Страница:
Последнее поручение Доминика, которое он выдал, уже спускаясь по лестнице, звучало так:
- Обдумай все и сообщи.
Вот этим-то письмом я как раз и сообщила ему, что больше не хочу. Не хочу его видеть, не хочу ничего исправлять, ничего не хочу выяснять, не хочу пытаться все наладить, не хочу даже устраивать скандала. Очарование прошло, обожание сдохло, и то счастье, которым он пичкал меня семь лет подряд, уже из ушей лезло!
Ведь даже ту стрельбу в лесу Доминик затеял только ради того, чтобы продемонстрировать ничтожество моей персоны. Чтобы доказать, что я ничего не умею, а он умеет все и поэтому должен пользоваться безоговорочным почитанием. Его чуть удар не хватил от скрытой ярости, когда я четырьмя выстрелами выбила четыре сучка из доски овина, а потом упрямо попадала в десятку на большой мишени, которую он насадил на гвоздь. Доминик пришел в бешенство и язвительно раскритиковал меня за полное отсутствие какого-либо понятия об оружии, а я-то, идиотка, ждала, что меня похвалят!
Он доминировал и владел, проклятый супермен, а я принимала это за опеку и заботу. Он хлестал меня, как лысую кобылу, хая все, что бы я ни сделала, и это называлось повышением моего общего уровня. Он беспрестанно обманывал меня и оскорблял, скрывая как правду о себе (чему, собственно говоря, трудно удивляться), так и свое богатство, что уже граничило с лживым идиотизмом. Он что - воображал себе, будто я соблазнюсь его деньгами? Наверняка так и было, ведь он постоянно твердил, что все женщины - алчные хищницы...
Я действительно думала, что Доминик живет в скромной двухкомнатной квартире, а "вольво" купил на гонорар за фотографии. Я искренне верила, что фотография - единственное его занятие и единственный источник доходов. Я восхищалась благородством, великодушием и добросердечностью Доминика, которые заставляли его делиться своим добром с разными падшими личностями, вытащенными им же из грязи. Большинство этих существ было женского пола, но он позволял им лишь боготворить себя да прислуживать, не отвечая, по моим наблюдениям, ни малейшей взаимностью.
Я понятия не имела, зачем Доминику все эти люди, у меня не было и намека на подозрение, чем он на самом деле занимается. Лишь года через четыре начала кое-что подозревать, но и тогда гнала эти мысли подальше. Однако в конце концов шило вылезло из мешка, и я взбунтовалась.
Оказалось, что вытянутые из грязи личности становились кем-то вроде его агентов. Тайных информаторов. Доминик находил им работу или помогал знакомиться с важными людьми, и та или другая девица прямо из постели своего ухажера неслась к Доминику, чтобы передать ему все секреты. Глупые бабы воровали документы и фотографии, делали копии - в общем, из кожи вон лезли, только бы завоевать любовь и ласки божества. Зачарованные рабыни, они были еще глупее меня.
С парнями дело обстояло не так гладко, ибо гомосексуализм в планы Доминика не входил, так что ему приходилось становиться для очередного юнца настоящим идолом, абсолютным авторитетом, правда за пазухой был припрятан компромат на каждого бедолагу.
- Знание - это власть, - сказал он мне однажды.
Да, он обожал власть. Скрытую, тайную, а не явную - упаси боже! И деньги обожал, поскольку они питали его власть.
Доминик никого не шантажировал в открытую, нет, он действовал исподволь, тихо и коварно. Никогда ни у кого не брал денег, напротив, любил платить за все сам, с презрением и каким-то лживым сочувствием симулируя широту души.
Однако за свою щедрость требовал услуг. Громадные свои доходы он черпал из каких-то таинственных вкладов, ссуд, компаний и еще черт знает чего. Начав интриги с младых лет, Доминик успел взять под уздцы прежнюю партийную верхушку, тем более что ему досталось наследство от дяди, которого он в глубине души высоко ценил, а вслух горячо осуждал. Сволочью дядька тот был исключительной; по моему разумению, он сумел завладеть какими-то секретными документами партии и органов безопасности, якобы сожженными. Когда строй сменился, в тюрьму он не сел, несмотря на свои многочисленные мошенничества и преступления - кажется, речь шла о наркотиках, подделке документов и контрабанде. Просто смотался из страны и затаился где-то в теплом гнездышке. Заодно и сменил фамилию - из Яна Доминика сделался Домиником Иеном.
Доминик воспользовался дядиным наследством, а уж потом у него все пошло само собой, так как новые капиталисты подставлялись чуть ли не добровольно, торопливо и без опаски. Доминик прижимал их столь дипломатично и деликатно, что каждый предпочитал пойти ему навстречу и помочь заработать.
Чем дальше, тем сильнее я чувствовала вонь, идущую от этой деятельности. Выяснилось, что он приписывал себе чужие достижения и чужие заслуги. Давал понять, что он - гений механики, ну и, разумеется, лучший фотограф всех времен, пока совершенно случайно не выяснилось, что за него все делают другие. Я бы ни за что в такое не поверила, не наткнись на правду сама. Вычитывая тексты, я ведь в общем и целом понимала, о чем идет в них речь.
И когда вдруг Доминик объявил себя автором чего-то такого, что еще в рукописи лежало у меня на столе...
И я очень быстро охладела к нему; ореол, окружавший его в моих глазах, заметно потускнел. Доминик никак не мог поверить, что я могу уйти от него, хотя нежные чувства симулировал из рук вон плохо. Собственно, последние годы он вообще со мной не считался, делал все, что хотел, ясно давая понять, что мне придется смириться с ролью половой тряпки - иначе я его вообще потеряю.
Семь лет я словно пребывала в дурмане, доверчивая и глупая корова. Семь лет потратила на то, чтобы угадывать его желания и исполнять их. И вот наконец все кончилось.
Полностью я обрела свой разум лишь тогда, когда мы расстались, когда с меня свалилась эта ужасающая ноша и я сумела осознать, насколько тяжела она была. И тогда я почувствовала вовсе не горе, а невероятное облегчение. Остались лишь горечь, отвращение к самой себе и упреки в собственной глупости.
И все это свое беспредельное идиотство выставить на всеобщее обозрение? Сейчас, разбежалась!
***
Похоже, майора по-прежнему занимал вопрос: почему письмо было послано на другой адрес? Я встряхнулась и пришла в себя. Да пожалуйста, отвечу, уж это-то вполне могу сказать.
- Я понятия не имею, пан майор, что там было на этой Ружаной, три, но Доминик требовал, чтобы вся его корреспонденция поступала именно на этот адрес. Тогда я думала, что там сидит какой-то служащий, забирает почту и доставляет Доминику куда потребуется - тот ведь много бывал в разъездах. Еще я думала, что он не хочет, чтобы кто-то по переполненному почтовому ящику догадался, что его нет дома.
- А теперь что вы думаете?
- Ничего. Теперь это меня вообще не касается.
- И вы никогда там не бывали?
Я искренне удивилась:
- Чего ради?
- Чтобы проверить... Ладно, оставим... Вы знакомы с Михалиной Колек?
О Михалине Колек я знала довольно много, хотя это трудно было назвать знакомством. Одна из особо ошалелых обожательниц Доминика, которую мне постоянно ставили в пример как особу весьма полезную и услужливую. Возможно, мне полагалось видеть в ней соперницу и стараться ее превзойти.
- Постольку-поскольку. Знаю, что есть такая, два-три раза видела ее мельком, но никогда не разговаривала с ней.
- А откуда вы знаете?
- Секундочку. Что - откуда я знаю?
- Что она вообще существует?
- О ее существовании меня известил Доминик. Я увидела их вместе, полюбопытствовала, что это за монстр. Он назвал имя, на том все и закончилось. Если он соврал, я на себя ответственности за это не возьму и прошу на меня все не валить.
- А вы знаете, где жила пани Колек?
- Не имею ни малейшего представления, - А где живет сейчас?
- И подавно.
- Но хотели бы знать?
Я удивилась еще больше:
- А на кой шут? Да пусть себе живет хоть в шалаше, хоть в королевском замке, меня это не касается. Как-нибудь проживу без этих сведений.
- - И все же я вам скажу. Теперь Михалина Колек живет в Служевецкой Долинке, а вот раньше жила на Ружаной, дом три, квартира шестнадцать.
- - Ну и что? - спросила я, прежде чем до меня дошел смысл. - Мне что - к ней в гости идти? Не хочу!
- А может, и стоило бы сходить? - ядовито буркнула тетка Иза. Выразить свои соболезнования...
- Еще чего! - - Так как? - спросил майор. - Адрес вам ни о чем не говорит?
Я пожала плечами, наиболее точно выразив свое отношение к этому делу.
- Похоже, пани Колек давно прибрала к рукам Доминика. Или наоборот. Попробуйте задать все эти вопросы ей, а не мне.
Мое любезное предложение майор оставил без внимания, зато вмешалась бабуля.
- Я вижу, беседа несколько затягивается, - с укоризной произнесла она. - Мы, конечно, уже поужинали, однако кое-какие напитки просто необходимы. Если вина моей внучки в полной мере еще не доказана, думаю, господа проявят некоторый такт и присоединятся к нам. Ольга что-нибудь приготовит.
Прошу!
Тетка Ольга выбралась из-за стола, ее недовольство прямо-таки звенело в воздухе. Майор не устоял перед бабулей, поскольку перед ней не устоял бы даже стол, и скромно попросил чаю, а сержант последовал его примеру. После чего мы вернулись к нашим баранам.
- Как, по-вашему... Как пан Доминик относился к пани Колек?
Начиная терять терпение, я испустила тяжкий вздох.
- Не имею никакого понятия и могу предположить абсолютно все. В те времена мне казалось, что он считает Михалину кем-то вроде верного слуги, но я могу и ошибаться. Почему бы вам не спросить о чем-то таком, что касается меня лично и о чем я хоть что-то знаю? Я охотно отвечу.
- Пожалуйста, - легко согласился майор. - Во Владиславове вы никак не могли отключить сигнализацию и попросили о помощи.
Вы случайно не знаете имя того человека?
- Случайно знаю, - ответила я и задумалась. Ведь тот тип мог соврать что угодно, документов его я не видела, и что же я тогда знаю?
Ничего. Хотя нет, о Еве Дарко он говорил как настоящий сын... - Он представился, зовут Лукаш Дарко, сын Евы Дарко, той самой гениальной дизайнерши. Думаю, сказал правду. Пан Дарко работает таксистом.
- Таксистом? И что, он оказался там по службе?
- Ждал клиента. И дождался.
- А вы этого клиента разглядели?
- Разглядела. Насколько можно разглядеть в темноте с расстояния в десять метров.
Какое-то существо в брюках обозначилось рядом с машиной и забралось внутрь. Кто же еще, как не клиент, правильно?
- Мужчина?
- Вот этого не могу сказать. Теперь и женщины носят брюки.
- Я так понимаю, что вы разговорились?
- Точно. На крыльце у Элеоноры. Двигатель в моей машине работал, поскольку аккумулятор заряжался, а мы сторожили. Минут тридцать-сорок. Потом появился клиент и компания сама собой распалась.
- То есть Лукаш Дарко уехал около половины двенадцатого. А когда он приехал? Это не упоминалось в разговоре?
- Нет. Думаю, что не утром, потому что тогда бы уж точно пожаловался. Мы болтали о машинах, о том о сем...
- Понимаю...
На кухне что-то громыхнуло. Тетка Ольга явно не совладала с моей техникой. Вслед за грохотом мы услышали отчаянный крик. Я уже хотела броситься на подмогу, но меня удержал ледяной взор бабули, заставив истуканом торчать в гостиной. На кухне что-то фарфорово звякало; казалось, тетка вот-вот одержит верх над стихией, но тут очередной дикий вопль заставил нас подскочить. В голосе тетки звучал смертельный ужас.
В одно мгновение в кухне оказалась вся компания, за исключением бабули. Она величественно прибыла чуть позже.
Тетка Ольга стояла возле раковины, все, что минуту назад находилось на подносе, теперь валялось вокруг нее. Двумя пальцами тетушка держала мою половую тряпку, которая раньше была махровым купальным полотенцем.
На лице Ольги читались ужас и отвращение.
Тряпку в изобилии усеивали жуткие кроваво-ржавые пятна...
Ясно. Мой бедный палец, отрубленный топором. Кровь-то я смыла, а вот о тряпке и не вспомнила. А тетка, уронив поднос, решила прибраться, полезла под раковину и...
В кухне повисло тяжкое молчание.
- Так ты его топором зарубила? - неожиданно и с явным интересом спросила тетка Иза.
Я потянулась за злосчастной тряпкой, но меня опередил майор. Ступив в чайную лужу, он взял тряпку и посмотрел на меня:
- Мне очень жаль, милая пани, но, боюсь, я вынужден забрать этот предмет на анализ.
- Да на здоровье, - безнадежно махнула я рукой, но тут же оживилась:
- А вернете выстиранной?
Молчавший все это время сержант выхватил из кармана аккуратно сложенный прозрачный пластиковый пакет, развернул, подсунул майору, и тряпка полетела в пакет.
- Это будет зависеть от результатов исследования. К сожалению, вполне вероятно, что вы навсегда лишитесь этой вещи.
- Разве что вы ее потеряете... У меня группа крови АВ, резус положительный. Я сейчас не вспомню, какая группа у Доминика, но знаю, что другая, так что можете исследовать это добро сколько влезет. Я могу здесь прибраться?
У меня снова мелькнула надежда, что он мне не разрешит и уборкой займутся тетки с мужьями, но майор, к сожалению, возражать не стал. Я подняла поднос, с которым ничего не случилось, быстро убрала следы погрома и приготовила напитки. Компания в ожидании маялась в гостиной.
Когда я внесла уставленный напитками поднос, светская беседа была в самом разгаре и основной ее темой, разумеется, была моя персона.
Бабуля с достоинством выражала готовность оплатить адвоката, дядя Филипп ручался, что когда-то я была доброй и воспитанной девочкой, а тетка Иза настойчиво выспрашивала, как, собственно, произошло убийство и на чем я оставила отпечатки пальцев. Майор отвечал охотно и крайне дипломатично.
Так я узнала, что Доминика действительно застрелили из его собственного оружия, и вовсе не с громадного расстояния, а с близкого. Интересное кино. Как же это могло произойти? Из двустволки жаканом на кабана, причем у этой двустволки чего-то там недоставало. Меня все эти технические детали ни в малейшей степени не трогали, зато очень расстроили дядю Игнатия, который упорно настаивал, что более короткое дуло сводит на нет точность выстрела. Ну и пусть себе сводит, какое мне до этого дело? Однако я прекрасно помнила, что Доминик хвастался своими усовершенствованиями, и заколебалась, не обнародовать ли мои подозрения, что на самом деле этим занимался не он, а некая таинственная личность. А Доминик лишь присваивал успехи этой личности.
Возможно, разнервничавшись из-за убийства и будучи чертовски зла на Доминика, я бы и высказалась, но тут очень некстати у майора тренькнул мобильник. На том допрос и закончился. Меня уведомили, что я не должна покидать пределов города и менять адрес без согласия властей, после чего оба представителя означенных властей исчезли, словно их и не было.
Долгое время в моем доме царило молчание.
- А вообще-то интересно, - задумчиво произнесла тетка Иза, глядя на дверь, - почему они не забрали ее в тюрьму?
- В КПЗ, - поправил ее дядя Игнатий.
- Должна же существовать хоть какая-то семейная солидарность, осуждающе заметила бабуля в пространство.
- Я не привыкла... - начала тетка Ольга, покрываясь кровавым румянцем.
- Дело в том, - перебила я, - что у нас КПЗ и тюрьмы переполнены. Подозреваемых не сажают, даже если им ничего не стоит удрать за границу. А я не принадлежу к власть имущим, так что удирать мне некуда.
- Но, Изочка, - сказал расстроенный дядя Филипп, - может быть, она его все-таки не убивала?
Глаза тетки Изы как-то странно сверкнули, и она бросила на мужа убийственный взгляд.
***
По пути на Повонзковское кладбище Бежан и Забуй обменялись между собой всего парой фраз.
- Проклятая жизнь, - сказал Бежан.
- Если что, то у обеих есть алиби, - с явным недовольством констатировал сержант Забуй.
На этом беседа завершилась.
У четвертых ворот их ждал сотрудник, который проводил к нужной могиле. По дороге они наткнулись на Роберта Гурского.
- Случайно услышал сообщение по рации, - объяснил Роберт. - Этот тип, который Дарко, вроде бы возвращается из Млавы, хотел перехватить его по дороге, но меня как-то смутило упоминание о вдове. Так что я на всякий случай...
Они добрались до места.
Зрелище было мрачное. Между двумя могилками лежал большой ком черных одежд, о наличии человеческого тела под ним свидетельствовали только торчащие из-под тряпья лакированные туфли. Туфли были дамские. Что ж, охваченная отчаянием вдова горевала на могиле покойного мужа и потеряла сознание. Кстати, именно так и подумала одна из кладбищенских уборщиц, наводившая порядок неподалеку. Вначале она обратила внимание на одежду, а уж потом распознала под тряпками человека и разозлилась, что какая-то баба устроила представление как раз на ее участке. Полагая, что вдовица заснула, она попыталась ее разбудить - вначале криком, а потом дергая за плечо. В результате выяснилась страшная правда, которую подтвердила кровь на затылке, и разумная уборщица немедленно уведомила компетентные органы.
А компетентные органы передали информацию дальше, ее-то и услышал Роберт.
Он приехал следом за врачом, поэтому успел осмотреть черную фигуру и опознал Михалину Колек. Не подлежало ни малейшему сомнению, что Михалину ударили по затылку твердым предметом. С моментальным эффектом.
Рядом находилась семейная усыпальница неких Домиников. Впервые ее услугами воспользовались в 1927 году от Рождества Христова.
- Вот мы и получили список гостей, - угрюмо сказал Бежан.
- Надо было надавить на нее с самого начала, - расстроился Гурский. И что теперь будем делать?
- Не так уж важно, что мы теперь будем делать, важно, кто ее убрал. Ясно, что обе Изы Брант тут ни при чем.
Гурский принялся высчитывать:
- Колек села в такси у нас на глазах, она - на кладбище, вы - на Круткую. Я так понимаю, что обе Изы Брант уже там были, и ни одна из них просто не успела бы смотаться на кладбище.
Кстати, может, эта баба что-нибудь видела?
- Какая баба?
- Уборщица.
Бежан тем временем усиленно раскидывал мозгами. И вот что у него получалось. Доминика младшая Иза Брант еще могла убить, а вот Михалину Колек - никак. Можно, конечно, принять версию о случайном преступнике, который болтался по кладбищу, но случайные преступники обычно нападают с целью грабежа, а у Михалины Колек никто ничего не забрал, даже сумочка осталась при ней. Так что мотив убийства кроется совсем в другом, и возникает вопрос: кому эта баба сказала, что едет на кладбище в столь позднее время?
- Уборщицу допросим прямо сейчас, - ответил он. - А что она вообще тут делала? Все эти уборщицы и садовники, как правило, работают по утрам, а не на ночь глядя.
- Здесь ее допросим или в управлении?
- Здесь. Вдруг наведет нас на след.
Кладбищенская уборщица оказалась вполне нормальной женщиной среднего возраста, не пугливой, не болтливой и в меру рассудительной.
Никаких постыдных тайн у нее, по всей видимости, не было, так что отвечала она на вопросы охотно и подробно.
Да, обычно она начинает работу как можно раньше, сразу же после восхода солнца, но бывает, что уборка затягивается до самого вечера, если, к примеру, мешают похороны. А сегодня днем ей пришлось отлучиться домой должен был прийти водопроводчик, починить забарахливший унитаз. Под вечер она вернулась на кладбище, хотела проверить, прижились ли цветы, которые высадила накануне. Доделала дела и пошла к выходу - между могилами напрямик, так короче. Ну и наткнулась на эту бабу в черном. Не могла же она ее так оставить!
Бежан попросил вспомнить, кого она видела и что слышала вечером.
- Да под вечер тут мало кто ходит. Бывает, что люди на родных могилах до самого закрытия кладбища сидят, но таких по пальцам пересчитать. А пораньше-то полно всяких шаталось.
- Нет, нас интересуют те, что попозже.
После семи.
- Ну, на часы я не смотрела, но когда темнеть начало, только один промелькнул, - я как раз розы опрыскивала, отравой для тлей.
Тут его и увидела, бежал как на пожар.
- К воротам бежал или от ворот?
- К воротам. Он еще странный какой-то был...
Бежан взглядом попросил продолжать.
- Не знаю, как это сказать, ну, в общем, воришки всякие тут тоже встречаются, цветы крадут, рюмки или еще что. Но я их уже отличаю, глаз-то наметанный. А этот был не из таких.
И вел себя странно. По кладбищу-то редко бегают, а тут он еще с цветами бежал.
- Ну и что? - удивился Бежан. - Люди на кладбище обычно цветы и приносят.
- Приносят, а не уносят. А он с цветами бежал к воротам. Да еще такой букетище огромный, почему я и запомнила. Иногда ведь случается, что кто-то придет покойника навестить, да могилку не найдет, но тогда уж цветы кладут на первую попавшуюся. А чтобы обратно уносить, такого еще не было. Я, во всяком случае, никогда не видела.
- А как он выглядел?
- Обычно, человек как человек. Не слишком молодой, не старый... Лет сорока, а может, и чуток постарше. Я лучше скажу, чего не было. Не бородатый, не лысый, не толстый и не тощий. Хотя я бы сказала, что в теле. Ну и все. Больше ничего не вспомню, а выдумывать не приучена.
Этим Бежан с Гурским и вынуждены были ограничиться.
Немедленное вскрытие, которого сумел добиться Бежан, показало, что Михалину дважды ударили по затылку предметом, более всего напоминающим молоток для отбивания мяса. Подобные орудия обычно на кладбище не валяются, так что это было предумышленное убийство.
- Шут бы побрал все эти изобретения, - огорченно сказал Гурский. Говорят, раньше можно было проследить каждый телефонный звонок, а теперь что? По сотовым еще ведется учет, а уж стационарные - хоть головой об стенку бейся. То есть количество звонков - пожалуйста, но где же номера?
- Да уж, эта Иза Брант подходила как влитая, - вздохнул в свою очередь Бежан. - Но к Михалине Колек ее никак не присобачишь, да и в отношении Доминика я начинаю сомневаться. Ты же знаешь, я не люблю выстраивать концепции, пока не соберу всех фактов, но тут все прямо-таки само собой складывалось. Теперь-то понятно, что, к сожалению, дело запутанное и придется нам копаться в бумагах. Хотя парочка вопросов к пани Брант у меня имеется...
***
Парочка вопросов у Бежана имелась и к Лукашу Дарко, который прямо из Млавы вернулся домой. Бежан с Гурским нанесли ему визит, позволив себе по пути сделать несколько элегантных предположений, которые, впрочем, сразу же пошли коту под хвост.
- Когда эта Брант сказала, что во Владиславове именно Дарко отключил ей охранную сигнализацию, я едва сдержался, - огорченно вспоминал Бежан. На дуру она не похожа, попусту не болтает. Выглядело так, будто она специально подсовывает мне этого таксиста. Я даже подумал, что они могут быть сообщниками. Убийство по личным мотивам.
- А Колек все испортила, - вздохнул Роберт.
- Но ты уверен, что Дарко был в Млаве?
- К сожалению, да. Дорожная полиция видела его еще до Плоньска. То есть если смотреть с нашей стороны, то за Плоньском.
- Жаль.
- Конечно. Он бы нам в аккурат подошел.
Михалина Колек свидетельствует против Изы Брант, поэтому сообщник, Дарко, убирает ее, выбрав момент, когда у Брант железное алиби...
- Но они же не могли знать, когда мы к ней нагрянем.
- А может, следили за Михалиной...
- Допустим. Да, красиво все складывалось. И вдруг - пшик. Знаешь, дурные у меня предчувствия.
Лукаш Дарко сам открыл им дверь небольшой виллы. Кроме него, дома никого не было.
Допрос, как всегда в исполнении Эдика Бежана, проходил в свободной, салонной, чуть ли не дружеской атмосфере. С порога инспектор заявил, что Дарко вовсе не обязан их впускать и беседовать с ними. Они просят его оказать им такую любезность, но он вправе смело вышвырнуть их за дверь. И Лукаш Дарко тотчас пригласил их войти. Поначалу выглядел он не особо приветливым.
- Хотел устроить себе вечер отдыха, - честно признался он. - Но вечер еще только начинается, так что перенесу его на более позднее время. Может, вы голодны или чего-нибудь выпьете? Моей матери дома нет, лучше всего устроиться в ее салоне. Прошу.
Дом был небольшой, построенный лет тридцать назад по тогдашним нормативам, поэтому салон скорее заслуживал названия "салончик".
Но зато как там было красиво!
- Все моя матушка, - пояснил Лукаш. - Она дизайнер, сотворила здесь всю эту красоту, когда я только в школу пошел. Что касается еды, прямо скажу, делать мне ничего не хочется, но напитки в баре найдутся. Что будем пить?
- А у вас есть и собственный салон? - заинтересовался Бежан.
- Наверху. Точнее, салона у меня нет.
Спальня и конурка. Так что будем пить? Пиво, вино, что-нибудь покрепче?
Пару секунд Бежан раздумывал, как следует трактовать свой визит. Он здесь по службе, это несомненно, но у кого? У свидетеля, у подозреваемого, у обычного гражданина? У помощника в расследовании? Или у преступника, которого в любом случае необходимо обмануть?
- Если вы ничего не имеете против, то пиво, - решился он. - А что это значит - спальня с конуркой?
- Комнатки здесь небольшие, поэтому одну стенку разломали. Так что спальня вышла просторная, а в соседней конурке я устроил ванную. Если хотите, можем подняться ко мне. На ваше усмотрение.
- Нас и здесь все устраивает. Давайте перейдем к делу. Тринадцатого числа этого месяца вы были во Владиславове, причем добирались туда проселками, так?
- Обдумай все и сообщи.
Вот этим-то письмом я как раз и сообщила ему, что больше не хочу. Не хочу его видеть, не хочу ничего исправлять, ничего не хочу выяснять, не хочу пытаться все наладить, не хочу даже устраивать скандала. Очарование прошло, обожание сдохло, и то счастье, которым он пичкал меня семь лет подряд, уже из ушей лезло!
Ведь даже ту стрельбу в лесу Доминик затеял только ради того, чтобы продемонстрировать ничтожество моей персоны. Чтобы доказать, что я ничего не умею, а он умеет все и поэтому должен пользоваться безоговорочным почитанием. Его чуть удар не хватил от скрытой ярости, когда я четырьмя выстрелами выбила четыре сучка из доски овина, а потом упрямо попадала в десятку на большой мишени, которую он насадил на гвоздь. Доминик пришел в бешенство и язвительно раскритиковал меня за полное отсутствие какого-либо понятия об оружии, а я-то, идиотка, ждала, что меня похвалят!
Он доминировал и владел, проклятый супермен, а я принимала это за опеку и заботу. Он хлестал меня, как лысую кобылу, хая все, что бы я ни сделала, и это называлось повышением моего общего уровня. Он беспрестанно обманывал меня и оскорблял, скрывая как правду о себе (чему, собственно говоря, трудно удивляться), так и свое богатство, что уже граничило с лживым идиотизмом. Он что - воображал себе, будто я соблазнюсь его деньгами? Наверняка так и было, ведь он постоянно твердил, что все женщины - алчные хищницы...
Я действительно думала, что Доминик живет в скромной двухкомнатной квартире, а "вольво" купил на гонорар за фотографии. Я искренне верила, что фотография - единственное его занятие и единственный источник доходов. Я восхищалась благородством, великодушием и добросердечностью Доминика, которые заставляли его делиться своим добром с разными падшими личностями, вытащенными им же из грязи. Большинство этих существ было женского пола, но он позволял им лишь боготворить себя да прислуживать, не отвечая, по моим наблюдениям, ни малейшей взаимностью.
Я понятия не имела, зачем Доминику все эти люди, у меня не было и намека на подозрение, чем он на самом деле занимается. Лишь года через четыре начала кое-что подозревать, но и тогда гнала эти мысли подальше. Однако в конце концов шило вылезло из мешка, и я взбунтовалась.
Оказалось, что вытянутые из грязи личности становились кем-то вроде его агентов. Тайных информаторов. Доминик находил им работу или помогал знакомиться с важными людьми, и та или другая девица прямо из постели своего ухажера неслась к Доминику, чтобы передать ему все секреты. Глупые бабы воровали документы и фотографии, делали копии - в общем, из кожи вон лезли, только бы завоевать любовь и ласки божества. Зачарованные рабыни, они были еще глупее меня.
С парнями дело обстояло не так гладко, ибо гомосексуализм в планы Доминика не входил, так что ему приходилось становиться для очередного юнца настоящим идолом, абсолютным авторитетом, правда за пазухой был припрятан компромат на каждого бедолагу.
- Знание - это власть, - сказал он мне однажды.
Да, он обожал власть. Скрытую, тайную, а не явную - упаси боже! И деньги обожал, поскольку они питали его власть.
Доминик никого не шантажировал в открытую, нет, он действовал исподволь, тихо и коварно. Никогда ни у кого не брал денег, напротив, любил платить за все сам, с презрением и каким-то лживым сочувствием симулируя широту души.
Однако за свою щедрость требовал услуг. Громадные свои доходы он черпал из каких-то таинственных вкладов, ссуд, компаний и еще черт знает чего. Начав интриги с младых лет, Доминик успел взять под уздцы прежнюю партийную верхушку, тем более что ему досталось наследство от дяди, которого он в глубине души высоко ценил, а вслух горячо осуждал. Сволочью дядька тот был исключительной; по моему разумению, он сумел завладеть какими-то секретными документами партии и органов безопасности, якобы сожженными. Когда строй сменился, в тюрьму он не сел, несмотря на свои многочисленные мошенничества и преступления - кажется, речь шла о наркотиках, подделке документов и контрабанде. Просто смотался из страны и затаился где-то в теплом гнездышке. Заодно и сменил фамилию - из Яна Доминика сделался Домиником Иеном.
Доминик воспользовался дядиным наследством, а уж потом у него все пошло само собой, так как новые капиталисты подставлялись чуть ли не добровольно, торопливо и без опаски. Доминик прижимал их столь дипломатично и деликатно, что каждый предпочитал пойти ему навстречу и помочь заработать.
Чем дальше, тем сильнее я чувствовала вонь, идущую от этой деятельности. Выяснилось, что он приписывал себе чужие достижения и чужие заслуги. Давал понять, что он - гений механики, ну и, разумеется, лучший фотограф всех времен, пока совершенно случайно не выяснилось, что за него все делают другие. Я бы ни за что в такое не поверила, не наткнись на правду сама. Вычитывая тексты, я ведь в общем и целом понимала, о чем идет в них речь.
И когда вдруг Доминик объявил себя автором чего-то такого, что еще в рукописи лежало у меня на столе...
И я очень быстро охладела к нему; ореол, окружавший его в моих глазах, заметно потускнел. Доминик никак не мог поверить, что я могу уйти от него, хотя нежные чувства симулировал из рук вон плохо. Собственно, последние годы он вообще со мной не считался, делал все, что хотел, ясно давая понять, что мне придется смириться с ролью половой тряпки - иначе я его вообще потеряю.
Семь лет я словно пребывала в дурмане, доверчивая и глупая корова. Семь лет потратила на то, чтобы угадывать его желания и исполнять их. И вот наконец все кончилось.
Полностью я обрела свой разум лишь тогда, когда мы расстались, когда с меня свалилась эта ужасающая ноша и я сумела осознать, насколько тяжела она была. И тогда я почувствовала вовсе не горе, а невероятное облегчение. Остались лишь горечь, отвращение к самой себе и упреки в собственной глупости.
И все это свое беспредельное идиотство выставить на всеобщее обозрение? Сейчас, разбежалась!
***
Похоже, майора по-прежнему занимал вопрос: почему письмо было послано на другой адрес? Я встряхнулась и пришла в себя. Да пожалуйста, отвечу, уж это-то вполне могу сказать.
- Я понятия не имею, пан майор, что там было на этой Ружаной, три, но Доминик требовал, чтобы вся его корреспонденция поступала именно на этот адрес. Тогда я думала, что там сидит какой-то служащий, забирает почту и доставляет Доминику куда потребуется - тот ведь много бывал в разъездах. Еще я думала, что он не хочет, чтобы кто-то по переполненному почтовому ящику догадался, что его нет дома.
- А теперь что вы думаете?
- Ничего. Теперь это меня вообще не касается.
- И вы никогда там не бывали?
Я искренне удивилась:
- Чего ради?
- Чтобы проверить... Ладно, оставим... Вы знакомы с Михалиной Колек?
О Михалине Колек я знала довольно много, хотя это трудно было назвать знакомством. Одна из особо ошалелых обожательниц Доминика, которую мне постоянно ставили в пример как особу весьма полезную и услужливую. Возможно, мне полагалось видеть в ней соперницу и стараться ее превзойти.
- Постольку-поскольку. Знаю, что есть такая, два-три раза видела ее мельком, но никогда не разговаривала с ней.
- А откуда вы знаете?
- Секундочку. Что - откуда я знаю?
- Что она вообще существует?
- О ее существовании меня известил Доминик. Я увидела их вместе, полюбопытствовала, что это за монстр. Он назвал имя, на том все и закончилось. Если он соврал, я на себя ответственности за это не возьму и прошу на меня все не валить.
- А вы знаете, где жила пани Колек?
- Не имею ни малейшего представления, - А где живет сейчас?
- И подавно.
- Но хотели бы знать?
Я удивилась еще больше:
- А на кой шут? Да пусть себе живет хоть в шалаше, хоть в королевском замке, меня это не касается. Как-нибудь проживу без этих сведений.
- - И все же я вам скажу. Теперь Михалина Колек живет в Служевецкой Долинке, а вот раньше жила на Ружаной, дом три, квартира шестнадцать.
- - Ну и что? - спросила я, прежде чем до меня дошел смысл. - Мне что - к ней в гости идти? Не хочу!
- А может, и стоило бы сходить? - ядовито буркнула тетка Иза. Выразить свои соболезнования...
- Еще чего! - - Так как? - спросил майор. - Адрес вам ни о чем не говорит?
Я пожала плечами, наиболее точно выразив свое отношение к этому делу.
- Похоже, пани Колек давно прибрала к рукам Доминика. Или наоборот. Попробуйте задать все эти вопросы ей, а не мне.
Мое любезное предложение майор оставил без внимания, зато вмешалась бабуля.
- Я вижу, беседа несколько затягивается, - с укоризной произнесла она. - Мы, конечно, уже поужинали, однако кое-какие напитки просто необходимы. Если вина моей внучки в полной мере еще не доказана, думаю, господа проявят некоторый такт и присоединятся к нам. Ольга что-нибудь приготовит.
Прошу!
Тетка Ольга выбралась из-за стола, ее недовольство прямо-таки звенело в воздухе. Майор не устоял перед бабулей, поскольку перед ней не устоял бы даже стол, и скромно попросил чаю, а сержант последовал его примеру. После чего мы вернулись к нашим баранам.
- Как, по-вашему... Как пан Доминик относился к пани Колек?
Начиная терять терпение, я испустила тяжкий вздох.
- Не имею никакого понятия и могу предположить абсолютно все. В те времена мне казалось, что он считает Михалину кем-то вроде верного слуги, но я могу и ошибаться. Почему бы вам не спросить о чем-то таком, что касается меня лично и о чем я хоть что-то знаю? Я охотно отвечу.
- Пожалуйста, - легко согласился майор. - Во Владиславове вы никак не могли отключить сигнализацию и попросили о помощи.
Вы случайно не знаете имя того человека?
- Случайно знаю, - ответила я и задумалась. Ведь тот тип мог соврать что угодно, документов его я не видела, и что же я тогда знаю?
Ничего. Хотя нет, о Еве Дарко он говорил как настоящий сын... - Он представился, зовут Лукаш Дарко, сын Евы Дарко, той самой гениальной дизайнерши. Думаю, сказал правду. Пан Дарко работает таксистом.
- Таксистом? И что, он оказался там по службе?
- Ждал клиента. И дождался.
- А вы этого клиента разглядели?
- Разглядела. Насколько можно разглядеть в темноте с расстояния в десять метров.
Какое-то существо в брюках обозначилось рядом с машиной и забралось внутрь. Кто же еще, как не клиент, правильно?
- Мужчина?
- Вот этого не могу сказать. Теперь и женщины носят брюки.
- Я так понимаю, что вы разговорились?
- Точно. На крыльце у Элеоноры. Двигатель в моей машине работал, поскольку аккумулятор заряжался, а мы сторожили. Минут тридцать-сорок. Потом появился клиент и компания сама собой распалась.
- То есть Лукаш Дарко уехал около половины двенадцатого. А когда он приехал? Это не упоминалось в разговоре?
- Нет. Думаю, что не утром, потому что тогда бы уж точно пожаловался. Мы болтали о машинах, о том о сем...
- Понимаю...
На кухне что-то громыхнуло. Тетка Ольга явно не совладала с моей техникой. Вслед за грохотом мы услышали отчаянный крик. Я уже хотела броситься на подмогу, но меня удержал ледяной взор бабули, заставив истуканом торчать в гостиной. На кухне что-то фарфорово звякало; казалось, тетка вот-вот одержит верх над стихией, но тут очередной дикий вопль заставил нас подскочить. В голосе тетки звучал смертельный ужас.
В одно мгновение в кухне оказалась вся компания, за исключением бабули. Она величественно прибыла чуть позже.
Тетка Ольга стояла возле раковины, все, что минуту назад находилось на подносе, теперь валялось вокруг нее. Двумя пальцами тетушка держала мою половую тряпку, которая раньше была махровым купальным полотенцем.
На лице Ольги читались ужас и отвращение.
Тряпку в изобилии усеивали жуткие кроваво-ржавые пятна...
Ясно. Мой бедный палец, отрубленный топором. Кровь-то я смыла, а вот о тряпке и не вспомнила. А тетка, уронив поднос, решила прибраться, полезла под раковину и...
В кухне повисло тяжкое молчание.
- Так ты его топором зарубила? - неожиданно и с явным интересом спросила тетка Иза.
Я потянулась за злосчастной тряпкой, но меня опередил майор. Ступив в чайную лужу, он взял тряпку и посмотрел на меня:
- Мне очень жаль, милая пани, но, боюсь, я вынужден забрать этот предмет на анализ.
- Да на здоровье, - безнадежно махнула я рукой, но тут же оживилась:
- А вернете выстиранной?
Молчавший все это время сержант выхватил из кармана аккуратно сложенный прозрачный пластиковый пакет, развернул, подсунул майору, и тряпка полетела в пакет.
- Это будет зависеть от результатов исследования. К сожалению, вполне вероятно, что вы навсегда лишитесь этой вещи.
- Разве что вы ее потеряете... У меня группа крови АВ, резус положительный. Я сейчас не вспомню, какая группа у Доминика, но знаю, что другая, так что можете исследовать это добро сколько влезет. Я могу здесь прибраться?
У меня снова мелькнула надежда, что он мне не разрешит и уборкой займутся тетки с мужьями, но майор, к сожалению, возражать не стал. Я подняла поднос, с которым ничего не случилось, быстро убрала следы погрома и приготовила напитки. Компания в ожидании маялась в гостиной.
Когда я внесла уставленный напитками поднос, светская беседа была в самом разгаре и основной ее темой, разумеется, была моя персона.
Бабуля с достоинством выражала готовность оплатить адвоката, дядя Филипп ручался, что когда-то я была доброй и воспитанной девочкой, а тетка Иза настойчиво выспрашивала, как, собственно, произошло убийство и на чем я оставила отпечатки пальцев. Майор отвечал охотно и крайне дипломатично.
Так я узнала, что Доминика действительно застрелили из его собственного оружия, и вовсе не с громадного расстояния, а с близкого. Интересное кино. Как же это могло произойти? Из двустволки жаканом на кабана, причем у этой двустволки чего-то там недоставало. Меня все эти технические детали ни в малейшей степени не трогали, зато очень расстроили дядю Игнатия, который упорно настаивал, что более короткое дуло сводит на нет точность выстрела. Ну и пусть себе сводит, какое мне до этого дело? Однако я прекрасно помнила, что Доминик хвастался своими усовершенствованиями, и заколебалась, не обнародовать ли мои подозрения, что на самом деле этим занимался не он, а некая таинственная личность. А Доминик лишь присваивал успехи этой личности.
Возможно, разнервничавшись из-за убийства и будучи чертовски зла на Доминика, я бы и высказалась, но тут очень некстати у майора тренькнул мобильник. На том допрос и закончился. Меня уведомили, что я не должна покидать пределов города и менять адрес без согласия властей, после чего оба представителя означенных властей исчезли, словно их и не было.
Долгое время в моем доме царило молчание.
- А вообще-то интересно, - задумчиво произнесла тетка Иза, глядя на дверь, - почему они не забрали ее в тюрьму?
- В КПЗ, - поправил ее дядя Игнатий.
- Должна же существовать хоть какая-то семейная солидарность, осуждающе заметила бабуля в пространство.
- Я не привыкла... - начала тетка Ольга, покрываясь кровавым румянцем.
- Дело в том, - перебила я, - что у нас КПЗ и тюрьмы переполнены. Подозреваемых не сажают, даже если им ничего не стоит удрать за границу. А я не принадлежу к власть имущим, так что удирать мне некуда.
- Но, Изочка, - сказал расстроенный дядя Филипп, - может быть, она его все-таки не убивала?
Глаза тетки Изы как-то странно сверкнули, и она бросила на мужа убийственный взгляд.
***
По пути на Повонзковское кладбище Бежан и Забуй обменялись между собой всего парой фраз.
- Проклятая жизнь, - сказал Бежан.
- Если что, то у обеих есть алиби, - с явным недовольством констатировал сержант Забуй.
На этом беседа завершилась.
У четвертых ворот их ждал сотрудник, который проводил к нужной могиле. По дороге они наткнулись на Роберта Гурского.
- Случайно услышал сообщение по рации, - объяснил Роберт. - Этот тип, который Дарко, вроде бы возвращается из Млавы, хотел перехватить его по дороге, но меня как-то смутило упоминание о вдове. Так что я на всякий случай...
Они добрались до места.
Зрелище было мрачное. Между двумя могилками лежал большой ком черных одежд, о наличии человеческого тела под ним свидетельствовали только торчащие из-под тряпья лакированные туфли. Туфли были дамские. Что ж, охваченная отчаянием вдова горевала на могиле покойного мужа и потеряла сознание. Кстати, именно так и подумала одна из кладбищенских уборщиц, наводившая порядок неподалеку. Вначале она обратила внимание на одежду, а уж потом распознала под тряпками человека и разозлилась, что какая-то баба устроила представление как раз на ее участке. Полагая, что вдовица заснула, она попыталась ее разбудить - вначале криком, а потом дергая за плечо. В результате выяснилась страшная правда, которую подтвердила кровь на затылке, и разумная уборщица немедленно уведомила компетентные органы.
А компетентные органы передали информацию дальше, ее-то и услышал Роберт.
Он приехал следом за врачом, поэтому успел осмотреть черную фигуру и опознал Михалину Колек. Не подлежало ни малейшему сомнению, что Михалину ударили по затылку твердым предметом. С моментальным эффектом.
Рядом находилась семейная усыпальница неких Домиников. Впервые ее услугами воспользовались в 1927 году от Рождества Христова.
- Вот мы и получили список гостей, - угрюмо сказал Бежан.
- Надо было надавить на нее с самого начала, - расстроился Гурский. И что теперь будем делать?
- Не так уж важно, что мы теперь будем делать, важно, кто ее убрал. Ясно, что обе Изы Брант тут ни при чем.
Гурский принялся высчитывать:
- Колек села в такси у нас на глазах, она - на кладбище, вы - на Круткую. Я так понимаю, что обе Изы Брант уже там были, и ни одна из них просто не успела бы смотаться на кладбище.
Кстати, может, эта баба что-нибудь видела?
- Какая баба?
- Уборщица.
Бежан тем временем усиленно раскидывал мозгами. И вот что у него получалось. Доминика младшая Иза Брант еще могла убить, а вот Михалину Колек - никак. Можно, конечно, принять версию о случайном преступнике, который болтался по кладбищу, но случайные преступники обычно нападают с целью грабежа, а у Михалины Колек никто ничего не забрал, даже сумочка осталась при ней. Так что мотив убийства кроется совсем в другом, и возникает вопрос: кому эта баба сказала, что едет на кладбище в столь позднее время?
- Уборщицу допросим прямо сейчас, - ответил он. - А что она вообще тут делала? Все эти уборщицы и садовники, как правило, работают по утрам, а не на ночь глядя.
- Здесь ее допросим или в управлении?
- Здесь. Вдруг наведет нас на след.
Кладбищенская уборщица оказалась вполне нормальной женщиной среднего возраста, не пугливой, не болтливой и в меру рассудительной.
Никаких постыдных тайн у нее, по всей видимости, не было, так что отвечала она на вопросы охотно и подробно.
Да, обычно она начинает работу как можно раньше, сразу же после восхода солнца, но бывает, что уборка затягивается до самого вечера, если, к примеру, мешают похороны. А сегодня днем ей пришлось отлучиться домой должен был прийти водопроводчик, починить забарахливший унитаз. Под вечер она вернулась на кладбище, хотела проверить, прижились ли цветы, которые высадила накануне. Доделала дела и пошла к выходу - между могилами напрямик, так короче. Ну и наткнулась на эту бабу в черном. Не могла же она ее так оставить!
Бежан попросил вспомнить, кого она видела и что слышала вечером.
- Да под вечер тут мало кто ходит. Бывает, что люди на родных могилах до самого закрытия кладбища сидят, но таких по пальцам пересчитать. А пораньше-то полно всяких шаталось.
- Нет, нас интересуют те, что попозже.
После семи.
- Ну, на часы я не смотрела, но когда темнеть начало, только один промелькнул, - я как раз розы опрыскивала, отравой для тлей.
Тут его и увидела, бежал как на пожар.
- К воротам бежал или от ворот?
- К воротам. Он еще странный какой-то был...
Бежан взглядом попросил продолжать.
- Не знаю, как это сказать, ну, в общем, воришки всякие тут тоже встречаются, цветы крадут, рюмки или еще что. Но я их уже отличаю, глаз-то наметанный. А этот был не из таких.
И вел себя странно. По кладбищу-то редко бегают, а тут он еще с цветами бежал.
- Ну и что? - удивился Бежан. - Люди на кладбище обычно цветы и приносят.
- Приносят, а не уносят. А он с цветами бежал к воротам. Да еще такой букетище огромный, почему я и запомнила. Иногда ведь случается, что кто-то придет покойника навестить, да могилку не найдет, но тогда уж цветы кладут на первую попавшуюся. А чтобы обратно уносить, такого еще не было. Я, во всяком случае, никогда не видела.
- А как он выглядел?
- Обычно, человек как человек. Не слишком молодой, не старый... Лет сорока, а может, и чуток постарше. Я лучше скажу, чего не было. Не бородатый, не лысый, не толстый и не тощий. Хотя я бы сказала, что в теле. Ну и все. Больше ничего не вспомню, а выдумывать не приучена.
Этим Бежан с Гурским и вынуждены были ограничиться.
Немедленное вскрытие, которого сумел добиться Бежан, показало, что Михалину дважды ударили по затылку предметом, более всего напоминающим молоток для отбивания мяса. Подобные орудия обычно на кладбище не валяются, так что это было предумышленное убийство.
- Шут бы побрал все эти изобретения, - огорченно сказал Гурский. Говорят, раньше можно было проследить каждый телефонный звонок, а теперь что? По сотовым еще ведется учет, а уж стационарные - хоть головой об стенку бейся. То есть количество звонков - пожалуйста, но где же номера?
- Да уж, эта Иза Брант подходила как влитая, - вздохнул в свою очередь Бежан. - Но к Михалине Колек ее никак не присобачишь, да и в отношении Доминика я начинаю сомневаться. Ты же знаешь, я не люблю выстраивать концепции, пока не соберу всех фактов, но тут все прямо-таки само собой складывалось. Теперь-то понятно, что, к сожалению, дело запутанное и придется нам копаться в бумагах. Хотя парочка вопросов к пани Брант у меня имеется...
***
Парочка вопросов у Бежана имелась и к Лукашу Дарко, который прямо из Млавы вернулся домой. Бежан с Гурским нанесли ему визит, позволив себе по пути сделать несколько элегантных предположений, которые, впрочем, сразу же пошли коту под хвост.
- Когда эта Брант сказала, что во Владиславове именно Дарко отключил ей охранную сигнализацию, я едва сдержался, - огорченно вспоминал Бежан. На дуру она не похожа, попусту не болтает. Выглядело так, будто она специально подсовывает мне этого таксиста. Я даже подумал, что они могут быть сообщниками. Убийство по личным мотивам.
- А Колек все испортила, - вздохнул Роберт.
- Но ты уверен, что Дарко был в Млаве?
- К сожалению, да. Дорожная полиция видела его еще до Плоньска. То есть если смотреть с нашей стороны, то за Плоньском.
- Жаль.
- Конечно. Он бы нам в аккурат подошел.
Михалина Колек свидетельствует против Изы Брант, поэтому сообщник, Дарко, убирает ее, выбрав момент, когда у Брант железное алиби...
- Но они же не могли знать, когда мы к ней нагрянем.
- А может, следили за Михалиной...
- Допустим. Да, красиво все складывалось. И вдруг - пшик. Знаешь, дурные у меня предчувствия.
Лукаш Дарко сам открыл им дверь небольшой виллы. Кроме него, дома никого не было.
Допрос, как всегда в исполнении Эдика Бежана, проходил в свободной, салонной, чуть ли не дружеской атмосфере. С порога инспектор заявил, что Дарко вовсе не обязан их впускать и беседовать с ними. Они просят его оказать им такую любезность, но он вправе смело вышвырнуть их за дверь. И Лукаш Дарко тотчас пригласил их войти. Поначалу выглядел он не особо приветливым.
- Хотел устроить себе вечер отдыха, - честно признался он. - Но вечер еще только начинается, так что перенесу его на более позднее время. Может, вы голодны или чего-нибудь выпьете? Моей матери дома нет, лучше всего устроиться в ее салоне. Прошу.
Дом был небольшой, построенный лет тридцать назад по тогдашним нормативам, поэтому салон скорее заслуживал названия "салончик".
Но зато как там было красиво!
- Все моя матушка, - пояснил Лукаш. - Она дизайнер, сотворила здесь всю эту красоту, когда я только в школу пошел. Что касается еды, прямо скажу, делать мне ничего не хочется, но напитки в баре найдутся. Что будем пить?
- А у вас есть и собственный салон? - заинтересовался Бежан.
- Наверху. Точнее, салона у меня нет.
Спальня и конурка. Так что будем пить? Пиво, вино, что-нибудь покрепче?
Пару секунд Бежан раздумывал, как следует трактовать свой визит. Он здесь по службе, это несомненно, но у кого? У свидетеля, у подозреваемого, у обычного гражданина? У помощника в расследовании? Или у преступника, которого в любом случае необходимо обмануть?
- Если вы ничего не имеете против, то пиво, - решился он. - А что это значит - спальня с конуркой?
- Комнатки здесь небольшие, поэтому одну стенку разломали. Так что спальня вышла просторная, а в соседней конурке я устроил ванную. Если хотите, можем подняться ко мне. На ваше усмотрение.
- Нас и здесь все устраивает. Давайте перейдем к делу. Тринадцатого числа этого месяца вы были во Владиславове, причем добирались туда проселками, так?