Холт Виктория. Светоч любви

   Когда Джолифф планировал званый обед, он всегда включал Адама в число гостей и при этом говорил: «А ты кого-нибудь хочешь пригласить? Давай сделаем это семейной встречей».
   Это был типичный для свободной и легкой натуры Джолиффа подход. Он не помнил зла, и Адам стал часто бывать в Доме тысячи светильников.
   Однажды вечером случилось нечто малоприятное и тревожное.
   Я открыла один из моих шкафов и внутри обнаружила вещь, которой раньше там не было. Озадаченная, я извлекла ее и стала изучать.
   Это были старинные монеты, внутри каждой из них были квадратные отверстия. Они были нанизаны на металлический прут, по форме напоминавший меч с крестообразным эфесом. Я не могла понять, как это попало в мой шкаф.
   Когда я сидела и рассматривала находку, поворачивая ее туда-сюда, вошла Лотти.
   — Хотите, я выстираю ваше голубое шелковое платье и вы сможете надеть его завтра…
   Затем она резко остановилась и посмотрела на то, что было у меня в руках.
   — Что случилось, Лотти?
   Она стояла, уставившись на мои руки, потом вздрогнула и хохотнула. Я уже научилась различать тональность ее смешков — этот означал испуг и даже ужас.
   — У вас денежный меч. Кто дал? — Он был в моем гардеробе. Кто мог положить его туда? Что это означает?
   Она затрясла головой и отвернулась к стене.
   — Лотти, — сказала я нетерпеливо, — что все это такое?
   — Кто-то положил — — Я догадываюсь об этом. Но что это означает? Она опять отрицательно покачала головой.
   — Может быть, кто-нибудь из слуг?
   — Это на счастье.
   — Опять на счастье? Я никогда раньше не видела таких.
   — Он приносит удачу тем, кто в ней нуждается.
   — А разве есть те, кто в ней не нуждаются?
   — Его надо повесить над кроватью.
   Я посмотрела на стену и сказала, что подумаю об этом, но сообщила о том, что положившего меч надо обязательно найти.
   Лотти осторожно взяла денежный меч и стала рассматривать монеты.
   — Посмотрите на даты монет. Если повесить меч над кроватью, то император, который правил в эпоху, когда были чеканены эти монеты, будет вам покровительствовать. Отгонять дьявольский дух.
   — Это интересно. Она кивнула.
   — Это всегда в домах, куда собирается смерть. Если в доме кого-то убили или кто-то отобрал собственную жизнь… тогда должен быть денежный меч, чтобы отогнать дьявола и охранять дом.
   — В доме, где было убийство или самоубийство… Но ..
   Лотти опять покачала головой.
   — В доме всегда злые духи, когда кто-то забирает жизнь… свою или чужую. В таком доме денежный меч…
   — Но в нашей семье не было ни того ни другого. Лотти молчала.
   — Ладно. Завтра, Лотти, я надену шелковое платье. Спокойной ночи.
   Она немного задержалась:
   — Повесьте меч над кроватью. Он хорошо охраняет от дьявола.
   В знак согласия я кивнула головой.
   — Очень интересная вещь. И все же мне хотелось бы знать, кто подложил ее.
   Я обо всем рассказала Джолиффу.
   — Джолифф, ты когда-нибудь слышал о денежном мече?
   — Конечно. Замечательная вещь. Китайцы — люди суеверные и относятся к мечу почтительно.
   — Лотти немного рассказала мне о том, когда появляется меч…
   — Старые образцы ценятся очень высоко. Это, конечно, зависит от датировки монет. Они вешают мечи над кроватью в качестве талисмана. Мечи появляются там, где случилась насильственная смерть и особенно в случае самоубийства.
   — Кто-то подложил мне его в шкаф. Интересно, кто. Это ведь не ты, Джолифф?
   — Дорогая, уж если бы я решил сделать тебе такой подарок, то зачем мне нужно было бы прятать его в шкаф?
   — Но кто мог пройти сюда незамеченным?
   — А ты интересовалась у Лотти?
   — Она говорит, что не знает, но выглядит испуганной. Хотя эта вещь, как ты говоришь, всего-навсего разновидность талисмана…
   — Да, это интересно. — Джолифф сказал это задумчиво.
   Потом мы забыли о происшествии, потому что мы по-прежнему были поглощены радостью видеть друг друга. Но талисман скоро напомнил о себе.
   Мы собрались устроить званый обед и решили сделать его по-китайски. Весь день готовились многочисленные блюда, и Джолиффу очень хотелось, чтобы обед удался. А когда Адам пообещал после обеда повести гостей в дом Чан Чолань на балетный спектакль, Джолифф был просто в восторге.
   — Я познакомлю вас с Лангами, — пообещал Адам. — Джумбо мой старый друг. У него неожиданно умерла жена, и он женился повторно. Это ее первый визит в Китай. Говорят, она хорошенькая, но глуповатая.
   Адам был прав, когда описал миссис Ланг. Это была очень привлекательная женщина с пышными вьющимися волосами. Но с интеллектом у нее было хуже. Она странно говорила отдельными фразами и при этом ухитрялась вообще не заканчивать некоторые предложения.
   Гонконг восхитителен. Она, конечно, слышала… Но чтобы так все красиво, трудно было даже представить. Дорогой Джумбо… Это ее муж… сказал, что она будет восхищена, и она восхищена. О, все эти лодки! Какая ночь! Можете себе вообразить… Она пожила бы на лодке… А эти маленькие дети за спиной матерей! Чудо, что они не падают в воду.
   У нее было стремление доминировать в беседе, и она влезала в каждый разговор. Это вызывало раздражение у тех, кому надо было поговорить на серьезные деловые темы.
   Миссис Ланг знала Джолиффа еще по Лондону и совершенно откровенно проявляла к нему гораздо больший интерес, чем к другим участникам обеда. Она все время пыталась заговорить с ним через стол.
   Я старалась прислушиваться к тому, что говорит Джумбо, он как раз рассказывал о вазе, которую нашел здесь. Это был старинный фарфор, декорированный зеленой и черной эмалью. В это время миссис Ланг тарахтела в адрес Джолиффа:
   — Мой дорогой! Какое же ужасное время было… Бедная, бедная женщина. Боже, какие переживания. Как это было ужасно для вас…
   — Это все в прошлом. Лучше забыть все.
   — Вы совершенно правы, — продолжила она. — Всегда лучше забыть о плохом и неприятном. О, теперь у вас такая замечательная жена… Но мой бедный, бедный Джолифф… Как мне было жалко вас. Ой, все это в газетах… И люди были так недовольны. Но они всегда недовольны. Я имею в виду, что людям всегда надо клеймить кого-нибудь, разве не так? А если это жена… или муж… то первое, к чему они приступают, — начинают подозревать друг друга.
   Мне пришлось подчеркнуто показать, что я не слушаю Джумбо, его рассказ о китайской вазе. До Джумбо дошло наконец, что он затянул свой рассказ.
   — Моя дорогая Лилиан, ты говоришь слишком много, — обратился он к жене.
   — Дорогой Джумбо, это правда. Но я хочу рассказать Джолиффу, как неутешна я была. Это ужасное время… Сейчас это прошлое, и он счастливо женат и я так… так рада за него.
   Джолифф выразительно посмотрел на меня. Я потупила глаза. Я боялась. Могло всплыть что-то, чего я не знала, и оно касалось Беллы.
   Человек, которого называли Джумбо, видимо, привык к исправлению ошибок, допущенных его женой. Он мягко произнес:
   — Я рассказывал об очень интересной вазе. Когда-нибудь мне хотелось бы показать ее вам, Джолифф. Думаю, что я пристрою ее графу Грассе. Он интересовался ею больше других. Вы видели его коллекцию?
   — Да, восхитительная коллекция.
   — А это будет хорошее пополнение для нее.
   Я встретилась глазами с Джолиффом. Он старался утешить меня. Это его выражение я знала очень хорошо. Оно означало: я объясню.
   Я уже видела не раз такое выражение в его глазах.
   Казалось, что никогда обед не тянулся так долго. Гости возвратились к нам после танцевального спектакля, и время остановилось до того момента, как последний рикша убежал со своей двуколкой. Я ждала Джолиффа в спальне. Он что-то очень долго не приходил.
   Как только он вошел, я спросила:
   — Так что имела в виду та женщина?
   — Эта мадам Ланг глупое, как пробка, создание. Не могу понять, как Джим Ланг мог на ней жениться. Он мог бы со своим жизненным опытом разобраться что к чему.
   — Она что-то говорила о Белле?
   — Да, о Белле. Но что она сказала?
   — Она говорила о том, что тебя кто-то в чем-то обвинял. Белла на самом деле умерла?
   — Да, она умерла.
   — Джолифф, пожалуйста, объясни мне, что имела в виду эта женщина. Он вздохнул.
   — Ну, а надо ли нам возвращаться к этой проблеме? Беллы больше нет. Тот эпизод моей жизни закрыт навсегда.
   — Ты уверен в этом, Джолифф?
   — Что ты имеешь в виду? Конечно, я уверен. Джейн, уже поздно. Если хочешь поговорить, то сделаем это в другое время.
   — Я хочу знать все именно сейчас, Джолифф. Он подошел и положил руки мне на плечи.
   — Я устал, Джейн. Пошли, дорогая, нам надо отдохнуть.
   — Нет, мы не ляжем спать, пока ты не разъяснишь мне, что имела в виду эта дама. Он обнял меня и усадил на кровать.
   — Она имела в виду смерть Беллы;
   — Но она ведь умерла от неизлечимой болезни, ставшей следствием несчастного случая. Это что же, была не правда?
   — Это была… почти правда.
   — Что значит «почти»? Либо это правда, либо — нет. Как это может быть «почти правдой»?
   — Белла умерла, став жертвой неизлечимой болезни. И это правда. Я об этом тебе и сказал.
   — Но это была «почти правда»? Что тогда вся правда?
   — Я не сказал тебе, что она покончила с собой. У меня перехватило дыхание.
   — Она… совершила самоубийство. О, Джолифф, это ужасно!
   — Она была у врача и узнала, что ее состояние здоровья ухудшается очень быстро и конец будет болезненным. Поэтому она сделала свой выбор.
   — Почему ты не сказал мне об этом?
   — Мне не хотелось огорчать тебя. Не было никакой необходимости говорить тебе об этом. Она умерла. Я стал свободным. Это было главным для нас с тобой.
   Я молчала довольно долго, но потом произнесла только одно слово: «Как?»
   — Она выбросилась из окна.
   — В доме на Кенгсингтон?
   Он кивнул. Я ясно представила себе все, как было. Комната на самом верху выходила на замощенную садовую дорожку. Рядом была только одна старая груша.
   — Альберт и Энни…
   — О, они были очень добры, они старались помочь мне.
   — Что имела в виду эта мадам, когда говорила об обвинениях?
   — Было расследование. Ты знаешь, как ведут себя представители прокуратуры. Просочились сведения о том, что назвать наши отношения гармоничными было бы трудно. Конечно, цензура сделала свое, но…
   — Ты хочешь сказать, что тебя обвинили в…
   — Нет, со стороны тех, кто знал ситуацию, никаких обвинений не было. Просто по городу поползли сплетни.
   Я вздрогнула.
   — Не принимай это близко к сердцу, Джейн. Все уже позади. Прошло почти три года. Нет смысла ворошить старое.
   Он осторожно расстегнул пуговицы на моем платье.
   — Пойдем. Забудем то, что когда-то отравляло нам жизнь.
   — Жаль, что ты не рассказал мне обо всем этом сам. Ненавижу узнавать о том, что касается меня, со стороны.
   — Я рассказал бы тебе, но в свое время. Мне не хотелось отравлять наш медовый месяц.
   Слушая его, я подумала, что однажды он уже объяснялся точно такими же словами в похожей ситуации. Он был женат на Белле и думал, что она погибла, поэтому и не стал говорить мне ничего. Затем она оказалась живой и появилась, принеся эту убийственную новость. Теперь из легкомысленного разговора за столом я случайно узнаю, что Белла умерла не от болезни, а ушла из жизни — покончив с собой.
   Джолифф пытался успокоить меня, уберечь от ненужных волнений. Он так любил меня. Он хотел, чтобы нашему счастью ничто не мешало. Нельзя же в самом деле всю жизнь пинать его за ошибку, совершенную когда-то в молодости?
   Он умел успокаивать меня. Под его влиянием будущее начинало казаться мне розовым. В этом заключалась его власть надо мной. И он будет ею пользоваться до тех пор, пока мы вместе, а пока он рядом, я буду счастлива.
   На следующее утро, когда я осталась в спальне одна и открыла ящик комода… там лежал денежный меч.
   Я как наяву услышала голос Лотти:
   «Это сохраняет от дьявола… дьявол приходит в дом, где было самоубийство или насильственная смерть».
   Насильственная смерть, размышляла я. Это может означать убийство. Но убийство может быть совершено очень тихо, без явного применения силы.
   Перед моими глазами всплыло лицо Сильвестера, обтянутое пергаментной кожей…
   Я подняла денежный меч. Он был обязан принести счастье в дом, где побывал дьявол.
   Меч — талисман.
   Кто-то считал, что я нуждаюсь в талисмане. Кто? И от чего мне защищаться?
   Вот теперь в этом доме ощущался реальный страх. Где-то здесь была жертва. Но кто она? А, может быть, мне подают сигнал, что это я?

Глава 2

   Вопрос о том, кто положил в мою комнату денежный меч, продолжал занимать меня. Было очень важно найти на него ответ. Бесполезно спрашивать, у слуг. Я уже начала понимать закономерность на мышления. Они всегда хотели сделать приятное господам и поэтому отвечали так, как хотелось бы слышать вам. Истинность ответа не имела значения.
   Если я просила кого-нибудь из них что-нибудь сделать, они тут же соглашались, даже зная заведомо, что выполнить просьбу не смогут. Дело в том, что сразу отказать было бы проявлением плохих манер. Когда все же наступал момент признаться в невозможности выполнить задание, они, мягко и виновато улыбаясь, поднимали вверх руки и сдавались на милость хозяина.
   Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять разницу восточного и нашего, западного, менталитета.
   Я знала, что спроси я напрямую, кто положил в мою комнату денежный меч, — в ответ я ничего не услышу, только увижу укоризненное покачивание головой, что означало бы следующее: плохо, что, поступив так, он или она расстроили меня.
   Амулет на счастье, в котором я нуждалась. Почему? Потому что в семье случилась смерть. Сильвестер умер, но однозначно не насильственно.
   Он постепенно ослабевал, и наконец организм не выдержал. Но Белла, первая жена Джолиффа, убила себя сама. Не в этом доме, но она принадлежала к дому, будучи женой Джолиффа.
   Неужели кто-то пришел к выводу, что раз Белла умерла такой смертью, то мне нужен талисман?
   Пока я поворачивала меч и искала на монетах дату чеканки, все время думала о Белле, стоящей у окна. О чем она думала в последние секунды своей жизни? В каком же отчаянии она должна была быть, чтобы решиться на такое?
   Бедная Белла! Она выглядела такой свирепой, когда увидела меня. А может быть, эта свирепость была маской, под которой она пыталась спрятать свое смятение.
   И вот из-за стечения всех этих обстоятельств кто-то решил, что я нуждаюсь в защите, и подложил этот денежный меч мне в гардероб.
   Я шла через рынок, а рядом семенила Лотти. Она страстно торговалась с продавцами и отбирала продукты, которые потом должны были отнести к нам домой.
   Прошла прецессия во главе с мандарином. Лотти и я стояли и наблюдали за ней. Этот мандарин оказался экзальтированным джентльменом, которого несли в кресле с балдахином четверо носильщиков. Носильщики шли вместе с сопровождающими лицами, что свидетельствовало о высоком положении их патрона. Во главе процессии двигались два человека, которые каждые несколько секунд били в гонги, требуя внимания прохожих к столь выдающейся особе. За бьющими в гонг шли несколько человек с цепями, звеневшими при каждом шаге. Кто-то из процессии время от времени громко кричал, подчеркивая грандиозность события. Шли также люди из свиты мандарина, некоторые несли огромные красные зонты, а другие держали доски, на которых были написаны многочисленные титулы мандарина.
   Процессия шла, а босоногие мужчины и женщины стояли в уважительных позах, склонив головы и вытянув руки, словно по команде «смирно». Если кто-то позволял себе недостаточно выразить почтение к великому мандарину, он тут же получал удар бамбуковой палкой, ими были вооружены люди из команды мандарина.
   Пока мы стояли и смотрели на это представление, Лотти прошептала мне: «Очень великий мандарин. Он идет в дом Чан Чолань».
   И тут я вздрогнула.
   — О, это вы, миссис Мильнер. — Это была Лилиан Ланг, улыбавшаяся мне, ее фарфоровые голубые глазки сияли от любопытства.
   — Вы видели эту процессию? Разве это не занятно? Я подумала, что она сильно рискует. Кругом было много людей, говорящих по-английски, и с их точки зрения употребить в отношении мандарина слово «занятно» означало потерю лица самим мандарином и пренебрежение его обычаями.
   Я подумала также, что Лилиан Ланг относится к женщинам, которые удивительно умеют произносить бестактные слова в самый неподходящий момент.
   — Он, идет в дом той таинственной женщины. — Миссис Ланг сказала это, понизив голос.
   Лотти наблюдала за нами с улыбкой на лице, которая не выражала ничего.
   — Давайте сядем в тележку рикши и поболтаем там. А может быть, заедем ко мне?
   Миссис Ланг предложила это с милой улыбкой и подчеркнула, что в ее доме всегда готов чай. Она также заметила, что напиться чая можно без сложной китайской церемонии.
   Я отослала Лотти домой на одном рикше, а на другом мы поехали домой к Лилиан.
   Она болтала без перерыва, пока мы пили чай. Я спросила ее:
   — Вы рискуете ходить одна? Она широко распахнула свои по-детски голубые глаза.
   — А что, разве это страшно? Здесь довольно безопасно. Меня пока никто не обидел.
   — Я, например, всегда беру с собой Лотти.
   — Эту маленькую китайскую девочку… или полукитайскую, правда? Она — прелестное создание. Я сказала Джумбо: какое прелестное создание эта девочка… На месте Джейн Мильнер я смотрела бы за ней в оба.
   — Почему?
   — О эти мужья! — Она произнесла это очень многозначительно.
   Мне стало противно, и про себя я подумала, что она удивительно тупая женщина.
   — И особенно Джолифф.
   — Почему особенно Джолифф?
   — Он так всем нравится. Бедный Джолифф — это было вонючее дело. Столько пересудов! А здесь тоже говорят об этом?
   С одной стороны, мне хотелось крикнуть, чтобы она заткнулась, а с другой — было любопытно вытянуть из нее все, что удастся.
   — Я не была в то время в Англии.
   — Это удачно, учитывая, что там произошло. Никто не скажет, что вы соучастница, правда? Вам, может быть, неприятно говорить на эти темы?
   Мне хотелось ударить ее по лицу. Не неприятно ли мне слушать досужие вымыслы о моем муже? О чем это она? Не о том ли, что люди считают, будто Беллу убил Джолифф?
   — Вы же знаете, каковы эти люди… ну, представляющие закон. А пресса? Бедный Джолифф думал, что его жена мертва, и снова женился. Это были вы, правда? Ах, какой роман! Все это выглядит как… — Она умолкла.
   — Как что?
   — Вы находитесь здесь… Вы же были когда-то за ним замужем или думали, что были… А потом его первая жена умирает таким образом… и вы женитесь… и еще есть замечательный маленький мальчик. Это очень хорошо, что вы здесь… далеко. Люди всегда сплетничают, ведь правда? Джумбо советует мне молчать. Я всегда боюсь говорить то, что приходит мне на ум. Но я думаю, что теперь все будет хорошо. Вы так счастливы, не так ли? Вы так его любите. А Джолифф такой очаровательный… просто обаятельный. Я всегда так думала… и многие, многие другие. Джумбо ревновал меня. Думаю, что и еще множество мужей — тоже. О, Джолифф — мужчина как раз такой…
   Я уже хотела уйти. Мне больше не хотелось ее видеть, но, наверное, если бы не подвернулась я, то она запустила бы эту сплетню по всему рынку.
   Как было бы хорошо, чтобы она вообще не приезжала в Гонконг.
   Она, наконец, заметила, как мне не нравится тема разговора, и постаралась переключиться на другое.
   — Тот мандарин — это зрелище. Он очень высокого мнения о себе. Мне кажется, стыдно бить этих несчастных только за то, что они не так кланяются. Он ехал к Чан Чолань. Она считается очень важной леди. У нее маникюр в несколько дюймов. — Тут миссис Ланг хихикнула. — Как это странно. Значит, она никогда ничего не делает руками. Если она попробует, то ногти поломаются, пусть их и защищают футляры, украшенные драгоценностями. Говорят, что она настоящая куртизанка. Она и ее девочки, которых готовят, для удачных браков… союзов. Школа — очарование. Джумбо сказал, что она готовит девочек и продает их мандаринам и богатым европейцам — дорого, за слитки серебра.
   Бедные девочки, их особенно никто не спрашивает. Она брокер по бракам — без браков. Она сама была куртизанкой тоже… да и сейчас. Ее посещают многие мужчины. Разве это не восхитительно?
   Мне опять захотелось покинуть ее. Я более чем сожалела, что зашла к ней. Мне не хотелось сейчас думать о Чан Чолань. Я была полна переживаний по поводу того, что же происходило в доме на Кенсингтон, когда переломанное тело Беллы было найдено на брусчатке.
   В эти дни Тоби заболел. Джолифф получил возможность войти в курс всех дел нашей фирмы.
   — Сильвестер был хорошим бизнесменом. В этом сомнений нет. А Тоби Грантхэм был его верным и хорошим оруженосцем. Твои дела, дорогая, в полном порядке.
   — Не мои, а наши, Джолифф. Он печально покачал головой:
   — Нет, это все только твое. Таким было условие нашего союза.
   — Между мужем и женой есть все же разница. Мне даже не хочется думать о том, что это не наше общее дело.
   Он поцеловал меня с величайшей нежностью. Через несколько дней я выбралась навестить Тоби. Его сестра Элспет открыла мне дверь, и на лице ее отразилось выражение явного неодобрения. Она недолюбливала меня.
   Дом сверкал чистотой. Трудно было поверить, что ты находишься в Гонконге. Вокруг была настоящая Шотландия. Элспет была женщиной, которая ни за какую цену не откажется от своих привычек и обычаев. Я была уверена, что здесь все выглядело так, как и в ее доме в Эдинбурге. На видном месте висели изделия из макрамэ. Стены украшали стаффордширские орнаменты. На одном был изображен горец в шотландской юбке, игравший на волынке. Диванные подушки были обтянуты шотландкой цвета, принятого в их клане.
   — А, значит, вы пришли навестить Тобиаша.
   — Надеюсь, ему уже лучше?
   — Да, он пошел на поправку.
   У нее был очень милый эдинбургский акцент, более явный, чем у Тоби. Она провела меня в его спальню. Он полулежал в кровати с пачкой счетов в руке и выглядел бледным и усталым.
   — Хелло, Тоби. Ну как вы?
   — Мне лучше, спасибо. — По его глазам было видно, что он рад моему приходу.
   — Я так счастлив, что вы навестили меня, Джейн.
   — А, чего там. Мне не терпелось увидеть вас.
   — Я скоро уже встану.
   — Нам не хватает вас, Тоби.
   — Ему перед тем, как вернуться на работу, надо восстановить силы. — Элспет сказала это коротко и решительно.
   — Конечно.
   — Пока он очень ослаблен. Он переработал.
   Она кивнула головой, и было понятно, что стоит за ее фразой и мимикой: человек работал слишком много на тех, кто не в состоянии оценить его.
   Она никогда не простит мне замужество с Джолиффом, поскольку был шанс выбрать ее брата.
   Я села, и мы говорили о делах до того момента, пока Элспет не прервала нас, заявив, что больному пора отдохнуть.
   Я попрощалась с ним и прошла в гостиную, где она кипятила воду в котелке на спиртовке и заварила чай. Она принесла выпеченное по шотландскому рецепту домашнее песочное печенье и завела длинный разговор о Тобиаше.
   Джейсон, наконец, был счастлив. Он никогда не страдал из-за отсутствия отца, но это вовсе не означало, что он не хотел бы иметь самого что ни на есть настоящего. Он боготворил Джолиффа. Это было абсолютно ясно. Мальчик, говоря о нем, всегда употреблял словосочетание «мой отец». Вообще он говорил все время о нем и буквально не было фразы, в которой не звучало бы «мой отец».
   Без сомнения, у Джолиффа был дар общения с детьми. Он никогда не смотрел на них свысока и, соответственно, они тоже не должны были глядеть снизу вверх. Он не обращался с ними как с несмышленышами; Джолифф мог вступить в любую игру на равных. Казалось, он мог сбросить годы и стать однолеткой тех, с кем собирался вести компанию. Но при этом он всегда был и оставался героем и авторитетом. Он не жалел времени для Джейсона. Он как бы нагонял потерянные годы.
   Частенько они проводили время на воде. Джолифф брал Джейсона на свое суденышко, и они плавали по заливу и подплывали к острову Гонконг.
   Они были знакомы со множеством людей из плавучих деревень и иногда, когда мы с Джейсоном были в лодке одни, он удивлял меня, сердечно приветствуя по имени какую-нибудь женщину с ребенком за спиной или рыбака, занятого своими сетями.
   Джолифф легко сходился с любыми людьми. Его знали повсюду, что, скажем, было бы невозможно для Адама. Мне казалось, что Джейсон будет таким же, как и его отец.
   До того, как я вышла замуж, я была в центре жизни Джейсона. Именно ко мне он шел со всеми своими бедами. Он и теперь приходил. Но далеко не всегда. Я заметила, что Джолифф умеет успокоить мальчика так, как мне это не удавалось никогда. В отношении Джейсона ко мне всегда проявлялась нотка мужского протекционизма. Теперь эта тональность окрепла. Однако как только возникала серьезная проблема, он искал покровительства у сильного мужчины — Джолиффа.
   В чем-то это радовало меня. Каждому мальчику, считала я, нужен отец и, конечно, Джейсону было бы трудно найти более преданного и любящего.