Тогда я стану учить тебя, как жить на моей земле. На ней есть
множество вещей, чтобы поддерживать нас: коренья, сладкие муравьи, жирные
личинки, цветы, клубни, листья. Ты научишься всему этому и станешь
человеком леса.
- Лесником?
Катсук покачал головой из стороны в сторону.
- Человеком леса. Это совсем другое. Ты хитер, в тебе есть дьявол.
Именно такие становятся людьми леса.
Дэвид не понимал смысла этих слов, но на всякий случай кивнул.
- Ворон сказал мне, что мы можем идти и днем. Мы выйдем сейчас же,
потому что хокваты вышлют на поиски людей. Они придут сюда из-за твоего
хитро брошенного платка.
Дэвид провел языком по губам.
- Куда мы пойдем?
- В горы. Возможно, мы найдем там долину мира, где мои предки однажды
набрали воду жизни.
"Он совершенно сошел с ума", - подумал Дэвид и сказал:
- Я хочу пить.
- Напейся из ручья. А теперь поднимайся.
Дэвид послушался, ожидая, что ему снова свяжут руки. У него болел
бок, на котором он лежал на каменном полу пещеры. Он поглядел на дневной
свет снаружи. "Идти днем, когда где-то рядом летает вертолет?"
"А может, погоня уже рядом, и только потому сумасшедший Катсук
собирается бежать при дневном свете?"
- Ты думаешь, твои друзья прилетят в своей дьявольской машине, чтобы
спасти тебя? - спросил индеец.
Дэвид потупился и уставился на камни, покрывавшие пол пещеры.
Катсук довольно рассмеялся.
- Как тебя зовут?
- Хокват. - Не подымая взгляда.
- Очень хорошо. Только твои друзья нас не увидят, Хокват.
Дэвид поднял глаза, чтобы встретить взгляд в упор.
- Почему не увидят?
Катсук указал головой на выход из пещеры.
- Там со мной говорил Ворон. И он сказал, что укроет нас от всех
искателей с неба. Я даже не буду тебя связывать. Ворон удержит тебя от
побега. Если ты попытаешься сбежать, Ворон укажет как тебя достать и
убить. Ты меня понял, Хокват?
- Д-да. Я не буду убегать.
Катсук довольно усмехнулся.
- Именно это и сказал мне Ворон.
И оставит человек отца своего и мать свою, и будет
держаться с духом, что свяжется с плотью его. Но, до того
как получит плоть эту, будет он нагим, каким мог он быть
ни перед кем. И не будет он стыдиться наготы своей,
понимая, что есть такая и такая кость среди костей его, и
тогда плоть его закроется и сотворится все. И овладеет
тогда человеком этим тяжелый сон, хотя бог создал
человека. И не найдется никого, способного помочь; все
имена человеческие будут Боговы. И Бог человеческий станет
причиной того, что падут небеса, что каждый зверь полевой
сможет зваться человеческим именем и познает душу. Зовут
ее живой душой. Каждая скотина, каждый дикий зверь, любое
создание заберется в человека, чтобы увидать - что
сотворилось из первичной материи в живой душе. И человек,
отделенный от того, что его сформировало, создало, назовет
только лишь имя его, считая это за помощника или
помощников. Но Алкунтам сказал: "Если не будешь добрым -
умрешь. И все живое станет плотью от плоти твоей, и
отделен станет человек от неба."
Сотворение мира по Чарлзу Хобухету.
Из статьи для журнала "Антропология 200"
Шум вертолета разбудил Катсука вскоре после полудня. Он неподвижно
лежал под елью, определив направление звука еще до того, как поднять
голову. Но даже и потом он стал двигаться очень медленно, будто
встревоженный зверь, хотя знал, что нижние ветви скрывают его, но стараясь
не сделать ничего такого, что привлекло бы внимание искателей.
Вертолет возник над деревьями, растущими на склоне, описал круг над
их укрытием, потом улетел и возвратился снова. "Так-так-так" винтов
заглушило все остальные звуки, когда рокот кружил над скалой, отражаясь от
поверхности осыпи.
Катсук глядел в небо через скрывающие его ветви. Солнце отражалось от
округлого корпуса воздушной машины. Вертолет был серебристо-зеленым, с
эмблемами Службы Национального Парка. Винты производили еще и какой-то
дополнительный: противный, шипящий звук, от которого ладони Катсука
вспотели.
Почему он кружит здесь? Что привлекло его внимание?
Индеец знал, что тень ели скроет его, но присутствие поисковиков
действовало ему на нервы, из-за чего хотелось куда-то бежать.
Снова и снова возвращался вертолет, облетая оползневую стену и
граничащие с ней деревья и скалы.
Катсук думал о мальчишке в пещере. Люди из вертолета могли посадить
машину и выскочить сразу же после того, как услышат крик. Только на
вершине склона сесть они не могли - этому мешали деревья, а сам склон был
очень крутым.
Но что они вообще тут делают?
Катсук отвел взгляд от вертолета и взглядом обследовал поверхность
склона. Внезапно его глаза сфокусировались на каком-то предмете. У самого
основания стены обрыва, на узенькой полоске отблескивало что-то
неестественно белое.
Там, где все должно быть серым и зеленым, лежало нечто белое. И
острые глаза лесников из вертолета заметили это.
Катсук изучал эту белую штуку, в то время, как вертолет делал
следующий заход. Что же это было? Поднятый винтами воздушный поток
заставил это нечто взлететь.
И тут понимание происходящего бомбой взорвалось в голове индейца:
- Ты здесь! Смотри, что ты уже сделал для нас!
Не зная, что и подумать, Катсук растерянно стоял у входа,
предполагая, что, может быть, кричит он сам. Но ничто вокруг не выдавало
признаков испуга.
"Даже если я полюблю Хоквата, - думал он, - все равно мне нужно будет
совершить это, чтобы мое решение только усилилось."
- Медведь, волк, ворон, орел - вот мои предки. В
давние дни они были людьми. Вот как это было, и так было
на самом деле. Они праздновали, когда чувствовали себя
счастливыми в этой жизни. Они кричали от отчаяния, когда
печалились. Иногда они пели. До того, как хокваты убили
нас, наши песни рассказывали обо всем этом. Я слыхал те
песни и видел вырезанные из дерева фигуры, рассказывающие
древние истории. Но сами затеси не могут петь или
разговаривать. Они только сидят и смотрят своими мертвыми
глазами. И, как всех мертвых, их поглотит земля.
Из речи Катсука к своему племени
Дэвид с отвращением вздрогнул, оглядев окружающее. Серо-зеленый
полумрак пещеры, сырость на каменных стенах, залитый солнцем вход, куда не
давал подойти связывающий его ремень, звериные запахи, пляшущие капли воды
снаружи - все доставляло ему мучения.
Все его эмоции взбунтовались: нечто вроде истерии, состоящей из
голода, страха, неопределенности и ярости.
В пещеру вошел Катсук - черный силуэт в солнечных лучах. На его поясе
висел нож марки "Рассел", рука на рукояти.
"Мой нож", - подумал Дэвид и задрожал.
- Ты не спишь? - спросил Катсук.
Ответа не было.
- Ты хочешь что-то спросить?
- Зачем? - прошептал Дэвид.
Катсук кивнул, но отвечать не стал.
- Ты захватил меня ради выкупа, так? - спросил мальчик.
Катсук отрицательно покачал головой.
- Выкуп, обмен? Неужели ты считаешь, что мне удастся обменять тебя на
весь остальной мир?
Мальчик затряс головой, ничего не понимая.
- Но, может быть, я смогу, наконец-то, обменять тебя за все
совершенные хокватами ошибки...
- Ты что...
- А-а, ты считаешь, что я сошел с ума. Или я пьян. Прибацанный,
пьяный индеец. Видишь ли, мне знакомы все клише.
- Я только спросил, зачем. - Тихий, робкий голос.
- Затем, что я невежественный, необразованный дикарь, вот почему. И
если перед моим именем куча ученых степеней, то это просто случайность.
Или, возможно, во мне имеется кровь бледнолицых, а? Кровь хокватов? Но я
слишком много пью. Я не люблю трудиться и становиться современным. Я
ничего не пропустил? Может какие другие клише? Ах, да - я еще и
кровожадный!
- Но я ведь только...
- Ты интересовался насчет выкупа. Мне кажется, ты совершил уже все
хокватские ошибки, которые могли они себе позволить.
- Ты... ты сошел с ума?
Катсук довольно рассмеялся.
- Возможно, но не сильно.
- Ты хочешь убить меня? - Едва слышимый шепот.
- Иди спать и не задавай глупых вопросов. - Катсук указал место на
полу, кучу сухого мха, которая должна была служить постелью.
Мальчик судорожно вздохнул.
- Я не хочу спать.
- Ты будешь слушать меня.
Катсук указал на пол пещеры и подсунул кучу мха к ногам пленника.
Каждым своим движением демонстрируя дерзкую самостоятельность, Хокват
лег, перекатился на бок, прижав связанные руки к стенке пещеры. Глаза его
оставались открытыми и глядели на Катсука.
- Закрывай глаза.
- Не могу.
Катсук видел, что мальчик изможден - его дрожь, тусклый взгляд.
- Почему не можешь?
- Вот не могу...
- Почему?
- Ты собираешься убить меня? - На этот раз громче.
Катсук покачал головой.
- Зачем ты сделал это со мной? - настаивал мальчик.
- Что именно?
- Зачем похитил, грубо обращаешься?
- Грубо обращаюсь?
- Ты сам знаешь!
- Но ведь и вы сами грубо обращаетесь с _и_н_д_е_й_ц_а_м_и_. Разве
наши руки не связаны? Разве не гонят нас силой туда, куда мы не хотим
идти? Разве нас не оскорбляют и не заставляют принимать имена, которые мы
не хотим носить?
- Но почему именно я?
- "Ах, почему я!" Крик невинного любого возраста.
Катсук плотно закрыл глаза. Все в нем вскипало от злых предчувствий.
Он открыл глаза, зная теперь, что стал СОВЕРШЕННО ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ,
который еще пользовался опытом и образованием Чарлза Хобухета, но мозги
которого работают уже совершенно другим образом. Сейчас в его теле
пульсировали древние инстинкты.
- Что я сделал тебе? - спросил мальчик.
- Вот именно, - сказал Катсук. - Лично мне ты ничего не сделал.
Поэтому я тебя и выбрал.
- Ты говоришь как сумасшедший.
- Так ты считаешь, что я заразился болезнью хокватов? Ты думаешь, у
меня есть только слова, что мне надо выискивать их, чтобы связать словесно
то, что не может быть облечено в них? Ваши рты кусают Вселенную. Ваш язык
издает только шум. Я же подобным не занимаюсь. Я несу совсем другое
послание. Мой план начертан под воздействием чувств и эмоций. И мой
замысел осуществится среди людей, которые не смогут защититься. Им не
удастся заткнуть уши, так что им придется выслушать меня. Говорю тебе, они
будут слушать Катсука.
- Ты сошел с ума!
- И вот что странно, - Катсук не обращал внимания на слова Дэвида. -
Ты можешь быть одним из немногих во всем мире, кто меня не услышит.
- Ты сумасшедший! Сумасшедший!
- Наверное так оно и есть. Да. А теперь спи.
- Ты так и не сказал мне, зачем сделал это.
- Я хочу, чтобы твой мир кое-что понял: Невинный из вашего племени
может умереть, тогда как другие невинные уже умерли.
Мальчик побледнел, губы искривились в плаксивую гримасу. Он
прошептал:
- Ты собираешься убить меня.
- Возможно и нет, - солгал Катсук. - Ты должен помнить, что дар слов
- это дар иллюзий.
- Но ведь ты говорил...
- Я говорю тебе сейчас, Хокват: Твой мир почувствует мое послание в
своих яйцах! Но если ты сделаешь все, как я тебе говорю, с тобой ничего не
случится.
- Ты врешь!
Стыд и гнев вскипели в Катсуке.
- Заткнись! - рявкнул он.
- Да, это так! Ты все врешь, врешь! - Мальчик уже плакал.
- Заткнись, или я убью тебя прямо сейчас! - прорычал он.
Всхлипы постепенно утихли, но мальчик продолжал глядеть на мучителя
широко открытыми глазами.
Катсук почувствовал, что гнев его угас. Остался лишь стыд.
"Я солгал!"
До него дошло, как недостойно он поступил, поддавшись эмоциям. Катсук
почувствовал себя разбитым вдребезги. Его совратили словесные выкрутасы!
Так поступают лишь хокваты. Эти слова как бы отделили его от самого себя,
и он был теперь отверженным и одиноким.
"Откуда во мне подобная нищета?" - дивился он.
Им овладела печаль. Катсук тяжело вздохнул. Это Ловец Душ не дал ему
выбора. Решение принято, об отмене не могло быть и речи. Вот только
мальчишка научился уже чувствовать ложь.
Сдерживая чувства, насколько это было возможно, Катсук сказал:
- Тебе надо спать.
- Но как же мне спать, если ты собираешься меня убить?
"Разумный вопрос", - подумал Катсук.
- Я не буду убивать тебя, пока ты будешь спать.
- Я не верю тебе.
- Клянусь своими духами; именем, которое я дал тебе, и своим
собственным именем.
- Почему я должен верить в этих дурацких духов?
Катсук дернул за рукоять ножа, вырывая его из ножен.
- Закрывай глаза и будешь жить!
Мальчик закрыл было глаза, но тут же широко распахнул их.
Катсуку все это показалось смешным, но в то же время он лихорадочно
думал, как убедить Хоквата. Никакие слова не подходили.
- А если я уйду, ты будешь спать?
- Попробую.
- Тогда я уйду.
- У меня затекли руки.
Катсук лишь тихо вздохнул и наклонился, чтобы проверить ремни. Они
туго охватывали руки, но кровообращение нарушено не было. Индеец развязал
узлы, растер мальчику запястья. Потом он снова связал их, добавив
скользящую петлю для каждой руки и пропустив ее через плечи Хоквата.
- Теперь, если ты попробуешь освободиться, - сказал он, - новые узлы
затянутся еще туже, и кровь не сможет поступать в руки. Если это случится,
я тебе помочь не смогу. Останется только отрезать их.
- Значит сейчас ты уйдешь?
- Да.
- Ты пойдешь кушать?
- Нет.
- А я хочу есть.
- Кушать будем, когда ты проснешься.
- А что мы будем есть?
- Здесь найдется много съедобного: корешки, личинки...
- Ты останешься снаружи?
- Да. Засыпай. Впереди долгая ночь. Ты будешь идти со мной. Если не
сможешь - мне придется убить тебя.
- Зачем ты это сделал?
- Я уже говорил тебе.
- Нет, не говорил.
- Заткнись и ложись спать.
- Как только ты вернешься, я сразу же проснусь.
Катсук не смог удержать улыбки.
- Хорошо, теперь я знаю, что делать, если захочу тебя разбудить.
Он поднялся, вышел из пещеры и погрузил лицо в воду ручья. Она быстро
охладила и освежила кожу. Потом он встал на колени и заставил все свои
чувства обследовать царившую здесь тишину. Убедившись, что все кругом
спокойно, он направился к деревьям на самом краю обрыва. Там он посидел
какое-то время, неподвижный будто глухарь, припавший к собственной тени.
Отсюда ему была видна тропа, которую его племя проложило много столетий
назад. Она огибала деревья у основания склона. С этой высоты ее было
прекрасно видно, хотя с земли ее скрывали деревья и скальные расщелины.
Он сказал сам себе: "Сейчас я обязан быть сильным. Я нужен своему
племени. Наши тропы съедает лес. Наших детей проклинают и уничтожают. Наши
старики не могут говорить с нами, потому что мы ничего не можем понять в
их словах. Мы сопротивляемся злу, сами прибегая к нему, но мы вымираем. Мы
безземельны на своей собственной земле".
Очень тихо, только самому себе, Катсук стал петь имена своих мертвых:
"Яниктахт... Кипскилч..." Пока звучала песня, он подумал о том, как само
прошлое вплелось в дух песен его народа, но теперь умирают и сами песни.
Далеко внизу из-за деревьев вышел медведь, обошел склон и направился
в другую сторону, чтобы наесться травы к инникинник. Похож, где-то рядом
было его логово.
"Здесь нам ничего не грозит", - подумал Катсук.
Теперь и он сам улегся на мягкий покров мха в тени низких ветвей. Он
лежал на животе, готовясь заснуть.
"Впоследствии, - думал он, - надо будет поменять нож хокватов на
подходящий, чтобы вырезать лук и стрелу, которые мне еще предстоит
сделать..."
Дорогие мамочка и папочка, у меня все чудесно.
Самолет приземлился в Сиэтле. Тут меня встретил человек из
лагеря. Мы сели в маленький автобус. На нем ехали долго.
Шел дождь. Нас довезли до штуки, которую здесь называют
фуникулером. Маленький поезд повез нас вверх, в горы, до
самого лагеря. Недавно здесь нашли следы медведя. Мой
воспитатель - индеец, но не такой как миссис Парма. Он
родился, как сам рассказывал, где-то возле океана. Зовут
его Чарлз Как-то-там. Мы его называем Вождем. У нас здесь
нет спальных палаток. Наоборот, мы живем в домиках. У всех
них есть названия. Я живу в Кедровом Доме. Так что если
будете мне писать, на конверте укажите: Кедровый Дом. Тут
есть один мальчик, который уже был тут в прошлом году. Он
говорил, что Вождь - самый лучший здесь воспитатель. А
мистер Кларк - управляющий в лагере. Он пригласил
человека, чтобы мы сфотографировались с Вождем. Когда мы
получим снимки, я пришлю. В нашем Доме живет восемь
мальчиков. У Вождя есть своя комната на задах, возле
туалета. Пришлите мне, пожалуйста, шесть катушек пленки и
какую-нибудь жидкость против насекомых. И еще мне нужна
новая вспышка. Моя разбилась. В вагоне один мальчик
порезал руку. Здесь много деревьев. И у них тут красивые
закаты. В воскресенье мы пойдем в двухдневный поход.
Спасибо, что положили всякой вкуснятины. Я нашел сверток
уже в вагончике. Я поделился со всеми ребятами, и осталась
только половина. Арахис я еще не открывал. А сейчас мы
ожидаем обеда. Нас заставили написать письма до того, как
мы будем кушать.
Из письма Дэвида Маршалла родителям
Дэвид проснулся.
В какой-то миг его единственными мыслями были голод и жажда, горло
было совершенно сухим. Только потом он почувствовал ремешки на руках и
запястьях. Было странно, как он вообще смог заснуть. Глаза болели, веки
все время закрывались. Мальчик вспомнил предупреждение Катсука о том, что
не следует и пробовать освободиться. Вся пещера была погружена в
зеленоватом полумраке. Во сне мальчик разбросал мох, на котором лежал, и
теперь холод камня пронизывал его до костей. Он задрожал. Потом дрожь
прошла, и его взгляд метнулся вверх, к петле, завязанной на каменном
выступе. Она была слишком высоко.
Но где же этот сумасшедший Катсук?
Дэвид с трудом переместился в сидячую позицию. И в этот миг он
услыхал вертолет, летящий над горным склоном, прямо напротив входа в
пещеру.
Мальчик сразу же узнал этот звук, и в нем вспыхнула надежда.
ВЕРТОЛЕТ!
Дэвид затаил дыхание. Он вспомнил, как бросил свой платок у подножия
обрыва. Во время всего кошмарного ночного марша он держал его в руке,
думая, где бы его бросить на землю. На платке была его монограмма -
отчетливые буквы ДММ.
Он вынул платок из кармана сразу же после того, как вспомнил о нем,
смял в плотный комок и держал в руке, ожидая... ожидая... Не было смысла
бросать его слишком рано. Катсук заводил его в воду ручьев, вел то вверх,
то вниз по течению, тщательно запутывая следы. Дэвид подумывал о том,
чтобы отрывать кусочки ткани от платка и бросать их, но монограмма была
только в одном уголке, к тому же он был уверен, что Катсук обязательно
услышит, если он начнет рвать ткань.
На склоне оврага Дэвид двигался медленно не только от усталости и
отчаяния, но и по другой причине. Катсук был уверен, что укроется здесь до
вечера. Земля под склоном прекрасно просматривалась с неба. Здесь не было
никаких троп. Носовой платок в таком необычном месте _м_о_г _б_ы_ привлечь
внимание. Сам же Катсук был настолько поглощен подъемом, был настолько
уверен в себе, что не оглядывался назад.
И, конечно же, пилот вертолета там, снаружи, сейчас увидал его
платок.
И опять рокочущий шум винтов пронесся мимо расщелины, заполнив всю
пещеру. Что они делают? Собираются приземляться?
В душе Дэвид молил, чтобы пилот и люди в вертолете смогли рассмотреть
склон.
Но где же безумный Катсук? Или его уже заметили?
От жажды горло горело огнем.
Вертолет снова пронесся мимо расщелины. Дэвид надеялся услыхать
какие-нибудь изменения в звуке винтов. Неужели он уже спасен?
Он вспоминал долгий ночной переход; ужас, из-за которого все его
мысли помутились; о темной тропе с выступающими корнями. Вернулись чувства
голода и страха, даже более сильные. Мальчик глянул на каменный пол
пещеры. Ноздри опять уловили слабый медвежий запах.
Машинный звук вновь заполнил всю пещеру.
Дэвид попытался представить окрестности обрыва. Есть ли тут
где-нибудь место, чтобы вертолет мог приземлиться? Когда они пробирались
сквозь лес, он так устал, так проголодался и хотел пить, так отчаянно
размышлял над тем, где бросить платок, что даже не обратил внимание на
окружающее. Мрак ночи с ее холодными и безразлично глядящими на него
звездами затуманивал его память. Мальчику удалось вспомнить лишь накаты
птичьих криков на рассвете, подавившие все его чувства, которые и до того
были ослаблены голодом и жаждой.
Нет, ну что они там делают, в этом вертолете? И где Катсук?
Дэвид попытался представить полет на вертолете. Он уже летал на
вертолете, когда добирался с родителями из одного аэропорта в другой. Так
что этот звук, конечно же, вертолетный. Вот только никогда он не
поинтересовался, сколько места требуется винтокрылой машине для посадки;
знал лишь, что не очень много. Так сможет он сесть возле обрыва? Этого
мальчик не знал.
Но может это сам обрыв с возможностью осыпи удерживает пилота от
приземления? Катсук _п_р_е_д_у_п_р_е_ж_д_а_л_ о подобной опасности. А
может, Катсук достал где-нибудь ружье, которое он мог спрятать где-нибудь
здесь раньше, а вот теперь достать. Он мог ожидать в засаде, чтобы сбить
вертолет.
Дэвид в отчаянии замотал головой из стороны в сторону.
Он подумывал о том, чтобы закричать. Но за шумом в вертолете его
никто не сможет услыхать. К тому же Катсук предупредил, что убьет его при
первой же попытке закричать.
Дэвид представил свой собственный нож на поясе у Катсука - нож марки
"Рассел", сделанный в Канаде. Он представил, как смуглая рука Катсука
вытягивает нож из ножен, сильный удар...
"Если я закричу, он обязательно убьет меня."
Шум машины кружил возле просеки у подножия осыпи, и это путало слух.
Вся пещера и маскирующие ее деревья тряслись от грохота. Трудно было
сказать, когда вертолет летел низко над склоном, а когда он поднимался над
скалой. Сказать можно было только одно: он был здесь.
Но куда девался Катсук?
Дэвид стучал зубами от холода и страха. Голод и жажда разбили время
на неодинаковые кусочки. Пыльный желтый свет, приходящий снаружи, ничего
не мог сказать мальчику. Но и звуки по их значению он тоже не мог
разобрать, как бы тщательно он не прислушивался.
Ясно было лишь одно - вертолет здесь. Его шум еще раз наполнил
пещеру. Но на этот раз к нему примешался посторонний звук - медленно
нараставший грохот. Даже гром был бы тише. Вся пещера задрожала.
Может у них какая-то авария?
Мальчик затаил дыхание, когда пугающий звук повторился, становясь все
громче и громче. Наконец он достиг кульминации и начал убывать. А вместо
него стал хорошо различимым гомон вороньей стаи. Звук вертолета стих до
далекого, еле различимого урчания.
И все же мальчик слышал его. "Так-так-так" винтов проникало в пещеру
вместе с холодным зеленым светом и занимало все внимание Дэвида. Вдоль
позвоночника, расслабляя мышцы, покатилась волна страха. Звук винтов
вертолета стихал... стихал... пока не затих совершенно. Теперь слышно было
только воронье карканье и гулкое хлопание крыльев.
Вдруг арка входа в пещеру заполнилась черным силуэтом Катсука.
Контуры фигуры подсвечивались по краю мутным светом. Не говоря ни слова,
Катсук снял петлю с каменного выступа и развязал руки и запястья мальчика.
"Почему он ничего не говорит? Что там произошло?" - удивлялся Дэвид.
Катсук ощупал карман на джинсах Дэвида.
"Носовой платок!" - догадался тот.
Он попытался сглотнуть, глядя на своего стража, взглядом умоляя его
хоть немножечко рассказать о том, что произошло снаружи.
- Придумано было очень умно, - сказал Катсук без всякой злости. Он
продолжал массировать запястья мальчика. - Весьма и весьма.
Тихие, спокойные слова Катсука перепугали Дэвида гораздо сильнее, чем
если бы его похититель гневно орал.
"Если он назовет меня Хокватом, - думал мальчик, - надо не забыть
ответить, чтобы не рассердить его."
Катсук оставил запястья пленника и сел, глядя ему прямо в лицо.
- Ты хочешь узнать, что там произошло. Я расскажу.
"Я Хокват, - напоминал Дэвид сам себе. - Нельзя его сердить."
Мальчик следил за губами и глазами Катсука, вслушивался в каждый
оттенок голоса, искал мельчайшее проявление эмоций. Но слова Катсука текли
мерной каденцией:
- Ворон... громадная птица... дьявольская машина...
У всех этих слов было и дополнительное, переносное значение. Дэвиду
казалось, будто ему рассказывают увлекательнейшую историю, и не о
вертолете, а о громадной птице по имени Ворон, о победе Ворона над злыми
силами.
- Знай, что когда Ворон был молодым, он был отцом моего племени. Это
он принес нам солнце, луну и звезды. Он принес нам огонь. Тогда он был
белокожим, таким как ты. Но дым огня прокоптил его. И вот сегодня Ворон
пришел, чтобы укрыть меня от дьявольской машины - черный Ворон. Это он
спас меня. Ты понял?
Дэвид лишь дрожал, неспособный не спросить что-нибудь, ни понять
что-либо.
В полумраке пещеры глаза Катсука блеснули кобальтовой синевой.
Солнечные лучи, попадающие в пещеру снаружи, медово позолотили кожу
мужчины, сделали его фигуру больше, объемней.
- Ты почему дрожишь? - спросил Катсук.
- Я... я замерз.
- Есть хочешь?
- Д-да.
- Тогда я стану учить тебя, как жить на моей земле. На ней есть
множество вещей, чтобы поддерживать нас: коренья, сладкие муравьи, жирные
личинки, цветы, клубни, листья. Ты научишься всему этому и станешь
человеком леса.
- Лесником?
Катсук покачал головой из стороны в сторону.
- Человеком леса. Это совсем другое. Ты хитер, в тебе есть дьявол.
Именно такие становятся людьми леса.
Дэвид не понимал смысла этих слов, но на всякий случай кивнул.
- Ворон сказал мне, что мы можем идти и днем. Мы выйдем сейчас же,
потому что хокваты вышлют на поиски людей. Они придут сюда из-за твоего
хитро брошенного платка.
Дэвид провел языком по губам.
- Куда мы пойдем?
- В горы. Возможно, мы найдем там долину мира, где мои предки однажды
набрали воду жизни.
"Он совершенно сошел с ума", - подумал Дэвид и сказал:
- Я хочу пить.
- Напейся из ручья. А теперь поднимайся.
Дэвид послушался, ожидая, что ему снова свяжут руки. У него болел
бок, на котором он лежал на каменном полу пещеры. Он поглядел на дневной
свет снаружи. "Идти днем, когда где-то рядом летает вертолет?"
"А может, погоня уже рядом, и только потому сумасшедший Катсук
собирается бежать при дневном свете?"
- Ты думаешь, твои друзья прилетят в своей дьявольской машине, чтобы
спасти тебя? - спросил индеец.
Дэвид потупился и уставился на камни, покрывавшие пол пещеры.
Катсук довольно рассмеялся.
- Как тебя зовут?
- Хокват. - Не подымая взгляда.
- Очень хорошо. Только твои друзья нас не увидят, Хокват.
Дэвид поднял глаза, чтобы встретить взгляд в упор.
- Почему не увидят?
Катсук указал головой на выход из пещеры.
- Там со мной говорил Ворон. И он сказал, что укроет нас от всех
искателей с неба. Я даже не буду тебя связывать. Ворон удержит тебя от
побега. Если ты попытаешься сбежать, Ворон укажет как тебя достать и
убить. Ты меня понял, Хокват?
- Д-да. Я не буду убегать.
Катсук довольно усмехнулся.
- Именно это и сказал мне Ворон.
И оставит человек отца своего и мать свою, и будет
держаться с духом, что свяжется с плотью его. Но, до того
как получит плоть эту, будет он нагим, каким мог он быть
ни перед кем. И не будет он стыдиться наготы своей,
понимая, что есть такая и такая кость среди костей его, и
тогда плоть его закроется и сотворится все. И овладеет
тогда человеком этим тяжелый сон, хотя бог создал
человека. И не найдется никого, способного помочь; все
имена человеческие будут Боговы. И Бог человеческий станет
причиной того, что падут небеса, что каждый зверь полевой
сможет зваться человеческим именем и познает душу. Зовут
ее живой душой. Каждая скотина, каждый дикий зверь, любое
создание заберется в человека, чтобы увидать - что
сотворилось из первичной материи в живой душе. И человек,
отделенный от того, что его сформировало, создало, назовет
только лишь имя его, считая это за помощника или
помощников. Но Алкунтам сказал: "Если не будешь добрым -
умрешь. И все живое станет плотью от плоти твоей, и
отделен станет человек от неба."
Сотворение мира по Чарлзу Хобухету.
Из статьи для журнала "Антропология 200"
Шум вертолета разбудил Катсука вскоре после полудня. Он неподвижно
лежал под елью, определив направление звука еще до того, как поднять
голову. Но даже и потом он стал двигаться очень медленно, будто
встревоженный зверь, хотя знал, что нижние ветви скрывают его, но стараясь
не сделать ничего такого, что привлекло бы внимание искателей.
Вертолет возник над деревьями, растущими на склоне, описал круг над
их укрытием, потом улетел и возвратился снова. "Так-так-так" винтов
заглушило все остальные звуки, когда рокот кружил над скалой, отражаясь от
поверхности осыпи.
Катсук глядел в небо через скрывающие его ветви. Солнце отражалось от
округлого корпуса воздушной машины. Вертолет был серебристо-зеленым, с
эмблемами Службы Национального Парка. Винты производили еще и какой-то
дополнительный: противный, шипящий звук, от которого ладони Катсука
вспотели.
Почему он кружит здесь? Что привлекло его внимание?
Индеец знал, что тень ели скроет его, но присутствие поисковиков
действовало ему на нервы, из-за чего хотелось куда-то бежать.
Снова и снова возвращался вертолет, облетая оползневую стену и
граничащие с ней деревья и скалы.
Катсук думал о мальчишке в пещере. Люди из вертолета могли посадить
машину и выскочить сразу же после того, как услышат крик. Только на
вершине склона сесть они не могли - этому мешали деревья, а сам склон был
очень крутым.
Но что они вообще тут делают?
Катсук отвел взгляд от вертолета и взглядом обследовал поверхность
склона. Внезапно его глаза сфокусировались на каком-то предмете. У самого
основания стены обрыва, на узенькой полоске отблескивало что-то
неестественно белое.
Там, где все должно быть серым и зеленым, лежало нечто белое. И
острые глаза лесников из вертолета заметили это.
Катсук изучал эту белую штуку, в то время, как вертолет делал
следующий заход. Что же это было? Поднятый винтами воздушный поток
заставил это нечто взлететь.
И тут понимание происходящего бомбой взорвалось в голове индейца: