Хмелевская Иоанна. Невезуха

   - Так ты была свидетелем какого-то страшного преступления? продолжала тетка Иза тем же приветливо-ядовитым тоном. - Не убийства ли? А может, сама совершила нечто противозаконное? Это очень возбуждает. Ну-ка, вспомни.
   И семейство с подозрением уставилось на меня.
   - Что все это значит? - строго спросила бабушка.
   - А ты откуда знаешь, что она была свидетелем? - заинтересовалась тетя Ольга.
   - Такое предположение выдвинул полицейский, который был здесь сегодня утром и пытался меня допросить. К сожалению, причин он не сообщил.
   Во мне все так и ухнуло куда-то вниз. Кто бы тут ни был, но если он наткнулся на тетку и спросил Изу Брант, то, разумеется, она с чистой совестью призналась, что это она и есть Иза Брант.
   Это совпадение было совершенно случайным: фамилии у нас обеих по мужу. Возможно, у дяди Филиппа и моего мужа имелся общий предок, но столь давно, что об этом никто ничего не знает. Знакомы они не были и в жизни не слышали друг о друге. А меня назвали в честь тети Изабеллы только потому, что дядя Филипп уже тогда в нее влюбился.
   Угораздило же этого полицейского нарваться на австралийскую Изу Брант!
   Похоже, и в нынешний приезд родни мне ужасающе не везет, а с невезением бороться бесполезно. Так что ничего не поделаешь, все, наверное, погибло, и на этом чертовом наследстве можно ставить крест.
   И тут австралийское семейство принялось высказываться. Я услышала, что приличными людьми полиция интересоваться не будет, что это безобразие приставать к человеку в его собственном доме, что без причин никто никого подозревать не станет, что у лжи завсегда короткие ноги, что какую-то мелкую ошибку вовсе не стоит скрывать и что невинная женщина имеет право чувствовать себя смертельно оскорбленной. Слушала я не очень внимательно, что-то могла и пропустить, так как галдели они все одновременно, заглушая друг друга. Меньше всех говорил дядя Филипп, тихо бормотал себе под нос что-то.
   Я уже собиралась спросить, действительно ли тетя Иза чувствует себя смертельно оскорбленной, ибо именно она напирала на этот момент, как вдруг загудел гонг у входной двери. Звук был исключительно громкий - я только теперь поняла, что, похоже, установила у себя специальный звонок для глухих.
   На пороге стояли два человека, один в мундире, другой в штатском. Я сообразила, что полиция наконец-то до меня добралась и проклятая невезуха только что похоронила последние остатки моих надежд на наследство. С этими двумя я бы справилась, у меня никогда не было никаких проблем с полицией, мы даже друг другу нравились, и я бы сумела с ними дипломатично договориться - если бы они не прервали совещание моих родственников.
   - Я вас слушаю, - тоскливо сказала я.
   - Это не та, - изрек тип в мундире.
   - Мы хотели бы видеть пани Изу Брант, - сказал тип в штатском.
   - Это я, - хором ответили мы с теткой Изой, успевшей спуститься к двери.
   - Опять? - язвительно осведомилась тетушка.
   - Прошу вас, - пролепетала я.
   - Вот эта, - кивнул тот, что в мундире.
   - Инспектор Эдвард Бежан, - представился тот, что в штатском.
   Я попыталась перехватить инициативу:
   - Извините, пожалуйста, вы не могли бы пользоваться старыми названиями? Все эти инспекторы и старшие комиссары у меня путаются, никак не запомню, кто есть кто. Инспектор - это раньше был...
   - Майор.
   - Такой высокий чин - и ко мне? - удивилась я.
   - Вот эта, - продолжал бубнить тот, что в мундире, тыча пальцем в тетку.
   - Вы разрешите нам войти? - вежливо спросил майор-инспектор, обращаясь в пространство между мной и теткой.
   Охотнее всего я бы выпихнула их за дверь и поговорила на лестнице или в гараже, но не в присутствии австралийской родни, которая наверняка станет жадно ловить каждое слово.
   Однако тетка уже сделала приглашающий жест, а на пороге гостиной маячил дядя Игнатий, склонясь в элегантном поклоне.
   - Милости просим! - гостеприимно воскликнул он.
   - Пусть войдут! - послышался приказ бабули.
   Я вдруг вспомнила, что полиция предпочитает допрашивать свидетелей и подозреваемых поодиночке, и немного воодушевилась. Естественно, семейство они из дома выгнать не смогут, но ведь остается моя спальня-кабинет, где, правда, нет стульев, которые переехали в гостиную и комнаты для гостей, зато есть отличная кровать. Пока же мне ничего не оставалось, как пригласить их в гостиную.
   Увы, всем удалось найти сидячие места.
   Майор, он же инспектор, некоторое время с огромным интересом разглядывал всю компанию, а затем сказал:
   - Никто из дам не обязан с нами беседовать. Но я убедительно прошу вас помочь нам в расследовании одного сложного дела, причем это действительно просьба, а ни в коей мере не приказ. Вне зависимости от того, кто из вас Иза Брант, эта беседа необходима, поэтому, если соответствующая пани откажется, я буду вынужден вызвать ее в управление. Однако надеюсь, что нам удастся поговорить в более приятной обстановке.
   - Одобряю, - прокомментировала бабу ля.
   - Очень приятно, спасибо. Итак, кто из вас пани Иза Брант?
   - Обе, - проинформировала бабуля деревянным голосом. Она умела найти такой тон, в котором ощущались чуть ли не жуки-короеды.
   Майор сохранил удивительное спокойствие.
   - Редкий случай. По всей видимости, это семейная фамилия?
   - Нет, - ответила тетка Иза с явным удовольствием.
   - Это моя фамилия, - с раскаянием произнес дядя Филипп. - Жена ее взяла.
   - А кто из дам является вашей женой?
   - Вот эта, - признался дядя Филипп, но тыкать пальцем не стал, а вежливо повел рукой. Однако при этом не посмотрел, куда жест направлен, и, к несчастью, указал на тетку Ольгу, которая сидела рядом с теткой Изой.
   - Не правда! - вырвалось вполголоса у того, что не майор.
   Я пока не вмешивалась в этот необычный допрос, поскольку пыталась по мундиру отгадать звание второго полицейского. Получалось, что по старой номенклатуре это сержант, и больше всего на свете мне хотелось подтвердить правильность догадки.
   - Прошу меня ни во что не вмешивать! - занервничала тетка Ольга.
   Гипотетический сержант не стал играть в любезность, а пальцем ткнул в тетку Изу, сердито заявив:
   - Это она!
   Тетушка Иза с радостным удовлетворением подтвердила этот факт.
   - А вы? - обратился ко мне майор.
   - Я тоже Иза Брант, - не стала отпираться я. - И сейчас вам это докажу, но прежде всего скажите мне, пожалуйста, какое звание у этого пана, - сержант? Я заболею, если этого не выясню.
   - Все правильно, сержант. По-новому...
   - Мне не нужно по-новому, я уже вам сказала, что путаюсь. Сержант значит, я угадала. Так что вам угодно?
   - Коль скоро господа пришли с неофициальным визитом, может, ты предпочтешь вести себя соответственно? - одернула меня бабуля. - Господа, без сомнения, не откажутся что-нибудь выпить...
   - Нет, благодарю, - грустно вздохнул майор. - К сожалению, мы не можем воспользоваться вашим приглашением, пока не выясним некоторых служебных вопросов. Я горю желанием ознакомиться с удостоверениями обеих дам. Если у вас нечто подобное имеется. Я также охотно взглянул бы на водительские права, загранпаспорт, служебное удостоверение - в общем, любой документ с фотографией. Это возможно?
   - Пожалуйста, - сказала я и встала со стула.
   - Ну наконец-то хоть какое-то осмысленное желание, - проворчала тетка Иза. - Филипп, мой паспорт, видимо, в несессере?
   Дядя Филипп также поднялся, с той лишь разницей, что я отправилась в кухню, а он - наверх. Мне удалось первой найти свою сумку, вынуть из нее документы и вернуться в гостиную.
   - Иза Брант, - прочел майор. - Девичья фамилия Годлевская. Проживает... Постойте-ка, а где вы, собственно говоря, прописаны?
   Несмотря на то что мне уже было все равно, я ужасно смутилась.
   - Ну, понимаете... В общем... Минуточку, а вы не из жилищной инспекции?
   - Нет. Из отдела убийств.
   - Ой, как хорошо! Насколько я знаю, вы разными глупостями не занимаетесь. Тогда я вам скажу: по паспорту я прописана там, где жила раньше, просто не могла сменить прописку...То есть теперь уже могу, но в первый момент не могла выписаться, так как это не устраивало новых владельцев квартиры. Но я все исправлю как можно быстрей, честное слово, у меня до сих пор времени как-то не было. Все документы на эту квартиру у меня есть, хотите - покажу...
   - Нет, спасибо.
   - А мы-то думали, что ты наконец начала поступать как взрослый и ответственный человек! - осуждающе протянула тетя Ольга.
   Майор рассматривал мои права и удостоверение личности. В гостиную спустился дядя Филипп, подал тете Изе загранпаспорт, а она передала его майору. Тот занялся личностью второй Изы.
   - Ну хорошо. Я вижу, что вы тоже Иза Брант и приехали из Австралии двадцатого числа. Через неделю после того, как... Минутку.
   Тогда почему вы не захотели все это разъяснить и показать свой загранпаспорт сержанту?
   Тетка Иза раздулась от язвительной обиды.
   - Ему требовалось удостоверение личности, и только. А откуда мне его взять? И кроме того, где это видано, чтобы будить ни свет ни заря человека...
   Тетка замолчала, но я прекрасно поняла, что она хотела сказать. Будить человека ее возраста и предъявлять идиотские требования. Как раз при мысли о возрасте она и прикусила язык.
   Сержант сидел, словно истукан, и весь пунцовый, точно маков цвет. Майор передал ему документы. Я готова была поклясться, что, таращась в них, сержант скрипел зубами.
   Майор с новым интересом оглядел семейство.
   - Я так понимаю, что вы все приехали из Австралии, и, видимо, мне не стоит это даже проверять?
   - Именно, - ответствовала бабуля с таким ужасающим презрением, что будь майор порядочным человеком, то непременно провалился бы сквозь землю, а может быть, даже захоронил себя в подвале. - Но мы это вам докажем.
   Игнатий, прошу... Филипп...
   Продемонстрировав невероятную наглость, майор преспокойно изучил остальные четыре паспорта. Мало того, между делом он позволил себе даже проявить любопытство:
   - Невероятно. И все вы прекрасно говорите по-польски...
   Бабуля явно вознамерилась окончательно добить наглеца.
   - Вся наша семья, любезный пан, хорошо говорит по-польски. Мы проявляем об этом особую заботу, постоянно работая над языком. Если кто-то из детей начинает говорить с чуждым, в основном английским, акцентом, мы отправляем его в Польшу. Может, это и мания, но дело в том, что польский один из самых трудных европейских языков. Грамматика. Произношение. Мы все умеем правильно произнести "хшан" и "шченщчие" , а попробуйте-ка заставить это сделать, например, англичанина или немца. Да хотя бы и француза. Когда заложена необходимая база, все остальное гораздо проще. Мы следим за этим уже в третьем поколении и гордимся собой.    - Примите уверения в моем глубочайшем восхищении, - сказал майор. Редкое явление.
   Позвольте теперь, - обратился он ко мне, - перейти к делу.
   Тут и я вспомнила, что ведь им что-то от меня требовалось, и неуверенно начала:
   - Может быть, мы перейдем в...
   - Нет никакой необходимости никуда переходить, - перебила меня бабуля. - Довожу до вашего сведения, что мы приехали к нашей внучке и племяннице, которая составляет предмет серьезной нашей озабоченности. Учитывая, что мы живем в Австралии, откуда прилетели и куда вернемся, и что ваши дела нам чужды, а ваши служебные секреты никоим образом из-за нас не пострадают, мы хотели бы принять участие в этой беседе. Моя внучка возражать не станет.
   - А если станет и вы туда перейдете, мы все равно будем подслушивать, - спокойно добавила тетка Иза. - Мы хотим знать, что она натворила.
   Говоря по правде, я натворила столько глупостей, что одной меньше или больше, не имело никакого значения. На вопросительный взгляд майора я просто махнула рукой.
   - Хорошо, - согласился он. - Где вы были и что делали тринадцатого числа текущего месяца?
   - А, и правда! - обрадовалась тетка Иза. - Этот пан меня о том же спрашивал.
   - Иза-а-а-а! - простонал дядя Филипп.
   - Иза, не мешай, - упрекнула бабуля. - Мы будем слушать, не создавая неразберихи.
   Отвечать должен тот человек, которого этот пан спрашивает, и никто больше. Мы вмешаемся только в том случае, если ответы явно разойдутся с правдой.
   Внезапно меня разобрала злость.
   - Бабушка, разве я когда-нибудь врала? - грозно и даже зловеще поинтересовалась я.
   Бабуля задумалась.
   - Нет. По-моему, этого пока за тобой не замечалось. Можешь отвечать.
   Майор, похоже, обладал просто ангельским терпением. Он молча ждал. Я быстренько покопалась в памяти.
   - Тринадцатого... А! Я ездила во Владиславов, очень неудачная получилась поездка.
   К моей подруге, Элеоноре Кошинской. Договориться с ней о приезде моих детей...
   И без колебаний я описала все мои злоключения, не забыв сено и вытье. Хочется ему - пожалуйста. Австралийское семейство слушало с очевидным любопытством. Попробовала бы я рассказать им все это при других обстоятельствах - да они и слушать бы не стали. Я мстительно прошлась по электронике "тойоты", мне не жалко, хотели - так получайте.
   - И все это время вы были во Владиславове?
   - Все время. Без какого-либо перерыва.
   - А когда вернулись?
   - Пятнадцатого вечером.
   - То есть это вы были в Вечфне Костельной...
   - Там меня как раз фараоны.., то есть, простите, дорожная полиция остановила.
   - А потом в Заленже, а потом - в Дыбах...
   - Точно. А потом неслась в Млаву.
   - По дороге, между Заленжей и Дыбами, находится местечко под названием Лесная Тишина. Вы туда не заезжали?
   Я удивилась:
   - Лесная Тишина? Первый раз слышу. Там есть какой-то указатель?
   - Есть. Не очень, правда, на виду.
   - Я не заметила. Да если бы я еще куда-то заезжала, то добралась бы до Владиславова только ночью. Ни в какой Лесной Тишине мне нечего было делать. А что - там где-то по дороге я должна была что-то увидеть?
   - Не обязательно увидеть, - пробормотал майор и надолго затих.
   Остальные тоже помалкивали, поглядывая то на него, то на меня, как при игре в настольный теннис. Я ломала голову: чем же так заинтересовала полицию моя поездка к Элеоноре?
   Майор вздохнул:
   - Ну хорошо. Вы знакомы с паном Домиником?
   О, черт бы вас всех побрал!
   Сначала я хотела отпереться. Отпереться от Доминика, от знакомства с ним, от семи лет моего кретинизма, семи по-идиотски испорченных лет жизни. А одновременно меня разбирало любопытство, мстительное злорадство, дикое желание услышать, какую же беспредельную глупость он ухитрился совершить.
   Неодолимая, необузданная жажда окончательно убедиться, что все-таки права была я, а не он!
   Я собрала в кулак всю свою силу духа и ответила абсолютно обычным тоном и даже несколько равнодушно:
   - Да, была. В прошлом. Настоящее время здесь неуместно.
   - И когда вы видели его в последний раз?
   Вот тебе и на! Все это было так противно, что я даже выбросила из памяти конкретную дату. Ну, помнила так, более или менее...
   - Вам нужно точно? - неуверенно спросила я. - Мне придется покопаться в старых календарях.
   - А приблизительно?
   - Года четыре тому назад. Сейчас у нас что - конец июня? А это была Пасха. Значит, четыре года и примерно два или три месяца, в зависимости от того, когда тогда была Пасха, сейчас я просто не вспомню.
   - А позже? В последнее время?
   - Нет. Пан Доминик избегал меня, а я - его, поэтому нам легко удавалось обходиться без каких-либо контактов.
   - Но раньше это было довольно близкое знакомство?
   Ушки у моей родни торчком стояли на макушках. Я задумалась, вывалить ли всю правду при них или же хоть чуть-чуть сохранить лицо.
   Не приняв никакого решения, стала балансировать на грани умеренной правды:
   - Да. Близкое. Весьма близкое.
   - И вы его так внезапно оборвали, как раз на Пасху четыре года назад?
   - Видите ли, об этом можно долго говорить, хотя Пасха тут ни при чем. Мы не руководствовались религиозными соображениями.
   Просто в какой-то момент, после семи лет связи, мы оба пришли к выводу, что продолжать нет никакого смысла, и расстались - раз и навсегда.
   Он - сам по себе, я - сама по себе. И привет.
   - Но вы, без сомнения, могли бы что-то рассказать о господине Доминике?
   - Конечно, могла бы, причем чертовски много. Но не сомневайтесь, делать я этого не стану. Должна же быть у человека хоть какая-то порядочность, даже если это человек женского пола. Меня воспитывали на понятиях рыцарской чести и прочих глупостях, поэтому считайте, что я лишилась памяти, впала в идиотизм и ничего не знаю. О господине Доминике лучше расспросите его самого.
   - Это несколько затруднительно, - вздохнул майор. - Спиритические сеансы не пользуются в полиции большой популярностью.
   - Что?
   - Я говорю, что спиритические сеансы в полиции не практикуют...
   - Не понимаю, о чем вы толкуете, - раздраженно произнесла я. - Вы что, хотите сказать, что Доминик на том свете? Он что - умер?
   - Именно это я и хочу сказать. Пан Доминик мертв.
   От изумления я потеряла дар речи. Смерть и Доминик представлялись абсолютно несовместимыми вещами - он всегда был здоров как бык, берег себя с осторожностью недоверчивого кота, вел самый правильный образ жизни, был далек от ипохондрии, прислушивался к своему организму, словно к дорогому и чуткому хронометру, и казался абсолютно несокрушимым. Каким это чудом он мог оказаться мертвым?
   - Это невозможно, - сказала я, пребывая в легком остолбенении. Почему? Что с ним случилось?! А вы убеждены, что он мертв? Я не верю.
   - К сожалению, это факт. Пан Доминик мертв.
   - И все равно не верю. Как, черт возьми, он мог умереть? У него было идеальное здоровье, ездил он всегда осторожно, избегал всяческого риска... От чего он умер?
   - Его убили. В его собственном доме в Лесной Тишине, как раз тогда, когда вы там находились.
   Я расстроилась, но это было не самое благородное чувство - полное скорее злости, чем жалости, к тому же с привкусом скандальности.
   С ума он, что ли, сошел, всегда так невероятно остерегался, даже цунами боялся, такой предусмотрительный, такой осторожный - и позволил себя убить?! Не иначе как его прикончили из пушки, из дальнобойного орудия или авиабомбой... Видно, достал он кого-то сверх всякой меры!
   - Ни в какой Лесной Тишине я не находилась и вообще не знаю, где это, - рассеянно сказала я, занятая своими мыслями. - Интересно, кто же это его кокнул и как?
   - По моему мнению, будет лучше, если ты сразу признаешься, - ледяным тоном посоветовала бабуля. - А если проявишь раскаяние, то, думаю, суд примет твое раскаяние как смягчающее обстоятельство.
   - Девочка моя, ты действительно убила того пана? - озабоченно спросил дядя Филипп.
   - Если уж ваши родственники высказываются так напрямую, то я тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос, - любезно присоединился к ним майор. - Вы убили Доминика Доминика?
   Должен сказать, что многое свидетельствует в пользу этого.
   Да что они все - с ума посходили, что ли?!
   - Я даже не представляю, каким образом могла бы его убить, разозлилась я. - Выстрелить из ружья? С большого расстояния, с телеобъективом.., нет, извините, как его там.., с оптическим прицелом? Или, может, это как-то иначе называется... Но зачем?
   - Вот это я хотел бы услышать от вас.
   Цель, равно как и причины убийства известны вам, а не нам.
   - Ничего мне не известно. Вздор! Делать мне больше нечего, как только убивать Доминика. Кто придумал этот идиотизм?
   - А откуда вы знаете, что его убили из ружья?
   - А что, так и было? Ниоткуда не знаю, просто другого способа и представить себе не могу. Ножом и с близкого расстояния - исключено, разного вида единоборствами он владел в совершенстве. Яд отпадает, он ел и пил исключительно свое. Из чужих рук и куска бы не взял, точь-в-точь хорошо выдрессированный пес. Что-то ему на башку сбросить.., тоже нет, у него была реакция летучей мыши. Остается только огнестрельное оружие, причем стрелять нужно было с большого расстояния, чтобы он не заметил.
   - А вы умеете стрелять?
   - В общем-то умею. Но разбирать эти штуки по частям, заряжать, взводить, чистить - это уж нет. Это как с автомашиной - ты ездишь, а сервис ухаживает за машиной. Кому-то пришлось бы это за меня сделать.
   - А вы пробовали?
   - Нет. То есть да, один раз попыталась засунуть патрон в двустволку, а еще раз - вытащить что-то такое непонятное из пистолета...
   - Не из револьвера?
   - Нет, у револьвера - барабан, а пистолет плоский, это каждый ребенок знает. Царские офицеры крутили барабан, когда играли в свою русскую рулетку, да и в кино у всех ковбоев всегда были револьверы, если я правильно помню. Не знаю, кто и когда придумал пистолет с.., вспомнила, обойма! Это называется обойма. Я попыталась ее вытащить, но все это так ужасно тяжело ходит, а у меня пальцы слабые. Короче, одной попыткой дело и ограничилось.
   - А где вы взяли оружие?
   - Нигде не брала, мне его сунули в руку.
   - Кто сунул?
   Ничего не поделаешь, не могла же я им соврать, все это совсем не трудно проверить, пришлось говорить правду.
   - Доминик, - призналась я мрачно.
   - Когда?
   - Откуда я знаю? Давно. Сейчас, дайте подумать... Лет девять тому назад.
   - Где?
   - Что - где?
   - Где это произошло?
   - Где-то в Тухольских Борах, на какой-то полянке, которую я бы ни за что на свете не нашла. Что-то там стояло, какой-то сарай или овин, в этот овин я и стреляла.
   - А откуда пан Доминик взял оружие?
   - Вынул из машины. Целый арсенал.
   Все уставились на меня с еще большим подозрением.
   - Что именно он вынул? - заинтересовался майор.
   - Ну, тут вы от меня точного ответа не дождетесь, - вежливо предупредила я. - Разные вещи. Двустволку я опознала по двум стволам, а остального просто не помню, я даже и не пыталась во всем этом разобраться.
   - Но длинноствольное оружие от короткоствольного вы отличите?
   - - Если они заметно различаются, то да.
   Но я иногда видела в кино нечто среднее, ни то ни се, так в этом я ничего не смыслю.
   - А он какие вынул?
   - Больше длинных, чем коротких, а всего их там штук шесть было. Но даже если бы вы мне все это показали на фотографиях или даже живьем, я бы тоже не была уверена. Во всяком случае, все это стреляло.
   - А у него было разрешение на все это оружие?
   - Он говорил, что да. И думаю, говорил правду, потому что, если бы у него разрешения не было, он вряд ли стал бы возить этот арсенал в машине и показывать бабам. Он всегда избегал выносить на публику какие-либо нелегальные вещи.
   - А сколько раз вы стреляли из его оружия после этого?
   - Ни разу.
   - А из чего стреляли?
   - Ни из чего. То есть, да, конечно, из чего-то такого стреляла в тире. Но тоже редко.
   - Тогда откуда же вы знаете, что умеете стрелять?
   - Если я попадала туда, куда хотела попасть, то, наверное, умею, как по-вашему? В выбранные сучки того овина и во всякие там разные фитюльки в тире. А в тире я всегда попадаю, благодаря чему пользуюсь большим уважением собственного сына.
   - А этот, как вы его называете, арсенал был у пана Доминика до конца жизни? Он от него не избавился? Не поменял?
   - Да откуда же мне знать? В лесной чащобе не выбросил, это точно. А потом я всех этих винтовок не видела. Да и он о них при мне не вспоминал, поэтому понятия не имею, что с ними сталось.
   Майор наконец отцепился от огнестрельного оружия и перешел к другой теме, по крайней мере мне так показалось.
   - Когда вы в последний раз были в кабинете покойника?
   В какой-то степени он застал меня врасплох, и с полминуты я взирала на майора довольно тупо.
   - Секундочку, секундочку, не путайте меня. Я так понимаю, что вы имеете в виду Доминика. В каком кабинете?
   - В его кабинете. В его доме. В его личном кабинете.
   - Да о чем вы говорите? Никакого дома у него не было.
   - А что у него было?
   - Двухкомнатная квартира, в одной комнате - спальня, в другой - нечто вроде гостиной. И никаких кабинетов.
   - Похоже, мы говорим о разных домах.
   Где находились эти две комнаты? По какому адресу?
   - Аллея Независимости, сто восемнадцать... Вот черт, номер квартиры не помню. Во всяком случае - на четвертом этаже.
   - И это была его единственная квартира?
   - Если и была какая-то другая, мне о ней ничего неизвестно, - ответила я тоном, который явно свидетельствовал о моем родстве с бабулей.
   Даже жуки-короеды начали в голосе поскрипывать.
   - После нашего разрыва до меня доходили какие-то сплетни, вроде бы у него было не одно жилье, но меня это не интересовало. У него могло быть хоть сто дворцов - не моей это бабки тапки...
   Прикусить себе язык я не успела.
   - Что такое?! - со смертельной обидой в голосе осведомилась бабушка.
   Я чуть было не подавилась, но майор, по всей видимости, заметил мое faux pas , и в нем шевельнулась жалость, а может, и плевать ему было на наши семейные распри, просто не хотел прекращать свой перекрестный допрос, - в общем, паузы он не сделал.    - В таком случае почему вы послали ему письмо на другой адрес?
   - Какое письмо?
   - Обыкновенное. Нормальное письмо. На адрес Ружана, дом три, квартира шестнадцать.
   Посмотрите, это ведь ваше письмо?
   Он вытащил из кармана помятый конверт, показал написанный от руки адрес, вынул из конверта листок бумаги и сунул мне под нос. Мне даже не нужно было разглядывать, я узнала это письмо.
   Оно было довольно коротким. Всего четыре слова:
   "Я обдумала. Не хочу".
   ***
   Я и вправду не хотела. Не лежало у меня сердце к этому последнему разговору, к взаимным упрекам и претензиям. Меня охватило уныние. За каким чертом я должна говорить с пнем, объяснять могильной плите, что она холодная и бездушная! И что несчастная плита могла с этим поделать?