Дорога была пыльной. Уже несколько дней стояла жара, и за все это время с неба не упало ни капли. Хлеб на полях, мимо которых они проезжали, уже пострадал от засухи. Тэйлор с опасением думала, что, если в ближайшее время не пойдет дождь, армия может остаться без провианта.
   Навстречу нашим путешественникам двигался поток людей, возвращавшихся из Атланты. Пока отдыхали лошади, Тэйлор и Мэрили разговорились с семьей беженцев из Теннесси. Жена главы семьи стояла так близко к супругу, словно опасалась, что он вдруг исчезнет. Дети с широко открытыми от удивления глазами тихо сидели в повозке и с любопытством смотрели на взрослых. Отец семейства рассказывал, как ему под дулом винтовки приказали дать «клятву». Он спасся, бежав от янки, пока те грабили его дом, разрушая и ломая все, что попадалось под руку, если только это нельзя было использовать для их нужд. После того, как солдаты ушли, он тайком прокрался к своему дому, чтобы забрать семью. Они двигались осторожно, стараясь избежать пленения, пока не перешли линию фронта и не добрались до Мариэтты после нескольких изматывающих недель. Потом они приехали в Атланту. Люди были очень добры к ним, чем могли, помогали. Но там так много беженцев и солдат, что оказалось невозможно найти продукты и хоть какое-нибудь жилище. Если где и продавались продукты, то так дорого, что не всякому по карману. Молоко — сорок центов за кварту. Цыплят продают по шесть или семь долларов. Фунт мяса — почти пять долларов.
   — До войны я процветал, — вспоминал мужчина. — Но теперь разорен. У меня ничего не осталось.
   — Куда же вы собираетесь теперь? — участливо спросила Мэрили.
   Он недоуменно пожал плечами:
   — Направляемся к тете моей жены — может, примет к себе. Я бы тогда пошел в армию, на военную службу.
   Когда они разошлись, Тэйлор обернулась им вслед и долго смотрела, как эти обездоленные люди медленно плетутся по дороге в неизвестность. Она почувствовала, что тихо плачет.
   Тэйлор, можно сказать, не знала Атланты. С тех пор как она приезжала сюда последний раз, население города увеличилось почти вдвое. По всем улицам толпами ходил народ, чуть не наезжали друг на друга фургоны и экипажи. Джош торопливо погонял лошадь к дому Мэй-сонов. Тэйлор с любовью посмотрела на знакомый белый домик. Он был все таким же красивым, хотя дворик уже не так ухожен, как раньше, да и наружная сторона нуждалась в побелке. Как бы там ни было, а домик этот все равно оставался самым изысканным в округе. Трудно было поверить, что случилось здесь за два прошедших года…
   Софи Мэйсон вышла на крыльцо, прикрывая рукой глаза от солнца. Волосы ее заметно поседели, а вокруг глаз появились глубокие морщины от бесконечных забот и беспокойства. Узнав гостей, Софи радостно всплеснула руками и поторопилась вперед, чтобы встретить.
   — Мэрили! Тэйлор! Наконец-то вы вспомнили Мэйсонов! Как же я рада вновь видеть вас! — Она обнялась с каждой. — Заходите же, а Джек покажет вашей прислуге, где разместить лошадей и вещи. Мистер Мэйсон занят в отрядах местной обороны. Они не в армии, но должны быть готовы защитить наш город, вы же знаете. Он отсутствует уже несколько часов, и я очень боюсь за него. Боже, как он будет рад видеть вас здесь!
   Болтая то об одном, то о другом, она проводила их в гостиную — маленькую уютную комнатку в восточной части дома. Здесь было немного прохладнее, чем в других местах.
   — Уж не взыщите за беспорядок, — продолжала Софи. — Они забрали большую часть наших слуг на работы по возведению оборонительных сооружений вокруг города. А мистер Мэйсон пожертвовал и нашими служанками — несколько дней в неделю они теперь работают в госпиталях. И с такими неудобствами мы должны мириться. Это все совершенно необходимо, конечно, всем сейчас тяжело.
   Тэйлор и Мэрили обменялись обеспокоенными взглядами. Эта скорая, нервная речь была так не свойственна Софи Мэйсон, которую они знали с детства.
   — Миссис Мэйсон, — робко начала Мэрили, — мы не причинили вам лишних хлопот, нет?
   — О, что вы, нет! Слава богу, что вы здесь. — Она коротко рассмеялась. — Джордж обрадуется, что хоть вы меня немного отвлечете. Я стала совершенно терять рассудок из-за этих янки, делающих с нами все, что им заблагорассудится. Они делают все так, как нравится им. Вы знаете, теперь все так отличается от того, как было до войны.
   — Миссис Мэйсон, не надо беспокоиться, — быстро вставила Тэйлор. — Янки никогда не будут в Джорджии. Наша армия позаботится об этом.
   — Но они уже сделали это. Как раз в конце апреля этот ужасный полковник Страйт почти вошел в Роум.
   Мэрили подошла, чтобы сесть рядом с взволнованной женщиной.
   — Но, миссис Мэйсон, генерал Форрест остановил его и захватил все семнадцать сотен его солдат. Нисколько не сомневаюсь, что этот генерал еще продемонстрирует нам себя. Он не позволит отдать янки и пяди земли Джорджии.
   — Но он ведь почти отступает!
   Ни Мэрили, ни Тэйлор ничего не могли на это возразить. Они надолго задумались в поисках более подходящего аргумента, и в комнате воцарилась тишина.
   Софи вдруг, пожав плечами, сбросила с себя уныние и перевела разговор на другую тему.
   — Тэйлор, я должна увидеть вашу дочь. От всех, кто мне рассказывал о ней, я слышала одно и то же: это красивый, удивительно милый ребенок.
   — Ну, как тут мне не согласиться с вами?! — засмеялась Тэйлор, поднимаясь со своего кресла. — Здесь я с вами заодно. Идемте тогда посмотрим на нее.
 
   После сна Тэйлор долго лежала с открытыми глазами. Весь дом был погружен в безмолвную дремоту. Тэйлор хорошо понимала, что ее жизнь вступила в новую фазу, и ей долго придется сталкиваться с очень разными людьми, вещами и событиями. Она думала о том, что принесет ей завтрашний день. Когда она закрывала глаза, перед ее мысленным взором вставала та семья беженцев из Теннесси. Вот к ней присоединилась другая семья, а потом еще одна, и еще… Пока не выросла целая толпа из тысяч и тысяч людей, разбитых, уставших, ищущих хоть какого-то пристанища.

Глава 26

   Взмахом руки Тэйлор согнала муху с лица юноши. Бесполезный жест, ненужное беспокойство… В палате никто не поднимался и не обращал внимания на мух: смахиваешь одну, а на ее место садятся десять. Если бы дул хоть слабый ветерок, может быть, несчастным было бы легче и не казалось бы все таким скверным и угнетающим. Но и начавшийся день не подал никакой надежды, никакого намека на возможные перемены.
   Госпитальная палата, занимавшая часть правительственного здания, была так набита ранеными, что не продохнуть. Но больше всего Тэйлор мучилась от запаха. Она уже знала, что никогда не сможет забыть его, этот специфический запах застарелых открытых ран. Всякий раз, когда входила сюда, она старалась настроить себя так, чтобы никаким образом не выдать свои ощущения. Солдата, у постели которого она сейчас сидела, ранило в голову. На глазаху него была повязка, и Тэйлор понимала, что вероятнее всего этот парень навсегда останется слепым. А ведь почти еще ребенок — не старше восемнадцати…
   — Могу я еще что-нибудь для вас сделать, Генри? — спросила она, наклонясь.
   — Миссис Стоун, не могли бы вы быть настолько добры и написать за меня письмо маме? Я хотел бы дать ей знать, что со мной все в порядке. Она так сильно беспокоилась, когда мы прощались.
   — Да, конечно. Я как раз захватила с собой бумагу. Вы только скажите мне, что конкретно хотели бы ей сообщить, я так все и напишу.
   — Напишите ей, что со мной ничего серьезного, но я пока не могу писать сам, поэтому попросил одну очень приятную леди из Атланты… Потом обязательно напишите там ваше имя, мисс Стоун. Сообщите, что за мной здесь ухаживают хорошо, что, возможно, я скоро демобилизуюсь из армии и тогда буду помогать ей на ферме.
   Тэйлор писала, едва успевая схватывать все, что он говорил.
   — Миссис Стоун, вы когда-нибудь бывали в Каролине? Мои родные места — это богатая сторона. Для ведения хозяйства земля там, конечно, тяжелая, но она — наша! И она прекрасна. Миссис, я так хотел бы надеяться, что увижу ее…
   Голос его прервался. Тэйлор судорожно глотала, чтобы подавить вызванную его словами дрожь в своем голосе.
   — Я уверена, что вы обязательно ее увидите. И очень скоро. Разве вы сами только что не просили написать, что скоро будете там?
   — Ах, миссис Стоун, вы ведь лучше меня все знаете. Доктора не смогут сохранить мне зрение после такого ранения. Я чувствую это. Никогда я ничего больше не увижу. Может быть, я и уеду домой, но ничего уже не увижу — нигде и никогда.
   Тэйлор не могла больше ни о чем говорить. Она молча сидела возле парня, пока он не заснул. Она шепотом позвала его по имени, но он ничего не ответил. Тогда она собрала свою корзину и стала обходить других раненых, лежавших на легких походных кроватях и соломенных тюфяках, а то и прямо на полу. Она разговаривала с ними, стараясь поднять настроение, некоторых брала за руку, чтобы облегчить их страдание хоть тем малым, что она могла. Мэрили занималась тем же самым в другом конце комнаты.
   — Миссис Стоун, вы не могли бы подойти сюда?
   Тэйлор повернулась и увидела армейского хирурга майора Джонса в забрызганном кровью халате. Он едва успевал помогать несчастным — комната была набита ими до отказа. Майор стоял у одного из бойцов из последнего поступления. Мрачное лицо его не предвещало ничего хорошего. Встревоженная этим выражением, Тэйлор поспешила на зов.
   — Миссис Стоун, нужна ваша помощь. Все остальные заняты сейчас на первом этаже. Я только что ампутировал этому раненому правую руку. Началась гангрена, что очень опасно. Но если мы постараемся, то сумеем спасти ему жизнь. Необходимо только постоянно быть рядом, пока он не придет в себя. Позовите меня, когда он очнется.
   Он быстро повернулся и ушел, бормоча себе под нос: «Если б только у меня были настоящие лекарства и оборудование… Они там, наверное, думают, что я способен помогать этим беднягам, ничего не имея, голыми руками…»
   Тэйлор придвинула к кровати стул, села и, стараясь не смотреть на раненого, отвела взгляд в сторону. Потом она собралась с духом. Ее охватила жалость к этому не приходящему в сознание человеку. На лбу его выступили капли пота, приступы боли заставляли его метаться по постели. Взяв мокрую тряпку, Тэйлор склонилась над ним, чтобы протереть лицо. Боже мой! Это же Роберт Стоун! В полумраке она и не узнала его сразу. Тэйлор бросила взгляд в противоположную сторону палаты, опасаясь, что ее вскрик прозвучал очень громко, но Мэрили, читавшая что-то другому раненому, и не подозревала о новом страдальце. Тэйлор снова повернулась к Роберту. Она наклонилась и стала шептать ему на ухо:
   — Все хорошо, Роберт. Вы теперь в безопасности. Это я — Тэйлор. Мы о вас позаботимся как следует. Крепитесь, Роберт.
   Успокаивая его этими словами, она без конца вытирала с его лица испарину. Даже находясь в таком состоянии, Роберт, кажется, услышал ее. Он перестал стонать, потом погрузился в глубокий сон.
   По обрубку руки под простыней и по его лицу можно было судить о том, что ему пришлось пережить самое страшное. Разве только старику могли принадлежать эти глубокие морщины, прорезавшиеся вокруг глаз, человеку, который долго прожил и много повидал. Таких морщин не должно быть у мужчины, которому этим летом исполнилось всего двадцать девять лет. В ярко-рыжих, как у брата, волосах появилась густая седина, а сам Роберт очень сильно похудел. Тэйлор вспомнила, как он выгядел в тот день, когда она с Джеффри и другими молодыми людьми, приехавшими в Дорсет Халл, возбужденно кричали о начале войны. Да, тогда они выглядели красивыми и мужественными. Неужели это те же самые люди? С искаженными теперь от боли лицами, изувеченными телами и надломленными душами — те же самые, кто с восторгом мечтал о подвигах в первые недели и месяцы войны и говорил, что все вот-вот кончится — Юг победит. Как сказать Мэрили?
   — Мэрили, если тебе нетрудно, подойди на минуту сюда.
   Мэрили оторвала глаза от книги, что-то сказала солдату и стала пробиваться через кровавый лабиринт к Тэйлор.
   — Мэрили, — нерешительно заговорила Тэйлор, — здесь… Роберт. Он тяжело ранен.
   — Роберт Стоун?
   Тэйлор жестом показала на него:
   — Да, это Роберт. Ему ампутировали руку.
   Мэрили присела к Роберту с другой стороны, сердце ее сжалось. Она всегда, когда смотрела на раненых, думала, что на их месте вполне мог быть и ее Филип. И вот теперь, действительно, один из самых близких людей лежит перед ней. Неужели этот пожилой на вид мужчина — ее двоюродный брат?
   Когда Мэрили решилась ехать в Атланту, она ни о чем подобном не думала. Почему-то не принято было, чтоб благородные женщины помогали в госпиталях. Упорно господствовало мнение, что только женщины определенной репутации могут позволить себе нянчиться с больными и ранеными. Но потом, когда раненых стало очень много и ухаживать за ними стало некому, в госпиталях появились и настоящие леди, добровольно, по зову сердца пришедшие на эту работу. Но как мало они могли, как беспомощны были перед неимоверными страданиями этих несчастных…
   Тэйлор и Мэрили были в отчаянии: перед ними беспомощно лежит близкий им обеим человек, а они фактически не в силах хоть как-то облегчить его участь.
   Ресницы Роберта дрогнули, и он снова застонал. Он медленно открыл глаза и осмотрелся. Еще находясь под действием морфия, он не узнал сразу никого из присутствующих женщин.
   — Воды, — прошептал он.
   Тэйлор быстро пошла за водой и сообщила доктору, что больной проснулся. Она поднесла кружку к губам Роберта. Мэрили при этом поддерживала его голову. Выпил он мало. Вздохнул и успокоился. Теперь, с уже прояснившимся взглядом, он снова посмотрел на женщин.
   — Мэрили? — Он не верил своим глазам.
   Кивнув, она робко улыбнулась, и тотчас слезы покатились по ее щекам.
   Он перевел глаза.
   — Тэйлор?
   — Да, Роберт, это действительно мы.
   — Где я? Мы дома?
   — Нет, дорогой, мы в Атланте, в здешнем госпитале.
   Лицо его побледнело.
   — Они… они отрезали мне руку?
   Его левая рука отбросила простыню, обнажив окровавленный сверток, в котором покоилось то, что осталось от правой руки. Все трое с ужасом смотрели на обрубок в бинтах. Вдруг комната взворвалась от звука, которому подобного Тэйлор никогда не слышала. Рев… вой — трудно даже подобрать слово — вырвался изнутри, из самого существа Роберта, выражая отчаяние и боль за утраченное будущее и пустое, пущенное по ветру прошлое.
   Когда все стихло, в комнате стало гнетуще жутко. Большинство из находившихся в палате прекрасно понимали, что означает этот нечеловеческий вопль. Многие будут содрогаться, вспоминая этот голос, всю оставшуюся жизнь.
   Никто никогда не услышал больше от Роберта никаких жалоб. Через довольно короткое время он уже вставал с кровати и подбадривал других обитателей палаты, рассказывая веселые истории. Он смеялся и плакал, ежедневно прощаясь с новыми друзьями, когда те уезжали на фронт, домой или… умирали.
   Он уезжал из госпиталя в один из теплых сентябрьских дней. В этот день воинские части шли через город непрерывным потоком. И все время в воздухе висела поднятая ими пыль. Уже два месяца не было дождя, и теперь даже кустарник стоял под толстым слоем этой надоевшей всем красной пыли. На улицы вышло большое количество людей, желавших присоединиться к силам Брэтга. Стоуны встретили также группу пленных североамериканцев.
   Мистер и миссис Мэйсон уже встречали Роберта. Софи поспешила отвести его в специально подготовленную комнату и тут же с присущей ей настойчивостью уложила его в постель.
   — Честное слово, миссис Мэйсон, ну, в самом деле, — молил Роберт, — Мэрили и Тэйлор за эти недели уже все сделали…
   Но это была пустая трата слов. Хозяйка предложила ему выпить и закусить прямо в постели, и Роберт должен был все это поглотить под неотступными взорами трех пар внимательных глаз. Когда с завтраком было покончено, он попросил показать ему Бренетту.
   — Вы знаете, Джеффри постоянно говорил о ней.
   Мима, гордая от выпавшего ей поручения, принесла и посадила девочку на колени дяди. Бренетта внимательно посмотрела на него, а потом, решив, видно, что это наверняка ее друг, пленительно улыбнулась.
   — Ну, здравствуй, — сказал он, даря ей ответную улыбку. — Знаете, а ведь вы могли увидеться со своим мужем, Тэйлор. Когда он получил сообщение о рождении Бренетты, мы находились в дне пути от Теннесси. Он выглядел очень гордым…
   — Вы полагаете, у него есть возможность получить отпуск? — спросила Тэйлор, глядя то на Роберта, то на свою дочь.
   Довольно странно, но она вдруг почувствовала, что очень важно было Джеффри встретиться с Бренеттой.
   — Судя по тому, как они теперь удерживают Катта-нугу, они могут продержаться до зимы. Тогда, я думаю, и разрешат нашим мужчинам получить отпуск на некоторое время.
   Мэрили, тихо сидевшая рядом с Тэйлор, сказала задумчиво:
   — Роберт, но если мы достаточно сильны, чтобы удерживать наши города и селения, почему мы не можем прогнать янки сразу?
   Тяжелый этот вопрос повис в воздухе. Наступило долгое молчание. Ничего и не нужно было говорить — каждый из присутствующих знал ответ.
   — Миссис Стоун, у входа вас спрашивает какой-то солдат.
   — Кто это, Элли?
   — Не знаю, миссис, но он такой грязный…
   Тэйлор встала.
   — Я скоро вернусь. Не позволяйте Бренетте утомить вас, Роберт. Вы ведь первый день как из госпиталя, помните. — Она вновь посмотрела на молодую служанку. — Где он, Элли?
   — Я сказала ему подождать на крыльце, миссис. Мистера Джорджа нет дома, и я не хотела позволять заходить незнакомому. К тому же он весь в грязи… И я не верю ему, совсем не верю.
   «Может быть, ему нужна какая-нибудь помощь, или за мной послали из госпиталя», — думала Тэйлор.
   Элли, перед тем как сходить за ней, предусмотрительно заперла дверь на засов, и эта чрезмерная осторожность несколько даже позабавила Тэйлор. На крыльце она никого не увидела и уже подумала было, что солдат ушел. Потом краешком глаза заметила серый мундир в конце веранды. Солдат сидел на верхней ступеньке лестницы, ведущей в сад. Спина его согнулась от усталости. Он не услышал приближения Тэйлор, и она этому удивилась. Неужели он заснул, пока сидел тут один? Она подошла поближе и по эполетам на мундире определила звание военного.
   — Майор, чем могу быть вам полезна? — спросила она, робко коснувшись его плеча.
   Тело его напряглось, он резко повернулся и проворно вскочил на ноги.
   — Джеффри!

Глава 27

   — Это ты? Мне не снится? Боже мой! — восклицала Тэйлор, в порыве чувств изо всей силы обхватив его за шею. Своими огрубевшими кистями он тихонько разжал ее руки.
   — Все верно. Это и в самом деле я, — сказал Джеффри очень серьезно.
   Да, это был он. Рыжие волосы, зеленые глаза, складная фигура. Но что-то в нем изменилось, что-то было не так. Волосы стали длиннее. В глазах уже не было прежнего блеска. Тело его, хоть и не мощное, но прекрасно тренированное и закаленное, превратилось в гибкую, выносливую машину. И еще в нем что-то стало иным, что-то неопределенным, что Тэйлор пока не могла уловить.
   — Как ты, Тэйлор?
   — У меня все хорошо, Джеффри. Только уже два месяца не было от тебя ответа, и это меня очень беспокоило. Ты разве не получал от меня письма?
   — Нет, Тэйлор, я не мог получать никакой корреспонденции.
   Он не спеша осмотрелся, глаза его щурились от яркого дневного света. Она ждала его действий, недоумевая, почему он не обнял и не поцеловал ее.
   — Здесь все осталось по-прежнему, почти ничего не изменилось, — сказал он. — Я рад.
   Она молча кивнула, соглашаясь. Вдруг он слабо улыбнулся и притянул ее к себе, целуя в щеку.
   — На мне много дорожной грязи, и я бы хотел поскорее от нее избавиться. Потом мы сможем поговорить.
   — Ты знаешь, что Роберт здесь?
   — Роберт?!
   — Его ранило, Джеффри. Тяжело ранило.
   Челюсти его сжались, желваки вздулись, мускулы на плечах напряглись. Джеффри, словно окаменел.
   — Он будет жить?
   — Да, но его рука… Ему ампутировали правую руку.
   На его лице появилась болезненная гримаса.
   — Я должен его увидеть.
   Необъяснимый страх поселился в ее сердце и рос в течение дня. Хотя она никак не могла найти причину этого беспокойства, понимала, что что-то случилось. И тщетно пыталась определить причину.
   Джеффри принял ванну, переоделся в чистое, и они вместе пошли к Роберту. Тэйлор сидела молча, пока братья разговаривали, но Джеффри все это время крепко держал ее за руку. Он хорошо управлял беседой, обходя военную тему. Они говорили о том, как Роберт поедет теперь в Саутсайд, где будет помогать родителям в хозяйстве. Они говорили о погоде, о видах на урожай, вспоминали друзей. Так прошло довольно много времени, пока Роберт не признался, что устал, и тут же его потянуло в сон. Стараясь не шуметь, Тэйлор и Джеффри вышли из его комнаты.
   — Теперь ребенок, — сказал Джеффри, закрывая за собой дверь.
   Ведя его к Бреннете, Тэйлор нервничала. Ее захлестывали сомнения.
   Мима расплылась в своей беззубой улыбке, когда они ступили в ее владения:
   — Рада видеть вас, мистер Джеффри. Мисс Бренетта только проснулась и тоже будет рада вам.
   Джеффри тихонько приблизился к кроватке. Девочка, обхватив свои ноги руками, что-то весело лепетала и с удивлением посмотрела на незнакомое лицо. Казалось, они одновременно составляют мнение друг о друге. Зеленые глаза пристально смотрели в отливавшие золотом. Бренетта первой выразила свое желание познакомиться поближе. Она отпустила пальчики своих ног и протянула руки к Джеффри, издав при этом пронзительный крик радости. Лицо Джеффри оживилось подобно вспыхнувшей в темной комнате лампе. Он взял девочку на руки и засмеялся, поднимая ее над своей головой:
   — Тогда давай веселиться вместе.
   Тэйлор смотрела на них с умилением. Ее муж и дочь уселись на ковер. Джеффри строил смешные рожицы, а Бренетта. одобряя это, издавала самые невероятные восклицания. Тэйлор заметила, что глаза Джеффри загорелись, как прежде. Он вновь был таким, каким она знала его до войны, до того, как начался весь этот ужас. Она почувствовала необыкновенное тепло от этой по-настоящему семейной сцены.
   Когда они вышли из детской, Джеффри задумчиво посмотрел на Тэйлор. И вновь в нем проявилось незнакомое качество. Он сказал:
   — Она так прекрасна. Прямо как ты, Тэйлор. Я хотел бы быть с ней все время, каждую минуту. Я хочу…
   Голос его оборвался. Что-то резко кольнуло ее в сердце. После приятного ужина в компании Мэрили и Мэйсонов они взяли кабриолет и отправились на прогулку. Они остановились на вершине круглого холма, чтобы сверху посмотреть на Атланту. Как будто им в подарок, полная луна одела землю в серебро. Джеффри крепко сжал руку Тэйлор в своей.
   — Смотри, как отсюда все выглядит обычно, спокойно, правда?
   — Да.
   Посеребренными казались и крыши домов в Атланте. В лунном свете огни из окон домов и от газовых фонарей на улицах, казалось, протянулись филигранными нитями. С этой прекрасной позиции не было видно ни солдат на улицах, ни переполненных госпитальных палат. Создавалось впечатление, что всего этого просто не существует.
   — Тэйлор, я должен тебе кое-что сказать, прежде чем снова уеду.
   — О чем, Джеффри? Тебя что-то тревожит? Что-то случилось?
   Она очень хотела заглянуть ему в глаза, но в тени коляски лица не было видно.
   — Рано утром я уезжаю. Эта ночь, может быть, последняя, когда я могу побыть с тобой. Голос его прозвучал как-то зловеще.
   — Джеффри… — начала было Тэйлор.
   — Нет, позволь мне сказать. — Руки его коснулись ее рук. — Милая моя, как только я уехал в Теннесси, меня перевели в другую дивизию. Я теперь работаю… за линией фронта.
   — Ты разведчик?
   — Да, я разведчик. Это важная работа, и кто-то должен ее выполнять.
   — Но это так опасно!
   — Тэйлор, не прерывай меня, — попросил Джеффри. — Это единственная причина, почему я не писал и не получал писем. Да, только потому, что не было такой возможности. — Он неожиданно наклонился и горячо ее поцеловал. — Я люблю тебя, Тэйлор Стоун. Ничто не могло бы сделать меня счастливым, кроме как брак с тобой. Конечно, началось у нас не очень хорошо, но ведь все поправимо, не так ли? Если бы не эта проклятая война, у нас могло бы быть столько хорошего… Бренетта чудесный ребенок, и я буду ей хорошим… отчимом.
   Он отступил назад, в тень кареты, и продолжал голосом, не выражавшим никаких эмоций.
   — Ты никогда не обманывала меня. Когда мы поженились, я знал, что твое сердце принадлежит Бренту Латтимеру. Но знал также, что и я тебе не безразличен. Я верил, что твое чувство ко мне окрепнет, станет чем-то очень необходимым для нас обоих. У меня был шанс надеяться на это, пока мы с тобой оба думали, что он не любит тебя. Но он по-прежнему тебя любит, Тэйлор.
   — Почему ты так говоришь? Откуда ты можешь знать? — прошептала Тэйлор.
   — Он сам мне об этом сказал.
   Она почувствовала дрожь, голова ее закружилась и поплыла. Она пристально вглядывалась в темноту, скрывающую Джеффри, и ждала объяснений.
   — В августе я выполнял важное задание… Меня поймали и разоблачили. Они могли расстрелять меня на месте, но решили сначала узнать, какую мне удалось собрать информацию, и отвели на допрос к своему командиру — полковнику… Латтимеру.