Холт Виктория. Сестры-соперницы

   ***
   Отец решил, что Ост-Индской компании следует построить свою новую контору в Плимуте, и Фенимор изъявил желание отправиться туда и на месте наблюдать за ходом строительства.
   - Душа у Фенимора не лежит к морю, - сказал отец. - Я рад тому, что он проделал это путешествие и много узнал о мире и о себе. Он - человек компании. Он будет незаменим на берегу, ведь береговые службы - не менее важная часть предприятия, чем экспедиции.
   Мне кажется, я понимала причину удовлетворенности отца. Он не хотел, чтобы Фенимор подвергался опасностям дальних странствий. Он предпочитал, чтобы его сын оставался на берегу и рядом с мамой был в доме мужчина, тем более, что нас покинула Анжелет, которая, естественно, должна жить вместе с мужем, а уж никак не здесь.
   О чувствах, которые питал ко мне Бастиан, они знали, и хотя наличие между нами близких родственных отношений могло вызывать сомнения в желательности брака, было в этом и определенное преимущество. Я знала: стоит мне только сказать, что я люблю Бастиана, и их разрешение на брак будет дано незамедлительно. Бастиан, по его словам, уже переговорил с моим отцом.
   Все это меня очень веселило, так как я знала, что окружающие ждут, что мы в любой момент объявим о своей помолвке. Моя мать светилась радостью. Ее, муж благополучно вернулся домой и, судя по всему, на этот раз собирался задержаться дома надолго, поскольку был всерьез озабочен вопросом постройки новой конторы в Плимуте. В следующий рейс он отправится уже без Фенимора; Анжелет, несмотря на произошедший с ней печальный случай, вступила в удачный брак и была, видимо, счастлива; а я, Берсаба, спаслась от, казалось бы, неминуемой смерти и теперь успешно восстанавливала силы, отделавшись, можно сказать, всего несколькими малозаметными царапинами.
   Все, что нужно было нашей матери для счастья, - это счастье ее семьи. Каждый день она ждала писем от Анжелет, а когда они приходили, читала их вслух, а уж потом мы все читали их по отдельности. Я тоже получала от нее письма и читала в них между строк то, чего не могли понять другие.
   Анжелет о чем-то умалчивала. У моей сестры появилась тайна, и я стремилась проникнуть в нее.
   А пока я развлекалась с Бастианом. Игра, в которую я играла, была очень интересной, но требовала некоторой осторожности, что придавало ей особую пикантность, так как мне приходилось бороться с собственной натурой. Было очень трудно не поддаться искушению, поскольку по мере восстановления моего здоровья я чувствовала, что влечение к определенного рода удовольствиям скорее росло, чем уменьшалось, и к тому же, по моим предположениям, было как-то связано с моим взрослением.
   Я решила позволить Бастиану думать, будто я смягчилась. Я могла, призывно улыбнувшись ему, предложить отправиться прогуляться вместе верхом. А потом я терзала его и себя, конечно, тоже, ощущая гордость от того, что сумела справиться с искушением и мое самоистязание доставляло мне удовольствие. Частенько, когда все домашние засыпали, он тайком выбирался из дому, подходил к моему окну и бросал в стекло комья земли, стремясь привлечь мое внимание. Иногда я делала вид, что не слышу, иногда открывала окно и выглядывала.
   - Уходи, Бастиан, - говорила я.
   - Берсаба, я должен видеть тебя, просто должен.
   - Запомни, я не Карлотта, - отвечала я, захлопывая окно.
   И улыбалась, довольная.
   Однажды он подошел к двери моей спальни, однако она предусмотрительно была заперта на засов.
   - Уходи! - прошипела я. - Ты что, хочешь разбудить весь дом?
   Вообще-то мне казалось, что будет очень забавно впустить его, сделать вид, что я разрешаю ему остаться, а затем решительно прогнать. Но я не была уверена, что смогу справиться с собой, а уже меньше всего я хотела сдаться таким образом.
   - Бастиан, по всей видимости, совсем не торопится отравляться в замок Пейлинг, - сказала мать. - Я послала весточку Мелани, сообщив, что все в порядке, что все благополучно вернулись и с Бастианом все хорошо. Я написала, что у мужчин сейчас много дел, связанных с этой конторой в Плимуте. - Она улыбнулась мне. - Но отчего-то мне кажется, что это не единственная причина его задержки.
   Как она мечтала, чтобы ее дочь жила всего в нескольких милях отсюда, в замке Пейлинг, ведь если бы я вышла замуж за Бастиана, то в свое время стала бы хозяйкой всего этого замка, хотя она, имела в виду совсем не это. Она хотела бы, чтобы ее брат жил долгие-долгие годы. Просто ей было нужно, чтобы я была рядом, хоть как-то возмещая отсутствие Анжелет.
   Ее генерал был, по-моему, довольно суровым да и староватым. И при этом играл в солдатики - как странно! И еще в шахматы. Да, бедняжка Анжелет никогда не была сильна в них. Одна из наших гувернанток как-то сказала ей: "У тебя мысли, как кузнечики, Анжелет. Постарайся стать сосредоточенной, как Берсаба!" Бедняжка Анжелет! Она никогда не могла надолго сосредоточиться.., достаточно надолго, чтобы выиграть хотя бы одну шахматную партию.
   Как мне хотелось увидеть ее и этого сурового старого генерала! Я часто размышляла об их жизни.
   А потом пришло это письмо от Анжелет. У нее случился выкидыш, и она была страшно расстроена: ей так хотелось ребенка, но она ничего не писала нам, пока была не до конца уверена в своей беременности. Все произошло быстро, и вскоре она должна была оправиться, так как срок беременности не превышал двух месяцев. И все же пока что она чувствовала себя плохо, и ее муж одобрил идею пригласить меня к ним в гости. Долг солдата заставлял его часто покидать дом, и хотя Фар-Фламстед находился сравнительно близко от Лондона, это все-таки была провинция.
   Вот что писала моя Анжелет:
   "Приезжай, Берсаба. Просто не могу тебе сказать, как часто я тебя вспоминаю и как я по тебе тоскую! Мне нужно так много тебе рассказать. Иногда здесь происходят странные вещи, и я хочу с кем-нибудь об этом поговорить. С кем-нибудь, кто понимает меня..."
   И я подумала: значит, генерал ее не понимает. Это меня не удивило. Он был гораздо старше ее. Он был очень важным и серьезным. Анжелет надо было бы выйти замуж за кого-нибудь помоложе и попроще.
   "Никто никогда не понимал меня так, как ты, Берсаба. Пожалуйста, пожалуйста, приезжай..."
   Я разволновалась. Я была обижена на нее за то, что она уехала, бросив меня, но если я поеду к ней, то избавлюсь от удушливой, хотя и спокойной, пронизанной любовью, атмосферы дома. А кроме того, мне ведь хотелось посмотреть мир, не ограничивающийся Корнуоллом.
   Как хорошо, что я не уступила Бастиану!
   Мать спросила меня:
   - Ты получила письмо от своей сестры? Я сказала, что получила и что Анжелет настаивает на моем приезде.
   - Дорогая моя Берсаба, может быть, тебе и не хочется ехать - скажем, из-за Бастиана. Но ты нужна Анжелет: она прямо пишет, что ей не обойтись без тебя. Нам нельзя забывать о том, что до самого последнего времени вы всегда были неразлучны. В разлуке вам тяжело, хотя, конечно, у вас должна быть отдельная личная жизнь. Ты должна поступить так, как считаешь нужным. Я знаю, что ты хочешь видеть ее, но вполне может статься, что еще больше ты хочешь остаться здесь.
   Я ответила:
   - Я подумаю об этом, мама, - и почувствовала стыд, как всегда, когда мне приходилось лгать матери. На самом деле я уже решила, что поеду в Лондон.
   Бастиан был поражен.
   - Ты не можешь уехать сейчас. Что будет с нами?
   - Что касается меня, то я непременно встречусь с Карлоттой и сообщу ей, сколь одиноким ты себя чувствуешь.
   - Пожалуйста, Берсаба, - умоляюще начал он, - не шути. Это было приступом безумия, сумасшествия. Пойми же, пойми меня. Я любил только тебя... Я всегда любил тебя.
   - Я предпочла бы услышать от тебя правду. Ложь - это не тот фундамент, на котором стоит строить брак.
   Это возбудило в нем надежды. Мне показалось, что он решил, будто я и впрямь собираюсь за него замуж.
   Его самонадеянность была просто непонятна. Неужели он не понимал, что ранил мою гордость очень глубоко и я никогда не смогу этого забыть? Эти шрамы остались навеки - как отметины, оставленные оспой. Он не понимал, что я не из тех людей, кто способен прощать. Я хотела возмездия. Я хотела мстить. Теперь мое желание исполнилось, и это было не менее приятно, чем если бы я удовлетворила желание своей плоти.
   - Месть, - как-то раз сказала мать, - не приносит счастья тому, кто стремится к ней, в то время как прощение приносит прощающему радость.
   Возможно, по отношению к ней это было правдой. Но не в моей натуре было прощать обиды.
   - Библия учит нас прощать врагов своих, - говорила мама.
   Возможно, но я предпочитала иное: око за око, зуб за зуб, и ничто меньшее не удовлетворило бы меня.
   Итак, настал день триумфа, день, когда я объявила, что мне необходимо ехать к Анжелет.
   ***
   Бастиан уехал в замок Пейлинг. Я поднялась на верхний этаж и оттуда наблюдала за его отъездом. Он не знал об этом, и я смотрела, как он без конца оборачивается, бросая на наш дом взгляды, полные муки.
   С Бастианом все было кончено. Я заставила его страдать так же, как страдала я, и страдания его были несомненно подлинными, ведь он любил меня. Я узнала также нечто, порадовавшее меня: болезнь не уменьшила моей привлекательности. Более того, я намеревалась совершить путешествие, и хотя меня несколько печалила предстоящая разлука с родителями, я не могла не испытывать радостного возбуждения при мысли о том, что меня ожидают увлекательные приключения и, конечно, встреча с сестрой. Я любила свою семью, но не с той степенью преданности, которая характерна для остальных ее членов. Для этого я была слишком сосредоточена на самой себе, будучи уверенной в том, что мои собственные желания и склонности должны значить для меня больше, чем чьи-то чужие. Полагаю, многие люди могли бы сказать о себе то же самое, просто у меня хватило смелости увидеть и признать это. Впрочем, мои взаимоотношения с сестрой выходили за рамки обычной привязанности и родственных отношений; это был почти мистический союз; в конце концов, мы начали жить бок о бок еще до того, как появились на свет. Мы были просто необходимы друг другу. Я ощущала это даже в ее письмах. У нее был муж, которого, я уверена, она любила, но этого ей было недостаточно. Она нуждалась во мне; а я, по-своему, нуждалась в ней.
   Я попыталась объяснить это своим родителям, поскольку была убеждена в том, что мне повезло с родителями и они пойдут мне навстречу. Мне не понадобились долгие объяснения: мать сразу поняла меня и сказала, что рада такому решению. Как бы ни было ей тяжело расставаться с нами, наше счастье гораздо важнее, чем ее грусть, и то, что между нами существует столь тесная связь, всегда ее радовало.
   - Наш отец на этот раз задержится здесь надолго, - сказала она, - а Фен и мор в обозримом будущем вообще не собирается отправляться за моря. Мне вполне хватит их, и если ты, милое мое дитя, будешь счастлива с Анжелет, я тоже буду счастлива.
   Я сообщила Феб о том, что собираюсь уезжать, не упомянув, что собираюсь взять ее с собой, и некоторое время упивалась отчаянием, охватившим ее при мысли о расставании со мной. Потом я сказала:
   - Глупышка, конечно же, ты отправишься со мной. Мне понадобится служанка, и сама подумай, кого же, кроме тебя, я могла бы взять?
   Она упала на колени - у нее была склонность к театральным эффектам, у бедняги Феб - и ухватилась за мои юбки, приняв позу весьма непривлекательную и некрасивую, на что я тут же указала. Когда она встала, ее глаза сияли от восторга обожания.
   Нет ничего удивительного, что жизнь снова стала представляться мне в розовых тонах.
   Я написала Анжелет, что уже начинаю собираться в дорогу, и вскоре получила от нее ответное восторженное письмо. Ей не терпелось увидеть меня. Она не могла дождаться. Она должна была так много рассказать мне.
   Кроме того, родители получили письмо от генерала, весьма меня повеселившее. Письмо было выдержано в педантичном и высокопарном стиле и написано почерком мелким и аккуратным, хотя, несомненно, мужским.
   Он будет рад моему приезду, сообщал генерал. Это, несомненно, принесет пользу Анжелет, только что пережившей этот несчастный случай. Он осторожно намекал на выкидыш. Далее он подробно спланировал мое путешествие, сделав это с несомненным знанием дела, поскольку по службе ему приходилось немало ездить по стране. Он перечислил наиболее подходящие постоялые дворы, не забыв упомянуть об их достоинствах и недостатках.
   Это меня заинтересовало. "Голова монарха" в Дорчестере является вполне достойным местом: там умеют хорошо позаботиться о лошадях. "Белая лошадь" в Тонтоне - тоже весьма недурной постоялый двор.., и так далее. Моим последним постоялым двором должен был стать "Белолобый олень" в деревушке Хэмптон, куда я могла бы добраться уже тринадцатого августа, если бы последовала его указаниям и при условии, что выеду в назначенный им день.
   Мама сказала:
   - Чувствуется, что это человек, который может очень хорошо позаботиться о своей жене, раз уж он подвигнулся на такой труд, чтобы облегчить твое путешествие.
   Мне стало смешно. Бедняжка Анжелет! Не удивительно, что она нуждается в моем тепле.
   МАКОВЫЙ ОТВАР
   Выезжала я в прекрасном настроении. Мать была немножко расстроена, но старалась этого не показать, и к тому же рядом с отцом она не могла всерьез печалиться. Вместе с моим братом Фенимором они провожали меня во внутреннем дворе. Обернувшись, чтобы бросить последний взгляд на мать, я подумала, что могу ведь больше никогда не увидеть ее.
   Феб была чуть ли не в экстазе. Она находилась рядом со мной, что само по себе было достаточным основанием для счастья, а кроме того, как я подозревала, она была рада тому, что с каждым часом все больше миль будут отделять ее от фарисействующего папаши, поскольку она боялась, что в один прекрасный день кузнец поймает ее и вновь заставит жить той жизнью, от которой она бежала.
   Утром было чудесным. Когда бы до меня ни донесся резкий запах покрытой росой мяты, я буду вспоминать это утро; когда бы я ни увидела разбросанные по пустошам кусты барбариса, я буду вновь вспоминать это чувство безудержного восторга, владевшего тогда мной.
   Мы с Феб ехали рядом, впереди и позади нас - по два грума, и все во мне пело, в то время как мы отмеряли милю за милей. Я сказала Феб:
   - Мне не терпится встретиться с моим зятем. Боюсь, что это весьма строгий джентльмен. Любопытно, что он подумает о нас.
   - Он будет восхищен вами, госпожа Берсаба.
   - Сомневаюсь.
   - А как же иначе, если вы просто живое подобие той леди, на которой он женился.
   - Да, но она не переносила тяжелой болезни. Это большая разница.
   - От болезни вы стали только красивей, госпожа.
   - Ну, Феб, это уж слишком!
   - Да это правда, хоть и немножко странно, госпожа. Вы похудели и оттого стали вроде как выше и изящней, а потом еще.., ну, я не знаю. В общем, лучше.
   - Ты добрая девушка, Феб, - сказала я, - но мне хотелось бы слышать правду, пусть даже горькую.
   - Я клянусь, госпожа, и Джем то же самое говорил. Он говорил: "Клянусь, болезнь госпожи Берсабы что-то такое ей придала". Не знаю что, госпожа, но это правда.
   - Джем?
   - Ну, который в конюшне, госпожа.
   Ого, подумалось мне, я уже начала нравиться конюхам! Но я была довольна: Феб, конечно, не могла быть объективной, однако меня похвалил и конюх; приятно получать комплименты даже из этих кругов общества.
   Наше путешествие не изобиловало событиями, если не считать мелочей, без которых не обходится ни одно дело. Скажем, одна из лошадей подвернула ногу, и мы вынуждены были продать ее и купить новую на конном рынке в Уилтшире. Некоторые дороги стали непроходимыми из-за дождей, так что приходилось пускаться в объезд; в другой раз понадобилось изменить маршрут из-за слухов, что в этих окрестностях погуливают разбойники. Дорога через Солсбери-Плейн насчитывала сорок миль, но и там мы подзадержались, не желая слишком удаляться от постоялых дворов и деревушек, а все это означало дополнительные мили.
   Тем не менее я была изумлена точностью инструкций генерала и, как ни странно, когда тринадцатого августа мы добрались до постоялого двора "Белолобый олень", я испытала чувство триумфа, как будто мне был брошен вызов, и я с ним справилась.
   Хозяин поджидал нас:
   - Генерал Толуорти был уверен в том, что вы непременно приедете либо сегодня, либо завтра, и просил придержать для вас лучшую комнату, - сообщил он.
   И действительно, это была хорошая комната: стены обшиты деревянными панелями, окна в свинцовых переплетах, мощные дубовые балки на потолке. Здесь стояли кровать под пологом, неизбежный буфет, сундук, небольшой стол с двумя креслами, - в общем, комната была недурно обставлена. Феб досталась небольшая смежная комната. Лучше нельзя было и придумать.
   Нас ожидала превосходная еда: осетрина, пирог с голубями и мясо, зажаренное на вертеле, и все это с хорошей мальвазией.
   Проведя весь день в седле, я нагуляла прекрасный аппетит, а мысль о том, что длинное и утомительное путешествие подходит к концу и вскоре мне предстоит встретиться с сестрой, наполняла меня радостью.
   Потом я удалилась в свою комнату, где Феб распаковала вещи, которые могли понадобиться мне на ночь, и уселась на приоконную скамью, поглядывая во двор и наблюдая за происходящим внизу. Впервые мне довелось увидеть большой наемный экипаж. Их, как я слышала, можно было нанять лишь в Лондоне, и они совершали поездки не более, чем на тридцать миль. Путешественники должны были быть готовы к тому, чтобы останавливаться лишь на определенных постоялых дворах, где обеспечивался должный уход за лошадьми. Вышедшие из экипажа пассажиры выглядели разбитыми от усталости, и я подумала, что лишь те, кто не может позволить себе иной способ передвижения, решаются на путешествие в таком экипаже.
   Потом во двор въехал всадник. Высокий, властного вида, с падающими на плечи волосами, с небольшими усами. Он был весьма элегантно, но без щегольства, одет. В нем было что-то такое, что я назвала бы магнетизмом, и я немедленно ощутила это на себе.
   Не размышляя, я открыла окно и выглянула наружу, и в тот же момент он поднял голову и увидел меня.
   Я не могу объяснить, что со мной случилось, потому что ничего не могла понять и никогда такого не переживала. Я почувствовала это каждой частицей своего тела. Это казалось абсурдным: человек, которого я никогда в жизни не видела, которого я не знала, с которым мы всего лишь встретились взглядами, просто не мог так подействовать на меня. Но это было так. Казалось, мы смотрим друг другу в глаза бесконечно долго, хотя на самом деле пролетело всего лишь несколько мгновений.
   Он снял шляпу и отвесил поклон.
   Я слегка наклонила голову, принимая приветствие, тут же отпрянула от окна и захлопнула его. Сев за стол, на котором стояло зеркало, я уставилась на собственное отражение. На фоне алеющей от румянца щеки оспинки выделялись своей белизной.
   Что со мной случилось? Я знала только, что он вызвал во мне взрыв эмоций, понять которые я не могла.
   Я вновь подошла к окну, но он уже пропал из виду. Должно быть, вошел в гостиницу.
   Очевидно, он решил здесь остановиться, и я хотела вновь увидеть его. Я хотела понять, что со мной случилось. Это было совершенно необычно. Нельзя ощущать это странное чувство (влечение, если называть вещи своими именами), к человеку, с которым даже не перебросился словечком. И все же мне казалось, что я давно его знаю. Он не был для меня посторонним.
   Любопытно было бы знать, что почувствовал он, подняв голову и увидев меня?
   Я начесала на лоб челку и сделала ее попышней, но отметину на левой щеке это не могло скрыть. Спустившись вниз по лестнице, я тут же увидела его. Он тоже заметил меня и с улыбкой пошел навстречу.
   - Я вас сразу узнал, - сказал он. - Ваше сходство с сестрой просто невероятно.
   - Так вы...
   - Ричард Толуорти. Я решил, что мне следует приехать сюда и встретить вас, чтобы завтра проводить в Фар-Фламстед.
   Я переживала целую гамму чувств. Что же сулило мне будущее? Свою натуру я знала. Иногда мне казалось, что лучше бы я ее не знала. Мне предстояло жить под одной крышей с этим мужчиной, и этот мужчина был мужем моей сестры.
   ***
   Он приказал освободить комнату, чтобы мы могли спокойно поговорить. Хозяин затопил очаг, поскольку, как он заметил, вечера теперь становятся все холоднее, и настоял на том, чтобы мы попробовали его мальвазии, которой он очень гордился. Мы уселись за стол.
   - Я очень рад тому, что вы решились приехать, - сказал он, - Анжелет очень тосковала по вас. Но как же вы похожи! В первый момент мне показалось, что я вижу ее в окне. Но между вами, конечно, есть различия, большие различия.
   Я не могла прочитать его мысли по глазам. Он был не из тех людей, у которых все написано на лице, поэтому мне трудно было понять, какое впечатление я произвела на него. А я сама все еще была ошеломлена своими ощущениями.
   Я наблюдала за тем, как его пальцы охватывают бокал - длинные пальцы, как у музыканта, ухоженные и в то же время сильные, не похожие на пальцы солдата. Я заметила на них золотящиеся волоски, и мне тут же захотелось их потрогать.
   - Да, - сказала я, - разница огромная. Моя болезнь оставила неизгладимые следы.
   Он не стал убеждать меня в том, что оспины вовсе не заметны. Я поняла, что он - прямой человек, не привыкший лгать.
   Он просто сказал:
   - Вам посчастливилось выжить.
   - За мной прекрасно ухаживали. Мать твердо решила, что не даст мне умереть, и ей помогала моя служанка.
   - Анжелет рассказывала мне об этом.
   - Она, наверное, вообще многое рассказала обо мне.
   Я вдруг задумалась о том, какой я представляюсь Анжелет, насколько хорошо она меня знает. Я ее знала, кажется, вдоль и поперек. А знала ли она меня? Нет, пожалуй, Анжелет никогда не сможет проникнуть в тайные намерения окружающих. Все ей видится в черных и белых красках, все она воспринимает в категориях "хорошо - плохо". Хотелось бы мне знать, любит ли она своего генерала? Я попыталась представить их вместе в постели.
   - Она рассказала мне о вашей болезни и о том, каким образом вы заразились.
   Я подумала: она создала героический образ. Интересно, он тоже считает меня героиней? Если так, то это ненадолго. Я чувствовала, что такого человека, как он, трудно ввести в заблуждение.
   - Я очень рад тому, что вы решили приехать. Анжелет чувствует себя несколько подавленно.
   - Да, в связи с этим выкидышем. Ей было плохо?
   - Не слишком. Но она, конечно, страшно расстроилась.
   - Видимо, как и вы.
   - Она вскоре оправится. Сейчас мы ведем очень умеренный образ жизни. Мне пришлось по службе; совершить поездку на север. Нынешние времена весьма , беспокойны.
   Я знала это. Я всегда интересовалась политикой больше, чем Анжелет.
   - Да, я понимаю, что в стране есть круги, выражающие недовольство тем, как развиваются события в последнее время.
   - В данный момент более всего беспокоит Шотландия.
   Я порадовалась тому, что за время болезни довольно много читала.
   - А вы считаете, что король не прав, так настаивая на введении этих новых молитвенников?
   - Король есть король, - ответил он. - Он правит страной, и долг подданных - повиноваться ему.
   - Мне кажется странным, - заметила я, - что беспорядки происходят в краю, где вырос отец короля.
   - Стюарты - шотландцы, и поэтому существуют англичане, которые недолюбливают их. А шотландцы жалуются на то, что король стал совсем англичанином. Они подогревают беспорядки, а у нас нет достаточного количества денег, чтобы снарядить армию, которая нужна для наведения порядка в Шотландии.
   - И все это, конечно, доставляет вам массу забот и, я не сомневаюсь, вынуждает вас часто покидать дом.
   - Ну конечно, солдат должен быть всегда готов к тому, чтобы оставить свой дом.
   - Раздоры на религиозной почве вызывают у меня сожаление.
   - Многие войны в истории человечества начинались именно по этой причине.
   Я старалась вести интеллектуальный разговор о судьбах страны, и в определенной степени мне это удавалось, поскольку я предусмотрительно предоставляла ему полную возможность произносить монологи. В это время я слушала его. Он не был человеком, созданным для светских бесед, однако вскоре я уже выслушивала его описания военных кампаний в Испании и Франции, причем проявляла к рассказам самый живой интерес - не потому, что мне были интересны подробности битв, а просто, слушая их, я узнавала о нем все больше.
   Мы беседовали около часа, а точнее, он говорил, а я слушала; я была уверена в том, что произвела на него впечатление, и он, похоже, сам был этим удивлен.
   Он сказал:
   - Просто удивительно, как вы осведомлены в этих вопросах. Такие женщины редкость.
   - Осведомленной я стала лишь сегодня вечером, - ответила я, имея в виду осведомленность не только в вопросах французской и испанской кампаний.
   - Я прибыл сюда, - сказал он, - чтобы встретить вас и завтра проводить в Фар-Фламстед. Конечно, я и предположить не мог, что мне предстоит столь интересный вечер. Он доставил мне истинное удовольствие.
   - Это оттого, что я так напоминаю вашу жену, - Нет, - сказал он, - я нахожу, что вы очень отличаетесь друг от друга. Единственное сходство у вас внешность.
   - И в этом нас легко различить.., теперь, - сказала я, коснувшись оспины на щеке.
   - Это ваши почетные боевые шрамы, - сказал он. - Вы должны носить их с гордостью.
   - А что еще мне остается делать? Он вдруг наклонился ко мне и сказал:
   - Позвольте открыть вам секрет. Они придают вам особую пикантность. Я очень рад тому, что вы решили навестить нас, и надеюсь, что ваш визит окажется продолжительным.