Холт Виктория. Тень рыси

   Я схватила халат:
   — Я пойду к ней. Люси покачала головой.
   — Не надо, — сказала она.
   — Но я должна. Я не верю, что она умерла. Только вчера доктор Хантер говорил…
   Я кинулась мимо Люси к выходу, но она вместе со мной направилась в мамину комнату.
   — Не надо, Минта, — прошептала Люси. — Подожди., пусть сначала доктор.
   Она крепко держала меня за руку и осторожно повела по коридору в свою комнату.
   Когда приехал доктор Хантер, отец уже встал. Люси постаралась успокоить его и взяла на себя все хлопоты. Отец не противился, я тоже.
   Именно Люси пошла с доктором к маме в комнату.
   — Отведи отца в библиотеку и ждите нас там, — сказала она. — Позаботься о нем. Для него это страшный удар.
   Казалось, прошла целая вечность, пока доктор и Люси не присоединились к нам. На самом деле их не было пятнадцать минут.
   Доктор Хантер был потрясен; от его самоуверенности не осталось и следа. И неудивительно! Еще вчера он сказал, что все мамины болезни вымышлены, а сегодня она умерла.
   — Это правда? — спросил отец ничего не выражающим голосом.
   — Она умерла ночью от сердечной недостаточности, — сказал доктор Хантер.
   — Значит, у нее, действительно, было слабое сердце, доктор?
   — Нет, — ответил он вызывающе. — Это может случиться с каждым из нас в любое время. В сердце у нее не было никаких органических изменений. Конечно, тот образ жизни, который она вела, никак не способствовал крепкому здоровью. И сердце внезапно остановилось.
   — Бедная мама, — сказала я.
   Мне было жаль доктора Хантера. Он выглядел таким расстроенным. Не сводил глаз с моего отца, ожидая сочувствия. Почему сочувствия? Потому что не правильно поставил диагноз? Потому что его пациентка оказалась не симулянткой, а действительно тяжело больным человеком?
   Люси пристально смотрела на него, но он избегал ее взгляда.
   — Это большое потрясение для всех нас, — сказала я — Вчера она чувствовала себя вполне нормально — Такие вещи случаются, — отозвался доктор — Минта и ее отец очень расстроены. Это понятно, — сказала Люси. — Если они позволят, я отдам необходимые распоряжения.
   Отец с благодарностью посмотрел на нее, а доктор добавил:
   — Я думаю, так будет лучше для всех. Люси подала ему знак, и они вместе вышли оставив нас с отцом в библиотеке. Он поднял на меня глаза — в них не было горя, скорее потрясение. И еще… облегчение.
   Позже мы поднялись к маме. Она лежала на кровати и ее глаза были закрыты. Оборки белой ночной рубашки доходили ей до подбородка. Смерть сделала ее лицо более умиротворенным, чем оно было при жизни.
   Мама лежала на церковном дворе, где в течение последних пятисот лет хоронили всех членов нашей семьи. Потом фамильный склеп был торжественно вскрыт, и состоялся скорбный ритуал погребения Ставни в доме были открыты, а занавеси приспущены После похорон Лиззи больше недели проболела, но потом поднялась, похудевшая и подавленная.
   В Люси появилась некоторая отчужденность. Изменился и отец, как он ни старался, невозможно было скрыть, что с его плеч словно свалился тяжкий груз.
   Но больше всех изменился доктор Хантер. До смерти матери это был общительный молодой человек, возможно, излишне честолюбивый и самоуверенный Но это неудивительно: он не хотел, чтобы люди обращали внимание на его возраст. Перемены в нем были не слишком резкими, но заметными — особенно для меня.
   Я думала, что поняла: мама была, действительно, больна, а он видел в ней лишь капризную разочарованную женщину. Мне было ясно: он поставил не правильный диагноз, и это обстоятельство значительно поколебало его уверенность в себе. Кроме того, могли подвергнуться сомнению его передовые теории, с помощью которых он хотел сделать себе карьеру. Мне было жаль его.
   Он редко заходил к нам. Никто из нас не нуждался в помощи врача, пока я не позвала его осмотреть Лиззи, так как ее состояние вызывало тревогу. Это произошло спустя неделю после похорон, и мы могли с ним побеседовать.
   — Вы неважно выглядите, доктор, — сказала я.
   — Хотите сказать: «Врачу, исцелися сам»?
   — Мне кажется, вы очень переживаете мамину смерть.
   И тут же пожалела, что вот так, сразу начала говорить на эту тему, потому что его щека задергалась, и он резко откинул голову, словно марионетка.
   — Нет, нет! — возразил он. — Здесь не было ничего необычного — подобное происходит с абсолютно здоровыми людьми. Сгусток крови в мозге или сердце может повлечь за собой внезапную смерть, иногда без всяких настораживающих признаков. Леди Кэрдью нельзя было назвать здоровой женщиной, хотя явных отклонений от нормы в ее организме не было. Я читал описание многих подобных случаев и сам встречал несколько, когда работал в больнице. Нет, нет, этого нельзя было предусмотреть.
   Он говорил слишком быстро и слишком убедительно Если все это правда, почему у него такой виноватый вид?
   — И все равно, — сказала я, — вы, кажется, упрекаете себя?
   — Нисколько. Ее смерть было невозможно предугадать.
   — Я рада, что ошибаюсь. Мы знаем, вы очень внимательно относились к маме.
   Похоже, он немного успокоился, но, тем не менее, избегал нас, так как никогда больше запросто не заезжал в Уайтледиз Отец надолго запирался в кабинете Люси говорила мне, что он расстроен гораздо сильнее, чем кажется, и его мучает совесть оттого, что он впервые разговаривал с женой без сочувствия.
   — Я пытаюсь заставить его всерьез заняться книгой, — сказала Люси. — Это пойдет ему на пользу.
   Все эти тяжелые дни Люси была просто чудо. Она спросила, можно ли Лиззи стать ее личной горничной.
   — Не то, чтобы мне нужна была горничная, просто на какое-то время это пойдет Лиззи на пользу. Она пережила страшный удар.
   Я ответила, что она может поступать по своему усмотрению.
   — Дорогая Минта, — сказала она, — теперь ты хозяйка Уайтледиз.
   Эта мысль еще не приходила мне в голову.
   Со дня маминой смерти Франклин был постоянно с нами Он помогла отцу во всех вопросах, которые Люси решить не могла. Я часто думала, что бы мы делали без Люси и Франклина?
   Мы говорили о моей матери, о том, как она была несчастна, за исключением тех недолгих дней, когда в доме жил ее замечательный учитель рисования. Мне доставляло удовольствие говорить с Франклином о таких вещах, потому что я потешалась над его скучными теориями.
   — Лучше уж пережить всего одно яркое событие, — сказала я, — чем влачить скучное и размеренное существование, даже если остаток дней своих будешь проклинать его.
   — Такой вывод в высшей степени неразумен.
   — Еще бы! Я просто уверена, твою жизнь — правильную и безоблачную, никогда не нарушит событие, которое расстроит тебя и приведет в восторг — Еще одно неверное заключение!
   — Но ты никогда не совершишь ошибку.
   — А разве совершать ошибки так уж увлекательно?
   — Если заранее знаешь, как все получится…
   — Но этого не знает никто. Ты не в ладах с логикой, Минта.
   И впервые со дня смерти матери я рассмеялась Я попыталась объяснить ему, что творится в нашем доме.
   — Как будто мамин дух не может успокоиться.
   — Это все твое воображение.
   — Да нет же. Все изменилось. Неужели ты этого не заметил? Хотя вряд ли. Ты никогда не замечаешь таких вещей.
   — Разве я ненаблюдателен по отношению к тебе?
   — Что касается психологии — нет. Только при устройстве дел твои способности на высоте.
   — Очень мило с твоей стороны заметить это.
   — Сарказм не идет тебе, Франклин. Он тебе не свойствен. Ты слишком добрый. В доме, действительно, есть перемены. Мой отец испытывает облегчение..
   — Минта!
   — Но это правда, и она не должна шокировать.
   — Тебе надо быть более сдержанной.
   — Я же разговариваю с тобой, Франклин. Никому на свете я бы не сказала этого. Разве мы можем винить его? О покойном плохо не говорят. Но мама вела себя ужасно по отношению к отцу. Лиззи выглядит потерянной, хотя они с мамой часто ссорились. В любую минуту ее могли уволить или она сама могла уйти.
   — Неудивительно, что Лиззи выглядит именно так — она лишилась хозяйки.
   — Бедному доктору Хантеру хуже всех. Я уверена, что он винит себя. Похоже, даже избегает заходить к нам.
   — Это вполне естественно, ведь здесь больше нет тяжелобольного.
   — Люси тоже изменилась.
   — Очень жаль. Кажется, она самое разумное существо во всем доме.
   — Она ушла в себя, стала отчужденной и неразговорчивой, видимо, волнуется о докторе Хантере. Даже не объявила об их помолвке.
   — Почему?
   — Доктор очень переживает из-за того, что поставил не правильный диагноз…
   — А это кто сказал?
   — Но это и так ясно.
   — Не следует говорить такие вещи, даже мне. Речь идет о профессиональном достоинстве, а твои слова — это клевета.
   — Но, Франклин, ты не на судебном разбирательстве.
   — Нельзя быть столь легкомысленной, Минта. Оставь эту романтику, не пытайся вымыслить драму там, где ее нет.
   — Тебе я могу сказать все что угодно, потому что ты — близкий друг. Кроме того, мне нравится шокировать тебя. Но я хотела сообщить еще кое-что. Вчера ко мне зашла Люси и предложила избавиться от миссис Гли. В ней нет особой нужды, и Люси может полностью заменить ее.
   — Ну что ж, разумное предложение. Я много раз пытался объяснить тебе, что вы живете не по средствам. Миссис Гли обходится вам дороже всех.
   — При чем тут выгода? Если Люси возьмет на себя функции миссис Гли и будет управлять Уайтледиз, что ожидает ее брак с доктором Хантером?
   — Но насколько я понимаю, он вовсе не решен.
   — Доктор просил ее руки. Она еще думает. Это случилось как раз незадолго до маминой смерти.
   — Минта, когда же ты, наконец, повзрослеешь. Это было бы желательно по многим причинам.
   Конечно, как только это случится, он попросит меня выйти за него замуж. В моей памяти опять воскрес Стирлинг, который, развалясь в кресле, рассказывал об Австралии и хвалил Уайтледиз.
   И я подумала: «Нет, пожалуй, рановато становиться взрослой»
   Спустя несколько дней произошло одно очень неприятное событие. Я была в оранжерее и расщепляла стебли хризантем, когда туда ворвалась миссис Гли.
   — Я хотела бы поговорить с вами, мисс Минта. — Она была пунцового цвета, и ее маленькие черные глазки яростно сверкали.
   — Разумеется, миссис Гли. Пройдемте в библиотеку.
   — В этом нет необходимости. Я скажу все здесь и сейчас. Мне приказали уйти, и я хотела бы знать, почему. Дело в том, что мне приказал тот, кому я еще не научилась повиноваться.
   — Вы имеете в виду мисс Мэриэн? — уточнила я. — Видите ли, миссис Гли, за последние несколько лет наши финансовые дела пошатнулись, и мы вынуждены начать жестко экономить.
   — И меня выбрали в качестве жертвы, да?
   — Не жертвы, миссис Гли. Это, увы, необходимость.
   — Знаете, мисс, — сказала она. — Я ничего не имею против вас. Вы не виноваты. Это и слепцу видно. Но если кому-то и следует покинуть этот дом, то не мне. Есть некоторые особы, без которых вам легче было бы обойтись, чем без меня.
   — Очень печально, но решение вызвано горькой необходимостью.
   — Эти слова вам подсказали, мисс Минта. В доме происходят странные вещи.
   — Что именно?
   Миссис Гли сжала губы с видом мученицы.
   — Не мое дело говорить об этом, но после смерти вашей бедной матери вы стали хозяйкой дома и вам не положено позволять другим пользоваться тем, что принадлежит по праву вам.
   — Я и не собираюсь этого делать, миссис Гли.
   — Вас могут заставить. Мне не нравится все то, что творится в этом доме, и я без колебания соберу свои чемоданы и уеду. Но мне жаль вас, мисс Минта.
   — Вы очень добры. Я уверена, что не заслуживаю вашей жалости.
   Видимо, я выбрала правильный тон, так как гнев ее улегся.
   Миссис Гли подошла ко мне ближе и сказала:
   — Взять хотя бы эту Лиззи. Уж если кому и надо уйти, так ей. Как она разговаривала с бедняжкой! Как она кричала на нее в ту ночь! Я слышала, как ваша несчастная мама сказала ей, чтобы она ушла. Это было ее последнее желание. А теперь Лиззи остается, а я должна уйти. Я, которая никогда не сказала ни единого грубого слова нашей дорогой покойной леди. Вот видите, мисс Минта. Странные вещи происходят в этом доме.
   — Почему странные? — возразила я. — Они с мамой очень любили друг друга, а их ссоры ничего не значили.
   — Последняя была необычной. Но дело не в Лиззи. Она — ничто. Это заварили другие.
   — Другие?
   — Мисс Минта, вам никогда не приходило в голову, что скоро у вас появится новая мама?
   — Что вы. Бог с вами?
   — Ну вот! — Она сложила руки на своей полной груди. — Говорю вам, мисс Минта, что я не думаю о себе. Я уже достаточно поработала Я уезжаю к своей родственнице в Дувр. У нее есть деньги, но ее скрутил ревматизм. Она хочет, чтобы кто-нибудь за ней ухаживал, стал чем-то вроде компаньонки, и она обещала оставить мне после смерти свой домик и немного деньжат. Со мной все будет в порядке, но я себе говорю — «Здесь остается неопытная молодая леди, а в Уайтледиз происходят странные вещи». Поэтому я хочу предупредить вас.
   — Я очень рада, миссис Гли, что у вас есть такая родственница.
   — Вы очень добры, мисс Минта, я всегда это говорила. Но повторяю, что-то затевается, и вы должны знать об этом. Кто-то хочет здесь хозяйничать Кто-то расставил западню, и наивные люди могут в нее попасться. Я должна уйти. Почему? Потому что вижу дальше своего носа.
   Я вздохнула, подняла горшок с цветами и вышла из оранжереи. По дороге я взглянула на нее через плечо и сказала:
   — Я уверена, ваша родственница с удовольствием примет вас, миссис Гли.
   Она многозначительно покачала головой мне вслед. Войдя в библиотеку, я поспешила поставить куда-нибудь горшок — так дрожали у меня руки. Я была огорчена, но с облегчением вздохнула, когда спустя несколько дней миссис Гли объявила, что ни минуты не останется в доме, где в ней не нуждаются, получила жалованье за месяц и уехала.
   Ее отъезд не повлиял на жизнь в доме. Мама никогда не интересовалась хозяйством, а миссис Гли больше следила за тем, чтобы горничные хорошо выполняли свои обязанности. Этим, а также многим другим стала заниматься теперь Люси. Слуги, обрадованные тем, что избавились от грозной миссис Гли, с удовольствием ее приняли. Я все реже виделась с Люси, зато отец встречался с ней чаще. Люси проводила по часу у него в кабинете утром и после чая.
   — Я стараюсь заставить мистера Хилари серьезно заняться книгой, — сказала она мне — Это пойдет ему на пользу и отвлечет от трагедии По утрам Лиззи приносила ей чай, так же, как и маме, убирала комнату Люси и моего отца, а также кое-что шила для дома, так как была на это большая мастерица.
   Прошло два месяца. Наступило и минуло Рождество. Мы отпраздновали его очень скромно. На обед и на ужин к нам приезжали Франклин со своими родителями. Мы сыграли в вист — папа в паре с леди Уэйкфилд, а я — с Франклином. Люси и сэр Эверард расположились у камина и вели неторопливую беседу. Она следила за тем, чтобы слуги вовремя подносили угощенья, и делала все, чтобы мы чувствовали себя уютно.
   Мне припомнилось прошлогоднее Рождество, когда мы ужинали в большом зале, украшенном гирляндами из падуба и жимолости, и доктор Хантер развлекал всех Мама сидела во главе стола и с удовольствием обсуждала с ним свои болезни. Люси, конечно, была с нами, но вела себя ненавязчиво. Помню, на ней было платье цвета розовато-лиловых орхидей. Хоть она и сшила его сама, но выглядела в нем необыкновенно элегантной Теперь Люси только разрабатывала фасон, а Лиззи под ее руководством кроила и шила Это было прекрасное сочетание.
   После того, как гости разъехались и все легли спать, я накинула халат и пошла в комнату Люси.
   — Ты не возражаешь? — спросила я. — Мне не спится.
   Она предложила мне кресло с темно-красными подушками, а сама села на кровать.
   — Я все время думала о прошлом Рождестве, — сказала я.
   — Бедная Минта, тебе так не хватает матери. Я нахмурилась. Мне не хотелось лицемерить. Я любила маму, но порой с ней было трудно. И кроме того, я не могла забыть последнюю сцену в столовой и затравленные глаза отца. Я быстро переменила тему.
   — А как доктор Хантер, Люси? Ты все еще сомневаешься, выходить ли за него? Ему сейчас очень нужна опора в жизни, а поскольку ты любишь его…
   — Ты делаешь слишком поспешные выводы, Минта. Я люблю доктора так же, как всех вас, а когда твоя мать умерла, мне показалось, что я вам необходима.
   — Это так, но мне жаль доктора. Он очень несчастен, и ты могла бы помочь ему. Он чувствует, что виноват… перед мамой.
   — Ты уверена?
   — Это очевидно. Он думал, она притворяется, а оказалось, что нет. Наверное, если бы он поверил в серьезность ее болезни, то лечил бы ее по-другому.
   — Надеюсь, ты не обвиняешь его в некомпетентности?
   — Нет, я знаю, что он — опытный врач. Но люди иногда ошибаются.
   — Врачи не могут себе позволить ошибаться. Ради всего святого, никому об этом не говори.
   — Я никому и не сказала, только тебе и Франклину, но он не в счет.
   — Ни единому человеку. Обещай мне! Я подумала: «Она, действительно, его любит». И с готовностью согласилась.
   — И забудь об этом, Минта, — продолжала она. — Просто выброси из головы. Твоя мать умерла от удара. Я слышала, что совершенно здоровые люди умирали от него, а организм твоей матери был ослаблен.
   — Я знаю, Люси, знаю.
   — Твоей матери больше нет, а мы должны жить дальше.
   Я кивнула головой.
   — Не забывай, — сказала она мягко, — я здесь для того, чтобы помочь и ободрить тебя. Так было всегда, еще когда ты училась в школе.
   Я согласилась с ней.
   — Но ты не должна приносить себя в жертву, Люси. Мы можем позаботиться о себе сами. К тому же ты не будешь далеко от нас, когда переедешь к доктору.
   Люси покачала головой.
   — Вряд ли я когда-нибудь буду там жить, — сказала она. — Мое место здесь — в Уайтледиз.
   — Повторяю, Люси, ты не должна жертвовать собой.
   — Мученики очень утомительные люди, — сказала она с улыбкой, — и я совершенно не собираюсь стать одной из них. Я хочу жить здесь, Минта, я хочу здесь остаться.
   Конечно, мне следовало бы многое предвидеть. Но то, что произошло, оказалось для меня полнейшей неожиданностью.
   Минуло полгода со дня смерти мамы. Наступил май. Был восхитительный, почти летний, наполненный многоголосьем птичьего пения день. Нежно зеленели первые листочки, каштаны стояли в цвету, сады напоминали бело-розовое кружево, а в воздухе витало что-то такое, что наполняло тебя радостью бытия, убеждало, что жизнь прекрасна Это было чудо английской весны.
   После завтрака я решила покататься верхом, доскакала до поместья Уэйкфилдов и, вернувшись обратно, подумала, как было бы хорошо выпить чашечку чая До четырех часов оставалось еще несколько минут, и я пошла посидеть под каштаном.
   Ко мне приближалась Люси. Она очень изменилась и уже не напоминала ту учительницу, какой я ее знала. Она шла пружинистой походкой, и новое платье, которое сшила Лиззи под ее руководством, очень ей шло. Таких, как Люси, французы называют «прелестная дурнушка». В отдельных ее чертах не было ничего особенного, но в целом она казалась просто очаровательной, а многие сочли бы ее даже красавицей.
   — Мне надо поговорить с тобой, — сказала она.
   — Присаживайся рядом, Люси.
   Она села. Я посмотрела на ее профиль — нос, пожалуй, длинноват, а челюсть немного выступала вперед.
   — Я хочу сказать тебе нечто очень важное и не знаю, как ты это воспримешь.
   — Можешь не сомневаться, мне это понравится.
   — Хорошо бы.
   — Не томи. Говори быстрее Я умираю от любопытства.
   Она глубоко вздохнула и сказала:
   — Минта, я собираюсь выйти замуж за твоего отца.
   — Люси!
   — Ну вот, ты поражена.
   — Но… Люси!
   — Это кажется невероятным?
   — Но это так неожиданно!
   — Нас уже давно связывают теплые чувства.
   — Но он настолько старше тебя…
   — Ты ищешь предлог, чтобы противиться нашему браку?
   — Да нет, просто ты в два раза моложе его.
   — Ну и что? Для своих лет я достаточно опытна. Ты не находишь?
   — Да, но как же доктор?..
   — Это все твои фантазии.
   — Но он же сделал тебе предложение — И я не приняла его.
   — А теперь ты и отец…
   — Тебя беспокоит то, что я буду твоей мачехой?
   — Конечно, нет. И как я могу не хотеть, чтобы ты стала членом семьи? В любом случае ты и так с нами. Просто… Мне и в голову не могло прийти такое.
   А потом подумала: «Так вот о чем предупреждала миссис Гли. Должно быть, другие давно уже заметили, а я — нет».
   Люси продолжала:
   — Мы очень сблизились за последние месяцы, когда я старалась утешить его. Он упрекал себя, хоть и напрасно. Я постоянно должна была убеждать его, что он ни при чем. Я думаю, мы будем очень счастливы, Минта. Но мне нужно твое согласие.
   — Но какое значение имеет мое мнение?
   — Для меня — самое большое. Ну, пожалуйста, Минта, скажи, что ты хочешь, чтобы я стала твоей мачехой.
   Вместо ответа я встала и обняла ее.
   — Моя дорогая Люси, — сказала я. — Это замечательно и для папы, и для меня. Просто я подумала, а как же ты? Она погладила мои волосы.
   — Ты — настоящий романтик. Ты решила, что доктор предназначен мне судьбой, и сразу вообразила, как я поведу его к успеху. Этому не суждено случиться. То, что романтично, не всегда становится залогом счастья. А я очень счастлива сейчас, Минта. Вы с отцом самые дорогие для меня люди. Здесь мой дом. А теперь иди к отцу. Скажи ему, что все знаешь, и пусть он убедится, что ты была рада услышать новость.
   Я никогда не видела отца таким счастливым.
   — Нам придется подождать, пока пройдет год, — сказала Люси, — иначе разговоров не оберешься.
   — Ну и пусть, — возразил отец.
   Но Люси решила, что все-таки лучше повременить, и отец тут же согласился с ней.
   Она была права, конечно.
   В туманный ноябрьский день, очень похожий на тот, когда умерла мама, Люси стала леди Кэрдью и моей мачехой.
   Как изменился наш дом! Люси никогда не выходила из себя, всегда была доброй и уравновешенной, но слуги тем не менее ей беспрекословно повиновались. Никогда еще Уайтледиз не был таким солидным и почтенным поместьем.
   Люси любила дом и, казалось, он отвечал ей тем же. Я видела, как она стояла на лужайке и изумленно смотрела на него, будто не могла до конца поверить, что стала здесь хозяйкой.
   Я, бывало, дразнила ее этим.
   — Мне кажется, в другой жизни ты была монахиня. И как только увидела этот дом, сразу поняла, что жила тут.
   — Минта, прекрати болтать эту романтическую чепуху, — отвечала она.
   Работа над книгой почти не продвигалась. Люси теперь была крайне занята, а отцу уже не было нужды постоянно оправдываться, ведь никто не твердил ему, какой он плохой муж. Он даже стал интересоваться домом и садом. Люси быстро обнаружила, что необходимо срочно начинать ремонт. Но не только это волновало ее. Однажды привычная уравновешенность покинула Люси.
   — Финансовое положение твоего отца в ужасающем состоянии, — сказала она. — Его поверенные никуда не годятся. Недавно он потерял на бирже огромную сумму денег, и ему не правильно посоветовали рискнуть и одолжить деньги под залог дома.
   — Франклин намекал мне на это.
   — И ты мне не сказала!
   — Я думала, тебе не будет интересно.
   — Не интересно то, что касается Уайтледиз?
   — Сейчас другое дело. Что все это означает, Люси?
   — Точно не знаю. Я должна выяснить. Ничто не должно угрожать Уайтледиз.
   — Уж коль этим занимаешься ты, я думаю, все будет в порядке.
   Ей было приятно услышать лестные слова, но она была немного рассержена: мы легкомысленные, мы не заботились об Уайтледиз и теперь он в опасности.
   Люси часами просиживала в отцовском кабинете над кипой счетов и документов.
   — Мы должны сильно урезать расходы, — повторяла она, — экономить во всем, чтобы обеспечить безопасность Уайтледиз сейчас и на будущее.
   Мой отец обожал ее. Как ребенок, он верил, что раз Люси стала хозяйкой Уайтледиз, все обойдется. Я тоже так думала. Люси обладала очень важным качеством: рядом с ней было спокойно.
   Никто из нас не говорил об этом вслух, но с тех пор как мама умерла, в доме воцарились счастье и мир.
   Затем Люси снова удивила нас. В последние несколько недель она казалась немного замкнутой. Но вот однажды, когда я сидела на своем любимом месте у пруда, она подошла ко мне.
   — Я хочу кое-что тебе сообщить. Ты первая узнаешь об этом. Даже твоему отцу пока ничего не известно.
   Я повернулась к Люси — отчего такой восторг в ее глазах?
   — Надеюсь, ты будешь довольна, хотя я и не совсем уверена в этом.
   — Ну, говори же быстрее. Она смущенно засмеялась.
   — У меня будет ребенок.
   — Люси! Когда?
   — Еще не скоро… через семь месяцев.
   — Это… чудесно.
   — Ты так думаешь?
   — А ты?
   Она сжала пальцы.
   — Я всегда мечтала об этом. Я обняла ее.
   — О, Люси, как я рада! Только представь себе: ребенок в доме! Какая прелесть! Интересно, кто это будет, мальчик или девочка? Кого ты хочешь?
   — Не знаю, наверное, мальчика. Обычно хотят, чтобы первенцем был мальчик.
   — Значит, ты собираешься иметь большую семью?
   — Я этого не говорила. Но я так взволнована! Прежде чем сообщить твоему отцу, надо было убедиться окончательно.
   — Давай скажем ему сейчас. Или нет, лучше ты сама. В такой момент рядом с вами не должно быть посторонних.
   — Ты самая чудесная падчерица на свете!