Решительной походкой она направилась к двери, говоря на ходу:
   — Значит, Цезарь защищал свою собственную жену — и ему грозит повешение, а мистеру Джексону все сойдет с рук. Нет, этому не бывать! И я позабочусь о восстановлении справедливости…
   Она слышала вслед протест Дэвида, однако ее уже ничто не могло остановить. Забежав в свою комнату, она спешно оделась для верховой езды.
   Тяжелые облака, закрывшие полнеба, усугубляли подавленное настроение Тэйлор, когда она галопом мчалась по дороге на Спринг Хавен. Она несколько сожалела о том, что, отвергая предложение Дэвида сопроводить ее, сделала это в резкой форме, так, что он удивленно отступил, не сказав более ни слова.
   В Спринг Хавене навстречу Тэйлор бросился небольшого роста черный парень, чтобы подхватить лошадь и помочь путнице спешиться. Но она, не дожидаясь, спрыгнула на землю и буквально побежала к дому. На веранде она увидела Сюзан.
   — Миссис, должна признаться, мы никак не ожидали увидеть вас, поэтому не встретили. Пожалуйста, проходите. Я сейчас пошлю кого-нибудь сообщить хозяину.
   — Благодарю тебя, Сюзан, но я приехала лишь навестить вашего «больного».
   Последнее слово Тэйлор подчеркнула особенно, уже поднимаясь по круто изогнутой лестнице.
   — Где же он, Сюзан? В какой комнате?
   — Я думаю, миссис, что вам не стоит это делать… Мистеру Филипу это может совсем не понравиться.
   — Где он? — резко остановила ее Тэйлор.
   — Мистер Филип велел поместить его в детской, — неохотно выдавила из себя Сюзан.
   Сжав губы, Тэйлор поспешила в детскую. Войдя, она увидела лежавшего на кровати прямо в одежде мужчину. Какое-то время она просто стояла и пристально смотрела ему в глаза. Не выдержав ее взгляда, он стушевался.
   — Я бы поднялся, мисс, но дело в том, что я неподвижен сегодня. Со мной произошел неприятный случай. Знаете…
   — Знаю, мистер Джексон, — прервала его Тэйлор. — Потому-то я здесь.
   Она подошла к нему совсем близко. Он вопросительно поднял брови, но вслух ничего не говорил. Казалось, для него совершенно неважно, зачем она пришла сюда. Но она стоит здесь, в его комнате, и в мыслях он уже по-своему общался с ней. Он был поклонником красивых женщин, но эта была прекраснее всех тех, с кем ему приходилось иметь дело. Глаза его соскользнули с лица Тэйлор на ее маленькую упругую грудь, потом на тонкую талию. Его вдруг охватило желание подчинить ее себе, смять и… овладеть. Он представил, как ударил бы своим хлыстом по этой кремово-белой коже и, смеясь, слушал бы плачь и мольбы о пощаде. А потом…
   Тэйлор была так возбуждена, что не замечала его пристального взгляда и не улавливала ход его мыслей. Душа ее была холодна, но она взяла себя в руки и заговорила с этим ужасным человеком с притворной мягкостью:
   — Мистер Джексон, девушка-мулатка, которую вы вчера избили, — моя рабыня. Из-за вас она потеряла ребенка. Я считаю, вы должны заплатить за содеянное.
   Джексон бросил на пол сигару, делая вид, что услышанное его не касается, медленно поставил ногу на толстый тлеющий окурок и с силой вдавил его в пол каблуком.
   — Так вот что вас волнует, милая леди, — протянул он и жестко взглянул на Тэйлор. — А то, что здоровенный негритос отделал меня… Это вас не волнует? Не пытайтесь меня испугать. Если уж вы хотите кого-либо увидеть испуганным, то вам лучше всего дождаться момента, когда его поймают и предоставят лично мне. — Он одарил свою собеседницу издевательской ухмылкой. — Закон против рабов, которые избивают своих повелителей. И ваш негритос, несомненно, будет повешен.
   Едва сдерживая себя от более решительных шагов, Тэйлор наклонилась вперед, так, что лицо ее было в каких-то дюймах от лица этого подлого, отвратительного человека.
   — Да, сэр, вы настоящий законник… Эдакая скользкая змея. Нет, вы хуже самой мерзкой гадины.-Она с ненавистью смотрела ему прямо в глаза. — Я хотела объяснить вам кое-что, но теперь думаю, что ваш слабый ум не в состоянии понять и осмыслить этого.
   Джексон, скрежеща зубами, здоровой рукой изо всей силы вцепился в кресло. Вены на его шее нервно пульсировали. Тэйлор продолжала:
   — Было бы бессмысленно говорить с вами о доброте, об уважении к женщине. Что ж, я попробую изъясняться проще, на вашем низком уровне. Итак: Дженни — дорогая рабыня, она стоит свыше двух тысяч долларов. Ее ребенок, мальчик, которого вы убили, стоил бы намного больше. К сожалению, я ничего не могу сделать, чтобы защитить Цезаря, но я очень рада тому, что он с вами сделал. От вас же требую в определенном смысле возместить мой ущерб.
   — Что вы подразумеваете?
   Тэйлор презрительно сощурилась и сказала твердо, отрывисто чеканя слова:
   — Завтра же вас не должно быть в графстве. В противном случае, вы действительно заплатите мне огромные суммы и за ребенка, которого мы потеряли, и за Дженни, которую вы изуродовали до неузнаваемости. Если, конечно, вы не хотите пойти под суд. Да-да, учтите, мистер Джексон, что, предпочтя остаться, вы обречете себя на очень большие неприятности. Так что если послезавтра я услышу хотя бы ваш голос в Спринг Хавене, вы до конца своих дней будете сожалеть о том, что перешли мне дорогу.
   Джексон стал было подниматься, шипя в ответ:
   — Интересно… От всего отказаться и уйти отсюда?! Я только недавно получил здесь хорошую работу, приличное жилье — и вдруг уйти… Вы сумасшедшая? Да и что я такого сделал? Предложил только…
   Он не успел договорить: Тэйлор с размаху влепила ему такую затрещину, что от неожиданности он свалился прямо в кресло. Удар оказался очень сильным, так что рука Тэйлор вспыхнула огнем, и решительная миссис спешно подняла пальцы к губам, чтобы подуть на них.
   — Я сказала, завтра же чтобы духу вашего здесь не было. — Она кричала, теряя над собой контроль. — Слышите?
   Она резко повернулась, чтобы уйти, как вдруг услышала в спину:
   — Я не забуду вам этого, миссис Латтимер. Знайте же, Джексон никогда ничего не забывает. Придет время, и я заставлю вас забрать свои слова обратно.
   Тэйлор презрительно дернула плечами и, выходя, громко хлопнула дверью. Твердой поступью, с высоко поднятой головой она спустилась по лестнице вниз и, выйдя на крыльцо, стала глазами искать свою лошадь.
   — Сюзан, где этот несносный мальчишка с моей лошадью?
   — Он уже идет, миссис. А вы разве не хотите увидеться с мистером Филипом?
   — Сейчас не время, Сюзан…
   Ее трясло от негодования. Быстро взобравшись в седло, она сразу поскакала вперед. Уже сворачивая на дорогу в Дорсет Халл, она заметила скачущего вслед за ней Филипа.
   — Привет, сестренка, — бодро приветствовал он Тэйлор. — Тебя к нам привело что-то серьезное?
   — Да… нет, Филип, — путалась она. — Я просто хотела навестить. Прождала долго и теперь уже должна возвращаться в Дорсет Халл. — Она посмотрела на небо, покрытое черными облаками. — Боюсь не успеть домой до дождя.
   — Хорошо, не буду задерживать тебя. Передай от меня привет Дэвиду. В другой раз непременно пошли кого-нибудь сказать мне, что ты здесь. Очень приятно было увидеть тебя, пусть даже и несколько минут.
   Тэйлор быстро попрощалась, скрывая в душе обиду на этого человека, и, понукая лошадь ногами, тут же сорвалась с места и пустилась вскачь.
   На полпути к дому ее настигла буря. Вначале Тэйлор не очень испугалась, думая, что все обойдется. Однако дождь все усиливался и усиливался, пока не превратился в сплошной водно-ледяной поток — такой сильный, что чуть не сбросил наездницу с лошади. Красная вязкая глина засасывала ноги кобылы, и та, обессилев, упала на колени. Тэйлор тут же оказалась на земле. «О Боже, — думала она в изнеможении, — зачем я только отправилась в дорогу? — Но тут же мысленно с собой спорила. — Что это я?! Конечно же, следовало разделаться с этим…» Тэйлор встала. Она уже промокла до костей, вся одежда ее была в грязи, шляпы на голове не было, и волосы ее отяжелели от воды и льда. Тэйлор стала оглядываться, где бы укрыться. Схватив поводья, она потащила лошадь к небольшой рощице и стала ждать, пока буря стихнет.
   — Прости меня, девочка, — говорила она своей кобыле, добродушно похлопывая ее по шее, — что я заставила тебя мучиться вместе со мной. Если бы я хорошенько подумала своей головой, нам не пришлось бы сейчас стоять здесь и терпеть неудобства.
   Дождь продолжался довольно долго, и Тэйлор потеряла ориентир во времени. С каждой минутой все больше холодало, и дождь, казалось, вот-вот перейдет в сплошной лед. Тэйлор тесно прижалась к лошади, пытаясь хоть как-то согреться, унять неистовую дрожь, которая сотрясала все тело. Тэйлор потянуло в сон, и в полузабытьи она не уследила за переходом темноты бури в темноту ночи. Она очнулась, когда дождь уже ослабел. Кое-как взобравшись на лошадь, она отправилась домой почти наугад, полностью полагаясь на чутье кобылы, которая, скользя и спотыкаясь в раскисшей грязи, отвоевывала у стихии шаг за шагом. Резкий холодный ветер, усилившийся сразу после дождя, превратил мокрую одежду Тэйлор в сплошную ледяную корку. Спустя какое-то время Тэйлор вдруг почувствовала сильный жар и тут же сбросила в себя плащ. «Я словно искупалась… Я люблю купаться. — Она бормотала это бессвязно, не сознавая уже, что с ней происходит. Потом несколько раз конвульсивно сжалась от дрожи. — Нет-нет, мне очень холодно. Папа, где мое пальто? Папа, где ты, папа? Не оставляй меня… Мне так холодно. Я не хочу оставаться одна… Папа, посмотри: мама подарила мне новый костюм для верховой езды… О, как жарко, мне так жарко…» Тэйлор раскачивалась из стороны в сторону, едва не падая.
   Вдалеке показался Дорсет Халл. Шаг кобылы стал четче, быстрее. Вот она уже прошла дом, сад и направилась прямо к конюшне, когда Дэвид бросился к ней и, изумленный, схватил на руки бесчувственную Тэйлор. Он ведь был уверен, что она пережидает непогоду в Спринг Хавене. «Папа, — шептала еле внятно Тэйлор, прижимаясь к нему всем телом, — я дома, папа… Ты знаешь, я потеряла свое пальто… Мне холодно». Наконец, она обмякла в его сильных руках.
   Дэвид уже давно сидел у кровати, держа Тэйлор за руку, чтобы хоть как-то унять ночные кошмары, мучившие ее в приступах лихорадки. Тэйлор находилась в беспамятстве уже неделю, часто бредила. И Дэвид знал, если ее состояние со дня на день не улучшится, Тэйлор может умереть. Это пугало его до ужаса. Кто бы мог подумать еще не так давно, что он, Дэвид Латтимер, этот сухой, лишенный эмоций пожилой человек, умный и очень практичный бизнесмен, способен так болезненно переживать чьи-то страдания, быть таким ласковым и заботливым… Да, он горячо любил своего сына, он искренне любил свою первую жену, но сейчас это намного сильнее, намного больше.
   — Тэйлор, — говорил он, глядя на ее закрытые провалившиеся глаза, — прошу тебя, не оставляй этого старого глупца. Ты принесла в мой дом счастье, которого я никогда в своей жизни не знал. Когда-то я думал, что счастье — это когда есть дом, семья, деньги…. Но ты дала мне больше. Ты подарила мне радость! Ты как солнечный свет в моем доме. — Он поцеловал ей руку, потом еще. — Позволь же мне умереть вместо тебя.
   — Папа, папа! Нет, нет! — закричала она и заметалась в постели. Дэвид схватил ее за руки и, притянув, крепко ирижал к себе. Такие моменты случались часто, так что он уже все делал автоматически. Он говорил с ней, успокаивал, как бы прогоняя всяческие тени и призраки, что грезились изболевшейся душе в глубоком, беспробудном сне. «Боже милосердный, не забирай ее у меня», — шептал Дэвид.
   Жар прекратился этой ночью. А через неделю Тэйлор уже могла разговаривать, ясно мыслить и… мечтать, не подозревая, сколь близка она была к смерти и кто и как за ней ухаживал во время болезни. Она не могла знать, что все это время Дэвид не спал, он давал ей то теплый бульон, то прохладную воду. Он укрывал ее теплым одеялом, целовал ее руки и вытирал полотенцем ее бессильное тело.
   Пока Тэйлор болела, наступила зима. И вот в один из холодных серых дней она широко открыла глаза и лежала так, не понимая, где она и что с ней происходит.
   — Я хочу есть, — сказала она неожиданно, напугав Миму, дремавшую у ее кровати.
   — О, мистэр Дэвид, мистэр Дэвид! — что есть мочи закричала Мима и бросилась к двери, подбрасывая вверх свое грузное тело. — Мистер Дэвид, скорее! Миссис очнулась!
   Тэйлор смотрела на широкую улыбку Мимы, щурясь от дневного света. Дэвид примчался тут же. Радости его не было предела. Он взял бледные слабые руки в свои и молча улыбался.
   — Я что, заболела? — хрипло спросила Тэйлор, облизывая потрескавшиеся губы и чувствуя необычную сухость в горле.
   — Моя дорогая, вы заставили всех нас пережить ужасные дни. Но, благодаря богу, теперь вы, кажется, пойдете на поправку.
   — А Джексон, — проговорила она, вспоминая, — он… ушел?
   — Успокойтесь, Тэйлор. Да, он уехал. И забудьте о нем. Вам нужно теперь набраться сил. — Дэвид наклонился и поцеловал ее в лоб. — Я никогда не простил бы себе того, что позволил вам уехать одной, если бы… если бы вы не встали на ноги. Нет, тогда я просто не смог бы жить.
   Слабая улыбка тронула бледное лицо. Тэйлор было сейчас тепло и спокойно. Лишь бездонные голубые глаза, прячась в темных кругах, и обычно пышные, а теперь свалявшиеся черные локоны, небрежно свисающие на лоб и плечи, выдавали отходящую прочь болезнь. Дэвид велел Миме принести горячего супа.
   — Что с Дженни? Как она? — спросила Тэйлор, как только за Мимой закрылась дверь.
   — Ей намного лучше. Она даже приходила посидеть с вами. Сейчас Мима принесет суп, и как только вы поедите, я пришлю сюда Дженни. А вот и Мима. Поешьте хорошо, тогда мы с вами еще поговорим.
   Съев суп и несколько кусочков хлеба, Тэйлор тут же уснула. Но ненадолго. Открыв глаза, она сразу же вспомнила о своей служанке.
   За то время, что уже прошло со дня нападения на нее, Дженни поправилась, раны успели зажить. Лишь небольшой шрам, перечертивший правую щеку, говорил о побоях.
   — Дженни, — радостно выдохнула Тэйлор и протянула к ней свои руки.
   — Как вы, миссис?
   — Мне лучше, Дженни. Но я ничего не помню. Полагаю, что я изрядно поболела.
   — Да, миссис, это так.
   Тэйлор внимательно посмотрела Дженни в глаза, стараясь уловить ее состояние.
   — Ну, а как ты, Дженни? Скажи мне только откровенно. И… что с Цезарем?
   Дженни пожала плечами и, разглядывая свои все еще перевязанные руки, сказала:
   — Вот, выздоравливаю. С каждым днем я чувствую в себе новые силы, миссис. А Цезарь… — Она сделала паузу. — Он исчез, и никто о нем ничего не знает.
   — Будем надеяться, Дженни, что он жив и находится в таком месте, где его не найдут. Я так сожалею, что вам пришлось все это пережить — и тебе, и Цезарю. — Она коснулась руки служанки. — А если нам удастся узнать, где он находится, мы все сделаем, чтобы вы были вместе. Я тебе обещаю, Дженни.
   Крупная слеза скатилась со щеки красивой мулатки, которая со вздохом припала к руке своей госпожи.

Глава 5

   Тэйлор выздоравливала медленно. Вот уже и зима повернула к весне. Инфекция, хоть уже и в слабой мере, все еще оставалась в легких Тэйлор, что препятствовало скорейшему восстановлению ослабевшего организма. Однако это не мешало больной разгонять скуку разнообразными мероприятиями. Мэрили и Джеффри зачастили, чтобы повеселить ее, а то вдруг без предупреждения заявились Мадсенс из Розвуда и Джонсон из Оук Лауна. Даже Филип останавливался у Латтимеров несколько раз. Тэйлор всем была очень рада, хотя быстро уставала от шумных бесед и разговоров мужчин о надвигающемся расколе союза между Севером и Югом. Порой ей казалось, что мужская половина ее друзей и знакомых не иначе как договорилась беседовать только на военные темы, вовлекая в это скучное занятие и присутствующих дам.
   Но вот деревья и цветы вспыхнули красками настоящей весны. Ожил Дорсет Халл. Вдохнула весна жизненные силы и в Тэйлор, вернув ее щекам упругость и здоровый румянец. Смех юной миссис звучал все чаще, чему хозяин дома радовался несказанно. И радость эта была очевидна каждому.
   Дэвид любил свою молодую жену страстно, порой до безумия. Он принимал все приглашения ближних и дальних соседей — потому что Тэйлор нравилось бывать в гостях и веселиться. По возвращении с одной из вечеринок Тэйлор объявила, что очень мечтает дать большой бал в честь годовщины их бракосочетания. При этом ей непременно хотелось бы пригласить оркестр для танцев.
   — Вы действительно хотите этого, моя дорогая?
   — О, да, конечно, Дэвид. Я уже совсем-совсем здорова. И потом… Многие ведь считают наш брак исключительно браком по расчету, который не приносит нам счастья. Но мы-то знаем, что это не так. — Она взяла его за руку. — Я хочу, чтобы все поняли, как я выросла с тех пор и… как мы оба счастливы. Смотрите, вот здесь, — она указала на уютную лужайку, — мы устроим танцевальную площадку, а там, за газоном, буфет. И на всех деревьях мы развесим фонари…
   Дэвид смотрел, как она кружилась и порхала, словно мотылек, с одного места на другое. Вдруг он почувствовал себя рядом с ней таким безнадежно старым. «Пойми же, — говорил он себе, — однажды она оставит тебя…»
   — Дэвид, — окликнула Тэйлор, заметив в его глазах легкую грусть. — Что-то не так? Есть проблемы?
   — Нет-нет, все хорошо, моя дорогая, — улыбнулся он. — Все, что вы захотите, мы обязательно сделаем. К черту проблемы!
   Приготовления к балу начались немедленно, так что весь Дорсет Халл пришел в движение. Срочно сооружались подмостки для танцев. Тэйлор достала свой золотисто-коричневый атлас и поставила перед своим портным задачу сшить ей такое платье, о котором будут долго говорить. Тем временем продумывалось и праздничное меню, в котором главным блюдом решено было поставить мясо, зажаренное на решетке над углями. Дэвид радовался вдохновению своей жены и не переставал удивляться ее непредсказуемой фантазии.
   На днях Дэвид получил письмо от сына, в котором тот сожалел, что в прошлый раз не смог остановиться в Дорсет Халле на более долгое время, и оповещал о своем намерении навестить отца и его молодую супругу в ближайшие дни, не ограничивая себя при этом сроками пребывания. Тэйлор выразила надежду, что Брент, даст бог, успеет к празднику. Она знала, как Дэвид любит сына и как скучает по нему, несмотря на расхождения во взглядах по некоторым вопросам. Возможно, как раз праздник сгладит все недоразумения между ними, и все будет хорошо, сколько бы Брент ни оставался в этом доме.
   Тэйлор успевала везде. Вот она дает указания людям, завершающим оборудование танцевальной площадки пар на пятьдесят, а то и шестьдесят. А вот уже обсуждает с Мимой предполагаемые кушанья. Садовники по ее настоянию занялись приведением в порядок зеленых насаждений и цветочных клумб. Служанки натирали все до блеска даже в самых укромных местах.
   За несколько дней до бала Латтимеров навестила Мэрили, вызвавшаяся сопровождать отца, у которого на тот день были запланированы слушания в округе Дорсет Халла. Разговор подруг, разумеется, весь был о предстоящем празднике. Тэйлор показала Мэрили свое платье, которое было уже почти закончено. Мэрили замерла в восторге. Потом она призналась, что всегда мечтала надеть что-либо легкое, открытое, как Тэйлор, но не решилась бы, наверное, даже если бы вдруг у нее появилась такая возможность.
   — Но мне кажется, если бы я надела такое платье, все обратили бы внимание, что я… я живая. Тогда, может быть, кое-кто заметил бы меня тоже…
   — Как-нибудь, Мэрили, мы подумаем, как соединить вас. Пойдем же, я покажу тебе, что придумал Дэвид для освещения сада. Может быть, вы и пройдетесь с Филипом под этими чудесными фонарями.
   Оставив на время Мэрили, Тэйлор вышла из комнаты и прошла в кабинет Дэвида. Она стала перебирать на столе бумаги. Того, что искала, она среди этих бумаг не нашла и тогда выдвинула ящик. Взгляд ее упал на письмо, адресованное Дэвиду. Ей не хватило сил удержаться, чтобы не прочесть письмо от начала до конца, когда в глаза бросились слова «ваша жена». Брент писал: «Я сожалею, что во время моего короткого визита осенью ваша жена оказалась нездоровой. Надеюсь, теперь она выздоровела и помогает вам скрасить одиночество. Отец, признаюсь, что был весьма разочарован, обнаружив вас хозяином плантации — рабовладельцем. Трагичееский случай со служанкой вашей жены должен был, как мне кажется, разбудить в вас сознание того, в каком бесправном положении находятся рабы. Думаю, что мне понравится ваша жена, однако не уверен, что окажусь ей приятным со своими суждениями. Поколебать же меня в моих взглядах вам вряд ли удастся…»
   Тэйлор быстро положила письмо в ящик, словно оно обожгло ей пальцы. Этот эгоистичный, самоуверенный янки… Как может он заявлять такое отцу?! Но ведь это Дэвид вырастил и воспитал его, такого грубого, неотесанного. А потому ей остается держать себя в рамках приличия во время его пребывания здесь.
   — Тэйлор, что же ты меня оставила? Что случилось? Ты нашла, что искала? — Мэрили заглядывала в кабинет.
   — Нет, — коротко ответила Тэйлор, задвигая ящик. — Но это никуда не уйдет. Давай-ка лучше прогуляемся, а то что-то очень душно.
   Смущенная переменившимся вдруг настроением подруги, Мэрили едва поспевала за ней, когда они шли по саду, пытаясь заглянуть ей в глаза и разгадать причину. Так они гуляли недолго, и Мэрили, поняв, что Тэйлор, пожалуй, понадобится время, чтобы прийти в себя, уехала домой в глубоком раздумье.
   Тэйлор пребывала в дурном расположении духа несколько дней и все думала, каким образом поставить на место напыщенного янки, не обидев при этом Дэвида. Резкий тон при этом вряд ли уместен. Нет-нет, она постарается быть с Брентом Латтимером доброй и снисходительной, чем и покажет ему превосходство Юга над Севером. Она покажет ему, чем «взяла» его отца. Она убедит его, что он далеко не прав в своем отношении к людям.
   Дэвид также все это время находился в состоянии волнения перед встречей с сыном. Он старался предположить реакцию Брента на возраст Тэйлор. Для него самого такая большая разница между ними не имела никакого значения. Забытое было чувство вновь проснулось в нем. Более того, теперь оно было таким сильным, как никогда прежде. Но в то же время Дэвид томился виной перед этим юным созданием за их такой странный брак. Сам он был безумно счастлив и уже не представлял себе иной жизни. Но она?
   За три дня до бала Тэйлор решила побывать в Спринг Хавене, надеясь, что это улучшит состояние ее души. Она была рада, что Филип за время ее болезни неоднократно посещал Дорсет Халл. В ответ на приглашение Латтимеров принять участие в устраиваемом ими скоро празднике он тут же откликнулся весточкой о своем согласии. Тэйлор казалось, что за последние месяцы они с Филипом стали несколько ближе, что недоброжелательность между ними, которая чувствовалась после смерти отца, исчезла. И ей хотелось сделать что-нибудь еще, дабы упрочить сложившиеся отношения.
 
   Тэйлор очень любила ездить верхом в это время года. Вот и сейчас она с радостью любовалась цветущим лугом и зеленью близлежащих рощиц, слушая нескончаемое птичье пение. Она не отправилась по наезженной дороге, которая казалась ей слишком долгой, а прямо от дома поднялась вверх через неиспользуемые земли. Когда-то эти земли тоже принадлежали плантаторам, но потом были заброшены. И лишь несколько пустых хижин, стоявших неподалеку друг от друга, были знаком того, что в свое время земли эти использовались.
   Спринг Хавен всегда волновал и радовал Тэйлор. Белый и гордый возвышался в солнечном свете среди пышной зелени большой дом Беллманов. Пожалуй, Спринг Хавен вполне можно было бы считать символом Юга. Подъезжая, Тэйлор видела черные согнутые спины людей, управляющихся на плантации, и уже чувствовала доносившийся так далеко запах кухни… Черные служанки прямо на улице стирали в огромной лохани белье, а неподалеку развлекались, визжа от восторга, их детишки.
   Когда Тэйлор остановилась уже у крыльца, в дверях показался удивленный Филип.
   — О, Тэйлор, добрый день! Вот так сюрприз…
   Тэйлор поблагодарила брата за то, что он помог ей спешиться, и заговорила о причине своего визита.
   — Я очень волнуюсь в преддверии нашего бала, поэтому хотела еще раз напомнить и заручиться твоим присутствием на нем. И еще я должна поблагодарить тебя, что навещал меня во время болезни.
   Она вспомнила свой последний приезд в Сприг Хавен, связанный с Дженни. Тогда она была в таком сильном раздражении, что не захотела даже отдохнуть, полюбоваться здешней красотой.
   — Если бы ты только знал, Филип, как я люблю наш дом, — сказала она, когда они уселись в кабинете друг против друга.
   — Стоит ли думать теперь о Спринг Хавене как о своем доме? Ведь уже год прошел, как…
   — Но для меня нет и, наверное, не будет места более близкого и любимого, чем Спринг Хавен. Как ты не можешь этого понять?
   Она открыто смотрела Филипу в глаза, пытаясь найти в них хоть какое-нибудь участие. Но он продолжал непреклонно:
   — Да пойми же, наконец: Спринг Хавен — мой. Ты замужем и никакого права на него не имеешь. Даже если я умру, он отойдет моим наследникам. Но не тебе.
   «Боже мой, — думала Тэйлор, — как мы быстро перешли к этой теме. Неужели он не понимает, что у меня вовсе нет желания отобрать у него Спринг Хавен?!»
   Она стала соображать, каким образом повернуть разговор в другое русло.
   — Пожалуйста, Филип, не будем спорить. Я приехала вовсе не с тем, чтобы установить между нами барьер. Я согласна, что Спринг Хавен — твой, и не собираюсь ни на что претендовать. Хочу только спросить, поскольку ты заговорил о наследниках, когда ты собираешься привести в Спринг Хавен хозяйку?