- Ты мог бы мне помешать.
- Я и не собирался.
Дэвид чувствовал ударение на этих словах, заключенную в них правду.
Реакцией мальчика стало горькое разочарование. Хотелось куда-то бежать и
плакать.
- Это Ворон укрыл нас, - заявил Катсук.
Дэвид подумал о летающих над головой птицах. Они появились, когда
вертолет уже улетел. Хотя в этом и не было никакого смысла, мальчик
чувствовал - полет птиц был сигналом. У него появилось жуткое впечатление,
будто птицы каким-то таинственным образом разговаривали с Катсуком.
- Пока Ворон защищает нас, я тебя не убью. Но вот без его
покровительства...
Дэвид отвернулся. Глаза горели от слез. "Ведь я мог прыгать и
размахивать руками, а я даже и не пытался!"
Одним гибким движением Катсук поднялся с камня и сказал:
- А теперь мы идем.
Даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, идет ли мальчик за ним, Катсук
пересек открытое пространство и скрылся под сводами деревьев. В
юго-западном ветре он чувствовал влагу. Вечером может быть дождь.
В границах своей плоти вы, белые, действуете так,
будто вера ваша фрагментарна. Вы впадаете в себялюбие и
насилие. Вы не поддерживаете своих детей, хотя не любите,
когда не поддерживают вас самих. Вы плачете о свободе, в
то время, как рациональная жизнь ограничивает пределы
вашего самообмана. Вы существуете в постоянном напряжении,
боясь тирании, и, одновременно, желая стать жертвой. Вы
постоянно хитрите и притворяетесь, говоря, будто готовы
рискнуть всем, чтобы у каждого была равная доля счастья.
Но рискуете вы ничем, кроме слов.
Из статьи Чарлза Хобухета в газете
Университета штата Вашингтон
Дэвид ощупывал лежащие в кармане два камушка - по одному на каждый
день. Уже вторые сутки с этим сумасшедшим. Всю ночь они дремали и спали
под скальным выступом, укрывшим их от дождя. Катсук раздумал разводить
костер, зато он пошел в лес и вернулся с едой: какой-то серой и мягкой
массой в коробе из древесной коры. Дэвид с жадностью набросился на еду,
чувствуя кисло-сладкий привкус. Катсук объяснил, что это были корни лилий,
смешанные с личинками и сладкими красными муравьями.
Заметив на лице мальчика отвращение, Катсук расхохотался и сказал:
- Не будешь есть - сдохнешь. Это хорошая еда. В ней есть все, что
тебе нужно.
Этот смех заглушил все возможные замечания Дэвида гораздо
эффективней, чем все его контраргументы. Мальчик еще раз поел, когда над
деревьями занимался рассвет.
В то утро он два часа шел за Катсуком, пока одежда не просохла
полностью.
Сейчас вокруг них росли только тсуги. На стволах некоторых деревьев
были вырезаны древние знаки в виде смолисто-черных колец. Катсук сразу же
узнал их и объяснил, что они отмечают путь, которым шли его предки. Мхи и
папоротники разрослись под деревьями в своем царстве и совершенно закрыли
тропу, но Катсук сказал, что это и был главный путь.
Небо потемнело. Дэвид размышлял, пойдет ли снова дождь.
Подняв голову вверх, Катсук изучал окружение, потом повернулся, следя
за мальчиком, пробиравшимся далеко сзади через валявшиеся на земле
замшелые стволы деревьев и заросли папоротников.
Катсук внимательно изучал лежащий перед ними спуск. Древняя лосиная
тропа, когда-то давно ведущая и его племя, спускалась куда-то вниз. Он мог
пойти туда же, как в прошлом пошли его дикие собратья.
Мальчик подошел к индейцу и остановился, тяжело дыша.
- Держись поближе ко мне, - сказал ему Катсук.
Он еще раз огляделся, обойдя поросший мхом ствол дерева, отметив, что
под ним висит тонкая паутинка. С нижних сучьев свисали бороды мха - будто
вывешенная для просушки зеленая шерсть. Свет, и яркий и приглушенный
одновременно, так как солнце было закрыто тучами, размыл окружающие их
цвета, и они наполнили весь мир изумрудным сиянием. В какой-то миг солнце
пробилось сквозь облака и послало ярчайший луч, пронзивший весь лес от от
вершин деревьев до самой земли.
Катсук прошел через столб света и пригнулся под мрачными нижними
ветвями дерева. Ему было слышно, как позади него ветки цепляют, бьют и
царапают мальчика.
В темном проходе Катсук остановился, протянул руку и остановил
Дэвида. Сейчас тропа шла прямо перед ними, в паре футов, отделенная крутой
насыпью. Она сворачивала влево. На влажной почве отпечатались следы
ботинок...
Дэвиду была видна напряженность Катсука, который прислушивался к
звукам, которые издавали путешественники впереди. Следы выглядели
совершенно свежими. По тропе скатывалась влага, но следов совершенно еще
не сгладила.
Катсук повернулся, поглядел на мальчика и указал рукой в направлении,
откуда они шли.
Дэвид непонимающе покачал головой.
- Что такое?
Катсук поглядел на холм, с которого они спустились, и сказал:
- Мы проходили мимо большого дерева. Возвращайся туда и спрячься под
ним. Если я увижу или услышу хоть малейший знак твоего присутствия, убью.
Дэвид повернулся и начал подыматься к дереву.
Это был кедр, нижние сучья которого поросли мхом, зато живые ветви
рвались в небо по всей длине ствола. Катсук показывал на другое -
поваленное дерево, называя его деревом-кормилицей. Его ветви скоро станут
самостоятельными деревьями. Дэвид полез через этот наклонившийся ствол.
Добравшись до места, он опустился на колени, пытаясь пробить взглядом
полумрак. Его глаза выискивали цветные пятна, движение. Сидя тихо-тихо, он
слышал лишь как повсюду капает вода. Ему передалось царящее здесь уныние.
К тому же мальчик натер ноги, джинсы промокли чуть ли не до пояса. А еще
было очень холодно.
Катсук спустился к тропе и свернул налево, куда вели следы. Он
скользил, пригнувшись к земле - коричневая кожа и белая набедренная
повязка приковывали взгляд мальчика.
Тропа повернула направо, Катсук вместе с нею. Теперь Дэвид мог видеть
только его плечи и голову.
Внезапно, далеко внизу, у подножия холма Дэвид увидал цветные
движущиеся пятна - группу путешественников. Казалось, что даже звуки стали
лучше проходить в воздухе, но не артикулированные слова, которые можно
было узнать, а только смех и гомон.
Дэвид присел пониже за стволом дерева, выглядывая между боковых,
отсохших ветвей. И в то же время его беспокоила такая мысль: "Зачем я
прячусь? Почему бы мне не проскочить мимо Катсука и не побежать к этим
людям? Они бы защитили меня от него."
И в то же время он чувствовал, что не сможет двинуться отсюда.
Какая-то часть Катсука продолжала следить за пленником, Дэвид нутром
чувствовал это. Наверное, где-то могли быть вороны.
Дэвид, весь напряженный, затаился.
Катсук, чьи плечи и голова виднелись над краем тропы, остановился. Он
обернулся, поглядел в сторону Дэвида, потом посмотрел вдоль тропы.
Мальчик услыхал какой-то шум, гортань его вмиг пересохла, и он
напрасно пытался сглотнуть. Еще какие-то люди?
Он подумал: "Ведь я же могу закричать!"
И в то же время он знал, что любой возглас, и сюда прибежит Катсук с
ножом.
Послышались тяжелые, медленные шаги.
К тропе спускался молодой, заросший бородой человек. На его плечах
высокий зеленый рюкзак. Длинные волосы перевязаны на лбу красной лентой,
что делало его похожим на какого-то необычного аборигена. Путник не
оглядывался по сторонам, его внимание было приковано только к тропе. В
руке у него был посох.
От страха у Дэвида даже голова закружилась. Он не мог видеть Катсука,
но знал, что тот притаился в засаде где-то рядом и следит за
путешественником.
Дэвид думал: "Единственное, что я могу сделать, это подняться и
закричать!"
Другие люди, внизу, могли бы его и не услыхать, но этот-то мог бы. Он
как раз прошел мимо того места, где спрятался мальчик. Другим пришлось бы
добираться до этого места несколько минут. К тому же, внизу в каньоне
протекал ручей. Его плеск заглушит любые звуки, идущие сверху.
Дэвид думал: "Катсук может убить этого парня, а потом и меня... Он
уже говорил, что ему доводилось... и он имел в виду как раз это..."
Бородатый путник подошел к развилке тропы. Он мог случайно заметить
Катсука, но мог и пройти мимо, как ни в чем ни бывало.
Что же делает Катсук?
За последние несколько минут все чувства Катсука обострились до
крайности. В том мрачном проходе под деревьями, до того как сойти с тропы,
ему почудилось, что он может найти свое тайное имя, вырезанное где-нибудь
на дереве, поваленном стволе или на пне, и ему стало страшно.
На нескольких более-менее открытых местах он глядел в небо - то
серое, то яркое, будто сине-зеленое стекло. Оно было похоже на
бесформенный кристалл, но готовый тут же облечься в любую форму. И вдруг
его имя будет написано на нем? Потом он подумал о Хоквате, идущем за ним
будто собачка на поводке. Потом пришла другая, странная мысль: "Похититель
Душ дал мне власть над Вороном, только этого еще недостаточно."
Ему было интересно: есть ли здесь, в горах, какая-нибудь вещь,
способная еще раз упорядочить его мир. Все его мысли сейчас занимало
видение Яниктахт: ее голова с песком на щеках, с запутавшимися в волосах
водорослями, с совершенно изуродованным лицом. Нет, призрак Яниктахт не
мог установить мир правильно!
Теперь ему были слышны голоса и смех путешественников внизу, и он
представил, будто они насмехаются над ним. Он слышал, как подходят
отставшие.
Внезапно окружавший его лес превратился в серо-зеленый пустой мир,
накрытый свинцовым небом. Ветер исчез из-под деревьев, и в этой внезапно
наступившей тишине надвигающейся непогоды Катсук понял, что слышит только
удары своего сердца, но только когда движется сам; как только он
останавливается - оно сразу же замолкает.
В индейце вскипела ненависть. По какому праву хокваты веселятся в его
лесу? Он чувствовал всю ублюдочность этих людей, а в их голосах слышались
всхлипы и плач неотмщенных душ.
Бородатый путешественник уже подошел к развилке тропы: голова
опущена, походка выдавала страшную усталость. К тому же и рюкзак был
слишком тяжелым. Он был набит вещами, совершенно ненужными здесь.
С каким-то отчаянием Катсук понял, что видел этого бородатого раньше
- в университетском кампусе. Он не мог назвать это лицо; было только
неясное предчувствие, что этого студента он видел раньше. Но его
беспокоило, что не может вспомнить имя.
И вот тут, в свою очередь, путник увидал Катсука, скатившегося на
тропу и чуть не упавшего.
- Чего... - Молодой человек тряхнул головой. - Хей! Да это же Чарли
Вождь! Парень, чего это ты делаешь тут в таком прикиде? Играешь в
переселенцев и индейцев?
Катсук застыл, лихорадочно обдумывая ситуацию: "Этот дурак ничего не
знает. Ну конечно же, он ничего не знает! Он ходит по моему лесу без
радиоприемника."
- А я Винс Дебай, помнишь? Мы вместе были в группе "Антро 300".
- Привет, Винс, - сказал Катсук.
Винс стал так, чтобы опереть рюкзак о насыпь, идущую вдоль тропы, и
облегченно вздохнул. По его лицу было видно, что ему не терпится забросать
Катсука вопросами. До него сразу же дошло, что эта встреча была какой-то
странной. Лицо он узнал, только это был уже не тот Чарли Вождь из группы
"Антро 300". И он почувствовал это. Сам же Катсук понял, что ненависть
закрыла его лицо мертвой маской, высохшей и морщинистой будто сброшенная
змеиная кожа. Нет, Винс должен был заметить это.
- Парень, ну я и напахался, - сказал Винс. - С самого утра мы пилим
от Кимты. Хотели до вечера добраться до Убежища Финли, но, похоже,
облажаемся. - Он взмахнул рукой. - Слышь, я это так, пошутил, ну, насчет
индейцев и переселенцев. Ты уж не обижайся, лады?
Катсук кивнул.
- Ты остальных ребят видел? - спросил Винс.
Катсук отрицательно покачал головой.
- Парень, а что это ты в одной только набедренной повязке? Тебе не
холодно?
- Нет.
- Я там остановился, чтобы чуть-чуть пыхнуть травки. Остальные ребята
должны быть уже внизу. - Он осмотрелся. - Мне кажется, я даже слышу их.
Эй, ребята! - Последнее слово прозвучало будто вскрик.
- Они не могут услыхать тебя, - сказал Катсук. - Река слишком близко.
- Наверное ты прав.
Катсук думал:
"И я должен его убить без какой-либо злости. Что за ирония! Просто я
должен убрать из своего леса ядовитое и сумасшедшее существо. И это будет
то событие, в котором мир сможет увидеть себя."
- Вождь, не нравится мне твое спокойствие. Ты, случаем, не тронулся?
- Я на тебя не сержусь.
- Ага... ну, ладно. Немного травки не хочешь? У меня осталось
пол-косячка.
- Нет.
- Парень, товар первый класс! На той неделе в Беллинхеме брал.
- Я не курю вашу марихуану.
- Ого! Так что ты тут _д_е_л_а_е_ш_ь_?
- Я здесь живу. Тут мой дом.
- Ну, заливаешь! И в этом прикиде?
- Я всегда надеваю это, когда ищу в себе деформацию духа.
- Чего?
- То, что люди называют здравомыслием.
- Заливаешь!
"Пора кончать с этим, - думал Катсук. - Нельзя, чтобы он ушел и
растрепал всем, что видел меня."
Винс растирал плечи под лямками рюкзака.
- Слушай, ну и тяжелый, зараза!
- Просто до тебя еще не дошло, что лучше иметь достаточный минимум,
чем столько.
Из горла Винса вырвался нервный смешок.
- Ладно, побегу догонять остальных. Пока, Вождь!
Он вдел руки в лямки рюкзака, снимая тот с насыпи, и сделал шаг от
Катсука. По его движениям было видно, что он трусит.
"Мне нельзя его жалеть. Из-за него у меня могут рухнуть все планы.
Мой нож чисто войдет в это молодое тело. - Катсук вынул нож и, крадучись,
пошел за Винсом. - Мой нож откроет его кровь и выскажет почтение его
смерти. Рождение обязано заканчиваться смертью, чтобы потускнели глаза,
исчезла память, замолчало сердце, вытекла кровь, ушло все тело - чтобы
чудо жизни закончилось."
Во время всех этих размышлений он действовал: левая рука вцепилась в
волосы Винса, оттягивая голову назад; правая рука взмахнула ножом вокруг и
поперек открывшейся шеи.
Не было даже вскрика, только тело отдернулось назад, направляемое
рукой в длинных волосах. Катсук присел на одно колено, принимая на него
тяжесть рюкзака и сдвигая тело вправо. Алая струя вырвалась из
перерезанного поперек горла, ясный цвет молодой жизни фонтаном хлынул на
тропу - сначала бурно, потом все медленнее. Тело дернулось и застыло.
Свершилось!
Катсук почувствовал, что это мгновение будет преследовать его до
конца жизни. Это только сейчас дошло до него.
Конец и начало!
Он все еще поддерживал тело, размышляя - а сколько же лет было этому
молодому человеку. Двадцать? Возможно. Сколько бы ему не было - здесь его
жизнь кончилась, превратившись в сон. Катсук чувствовал, что мысли его от
свершенного совсем перепутались. Странные видения захватили его разум: Все
превратилось в мираж - мрачное и затаенное; чей-то злой профиль; плывущие
под водой тучи; воздушные круги, движущиеся в нефритовых путах зеленого
кристалла; флюиды, оставляющие след в его памяти.
У этой земли зеленая кровь.
Он чувствовал тяжесть скрючившегося тела. Эта плоть была малым
отражением громадной вселенной. Теперь же это тело увяло. Он позволил,
чтобы труп упал на левый бок, поднялся на ноги и глянул вверх по склону,
туда, где за упавшим стволом спрятался Хокват. И внезапно, когда тучи
открыли Солнце, весь склон залился зеленым светом.
Глубоко-глубоко уйдя в себя, Катсук молился:
"Ворон, Ворон, сдержи мою ненависть. О, Ворон, дай мне ярости для
мести. Это я, Катсук, три ночи проведший в лесу, не обращавший внимания на
тернии, но пришедший к тебе с предложением. Это я, Катсук, твой факел, что
подожжет весь этот мир."
Хотя мы и подозреваем, что он мог сбежать в
какой-нибудь город, это не означает, будто мы прекратим
поиски в лесах. На сегодня мы располагаем только пятью
сотнями людей, работающих по всем направлениям этого
случая. У нас есть шестнадцать воздушных машин, в том
числе - девять вертолетов. В утренних газетах я читал о
некоем противостоянии: современности и дикарства. Мне так
не кажется. Я вообще не понимаю, как смог бы он пройти по
всем этим тропам, и его никто не заметил.
Специальный агент Норман Хосбиг,
ФБР, отделение в Сиэтле
Поднявшись из-за своего укрытия, Дэвид видел всю сцену убийства. Его
сознание заволокло ужасом. Этот молодой путешественник, который только что
был жив - теперь только труп. В глазах Катсука была только ярость, взгляд
его рыскал вдоль по склону. Может он выискивал следующую жертву?
Дэвид почувствовал, что истинные глаза индейца были спрятаны где-то
глубоко-глубоко и только теперь показались на свет божий - коричневые и
ужасные, такие же бездонные, как и то место, где таились раньше.
Мальчик вышел из-за своего укрытия. Ноги его подкашивались. Он знал,
что на его лице рисуется охвативший его ужас, он не мог набрать в грудь
воздуха. Но мышцы ему подчинялись, хоть и не совсем.
Ему хотелось только одного - избавиться от этого кошмара.
Он шел параллельно тропе, медленно переставляя ноги. "Надо отыскать
других туристов!" В конце концов он повернул вниз по склону, спотыкаясь о
корни и валяющиеся сгнившие стволы. Движение каким-то образом вернуло ему
контроль над собственным телом, он даже побежал, продираясь сквозь заросли
к реке.
Но здесь не было ни слуху, ни духу от путешественников. Катсука тоже
не было.
И тогда он побежал снова. Не оставалось ничего, только бежать.
Из-за какого-то каприза окружавшего его мира, Катсук увидал бегущего
мальчика: волосы развеваются, голова откинута - медленно-медленно
движущееся создание из сгустившегося света: темное, с каким-то внутренним
золотистым свечением, плывущее по зеленому фону воздуха и леса.
И только тогда до Катсука дошло, что он тоже бежит, громадными
скачками спускаясь по склону. У поворота тропы он притормозил, и когда
Хокват срезал угол, схватил бегущего мальчика и упал вместе с ним на
землю.
Когда уже Катсук смог говорить, слова, не имеющие особого смысла,
вырвались из груди диким барабанным боем.
- Гад! Я же говорил тебе!... Лежи!...
Но Хокват и так лежал без сознания, ударившись головой о ствол
дерева.
Катсук присел рядом, усмехнулся, вся его злость разом испарилась. Как
глупо поступил Хокват - неумелый полет птенца, только-только вышедшего из
гнезда. Ворон все предусмотрел!
На голове Хоквата была кровавая ссадина. Катсук положил руку на грудь
мальчика, послушал, как бьется сердце, поглядел, как облачком подымается
пар дыхания. Сердце и дыхание были едины...
Им овладела печаль. Чертовы лесорубы на Ле Пуш Роад! Посмотрите
только, что они наделали! Они убили Яниктахт. Его руками они убили
лежащего здесь парнишку. Пока еще этого не случилось, но... возможно. Они
убили Винса, стынущего теперь на тропе. У Винса уже не будет сыновей. И
дочерей. Уже никогда он не засмеется. Все они убиты этими пьяными
хокватами. И кто знает, скольких людей они еще убьют?
Ну как это хокваты не понимают того, что они натворили своим
насилием? Они остаются слепыми даже к самым очевидным фактам, не желая
видеть последствий своего поведения. Вот если бы ангел-хранитель спустился
с небес и показал им, как следует поступать, тогда они бы послушали.
Что сказали бы девять пьяных хокватов, если бы увидали тело Винса,
лежащее на тропе? Они бы сказали: "Мы этого не делали!" Они бы сказали:
"Это была всего лишь невинная шуточка." Они сказали бы: "Зачем столько
шума из-за какой-то девки?"
Катсук вспоминал Винса, расхаживающего по кампусу - недостаточно
невинного, чтобы удовлетворить Похитителя Душ, но весьма наивного в
правоте своих суждений. Всего лишь предварительная жертва, отметка на
пути.
Винс судил своих соплеменников строго, участвовал в детском бунте
своих времен, но он никогда не задумывался о своем пути в этом мире. И,
по-видимому, весь путь его сводился к безвременной смерти.
Катсук поднялся на ноги, схватил лежащего без чувств мальчика и
потащился вверх по склону.
"Я должен быть безжалостным, - думал он. - Надо спрятать тело Винса и
сразу же уходить."
Лежащий у него на руках Хокват пробормотал: "Моя голова..."
Катсук поставил мальчика на ноги, ощупал его.
- Идти можешь? Хорошо. Мы уходим.
Вы принесли своего чужого Бога, что отделил вас от
всей остальной жизни. Он представляется вам в смертный час
как самый большой дар. Ваши чувства затуманены его
иллюзиями. Его смерть вы бы отдали за все, имеющееся в
жизни. Но вы неотступно преследуете своего Бога смертью,
мучаете его, моля очутиться на месте смерти его.
Повсюду на земле вы шлепаете распятия. И там, где оно
появляется, земля умирает. Прах и меланхолия станут вашим
уделом до конца дней.
Вы слепо не замечаете ни зла, ни великолепия. Вы
мучаете себя своей же ложью. Вы попираете саму смерть. А
каким богохульством наполнена ваша притворно-убийственная
любовь!
Вы долго вырабатываете в себе честный взгляд. Но это
всего лишь маска, прикрытие, за которой скалится череп.
Ваши золотые идолы созданы из жестокости и насилия.
Вы забрали у меня мою же собственную землю.
Да, опасаясь за судьбу своего народа, я погублю вас
древними методами. Вы издохнете в пещере, созданной вами
же, и никогда не услышите песню птиц или шелест деревьев
на ветру - эолову арфу леса!
Псалом Катсука, написанный им
на обороте регистрационного бланка
и оставленный в Кедровом Доме
Дэвид проснулся, когда только-только начинался рассвет. Мальчик весь
дрожал от холода и сырости. Катсук тряс его за плечи. Индеец был одет в
вещи, взятые из рюкзака убитого путешественника: джинсы, которые еле
сошлись на набедренной повязке, рубашка из шотландки. Но на нем были те же
мокасины, голова обвязана той же полоской красной кедровой коры.
- Пора вставать, - сказал Катсук.
Дэвид уселся. Холодный и сырой мир давил на него угнетающе. Мальчик
чувствовал пронзительный холод окружающей его реальности. Одетые на
Катсуке вещи напомнили Дэвиду о смерти бородатого путника. Катсук убил
его! И очень быстро!
Вместе с памятью пришел еще более пронизывающий холод, чем мог
вызвать весь серый туман в этой глуши.
- Скоро мы выйдем, - сообщил Катсук. - Ты меня слышишь, Хокват?
Индеец изучающе глядел на мальчика, как будто тусклый серый свет
сконцентрировался в пучок, освещающий малейшее движение на юном лице.
Хокват пребывал в ужасе. Какая-то часть сознания мальчика правильно
оценила смерть бородатого туриста. Одной смерти будет недостаточно. Обряда
жертвоприношения следует придерживаться до конца. Нельзя допустить, чтобы
подозрения Хоквата внедрились в его сознание. Слишком большой страх
способен убить невинность.
Мальчик затрясся в резких, неконтролируемых спазмах.
Катсук снова присел на корточки, чувствуя нарождающийся внутри
неприятный холодок, и положил руку на плечо Хоквата. Под пальцами индейца
мальчишеское тело пульсировало жизнью. В нем было тепло, чувство
отдаленности конца.
- Ты уже проснулся, Хокват? - настаивал Катсук.
Дэвид отбросил руку индейца, бросив молниеносный взгляд на нож,
висящий на поясе Катсука.
"Мой нож, - думал мальчик. - Им убили человека."
Как бы живущая собственной жизнью память подсунула ему образ матери,
предупреждающей, чтобы он был поосторожнее с этим "дурацким ножом".
Истеричный смех рвался на волю, Дэвиду силой пришлось заталкивать его
вовнутрь.
- Хокват, я вернусь через несколько минут, - сказал Катсук и вышел.
Дэвид никак не мог сдержать стука зубов. Он думал: "Хокват?! Я -
Дэвид Маршалл. Меня зовут Дэвид Моргенштерн Маршалл. Сколько бы раз этот
сумасшедший не называл меня Хокватом, сути это не изменит."
В рюкзаке убитого был спальный мешок. Катсук устроил постель из мха,
кедровых веток и разложил на них спальник. За ночь тот выбился из под
мальчика и теперь валялся комом. Дэвид окутал им плечи, пытаясь успокоить
дрожь. Голова все еще болела в том месте, где он ударился, когда Катсук
сбил его на землю.
К мальчику снова вернулась мысль об убитом туристе. После того, как
Дэвид пришел в себя, и перед тем как они пересекли реку, Катсук заставил
своего пленника вернуться по тропе мимо окровавленного тела, говоря:
"Хокват, возвращайся туда, где я приказывал тебе прятаться, и там жди."
Дэвид был даже рад подчиниться. Как бы _н_е _х_о_т_е_л_о_с_ь_ глядеть
на мертвеца, взгляд все равно тянулся к ужасной ране на шее. Мальчик опять
поднялся к замшелому поваленному дереву и, пряча за ним голову, глотал
беззвучные рыдания.
Катсук позвал его, когда прошло много-много времени. Индеец захватил
с собой рюкзак. На тропе не было ни малейшего знака от мертвого тела, ни
капельки крови.
Они сошли с тропы и вернулись на нее, двигаясь в стороне, уже только
на другой стороне седловины.
На закате в деревьях над рекой Катсук построил из кедровой коры
домик-укрытие. Еще он выловил пяток маленьких рыбешек и испек их на
маленьком костерке, разведенном прямо в укрытии.
Дэвид подумал о рыбе, вспомнил ее вкус. Может Катсук снова отправился
за едой?
Перед тем как выстроить убежище на ночь, они перебрались через реку.
Там была обозначенная туристская тропа и мост из ошкуренных бревен. Перила
- Я и не собирался.
Дэвид чувствовал ударение на этих словах, заключенную в них правду.
Реакцией мальчика стало горькое разочарование. Хотелось куда-то бежать и
плакать.
- Это Ворон укрыл нас, - заявил Катсук.
Дэвид подумал о летающих над головой птицах. Они появились, когда
вертолет уже улетел. Хотя в этом и не было никакого смысла, мальчик
чувствовал - полет птиц был сигналом. У него появилось жуткое впечатление,
будто птицы каким-то таинственным образом разговаривали с Катсуком.
- Пока Ворон защищает нас, я тебя не убью. Но вот без его
покровительства...
Дэвид отвернулся. Глаза горели от слез. "Ведь я мог прыгать и
размахивать руками, а я даже и не пытался!"
Одним гибким движением Катсук поднялся с камня и сказал:
- А теперь мы идем.
Даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, идет ли мальчик за ним, Катсук
пересек открытое пространство и скрылся под сводами деревьев. В
юго-западном ветре он чувствовал влагу. Вечером может быть дождь.
В границах своей плоти вы, белые, действуете так,
будто вера ваша фрагментарна. Вы впадаете в себялюбие и
насилие. Вы не поддерживаете своих детей, хотя не любите,
когда не поддерживают вас самих. Вы плачете о свободе, в
то время, как рациональная жизнь ограничивает пределы
вашего самообмана. Вы существуете в постоянном напряжении,
боясь тирании, и, одновременно, желая стать жертвой. Вы
постоянно хитрите и притворяетесь, говоря, будто готовы
рискнуть всем, чтобы у каждого была равная доля счастья.
Но рискуете вы ничем, кроме слов.
Из статьи Чарлза Хобухета в газете
Университета штата Вашингтон
Дэвид ощупывал лежащие в кармане два камушка - по одному на каждый
день. Уже вторые сутки с этим сумасшедшим. Всю ночь они дремали и спали
под скальным выступом, укрывшим их от дождя. Катсук раздумал разводить
костер, зато он пошел в лес и вернулся с едой: какой-то серой и мягкой
массой в коробе из древесной коры. Дэвид с жадностью набросился на еду,
чувствуя кисло-сладкий привкус. Катсук объяснил, что это были корни лилий,
смешанные с личинками и сладкими красными муравьями.
Заметив на лице мальчика отвращение, Катсук расхохотался и сказал:
- Не будешь есть - сдохнешь. Это хорошая еда. В ней есть все, что
тебе нужно.
Этот смех заглушил все возможные замечания Дэвида гораздо
эффективней, чем все его контраргументы. Мальчик еще раз поел, когда над
деревьями занимался рассвет.
В то утро он два часа шел за Катсуком, пока одежда не просохла
полностью.
Сейчас вокруг них росли только тсуги. На стволах некоторых деревьев
были вырезаны древние знаки в виде смолисто-черных колец. Катсук сразу же
узнал их и объяснил, что они отмечают путь, которым шли его предки. Мхи и
папоротники разрослись под деревьями в своем царстве и совершенно закрыли
тропу, но Катсук сказал, что это и был главный путь.
Небо потемнело. Дэвид размышлял, пойдет ли снова дождь.
Подняв голову вверх, Катсук изучал окружение, потом повернулся, следя
за мальчиком, пробиравшимся далеко сзади через валявшиеся на земле
замшелые стволы деревьев и заросли папоротников.
Катсук внимательно изучал лежащий перед ними спуск. Древняя лосиная
тропа, когда-то давно ведущая и его племя, спускалась куда-то вниз. Он мог
пойти туда же, как в прошлом пошли его дикие собратья.
Мальчик подошел к индейцу и остановился, тяжело дыша.
- Держись поближе ко мне, - сказал ему Катсук.
Он еще раз огляделся, обойдя поросший мхом ствол дерева, отметив, что
под ним висит тонкая паутинка. С нижних сучьев свисали бороды мха - будто
вывешенная для просушки зеленая шерсть. Свет, и яркий и приглушенный
одновременно, так как солнце было закрыто тучами, размыл окружающие их
цвета, и они наполнили весь мир изумрудным сиянием. В какой-то миг солнце
пробилось сквозь облака и послало ярчайший луч, пронзивший весь лес от от
вершин деревьев до самой земли.
Катсук прошел через столб света и пригнулся под мрачными нижними
ветвями дерева. Ему было слышно, как позади него ветки цепляют, бьют и
царапают мальчика.
В темном проходе Катсук остановился, протянул руку и остановил
Дэвида. Сейчас тропа шла прямо перед ними, в паре футов, отделенная крутой
насыпью. Она сворачивала влево. На влажной почве отпечатались следы
ботинок...
Дэвиду была видна напряженность Катсука, который прислушивался к
звукам, которые издавали путешественники впереди. Следы выглядели
совершенно свежими. По тропе скатывалась влага, но следов совершенно еще
не сгладила.
Катсук повернулся, поглядел на мальчика и указал рукой в направлении,
откуда они шли.
Дэвид непонимающе покачал головой.
- Что такое?
Катсук поглядел на холм, с которого они спустились, и сказал:
- Мы проходили мимо большого дерева. Возвращайся туда и спрячься под
ним. Если я увижу или услышу хоть малейший знак твоего присутствия, убью.
Дэвид повернулся и начал подыматься к дереву.
Это был кедр, нижние сучья которого поросли мхом, зато живые ветви
рвались в небо по всей длине ствола. Катсук показывал на другое -
поваленное дерево, называя его деревом-кормилицей. Его ветви скоро станут
самостоятельными деревьями. Дэвид полез через этот наклонившийся ствол.
Добравшись до места, он опустился на колени, пытаясь пробить взглядом
полумрак. Его глаза выискивали цветные пятна, движение. Сидя тихо-тихо, он
слышал лишь как повсюду капает вода. Ему передалось царящее здесь уныние.
К тому же мальчик натер ноги, джинсы промокли чуть ли не до пояса. А еще
было очень холодно.
Катсук спустился к тропе и свернул налево, куда вели следы. Он
скользил, пригнувшись к земле - коричневая кожа и белая набедренная
повязка приковывали взгляд мальчика.
Тропа повернула направо, Катсук вместе с нею. Теперь Дэвид мог видеть
только его плечи и голову.
Внезапно, далеко внизу, у подножия холма Дэвид увидал цветные
движущиеся пятна - группу путешественников. Казалось, что даже звуки стали
лучше проходить в воздухе, но не артикулированные слова, которые можно
было узнать, а только смех и гомон.
Дэвид присел пониже за стволом дерева, выглядывая между боковых,
отсохших ветвей. И в то же время его беспокоила такая мысль: "Зачем я
прячусь? Почему бы мне не проскочить мимо Катсука и не побежать к этим
людям? Они бы защитили меня от него."
И в то же время он чувствовал, что не сможет двинуться отсюда.
Какая-то часть Катсука продолжала следить за пленником, Дэвид нутром
чувствовал это. Наверное, где-то могли быть вороны.
Дэвид, весь напряженный, затаился.
Катсук, чьи плечи и голова виднелись над краем тропы, остановился. Он
обернулся, поглядел в сторону Дэвида, потом посмотрел вдоль тропы.
Мальчик услыхал какой-то шум, гортань его вмиг пересохла, и он
напрасно пытался сглотнуть. Еще какие-то люди?
Он подумал: "Ведь я же могу закричать!"
И в то же время он знал, что любой возглас, и сюда прибежит Катсук с
ножом.
Послышались тяжелые, медленные шаги.
К тропе спускался молодой, заросший бородой человек. На его плечах
высокий зеленый рюкзак. Длинные волосы перевязаны на лбу красной лентой,
что делало его похожим на какого-то необычного аборигена. Путник не
оглядывался по сторонам, его внимание было приковано только к тропе. В
руке у него был посох.
От страха у Дэвида даже голова закружилась. Он не мог видеть Катсука,
но знал, что тот притаился в засаде где-то рядом и следит за
путешественником.
Дэвид думал: "Единственное, что я могу сделать, это подняться и
закричать!"
Другие люди, внизу, могли бы его и не услыхать, но этот-то мог бы. Он
как раз прошел мимо того места, где спрятался мальчик. Другим пришлось бы
добираться до этого места несколько минут. К тому же, внизу в каньоне
протекал ручей. Его плеск заглушит любые звуки, идущие сверху.
Дэвид думал: "Катсук может убить этого парня, а потом и меня... Он
уже говорил, что ему доводилось... и он имел в виду как раз это..."
Бородатый путник подошел к развилке тропы. Он мог случайно заметить
Катсука, но мог и пройти мимо, как ни в чем ни бывало.
Что же делает Катсук?
За последние несколько минут все чувства Катсука обострились до
крайности. В том мрачном проходе под деревьями, до того как сойти с тропы,
ему почудилось, что он может найти свое тайное имя, вырезанное где-нибудь
на дереве, поваленном стволе или на пне, и ему стало страшно.
На нескольких более-менее открытых местах он глядел в небо - то
серое, то яркое, будто сине-зеленое стекло. Оно было похоже на
бесформенный кристалл, но готовый тут же облечься в любую форму. И вдруг
его имя будет написано на нем? Потом он подумал о Хоквате, идущем за ним
будто собачка на поводке. Потом пришла другая, странная мысль: "Похититель
Душ дал мне власть над Вороном, только этого еще недостаточно."
Ему было интересно: есть ли здесь, в горах, какая-нибудь вещь,
способная еще раз упорядочить его мир. Все его мысли сейчас занимало
видение Яниктахт: ее голова с песком на щеках, с запутавшимися в волосах
водорослями, с совершенно изуродованным лицом. Нет, призрак Яниктахт не
мог установить мир правильно!
Теперь ему были слышны голоса и смех путешественников внизу, и он
представил, будто они насмехаются над ним. Он слышал, как подходят
отставшие.
Внезапно окружавший его лес превратился в серо-зеленый пустой мир,
накрытый свинцовым небом. Ветер исчез из-под деревьев, и в этой внезапно
наступившей тишине надвигающейся непогоды Катсук понял, что слышит только
удары своего сердца, но только когда движется сам; как только он
останавливается - оно сразу же замолкает.
В индейце вскипела ненависть. По какому праву хокваты веселятся в его
лесу? Он чувствовал всю ублюдочность этих людей, а в их голосах слышались
всхлипы и плач неотмщенных душ.
Бородатый путешественник уже подошел к развилке тропы: голова
опущена, походка выдавала страшную усталость. К тому же и рюкзак был
слишком тяжелым. Он был набит вещами, совершенно ненужными здесь.
С каким-то отчаянием Катсук понял, что видел этого бородатого раньше
- в университетском кампусе. Он не мог назвать это лицо; было только
неясное предчувствие, что этого студента он видел раньше. Но его
беспокоило, что не может вспомнить имя.
И вот тут, в свою очередь, путник увидал Катсука, скатившегося на
тропу и чуть не упавшего.
- Чего... - Молодой человек тряхнул головой. - Хей! Да это же Чарли
Вождь! Парень, чего это ты делаешь тут в таком прикиде? Играешь в
переселенцев и индейцев?
Катсук застыл, лихорадочно обдумывая ситуацию: "Этот дурак ничего не
знает. Ну конечно же, он ничего не знает! Он ходит по моему лесу без
радиоприемника."
- А я Винс Дебай, помнишь? Мы вместе были в группе "Антро 300".
- Привет, Винс, - сказал Катсук.
Винс стал так, чтобы опереть рюкзак о насыпь, идущую вдоль тропы, и
облегченно вздохнул. По его лицу было видно, что ему не терпится забросать
Катсука вопросами. До него сразу же дошло, что эта встреча была какой-то
странной. Лицо он узнал, только это был уже не тот Чарли Вождь из группы
"Антро 300". И он почувствовал это. Сам же Катсук понял, что ненависть
закрыла его лицо мертвой маской, высохшей и морщинистой будто сброшенная
змеиная кожа. Нет, Винс должен был заметить это.
- Парень, ну я и напахался, - сказал Винс. - С самого утра мы пилим
от Кимты. Хотели до вечера добраться до Убежища Финли, но, похоже,
облажаемся. - Он взмахнул рукой. - Слышь, я это так, пошутил, ну, насчет
индейцев и переселенцев. Ты уж не обижайся, лады?
Катсук кивнул.
- Ты остальных ребят видел? - спросил Винс.
Катсук отрицательно покачал головой.
- Парень, а что это ты в одной только набедренной повязке? Тебе не
холодно?
- Нет.
- Я там остановился, чтобы чуть-чуть пыхнуть травки. Остальные ребята
должны быть уже внизу. - Он осмотрелся. - Мне кажется, я даже слышу их.
Эй, ребята! - Последнее слово прозвучало будто вскрик.
- Они не могут услыхать тебя, - сказал Катсук. - Река слишком близко.
- Наверное ты прав.
Катсук думал:
"И я должен его убить без какой-либо злости. Что за ирония! Просто я
должен убрать из своего леса ядовитое и сумасшедшее существо. И это будет
то событие, в котором мир сможет увидеть себя."
- Вождь, не нравится мне твое спокойствие. Ты, случаем, не тронулся?
- Я на тебя не сержусь.
- Ага... ну, ладно. Немного травки не хочешь? У меня осталось
пол-косячка.
- Нет.
- Парень, товар первый класс! На той неделе в Беллинхеме брал.
- Я не курю вашу марихуану.
- Ого! Так что ты тут _д_е_л_а_е_ш_ь_?
- Я здесь живу. Тут мой дом.
- Ну, заливаешь! И в этом прикиде?
- Я всегда надеваю это, когда ищу в себе деформацию духа.
- Чего?
- То, что люди называют здравомыслием.
- Заливаешь!
"Пора кончать с этим, - думал Катсук. - Нельзя, чтобы он ушел и
растрепал всем, что видел меня."
Винс растирал плечи под лямками рюкзака.
- Слушай, ну и тяжелый, зараза!
- Просто до тебя еще не дошло, что лучше иметь достаточный минимум,
чем столько.
Из горла Винса вырвался нервный смешок.
- Ладно, побегу догонять остальных. Пока, Вождь!
Он вдел руки в лямки рюкзака, снимая тот с насыпи, и сделал шаг от
Катсука. По его движениям было видно, что он трусит.
"Мне нельзя его жалеть. Из-за него у меня могут рухнуть все планы.
Мой нож чисто войдет в это молодое тело. - Катсук вынул нож и, крадучись,
пошел за Винсом. - Мой нож откроет его кровь и выскажет почтение его
смерти. Рождение обязано заканчиваться смертью, чтобы потускнели глаза,
исчезла память, замолчало сердце, вытекла кровь, ушло все тело - чтобы
чудо жизни закончилось."
Во время всех этих размышлений он действовал: левая рука вцепилась в
волосы Винса, оттягивая голову назад; правая рука взмахнула ножом вокруг и
поперек открывшейся шеи.
Не было даже вскрика, только тело отдернулось назад, направляемое
рукой в длинных волосах. Катсук присел на одно колено, принимая на него
тяжесть рюкзака и сдвигая тело вправо. Алая струя вырвалась из
перерезанного поперек горла, ясный цвет молодой жизни фонтаном хлынул на
тропу - сначала бурно, потом все медленнее. Тело дернулось и застыло.
Свершилось!
Катсук почувствовал, что это мгновение будет преследовать его до
конца жизни. Это только сейчас дошло до него.
Конец и начало!
Он все еще поддерживал тело, размышляя - а сколько же лет было этому
молодому человеку. Двадцать? Возможно. Сколько бы ему не было - здесь его
жизнь кончилась, превратившись в сон. Катсук чувствовал, что мысли его от
свершенного совсем перепутались. Странные видения захватили его разум: Все
превратилось в мираж - мрачное и затаенное; чей-то злой профиль; плывущие
под водой тучи; воздушные круги, движущиеся в нефритовых путах зеленого
кристалла; флюиды, оставляющие след в его памяти.
У этой земли зеленая кровь.
Он чувствовал тяжесть скрючившегося тела. Эта плоть была малым
отражением громадной вселенной. Теперь же это тело увяло. Он позволил,
чтобы труп упал на левый бок, поднялся на ноги и глянул вверх по склону,
туда, где за упавшим стволом спрятался Хокват. И внезапно, когда тучи
открыли Солнце, весь склон залился зеленым светом.
Глубоко-глубоко уйдя в себя, Катсук молился:
"Ворон, Ворон, сдержи мою ненависть. О, Ворон, дай мне ярости для
мести. Это я, Катсук, три ночи проведший в лесу, не обращавший внимания на
тернии, но пришедший к тебе с предложением. Это я, Катсук, твой факел, что
подожжет весь этот мир."
Хотя мы и подозреваем, что он мог сбежать в
какой-нибудь город, это не означает, будто мы прекратим
поиски в лесах. На сегодня мы располагаем только пятью
сотнями людей, работающих по всем направлениям этого
случая. У нас есть шестнадцать воздушных машин, в том
числе - девять вертолетов. В утренних газетах я читал о
некоем противостоянии: современности и дикарства. Мне так
не кажется. Я вообще не понимаю, как смог бы он пройти по
всем этим тропам, и его никто не заметил.
Специальный агент Норман Хосбиг,
ФБР, отделение в Сиэтле
Поднявшись из-за своего укрытия, Дэвид видел всю сцену убийства. Его
сознание заволокло ужасом. Этот молодой путешественник, который только что
был жив - теперь только труп. В глазах Катсука была только ярость, взгляд
его рыскал вдоль по склону. Может он выискивал следующую жертву?
Дэвид почувствовал, что истинные глаза индейца были спрятаны где-то
глубоко-глубоко и только теперь показались на свет божий - коричневые и
ужасные, такие же бездонные, как и то место, где таились раньше.
Мальчик вышел из-за своего укрытия. Ноги его подкашивались. Он знал,
что на его лице рисуется охвативший его ужас, он не мог набрать в грудь
воздуха. Но мышцы ему подчинялись, хоть и не совсем.
Ему хотелось только одного - избавиться от этого кошмара.
Он шел параллельно тропе, медленно переставляя ноги. "Надо отыскать
других туристов!" В конце концов он повернул вниз по склону, спотыкаясь о
корни и валяющиеся сгнившие стволы. Движение каким-то образом вернуло ему
контроль над собственным телом, он даже побежал, продираясь сквозь заросли
к реке.
Но здесь не было ни слуху, ни духу от путешественников. Катсука тоже
не было.
И тогда он побежал снова. Не оставалось ничего, только бежать.
Из-за какого-то каприза окружавшего его мира, Катсук увидал бегущего
мальчика: волосы развеваются, голова откинута - медленно-медленно
движущееся создание из сгустившегося света: темное, с каким-то внутренним
золотистым свечением, плывущее по зеленому фону воздуха и леса.
И только тогда до Катсука дошло, что он тоже бежит, громадными
скачками спускаясь по склону. У поворота тропы он притормозил, и когда
Хокват срезал угол, схватил бегущего мальчика и упал вместе с ним на
землю.
Когда уже Катсук смог говорить, слова, не имеющие особого смысла,
вырвались из груди диким барабанным боем.
- Гад! Я же говорил тебе!... Лежи!...
Но Хокват и так лежал без сознания, ударившись головой о ствол
дерева.
Катсук присел рядом, усмехнулся, вся его злость разом испарилась. Как
глупо поступил Хокват - неумелый полет птенца, только-только вышедшего из
гнезда. Ворон все предусмотрел!
На голове Хоквата была кровавая ссадина. Катсук положил руку на грудь
мальчика, послушал, как бьется сердце, поглядел, как облачком подымается
пар дыхания. Сердце и дыхание были едины...
Им овладела печаль. Чертовы лесорубы на Ле Пуш Роад! Посмотрите
только, что они наделали! Они убили Яниктахт. Его руками они убили
лежащего здесь парнишку. Пока еще этого не случилось, но... возможно. Они
убили Винса, стынущего теперь на тропе. У Винса уже не будет сыновей. И
дочерей. Уже никогда он не засмеется. Все они убиты этими пьяными
хокватами. И кто знает, скольких людей они еще убьют?
Ну как это хокваты не понимают того, что они натворили своим
насилием? Они остаются слепыми даже к самым очевидным фактам, не желая
видеть последствий своего поведения. Вот если бы ангел-хранитель спустился
с небес и показал им, как следует поступать, тогда они бы послушали.
Что сказали бы девять пьяных хокватов, если бы увидали тело Винса,
лежащее на тропе? Они бы сказали: "Мы этого не делали!" Они бы сказали:
"Это была всего лишь невинная шуточка." Они сказали бы: "Зачем столько
шума из-за какой-то девки?"
Катсук вспоминал Винса, расхаживающего по кампусу - недостаточно
невинного, чтобы удовлетворить Похитителя Душ, но весьма наивного в
правоте своих суждений. Всего лишь предварительная жертва, отметка на
пути.
Винс судил своих соплеменников строго, участвовал в детском бунте
своих времен, но он никогда не задумывался о своем пути в этом мире. И,
по-видимому, весь путь его сводился к безвременной смерти.
Катсук поднялся на ноги, схватил лежащего без чувств мальчика и
потащился вверх по склону.
"Я должен быть безжалостным, - думал он. - Надо спрятать тело Винса и
сразу же уходить."
Лежащий у него на руках Хокват пробормотал: "Моя голова..."
Катсук поставил мальчика на ноги, ощупал его.
- Идти можешь? Хорошо. Мы уходим.
Вы принесли своего чужого Бога, что отделил вас от
всей остальной жизни. Он представляется вам в смертный час
как самый большой дар. Ваши чувства затуманены его
иллюзиями. Его смерть вы бы отдали за все, имеющееся в
жизни. Но вы неотступно преследуете своего Бога смертью,
мучаете его, моля очутиться на месте смерти его.
Повсюду на земле вы шлепаете распятия. И там, где оно
появляется, земля умирает. Прах и меланхолия станут вашим
уделом до конца дней.
Вы слепо не замечаете ни зла, ни великолепия. Вы
мучаете себя своей же ложью. Вы попираете саму смерть. А
каким богохульством наполнена ваша притворно-убийственная
любовь!
Вы долго вырабатываете в себе честный взгляд. Но это
всего лишь маска, прикрытие, за которой скалится череп.
Ваши золотые идолы созданы из жестокости и насилия.
Вы забрали у меня мою же собственную землю.
Да, опасаясь за судьбу своего народа, я погублю вас
древними методами. Вы издохнете в пещере, созданной вами
же, и никогда не услышите песню птиц или шелест деревьев
на ветру - эолову арфу леса!
Псалом Катсука, написанный им
на обороте регистрационного бланка
и оставленный в Кедровом Доме
Дэвид проснулся, когда только-только начинался рассвет. Мальчик весь
дрожал от холода и сырости. Катсук тряс его за плечи. Индеец был одет в
вещи, взятые из рюкзака убитого путешественника: джинсы, которые еле
сошлись на набедренной повязке, рубашка из шотландки. Но на нем были те же
мокасины, голова обвязана той же полоской красной кедровой коры.
- Пора вставать, - сказал Катсук.
Дэвид уселся. Холодный и сырой мир давил на него угнетающе. Мальчик
чувствовал пронзительный холод окружающей его реальности. Одетые на
Катсуке вещи напомнили Дэвиду о смерти бородатого путника. Катсук убил
его! И очень быстро!
Вместе с памятью пришел еще более пронизывающий холод, чем мог
вызвать весь серый туман в этой глуши.
- Скоро мы выйдем, - сообщил Катсук. - Ты меня слышишь, Хокват?
Индеец изучающе глядел на мальчика, как будто тусклый серый свет
сконцентрировался в пучок, освещающий малейшее движение на юном лице.
Хокват пребывал в ужасе. Какая-то часть сознания мальчика правильно
оценила смерть бородатого туриста. Одной смерти будет недостаточно. Обряда
жертвоприношения следует придерживаться до конца. Нельзя допустить, чтобы
подозрения Хоквата внедрились в его сознание. Слишком большой страх
способен убить невинность.
Мальчик затрясся в резких, неконтролируемых спазмах.
Катсук снова присел на корточки, чувствуя нарождающийся внутри
неприятный холодок, и положил руку на плечо Хоквата. Под пальцами индейца
мальчишеское тело пульсировало жизнью. В нем было тепло, чувство
отдаленности конца.
- Ты уже проснулся, Хокват? - настаивал Катсук.
Дэвид отбросил руку индейца, бросив молниеносный взгляд на нож,
висящий на поясе Катсука.
"Мой нож, - думал мальчик. - Им убили человека."
Как бы живущая собственной жизнью память подсунула ему образ матери,
предупреждающей, чтобы он был поосторожнее с этим "дурацким ножом".
Истеричный смех рвался на волю, Дэвиду силой пришлось заталкивать его
вовнутрь.
- Хокват, я вернусь через несколько минут, - сказал Катсук и вышел.
Дэвид никак не мог сдержать стука зубов. Он думал: "Хокват?! Я -
Дэвид Маршалл. Меня зовут Дэвид Моргенштерн Маршалл. Сколько бы раз этот
сумасшедший не называл меня Хокватом, сути это не изменит."
В рюкзаке убитого был спальный мешок. Катсук устроил постель из мха,
кедровых веток и разложил на них спальник. За ночь тот выбился из под
мальчика и теперь валялся комом. Дэвид окутал им плечи, пытаясь успокоить
дрожь. Голова все еще болела в том месте, где он ударился, когда Катсук
сбил его на землю.
К мальчику снова вернулась мысль об убитом туристе. После того, как
Дэвид пришел в себя, и перед тем как они пересекли реку, Катсук заставил
своего пленника вернуться по тропе мимо окровавленного тела, говоря:
"Хокват, возвращайся туда, где я приказывал тебе прятаться, и там жди."
Дэвид был даже рад подчиниться. Как бы _н_е _х_о_т_е_л_о_с_ь_ глядеть
на мертвеца, взгляд все равно тянулся к ужасной ране на шее. Мальчик опять
поднялся к замшелому поваленному дереву и, пряча за ним голову, глотал
беззвучные рыдания.
Катсук позвал его, когда прошло много-много времени. Индеец захватил
с собой рюкзак. На тропе не было ни малейшего знака от мертвого тела, ни
капельки крови.
Они сошли с тропы и вернулись на нее, двигаясь в стороне, уже только
на другой стороне седловины.
На закате в деревьях над рекой Катсук построил из кедровой коры
домик-укрытие. Еще он выловил пяток маленьких рыбешек и испек их на
маленьком костерке, разведенном прямо в укрытии.
Дэвид подумал о рыбе, вспомнил ее вкус. Может Катсук снова отправился
за едой?
Перед тем как выстроить убежище на ночь, они перебрались через реку.
Там была обозначенная туристская тропа и мост из ошкуренных бревен. Перила