Нора Хесс
Вечный огонь страстей
ГЛАВА 1
Стояла полная луна. Снег отражал ее сияние. Голые деревья и темные сосны застыли, вытянувшись на склонах гор. На одном из них тоскливо выл одинокий волк, подняв голову на желтый диск, застывший на черном небосводе.
У подножия горы молодая индианка извивалась под худым, жилистым телом мужчины. Он поднял лохматую голову и проворчал:
– Ори, дрянь!
Она неудобно переместилась, отвечая на его грубые, судорожные движения. Замерзшая земля неприятно обжигала обнаженное тело, и она тоскливо, украдкой бросила взгляд через плечо. Ее черные глаза искали полупустую бутылку виски. Несколько хороших глотков обжигающей жидкости, и ей станет безразлично, сколько будет терзать ее тело этот полудикий охотник. Из всего видно, что ему долго пришлось обходиться без женщины, и она сожалела, что забрела на эту стоянку, но слишком проголодалась и замерзла. А аппетитный запах еды и надежда на теплое место у костра гнали прочь мысли о неизбежной расплате.
Наконец индианка почувствовала, что охотник устал. Она стоически выдержала атаку мужчины, безразлично взирая на луну. Мужчина в последний раз судорожно дернулся и затих. Она оставалась неподвижно лежать, надеясь, что он насытился и разрешит ей уснуть у огня.
Но в охотнике, неистово терзавшем ее, не было ничего человеческого. Он, не колеблясь, прогонит ее, думала женщина. Она увидела эту отчужденность еще раньше, находясь в тени у деревьев и решая, подойти или нет. Его фигура, застывшая у костра, не сдвинулась ни на дюйм, в то время как собака ощетинилась и зарычала, обнажив клыки, почуяв постороннего. После долгого и утомительного пути, ноги у нее подгибались. Потеряв всякую надежду, женщина решила уйти. Но едва сделала несколько шагов назад, как мужчина резким голосом произнес:
– Индианка, подойди к свету, я посмотрю на тебя.
Женщина круто повернулась, черные волосы упали на грязное лицо.
– Может уберешь собаку? – нервно спросила она, не спуская глаз с глухо рычащего пса и думая, как подойти к костру.
Мужчина что-то сказал собаке, пошевелил палкой угли, затем не спеша повернул голову в ее сторону. Он осмотрел индианку леденящим взглядом. Она не встречала более неприветливых глаз. По ее телу прошла дрожь. Снова возникло желание немедленно убежать. Судя по началу, охотник может быть крайне жесток. Надо быть начеку каждую минуту. Она облегченно перевела дыхание, когда собака уселась рядом с мужчиной и осторожно подошла к рассматривающему ее охотнику.
– Как зовут? – спросил он таким резким голосом, что она вздрогнула.
– «Смеющийся Ручей», – выдавила она.
– Я буду звать тебя Докси, – пробурчал он.
– Докси? – нахмурилась женщина, – никогда не слышала такого странного имени.
– Оно подходит тебе, – мужчина едва раздвигал сжатые губы.
– Да, сэр, – пробурчала индианка, жадно наблюдая за поджаривающимся на огне кроликом.
Выражение его лица выдавало в нем человека, много видавшего в жизни. В следующее мгновение он уже сидел на корточках, снимая с вертела мясо.
– Хочешь есть? – поинтересовался он, кладя затвердевший кусок мяса в жестяную миску.
Она энергично кивнула головой. Охотник подложил ломоть холодной кукурузной лепешки и протянул ей. Женщина буквально выхватила из рук миску с едой.
Они молча поглощали пищу. Тишину прерывали свист ветра на верхушках сосен да хруст костей на зубах собаки, которые время от времени подкидывал ей хозяин.
Докси жадно уничтожила мясо с лепешкой и только сейчас заметила прочную хижину, почти сливающуюся с соснами, ее окружавшими. Посторонний глаз вряд ли сразу бы обнаружил жилище. Она удивленно посмотрела на охотника, размышляя о том, почему они сидят на холоде, если есть где укрыться.
– С твоей хижиной что-нибудь не так? – спросила женщина, когда он достал из заднего кармана носовой платок и вытер рот.
– Хижина в порядке, – охотник снял с огня закопченный кофейник и наполнил кипящей жидкостью две выщербленные чашки. Одну протянул индианке:
– Предпочитаю быть на воздухе как можно дольше, – добавил он.
– Также как и мои люди, – понимающе кивнула Докси.
– Это кто? – безразлично спросил он.
– Я из племени пеннакоков, из Канады.
– Ты далеко от дома, индианка, – он тяжелым взглядом осмотрел женщину, – как ты оказалась в Пенсильвании?
– Меня привел сюда солдат в красном плаще, – она печально помолчала. – Когда закончилась война, он возвратился в Англию.
– И бросил тебя, – безжалостно добавил охотник.
Докси продолжала пить горячий, густой до горечи кофе. Она молчала. Ей было все равно, что думает этот мужчина в штанах из оленьей шкуры. А он внимательно изучал ее.
«Наступала длинная зима, – размышлял Сэйт Магрудер. – Она смотрится достаточно крепкой – глаза ясные, не видно следов болезней». Женщина жадно взглянула на чайник. Кивком головы охотник разрешил ей налить еще, после чего она села на свое место. Глаза индианки расширились и заблестели.
– Постарайся запомнить: я люблю крепкий кофе. Надеюсь, ты сможешь его так готовить.
Докси даже наклонилась вперед, не смея надеяться, что мужчина с таким каменным лицом оставит ее у себя, пусть на какое-то время. Прочитав вопрос в ее глазах, охотник нахмурился.
– Ты ни на что не годишься и, возможно, я зря буду тебя кормить.
Она вдруг живо заговорила:
– Я выносливей, чем кажусь на первый взгляд, мне приходилось много работать на моего солдата.
– Работать под ним, не так ли?! – сухо произнес он.
– И это тоже, – согласилась Докси, гордо кивнув головой. – Он всегда хотел меня и брал с собой, даже когда шли бои.
Губы Магрудера скривились в улыбке. «Вот почему мы так легко разбили англичан», – подумал он про себя.
– Ладно. Не стоит об этом много говорить. Меня больше интересует, как усердно ты можешь работать.
Молодая индианка, молча вздохнув, посмотрела в его холодные глаза. Вот и пришло время расплачиваться за еду. Она приготовилась откинуться назад, но когда хотела снять одежду, увидела, что охотник достает из-за бревна, на котором сидит, кувшин с виски. У нее снова заблестели глаза, когда он вынул коричневую пробку и поднес кувшин к губам. В раннем возрасте она пристрастилась к этой белой обжигающей жидкости, а точнее сказать, два года назад, когда ей было 16, и пила всякий раз, как только появлялась возможность.
– Глотни, чтобы поднялось настроение, – коротко и грубо бросил он.
Она выхватила из его рук кувшин и сделала несколько длинных глотков. Горячая кровь предков заиграла в ее жилах. Индианка взяла инициативу в свои руки, подвигаясь ближе к мужчине. Черные глаза лихорадочно сверкали, она стала ласкать его ноги. Почувствовав под рукой мужскую плоть, небрежно воскликнула:
– У тебя определенно тут кое-что есть, белокожий, и побольше, чем у многих других.
– О, ну… – обронил он, – возьми снега и помойся, тогда узнаешь меня получше.
Индианка бросила на охотника неуверенный взгляд, понимая, что тот не шутит. Она поднялась и подошла к сугробу. Взяла пригоршню снега и стала обтирать бедра, невзирая на холод. Женщина прилично замерзла к тому времени, как он дал ей знак вернуться на место. Сейчас, глядя на луну, Докси чувствовала, что охотник наконец удовлетворен. И словно в завершение, одинокий волк на склоне горы оборвал свой вой.
– Подходящее окончание, – он окинул холодными голубыми глазами гору и стал застегивать штаны. Закончив, посмотрел на индианку и кивнул головой в сторону хижины, – там постель.
Докси обернула одежду вокруг замерзших ног и уже была у дверей, когда охотник крикнул ей в след:
– Чтобы к восходу сделала завтрак.
Магрудер посмотрел на нее, с тяжелым вздохом достал трубку и устроился у огня, который уже затухал.
– Бог мой, – пробормотал он, разминая табак и набивая им глиняную трубку. – Как я устал от этих случайных шлюх и грязных потаскух, от их зловония и хорошо рассчитанных ласк, без намека на чувство или нежность.
«Интересно, – мрачно размышлял он, – насколько приятно сознавать, что тебе отвечают настоящим теплом и страстью?».
Охотник отрывисто вздохнул и зажег трубку. Он устал, очень устал, пустые, бездарно потраченные годы…
Магрудер стал смотреть на языки пламени в костре, время от времени затягиваясь из трубки.
Мысли унесли его в прошлое. Какое-то воспоминание заставило его улыбнуться.
Даже еще до той зимы, когда воспаление легких унесло всю его семью, он уже тяготился скучной, монотонной жизнью на ферме. Ему исполнилось 17, когда он остался один. Поддавшись внутреннему зову, он взял еду, собрал кое-что из одежды и попрощался с родным очагом в штате Нью-Йорк. Кровь бурлила и пела в его жилах. И он отправился в тогда еще не известные места Пенсильвании.
В своих странствиях наткнулся на маленькую деревушку и, почувствовав себя там как дома, решает остановиться. Его порывистый, диковатый нрав пришелся по душе дружелюбным индейцам и грубым горцам, и они довольно бесцеремонно принялись опекать его. Краснокожие научили ориентироваться в лесу, а белые помогли построить жилье. С помощью топора они соорудили приличный домик, сложили камин и выстелили из сосны пол. В доме было одно, но достаточно большое окно, из которого открывался захватывающий вид на лес и долину. Затем перехватили инициативу жены переселенцев. Они обставили хижину, поделившись своей нехитрой мебелью. Одна отдала ему кровать, другая стол и скамью, а старая бабушка Хоукинс принесла кресло-качалку. У него сохранилось немного щербатой кухонной утвари. Он одолжил еще две жестяные миски и пару оловянных кружек. И так обосновался, приобретя все необходимое, что ему советовали женщины.
И они стали терпеливо ждать, за какой же из их дочек он начнет ухаживать и какую поведет под венец. Из чувства долга Магрудер посетил все дома, проведя там около часа с каждой из простых и глуповато-жеманных дочерей. Пристойное поведение молодых леди действовало ему на нервы. В то время он мечтал об одном: побыстрее избавиться от их присутствия. После шести недель скучных диалогов, которые оживлялись только тогда, когда речь заходила о замужестве, он решил, что с него хватит.
Улыбка тронула плотно сжатые губы Магрудера. Он вовсе не торопился лишать себя свободы ради острой на язычок девицы, которой нужно будет отчитываться за свои действия, объясняя, куда и зачем он ходил. Он ел, когда был голоден, охотился и рыбачил, когда заставляла нужда, отсутствовал столько, сколько хотел: день, два, неделю. Когда заводили разговор о том, как он обходится без женщины, он только усмехался в ответ и менял тему. Мужскую потребность он удовлетворял в деревенской таверне. Магрудер продолжал жить в своей хижине, добывая пропитание охотой и ставя капканы на зверей. Так длилось до его двадцатипятилетия, до тех пор, пока слухи о войне с Англией не превратились в реальность в 1776 году. Когда французские, немецкие и швейцарские волонтеры прибыли на французских судах для поддержки американцев, он отправился на войну добровольцем. Принял участие в сражении при Саратоге, закончившееся поражением бургундцев. Потом воевал в армии генерала Вашингтона в долине Форже той ужасной зимой 1777 года.
Сначала ему нравилась полная опасностей армейская жизнь. Ему это казалось естественным существованием. Затем наступили годы непрекращающихся сражений, продолжительных ночных переходов и одиноких скитаний в тылу врага, во время которых он получил тяжелое ранение в ногу.
Глаза мужчины наполнились подозрительной влагой, когда он вспомнил 1783 год, год окончания войны и расставания с сослуживцами, ставшими для него братьями. Он отправился в долгий путь домой. Война оставила свои отметины как на теле, так и в душе. Его колючие глаза немного смягчились. В деревушке его тепло встретили и было немало выпито за его благополучное возвращение. Женщины в таверне оспаривали на него свои права. Да, первые дни после возвращения напомнили ему былые времена: охота в лесу, пьянки с дружками, беспутные ночи. Но время шло, и ему труднее давалось прежнее веселье. Подобное разочарование он испытал и от жизни в лесу. В капканы попадалось все меньше зверья. С каждым днем он приносил все меньше дичи. За его семилетнее отсутствие звери ушли в глубь лесов.
Собака подошла к огню и села совсем рядом, словно нуждаясь в тепле человеческого тела. Магрудер машинально погладил ее, вспомнив, как он приобрел собаку.
Несколько дней назад он случайно забрел в таверну. В просторном, прокуренном помещении никого не было, кроме мужчины и пса. Охотник приветственно кивнул, опускаясь рядом на стул и гладя животное. Незнакомец спросил:
– Она нужна тебе?
Магрудер бросил на него взгляд. Тот спрашивал вполне серьезно.
– Не знаю, – ответил он, понимая, что мужчина задал вопрос неспроста, – а почему ты хочешь избавиться от нее, вполне приличная охотничья собака.
– Это так, поэтому я и хочу пристроить ее получше. Я далеко отправляюсь и не хочется себя ничем связывать.
– Куда собираетесь, если не секрет?
Мужчина сплюнул остатки табака в открытую дверь таверны и запил пивом.
– В Кентукки есть нетронутая территория. Говорят, за всю зиму там не встретишь ни души. А это как раз по мне. Здесь становится очень людно.
– Где это, в каком месте? – спросил Магрудер, после того как заказал спиртного.
– Есть такая деревня Скво Холлоу, – ответил незнакомец и повторил вопрос: – берешь собаку?
Животное, словно понимая, что решается его судьба, завиляло хвостом и ткнулось носом в его ладонь. Охотник взвешивал за и против. Эта гора мяса, сидевшая перед ним, вряд ли будет делиться с ней скудной пищей во время долгого пути. Животное быстро ослабеет и не сможет вынести дорогу.
– Как ее зовут? – Магрудер поднял глаза на незнакомца.
Тот, отвечая, пожал огромными плечами:
– Я зову ее Собакой.
– Дам ей кличку Хозер, – подумав, решил он, глядя на животного, уткнувшегося в его руку, – как-нибудь и мы доберемся с тобой до Кентукки, а, Хозер?
Луна медленно совершала свой путь на небе, а угрюмый охотник все сидел и сидел, слушая звуки ночи. Ему, как и индейцам, нравилось дикое одиночество леса. Но бывало, что тишина становилась невыносимой. Часто, когда наступала ночь, он вышагивал под холодным белым светом звезд, чувствуя в себе неизвестные желания.
В его голубых глазах появился язвительный блеск. По счастливой случайности индианка хоть как-то скрасит его жизнь, положит конец ночным шатаниям под луной.
Пламя в костре затухало. Магрудер выбил трубку, поднялся, тщательно вытер о землю подошвы от пепла и случайных искр и вошел в хижину. В темноте едва различил индианку, завернувшуюся в одеяло. Он лег в постель. Матрас, набитый сосновыми ветками, слегка затрещал под ним, Докси пошевелилась во сне.
Засыпая, он подумал, догадается ли она найти на камине кремень, чтобы разжечь огонь?
Небо начинало розоветь на востоке. Охотник проснулся от запаха кипящего кофе и поджаривающегося мяса.
Он повернул голову в сторону Докси, нагнувшейся у огня. Она поворачивала кусочки солонины на вертеле. В следующее мгновение он был уже на ногах. С минуту постоял на веранде, справляя нужду. Индианка обернулась в его сторону, увидев во всей красе мужскую плоть. Она убрала сковородку с огня и направилась в хижину. Легла в постель и подняла юбку.
Охотник молча на нее навалился. Несколько конвульсивных движений, и его тело задрожало, вжимая женщину в кровать. Спустя мгновение, он с угрюмым выражением на лице уже одевался. Докси поднялась, отправляясь ставить сковородку снова на огонь. Завтрак проходил в полном молчании. Женщина сделала попытку заговорить, но сердитый взгляд из-под бровей заставил ее замолчать. Она больше не открывала рта, пока не увидела, что Магрудер закончил есть и встал, собираясь отправиться в лес для проверки капканов.
– Мистер, – тихо спросила она, – как ваше имя? Как мне вас называть?
Лицо охотника стало еще жестче. Он коротко бросил:
– Мистер, так и зови, индианка.
Докси мрачно кивнула.
– К вечеру чтобы был готов ужин, – добавил он.
Когда затих хруст веток под его ногами, женщина сразу вскочила, глаза ее засверкали.
– Ненавистный мужчина, – пробормотала она, – никогда не поговорит.
Вдруг вспомнила о кувшине с виски, ее гнев смягчился. Докси стремительно бросилась в хижину к тому месту, где он спрятал его, и запустила в углубление руку, но там были только противные, замерзшие листья. Она села на корточки, в задумчивости кусая ноготь.
В следующее мгновенье женщина снова вскочила и бегом понеслась в хижину. В единственной комнате было мало потайных мест. Докси тщательно исследовала матрас, но ничего не нашла. Поиск в деревянном ящике тоже не принес результатов. Она обошла всю комнату. Оставался необследованным один-единственный, довольно больших размеров кожаный саквояж. Он находился на полке против камина. «Нет, она не должна его трогать, – думала индианка, – а хотя… если только посмотрит и положит все как было?» Она с нетерпением раскрыла его и заглянула внутрь: на груде белых полотенец лежали желтый кусок мыла, расческа, щетка и бритва. Она, хихикнув, взяла бритву в руки:
– Что-то не похоже, что он недавно пользовался ею. Вид у него, как у лохматого зверя.
Докси вынула все вещи и аккуратно сложила их. Затем грязно выругалась. Кроме штанов, рубашек и нижнего белья ничего не было. Ее оживленность сменилась глубокой грустью. Она положила все на место и захлопнула крышку. Разочарованная и злая, направилась к постели, по пути яростно пнув спящую у камина собаку. Та подняла голову и предостерегающе зарычала. Женщина снова выругалась:
– Замолкни, пес, а не то я отправлю тебя в котел.
Она подбросила дров в огонь, вернулась к кровати. Легла и уснула. Мысль об ужине для охотника отодвинулась далеко.
Лес уже погружался во тьму, когда индианка проснулась. Через окно она увидела, как Магрудер, вынырнув из-за сосен, приближается к хижине. Она нервно бросила взгляд на котел с мясом, кипящим на огне. Под одеялом было тепло, и она поспала больше, чем собиралась, едва не прозевав сделать ужин. Докси заметила дюжину звериных шкурок, связанных вместе и перекинутых через плечо охотника, думая, что день выдался у него удачным. Может это смягчит его, и он станет лучше с ней обращаться. Она поспешно подошла к кипящему котлу и длинной ложкой деловито помешала большие куски оленины, сдобренные дикими травами. Ушами ловила звуки шагов на веранде, глазами наблюдала, как охотник высоко подвешивал шкурки, чтобы их не достали звери, случайно сюда забредшие.
Женщина увидела, как распахнулась дверь, и широкие плечи охотника закрыли весь проем. Она затаила дыхание: он захочет ее до ужина или после? Посмотрела на его красивое лицо и молча вздохнула. Оно было холодным, как и прежде. Не произнеся ни слова и не взглянув в ее сторону, он направился к деревянной бадье, стоявшей на высокой скамье у окна.
Губы индианки презрительно скривились, когда она увидела, как великан зачерпнул целую пригоршню воды и жадно выпил, затем налил воду в большую миску и стал намыливать руки и лицо желтым мылом. После того, как он вытерся жестким домотканым полотенцем, грубо бросил:
– Чтобы здесь каждый вечер висело чистое полотенце.
У нее с лица сошла всякая улыбка. Хотя Докси уже не так боялась его, как вначале, но была совсем уверена, что он поколотит ее, если что-то вызовет его гнев. Она сообразила, что угрюмость еще не говорит о жестокости: он поделился с ней жареным кроликом, да еще отдал последний кусок кукурузной лепешки. В конце концов, тот факт, что он проявлял больше чувств к своей собаке, которая приветствовала его, виляя хвостом, мало беспокоил индианку. Он приютил ее в своей хижине, делясь с ней едой и виски, что ж, а она с удовольствием удовлетворит его мужской голод.
Как и раньше, они поужинали в полном молчании. Когда охотнику требовался еще кусок мяса или пустела его кружка, он глухо мычал, давая знать рукой. После ужина женщина собрала посуду, а он набил табаком трубку и стал молча курить, глядя на огонь. Она бросала на него долгие взгляды, размышляя о том, что заставляет его быть таким грустным и мрачным. Докси привела все в порядок и хотела сесть, когда охотник наконец произнес:
– Постели здесь.
Она принесла одеяла и разложила их у огня, надеясь, что белый мужчина не будет сегодня таким голодным, как прошлой ночью, если не подогреет себя этой прозрачной, жгучей жидкостью. Она села на корточки и посмотрела на него. В уме у нее крутился вопрос: где кувшин с виски?
Индианка заметила презрительность в его глазах.
– Скажи мне, женщина, ты не искала сегодня виски?
Докси отрицательно покачала головой и промямлила:
– Нет.
– Черта с два, нет! Держу пари, как только я скрылся в лесу, ты обшарила все.
Магрудер не дождался реакции на свои слова, поднялся и направился к хижине. Возвратился он очень быстро: в руках у него был кувшин. Индианка сдвинула брови.
У нее засверкали глаза, когда он вынул пробку и поднес кувшин ко рту. Она с завистью наблюдала, как охотник стал пить.
– Я подумал, что этот твой англичанин-любовник научил тебя по-всякому ублажать его, – произнес Магрудер, передавая ей кувшин.
Женщина согласно кивнула и подняла сосуд, выливая содержимое глубоко в рот.
– Поправь свои мозги, – добавил он, затем поднялся и начал стаскивать штаны. – Сегодня мне пришлось много походить, и у меня нет никаких желаний, так что я лягу спать прямо здесь у огня. А ты можешь побаловаться остатками.
Прошло две недели. За это время индианка узнала, что один вечер отличался от других. По субботам она должна была принести с веранды большую деревянную бадью и нагреть воды столько, чтобы заполнить ее наполовину. Докси изумленно смотрела, как охотник, скинув одежду, ступил в клубы пара, и завороженно наблюдала, как он тер мылом свое тело. Когда он встал во весь рост, она остановила взгляд на его мужской плоти, удивлявшей ее и раньше. Мысленно она сравнивала его с жеребцом.
Ее внутреннее восхищение его мужественностью испарилось в тот миг, когда он вылез весь мокрый из бадьи и приказал мыться ей. Индианка закричала, что замерзнет, что он сошел с ума. Магрудер без предупреждения втащил ее туда и окунул в воду прямо в одежде.
– Три себя хорошенько, – сквозь зубы процедил он, – вонючее отродье.
После купанья Докси уже твердо знала, что от нее требуется когда и как. Она поняла, что искать кувшин с виски – напрасная работа и пожала плечами. Вечерами у нее было все, что хотелось. Ему она ни в чем не отказывала.
У подножия горы молодая индианка извивалась под худым, жилистым телом мужчины. Он поднял лохматую голову и проворчал:
– Ори, дрянь!
Она неудобно переместилась, отвечая на его грубые, судорожные движения. Замерзшая земля неприятно обжигала обнаженное тело, и она тоскливо, украдкой бросила взгляд через плечо. Ее черные глаза искали полупустую бутылку виски. Несколько хороших глотков обжигающей жидкости, и ей станет безразлично, сколько будет терзать ее тело этот полудикий охотник. Из всего видно, что ему долго пришлось обходиться без женщины, и она сожалела, что забрела на эту стоянку, но слишком проголодалась и замерзла. А аппетитный запах еды и надежда на теплое место у костра гнали прочь мысли о неизбежной расплате.
Наконец индианка почувствовала, что охотник устал. Она стоически выдержала атаку мужчины, безразлично взирая на луну. Мужчина в последний раз судорожно дернулся и затих. Она оставалась неподвижно лежать, надеясь, что он насытился и разрешит ей уснуть у огня.
Но в охотнике, неистово терзавшем ее, не было ничего человеческого. Он, не колеблясь, прогонит ее, думала женщина. Она увидела эту отчужденность еще раньше, находясь в тени у деревьев и решая, подойти или нет. Его фигура, застывшая у костра, не сдвинулась ни на дюйм, в то время как собака ощетинилась и зарычала, обнажив клыки, почуяв постороннего. После долгого и утомительного пути, ноги у нее подгибались. Потеряв всякую надежду, женщина решила уйти. Но едва сделала несколько шагов назад, как мужчина резким голосом произнес:
– Индианка, подойди к свету, я посмотрю на тебя.
Женщина круто повернулась, черные волосы упали на грязное лицо.
– Может уберешь собаку? – нервно спросила она, не спуская глаз с глухо рычащего пса и думая, как подойти к костру.
Мужчина что-то сказал собаке, пошевелил палкой угли, затем не спеша повернул голову в ее сторону. Он осмотрел индианку леденящим взглядом. Она не встречала более неприветливых глаз. По ее телу прошла дрожь. Снова возникло желание немедленно убежать. Судя по началу, охотник может быть крайне жесток. Надо быть начеку каждую минуту. Она облегченно перевела дыхание, когда собака уселась рядом с мужчиной и осторожно подошла к рассматривающему ее охотнику.
– Как зовут? – спросил он таким резким голосом, что она вздрогнула.
– «Смеющийся Ручей», – выдавила она.
– Я буду звать тебя Докси, – пробурчал он.
– Докси? – нахмурилась женщина, – никогда не слышала такого странного имени.
– Оно подходит тебе, – мужчина едва раздвигал сжатые губы.
– Да, сэр, – пробурчала индианка, жадно наблюдая за поджаривающимся на огне кроликом.
Выражение его лица выдавало в нем человека, много видавшего в жизни. В следующее мгновение он уже сидел на корточках, снимая с вертела мясо.
– Хочешь есть? – поинтересовался он, кладя затвердевший кусок мяса в жестяную миску.
Она энергично кивнула головой. Охотник подложил ломоть холодной кукурузной лепешки и протянул ей. Женщина буквально выхватила из рук миску с едой.
Они молча поглощали пищу. Тишину прерывали свист ветра на верхушках сосен да хруст костей на зубах собаки, которые время от времени подкидывал ей хозяин.
Докси жадно уничтожила мясо с лепешкой и только сейчас заметила прочную хижину, почти сливающуюся с соснами, ее окружавшими. Посторонний глаз вряд ли сразу бы обнаружил жилище. Она удивленно посмотрела на охотника, размышляя о том, почему они сидят на холоде, если есть где укрыться.
– С твоей хижиной что-нибудь не так? – спросила женщина, когда он достал из заднего кармана носовой платок и вытер рот.
– Хижина в порядке, – охотник снял с огня закопченный кофейник и наполнил кипящей жидкостью две выщербленные чашки. Одну протянул индианке:
– Предпочитаю быть на воздухе как можно дольше, – добавил он.
– Также как и мои люди, – понимающе кивнула Докси.
– Это кто? – безразлично спросил он.
– Я из племени пеннакоков, из Канады.
– Ты далеко от дома, индианка, – он тяжелым взглядом осмотрел женщину, – как ты оказалась в Пенсильвании?
– Меня привел сюда солдат в красном плаще, – она печально помолчала. – Когда закончилась война, он возвратился в Англию.
– И бросил тебя, – безжалостно добавил охотник.
Докси продолжала пить горячий, густой до горечи кофе. Она молчала. Ей было все равно, что думает этот мужчина в штанах из оленьей шкуры. А он внимательно изучал ее.
«Наступала длинная зима, – размышлял Сэйт Магрудер. – Она смотрится достаточно крепкой – глаза ясные, не видно следов болезней». Женщина жадно взглянула на чайник. Кивком головы охотник разрешил ей налить еще, после чего она села на свое место. Глаза индианки расширились и заблестели.
– Постарайся запомнить: я люблю крепкий кофе. Надеюсь, ты сможешь его так готовить.
Докси даже наклонилась вперед, не смея надеяться, что мужчина с таким каменным лицом оставит ее у себя, пусть на какое-то время. Прочитав вопрос в ее глазах, охотник нахмурился.
– Ты ни на что не годишься и, возможно, я зря буду тебя кормить.
Она вдруг живо заговорила:
– Я выносливей, чем кажусь на первый взгляд, мне приходилось много работать на моего солдата.
– Работать под ним, не так ли?! – сухо произнес он.
– И это тоже, – согласилась Докси, гордо кивнув головой. – Он всегда хотел меня и брал с собой, даже когда шли бои.
Губы Магрудера скривились в улыбке. «Вот почему мы так легко разбили англичан», – подумал он про себя.
– Ладно. Не стоит об этом много говорить. Меня больше интересует, как усердно ты можешь работать.
Молодая индианка, молча вздохнув, посмотрела в его холодные глаза. Вот и пришло время расплачиваться за еду. Она приготовилась откинуться назад, но когда хотела снять одежду, увидела, что охотник достает из-за бревна, на котором сидит, кувшин с виски. У нее снова заблестели глаза, когда он вынул коричневую пробку и поднес кувшин к губам. В раннем возрасте она пристрастилась к этой белой обжигающей жидкости, а точнее сказать, два года назад, когда ей было 16, и пила всякий раз, как только появлялась возможность.
– Глотни, чтобы поднялось настроение, – коротко и грубо бросил он.
Она выхватила из его рук кувшин и сделала несколько длинных глотков. Горячая кровь предков заиграла в ее жилах. Индианка взяла инициативу в свои руки, подвигаясь ближе к мужчине. Черные глаза лихорадочно сверкали, она стала ласкать его ноги. Почувствовав под рукой мужскую плоть, небрежно воскликнула:
– У тебя определенно тут кое-что есть, белокожий, и побольше, чем у многих других.
– О, ну… – обронил он, – возьми снега и помойся, тогда узнаешь меня получше.
Индианка бросила на охотника неуверенный взгляд, понимая, что тот не шутит. Она поднялась и подошла к сугробу. Взяла пригоршню снега и стала обтирать бедра, невзирая на холод. Женщина прилично замерзла к тому времени, как он дал ей знак вернуться на место. Сейчас, глядя на луну, Докси чувствовала, что охотник наконец удовлетворен. И словно в завершение, одинокий волк на склоне горы оборвал свой вой.
– Подходящее окончание, – он окинул холодными голубыми глазами гору и стал застегивать штаны. Закончив, посмотрел на индианку и кивнул головой в сторону хижины, – там постель.
Докси обернула одежду вокруг замерзших ног и уже была у дверей, когда охотник крикнул ей в след:
– Чтобы к восходу сделала завтрак.
Магрудер посмотрел на нее, с тяжелым вздохом достал трубку и устроился у огня, который уже затухал.
– Бог мой, – пробормотал он, разминая табак и набивая им глиняную трубку. – Как я устал от этих случайных шлюх и грязных потаскух, от их зловония и хорошо рассчитанных ласк, без намека на чувство или нежность.
«Интересно, – мрачно размышлял он, – насколько приятно сознавать, что тебе отвечают настоящим теплом и страстью?».
Охотник отрывисто вздохнул и зажег трубку. Он устал, очень устал, пустые, бездарно потраченные годы…
Магрудер стал смотреть на языки пламени в костре, время от времени затягиваясь из трубки.
Мысли унесли его в прошлое. Какое-то воспоминание заставило его улыбнуться.
Даже еще до той зимы, когда воспаление легких унесло всю его семью, он уже тяготился скучной, монотонной жизнью на ферме. Ему исполнилось 17, когда он остался один. Поддавшись внутреннему зову, он взял еду, собрал кое-что из одежды и попрощался с родным очагом в штате Нью-Йорк. Кровь бурлила и пела в его жилах. И он отправился в тогда еще не известные места Пенсильвании.
В своих странствиях наткнулся на маленькую деревушку и, почувствовав себя там как дома, решает остановиться. Его порывистый, диковатый нрав пришелся по душе дружелюбным индейцам и грубым горцам, и они довольно бесцеремонно принялись опекать его. Краснокожие научили ориентироваться в лесу, а белые помогли построить жилье. С помощью топора они соорудили приличный домик, сложили камин и выстелили из сосны пол. В доме было одно, но достаточно большое окно, из которого открывался захватывающий вид на лес и долину. Затем перехватили инициативу жены переселенцев. Они обставили хижину, поделившись своей нехитрой мебелью. Одна отдала ему кровать, другая стол и скамью, а старая бабушка Хоукинс принесла кресло-качалку. У него сохранилось немного щербатой кухонной утвари. Он одолжил еще две жестяные миски и пару оловянных кружек. И так обосновался, приобретя все необходимое, что ему советовали женщины.
И они стали терпеливо ждать, за какой же из их дочек он начнет ухаживать и какую поведет под венец. Из чувства долга Магрудер посетил все дома, проведя там около часа с каждой из простых и глуповато-жеманных дочерей. Пристойное поведение молодых леди действовало ему на нервы. В то время он мечтал об одном: побыстрее избавиться от их присутствия. После шести недель скучных диалогов, которые оживлялись только тогда, когда речь заходила о замужестве, он решил, что с него хватит.
Улыбка тронула плотно сжатые губы Магрудера. Он вовсе не торопился лишать себя свободы ради острой на язычок девицы, которой нужно будет отчитываться за свои действия, объясняя, куда и зачем он ходил. Он ел, когда был голоден, охотился и рыбачил, когда заставляла нужда, отсутствовал столько, сколько хотел: день, два, неделю. Когда заводили разговор о том, как он обходится без женщины, он только усмехался в ответ и менял тему. Мужскую потребность он удовлетворял в деревенской таверне. Магрудер продолжал жить в своей хижине, добывая пропитание охотой и ставя капканы на зверей. Так длилось до его двадцатипятилетия, до тех пор, пока слухи о войне с Англией не превратились в реальность в 1776 году. Когда французские, немецкие и швейцарские волонтеры прибыли на французских судах для поддержки американцев, он отправился на войну добровольцем. Принял участие в сражении при Саратоге, закончившееся поражением бургундцев. Потом воевал в армии генерала Вашингтона в долине Форже той ужасной зимой 1777 года.
Сначала ему нравилась полная опасностей армейская жизнь. Ему это казалось естественным существованием. Затем наступили годы непрекращающихся сражений, продолжительных ночных переходов и одиноких скитаний в тылу врага, во время которых он получил тяжелое ранение в ногу.
Глаза мужчины наполнились подозрительной влагой, когда он вспомнил 1783 год, год окончания войны и расставания с сослуживцами, ставшими для него братьями. Он отправился в долгий путь домой. Война оставила свои отметины как на теле, так и в душе. Его колючие глаза немного смягчились. В деревушке его тепло встретили и было немало выпито за его благополучное возвращение. Женщины в таверне оспаривали на него свои права. Да, первые дни после возвращения напомнили ему былые времена: охота в лесу, пьянки с дружками, беспутные ночи. Но время шло, и ему труднее давалось прежнее веселье. Подобное разочарование он испытал и от жизни в лесу. В капканы попадалось все меньше зверья. С каждым днем он приносил все меньше дичи. За его семилетнее отсутствие звери ушли в глубь лесов.
Собака подошла к огню и села совсем рядом, словно нуждаясь в тепле человеческого тела. Магрудер машинально погладил ее, вспомнив, как он приобрел собаку.
Несколько дней назад он случайно забрел в таверну. В просторном, прокуренном помещении никого не было, кроме мужчины и пса. Охотник приветственно кивнул, опускаясь рядом на стул и гладя животное. Незнакомец спросил:
– Она нужна тебе?
Магрудер бросил на него взгляд. Тот спрашивал вполне серьезно.
– Не знаю, – ответил он, понимая, что мужчина задал вопрос неспроста, – а почему ты хочешь избавиться от нее, вполне приличная охотничья собака.
– Это так, поэтому я и хочу пристроить ее получше. Я далеко отправляюсь и не хочется себя ничем связывать.
– Куда собираетесь, если не секрет?
Мужчина сплюнул остатки табака в открытую дверь таверны и запил пивом.
– В Кентукки есть нетронутая территория. Говорят, за всю зиму там не встретишь ни души. А это как раз по мне. Здесь становится очень людно.
– Где это, в каком месте? – спросил Магрудер, после того как заказал спиртного.
– Есть такая деревня Скво Холлоу, – ответил незнакомец и повторил вопрос: – берешь собаку?
Животное, словно понимая, что решается его судьба, завиляло хвостом и ткнулось носом в его ладонь. Охотник взвешивал за и против. Эта гора мяса, сидевшая перед ним, вряд ли будет делиться с ней скудной пищей во время долгого пути. Животное быстро ослабеет и не сможет вынести дорогу.
– Как ее зовут? – Магрудер поднял глаза на незнакомца.
Тот, отвечая, пожал огромными плечами:
– Я зову ее Собакой.
– Дам ей кличку Хозер, – подумав, решил он, глядя на животного, уткнувшегося в его руку, – как-нибудь и мы доберемся с тобой до Кентукки, а, Хозер?
Луна медленно совершала свой путь на небе, а угрюмый охотник все сидел и сидел, слушая звуки ночи. Ему, как и индейцам, нравилось дикое одиночество леса. Но бывало, что тишина становилась невыносимой. Часто, когда наступала ночь, он вышагивал под холодным белым светом звезд, чувствуя в себе неизвестные желания.
В его голубых глазах появился язвительный блеск. По счастливой случайности индианка хоть как-то скрасит его жизнь, положит конец ночным шатаниям под луной.
Пламя в костре затухало. Магрудер выбил трубку, поднялся, тщательно вытер о землю подошвы от пепла и случайных искр и вошел в хижину. В темноте едва различил индианку, завернувшуюся в одеяло. Он лег в постель. Матрас, набитый сосновыми ветками, слегка затрещал под ним, Докси пошевелилась во сне.
Засыпая, он подумал, догадается ли она найти на камине кремень, чтобы разжечь огонь?
Небо начинало розоветь на востоке. Охотник проснулся от запаха кипящего кофе и поджаривающегося мяса.
Он повернул голову в сторону Докси, нагнувшейся у огня. Она поворачивала кусочки солонины на вертеле. В следующее мгновение он был уже на ногах. С минуту постоял на веранде, справляя нужду. Индианка обернулась в его сторону, увидев во всей красе мужскую плоть. Она убрала сковородку с огня и направилась в хижину. Легла в постель и подняла юбку.
Охотник молча на нее навалился. Несколько конвульсивных движений, и его тело задрожало, вжимая женщину в кровать. Спустя мгновение, он с угрюмым выражением на лице уже одевался. Докси поднялась, отправляясь ставить сковородку снова на огонь. Завтрак проходил в полном молчании. Женщина сделала попытку заговорить, но сердитый взгляд из-под бровей заставил ее замолчать. Она больше не открывала рта, пока не увидела, что Магрудер закончил есть и встал, собираясь отправиться в лес для проверки капканов.
– Мистер, – тихо спросила она, – как ваше имя? Как мне вас называть?
Лицо охотника стало еще жестче. Он коротко бросил:
– Мистер, так и зови, индианка.
Докси мрачно кивнула.
– К вечеру чтобы был готов ужин, – добавил он.
Когда затих хруст веток под его ногами, женщина сразу вскочила, глаза ее засверкали.
– Ненавистный мужчина, – пробормотала она, – никогда не поговорит.
Вдруг вспомнила о кувшине с виски, ее гнев смягчился. Докси стремительно бросилась в хижину к тому месту, где он спрятал его, и запустила в углубление руку, но там были только противные, замерзшие листья. Она села на корточки, в задумчивости кусая ноготь.
В следующее мгновенье женщина снова вскочила и бегом понеслась в хижину. В единственной комнате было мало потайных мест. Докси тщательно исследовала матрас, но ничего не нашла. Поиск в деревянном ящике тоже не принес результатов. Она обошла всю комнату. Оставался необследованным один-единственный, довольно больших размеров кожаный саквояж. Он находился на полке против камина. «Нет, она не должна его трогать, – думала индианка, – а хотя… если только посмотрит и положит все как было?» Она с нетерпением раскрыла его и заглянула внутрь: на груде белых полотенец лежали желтый кусок мыла, расческа, щетка и бритва. Она, хихикнув, взяла бритву в руки:
– Что-то не похоже, что он недавно пользовался ею. Вид у него, как у лохматого зверя.
Докси вынула все вещи и аккуратно сложила их. Затем грязно выругалась. Кроме штанов, рубашек и нижнего белья ничего не было. Ее оживленность сменилась глубокой грустью. Она положила все на место и захлопнула крышку. Разочарованная и злая, направилась к постели, по пути яростно пнув спящую у камина собаку. Та подняла голову и предостерегающе зарычала. Женщина снова выругалась:
– Замолкни, пес, а не то я отправлю тебя в котел.
Она подбросила дров в огонь, вернулась к кровати. Легла и уснула. Мысль об ужине для охотника отодвинулась далеко.
Лес уже погружался во тьму, когда индианка проснулась. Через окно она увидела, как Магрудер, вынырнув из-за сосен, приближается к хижине. Она нервно бросила взгляд на котел с мясом, кипящим на огне. Под одеялом было тепло, и она поспала больше, чем собиралась, едва не прозевав сделать ужин. Докси заметила дюжину звериных шкурок, связанных вместе и перекинутых через плечо охотника, думая, что день выдался у него удачным. Может это смягчит его, и он станет лучше с ней обращаться. Она поспешно подошла к кипящему котлу и длинной ложкой деловито помешала большие куски оленины, сдобренные дикими травами. Ушами ловила звуки шагов на веранде, глазами наблюдала, как охотник высоко подвешивал шкурки, чтобы их не достали звери, случайно сюда забредшие.
Женщина увидела, как распахнулась дверь, и широкие плечи охотника закрыли весь проем. Она затаила дыхание: он захочет ее до ужина или после? Посмотрела на его красивое лицо и молча вздохнула. Оно было холодным, как и прежде. Не произнеся ни слова и не взглянув в ее сторону, он направился к деревянной бадье, стоявшей на высокой скамье у окна.
Губы индианки презрительно скривились, когда она увидела, как великан зачерпнул целую пригоршню воды и жадно выпил, затем налил воду в большую миску и стал намыливать руки и лицо желтым мылом. После того, как он вытерся жестким домотканым полотенцем, грубо бросил:
– Чтобы здесь каждый вечер висело чистое полотенце.
У нее с лица сошла всякая улыбка. Хотя Докси уже не так боялась его, как вначале, но была совсем уверена, что он поколотит ее, если что-то вызовет его гнев. Она сообразила, что угрюмость еще не говорит о жестокости: он поделился с ней жареным кроликом, да еще отдал последний кусок кукурузной лепешки. В конце концов, тот факт, что он проявлял больше чувств к своей собаке, которая приветствовала его, виляя хвостом, мало беспокоил индианку. Он приютил ее в своей хижине, делясь с ней едой и виски, что ж, а она с удовольствием удовлетворит его мужской голод.
Как и раньше, они поужинали в полном молчании. Когда охотнику требовался еще кусок мяса или пустела его кружка, он глухо мычал, давая знать рукой. После ужина женщина собрала посуду, а он набил табаком трубку и стал молча курить, глядя на огонь. Она бросала на него долгие взгляды, размышляя о том, что заставляет его быть таким грустным и мрачным. Докси привела все в порядок и хотела сесть, когда охотник наконец произнес:
– Постели здесь.
Она принесла одеяла и разложила их у огня, надеясь, что белый мужчина не будет сегодня таким голодным, как прошлой ночью, если не подогреет себя этой прозрачной, жгучей жидкостью. Она села на корточки и посмотрела на него. В уме у нее крутился вопрос: где кувшин с виски?
Индианка заметила презрительность в его глазах.
– Скажи мне, женщина, ты не искала сегодня виски?
Докси отрицательно покачала головой и промямлила:
– Нет.
– Черта с два, нет! Держу пари, как только я скрылся в лесу, ты обшарила все.
Магрудер не дождался реакции на свои слова, поднялся и направился к хижине. Возвратился он очень быстро: в руках у него был кувшин. Индианка сдвинула брови.
У нее засверкали глаза, когда он вынул пробку и поднес кувшин ко рту. Она с завистью наблюдала, как охотник стал пить.
– Я подумал, что этот твой англичанин-любовник научил тебя по-всякому ублажать его, – произнес Магрудер, передавая ей кувшин.
Женщина согласно кивнула и подняла сосуд, выливая содержимое глубоко в рот.
– Поправь свои мозги, – добавил он, затем поднялся и начал стаскивать штаны. – Сегодня мне пришлось много походить, и у меня нет никаких желаний, так что я лягу спать прямо здесь у огня. А ты можешь побаловаться остатками.
Прошло две недели. За это время индианка узнала, что один вечер отличался от других. По субботам она должна была принести с веранды большую деревянную бадью и нагреть воды столько, чтобы заполнить ее наполовину. Докси изумленно смотрела, как охотник, скинув одежду, ступил в клубы пара, и завороженно наблюдала, как он тер мылом свое тело. Когда он встал во весь рост, она остановила взгляд на его мужской плоти, удивлявшей ее и раньше. Мысленно она сравнивала его с жеребцом.
Ее внутреннее восхищение его мужественностью испарилось в тот миг, когда он вылез весь мокрый из бадьи и приказал мыться ей. Индианка закричала, что замерзнет, что он сошел с ума. Магрудер без предупреждения втащил ее туда и окунул в воду прямо в одежде.
– Три себя хорошенько, – сквозь зубы процедил он, – вонючее отродье.
После купанья Докси уже твердо знала, что от нее требуется когда и как. Она поняла, что искать кувшин с виски – напрасная работа и пожала плечами. Вечерами у нее было все, что хотелось. Ему она ни в чем не отказывала.
ГЛАВА 2
Джулиана Рэслер проснулась и лениво потянулась. Разнеженная теплом, она провела руками по стройному телу. Одну руку она задержала на шее, затем прикрыла глаза густыми ресницами.
Когда сон полностью ушел, на нее нахлынули события вчерашнего дня и двух предшествующих лет. Депрессия, которая стала постоянной спутницей, давила ее своей тяжестью. Будто мало того, что она потеряла на войне мужа, что его родители вынуждали вдову оставить дом в Филадельфии, где они жили с Томом со дня их свадьбы. Девятнадцатилетняя женщина гневно вздохнула. Она уткнула свое словно выточенное лицо, обрамленное густыми светлыми волосами, в подушку и молча заплакала. Плакала о хорошем, что было у нее в жизни и о плохом, которое испытала уже в 16 лет. Ей было только 14, когда холодным зимним утром отец погиб под колесами бешено несущегося экипажа. Больная мать несколько месяцев после гибели мужа безутешно горевала и однажды тихо умерла. Джулиана осталась вдвоем с братом Джоном. Сейчас она понимала, как нелегко было двадцатичетырехлетнему юноше совмещать работу в банке с воспитанием младшей сестры, но он как-то справлялся, пока не подошло время служить.
«Бедный Джон», – сокрушенно думала Джулиана. Из всех женщин, его окружавших, он выбрал самый плохой вариант. Его женой стала холодная, на несколько лет старше его женщина, которая возненавидела свободолюбивую сестру мужа и даже не считала нужным скрывать это. С того дня, как Джулиана с Джоном перебрались в безобразный и аскетичный дом Айвы, та только и старалась выискивать недостатки у своей новой родственницы.
– Джулиана, не сутулься, – раздраженно делала она замечание.
– Тебе еще рано заглядываться на парней.
– Ты слишком громко смеешься.
В конце концов ее раздражительная и угрюмая невестка заявила, что возмущена поведением своей золовки, и девушке здесь не место.
Сначала Джон как-то пытался защищать сестру, но настойчивость Айвы победила и он отправил письмо тете Эми, старшей сестре их матери.
Джулиана лежала, уставившись в потолок, с тоской вспоминая их молчаливую поездку из Трентона в старый теткин дом в Филадельфии. Джон занес в дом багаж, справился о здоровье тетушки и уехал. Прощаясь с ним в темной и мрачной гостиной, она взглядом его просила не оставлять ее здесь в этом старом доме. Но он старался не замечать просящих глаз, погладил ее по щеке и пробормотал:
– Так, пожалуй, лучше, Джулиана. Сейчас я ничего не могу поделать, но как-нибудь позже…
Она хотела было что-то сказать, но, встретив на его красивом лице виноватый взгляд, заставила себя промолчать. Она стояла и смотрела ему вслед, пока он, ссутулившись, не пропал из виду. Стояла и думала, чем виновата перед своей невесткой, чем ее поведение не понравилось Айве. Имела ли та право обвинять ее в чем-то.
Когда сон полностью ушел, на нее нахлынули события вчерашнего дня и двух предшествующих лет. Депрессия, которая стала постоянной спутницей, давила ее своей тяжестью. Будто мало того, что она потеряла на войне мужа, что его родители вынуждали вдову оставить дом в Филадельфии, где они жили с Томом со дня их свадьбы. Девятнадцатилетняя женщина гневно вздохнула. Она уткнула свое словно выточенное лицо, обрамленное густыми светлыми волосами, в подушку и молча заплакала. Плакала о хорошем, что было у нее в жизни и о плохом, которое испытала уже в 16 лет. Ей было только 14, когда холодным зимним утром отец погиб под колесами бешено несущегося экипажа. Больная мать несколько месяцев после гибели мужа безутешно горевала и однажды тихо умерла. Джулиана осталась вдвоем с братом Джоном. Сейчас она понимала, как нелегко было двадцатичетырехлетнему юноше совмещать работу в банке с воспитанием младшей сестры, но он как-то справлялся, пока не подошло время служить.
«Бедный Джон», – сокрушенно думала Джулиана. Из всех женщин, его окружавших, он выбрал самый плохой вариант. Его женой стала холодная, на несколько лет старше его женщина, которая возненавидела свободолюбивую сестру мужа и даже не считала нужным скрывать это. С того дня, как Джулиана с Джоном перебрались в безобразный и аскетичный дом Айвы, та только и старалась выискивать недостатки у своей новой родственницы.
– Джулиана, не сутулься, – раздраженно делала она замечание.
– Тебе еще рано заглядываться на парней.
– Ты слишком громко смеешься.
В конце концов ее раздражительная и угрюмая невестка заявила, что возмущена поведением своей золовки, и девушке здесь не место.
Сначала Джон как-то пытался защищать сестру, но настойчивость Айвы победила и он отправил письмо тете Эми, старшей сестре их матери.
Джулиана лежала, уставившись в потолок, с тоской вспоминая их молчаливую поездку из Трентона в старый теткин дом в Филадельфии. Джон занес в дом багаж, справился о здоровье тетушки и уехал. Прощаясь с ним в темной и мрачной гостиной, она взглядом его просила не оставлять ее здесь в этом старом доме. Но он старался не замечать просящих глаз, погладил ее по щеке и пробормотал:
– Так, пожалуй, лучше, Джулиана. Сейчас я ничего не могу поделать, но как-нибудь позже…
Она хотела было что-то сказать, но, встретив на его красивом лице виноватый взгляд, заставила себя промолчать. Она стояла и смотрела ему вслед, пока он, ссутулившись, не пропал из виду. Стояла и думала, чем виновата перед своей невесткой, чем ее поведение не понравилось Айве. Имела ли та право обвинять ее в чем-то.