– Что со мной происходит? – задыхаясь, спросила Ребекка.
   – Это наслаждение, милая. Отдайся ему.
   Почти безо всяких усилий Джеймс довел ее до пика экстаза, Ребекка, наслаждаясь новыми ощущениями, буквально купалась в них, и Джеймс ухмыльнулся. Ее чувственность и то, как она дарила ему самую сокровенную часть себя, приводили его в восторг. Она постепенно успокаивалась, и тогда Джеймс устроился у нее между ног. Его мужское естество упиралось в самое средоточие женской сути. Ребекка уже такая влажная, что ему не составит труда совершить последний грех.
   Ее губы соблазнительно изогнулись от изумления и восхищения.
   – Это и есть тайна супружеской постели?
   – Одна из них.
   – Мы можем сделать так еще раз?
   – Сколько захочешь.
   – Ты убьешь меня наслаждением.
   – Не думаю, что кто-нибудь умер от этого!
   Ребекка засмеялась, но, заметив серьезное выражение его лица, тоже посерьезнела. Джеймс пошире развел ее бедра и начал продвигаться внутрь. Ребекка испуганно задергалась, пытаясь вытолкнуть его, но он крепко удерживал девушку на месте. Его физиология отчаянно требовала действия, и все, что он мог, – это не вломиться в нее изо всех сил.
   – Теперь моя очередь, – произнес он.
   – Для чего?
   – Мы сольемся телами воедино. Вот здесь. – И он погладил ее сокровенное место.
   – Я не понимаю.
   – Поймешь. – Он надавил сильнее.
   – Мне это не нравится.
   – Сейчас понравится.
   – Джеймс, мне страшно.
   – Шшш, – успокоил он ее. – Ты боишься, потому что никогда не делала этого раньше.
   – Я себе это не так представляла.
   – Понимаю, но ведь ты доверяешь мне, правда?
   – Всей своей жизнью.
   Эти слова потрясли его, заставив вновь вспомнить о своих мотивах и возненавидеть того человека, в которого он сейчас превратится, однако Джеймс тут же отмахнулся от тревожащих мыслей. Он не хотел ничего предугадывать, не хотел сомневаться или увещевать себя. Он такой, какой есть.
   – Обними меня.
   – Вот так?
   – Да, именно так. – Джеймс прижался лицом к ее шее и усилил нажим, сильнее, еще сильнее.
   – Джеймс!
   Он прорвался внутрь, и теперь скользил легко и свободно. Ребекка была такая упругая, такая горячая, а хлынувшая девичья кровь только добавила чего-то древнего, изначального к безумному желанию соединиться с ней. Джеймсу потребовалось собрать все силы для того, чтобы не излиться немедленно.
   Ребекка была скована напряжением. Она тревожно вскрикнула и впилась ногтями ему в спину.
   – Ты сказал, что больно не будет, – упрекнула девушка.
   – Худшее уже позади.
   – А я… я… все еще девственница?
   – Уже нет.
   – Я выгляжу теперь по-другому?
   – Еще красивее.
   Джеймс не мог больше медлить, не мог и разговаривать. Тело, дрожавшее от напряжения, умоляло о завершении.
   – Покончим с этим, – пробормотал он.
   Он был уже на краю, слишком возбужден и должен был продолжать. Джеймс сцепил зубы и замедлил движения, стараясь действовать как можно нежнее, но его переполняли восхитительные ощущения. Влечение было взаимным, поэтому ему не пришлось изображать свою тягу к ней и желание. Ребекка просто взывала к нему на физическом уровне, чего никогда не происходило с другими женщинами.
   Семя хлынуло, и Джеймса охватило небывалое ликование. Он излился в лоно Ребекки, хотя и не собирался делать этого; но сопротивляться не смог и теперь ругал себя за глупость. Джеймс намеревался всего лишь лишить ее девственности и отправить обратно. Зачатие ребенка не входило в его планы. Он что, рехнулся? А.если она забеременеет? Если есть хоть малейшая вероятность того, что она будет носить его дитя, как он сможет отпустить ее?
   Джеймс замер. Его переполняло такое удовлетворение, такое наслаждение.
   «После долгой, долгой дороги я все же вернулся домой…» Эта странная мысль проскользнула в его сознании, и он нахмурился, не понимая, с чего вдруг так расчувствовался. Он ведет себя сентиментально, как нетронутая девушка. Да что с ним такое?
   Джеймс отстранился от Ребекки и спросил:
   – Это было совсем ужасно?
   – Нет. Это было так сладко.
   – В самом начале я не мог не причинить тебе боль. Женщины устроены так, что в первый раз это всегда неприятно. Но теперь это тебе вообще не будет мешать.
   – Вот и хорошо. – Ребекка провела пальцем по его губам, и сердце Джеймса снова подпрыгнуло от радости, возникавшей тогда, когда он ожидал этого меньше всего.
   – Мы соединены, – сказала она, – перед лицом Господа, да?
   – Думаю, да.
   – Даже если мы не произносили клятвы, мы все равно одна плоть. Ведь в Библии имеется в виду именно это?
   – Да.
   – Я раньше не понимала. – Ребекка придвинулась к нему ближе. – Только никогда не покидай меня. Пообещай, что не покинешь. Я этого не вынесу.
   – Не покину, – солгал Джеймс и перекатился на спину.
   Щека Ребекки лежала у него на груди, ладонь – на животе, сама она прижималась к нему, и это было самое дивное, что когда-либо случалось в его жизни. Джеймс смотрел в потолок, желая, чтобы это продолжалось вечно.
   И какого дьявола он теперь будет делать?

Глава 17

   – Он здесь, – прошипела Сюзетт. – Поспеши.
   – Чванный педик, – проворчала Пег. – Чего он никак не может решиться?
   – Я его уже почти поймала, – объяснила Сюзетт. – Он через несколько недель женится на своей богатой кузине, а сегодня мы с ним идем смотреть дом, который он мне покупает.
   – Ну и пусть бы поторопился, – рассердилась Пег. – Мне это все надоело.
   – Давай устроим для него представление. Убедим его, что я стою этих денег, а?
   Было позднее утро, тот час, когда Сюзетт просто ненавидела просыпаться, поэтому она находилась в растрепанных чувствах и немного злилась, но дело превыше всего. Николас прислал записку, писал, что ему нужно срочно поговорить с ней, и Сюзетт велела ему зайти в театр. Никакие силы ада не заставили бы ее принять Николаса в своей квартирке. Она не собиралась сообщать ему свой адрес – не хватало еще, чтобы этот надоеда околачивался у ее крыльца.
   Сюзетт обнялась с сестрой, и они начали целоваться – языки переплелись, руки блуждали по груди. Сестры уже скинули жакеты и были полуголыми. Сюзетт услышала в коридоре шаги Ника и буквально ощутила голодный взгляд, которым этот распутник пожирал их сквозь щель в двери.
   Пег наклонилась и начала посасывать сосок Сюзетт, а та застонала и стала извиваться, словно изнемогала от похоти. Несколько раз понаблюдав за этими непристойными представлениями, Ник обязательно поймет, что ему нравится смотреть на неё и Пег, и тогда он позволит Пег жить вместе с Сюзетт, чтобы они могли прелюбодействовать втроем. Разве он упустит свой шанс на menage a trios[2]! Вовсе не в мужской природе отказываться от греховных удовольствий.
   Такая жизнь имеет множество преимуществ. Пег обретет надежную гавань, а Сюзетт сможет наслаждаться ее обществом и днем, и ночью. Пег знает, что ей нравится в постели, в то время как Ник – Сюзетт не сомневалась – будет паршивым любовником, бестолковым мямлей. С Пег в постели Сюзетт по крайней мере получит немного удовольствия, а тогда сможет вытерпеть и мужчину.
   – Ты опять за свое, Сюзетт! – заорал Ник, вламываясь в гримерку. – Я велел тебе это прекратить!
   – А я сказала тебе, mon ami, что не могу отказать своей милой Пег. Я ее. Не покину. Она будет нужна мне в моем новом красивом доме.
   – Да ни черта подобного!
   – Ты должен разрешить это, cher. – Сюзетт погладила его по груди. – Если ты согласишься, я… я буду… я буду заниматься с ней любовью всякий раз, как ты этого захочешь. А ты будешь на нас смотреть. И сможешь присоединиться. Это будет очень erotique![3]
   Пег тряслась от притворного страха, пока Ник изучал ее с откровенным интересом. Он накрыл ладонью грудь девушки, проверяя величину.
   – Прошу вас, сэр! – взмолилась Пег. – Я не могу делать то, чего она хочет. Я совсем не такая!
   – Для тебя, Николас, – тут же вмешалась Сюзетт, – Только для тебя.
   – Посмотрим. – Он оттолкнул Пег в сторону. – Марш отсюда, маленькая шлюшка.
   – Да, да, – подвывала Пег, выходя из комнаты в полуодетом виде. – Как скажете.
   Ник смотрел на ее зад, уже представляя себе, как они развлекаются втроем, и Сюзетт с трудом подавила довольную усмешку.
   «Совсем скоро! – думала она. – Очень, очень скоро!» Все, о чем она мечтала, будет принадлежать ей.
   Когда шаги Пег затихли, Ник повернулся, разглядывая обнаженную грудь Сюзетт, но не позволил себе никаких глупостей. Он понимал, что Сюзетт будет мучить и дразнить его, чтобы он раззадорился, но Ник знал – причем совершенно определенно, – что не вкусит плодов, пока не заплатит за них.
   – Пег так меня возбуждает, – подначивала его Сюзетт. – После нее я просто вся дрожу, словно готова взорваться.
   Она опустила руку, чтобы поласкать себя между ног, но Ник отдернул ее руку в сторону и прижал девушку к стене своим крупным телом.
   – Твоя киска принадлежит мне, – заявил он. – Никто не смеет к ней прикасаться, кроме меня.
   – Она не принадлежит тебе. Пока еще нет.
   – Я получу немного денег сегодня утром, так что после обеда подписываю контракт на право владения. Завтра сможешь переехать.
   – Ты серьезно?
   – Да.
   – После такого долгого ожидания! О, я просто не могу поверить! – Сюзетт обняла Николаса, их чресла соприкоснулись, она взяла его за бедра и крепко прижалась к нему. – Ник, у меня все внутри ноет. Сделай так, чтобы это прошло.
   Она спустила панталончики, обнажив выбритое интимное место, взяла Ника за руку и положила его ладонь туда, куда следовало. Он начал грубо щупать ее, и Сюзетт вдруг подумала – а знает ли он вообще, что нужно делать? Но все-таки он сумел неуклюже всунуть ей внутрь два пальца.
   – Встань на колени, Ник. Полижи меня, облегчи мою боль.
   – Я не собираюсь унижаться, как это делают твои подруги-лесбиянки.
   – Ты должен! – умоляла Сюзетт, подталкивая его. – Я очень, очень хочу ощутить тебя там.
   Теперь он не сомневался, что Сюзетт извращенка, и твердо вознамерился вылечить ее от этого.
   – Я покажу тебе, как это делает мужчина, – бахвалился он. – После меня ты не захочешь в постели ни одну женщину.
   Николас опустился на пол и схватил Сюзетт за бедра, но она подумала, что ему требуется помощь, поэтому пальцами раздвинула нежные лепестки, одарив его видом своего розового средоточия. Николас нагнулся вперед и начал лизать ее, грубо проводя языком по клитору. Это не имело ничего общего с приятным возбуждением, но Сюзетт недаром была актрисой – она отлично исполнила свою роль. Она преувеличенно вздыхала и стонала, а потом сыграла лучшую роль в своей жизни, изобразив самый бурный оргазм, какой только может изобразить женщина. Николас надулся от гордости, вытирая рот полотенцем, а Сюзетт ворковала над ним, уверяя, что он самый лучший любовник в мире. Будучи полным болваном, он принял все ее слова за чистую монету.
   – Я тороплюсь, – сказал Ник, – так что нам пора. Мы посмотрим выбранный тобой дом; я хочу убедиться, что он подходящий, а потом мне придется на несколько дней уехать.
   – Уехать! – надулась Сюзетт, в глубине души ужасно радуясь, что он не будет таскаться за ней и везде совать свой нос, объясняя, как расставить мебель и где развесить картины. – Ты не можешь уехать. Не сейчас! Не тогда, когда мечты наконец сбываются.
   – Семейное дело, – признался он. – Ничего не попишешь.
   Николас подождал в коридоре, пока Сюзетт надевала свое самое красивое зеленое платье, подходящие по цвету туфли и перчатки. Она воткнула булавку в изящную шляпку с большим пером и накинула на плечи кружевную шаль. Свои великолепные волосы Сюзетт распустила, и они рассыпались по спине. Она выглядела так экзотично, так по-иностранному, так необычно, что люди будут ахать от изумления и восхищения, когда она пойдет по улице.
   – Ты само совершенство, – пробормотал Николас, когда Сюзетт подошла к нему. Он вытащил из кармана сюртука шкатулку, открыл ее и протянул Сюзетт нитку жемчуга. – Это отлично подойдет к твоему наряду.
   – О, Ник! – ахнула она, впервые с совершенно искренней благодарностью. – Эти жемчуга прекрасны.
   – Потом получишь еще больше.
   Сюзетт повернулась спиной, чтобы Николас застегнул жемчуг, и одобрительно улыбнулась, глядя на себя в зеркало.
   Наконец они вышли на улицу и направились к броской желтой двуколке с кричащими красными колесами. И только Ник хотел подсадить Сюзетт, как кто-то окликнул его. Женщина с гнусавым раздражающим голосом.
   – Ники! – кричала она, размахивая носовым платком, чтобы привлечь его внимание. – О, Ники!
   Ник застыл; потом отпустил руку Сюзетт и отскочил сразу на несколько футов.
   – Черт возьми! – выругался он и по-настоящему содрогнулся.
   – Кто это? – прошептала Сюзетт, рассматривая уродливую каргу.
   – Моя кузина.
   – Твоя кузина?
   – Да.
   На Сюзетт снизошло озарение.
   – Боже праведный, Ник, это же не твоя… твоя… невеста, нет? Скажи, что это не так.
   Щеки его запылали, и он сказал:
   – Она богата, как Крёз.
   – Но все-таки…
   Сюзетт торжествовала. Если он готов жениться на таком кошмарном создании, он влюблен до безумия, и она уже видела перед собой долгие годы, в течение которых будет манипулировать Ником ради своей выгоды.
   Старая ведьма надвигалась на них, хлюпая жирными ляжками.
   – Ники, вот ты где! – Она задыхалась, так спешила догнать их. – А я тебя везде ищу.
   – Что случилось, Лидия?
   Лидия? Сюзетт внимательно наблюдала за тем, как Ник раболепствовал. До какого странного поведения могут довести деньги!
   – Я не могу найти Ребекку! – воскликнула Лидия.
   – Я уверен, что она где-нибудь здесь, – ответил Николас. – Ищи дальше. Она появится.
   – Ты меня не понял. Она бесследно исчезла.
   – О черт, – пробормотал он. – Неужели дома мало неприятностей?
   – Ну вот, теперь их еще больше. Ты должен тотчас же пойти со мной мы выясним, не сбежала ли Ребекка в деревню самостоятельно. Пошли! – Лидия потянула его за руку.
   Сюзетт не терпелось поехать в новый дом, кроме того, ее страшно раздражало, что эта назойливая леди даже не взглянула на нее. Еще больше актрису взбесило то, что Ник не представил ее, сделал вид, будто она невидимка.
   – Ник, – вмешалась Сюзетт, – ты ничего не забыл?
   – О да, – пробормотал он. – Лидия, я не могу тебя сопровождать. У меня другое дело.
   – Оно уже отменилось, – заявила Лидия.
   Определенно Лидия не относилась к тем людям, чьи приказы можно не выполнить, и Сюзетт задумалась, понимает ли Ник размеры катастрофы, которую сам же и накликал? Он вообще представляет, насколько деспотична эта Лидия? Сюзетт буквально нюхом чуяла ее упрямый характер. Актриса почувствовала себя неуютно. Она-то предполагала, что Ник женится на жеманной дебютантке, а не на зрелой, независимой женщине.
   Сюзетт не сомневалась – если Лидию рассердить, она будет опасным противником, но враг она ей или нет, а Сюзетт надоело, что ее продолжают игнорировать.
   – Лидия, так, кажется? – осведомилась она. – Мы с Ником уже давно условились, так что не знаю, какие у вас заботы, но им придется подождать. Пошли, Ник.
   – Кто эта нахалка, Ник? – требовательно спросила Лидия, окинув презрительным взглядом шикарный наряд Сюзетт. Ее насмешливая ухмылка ясно говорила, что она не поражена.
   Ник перенес этот неловкий момент с большим самообладанием, чем Сюзетт могла бы от него ожидать.
   – Лидия, я хочу представить тебе мою знакомую, мисс Сюзетт Дюбуа, всеми почитаемую звезду лондонских театров.
   Сюзетт выпрямилась в полный рост, бросив на жирную коротышку внушительный взгляд – дескать, смотри, с кем тебе придется побороться. Сюзетт была красавица, сногсшибательно одета, а глаза ее и волосы блестели в ярком солнечном свете.
   К досаде и потрясению Сюзетт, Лидия насмешливо фыркнула:
   – Актриса, Ники? Право же, тебе следует более осмотрительно выбирать знакомых. Что скажут люди, если узнают, что у тебя есть привычка общаться с особами столь низкого происхождения?
   Так умело оскорбив Сюзетт, Лидия повела Ника прочь, и злополучный неудачник даже не решился обернуться и попрощаться со знаменитой мадемуазель Дюбуа.
   Разъяренная, кипящая от гнева, Сюзетт осталась стоять возле брошенной двуколки, гадая, не надеется ли Ник, что она сама позаботится об экипаже, как покорная прислуга.
   Ее оскорбили сильнее, чем когда-либо в жизни. Ведьма старая! Возомнила о себе, что она, черт побери, настолько выше Сюзетт! Ладно, пусть у нее есть банковский счет с кучей денег, а только Сюзетт получит Ника, и никакие богатства мира не изменят этого.
   Сюзетт задумала месть. Она будет быстрой, ужасной и забавной, и актриса уже жаждала начать.
 
   Ребекка пошевелилась и протянула руку к Джеймсу, но его не было рядом. Она мгновенно проснулась и вгляделась в темноту. Сквозь приоткрытую дверь в соседнюю комнату виднелось мерцание свечи. Джеймс стоял, опершись на подоконник, и смотрел в ночное небо.
   Он был обнажен. В комнату струился лунный свет, отчетливо обрисовывая тело Джеймса и отбрасывая на него причудливые тени. Его спину во всех направлениях перекрещивали странные линии. Ноги у него были сильные и волосатые, а ягодицы округлые и… и… прелестные! Ребекка не нашла другого подходящего слова и усмехнулась – она и не представляла себе, что женщина может получить удовольствие, разглядывая нагого мужчину.
   Ребекка стала вспоминать все, что он с ней делал, и в животе у нее защекотало. Думай хоть сто лет, и все равно она не придумала бы таких неслыханных, потрясающих вещей. В одну минуту он был таким терпеливым, нежным и любящим, а в следующую – непреклонным и настойчивым. У нее болели места, которых она раньше и не замечала, даже внутренняя поверхность бедер была исцарапана его бакенбардами! Когда Ребекка вспомнила, как он целовал ее там, она запылала от возбуждения.
   Как ей это понравилось! И хотелось начать все снова, как только она сумеет заманить его в постель, хотя наслаждение, которое она испытывала, слегка тревожило. Ребекка не была опытной в плотских утехах, поэтому не предполагала, что будет получать от них столько удовольствия. Но она никогда никому не расскажет о том, как это восхитительно! Это будет ее порочная, чудесная тайна – ее и Джеймса!
   Он выглядел печальным и задумчивым, словно на плечах лежал тяжелый груз. Ребекка ощущала его напряжение и тревогу и очень хотела как-нибудь утешить его. Самым правильным сейчас будет подойти к Джеймсу.
   Ребекке все казалось совершенно правильным, словно ее судьба наконец встала на место, как отдельные кусочки из сложной мозаики. Она сползла с кровати, закуталась в простыню, потому что нагота немного смущала ее, и направилась к Джеймсу. Погруженный в свои размышления, он не заметил Ребекку, пока та не подошла совсем близко.
   Джеймс не сказал ни слова, просто приглашающе поднял руку, и Ребекка юркнула под нее. Окно было открыто, прохладный воздух заставил ее задрожать, и Джеймс притянул девушку к себе. Тепло его тела быстро согрело Ребекку.
   Он долго молчал, а потом спросил:
   – А ты знаешь, что в Южном полушарии звезды выглядят совсем по-другому?
   – Нет.
   – Когда даже звезды чужие, чувствуешь себя так далеко от дома, словно в сердце своем понимаешь, что уже никогда не вернешься туда, где твое настоящее место.
   Джеймс был очень печален, и его грусть напугала Ребекку. Неужели он уже жалеет об их решении?
   – Ты путешествовал за семь морей?
   – Я побывал во многих экзотических странах.
   Джеймс впервые заговорил о своем прошлом, впервые упомянул о чем-то личном, и Ребекка была заинтригована. Она ласково подтолкнула его:
   – Ты нашел свою дорогу домой?
   – Не думаю, что я когда-нибудь ее найду.
   Удрученный и печальный, он снова посмотрел в окно.
   – Что случилось, Джеймс? Ты можешь признаться мне. Теперь я твоя жена. Может быть, я сумею помочь.
   Он негромко выругался, и Ребекка не сообразила, что из сказанного ею вызвало такую реакцию. То, что она его жена? То, что она сумеет помочь?
   Джеймс опять задумался, и Ребекка задрожала от беспокойства. Неизвестно, в чем он собирается признаться, да только она не хочет этого слышать.
   – Я сделал ужасную вещь, – произнес он наконец.
   «Убийство? Кого-то изувечил? Что? Что?» – мысленно вскричала Ребекка, но виду не подала, улыбнулась и произнесла:
   – Ты самый милый человек из всех, кого я знаю. Что уж такого ты мог совершить, чтобы это можно было назвать ужасным?
   – Милый? Боже! – Джеймс хмыкнул. – Как меня только не называли за мою жизнь, но уж милым – никогда. – Он обнял Ребекку и сказал самые пугающие слова: – Сядь. Нам нужно поговорить.
   Он подвел, девушку к столу, выдвинул для нее стул и сам сел напротив так, что колени их соприкасались.
   – Последние десять лет, – произнес он, – я ненавидел лорда Стэнтона.
   Признание сбило Ребекку с толку. Она считала, что Джеймс с Алексом были хорошими знакомыми, может быть, даже друзьями.
   – Ты ненавидел Алекса?
   – Да. И все время думал о том, как я могу причинить ему боль. – Он замолчал и внимательно посмотрел на девушку, словно запоминая ее черты, словно прощаясь с ней. – Но вместо этого я причинил боль тебе.
   – Ты ничего мне не сделал. – Ребекку охватило желание коснуться Джеймса, и она взяла его руки в свои. – Со мной все замечательно.
   – Я был твердо намерен выяснить, что для него самое важное в жизни, и уничтожить это.
   – И ты решил, что это я? – Какая нелепость! Она до такой степени ничего не значила для Алекса, что он скорее всего даже не заметил ее исчезновения.
   – Я выманил тебя из дома с определенной целью, – продолжал Джеймс. – И соблазнил, чтобы расстроить женитьбу Стэнтона, чтобы отослать тебя к нему обесчещенной и запятнанной.
   – Он никогда не хотел меня, Джеймс.
   – Значит, он болван. – Джеймс погладил ее по щеке. – А теперь одевайся, и я велю Уилли отвезти тебя домой.
   – Я не поеду. Мы отправляемся в Шотландию, чтобы пожениться. Ты обещал.
   – Я лгал. – Он стыдливо отвел взгляд в сторону. – Мне жаль.
   – Тебе жаль? И это все, что ты собирался мне сказать?
   – Да.
   – Так это была просто игра? Ты это пытаешься мне сказать? Ты мелочно отомстил Алексу, а теперь хочешь избавиться от меня? Так?
   – Мне теперь наплевать на Стэнтона, но ты не можешь остаться со мной. Это будет неправильно.
   – Почему неправильно?
   – Ты вообще представляешь себе, кто я такой?
   – Э… торговец? – Какая она дура, что не спросила раньше! Почему она – живое воплощение осторожности и рассудительности – с такой готовностью кинулась к своей гибели, даже не попытавшись собрать столь важную информацию?
   – Это смешно. – Джеймс рассмеялся страдальческим, жутким смехом. – Думаю, я настоящий специалист по фальсификациям.
   – Так кто ты? Чем ты занимаешься?
   – Я преступник, Ребекка.
   – Неправда! – страстно воскликнула она.
   – Правда.
   – Я не верю тебе, Джеймс!
   – Это так. Десять лет назад меня осудили за кражу драгоценности у одного из приятелей Стэнтона.
   – Ты не мог этого сделать. Какой идиот обвинил тебя?
   – Все показали на меня. У меня не было ни единого шанса.
   – Но ты был тогда всего лишь мальчишкой!
   – Мне было шестнадцать.
   – О, Джеймс…
   – Меня признали виновным и выслали в Австралию. Я должен был оставаться там до конца своих дней, но бежал и вернулся в Англию. Теперь я беглый каторжник, и меня разыскивает закон. Если меня поймают, обязательно повесят.
   Ребекка чувствовала его гнев и унижение, его позор и бесчестье, и ее охватило негодование.
   Он добрый человек, хороший человек, у него нежное сердце. Она знала это всей душой. И пусть остальные распространяют самые ужасные истории и выдвигают ложные обвинения, все это неправда. Ребекка не испытывала и тени сомнения.
   – И ты действительно думаешь, что это имеет для меня какое-то значение? – спросила Ребекка.
   – Должно иметь. Что, если ты покинешь свой круг, а меня арестуют? Даже представить себе не могу, что тогда случится с тобой. И как я могу содержать тебя? Не рискую даже намекнуть, как я зарабатываю свой кусок хлеба. Я нахожусь в очень шатком положении и не могу втянуть в это тебя. – Он похлопывал Ребекку по руке, словно она была ребенком. – Поэтому выбирайся отсюда, пока все не стало еще хуже.
   Искра гнева запылала и мгновенно превратилась в ревущую преисподнюю. Всю жизнь Ребекке говорили, что делать и когда делать, и она безмятежно повиновалась. Она так устала от того, что другие принимают за нее решения, ей надоело быть спокойной и скромной.
   Да как он смеет думать, что знает ответы на все вопросы! Как смеет предполагать, что она кинется прочь при малейшем признаке неприятностей!
   – А теперь послушай меня, мистер Дункан…
   Джеймс с отвращением помотал головой:
   – Моя фамилия не Дункан! Вот как мерзко я поступил. Ты даже не знаешь моего настоящего имени!
   – Зато я знаю свое, и моя фамилия – Бертон. Я член могущественной семьи. Я – кузина Алекса Маршалла, лорда Стэнтона, одного из самых богатых, самых влиятельных людей королевства.
   – Не напоминай мне об этом!
   – И я богата, у меня есть свое состояние, и мне глубоко плевать, как ты зарабатываешь деньги. И если ты захочешь, можешь больше никогда в жизни не работать. Так что если ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и смотреть, как продолжается эта несправедливость, советую хорошенько подумать еще раз.