Холт Виктория. Изумруды к свадьбе

   – Но, Женевьева, ради Бога, не запирайте ее в камере забвения!
   – Нуну немедленно вытащит ее оттуда, так что нет никакого смысла.
   – Почему вы столь агрессивно настроены против нее? Она такая милая дама.
   – А мне не нравятся милые дамы. Я люблю простых, обычных, как вы.
   – Какой очаровательный комплимент!
   – Такие люди все портят.
   – Да она еще не успела пробыть здесь достаточно долго для того, чтобы что-нибудь испортить.
   – Она еще это успеет сделать, вот посмотрите! Моя мама тоже не любила «миленьких» женщин. Они ей тоже все испортили.
   – Но вы ничего не знаете об этом.
   – Нет, знаю и расскажу вам. Они часто ссорились, ссорились очень тихо и вежливо. Я всегда думала, что тихие ссоры гораздо хуже, чем шумные. Папа просто спокойно говорил ужасные вещи, и этот его сдержанный тон делал их еще более ужасными. Он говорил их так, будто это доставляло ему удовольствие... будто люди забавляли его тем, что они такие глупые. Он считал, что мама глупая. И это делало ее очень несчастной.
   – Женевьева, вам не следует без конца терзаться тем, что произошло много лет назад, тем более что вы многого не знаете.
   – Но я знаю, что он убил ее. Я знаю это!
   – Вы не можете этого знать.
   – Они сказали, что произошло самоубийство. Но она никогда бы не оставила меня одну.
   Я взяла ее за руки.
   – Не думайте об этом! – сказала я с мольбой в голосе.
   – Но как же не думать о том, что произошло в твоем доме. Ведь именно из-за того, что случилось когда-то, у папы нет жены. Ведь именно поэтому должен был жениться Филипп. Если бы я родилась мальчиком, все было бы по-другому. Папа не любит меня из-за того, что я не сын. Я думаю, что мой отец убил маму, и она выходит из могилы, чтобы мстить ему.
   – Что за чушь!
   – Она бродит ночью по замку вместе с другими призраками камеры забвения. Я слышала их, поэтому можете не убеждать меня в том, что их не существует.
   – В следующий раз, когда вы их услышите, придите и скажите мне.
   – Вы это серьезно, мадемуазель? Но я уже давно не слышала их. И я их не боюсь, потому что мама не позволит им причинить мне зло. Вы помните, что сами сказали об этом?
   – Обязательно дайте мне знать, когда услышите их в следующий раз.
   – Вы думаете, что мы сможем пойти и посмотреть на них, мадемуазель?
   – Не знаю. Сначала послушаем.
   Женевьева наклонилась ко мне и прошептала:
   – Решено.
 
   В замке только и было разговоров, что о предстоящем бале для слуг и работников виноградников. Подготовка шла полным ходом и была более активной, чем подготовка к первому балу, который граф устраивал для своих друзей.
   По этому случаю я надела зеленее бархатное платье. Оно придавало мне уверенности. Я соорудила себе высокую прическу и была очень довольна своим видом.
   Вечером должен был состояться обед «а-ля фуршет». Предполагалось, что, когда бал будет в самом разгаре, появятся новобрачные – незаметно, без всяких церемоний, и немного потанцуют с некоторыми из приглашенных. Затем дворецкий Буланже, как бы совершенно случайно, обнаружит их в зале и провозгласит тост за здоровье молодых. Все выпьют по бокалу вина из подвалов замка – гордость Гайяра.
   К тому времени, когда я появилась в зале, Бастиды были уже там. Среди них находилась и Габриэль, которая выглядела очень хорошенькой, хотя и немного меланхоличной в своем бледно-голубом платье, которое она сшила своими руками.
   Мадам Бастид вошла под руку со своим сыном Арманом. Она тут же шепнула мне на ухо, что Жан-Пьер еще ничего не знает. Затем ко мне подошел Жан-Пьер и пригласил на танец.
   Когда мы танцевали, он тихо напевал мне на ухо «Кто они, эти богатые люди...».
   – Вот видите, даже здесь, среди всего этого великолепия, я все-таки могу петь. И это для нас, скромных и смиренных тружеников, большое событие. Не так часто нам выпадает честь танцевать в залах замка.
   – А разве это лучше, чем танцевать в вашем собственном доме? Мне так понравилось у вас на праздновании Рождества, и Женевьеве тоже.
   – Она очень странная девочка.
   – Я была очень рада видеть ее счастливой.
   Жан-Пьер мягко улыбнулся мне, а я продолжала вспоминать, как Габриэль вошла в комнату, неся на подушечке корону, и как он потом поцеловал нас, пользуясь своей привилегией, – ведь он был король на весь день.
   – Она стала, пожалуй, более веселой и счастливой с тех пор, как вы появились в замке, – заметил Жан-Пьер. – Да и не одна она.
   – Вы преувеличиваете мои заслуги.
   – Ничуть.
   – В таком случае я очень этому рада.
   Он слегка сжал мою руку.
   – О, вы только посмотрите... среди нас великие люди. И господин граф внимательно смотрит на нас. Может быть, он ищет вас – ту, которая не столь покорна и бессловесна, как слуги или те, кто работает на виноградниках, и которая могла бы стать для него наиболее подходящей партнершей.
   – Уверена, что он так не думает.
   – Вы всегда столь горячо его защищаете.
   – Нет, он мне безразличен, да он и не нуждается в защите.
   – Это мы еще посмотрим. Хотите пари? Первой партнершей, с которой он пойдет танцевать, будете вы.
   – Я не играю в азартные игры. Музыка смолкла.
   – Тоже как бы случайно, – прошептал Жан-Пьер. – Господин Буланже подает незаметный знак: прекратить танцы!
   Он отвел меня к креслу, и я села. Филипп и Клод отошли от графа, который направился в мою сторону. Снова заиграла музыка. Я повернула голову и стала смотреть на музыкантов, ожидая каждую секунду, что он вот-вот появится передо мной, ибо, как и Жан-Пьер, думала, что граф решил танцевать со мной. Я была крайне удивлена, когда увидела его, промелькнувшего мимо меня в паре с Габриэль.
   – Как жаль, что я не отважилась на пари, – со смехом обратилась я к Жан-Пьеру.
   Тот провожал не менее удивленным взглядом танцующих – графа и свою сестру.
   – Я тоже очень сожалею, что вам придется довольствоваться всего лишь хозяином виноградника вместо хозяина замка.
   – Но я сделаю это с огромным удовольствием, – весело ответила я.
   Клод танцевала с месье Буланже, а Филипп – с мадам Дюваль, которая командовала женской прислугой. Я подумала, что граф выбрал Габриэль потому, что она была из семьи Бастидов, которые заправляли на виноградниках.
   Когда танец окончился, Буланже произнес тост и пригласил всех гостей выпить за здоровье Филиппа и Клод. Потом музыканты заиграли «Свадебный марш», и на сей раз танец открыли Клод и Филипп.
   В этот момент ко мне подошел граф. Несмотря на свое намерение оставаться равнодушной, я почувствовала, что зарделись мои щеки, едва он дотронулся до моей руки и попросил доставить ему радость, подарив этот танец.
   – Я не уверена, что мне он знаком, – смутилась я. – По-моему, это что-то сугубо французское.
   – Не более чем сама свадьба. И вы же не можете утверждать, мадемуазель Лоусон, что мы единственная нация, которая вступает в брак.
   – Я и не собираюсь этого делать, но танец мне действительно не знаком.
   – Вы много приходилось танцевать в Англии?
   – Нет, не много.
   – Жаль. Я тоже никогда не был заядлым танцором, но подозреваю, что вы танцуете так же хорошо, как делаете все остальное, если это вам по душе. Кстати, вы не приняли моего приглашения на бал. Хотелось бы знать почему?
   – Мне кажется, я пыталась объяснить вам, что не очень-то склонна к участию в подобных мероприятиях.
   – Но я очень надеялся, что увижу вас на балу.
   – Вот не думала, что мое отсутствие будет замечено.
   – Да, представьте себе...
   – Мне очень жаль.
   – Глядя на вас, этого не скажешь.
   – Я имею в виду, что очень сожалею о том, что стала причиной разочарования, но никак не о пропущенном бале.
   – Очень хорошо, мадемуазель Лоусон. Это говорит о вашем заботливом отношении к чувствам других людей.
   Мимо нас промелькнула Женевьева, танцующая с Жан-Пьером. Она чему-то радостно смеялась. Я увидела, что граф тоже заметил танцующую пару.
   – Моя дочь похожа на вас, мадемуазель Лоусон, – она отдает явное предпочтение одним видам развлечения и не жалует другие.
   – Нет сомнения в том, что это празднество намного веселее, чем первое – более официальное и грандиозное.
   – Но как вы можете судить об этом, если сами на нем не присутствовали?
   – Я просто предполагаю, а не констатирую факт.
   – О, я должен был догадаться. Вам следует преподать мне еще один урок. Предыдущий мне очень понравился. Так что ждите меня у себя в галерее в какое-нибудь ближайшее утро.
   – С большим удовольствием.
   – Это правда?
   Я взглянула в странные, прикрытые нависшими веками глаза и сказала:
   – Да, конечно.
   Танец окончился, и он уже больше не мог танцевать со мной, ибо это вызвало бы никому не нужные разговоры. С любым из служащих замка – только один танец, а после шести танцев он имел право вообще покинуть зал, – таков обычай, объяснил мне Жан-Пьер. Он, Филипп, Клод и Женевьева должны выполнять свой долг, а потом, один за другим, тихо выскользнуть из зала. В этом случае их уход не выглядел бы слишком официальным, потому что именно непринужденность была особенностью этого празднества, но граф должен был уйти первым, а остальные – кто когда захочет.
   Все произошло именно так, как сказал Жан-Пьер. Я заметила, как спокойно и незаметно удалился граф. А после его ухода у меня уже не было желания оставаться в зале.
   Я танцевала с месье Буланже, когда заметила, что Габриэль собирается уйти. Делая вид, что с интересом разглядывает гобелен, она быстрым взглядом окинула зал, потом еще раз оглянулась через плечо и выскользнула в дверь.
   Я на короткое мгновение увидела ее лицо, на котором запечатлелось выражение полного отчаяния. Меня охватило беспокойство, не наделает ли она каких-нибудь глупостей.
   Мне было необходимо удостовериться в том, что с ней все в порядке. Как только смолкла музыка и я смогла оставить партнера, я тоже незаметно покинула зал.
   Не имея ни малейшего понятия, куда могла отправиться Габриэль, я пыталась представить себе, как в подобной ситуации поступит отчаявшаяся девушка. Бросится вниз с высокой башни? Утопится в старом колодце во дворе замка? После некоторых размышлений я решила, что оба варианта абсурдны. Ведь если Габриэль решила покончить жизнь самоубийством, зачем ей это делать в замке...
   Об одной из причин ее странного поведения я догадывалась, но пока мой мозг отказывался воспринимать ее. Мои ноги сами понесли меня к библиотеке, где обычно происходили мои встречи и беседы с графом.
   Мне бы так хотелось посмеяться над внезапной мыслью, пришедшей мне в голову! Но, подойдя к библиотеке, я услышала голоса, которые тотчас же узнала: прерывающийся, поднимающийся почти до истерических нот голос Габриэль и низкий, спокойный голос графа.
   Я повернулась и пошла в свою комнату. У меня не было никакого желания возвращаться в зал. Мне хотелось побыть одной.
   Несколько дней спустя я отправилась навестить Бастидов. Мадам Бастид была рада встрече со мной, и я заметила, что теперь она была гораздо спокойнее и чувствовала себя более уверенно, чем в мой прошлый визит.
   – Хорошие новости, Габриэль выходит замуж.
   – О, я так рада!
   Мадам Бастид улыбнулась мне:
   – Я знала это. Вы всегда готовы разделить все наши радости и горести. Конечно, со временем люди скажут, что это была поспешная свадьба... но жизнь есть жизнь, и такое случается довольно часто. Они свяжут себя брачными узами, как это делают многие молодые люди, а потом исповедаются и получат отпущение грехов. И тогда их ребенок не будет незаконнорожденным. Ведь в таких случаях всегда страдают дети!
   – Да, конечно. И когда Габриэль выходит замуж?
   – Через три недели. Это замечательно, что теперь Жак может жениться. В этом-то и была вся загвоздка. Он не мог бы содержать жену и мать. А зная об этом, Габриэль не говорила ему о своей беременности. Но господин граф все устроил наилучшим образом.
   – Господин граф?
   – Да. Он назначил Жака управляющим виноградниками в Сен-Вайяне. Ведь месье Дюран очень стар. А теперь он получит наконец свой домик, а Жак займет его место. Если бы не господин граф, они не смогли бы пожениться.
   – Да, понимаю, – сказал я упавшим голосом.
 
   Габриэль вышла замуж, хотя во время моих походов в городок, в самом замке или на виноградниках до меня доходили самые разнообразные сплетни по этому поводу. Их передавали друг другу шепотом и недоуменно пожимали плечами. Подобные события вызывали обычно волнения и разговоры на неделю-другую, ибо никто не мог быть уверен в том, что и его семья не попадет в аналогичную ситуацию. Габриэль стала замужней женщиной, и даже если ребенок родится раньше положенного срока, что ж такого, – в конце концов, дети во всем мире имеют привычку иногда появляться на свет раньше, чем предназначено природой.
   Свадьбу отпраздновали в доме Бастидов в соответствии с традициями, которые мадам Бастид считала необходимым соблюсти, несмотря на то что времени для подготовки почти не было. Граф, как я слышала, был так добр к своим работникам, что преподнес в качестве свадебного подарка деньги, позволившие им купить мебель.
   С Габриэль произошли разительные перемены. Страх уступил место безмятежному спокойствию, и она выглядела еще более хорошенькой, чем обычно. Когда я отправилась в Сен-Вайян навестить ее и старую мать Жака, она встретила меня тепло и радушно. И когда я стала прощаться, пригласила заглядывать к ним каждый раз, когда я буду проезжать мимо, совершая прогулки верхом. Я пообещала...
 
   После свадьбы минуло уже четыре или пять недель. Весна уверенно вступала в свои права, и молодые побеги виноградной лозы тронулись в рост. На виноградниках закипела работа, которая не затихнет теперь до уборки урожая.
   Женевьева почти все время находилась со мной, но наши отношения не были такими гармоничными, как раньше. Присутствие в замке Клод отрицательно сказывалось на девочке, и я постоянно находилась в напряжении, гадая, чем все это может кончиться? Раньше я думала, что мне удалось в чем-то переубедить Женевьеву, но на поверку оказалось, что это всего лишь кажущийся эффект. Так, например, случается при реставрации: вы можете получить играющую красками картину, применив раствор, который очищает ее и восстанавливает яркость колорита, но лишь на время, а впоследствии все это ей может даже повредить.
   – Не навестить ли нам Габриэль? – спросила я однажды во время нашей прогулки верхом.
   – Пожалуй...
   – Однако, если вы не горите желанием, я поеду одна.
   Женевьева пожала плечами, но продолжала ехать рядом со мной.
   – У нее скоро родится ребенок, – сказала она.
   – И они с мужем будут очень счастливы, – ответила я.
   – Но он вроде бы собирается появиться на свет раньше, чем положено, и все судачат по этому поводу.
   – Все?! Ну, не преувеличивайте. А почему вы не говорите по-английски?
   – Я устала говорить по-английски. Это такой трудный язык. – Девочка рассмеялась: – Очень удобный брак. Так говорят, я сама слышала.
   – Все браки должны быть удобными.
   Женевьева снова рассмеялась, потом сказала:
   – До свидания, мадемуазель. Я не еду. Боюсь огорчить вас, если вдруг скажу что-то не очень деликатное...
   Она пришпорила лошадь и повернула обратно. Я хотела было последовать за ней, потому что ей не разрешали ездить одной за пределами замка. Но она намного опередила меня и уже скрылась в маленькой роще.
   Минуту спустя я услышала выстрел.
   – Женевьева! – закричала я. Пустив лошадь галопом и подскакав к роще, я услышала ее стенания и снова закричала: – Женевьева, где вы? Что случилось?
   Она всхлипывала где-то совсем рядом:
   – О, мадемуазель... мадемуазель...
   Я поскакала на звуки ее голоса и вскоре наткнулась на Женевьеву. Она лежала в траве, а ее лошадь покорно стояла рядом.
   – Что случилось? – начала было я и вдруг увидела распростертого на земле графа и лежавшую рядом с ним лошадь. На его костюме для верховой езды проступали пятна крови.
   – Его... его... убили, – произнесла Женевьева заплетающимся языком.
   Я рванулась вперед и опустилась на колени рядом с лежащим графом. И тут меня охватил жуткий страх.
   – Женевьева, быстро поезжайте за помощью. Ближе всего – Сен-Вайян. Пошлите кого-нибудь за доктором.
   Следующие несколько минут прошли для меня как в тумане. Я слышала удаляющийся звук копыт лошади, на которой уехала Женевьева.
   – Лотэр, – шептала я, впервые произнося вслух его необычное имя. – Этого не может быть, я не переживу этого, я могу вынести все что угодно, только не вашу смерть!
   Я смотрела на короткие густые ресницы. Тяжелые веки были опущены, лишая света его жизнь и... мою тоже. Я взяла его руку и испытала дикую радость, почувствовав, как бьется его пульс, правда, довольно слабо.
   – Он не умер... – прошептала я. – О, благодарю тебя, Всевышний, благодарю тебя. – Рыдая, я вдруг почувствовала, как меня охватило безумное счастье.
   Я расстегнула пуговицы на его жилете. Если ему попали в грудь, – в чем я до сего момента была абсолютно уверена, – я должна увидеть пулевое отверстие. Но я не обнаружила никакой раны.
   И тут я вдруг поняла, что произошло. В него не попали. На нем была кровь его лошади, которая бездыханно лежала рядом.
   Я сняла свой жакет и, свернув его, подложила ему под голову. Мне показалось, что его смертельно бледное лицо начинает постепенно приобретать розовый оттенок и наконец чуть-чуть дрогнули веки. И тут я услышала свой голос:
   – Он жив... жив... Благодарю тебя, Господи.
   Я молилась, чтобы скорее подоспела помощь. Стоя на коленях, я неотрывно смотрела на его лицо, а губы еле слышно шептали молитву.
   И вот тяжелые веки дрогнули, медленно поднялись, и наши глаза встретились. Я увидела слабую улыбку на его губах и невольно подалась вперед. Я чувствовала, как дрожат мои губы, – напряжение последних минут было невыносимым. Безумный страх сменился неожиданной, но пока еще очень слабой надеждой.
   – Все будет в порядке, – прошептала я. Он закрыл глаза, а я продолжала стоять на коленях, ожидая помощи.

8

   Граф отделался легким сотрясением и ушибами. В течение нескольких дней в замке, на виноградниках и в городке только и говорили об этом происшествии. Было проведено расследование, но обнаружить, кто стрелял в графа, так и не удалось, ибо в окрестностях нашлись бы сотни ружей, из которых могла быть выпущена эта пуля. Граф почти ничего не помнил. Единственное, что запечатлелось в его памяти: он скакал по роще, нагнулся, чтобы его не хлестнула по лицу ветка дерева... и он очнулся уже на носилках.
   Все были уверены в том, что необходимость нагнуться спасла ему жизнь: пуля срикошетила от дерева и попала в голову лошади. Все произошло в одно мгновение – лошадь упала, а граф от удара о землю потерял сознание.
   Все последующие дни я была на седьмом небе от счастья. Я знала, что графу нездоровится, но самое главное – он был жив.
   Поскольку я всегда обладала здравым смыслом, то даже в эти дни, когда испытывала блаженное облегчение, не переставала размышлять о том, что же сулит нам будущее. Как я могла допустить, чтобы этот человек стал для меня столь необходимым? Сам он вряд ли проявлял ко мне такой же интерес, но если бы и проявил, то при его репутации всякая благоразумная женщина должна бы избегать его. А разве я не гордилась тем, что всегда была благоразумной женщиной?..
   Я направилась в кондитерскую, расположенную на базарной площади, куда часто заходила во время своих послеобеденных прогулок выпить чашку кофе. Мадам Латьер, владелица кафе, поприветствовала меня и сразу же завела разговор на волнующую всех тему:
   – Это просто счастье, мадемуазель. Я слышала, что месье граф почти не пострадал. Ангел-хранитель в тот день не оставил его.
   – Да, ему очень повезло.
   – Оказывается, наши леса не так уж безопасны. И никто не смог найти преступника?
   Я покачала головой.
   – Я велела своему Латьеру больше не ездить верхом по этим лесам. Мне совсем не хочется увидеть его на носилках. Хотя мой муж хороший человек и у него нет врагов в наших местах.
   Я помешивала кофе, чувствуя себя не в своей тарелке. Хозяйка кондитерской рассеянно смахнула со скатерти крошки.
   – Ах, господин граф. Он такой обходительный. Мой дедушка часто рассказывал о графе де ла Тале тех времен. Ни одна девушка в округе не могла чувствовать себя в безопасности... но если случалась... беда, он всегда подыскивал для девушки мужа, и, поверьте мне, никто никогда не страдал от этого. Поэтому у нас говорят, что здесь, в Гайяре, часто можно встретить людей, внешне похожих на обитателей замка. Такова уж природа человека.
   – Как изменились виноградники за последние недели, – сказала я, желая переменить тему. – Мне сказали, что, если погода и дальше будет теплой и солнечной, урожай выдастся хорошим.
   – Хороший урожай! – Она рассмеялась. – Компенсация господину графу за то, что с ним случилось в лесу, не так ли?
   – Я надеюсь.
   – А не считаете ли вы, мадемуазель, что все это было предупреждением? Ручаюсь, что некоторое время он не будет ездить верхом по этим лесам.
   – Вероятно, нет, – выдавила я из себя и, допив кофе, поднялась.
   – До свидания, мадемуазель, – разочарованно протянула мадам Латьер, она рассчитывала посплетничать со мной подольше.
 
   На следующий день я не могла устоять перед соблазном проведать Габриэль. Она очень изменилась с тех пор, как я видела ее во время своего предыдущего визита. Выглядела какой-то взвинченной, но, когда я похвалила ее новый дом, который действительно выглядел очаровательным, осталась очень довольна.
   – Все устроилось лучше, чем я смела надеяться, – сказала Габриэль.
   – А как вы себя чувствуете? Все в порядке?
   – Да, я встречалась с мадам Карре. Вы знаете, это местная акушерка. Она мною довольна, и теперь осталось только ждать. Мама, то есть мать Жака, всегда здесь и очень добра ко мне.
   – Кого вы хотите – девочку или мальчика?
   – Наверное, мальчика. Все предпочитают, чтобы первым родился мальчик.
   Я представила себе, как он будет играть в саду – эдакий маленький крепыш. Интересно, проявятся ли у и него фамильные черты обитателей замка?
   – А Жак?
   Ее щеки залились румянцем.
   – Он... он просто счастлив... очень счастлив.
   – Как удачно, что... все в итоге уладилось наилучшим образом.
   – Месье граф очень добр.
   – Но далеко не все такого мнения. По крайней мере, тот, кто стрелял в него, так не думает.
   Она стиснула руки.
   – Вы считаете, что выстрел не был случайным? Вы думаете...
   – Ему повезло. Вы, должно быть, были потрясены, когда узнали...
   Едва я произнесла эти слова, как мне стало стыдно. Ибо я поняла, что если мои подозрения относительно графа и Габриэль верны, то я глубоко задену бедняжку, но мне было необходимо выяснить, является ли граф отцом ее ребенка.
   Но она спокойно отреагировала на мои слова, что доставило мне огромную радость. Габриэль явно не поняла подтекста моего высказывания, а чувствуй она себя виноватой, немедленно уловила бы его скрытый смысл.
   – Да, это было большим потрясением, – откликнулась Габриэль. – К счастью, Жак в это время находился неподалеку от места происшествия и быстро прислал людей с носилками.
   Но я решила продолжить свои расследования.
   – Как вы думаете, у графа здесь есть враги?
   – О, это был несчастный случай, уверяю вас, – быстро сказала она.
   – Пожалуй, – сочла нужным согласиться я. – И к счастью, граф пострадал не очень сильно.
   – Я ему так благодарна. – В ее глазах стояли слезы. И мне хотелось бы знать, были ли это слезы благодарности или чего-то иного, более сокровенного.
 
   Через несколько дней, гуляя по средней террасе с ее декоративными клумбами и партерами, отделенными друг от друга живыми изгородями из самшита, я увидела графа, сидящего на каменной скамье перед маленьким прудом с лилиями и золотыми рыбками.
   В этом замкнутом со всех сторон пространстве сада сильно припекало солнце, и в первый момент мне показалось, что он спит. Несколько секунд я стояла и смотрела на него, а когда собралась тихо уйти, то услышала его голос:
   – Мадемуазель Лоусон!
   – Надеюсь, я не побеспокоила вас.
   – О, это самое приятное из всех беспокойств. Идите сюда и посидите со мной немного.
   Я подошла к скамейке и села рядом с ним.
   – Я еще не поблагодарил вас за быстроту и находчивость, проявленные в тот день в лесу.
   – Не думаю, что сделала нечто, достойное похвалы. Любой на моем месте поступил бы так же. Вам уже лучше?
   – Намного. Правда, растяжение мышц немного беспокоит. Но мне сказали, что это через неделю пройдет. А пока вот ковыляю с палкой.
   Я посмотрела на его руку с кольцом-печаткой на мизинце, опиравшуюся на трость с набалдашником из слоновой кости. Он не носил обручального кольца, как принято у мужчин во Франции. Интересно, это было просто пренебрежение традицией или имело какой-то смысл?
   Он посмотрел на меня и сказал:
   – Вы выглядите... такой умиротворенной и довольной, мадемуазель Лоусон.
   Я была поражена. Неужели я позволила себе так обнаружить свои чувства?
   – Вся эта окружающая обстановка, – поспешно залепетала я. – Теплое солнце... цветы, фонтан... так прекрасны. Разве можно чувствовать себя по-иному здесь? А что это там за скульптурная группа посередине пруда?
   – Персей, спасающий Андромеду. Очень неплохая вещь. Вы должны посмотреть на нее поближе. Она сделана около двухсот лет назад скульптором, которого мой предок привез в замок. Она должна вам очень понравиться.